Текст книги "Змия в Раю: Роман из русского быта в трех томах"

Автор книги: Леопольд фон Захер-Мазох

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 23 страниц)

– Разве мужчины, которые меня окружают, заслуживают иной участи?

– Я не настолько самонадеян, чтобы полагать, будто могу значить для вас больше.

– А вдруг…

– Нет, Зиновия, наверняка нет, – продолжал Сергей. – И именно по той причине, что я восхищаюсь вами, что в общении с вами нахожу удовольствие, какое другая женщина вряд ли бы мне доставила, что вы невольно открыли мне тайные богатства своей души и добродетельность сердца, качества, которые я в вас люблю и уважаю, – именно поэтому мне не хотелось бы безоглядно влюбиться в вас. Любовники так легко превращаются во врагов, а я намерен и впредь оставаться вам другом.

Начинало смеркаться. И без того затемненная опущенными портьерами комната освещалась теперь лишь красным пламенем камина.

Зиновия поднялась со стула, прошлась по комнате и затем прилегла на оттоманку, где, подложив под голову руку, на некоторое время погрузилась в свои мысли. Облаченная в густой мех, она показалась сейчас Сергею похожей на дремлющую пантеру, чью мягкую шкуру так и тянет погладить, но приближаться к которой, как ты знаешь, опасно.

– Вздор! – в конце концов пробормотала она, и ее алые губы надулись в капризной улыбке – соблазнительной, точно запретный плод, и всеми любимой.

– Ах, я очень благоразумен, – произнес Сергей, – в противном случае я давно уже таскал бы ваше ярмо. Впрочем, что вы приобрели бы в моем лице? Новый триумф, еще одну марионетку?

– Кто вам сказал, что вы мне безразличны? – воскликнула Зиновия, быстро оборачиваясь к нему. – Вы мне очень даже не безразличны.

– Тем лучше. Мы нравимся друг другу, однако оба слишком умны, чтобы друг друга любить.

– Женщина, если, конечно, она не сумасшедшая, всегда позволит, чтобы ее любили, – возразила Зиновия.

– Стало быть, вы признаете, что не полюбили бы меня сами?

– Почем я знаю? Кто может быть уверен, что не совершит в жизни глупость?

Она снова рассмеялась.

– Такой человек, как вы, Зиновия. Вы никогда никого не любили и никогда не будете любить. Именно поэтому вы способны сделать мужчину своим верным товарищем. Потому я и не хочу домогаться вашей благосклонности, а хочу быть вам другом – добрым, искренним и надежным. Согласны?

– Ваше предложение, по меньшей мере, оригинально, – ответила она, выдержав некоторую паузу. – Такого рода отношения, должно быть, имеют свою привлекательность, и я считаю вас хорошим человеком с честным характером; но неужели вы всерьез верите, что я долго выдержу, чтобы вы, единственный свободный среди рабов, постоянно появлялись передо мной и при этом за мной не ухаживали?

– Разве возможно, Зиновия, находиться близ вас и не преклоняться пред вами!

– Следовательно, галантный друг?

– Несомненно.

– Готовый к любым услугам?

– Послушный каждому вашему приказанию.

Она улыбалась все шире и шире.

– Недурно, такую чудесную лампу Аладдина, облеченную в плоть и кровь, я, собственно, всегда мечтала иметь при себе.

– Итак, решено?

С этими словами он протянул ей руку.

– Ах, могу ли я?

Она с почти невинной радостью посмотрела на него снизу, и одновременно ее красивая рука нерешительно выскользнула на свет из темноты меха.

– Я целиком предоставляю себя в ваше распоряжение.

– На каких условиях?

– При том условии, что вы позволите мне давать вам советы, предостерегать вас и иногда немного бранить, когда это необходимо.

Она утвердительно кивнула и медленно вложила в его ладонь свою руку. Сергей пылко поднес ее к губам – что-то уж слишком пылко для друга, – пододвинул поближе маленький стул и уселся напротив Зиновии.

– А теперь давайте поговорим о ваших делах.

– Что вы хотите о них узнать?

– Больше, чем вы полагаете.

Зиновия покачала головой.

– Мне известно, что вы живете довольно весело и гораздо шире своих возможностей.

– Но позвольте, вас это, собственно, никак не касается.

– Я, разумеется, спрашиваю как ваш друг.

– Ладно, в таком случае устройте мне головомойку и прочитайте мораль.

– Я собираюсь не мораль вам читать, а помочь.

– Сергей!

Красавица залилась румянцем и опустила глаза.

– Я хочу вас остепенить.

Возникла короткая пауза, поскольку в этот момент горничная внесла лампу.

– Прежде всего, я оплачу ваши долги, – снова заговорил Сергей, когда они опять остались наедине.

– Нет, это недопустимо.

– Но это все-таки лучше, чем толпы евреев, изо дня в день осаждающие вас.

– Хорошо, предположим, вы оплачиваете мои долги, – Зиновия смущенно поигрывала кистями халата, – но на каких условиях?

– На том условии, что впредь вы не станете делать новых.

– Это я обещаю.

– И что отныне будете рассматривать меня в качестве своего банкира.

Зиновия в крайнем изумлении взглянула на него.

– Не пойму, это я сошла с ума или вы. Вы не хотите меня любить, а сейчас предлагаете мне нечто такое, что я никогда бы не приняла даже от любящего мужчины. Я легкомысленная, мой друг, но гордая, и эта гордость гораздо надежнее оберегает меня от заблуждений и ошибочных шагов, чем могли бы уберечь строгие нравственные принципы ледяной добродетели. Я точно знаю – точнее, чем те, кто никогда не отклоняется от правил хорошего тона, – чт´о женщине дозволено, а что нет. Как я могла бы принять от мужчины, и тем более от совсем молодого – от вас, Сергей, – предложение предоставить в мое распоряжение свой кошелек? Это невозможно.

– Я ведь не собираюсь одаривать вас, сударыня, я только хочу навести порядок в ваших делах, а до тех пор, пока они не будут приведены в надлежащий вид, – давать вам взаймы все, в чем вы нуждаетесь.

– Нет, нет и еще раз нет.

– Я проведу переговоры с вашими кредиторами, потом осмотрю ваше имение, вероятно, в шею прогоню управляющего и найму нового. То, что еще осталось, выгодно продам или сдам в аренду, короче говоря, рассчитаюсь с долгами, введу расходы в определенные рамки и попытаюсь увеличить доходы.

– Это звучит уже чуточку лучше, – с улыбкой промолвила Зиновия, – однако признайтесь, что, собственно, вы собираетесь со мной делать? Что побуждает вас приносить ради меня такие жертвы?

– Если вы позволите мне быть искренним, – ответил Сергей, – то прежде всего – удовольствие, которое я нахожу в общении с вами. У меня ощущение, будто я подружился с греческой богиней, но как богине вам подобает жить в нескончаемом и блаженном веселье, а возможно ли такое с неоплаченными счетами?

– Вы правы, – воскликнула Зиновия, теперь сама протягивая ему руку, от всего сердца. – Я рада, что обрела вас, Сергей. В поклонниках у меня нет недостатка, но вот друга, верного, бескорыстного друга мне явно недоставало. Я счастлива, что наконец нашла его.

– И вы никогда не станете злиться, если я выскажу вам предостережение или мягко упрекну?

– Нет, разумеется, не стану. Напротив, я буду делать все, чтобы угодить вам, потому что не хочу потерять вас, Сергей, – никогда, вы слышите: никогда.

С этими словами Зиновия крепко пожала ему руку, обратив к нему открытое, красивое лицо, ставшее вдруг безоблачным и улыбчивым, словно весеннее небо.

Когда Сергей покинул ее, уже наступил вечер, дождь прекратился и ветер смел с небосвода мрачную пелену. И когда он, стоя внизу, поглядел вверх на ее освещенные окна, звездное небо показалось ему огромной золотой паутиной, в центре которой, точно исполинский паук, затаившись, сидит полная луна.

7. Змия

Что за женщина! Словно кошка огромных размеров, словно тигрица, она хватает сердце человека и с хладнокровной грациозностью разрывает его на части. Чего стоят голубиные души по сравнению с такой прелестной тигрицей!

Графиня Ида фон Хан-Хан [24]24
  Графиня Ида фон Хан-Хан (1805–1880) – немецкая писательница и поэтесса, автор пользовавшихся успехом романов («Графиня Фаустина», 1841; «Цецилия», 1844; «Две женщины», 1845 и других), главными героинями которых были аристократичные женщины, желавшие жить свободно и наравне с мужчинами пользоваться благами бытия, что подразумевало также свободную любовь.


[Закрыть]

Уже в первой половине следующего дня Сергей пришел с доверенностью и предложил госпоже Федорович ее подписать.

– Стало быть, вы относитесь к делу серьезно? – промолвила она.

– Очень серьезно, как видите.

– Меня это радует. Проснувшись сегодня утром, я было уже подумала, что мне просто приснился хороший сон, не более того.

– Какое недоверие!

– Только к себе самой, а не к вам, поскольку я верю, что можно до безумия влюбиться в меня, однако не понимаю, как можно по-доброму ко мне относиться.

– А я прекрасно это понимаю.

– Если бы я могла хоть в чем-то быть вам полезной, – вздохнула Зиновия.

– Вы полезны мне больше, чем думаете, – возразил Сергей. – Вы дарите мне утешение и придаете мужества в период мучительной внутренней борьбы…

– Ах! Вы требуете от меня доверия, – перебила его красавица, – а сами, значит, скрываете от своей подруги какие-то тайны? Признавайтесь-ка, чт´о вас гнетет, отчего на сердце у вас тяжело? Что я могла бы для вас сделать?

– Ничего, Зиновия, кроме того, что вы уже позволили мне греться в лучах своего обаяния.

– Это очень мало, мне хотелось бы сделать больше. Я догадалась, вы пережили безответную любовь. Вам нужна союзница? Не забывайте, что в любых обстоятельствах вы можете рассчитывать на меня и что в подобного рода вещах я, вероятно, искушеннее вас.

– Может быть, поживем – увидим, однако сейчас речь не обо мне, а о вас. Я незамедлительно разберусь с претензиями ваших кредиторов, а затем на неделю распрощаюсь с вами и поеду в Цолкиев, чтобы навести порядок в вашем имении.

Он поцеловал ей руку и удалился, а она осталась сидеть в кресле, погрузившись в раздумья.

– Странный человек, – вполголоса проговорила она наконец, – я должна держать себя в руках, чтобы, не приведи Господи, в него не влюбиться.

Сергей в тот же день написал необходимые письма и уже на следующий собрал у себя на квартире кредиторов подруги. Его окружила целая коллекция диковинных кафтанов. Здесь сошлись кафтаныиз жесткого атласа и из скромного мериноса, [25]25
  Меринос – ткань из шерсти овцы одноименной испанской породы.


[Закрыть]отороченные дорогой пушниной и усеянные жирными пятнами; черные, зеленые, синие, фиолетовые и серые. Эту картину дополнял комичный хор пронзительно кричащих голосов в диапазоне от исключительно низкого баса до самого жалостливого дисканта.

Сергей приступил к боевым действиям, используя блестящую, неотразимую тактику. Для начала он в самых мрачных красках обрисовал финансовое положение госпожи Федорович и, исчислив общую сумму ее долга приблизительно в сто тысяч гульденов, мимоходом оценил имение в тридцать тысяч, а драгоценности, которые можно было бы тоже обратить в деньги, – самое большее в шесть тысяч гульденов. Потом он замолчал и предоставил кредиторам возможность некоторое время кричать и жалобно сетовать. И лишь после того, как те вдоволь накричались, экспансивно высказав все, что наболело в их боязливых сердцах, он выступил со своим предложением.

– Нереально, как вы теперь видите, удовлетворить всех, – сказал он. – Столь же мало госпожа Федорович способна и дальше платить такие грабительские проценты. Наложение ареста на имущество привело бы к продаже поместья по цене гораздо ниже его себестоимости.

Последовал новый взрыв горестных ламентаций.

– Остается единственный путь – договориться.

– Давайте договоримся, давайте, – разом закричало со всех сторон множество голосов.

– Я готов оплатить все и взамен вступить во владение имением, если каждый из вас ограничит свои претензии разумными пределами.

– Мы должны потерять свои деньги? – возмущенно крикнул Аарон Бутерман.

– Речь идет не о ваших деньгах, – хладнокровно возразил Сергей, – а только о чрезмерных процентах, которые вы в последние два года прибавляли к основному долгу. Например, лично вы, господин Бутерман, в свое время выдали госпоже Федорович две тысячи гульденов, из которых благодаря вашей странной математике за пару лет получилось уже пять тысяч. Я даю вам две тысячи триста гульденов.

– Исключено.

– В таком случае предъявляйте иск и описывайте имущество, если угодно, – произнес Сергей и спокойно обратился к другому еврею. – Вы одолжили пять тысяч гульденов, но почему-то записали восемь тысяч и вдобавок ежегодно приплюсовывали к этому по четыре тысячи, в итоге получилось шестнадцать тысяч гульденов. Вам я предлагаю пять тысяч плюс пять процентов, которые соответственно составят за два года пятьсот гульденов, стало быть, пять тысяч пятьсот гульденов, и ни крейцера больше.

– Отдайте десять тысяч гульденов, милостивый государь.

– Я даю вам пять тысяч пятьсот, и ни крейцера больше.

– Отдайте, пожалуйста, восемь тысяч гульденов.

– Я же вам говорю, пять тысяч пятьсот.

– Верните хотя бы семь тысяч гульденов.

– Подавайте в суд, тогда вы, может быть, получите больше.

– Я не могу, благодетель вы мой, я не могу это сделать.

– Итак, мое последнее слово: шесть тысяч гульденов.

– Я хотел бы получить деньги прямо сейчас.

– Сию минуту.

Сергей попросил вернуть ему долговое обязательство и распиской подтвердить получение денег, затем отсчитал на стол шесть тысяч гульденов, что произвело на присутствующих сильное, магическое воздействие. Не прошло и часа, как Сергей нашел компромисс со всеми кредиторами и за тридцать восемь тысяч пятьсот гульденов окончательно покончил с долгами своей красивой подруги, в сумме составлявшими сто двенадцать тысяч. Однако он счел излишним ставить Зиновию в известность о своей победе и во второй половине дня укатил в Цолкиев, а оттуда в Копалиско, имение госпожи Федорович. Здесь он нашел хозяйство в поистине ужасном состоянии. Все пребывало в запустении и упадке, а служащие откармливались за счет владелицы так же исправно, как и дворовый люд. Сергей немедленно разогнал всех без исключения: эконома, лесничего, смотрителей, батраков и девок. Затем пригласил каменщиков и плотников, велел им привести в надлежащее состояние дом и хозяйственные постройки, набрал в прислугу новых людей, которых ему порекомендовали судья и священник, и привел в действие телеграф, чтобы как можно скорее заполучить квалифицированного управляющего, честного лесничего, равно как и недостающие земледельческие орудия и машины. У соседних помещиков он купил лошадей, волов, коров, свиней и овец. Правда, из запланированных восьми дней в итоге получилось четырнадцать, и притом четырнадцать дней тяжких хлопот и работы, но, покидая Копалиско, Сергей с полным основанием мог сказать себе, что самое худшее теперь позади и что отныне ход дел должен принять планомерный и упорядоченный характер.

За это время он получил от Зиновии три письма, однако не ответил на них. Был вечер, когда он возвратился в Лемберг. Он поехал к себе на квартиру, переоделся и затем отправился навестить Зиновию.

Она только что пришла из театра. В роскошном бурнусе, с цветком в волосах, озаренная сиянием бриллиантов, Зиновия уже издалека радостно протянула навстречу ему обе руки.

– Ну, слава Богу, вы снова здесь, – воскликнула она, – я без вас чуть было от скуки не умерла. Смешной вы человек, в эдакую погоду забиться в деревенскую глушь и сидеть в моем феерическом дворце, где изо всех щелей дует и с потолка хлещет дождь. – Она сбросила с себя шубку и стянула длинные перчатки. – Но a propos, [26]26
  Между прочим (фр.).


[Закрыть]почему вы не ответили на мои письма? Ни единой строчки не написали. Это отвратительно!

– У меня совершенно не было времени, – ответил Сергей. – Чтобы навести в Копалиско порядок, приходилось не упускать из виду ни одной мелочи.

– Ладно, так и быть, я вас прощаю. А теперь подсаживайтесь ко мне и рассказывайте.

Они расположились в салоне. Сама она заняла место в маленьком фотэ [27]27
  Фотэ (fauteuil) – кресло особой формы с подлокотниками.


[Закрыть]и указала ему на второе.

– Прежде всего позвольте мне отчитаться перед вами.

Сергей извлек из кармана всевозможные бумаги.

– Нет, это нагонит на меня скуку.

– Меня это мало заботит.

Сергей развернул бумаги и приступил к докладу.

Сначала Зиновия попыталась было капризничать, однако он излагал обстоятельства дела так ясно, просто и связно, что красавица слушала его со все возрастающим интересом – даже тогда, когда он набросал для нее примерный бюджет и внятно объяснил, что в ближайшие два года она может тратить не более шести тысяч гульденов в год.

Когда он закончил, Зиновия взяла его за руки и посмотрела на него со счастливым изумлением.

– Не понимаю, как вам удалось распутать такой клубок и привести все в надлежащий вид, – проговорила она, – но я знаю одно: вы самый лучший человек, какого я встретила в жизни. От всего сердца благодарю вас. Но теперь нам следует первым делом подумать о том, как мне погасить свой долг перед вами.

– На это у нас еще есть время.

– Времени-то как раз очень мало, – продолжала она, – я намерена, не откладывая в долгий ящик, начать именно с этого и, чтобы облегчить себе задачу, решила уже в следующем месяце перебраться в деревню.

– В Копалиско?

– Нет, к родственникам, у которых поблизости оттуда есть имение, – ответила она. – Житье там почти ничего не будет мне стоить, и я смогу – что в данной ситуации, на мой взгляд, главное преимущество – без стеснения общаться с вами, мой друг.

– Это невыполнимо, – проговорил Сергей, нахмурив брови. – Во-первых, вы совершенно не приспособлены жить в деревне, особенно зимой, а во-вторых, у меня есть причины, чтобы именно в ближайшее время по возможности там не показываться.

– Это вопрос решенный, а посему тут больше не о чем говорить.

Прошло несколько дней, и разговор о деревенском проекте не возобновлялся – пока однажды вечером Сергей не увидел свою подругу в новом чудесном наряде. На ней был голубой шелковый капот с длинным шлейфом, украшенный белыми кружевами, и поверх него уютная кацавейка из голубого, затканного узорами шелка, подбитая и отороченная царственным горностаем. Зиновия выглядела настолько обворожительно, что у Сергея перехватило дыхание. Когда же она опустилась в кресло напротив него и положила ногу на ногу, взору открылась голубая шелковая туфелька, опушенная и отделанная изнутри горностаевым мехом.

– У вас, похоже, в отношении меня какие-то планы, – сказал Сергей.

– Какой вы догадливый! Да, я собираюсь вернуться к разговору о давешнем проекте – мне хотелось бы поскорее приступить к погашению своего долга вам, а здесь, в блестящей сутолоке столичной жизни, сделать это будет нелегко. Я проведу зиму в деревне, решение принято.

– Вы всерьез намерены жить в деревне у своих родственников?

– Да, у Меневых.

От неожиданности Сергей на мгновение оцепенел.

– Меневы в Михайловке ваши родственники?

– Конечно. Девичья фамилия Аспазии – Федорович, я вдова ее брата.

Сергей вскочил на ноги и в волнении заходил из угла в угол.

– Что с вами?

– Ничего, ничего.

– Видите ли, мой друг, я прекрасно проживу в Михайловке, ни гроша не тратя, я войду в свою колею, отдам вам долг, который довольно велик, а если уж слишком заскучаю, отправлюсь на пару дней в Лемберг. Вы же обоснуетесь у себя в имении, продолжая за мной ухаживать, мы станем вместе кататься в коляске, выезжать верхом и охотиться. О, это будет замечательно!

– Вы Меневых не знаете, – задумчиво проговорил Сергей, остановившийся у окна, – они устрашающе нравственные и щепетильные люди.

Зиновия резво поднялась с кресла и, шелестя шлейфом, несколько раз прошлась взад и вперед по комнате, мягко покачивая бедрами. Ее походка всегда воздействовала на Сергея как прелестная сладкозвучная мелодия.

– Не беспокойтесь, – заметила она с озорным юмором, – со мной Меневым не справиться, держу пари, что за четыре недели я всю Михайловку переверну с ног на голову.

– Нисколько не сомневаюсь, что вы на такое способны! – воскликнул, улыбнувшись, Сергей. У него родилась мысль, которую он, естественно, вслух не высказал, но которая неожиданно открыла перед ним совершенно новые перспективы. Конечно, Зиновия должна поехать в Михайловку – ей предначертана роль змии, настоящей змии для этого рая.

– Я способна добиться всего, чего захочу, – между тем продолжала она, – возьмите это себе на заметку. Если однажды мне придет блажь сделать из вас раба, то не пройдет и суток, как вы будете сидеть на цепи. Так что имейте в виду и это!

Когда она произносила последние фразы, на чело ее, казалось, упал ясный и радостный отблеск анакреонтической поэзии.

– Вот видите, у меня есть веские основания, чтобы бояться вас, – ответил Сергей, – однако план ваш я считаю хорошим, и он нравится мне тем больше, чем тщательнее я о нем размышляю. Итак, отпишите, пожалуйста, своим родственникам в Михайловку – и как можно быстрее. Я же тем временем на пару недель съезжу в Копалиско, что в самом деле необходимо, но я уже теперь как ребенок радуюсь тому, что потом проведу с вами зиму вдали от ваших обожателей и рабов.

Зиновия остановилась перед ним и положила ладони ему на плечи:

– Стало быть, вы все-таки капельку в меня влюблены?

– Надеюсь, что нет.

Она опустилась в кресло и иронически на него поглядела, губы ее искривились в шаловливой полуулыбке, а левая рука играла темным локоном как раз в том месте, где из-под волос выглядывало, подобно изящной прозрачно-розовой раковине, ее маленькое ушко.

– Признайтесь, Сергей, что вы влюблены в меня, – чуть погодя промолвила она с неотразимым кокетством, – мне это доставило бы удовольствие.

– Я не влюблен в вас, точно не влюблен, – живо отреагировал он.

– В таком случае нам обоим ничего не грозит, – развеселясь еще более, констатировала Зиновия, – и мне непонятно, почему вы так сильно меня боитесь.

– Я вовсе не боюсь.

– Тогда подойдите ко мне.

Он повиновался.

– Ближе, еще ближе, – приказала красавица. – А теперь встаньте передо мной на колени.

– Зачем?

– Потому что я так хочу.

Сергей опустился на одно колено, и Зиновия, опершись локтем ему на плечо, медленно поднесла кисть руки к его губам.

– Поцелуйте мне руку.

Сергей улыбнулся, покачав головой, и поцеловал эту миниатюрную руку, отливающую матовым блеском, точно украшение из слоновой кости.

– Вот видите, мой каменный гость, – шутливо сказала она, – каким хорошим вы у меня стали, и все только потому… что не влюблены в меня.