Текст книги "Куколка"

Автор книги: Лесли Пирс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 36 страниц)

– О чем ты думаешь, говоря «Что со мной будет?» – переспросила Мог. – Радуйся, что жива. Получишь страховку. И осталась еще шкатулка с деньгами!

Мог не знала наверняка, что лежит в шкатулке, но она хорошо знала Энни, чтобы понимать: подруга не стала бы рисковать жизнью и возвращаться в спальню, если бы там не хранилась солидная сумма.

– Тебе не понять. Ты никогда не обставляла дом, на тебе не лежала ответственность за ведение бизнеса.

– Я не припомню, когда это ты занималась обустройством дома. За исключением люстры и персидского ковра, практически вся обстановка осталась после Графини, – бросила в ответ Мог. – А что касается ведения бизнеса… Я находилась в борделе день и ночь, готовила еду, стирала, убирала в комнатах, заставляла девушек ходить по струнке, заботилась о вас с Бэлль. Если бы не я, вы бы сгорели в своих постелях. Как ты можешь говорить, что я понятия не имею о ведении бизнеса?

– Ты всего лишь служанка.

Мог пристально посмотрела на Энни. Ее подруга никогда не была красавицей. Привлекательной – да, с хорошей фигурой, но кожа у нее была землистого оттенка, а темно-русые волосы казались тусклыми. Единственное, что у нее было – умение себя подать. Едва только Энни появлялась в комнате, как люди поворачивались в ее сторону. Она же оставалась холодной и уравновешенной. Была в ней какая-то изюминка. В прошлом, когда Энни была одной из проституток, это умение себя подать заставляло мужчин почувствовать, что они получают нечто особенное, и поскольку клиенты продолжали снова и снова спрашивать именно ее, вероятно, они не ошибались.

Потом, когда бордель перешел к Энни, она из проститутки превратилась в мадам. Ее чувство собственного достоинства и умение себя подать вызывали уважение. Она сумела внести в отношения с мужчинами, которые некогда были ее клиентами, некий холодок, давая им понять, что, хотя она теперь вне игры, они все равно желанные гости в ее борделе.

Но сейчас, когда Энни упивалась жалостью к себе, все ее достоинство куда-то исчезло. Она выглядела как старуха из работного дома, и от нее так же несло прогоркшим салом. Как ни печально, но женщина после тридцати уже мало на что могла рассчитывать. И хотя после исчезновения Бэлль и пожара Энни вызывала к себе сочувствие, было ясно, что если она сама не встанет и не начнет бороться, то вскоре зачахнет и умрет.

– Всего лишь служанка, ты сказала? Я уверена, что не найдется ни одной служанки, которая делала бы все, что делала я для тебя. Возможно, пришла пора мне позаботиться о себе и перестать волноваться за тебя и твой бизнес.

– Ты же знаешь, я не это имела в виду, – дернула головой Энни. – Я разбита, чего ты ожидаешь?

– Я надеялась, что ты обрадуешься тому, что мы есть друг у друга, – парировала Мог. – Ожидала, что ты начнешь думать о том, что мы сделаем с ублюдком, который украл Бэлль и сжег дотла наш дом. Юный Джимми, Гарт, Ной – все они на твоей стороне. Настал твой черед собраться, привести себя в порядок и нанести ответный удар.

– Я не могу! – захныкала Энни. – Во мне не осталось сил на то, чтобы бороться. Нужно было оставить меня умирать в огне.

– Потерять жизнь намного хуже, чем потерять дом, – в изумлении возразила Мог. – Когда убийца украл Бэлль, ты не пала духом. Ты же не хочешь сказать, что дом значит для тебя больше, чем дочь?

– Тебе этого не понять. – Энни взглянула на Мог заплаканными глазами. – Управление борделем – словно награда за все те ужасы, которые мне пришлось пережить. Когда Графиня оставила бордель мне, этот дар залечил мои раны. Я наконец-то перестала думать о тех, кто меня изнасиловал, и обо всех тех, к кому я должна была изображать страсть, потому что они платили мне деньги. Теперь ничего нет и все эти воспоминания вернулись. Я никто.

– Ты будешь никем, если не станешь бороться за свою Бэлль! – взвилась Мог. Ей хотелось отхлестать Энни по щекам, чтобы привести ее в чувство. – Сейчас ты должна быть на Боу-стрит, в полицейском участке, рассказывать о пожаре, а не лежать здесь и терзаться. Потребуй встречи с начальством, настаивай на том, чтобы оно расследовало причины пожара и исчезновения Бэлль. Почему бы тебе не воспользоваться деньгами из шкатулки и не предложить вознаграждение за полезную информацию? Поблизости должен быть проныра, которому что-то известно – а деньги всегда развязывают язык.

– Ястреб все равно до меня доберется, – слабо сопротивлялась Энни.

Мог от раздражения закатила глаза.

– Что еще он может сделать? Самое плохое он уже совершил, хуже я ничего придумать не могу.

– Он может меня убить.

– Что ж, ты сама сказала, будто жалеешь, что я не оставила тебя умирать в огне, следовательно, в этом нет ничего плохого, – с сарказмом заметила Мог. – Сейчас я наберу для тебя ванну внизу, там, где моют посуду. Если ты не встанешь и не искупаешься, боюсь, больше нам с тобой не по пути.

Глава двенадцатая

Мог перегнулась через конторку и с вызовом уставилась на сержанта полиции.

– Почему вы не обыскали дом Кента и его контору и не допросили его? – спросила она. – Он убил молодую женщину, похитил ребенка и сжег наш дом дотла. Что еще он должен сделать, чтобы вы начали действовать?

Разговор состоялся через два дня после того, как Мог упрекнула Энни в бездействии, и наконец сегодня утром та согласилась пойти на Боу-стрит и заставить полицию принять меры.

– Мы уже были и дома у господина Кента, и в его конторе. Его нет в стране, поэтому он не мог устроить пожар. – Озвучивая эту информацию, толстый веснушчатый сержант хмыкнул, явно полагая, что это заставит Мог отступить.

– Неужели! – презрительно фыркнула она. – Так я вам и поверила!

Лицо полицейского потемнело.

– А придется, потому что мы располагаем доказательствами того, что господин Кент был пассажиром на судне, которое четырнадцатого января отплывало из Дувра.

– На следующий день после похищения Бэлль! – воскликнула Энни. – Значит, он вывез ее из страны! Куда?

– Он плыл во Францию еще с одним мужчиной. Никакой девочки с ними не было, – беззаботно отмахнулся сержант.

Мог охнула.

– Тогда он ее убил! – сказала она.

– Нет абсолютно никаких оснований полагать, что господин Кент похитил девочку, убил ее или совершил поджог. – Сержант закатил глаза и уставился в потолок. – Человек, работающий на господина Кента и собирающий арендную плату, подтвердил, что его хозяина до сих пор нет в стране. А теперь ступайте, у меня много работы.

Энни отвернулась, но Мог не собиралась так легко сдаваться.

– У вас есть сердце? – спросила она. – Что бы вы чувствовали, если бы похитили вашу дочь, а дом сожгли? Без сомнения, Милли убил именно этот человек – и Бэлль тому свидетель. Поэтому не пытайтесь уверять нас, будто он ее пальцем не трогал и не поджигал наш дом, чтобы запугать нас и заставить замолчать. Но больше всего меня пугает то, что полиция верит на слово человеку, который владеет самыми ужасными трущобами во всем Лондоне. Вряд ли на такого можно положиться!

– Слова проституток вызывают еще меньше доверия, – бросил в ответ сержант. – А сейчас уходите, пока я не нашел предлога, чтобы арестовать вас обеих.

Если бы Энни не схватила Мог за руку и не вытащила ее из полицейского участка, та отвесила бы полицейскому пощечину.

– Нет, ты слышала, что он сказал?! – возмутилась она, когда подруги оказались на улице.

– Слышала, и мне это понравилось не больше, чем тебе, – сказала Энни. Она обхватила Мог за плечи и немножко встряхнула ее, чтобы подруга очнулась и успокоилась. – Но он грозился нас арестовать. Кому от этого стало бы легче? Скоро придет Ной, он побеседует с сержантом. Тогда мы решим, что делать дальше.

Мог обмякла в руках Энни. Она понимала, что проиграла, но их арест не помог бы делу.

Был очередной морозный день с ледяным ветром. Щеки Мог разрумянились еще сильнее, когда женщины возвращались в «Баранью голову». Энни смотрела на подругу и видела по ее поджатым губам, что она все еще злится, и на нее также.

Энни знала, что Мог считает, будто она не так уж сильно переживает из-за случившегося, но это было не так. Просто Энни не умела проявлять свои чувства. Она жалела, что не может по-другому, жалела, что не может выплеснуть свой гнев и страх, но такой уж она была. Убийство Милли и похищение Бэлль засели у нее в голове, она снова и снова мысленно возвращалась к ним. Происшедшее парализовало ее, не оставляя сил что-либо делать. Именно поэтому после пожара Энни так долго лежала в постели.

Она была рада, что все думают, будто она еще не оправилась от потрясения после того, как оказалась в огненной ловушке. Энни вовсе не хотелось признавать свою вину в том, что она не смогла защитить дочь. И не один раз, а дважды. Она не проверила, где была Бэлль, в тот день, когда было совершено убийство, а потом не смогла предугадать, что Кент, вероятно, попытается заставить девочку замолчать навсегда, поскольку она стала невольным свидетелем.

Зачем, скажите на милость, она пыталась замять дело вместо того, чтобы немедленно сообщить о том, кто убил Милли, и отослать Бэлль в надежное место?

На этот вопрос ответа не было. Энни повела себя, как страус, который прячет голову в песок, думая, что неприятность его минует. Она всегда будет этого стыдиться. Еще Энни сожалела, что не может сказать Мог, что любит ее как сестру. Она была такой спокойной, доброй, честной, верной – Энни всегда изумляли эти ее качества, ведь она сама нередко поступала с подругой скверно. Но потом оправдывала свою грубость, уверяя себя в том, что у Мог райская жизнь. Ей никогда не приходилось себя продавать, у нее всегда был надежный дом и работа, на которой ее ценили, а ответственности – практически никакой. Более того, Бэлль любила ее намного больше, чем собственную мать.

Но в глубине души Энни понимала, что Мог заслужила эту любовь. Она вынуждена была признать: Мог была права, когда отругала ее за то, что она лежит в кровати и жалеет себя. Поэтому Энни заставила себя встать, принять ванну, вымыть волосы и надеть одежду, заботливо купленную и принесенную ей Мог. И как только женщина взглянула на свое отражение, похожее на то, что она видела в зеркале до того, как на нее посыпались неприятности, она стала прежней Энни.

Она была искренне благодарна Джимми за то, что он спас ее роскошную шубу из рыжей лисы и сундучок. Один из обожателей подарил Энни эту шубу пять лет назад, и сейчас, когда ее будущее было слишком туманным, она не могла не пожалеть о том, что отказалась выйти за него замуж. Но с тех пор много воды утекло. Теперь она была настроена во что бы то ни стало выбраться из пропасти, в которой очутилась. Вчера Энни потратила целый фунт на маленькую красновато-коричневую бархатную шляпку, которая отлично подходила к ее шубке. Мог, вероятно, решит, что это абсолютно бессмысленная трата, и станет уверять, что можно было купить шляпку в комиссионном магазине меньше чем за шесть пенсов. Но сама Мог никогда не одевалась со вкусом, и ей было непонятно желание Энни вернуть себе привычный облик.

– Неужели ты думаешь, что эти двое действительно поплыли во Францию? – неожиданно нарушила молчание Мог.

– Я уверена только в том, что так считает полиция, – ответила Энни. – Но Кент легко мог подкупить кого-нибудь из них, чтобы они именно так и говорили. Преступники могли нелегально перевезти на этом корабле и Бэлль. Интересно было бы узнать, кто второй похититель.

– А как мы можем это выяснить? – спросила Мог.

– Я могла бы попросить Ноя отправиться на поезде в Дувр и расспросить в конторе, где нанимают моряков, – сказала Энни. – Он, похоже, находчивый малый, и я уверена, что он с радостью выполнит мою просьбу.

Мог, казалось, немного повеселела, но прошло еще несколько минут, прежде чем она заговорила.

– А что будем делать мы, Энни? – спросила она. – Я имею в виду, чем мы будем зарабатывать на жизнь, где будем искать новое жилье? Мы же не можем навсегда остаться у Гарта.

Сегодня утром Энни уже задавалась подобным вопросом. Пройдет какое-то время, прежде чем страховая компания возместит убытки, но женщина сомневалась, что этих денег будет достаточно, чтобы отремонтировать дом или купить новый. Кроме того, она пока не чувствовала, что может что-то планировать на будущее. Ей нужно было время, чтобы побыть одной и поразмыслить о перспективах.

– Возможно, тебе стоит самой что-нибудь придумать, – ответила Энни. – Я не смогу себе позволить содержать служанку, по крайней мере, в ближайшем будущем.

Не успели эти слова слететь с ее губ, как Энни поняла, что ее ответ подразумевал: Мог – не преданная подруга, а всего лишь наемный работник.

– Если ты так считаешь… – протянула Мог. По ее голосу было слышно, как сильно она обижена.

Энни попыталась другими словами объяснить смысл сказанного, но по лицу Мог видела, что все ее попытки безуспешны.

В то утро Мог больше с Энни не разговаривала. Каждый раз, когда Энни пыталась завязать разговор, Мог делала вид, что у нее неотложные дела в другой комнате. Но днем, когда в «Баранью голову» приехал Ной, женщина, казалось, забыла свои обиды.

Ной заглянул на следующий день после пожара, чтобы выразить сочувствие и предложить помощь. На этот раз он явился с тюком одежды, постельного белья и полотенец, которые передала его квартирная хозяйка.

– Как это мило с вашей стороны! – воскликнула Мог, приглашая его пройти через зал в небольшую гостиную за стойкой и предлагая выпить.

– Миссис Дюма очень добрая женщина, – ответил Ной. – Она сочувствует вашей беде и надеется, что эти вещи вам пригодятся. Еще она хотела бы предложить вам комнату в своем доме, но, к сожалению, все занято.

Энни попросила передать слова благодарности миссис Дюма от себя и Мог, потом стала рассказывать о том, что узнала на Боу-стрит.

– Не думаю, что сержант солгал, говоря об отъезде Кента во Францию, как вы полагаете? – Она нахмурилась. – Но, вероятно, можно еще кое-что разузнать, например, имя его попутчика, на чем они приехали в Дувр и так далее.

– Думаю, полиция уверена в том, что он отплыл во Францию, но я согласен с вами: мы могли бы кое-что разузнать.

– Вы могли бы, Ной. В конце концов, это ваша профессия, – ответила Энни и предложила ему суточный гонорар плюс возмещение накладных расходов.

Ной просиял.

– Я мог бы съездить в Дувр и вернуться тем же вечером, – заверил он.

– Ной, а я могу поехать с вами? – с порога крикнул Джимми. – После, на обратном пути, мы могли бы наведаться в дом Кента в Чаринге. Я мог бы забраться через окно и все разведать!

Ной улыбнулся.

– Джимми, я с удовольствием возьму тебя с собой, если дядя тебя отпустит. Но не думаю, что мы будем куда-то залезать.

Джимми выглядел несколько разочарованным. После пожара всем стало ясно: Кент – невероятно опасный человек, готовый убить любого, кто попытается встать у него на пути. Джимми был вне себя от тревоги за Бэлль; он чувствовал, что девушка жива, но было неизвестно, что хуже – его воображение постоянно рисовало ему то, что Кент мог сделать с ней. После того как Джимми решился обыскать контору этого господина, он готов был сделать все, чтобы найти Бэлль.

Энни с Ноем продолжали беседовать, а Мог, все еще чувствуя обиду на Энни, пошла в зал посмотреть, не нужна ли Гарту помощь. В пабе было всего двое посетителей, которые сидели у камина за кружкой пива. Гарт попросил ее присмотреть за залом, пока он спустится в подвал.

Пока его не было, в зал вошло еще двое посетителей. Мог каждому налила по кружке пива. Гарт вернулся как раз в тот момент, когда она отсчитывала сдачу.

– Как хорошо, что ты рядом, – с благодарностью произнес он. – Мне будет тебя не хватать, когда Энни решит переехать.

Мог была по-настоящему удивлена. Вчера Гарт похвалил ее стряпню и поблагодарил за то, что она пришила ему пуговицы к рубашке, но она и представить не могла, что он способен по ком-то скучать.

– Я с ней не еду, – печально ответила Мог. – Она хочет побыть одна.

– Да? Странно, – протянул он. – И чем она намерена заниматься?

Мог угрюмо покачала головой.

– Думаю, она сама еще не знает.

– А ты?

Мог пожала плечами.

– Из меня вышла бы отличная экономка, но кто наймет меня, ведь я работала только в борделе.

– Я, – ответил Гарт.

Мог едва заметно улыбнулась, думая, что он шутит, хотя до сих пор она не замечала, чтобы он любил пошутить.

– Да ладно тебе!

– Я серьезно. За недолгое время твоего пребывания здесь стало гораздо уютнее. Мне это нравится, и я вижу, что Джимми тоже нравится, что ты живешь у нас.

– Он скучает по матери, – заметила Мог.

– Скучает. Я полагал, что он проводит с ней слишком много времени, и постоянно этим укорял, но он не сентиментальный слюнтяй. Он хороший парень.

Мог не ожидала услышать от этого рыжеволосого здоровяка похвалу в чей-либо адрес, не говоря уже о Джимми, поскольку Гарт был из тех мужчин, которые ведут себя так, как будто считают, что похвала – это проявление мягкотелости.

– Значит, ты предлагаешь мне пойти к тебе в экономки? Ты будешь мне платить?

– Ну… много я заплатить не смогу. Тебя устроят три шиллинга в неделю?

Мог привыкла получать пять и знала, что экономка в большом доме зарабатывает намного больше, но после сегодняшних слов Энни она была рада уже тому, что еще кому-то нужна.

– Вполне устроят, Гарт, – улыбнулась она. – Ты не станешь возражать, если теперь, уже в качестве экономки, я переставлю мебель и сделаю генеральную уборку?

Он улыбнулся. Это было необычное зрелище, как будто из-за туч выглянуло солнышко.

– В задней части дома можешь переставлять все, что твоей душе угодно, – ответил Гарт. – Но в пабе все останется по-прежнему. Мне он нравится именно таким.

– Я искренне рад, что дядя Гарт предложил Мог место экономки, – сказал Джимми Ною, когда они на следующее утро шагали к вокзалу Чаринг-Кросс, чтобы сесть на поезд до Дувра. – Мне очень нравится Мог, и я не хотел бы, чтобы она уезжала.

– А как же Энни? – спросил Ной. Ему уже сообщили, что она решила идти своей дорогой.

– Энни трудно полюбить, – задумчиво ответил Джимми. – Как по-вашему, она откроет новый бордель?

Ной запнулся. Ему было неловко обсуждать подобные темы с совсем юным парнем.

– Понятия не имею. Но, по-моему, ей лучше заняться чем-нибудь другим – чтобы, когда Бэлль вернется, не втягивать ее во все это.

– Она и так уже в это втянута.

Ной оглянулся на Джимми и увидел, что глаза паренька наполнены слезами.

– Будем надеяться, что нет, – успокоил он, пожимая костлявое плечо своего спутника. – Видишь ли, Джимми, у тебя есть преимущество. Мне не довелось познакомиться с Бэлль. Расскажи мне, какая она.

– Настоящая красавица с темными вьющимися волосами, которые блестят, как мокрая зола, и бездонными голубыми глазами. Кожа у нее, как персик, совсем не такая, как у большинства здешних девчонок. А еще от нее хорошо пахнет, чистотой и свежестью, а зубы у нее мелкие и белые.

Ной улыбнулся. Такое подробное описание указывало на то, как глубоко запала девочка в душу Джимми.

– Но дело не только во внешности, но и в ее характере, – в довершение сказал Джимми.

– А какой у нее характер?

– Она живая, веселая, независимая в суждениях. Я познакомился с ней утром того дня, когда убили Милли. Я спросил Бэлль, не проститутка ли она, раз живет в борделе.

– И что она ответила?

Джимми улыбнулся.

– Она ужасно возмутилась и сказала: можно жить во дворце, но не быть королевой. Но оказалось, что она на самом деле не знала тогда, кто такие проститутки, и выяснила это, только когда увидела, как убили Милли.

Ной зарделся. На него неожиданно нахлынули воспоминания: Милли стоит перед ним в одной рубашке, берет его руку и кладет себе на грудь. О Милли у него были только приятные воспоминания, и ему не нравилось, когда ее называли проституткой. Не нравилось думать о том, что означает это слово.

– У таких девушек, как Милли, обычно невелик выбор профессии, которой можно было бы зарабатывать себе на жизнь, – заметил Ной. – То же можно сказать и об Энни. Ее заставили заниматься проституцией. Поэтому говори почтительно об этих женщинах, ведь именно мужчины, такие, как мы с тобой, превратили их в тех, кем они стали.

– Я знаю, – с негодованием ответил Джимми. – Как бы там ни было, в следующую нашу встречу с Бэлль, когда мы прогуливались по набережной, она рассказала мне, что видела, выложила все как на духу и расплакалась. Мне кажется, подобное прозрение для девушки просто ужасно.

– Вы встречались с Бэлль всего дважды?

Джимми угрюмо кивнул.

– Она произвела на меня неизгладимое впечатление, поэтому я очень обрадовался, когда она согласилась со мной дружить. А потом ее похитили, и я не успел узнать ее получше.

Они подходили к железнодорожному вокзалу. Ной остановился, чтобы купить газету. Он хотел просмотреть парочку своих статей, которые должны были выйти в свежем номере.

– Ты раньше ездил на поезде? – спросил Ной у Джимми, меняя тему разговора, потому что увидел, насколько воспоминания о Бэлль болезненны для юноши.

– Один раз. Мама возила меня в Кембридж, где должна была подогнать платье для своей клиентки. Город чудесный, но туда очень, очень долго ехать.

– По-моему, Дувр находится не дальше, чем Кембридж, километров сто, не больше, но когда ты ребенок, даже час пути кажется вечностью.

– Раньше я никогда не видел моря. Мы сможем посмотреть на него в Дувре?

– Разумеется, – засмеялся Ной. – Жаль, что сейчас слишком холодно для купания.

Дорога в Дувр действительно оказалась длинной, к тому же в вагоне было очень холодно. Когда путешественники прибыли на место, нос Джимми покраснел и стал почти такого же цвета, как и его волосы.

– Тебе нужно теплое пальто, – сказал Ной.

На Джимми был только потертый твидовый пиджак и серое кашне на шее.

– Мне не хочется просить у дяди, – ответил юноша. – Мог пообещала, что поговорит с ним об этом, и о новых сапогах тоже – мои уже все в дырах, – но, наверное, забыла о своем обещании.

– У меня дома в Лондоне есть пальто, которое мне уже малó, – сказал Ной. – Когда мы вернемся, я тебе его принесу. Но сапоги я сам донашиваю до дыр.

– Вы очень модно одеваетесь, – заметил Джимми, с восхищением глядя на темное, до колен, пальто Ноя, на его котелок и крахмальный ворот рубашки.

– Приходится по роду деятельности, – объяснил Ной. – Разве станут люди, с которыми мне нужно побеседовать по поводу страховки, принимать меня всерьез, если я буду выглядеть как уличный торговец? Мама всегда говорила: «По одежке встречают».

– Моя мама тоже так говорила, – сказал Джимми, когда они шли по дороге к пристани. – Я всегда хорошо одевался, пока она не заболела. После этого нам пришлось тратить деньги на кое-что поважнее: на еду и лекарства. Раньше я мечтал о том, чтобы перестать расти – тогда мне не пришлось бы покупать новые вещи.

Ной положил руку парнишке на плечо.

– Твоя мама очень гордилась бы тобой, – заявил он. – Подозреваю, что тебя полюбил даже твой сварливый дядя!

Джимми засмеялся.

– Когда к нему привыкнешь, он кажется не таким уж плохим. Мой дядя лает, но не кусает. Мама говорила, что он стал таким, когда его возлюбленная сбежала с другим мужчиной. Я думаю, что теперь, когда Мог останется жить у нас, Гарт повеселеет, потому что она ему по-настоящему нравится!

Увидев море, Джимми замолчал. Ветер подгонял огромные волны, которые с невероятной силой разбивались о галечный пляж.

– Летом море совсем другое, – объяснил Ной, заметив, что юноша немного испугался увиденного. – Оно становится такого же цвета, как и небо, поэтому сейчас оно темно-серое. Но солнечным днем море красивое, прозрачное, голубое, а волны – ласковые. Может быть, мы сможем приехать сюда летом, чтобы ты полюбовался красотой.

– Море такое большое, – голосом, полным благоговения, произнес Джимми. – Кажется, что оно простирается бесконечно.

– И все же до Франции отсюда рукой подать, каких-то тридцать километров. Люди могут преодолеть это расстояние вплавь!

– Только не в такой день, как сегодня, – засмеялся Джимми. – Посмотришь на море, и уже холодно.

Джимми был потрясен тем, как Ной переубедил мужчину в билетной кассе. Это был жалкий на вид человек с вытянутым лицом, который сперва отнесся к ним враждебно и повторял, что не дает никакой информации о пассажирах. Но Ной сообщил, что он представитель страховой компании и у него есть разрешение полиции на то, чтобы проводить расследование. Это заставило кассира открыть гроссбух и просмотреть список пассажиров в интересующий их день.

– Господин Кент и господин Брейтвейт, – произнес он. – Теперь я их припоминаю… они хотели занять каюту.

– С ними была юная девушка?

– Нет! Только они вдвоем.

– Припомните, пожалуйста, как выглядел господин Брейтвейт, – попросил Ной.

Кассир нахмурился.

– У него вьющиеся волосы… Он намного приятнее, чем его спутник. Это все. Было уже темно, а освещение тут плохое.

– Могли ли они провезти девушку на корабле незамеченной?

– Нет. Билеты проверяются еще раз, когда пассажиры поднимаются на корабль по трапу. Мы тщательно следим за этим.

– Вам известно, на чем господин Кент и господин Брейтвейт прибыли к парому?

– Отсюда мне не видно, но думаю, что в экипаже или коляске, поскольку у них с собой был сундук.

– Сундук! – воскликнул Ной. – Большой?

– Не знаю, они его сюда не заносили. Я просто слышал, как один из носильщиков спрашивал, не нужна ли им помощь.

– Значит, вот как! Они перевезли Бэлль в сундуке, – сказал Ной, когда они с Джимми вышли из кассы.

– Нельзя говорить об этом с уверенностью, – заметил юноша.

– Можно, – настаивал Ной. – Мужчины не путешествуют с сундуками, если только не уезжают откуда-то навсегда; сундуки скорее для женщин, они перевозят там постельное белье. Любой мужчина взял бы сумку или чемодан.

– А она была живая в сундуке? – с опаской спросил Джимми.

Ной задумчиво втянул щеки.

– Думаю, да, – наконец произнес он. – Разве кто-нибудь стал бы рисковать быть пойманным, покидая страну с мертвым телом? Это бессмысленно. Но если они вывезли Бэлль в сундуке, вероятно, они ее усыпили, чтобы она молчала.

– А это означает, что они что-то задумали, – дрожащим голосом произнес Джимми. – Интересно, что?

Ною не нужно было отвечать: он видел, что Джимми уже знает ответ. Он протянул руку и сжал плечо парнишки, сожалея о том, что ему приходится думать о таких ужасных вещах.

– Ты говорил, что Бэлль смелая и сильная духом, возможно, ей удалось перехитрить своих похитителей, – произнес он. – Давай поедем к дому Кента и посмотрим, не найдем ли мы каких-нибудь улик, свидетельствующих о том, куда он увез девочку.

– Вы хотите сказать, что мы туда заберемся тайком? – переспросил Джимми. Его глаза заблестели.

– Возможно, – улыбнулся Ной.

Тем же вечером, в начале двенадцатого, Ной с Джимми вернулись в «Баранью голову». Гарт как раз выпроваживал из паба последних посетителей. Он велел Джимми войти в дом и пригласить Мог и Энни.

Обе женщины тут же поспешили на зов. Их лица светились надеждой. Ной пожалел, что у него так мало новостей.

Он поведал о том, что они узнали в Дувре, а потом перешел к рассказу о том, как они сели на поезд до Чаринг-Кросс и залезли в дом Кента.

– Но там мы не обнаружили ничего необычного, только коловорот в коридоре, – уныло добавил он.

– Не такое жилище мы ожидали увидеть, верно? – произнес Джимми, глядя на Ноя. – Это был красивый, аккуратный дом, совершенно не похожий на жилище человека, которому принадлежат трущобы.

Ной усмехнулся Энни.

– Джимми прав. Мне тут же вспомнился кукольный домик. Каждый предмет интерьера, каждое украшение, ковер и подушка, казалось, были подобраны и поставлены или положены на свое место с величайшей тщательностью. Из Джимми мог бы выйти отличный маленький грабитель! Ему удалось открыть форточку с задней стороны дома, и он влез туда, как угорь. Но когда Джимми открыл для меня черный ход, я боялся входить – таким все выглядело аккуратным.

– Забавно, но этот дом скорее напоминал жилище женщины, – сказал Джимми. – Я когда-то доставлял наряды, которые мама шила для двух клиенток из Излингтона. У них было такое же жилище, как будто туда никогда не ступала нога мужчины. У меня по спине побежали мурашки. Мы проверили наверху, но там не было даже намека на пребывание женщины.

– А что такое коловорот? – спросила Энни.

Ной жестами продемонстрировал, что это инструмент, которым проделывают дыры.

– Чаще всего коловоротом пользуются плотники. Остальные инструменты находились в сарае в саду, аккуратно подвешенные на кожаных петлях. Думаю, Кент воспользовался коловоротом, чтобы проделать в сундуке отверстия для воздуха. Но больше мы ничего не нашли. Поэтому мне кажется, что он привозил туда Бэлль, чтобы забрать сундук и спрятать ее в нем, а потом отправился в Дувр.

– Вы просмотрели его бумаги? – спросила Энни.

– Да, но их было немного: счета от торговцев, все на имя господина Уольдеграва. Я просмотрел каждый, – сказал Джимми. – Помните, вы рассказывали, что Бэлль слышала, как Кент просил Милли уехать с ним и уверял, что обустроил для нее дом? Возможно, он говорил именно об этом доме.

Энни пожала плечами.

– Кто знает? Невозможно представить, чтобы человек, который способен задушить женщину за то, что она не то сказала, может быть настолько заботливым и обустроить для нее дом. Скорее всего, Кент никогда и не собирался с ней жить. Вероятно, он планировал и ее вывезти куда-то на корабле.

Ной задумался.

– Может быть, поэтому он и обустроил этот дом? Отличное место для того, чтобы привозить туда девушек. Они думают, что будут купаться в золоте, а потом он их продает.

– Был хотя бы намек на то, что там держали Бэлль? Грязная посуда, разбросанные вещи, разобранная постель? – спросила Энни.

Ной покачал головой.

– Ничего. Ни грязной чашки, ни блюдца, ни морщинки на ковре. Кровати аккуратно застелены стегаными одеялами. Должно быть, у Кента есть экономка. Ни один мужчина не мог бы поддерживать такой порядок. Дом не выглядел сырым или холодным, не было такого впечатления, что там уже давно никто не живет. Поэтому, скорее всего, туда кто-то приходит и время от времени зажигает камин.

– Вы спрашивали о нем в деревне?

– Нет. Чаринг такая маленькая деревушка, мы побоялись, что будем выглядеть подозрительно, – ответил Джимми.

– Удивительно, что человек может жить в столь уютном доме и зарабатывать себе на жизнь в таком месте, как Основание, – задумчиво протянула Мог. – Если они держали Бэлль не там, то, скорее всего, останавливались у второго похитителя. Кажется, его фамилия Брейтвейт?

Неожиданно Гарт оживился.

– Я только что вспомнил, что знаю человека по фамилии Брейтвейт, – заявил он. – Лично я с ним не знаком, но наслышан о нем. Он игрок, известен под кличкой Слай.

– Вы встречали его? – спросил Ной.

– Нет, – покачал головой Гарт. – Просто слышал, как о нем упоминали. Но я могу порасспрашивать.