Текст книги "Наука, философия и религия в раннем пифагореизме"
Автор книги: Леонид Жмудь
Жанр:
Философия
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 24 страниц)
С. Я. Лурье, отрицавший вслед за Франком раннепифагорейскую философию и науку, предположил, опираясь на расположение книги «Пифагор» среди этических сочинений Демокрита (рядом с книгой «О душевном расположении мудреца»), что в молодости он учился у пифагорейцев этике, а сама книга содержала «моральные изречения».[88]88
Лурье С. Я. Демокрит. Ленинград 1970, 458 сн. 154. 66 Zeller. Älteste Zeugnisse, 471.
[Закрыть] Оба эти вывода отнюдь не очевидны. Что касается содержания книги, то резонней говорить не о моральных изречениях, а об этических идеях. Исходя из конъектуры Целлера, объединявшего два соседних названия в одно – «Пифагор <или> О душевном расположении мудреца»,65 можно полагать, что речь шла о предпочтительности βίος θεωρετικός перед деятельным образом жизни. Эта идея хорошо засвидетельствована и в этике пифагорейской школы (скорее всего, она восходит к самому Пифагору, если не к его ионийским предшественникам),[89]89
См. ниже, V,2.
[Закрыть] и у Демокрита.[90]90
Test. XX-XXI, XXVI-XXVIII, fr. 729, 737 Luria. В предпоследнем фрагменте Демокрит упомянут рядом с Пифагором.
[Закрыть] Сходство их этических учений этим не ограничивалось,[91]91
Нейтральное место в этике Демокрита занимали μετριότης и συμμετρίη (fr. 657 Luria), стремление избегать излишеств (fr. 739, 750; ср. Diod. Х,7): καλόν έν παντί τό Ισον (fr. 749); счастье – это αρμονία χαΐ συμμετρία (fr. 742). Интересно сопоставить свидетельство Аристоксена о пифагорейцах (DKl> 468.20) с тем, что говорил Демокрит (fr. 779). Из его предшественников только пифагорейцы всерьез занимались этикой и педагогикой (De Vogel, 176 f), и отнюдь не случайно Демокрит уделял этим дисциплинам столько внимания.
[Закрыть] но мы не будем на нем подробно останавливаться, ибо и так ясно, что влияние пифагорейцев на Демокрита прослеживается не только в этике.[92]92
Вообще расположение книги в поздних каталогах не всегда служит надежным показателем ее содержания. Например, в списке сочинений Гераклида Понтийского трактат «О благе» находится среди физических работ, а «К теоремам» – среди мусических (D.L. V,86-88). У того же Демокрита «Причины воздушных явлений» (D.L. 1Х,47) почему-то не включены в число физических сочинений, а «Логика, или Канон» значится среди них.
[Закрыть]
Уже Аристотель, сопоставляя взгляды пифагорейцев и Демокрита, неоднократно указывал на близость их философских позиций.[93]93
Arist. De caelo. 303 а 4 – о роли чисел у пифагорейцев и атомистов; Phys. 203 а 6; De caelo. 279 а 11; fr. 201 – космогония пифагорейцев, Левкиппа (67 А 1) и Демокрита (68 А 40); De an. 404 а 1 – представления о душе; De gen. et corr. 315 а 3 – критика Демокритом пифагорейских взглядов (ср. Met. 1028 b 16, 1090 b 5). Вернет считал, что пифагорейское влияние видно и в учении Левкиппа (Burnet, 336). См. также: Zeller-Mondolfo, 332 ff; Guthrie I, 389.
[Закрыть] Конечно, Демокрит не был учеником пифагорейцев в том смысле, в каком его трактовали античные «преемства философов», но он немало почерпнул у них, а главное, его реакция на философию пифагореизма явно указывает на ее рациональный характер. Позиция Франка, превращавшего пифагорейцев из учителей Демокрита в его учеников,[94]94
Frank, 72 ff. См. критику у Zeller-Mondolfo, 332 f.
[Закрыть] уже давно отвергнута, и характерно, что Лурье в ряде важных пунктов признал ошибочность своих ранних взглядов на пифагореизм, как, впрочем, сделал это и сам Франк.[95]95
Лурье. Демокрит, 444 сн. 16 (комм, к фр. 105). «Именно в школе Пифагора возникла математика как точная наука... Более того, пифагорейцы заложили основы научной астрономии и физики... Невозможно, конечно, установить, какова доля участия самого Пифагора в этих достижениях, но едва ли подлежит сомнению, что он был зачинателем всего этого научного развития. Он был скорее рациональным мыслителем, чем вдохновенным мистиком» (Frank Ε. Wissen, Wollen, Glauben. Zürich 1955, 81 f).
[Закрыть] Контакты Демокрита с пифагорейцами не ограничивались и философией. «Если мы спросим, у кого Демокрит почерпнул те математические познания, которыми он выделялся среди своих современников, то самым удовлетворительным ответом будет – у одного из пифагорейцев», – писал Целлер,[96]96
Zeller. Älteste Zeugnisse, 471; Zeller-Mondolfo, 334 f.
[Закрыть] и с этим трудно не согласиться. Действительно, среди сочинений Демокрита мы находим «Об иррациональных линиях и телах» (68 А 33), а в первой половине V в. проблемой иррациональности в математике никто, кроме пифагорейцев, не занимался.
О том, как относились к пифагорейской школе в образованных кругах конца V в., говорит интересный пассаж из анонимного трактата Dissoi logoi, автор которого принадлежал, вероятно, к школе Протагора.[97]97
Об авторстве и датировке этого трактата см.: Robinson Т. М. Contrasting Arguments. An Edition of Dissoi Logoi. New York 1979.
[Закрыть] Шестая глава этого трактата посвящена обсуждению того, возможно ли обучение σοφία και αρετή. Оппоненты автора утверждают: в тех областях, где можно чему-либо научить, есть соответствующие учителя, как, например, в музыке (90.6). На это автор отвечает, что они есть и в данной области: «Чему же учат софисты, как не мудрости и добродетели? И кем были анаксагоровцы и пифагорейцы, [как не учителями, обучавшими этим вещам]?» Показательно, что автор трактата не видит никакой несоизмеримости между школами Анаксагора и Пифагора. Они фигурируют вместе, как типичные образцы сообществ, где занимались философией, ибо достижение мудрости и добродетели и было целью философии. Нам хорошо известно, чем занимались в школе Анаксагора, так почему же мы должны полагать, что в пифагорейской школе первой половины и середины V в. обучали чему-то принципиально иному?[98]98
Алкидамант (ар. Arist. Rhet. 1398 b 9), приводя примеры почитавшихся мудрецов, также ставит рядом имена Пифагора и Анаксагора.
[Закрыть]
Источником, проливающим некоторый свет на занятия пифагорейцев, является речь Исократа «Бусирис». Согласно Исократу, Пифагор заимствовал свою философию у египтян, точнее, у египетских жрецов (Bus. 28).[99]99
О традиции, связывающей Пифагора с Востоком, и о его предполагаемых путешествиях см. ниже, 1,3.
[Закрыть] В сущности, это означает, что Исократ, зная о философских занятиях Пифагора, приписывает их его предполагаемым учителям.[100]100
Morrison J. S. The Origin of Plato's Philosopher-Statesman, CQ 52 (1958) 207.
[Закрыть] Из описания этой «египетской философии» в одной из предшествующих глав следует, что она состояла не только в умении законодательствовать или исследовать природу сущего, но и в обучении астрономии, арифметике и геометрии (Bus. 23). Очевидно, что все это не имеет прямого отношения к египетским жрецам, зато хорошо согласуется со сведениями о преподавании математических наук в пифагорейской школе V в.[101]101
См. ниже, IV,2.3.
[Закрыть]
Об иной стороне занятий в пифагорейской школе мы узнаем из фрагмента Алкмеона (24 В 1), одного из ее ранних представителей. «Алкмеон из Кротона, сын Пейрифоя, сказал следующее Бронтину, Леонту и Батиллу: о вещах невидимых, [равно как и] о земных, лишь боги обладают ясным знанием (σαφήνεια), людям же [дано лишь] судить на основании свидетельств (τεκμαίρεσθαι)».[102]102
Текст фрагмента явно не в порядке: Wachtier J. De Alcmeone Crotoniata (Diss.). Leipzig 1896, 34 f; DK I, 214 not; Gomperz H. Alkmaion's Frg. 1 Diels, PhW 48 (1928) 1597; Pitagorici I, 146 f. О значении τεκμαίρεσθαι: Diller Η. ΟΨΙΣ ΑΔΗΛΩΝ ΤΑ ΦΑΙΝΟΜΕΝΑ, Hermes 67 (1932) 14-42.
[Закрыть] Те, кому посвятил свою книгу Алкмеон,[103]103
Властос (Vlastos Gr. Isonomia, AJP 74 [1953] 334) напрасно оспаривал старое мнение о том, что книга Алкмеона была посвящена упомянутым в ее первых строках пифагорейцам (Burnet, 194; Wellmann Μ. Die Schrift περι ίρής νουσου des Corpus Hippocraticum, Sudhoffs Archiv 22 [1929] 311; Olivieri A. Civilta greca neWItalia meridionale. Napoli 1931, 112; Zeller-Mondolfo, 322; Pitagorici, 147). Безусловно, посвящение «не подразумевает согласия с идеями адресата» (добавим – со всеми идеями), но предполагает известную близость интересов автора и адресата. Обращение Эмпедокла к Павсанию, приведенное Властосом в качестве примера, говорит как раз против него, ибо Павсаний был врачом и вполне мог разделять как медицинские, так и натурфилософские взгляды Эмпедокла или, по крайней мере, проявлять к ним интерес.
[Закрыть] входили в пифагорейское сообщество и были, как и сам он, младшими современниками Пифагора,[104]104
Хронологию ранних пифагорейцев см. ниже, 11,1.
[Закрыть] а Бронтин, вероятно, был связан с ним и родственными узами (DK 17 А; 58 А).
Слова Алкмеона примечательны не только тем, что подтверждают близость к ученикам Пифагора этого эмпирически ориентированного ученого и философа. Еще важнее то, что сами они предстают участниками философского диалога, которых волновали те же проблемы, что и Алкмеона. Трудно отказаться от мысли, что начало его книги отражает ситуацию философских и научных споров, которые велись в то время в Кротоне. Некоторое представление об их проблематике может дать содержание книги Алкмеона, наибольшее место в которой было уделено медицине, физиологии и астрономии, словом, всему тому, что греки называли περι φύσεως Ιστορία. Нельзя, конечно, утверждать, что интересы и тем более позиции названных выше пифагорейцев и Алкмеона совпадали: он, например, не проявлял никакой склонности к математике, да и в самом его обращении чувствуется полемический подход. Маловероятно все же, чтобы он посвятил свою книгу людям, совершенно чуждым его идеям и занятиям. От первых пифагорейских врачей, Каллифонта и Лемокеда, до последнего известного нам пифагорейца, Ликона из Тарента, в этой школе сохранялась традиция естественнонаучных занятий – медициной, физиологией, анатомией и ботаникой.[105]105
См. ниже, IV,5.
[Закрыть] На этом фоне интерес Бронтина, Леонта и Батилла к подобным проблемам не может казаться чем-то странным, пусть даже Бронтину и приписывают авторство некоторых орфических поэм.
Итак, мы разобрали свидетельства авторов доплатоновского периода, содержащие имена Пифагора или пифагорейцев. Поскольку нас интересовала преимущественно научно-философская сторона раннего пифагореизма, ряд аспектов ранней традиции остался лишь бегло затронутым. Впрочем, и так очевидно, что на основе свидетельств этого времени невозможно воссоздать сколько-нибудь полный образ пифагорейской школы. Авторы IV в. гораздо подробнее освещают философию пифагорейцев и их достижения в точных и естественных науках. Однако они не могут разрешить два важнейших вопроса: когда возникли в этой школе занятия наукой и философией и какова степень участия в них самого Пифагора? Ответ на эти вопросы дает именно ранняя традиция. Она рисует Пифагора глубоким мыслителем и разносторонним исследователем и вместе с тем наделяет его чертами религиозного и политического деятеля. Но в целом баланс оценок авторов этого времени вполне однозначен: философский и научный элемент оказывается здесь на первом плане, например, у Гераклита, Эмпедокла, Демокрита, Главка, автора Dissoi logoi, Алкмеона, либо выступает наравне с другими – у Ксенофана, Геродота, Иона, Исократа.
Показательно и то, что большинство этих свидетельств принадлежит людям, создававшим философию и науку того времени. Именно они восхищаются мудростью Пифагора, полемизируют с его взглядами, пишут о нем книги, смеются над его проповедями и учатся у его учеников. Судя по широте и богатству откликов, Пифагор являлся одной из самых известных фигур в интеллектуальных кругах V в., а едва ли не все значительные философы того времени были в той или иной степени связаны с его школой.[106]106
К уже упомянутым именам добавим, что Парменид учился у пифагорейца Аминия (28 А 1, 4); его упоминал в числе пифагорейцев Аристоксен (см. ниже, 11,1).
[Закрыть] Все это опровергает любые попытки причислить его к чудотворцам и теологам типа Эпименида, Аристея или Ферекида. В том, что касается наличия философского и научного аспектов в деятельности Пифагора и его ближайших последователей, свидетельства ранней традиции не только красноречивы, но в некотором смысле даже избыточны.
Часто высказывавшееся мнение о том, что пифагорейское общество лишь постепенно перерастало из религиозно-политического в научно-философское, не находит подтверждения в разобранном нами материале. Вместе с тем он почти не содержит прямых указаний на то, какими науками занимались Пифагор и его последователи и какие результаты были ими достигнуты. Однако argumentum ex silentio здесь явно неправомерен. Среди всех свидетельств этого времени лишь слова Антисфена (и косвенно – Гераклита) указывают на политическую деятельность Пифагора, тем не менее никто не ставит под сомнение его значительную роль в событиях, происходивших в Кротоне в конце V в., ибо источники IV в. говорят об этом вполне определенно. Хотя сведения доксографического характера, касающиеся пифагорейцев, также появляются в IV в., ранняя традиция убедительно демонстрирует, что они отнюдь не были выдуманы в платоновской школе – в своих истоках они восходят ко времени жизни Пифагора.
Глава 2
Биография: источники, факты, легенды
Едва ли не самые частые эпитеты, в окружении которых фигурирует имя Пифагора на страницах популярных да и многих научных работ, – это «легендарный», «полулегендарный» или даже «полумифический». У читателя, незнакомого с источниками, может создаться впечатление, что биография Пифагора состоит из легенд и мы знаем о нем столько же, сколько о Гомере или Ликурге, само существование которых до сих пор подвергается сомнению. Однако в действительности положение дел совсем иное.
В традиции о Пифагоре история с самого начала тесно переплетена с фантастическим вымыслом, но, как мы уже отмечали, отделить одно от другого – пожалуй, не самая трудная задача. Гораздо сложнее из сведений, выглядящих вполне правдоподобными, извлечь реальные события жизненного пути Пифагора. Именно здесь мы сталкиваемся с наибольшим количеством контроверз, которые, впрочем, сопровождают исследование биографии каждого из досократиков. Пифагор вовсе не исключение, скорее наоборот: о его жизни мы знаем гораздо больше, чем о любом современном ему философе, будь то Фалес, Анаксимандр, Анаксимен или Ксенофан. Причина этого ясна: о Пифагоре писали много чаще. Огромная слава Пифагора сослужила ему двоякую службу: сделав его имя притягательным для легенд, умножавшихся от века к веку, она вместе с тем позволила сохранить память об исторических событиях того времени.
2.1 ИсточникиВ отрывочных и зачастую случайных упоминаниях авторов V в. очень мало сведений биографического характера. В первой половине IV в. ситуация меняется, но далеко не всегда в лучшую сторону. Ряд фактов о жизни Пифагора сообщают Исократ (Bus. 28-29) и Алкидамант (D.L. VIII,56; Arist. Rhei. 1398 b 9), историки Феопомп (FGrHist 115 F 72-73) и Андрон из Эфеса (D.L. 1,119; DK7 А 6), но в их свидетельствах он предстает в окружении множества выдумок и легенд, на которые ранняя традиция была гораздо более сдержанна.
Платон, несмотря на свой интерес к пифагореизму и глубокое влияние этого течения на его философию, упоминает о Пифагоре всего один раз (Res. 600а) и еще раз о пифагорейцах в целом (Res. 550d). Учитывая, что мы располагаем практически полным корпусом его сочинений, скудость высказываний Платона на этот счет столь же удивительна, сколь и досадна. Ее лишь частично компенсируют сведения его учеников: Гераклида Понтийского, Спевсиппа, Ксенократа и Аристотеля. Гераклид сделал Пифагора героем диалогов, полных легендарного и фантастического материала, и окружил его фигурами чудотворцев и прорицателей – Аристея, Абариса, Гермотима и пр. С этим впоследствии было связано немало недоразумений: вымышленные речи и обстоятельства жизни героев Гераклида были восприняты всерьез.[107]107
Corssen Р. Der Abaris des Heraküdes Ponticus, Rh Μ 67 (1912) 20-57; Levy. Recherches, 22 ff; Boyance P. Sur l`Abaris d'Heraclide le Pontique, REA 36 (1934) 321-352; Bolton J. Aristeas of Proconnesus. Oxford 1962, 151 ff; Gottschalk H. B. Heraclides of Pontus. Oxford 1980, 15 ff, 112 ff. Абарис оказался в аристоксеновском каталоге пифагорейцев (см. ниже, 11,1 сн. 4), вероятно, под влиянием Гераклида (Bolton. Op.cit., 158). Может быть, поэтому и Тимей (FGrHist 566 F 14) считал Эмпедокла, одного из героев диалогов, прямым учеником Пифагора?
[Закрыть] Кроме того, ученики Платона посвятили пифагорейцам специальные сочинения, от которых дошло только несколько фрагментов.[108]108
Гераклид: Περί των Πυθαγορείων (fr. 40-41); Ксенократ: Πυθαγόρεια (fr. 158); Спевсипп: Περί Πυθαγοριχών αριθμών (fr. 28). См.: Zeller-Mondolfo, 347 f.
[Закрыть] Во всем обширном корпусе сохранившихся сочинений Аристотеля Пифагор упоминается лишь дважды (Met. 986 а 29; Rhet. 1398 b 9); немногим больше для его биографии дают фрагменты нескольких утраченных монографий Аристотеля о пифагорейцах: мы находим в них либо собрание «чудесных» историй, либо критическое рассмотрение философских и научных вопросов (fr. 190-207).[109]109
См.: Philip J. Aristotle's Monograph on the Pythagoreans, ТАРА 94 (1963) 185-198.
[Закрыть]
Ситуацию резко меняет возникновение в перипатетической школе биографического жанра.[110]110
Leo Fr. Die griechisch-römische Biographic Leipzig 1901, 85 ff; Mess A. von. Die Anfänge der Biographie, RhM 71 (1916) 79-101; Momigliano A. The Development of Greek Biography. Cambridge (Mass.) 1971, 74 f.
[Закрыть] По счастливой случайности один из его зачинателей, Аристоксен, учился в молодости у последних пифагорейцев и располагал более надежными данными, чем другие авторы того времени. Аристоксен посвятил Пифагору и его ученикам три сочинения биографического характера,[111]111
Περί Πυθαγόρου xaί των γνωρίμων αύτου (fr. 11-25), Περί του Πυθαγορικου βίου (fr. 26-32), ΠυθαγοριχαΙ αποφάσεις (fr. 33-41). См. также: Αρχύτα βίος (fr. 47-50) и Παιδευτικοί νόμοι (fr. 43).
[Закрыть] и, несмотря на то, что ему свойственна ярко апологетическая тенденция, сам он, кажется, мало что выдумывал (хотя и повторял выдумки других) и даже старался очистить образ Пифагора от легенд, уже давно и тесно с ним связанных.[112]112
Laloy L. Aristoxene de Tarente, disciple dAristote. Paris 1904, 16 ff; Тенденциозность Аристоксена очень часто преувеличивают: Levy. Recherches, 44 f; Burkert, 107 f; van der Waerden, 15; Cox P. Biography in Late Antiquity: A Quest for the Holy Man. Berkeley 1983, 10 f. Ср. более объективную оценку: von Fritz. Pythagoras, 173 ff; Momigliano. Biography, 74 f. См. также сводку мнений: Vatai F. L. Intellectuals in Politics in the Greek World. London 1984, 22 f. Не следует забывать, что в области музыкальной теории, наиболее важной для Аристоксена, он не только критикует пифагорейцев (Harm. 1,32-33), но и во многом порывает с традицией этой школы.
[Закрыть] Его младший современник перипатетик Дикеарх, рассматривавший деятельность Пифагора как в рамках своего общего труда Βίος Ελλάδος (fr. 47-48), так и в отдельной биографии (fr. 33-36, 41), был лишен тенденциозности Аристоксена, но независимых сведений о пифагорейцах имел гораздо меньше. В целом, благодаря Аристоксену и Дикеарху, до нас дошло наибольшее количество надежных биографических данных, хотя и их сведения, разумеется, нуждаются в критическом рассмотрении.
Несколько фрагментов Тимея (FGrHist 566 F 13, 14, 16, 17, 131, 132) имеют отношение к Пифагору. Тимея часто использовали позднейшие историки, но реконструкция восходящих к нему сведений наталкивается на большие трудности и пока еще далека от надежности.[113]113
Von Fritz. Pol., 33 ff; Pythagoras, 170 ff; Burkert, 103 ff. См. предостережения Якоби против попыток связать с Тимеем значительную часть позднеантичной традиции (FGrHist III b., Komm., 550 f, Not. 191-198).
[Закрыть] Историки Неанф из Кизика (FGrHist 84 F 26-33) и Гермипп (fr. 18—24), писавшие о пифагорейцах в III в., опирались как на перипатетические биографии, так и на популярную традицию, причем Гермипп добавил к ней несколько баснословных рассказов, рисовавших Пифагора в очень неприглядном виде.
Анонимная биография Пифагора, сохранившаяся в передаче Диодора Сицилийского, относится к периоду эллинизма.[114]114
Diod. 10.3-11 = Thesleff, Texts, 229 f. О датировке см.: Thesleff. Writings, 109; Burkert, 104 η. 36. Авторство анонимной биографии из библиотеки Фотия (Thesleff. Texts, 237 ff) связывали с платоником I в. Евдором (Burkert, 53 п. 2). Майер, однако, предлагает гораздо более позднюю датировку – II в. н.э. (Mejer J. Diogenes Laertius and His Hellenistic Background. Wiesbaden 1978, 91 n. 60); ср.: Thesleff. Writings, 109.
[Закрыть] Она малоинформативна, но показательна тем, что уже использует некоторые псевдопифагорейские сочинения, обильно фабриковавшиеся в тот период. Эта литература, с ее тягой к риторическому морализаторству, с отсутствием интереса к реальной истории и серьезным философским и научным проблемам, станет впоследствии одним из важных источников позднеантичных сочинений о Пифагоре.
Свое второе рождение биографическая традиция получила в рамках неопифагореизма. Одну из первых неопифагорейских биографий написал Аполлоний Тианский, неутомимый искатель «сокровенного» во всех греческих и восточных учениях, человек, желавший не только писать о чудесах, но и творить их.[115]115
Споры вокруг его биографии Пифагора до сих пор не окончены. Одни оспаривают подлинность самой биографии (Bowie Ε. L. Apollonius of Tyana: Tradition and Reality, ANRW 11,16.2 [1978] 1672 n. 77, 1691 f), другие – что материал Порфирия и Ямвлиха действительно восходит к Аполлонию Тианскому (Taggart В. L. Apollonius of Туапа. His Biographers and Critics [Diss.]. Tufts University 1972, 85 f; Gorman P. The 'Apollonios' of the Neoplatonic Biographies of Pythagoras, Mnemosyne 38 [1985] 130-144). См., однако: Perzke G. Die Traditionen über Apollonius von Туапа und das Neue Testament. Leiden 1970, 37 ff; Dzielska M. Apollonius of Туапа in Legend and History. Roma 1986, 130 ff.
[Закрыть] Хотя у Аполлония можно найти сведения, восходящие к источникам IV—III вв., подход его был, в сущности, антиисторичен. Аполлоний видел в Пифагоре своего прямого предшественника (он считал, что душа Пифагора вселилась именно в него) и рисовал его по своему образу и подобию, сильно отличавшемуся от оригинала. Книга Аполлония до нас не дошла, но сохранились родственные ей по духу и прямо ее использовавшие «Жизнь Пифагора» Порфирия и «О пифагорейской жизни» его ученика Ямвлиха.[116]116
Источники этих биографий рассмотрены в работах: Rohde; Jäger Η. Die Quellen des Porphyrius in seiner Pythagoras-Biographie (Diss.). Zürich 1919; Festugiere A.-J. Sur la 'Vita Pythagorica' de Jamblique (1937), Etudes de Philosophie greque. Paris 1971, 437-462; Boyance P. Sur la 'Vie pythagoricienne' de Jamblich, REG 52 (1939) 36-50.
[Закрыть] К числу других источников этих сочинений относится фантастический роман Антония Диогена «Чудеса по ту сторону Фулы»,[117]117
Rohde, 125 f; Der griechische Roman und seine Vorläufer. 3. Aufl. Leipzig 1914, 270 ff; Reyhl K. Antonius Diogenes (Diss.). Tübingen 1969, 20 ff; Ё. des Places, ed. Porphyre. Vie de Pythagore. Paris 1982, 13 ff.
[Закрыть] а также биография Пифагора, автор которой, Никомах из Герасы, известен своей любовью к мистической арифметике.[118]118
Ср.: Philip J. The Biographical Tradition – Pythagoras, ТАРА 90 (1959) 185-194. Биографические данные о Никомахе см.: F. Е. Robbins, L. Ch. Karpinski, ed. Nicomachus of Gerasa. Introduction to Arithmetic. London 1929, 71 ff. Никомаха традиционно датируют самым началом II в. н.э. Диллон, предлагавший новую датировку (с. 120-196 A.D.), позже от нее отказался: Dillon J. Μ. The Golden Chain. Aldershot 1990, Addenda, 2.
[Закрыть]
У Порфирия и Ямвлиха, как, впрочем, у многих из их эллинистических предшественников, легендарное, фантастическое, чудесное перестает быть побочным мотивом и становится сутью и основой повествования. Судя по биографии Плотина, написанной Порфирием, он не был вовсе лишен исторического интереса, и хотя его «Жизнь Пифагора» больше похожа на житие святого, к ее достоинствам нужно отнести то, что здесь, как правило, называются источники. О Ямвлихе нельзя сказать даже этого. Трудно представить себе человека, который был бы столь мало пригоден для осуществления своего амбициозного плана: описать в десяти книгах (10 – священное число!) все стороны древнего пифагореизма.[119]119
См.: O'Meara D. Pythagoras Revived: Mathematics and Philosophy in Late Antiquity. Oxford 1989. Странным образом автор отказывается от подробного рассмотрения источников Ямвлиха.
[Закрыть] В собственном учении Ямвлих стремился соединить все известные ему религиозно-философские системы – от египетских до индийских, но книгу о пифагорейцах он компоновал, механически переписывая два-три сочинения (далеко не лучшие), причем с многочисленными искажениями, бессмысленными повторами и перестановками.[120]120
См., например: Deubner L. Bemerkungen zum Text der Vita Pythagorae des Jamblichos, SPAW (1935) 616 ff, 654 ff; Festugiere. Vita Pythagorica, 443. Вполне вероятно, что «пифагорейское собрание» Ямвлиха, от которого сохранилось только 4 книги, служило в его школе в качестве учебного пособия для «введения» в философию (J. М. Dillon, ed. Iamblichi Chalcidensis in Piatonis dialogos commentariorum fragmenta. Leiden 1973, 19 f). См. также: Albrecht Μ. von. Das Menschenbild in Iamblichs Darstellung der pythagoreischen Lebensform, А&А 12 (1966) 51-63.
[Закрыть]
Кажется очевидным, что поздние компиляции ценны как источники по древнему пифагореизму лишь в тех сравнительно немногих случаях, когда передаваемые ими сведения восходят к авторам рубежа IV—III вв.[121]121
Philip. Biographical Tradition, 193.
[Закрыть] Но, к глубокому сожалению, до нас дошли не Аристоксен и Дикеарх, а именно Ямвлих и Порфирий, и созданный ими образ на много веков определил отношение к пифагорейцам.[122]122
См., например, последнюю биографию Пифагора: Gorman P. Pythagoras: A Life. London 1979.
[Закрыть] Разумеется, уже в XIX в. эти поздние биографии никто полностью не воспринимал всерьез и ругать Ямвлиха стало едва ли не ученой традицией. И все же, несмотря на огромную критическую работу, проделанную несколькими поколениями исследователей, образ Пифагора и его школы так и не был до конца очищен от множества поздних напластований, аккумулированных в сочинениях их неопифагорейских эпигонов.
Завершая краткий обзор главных, но далеко не всех биографических трудов,[123]123
См. подробный анализ: Burkert, 97 ff.
[Закрыть] упомянем еще Диогена Лаэрция. Исследование источников его биографии Пифагора показало, что он пользовался далеко не худшими из них,[124]124
Delatte. Vie, passim; Mejer. Op.cit., passim.
[Закрыть] к тому же его отношение к «чудесной» стороне пифагорейской традиции было гораздо более сдержанным, чем у Порфирия и Ямвлиха. Отсутствие у Диогена Лаэрция собственных идей по интересующему нас вопросу в известной мере гарантирует меньшую искаженность передаваемого материала, чем у неопифагорейских биографов. Впрочем, его способ обращения с источниками, напоминающий составление мозаики, иногда обескураживает даже больше, чем стиль Ямвлиха, который обычно переписывал тексты довольно большими кусками.
Сведения о Пифагоре до его отъезда в Великую Грецию чрезвычайно малочисленны. Ранние источники называют его родиной Самос (Hdt. IV,95; Isoc. Bus. 28), с чем солидарна и большая часть поздних авторов.[125]125
См.: Cuccioli Melloni R. Richerche sul Pitagorismo I. Biografia di Pitagora. Bologna 1969, test. I.
[Закрыть] Но уже у Феопомпа и Аристоксена (fr. 11) появляется другая версия: они считали его тирренцем (этруском) с одного из островов в Эгейском море, откуда впоследствии тирренцы были изгнаны афинянами. Происхождение этой версии не совсем ясно,[126]126
См.: Burnet, 87; Delatte. Vie, 147 f; Wehrli. Com. ad /ос; Philip, 185; Momigliano. Op.cit, 75. Едва ли оно объясняется попыткой связать религиозное учение Пифагора с этрусками: в античной традиции нет упоминаний о том, что они верили в переселение душ. Непонятно также, почему Аристоксен предпочел эту версию традиционному и, по всей видимости, верному мнению: ведь ему, в отличие от Феопомпа, была доступна школьная традиция. Кроме того, он вовсе не стремился представить Пифагора чудотворцем и меньше всего касался религиозных вопросов.
[Закрыть] но каково бы оно ни было, принимать ее нет никаких оснований.
Отцом Пифагора обычно называют Мнесарха (Heracl. В 129; Hdt. IV,95). О профессии Мнесарха высказывались различные мнения: одни считали его богатым купцом (Porph. VP 1; Iam. VP 2), другие – резчиком гемм (D.L. VIII,1). Упоминание о такой редкой профессии не очень похоже на чье-то изобретение,[127]127
Как считал Делятт (Delatte. Vie, 147), Диоген Лаэрций цитирует здесь Гермиппа. Гермипп работал в Александрийской библиотеке и имел доступ к многочисленным источникам. Одним из них мог быть Дурид Самосский, автор трактата о гравировке по металлу, также писавший о Пифагоре (Philip, 186). Построения Деманд (Demand N. Pythagoras, Son of Mnesarchos, Phronesis 18 [1973] 91-96) по этому поводу совершенно фантастичны.
[Закрыть] но первый вариант все же предпочтительнее.[128]128
Philip, 185. Ср.: Fritz К. von. RE 15.2 (1932) 2270-2272. Майнер полагал, что Мнесарх мог заниматься и той и другой профессией (Minar, 3). Во всяком случае, на основе одной реплики Диогена (или Гермиппа) нельзя строить далеко идущие предположения, как это делают Селтман и Гатри (Seltman. Op.cit., 76 f; Guthrie I, 176 f), связывая начало чеканки монет в Южной Италии с приездом туда Пифагора, знакомого с профессией гравера. См.: De Vogel, 52 ff; Demand N. The Incusive Coins: A Modern Pythagorean Tradition Re-Examined, Apeiron 10 (1976) 1-5; Kraay. Op.cit, 164 f.
[Закрыть] Самосский аристократ вполне мог заниматься крупной торговлей хлебом (но никак не ремеслом), а образование и характер политической деятельности Пифагора явственно указывают на знатность и богатство его происхождения.
Из предшественников Пифагора его чаще всего связывают с Ферекидом. В более поздние времена у него появляются и другие учителя, например Анаксимандр и Фалес (Porph. VP 2; Iam. VP 11-12), однако стремление эллинистических эрудитов связать всех великих философов нитями личной преемственности едва ли заслуживает серьезного внимания. Что касается Ферекида, то Ион, впервые упомянувший его рядом с Пифагором, еще ничего не говорит об их личных контактах. Но уже в следующем веке историк Андрон из Эфеса, автор книги о семи мудрецах, называет Ферекида учителем Пифагора (D.L. 1,119), за ним следуют Аристоксен (fr. 14) и Дикеарх (fr. 34). Андрон черпал свои сведения из Феопомпа, который повествовал о чудесах и предсказаниях Ферекида (7 А 6). Андрон приписал те же чудеса Пифагору, изменив лишь имена и географические названия.[129]129
См.: Jacoby F. The First Athenian Prose Writer, Mnemosyne 13 (1947) 24 n. 32; Burkert, 144 n. 133.
[Закрыть]
Соседство Ферекида и Пифагора в легендарной традиции не должно нас смущать: она сближала персонажей по определенному признаку – наличию «чудесных» историй. Эмпедокла в этой связи поминали ничуть не реже, в то время как Аристотель называл его φυσιολόγος (31 А 22) и цитировал больше, чем любого другого из досократиков. Несмотря на древность традиции, сближающей Ферекида и Пифагора, она, скорее всего, неисторична. В пифагореизме едва ли найдутся черты, свидетельствующие о близости его основателя к Ферекиду.[130]130
Учение метемпсихоза, которое приписывает Ферекиду Суда, – это поздняя выдумка, призванная объяснить его сближение с Пифагором (Long. Op.cit, 13 f). Ср.: Schibli Η. S. Pherekydes of Syros. Oxford 1990, 11 ff, 104 f.
[Закрыть] Гораздо больше сходства в стиле их жизни, что как раз и могло послужить основанием для сближения. «Если Ферекид был мудрецом того типа, который связан с чудесными историями, а именно таким был Пифагор, то связь между двумя схожими современниками была бы изобретена независимо от того, существовала она в действительности или нет», – писал по этому поводу Рэйвен.[131]131
KR, 50 f. Cm. также: Zeller, 299 η. 2; Philip, 188. Стоит заметить, что Ферекид не был «обычным» теологом и чудотворцем: тот же Аристотель находил рациональные черты в его учении (7 А 7). Есть основания полагать, что на него повлиял Анаксимандр (Kahn Ch. Η. Anaximander and the Origin of Greek Cosmology. New York 1960, 240; Fritz K. von. Pherekydes, RE 19.2 [1938] 2030 f).
[Закрыть] Возможно, здесь сыграли свою роль и стихи Иона.
Итак, ничего определенного об учителях Пифагора сказать нельзя.[132]132
Фон Фриц полагал, что упоминание еще об одном учителе Пифагора – Гермодаманте, потомке Креофила, из известной семьи самосских аэдов (D.L. VIII,21; Porph. VP, 15), могло принадлежать Аристоксену (von Fritz. Pol., 17; ср.: Delatte. Vie, 151; Philip, 189). Если это и так, оценить достоверность подобной информации невозможно.
[Закрыть] Несмотря на его несомненную близость к ионийской традиции и знакомство с идеями милетских философов, никто из них, вероятно, не был его прямым наставником.
«Достигнув сорока лет, – говорит Аристоксен, – Пифагор, видя, что тирания Поликрата слишком сурова, чтобы свободный человек мог переносить ее надзор и деспотизм, уехал вследствие этого в Италию» (fr. 16). Годом его отъезда с Самоса Аполлодор считал первый год 62-й олимпиады (532/1 г.), основываясь, как полагают, на сочинении самого Аристоксена,[133]133
Jacoby F. Apollodors Chronik. Berlin 1902, 216 f; Burnet, 88 n. 1; Philip, 185; Burkert, 110 n. 4; Mosshamer A. A. The Cronicle of Eusebios and Greek Chronographical Tradition. Lewisburg 1979, 282. Разумеется, у Аристоксена едва ли стояла точная дата, ее должен был высчитать сам Аполлодор.
[Закрыть] а Тимей – вероятно, 529 г.[134]134
Burnet, 89; Minar, 133 ff; de Vogel, 23 f. Ср.: Jacoby. FGrHist IIIb, Not. 198; von Fritz. Pythagoras, 180 f.
[Закрыть] Следовательно, приблизительной датой рождения Пифагора можно считать 570 г. Единственным препятствием здесь служит то соображение, что уже в труде Аристоксена содержалась синхронизация главного события в жизни Пифагора – прибытия в Италию – с его акме. Такой прием действительно характерен для эллинистической биографии, но ниоткуда не следует, что им пользовался Аристоксен, стоявший у самых истоков этого жанра.[135]135
Построения Мосхамера на этот счет неубедительны (Mosshamer. Op.cit, 234). Ср.: Bowen А. С. The Minor Sixth (8:5) in Early Greek Harmonic Science, AJP 99 (1978) 501-506.
[Закрыть] Биографии Аристоксена посвящены, как правило, людям недавнего прошлого – Сократу, Платону, Архиту и едва ли нуждались в искусственной синхронизации. Остается добавить, что любая альтернативная хронология критики не выдерживает[136]136
Morrison. Pythagoras, 144; von Fritz. Pythagoras, 179 ff; Philip, 195 f; De Vogel, 21 ff.
[Закрыть] и время около 570 г. считается едва ли не общепринятой датой рождения Пифагора.
Поликрат приходит к власти на Самосе около 540 г.[137]137
Shipley Gr. A History of Samos: 800-188 B.C. Oxford 1987, 74 ff.
[Закрыть] и до 522 г. остается единоличным правителем острова. Эпоха его правления была весьма благоприятна для Самоса: на острове ведется обширное строительство, его экономика процветает. Подобно многим греческим тиранам, Поликрат покровительствовал талантам: при его дворе жили поэты Ивик и Анакреонт, работали знаменитый врач Демокед и создатель самосского туннеля инженер Евпалин. Что же заставило Пифагора уехать с Самоса? Действительно ли связь с земельной аристократией, враждебной Поликрату?[138]138
Minar, 6 f.
[Закрыть] Или, как считают некоторые, политические мотивы его эмиграции просто выдуманы Аристоксеном, чтобы приписать ему славу тираноборца?[139]139
Levy. Recherches, 46; Burkert, 119.
[Закрыть] Вероятно, любой ответ здесь будет гадательным. Можно лишь полагать, что, будь Пифагор только философом и ученым, ему, вероятно, нашлось бы место под властью просвещенного тирана. Однако он был еще и человеком, движимым сильными политическими амбициями и посвятившим политике немалую часть своей жизни. Трудно ли было ему понять, по прошествии нескольких лет тирании Поликрата, что Самос слишком мал для них обоих? Политическая карьера в условиях тирании могла вывести его только в приближенные тирана, но этот путь вряд ли подходил для такой личности, как Пифагор.[140]140
О насильственной или добровольной эмиграции самосских аристократов при Поликрате см.: Shipley. Op.cit., 91. Выбор Кротона в качестве места эмиграции едва ли случаен: между двумя городами уже в то время должны были существовать торговые связи (Ciaceri Ε. Storia della Magna Grecia. V. II. Milano 1940, 18 f, 234 f).
[Закрыть]
