Текст книги "Наука, философия и религия в раннем пифагореизме"

Автор книги: Леонид Жмудь

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 24 страниц)

Таким образом, от пифагорейцев IV в. тянется нить преемственности к Архимеду, который не только ставил научные эксперименты, но и конструировал военные орудия для защиты Сиракуз, на этот раз от римлян. Хотя от Пифагора до Архимеда экспериментально-математический метод развивался по восходящей линии,[725]725
  Об экспериментах в перипатетической школе см.: Steinmetz Р. Die Physik des Theophrastos von Eresos. Bad Homburg 1964, Register s.v. Experiment; Gottschalk Η. B. Strato of Lampsacus: Some Texts. Leeds 1966; ср.: Gatzemeier Μ. Die Naturphilosophie des Stratons von Lampsakos. Meisenheim 1970, 142 ff.


[Закрыть] его распространение на новые области естествознания происходило медленно и очень неравномерно, так что к концу этого периода он так и не стал господствующим в физике. После Архимеда мы видим, как правило, либо эксперименты без опоры на математику, либо математику без всяких экспериментов. (Одним из немногочисленных исключений здесь был Птолемей.) За вычетом некоторых областей – статики, гидростатики, акустики и оптики – в античном естествознании возобладал не количественный, а качественный подход, ярким образцом которого было физическое учение Аристотеля. Нельзя сказать, чтобы аристотелевская физика не опиралась ни на какие эксперименты, но она отказалась от фундаментальных для пифагорейцев понятий меры и числа. Зато она предоставила своим адептам то, что не сумели или, лучше сказать, не успели дать сторонники экспериментально-математического метода – общую теорию.[726]726
  Там, где такая теория была, в частности, в акустике и гармонике, она оставалась наиболее влиятельной до конца античности.


[Закрыть]

Глава 4
Астрономия

4.1 Греческая астрономия и Восток

В главе о музыкальной теории мы не касались вопроса о возможных восточных влияниях, ибо оснований для этого нет. Хотя греки переняли с Востока многие музыкальные инструменты, обнаружить какие-либо следы восточных влияний на пифагорейскую математическую теорию музыки пока не удалось. О Египте здесь вообще нечего сказать, а вавилонские музыкальные тексты, недавно частично расшифрованные, не обнаруживают ничего похожего на пифагорейскую гармонику.[727]727
  См.: Kilmer A. D. et al. Sounds from Silence. Berkeley 1976; DushesneGuillemin M. Music in Ancient Mesopotamia and Egypt, World Archeol. 12 (1981). Подробную библиографию вопроса см.: Lasserre F. Musica babilonese e musica greca, B. Gentiii, ed. La musica in Grecia. Roma 1988, 72-96.


[Закрыть] И хотя Ямвлих утверждал, что Пифагор вывез «музыкальную» пропорцию из Вавилона (In Nic. p. 118), теперь мы хорошо знаем, что вавилонская математика пропорциями не занималась и никак не была связана с музыкой.

В астрономии положение дел совсем иное: давняя и прочная традиция, восходящая еще к V в., связывает ее развитие с влиянием Египта и Вавилона. Античная литература содержит множество упоминаний об астрономической премудрости египетских и халдейских жрецов. Казалось бы, игнорировать это общее мнение эпохи невозможно. Однако, как замечал Нейгебауер, в истории науки трудно найти такую область, как древняя астрономия, в которой бы расхождение между общепринятыми мнениями и тем, что выясняется при детальном изучении первоисточников, было столь велико.[728]728
  Neugebauer. ES, 106.


[Закрыть] Давно уже стало очевидным, что все рассказы греков об астрономии египетских жрецов совершенно недостоверны. Никакой иной астрономии, кроме наблюдения за звездами для составления календаря, в Египте, собственно говоря, не было;[729]729
  Toomer G. J. Mathematics and Astronomy, J. R. Harris, ed. The Legacy of Egypt. 2nd ed. Oxford 1971, 45 f. Этот факт не отрицается и в работе, которая выше, чем обычно, оценивает египетскую астрономию: Leitz Ch. Studien zur ägyptischen Astronomie. Wiesbaden 1989.


[Закрыть] в египетских текстах не нашлось ни одной записи астрономических наблюдений.[730]730
  Parker R. A. Ancient Egyptian Astronomy, D. G. Kendal, ed. The Place of Astronomy in the Ancient World. Oxford 1974, 51-64; Neugebauer. HAMA II, 559 ff.


[Закрыть]

Вопрос о вавилонском влиянии обрел твердую почву только после того, как в научный оборот вошли астрономические клинописные тексты. Было установлено, что начиная с середины II в. греческие астрономы, в частности Гипсикл и Гиппарх, использовали в своих теориях данные вавилонских наблюдений и расчетов.[731]731
  Neugebauer. HAMA II, 589 ff.


[Закрыть] Что же происходило до этого? Ведь развитие греческой астрономии началось не во II в., как считает Нейгебауер, – без особого преувеличения можно сказать, что самые плодотворные идеи этой астрономии были выдвинуты в течение четырехсот лет, прошедших от Анаксимандра до Гиппарха. Видны ли в этот период какие-либо следы вавилонских заимствований?

Сравнивая вавилонскую и греческую астрономию, нетрудно заметить, что различия между ними столь же велики, как и между математическими традициями обеих культур. Если математика вавилонян была направлена на решение конкретных задач, то главной целью их астрономии было правильное предсказание видимого положения небесных тел: Луны, Солнца и планет. Для этого использовались как наблюдения, которые начали производить по крайней мере с XVIII в., а систематически записывать с VIII в.,[732]732
  Sachs A. J., Hunger H. Astronomical Diaries and Related Texts from Babylonia. V. I. Wien 1988, 12 ff. Известная астрономическая коллекция текстов MUL.APIN относится к еще более раннему времени, X в.: Hunger Η., Pingree D. MUL.APIN. An Astronomical Compendium in Cuneiform. Horn 1989, 10 f.


[Закрыть] так и вычисления, основанные на все более сложных арифметических схемах.

Помимо целей календарной астрономии предсказания нужны были вавилонянам еще и потому, что движения небесных тел, лунные и солнечные затмения считались предзнаменованиями того, каков будет ход государственных дел, исход войны, размер урожая и т.д. Правда, астрология в современном смысле слова, т. е. доктрина о связи индивидуальной человеческой судьбы с движением небесных тел, появляется у вавилонян сравнительно поздно (V в.), в целом же ее становление происходило уже на греческой почве, в эллинистическом Египте.[733]733
  Cumont F. Astrology and Religion Among the Greeks and Romans. New York 1960; Neugebauer. HAMA II, 608 ff.


[Закрыть] Нелишне также отметить, что вавилонские жрецы не имели отношения к астрономическим наблюдениям, этим занимались специально обученные писцы.[734]734
  Parpola S. Letters from Assyrian Scholars to the Kings Esarhaddon and Assurbanipal. Neukirchen 1970. P. 1, VII f, 2 ff; P. 2, XIV f; Дьяконов И. Μ. Научные представления на Древнем Востоке, Очерки истории естественнонаучных знаний в древности. Москва 1982, 98, 105.


[Закрыть]

В последний период своего существования (III—I вв.) вавилонская астрономия превратилась в сложную, технически развитую дисциплину, разработала эффективные методы расчета и предсказания видимого движения небесных тел, в особенности Луны и Солнца. Несмотря на это, в ней обнаруживается столь же кардинальный недостаток, как и в лишенной доказательства математике вавилонян. Вавилонские астрономы не проявляли никакого интереса к тому, каково же реальное, а не видимое движение тел по небосводу, и как они в действительности расположены друг по отношению к другу. Греческие астрономы, начиная с Анаксимандра, были в первую очередь озабочены созданием геометрической модели, которая бы отражала истинную структуру космоса и объясняла видимое движение небесных тел.[735]735
  Kahn. Anaximander, 83 f.


[Закрыть] Вавилонская же астрономия была принципиально агеометрична: представления о небесной и земной сферах, о круговых равномерных движениях планет, равно как и любые другие объяснительные модели были ей совершенно не свойственны.[736]736
  См.: Aaboe A. On Babylonian Planetary Theories, Centaurus 5 (1958) 209-277; idem. Observation and Theory in Babylonian Astronomy, Centaurus 24 (1980) 14-35; о единственном исключении см.: Neugebauer. ES, 108 f; ср.: HAMA II, 577.


[Закрыть]

Вавилоняне умели предсказывать лунные затмения, но совершенно не интересовались их причинами. Стремясь как можно точнее рассчитать появление планет в нескольких фиксированных точках небосвода, они располагали их в таком порядке, который никак не отражал их подлинного положения в пространстве, например: Юпитер – Венера – Сатурн – Меркурий – Марс.[737]737
  Neugebauer. HAMA II, 690.


[Закрыть] Лаже в эллинистическое время, когда вавилонская астрономия обогатилась сложными математическими методами, она ни на шаг не продвинулась в познании истинного строения Солнечной системы. Само стремление к этому оставалось ей чуждым.

Можно ли назвать такую астрономию научной? Только в том случае, если мы станем на позицию конвенционализма, считающего научные теории удобным средством для расчетов и предсказаний, но никак не способом отыскания истины. С точки зрения конвенционализма научная астрономия есть «математическое описание небесных явлений, способное представить числовые предсказания, проверяемые с помощью наблюдений».[738]738
  Aaboe Α. Scientific Astronomy in Antiquity, Place of Astronomy, 23.


[Закрыть] Может быть, вавилонским астрономам и была бы близка эта идея, но греческая, равно как и европейская наука, стояла совсем на другой позиции. Ее сформулировал еще Анаксагор: «Явления – облик невидимых вещей» (59 В 21а), т. е. изучение явлений позволяет проникнуть в суть скрытых закономерностей, которым подчинена природа. Точность расчетов считалась вещью чрезвычайно важной, но едва ли главной.[739]739
  Критику конвенционализма в интерпретации греческой астрономии см.: Lloyd G. Ε. R. Saving the appearences, CQ 28 (1978) 202-222.


[Закрыть] Показательно, например, что система Птолемея обеспечивала почти ту же точность расчетов, что и система Коперника. Во всяком случае, Коперник настаивал на центральном положении Солнца отнюдь не ради точности предсказаний. Он был глубоко убежден, что такова истинная геометрия вселенной, и это убеждение разделяли с ним Галилей и Кеплер. Надо полагать, что и создатели современных астрономических теорий претендуют, как правило, на нечто большее, чем только математическое описание явлений.

Глубокие различия между вавилонской и греческой астрономией были ясны уже самим грекам. Теон Смирнский, опираясь на перипатетика Адраста, профессионально занимавшегося астрономией, отмечал, что вавилоняне, «используя арифметические методы и не прибегая к изучению природы явлений (ανευ φυσιολογίας), сами сделали несовершенными свои методы, тогда как эти вещи [небесные явления] надлежит рассматривать и с физической точки зрения, что и пытались делать занимавшиеся астрономией греки» (Exp. p. 177.17 f).

Если учитывать эти различия, а также то, что говорилось выше о сложности передачи математических знаний,[740]740
  См. выше, IV,2.1.


[Закрыть] то очень незначительное число вавилонских заимствований в раннегреческой астрономии отнюдь не покажется удивительным.[741]741
  О сложности контактов между вавилонской и греческой астрономией см.: Dicks D. R. Early Greek Astronomy to Aristotle. London 1970, 168 ff.


[Закрыть] Разумеется, если суммировать многочисленные гипотезы о влиянии вавилонской астрономии на раннегреческую, то окажется, что все или почти все ее знания были заимствованы: от имен зодиакальных созвездий до сведений о движении планет.[742]742
  См., например: Fortheringham J. K. The Indebtedness of Greek to Chaldean Astronomy, Observatory 51 (1928) № 653, 301-315; Clarke L. W. Greek Astronomy and Its Debt to the Babylonians, BJHS 1 (1962) 67-77; Huxley G. The Interaction of Greek and Babylonian Astronomy. Belfast 1964; van der Waerden. Astronomie, 253 ff. Критику идей о вавилонском происхождении зодиакальных созвездий см.: Webb Ε. J. The Names of the Stars. London 1952, 157 ff. В солидном исследовании по раннегреческой астрономии (Wenskus О. Astronomische Zeitangaben von Homer bis Theophrast. Stuttgart 1990, 21 ff) приводится ряд параллелей между греческими и вавилонскими названиями созвездий, но вопрос о вавилонском влиянии оставлен на усмотрение читателя; это означает, что приводимые примеры не до конца убеждают и самого автора.


[Закрыть] Как правило, отправной точкой этих гипотез служат не документальные свидетельства, а наличие у греков и вавилонян одинаковых или сходных представлений. На этом фоне позиция Нейгебауера, ведущего специалиста по вавилонской астрономии, кажется едва ли не парадоксальной, ибо он датирует начало сколько-нибудь ощутимого влияния Вавилона на греческую астрономию эллинистической эпохой.[743]743
  Neugebauer. HAMA II, 590 ff.


[Закрыть] Между тем такая позиция гораздо ближе к реальности, чем энтузиастический панвавилонизм некоторых историков астрономии. Фактически с VI по IV в. нам известны лишь три примера заимствований, о которых можно говорить с уверенностью, причем ни один из них не касается пифагорейцев.

Первый пример – это знаменитое предсказание Фалесом солнечного затмения 585 г. О нем упоминал Геродот (1,74), а еще раньше Ксенофан (21 В 19) и Гераклит (22 В 38). Сама идея предсказания затмения явно вавилонского происхождения, и долгое время считалось, что Фалесу были доступны данные, позволившие рассчитать дату затмения для данной области. Впоследствии же выяснилось, что такими методами вавилонская астрономия не обладала.[744]744
  Neugebauer. ES, 136; Η AM А II. 604.


[Закрыть] Тем не менее у нас нет оснований отбрасывать традицию о предсказании Фалеса. Можно полагать, что Фалес каким-то образом узнал об одном из вавилонских циклов, на основании которых предсказывались лунные затмения, и смело применил его для определения даты следующего солнечного затмения.[745]745
  Dicks. Astronomy, 43 f; Зайцев. Культурный переворот, 193. Как показал Хартнер, знаменитый вавилонский «сарос», 223-месячный период, для этой цели годился очень плохо (Hartner W. Eclipse Periods and Thaies' Prediction of a Solar Eclipse. Historic Truth and Modern Myth, Centaurus 14 [1969] 60-71). Но идея Хартнера о том, что Фалес сам рассчитал соответствующий период между двумя солнечными затмениями, основана на предположении, что греки еще в VII в. записывали даты солнечных затмений, а это крайне маловероятно. Если бы такие записи велись, то они служили бы базой для других предсказаний, тогда как в действительности «предсказание» Фалеса – это единственный известный нам эпизод из всей античности.


[Закрыть] «Предсказание» Фалеса сбылось лишь благодаря счастливой случайности: затмение не только произошло в названном им году, но и было видно в Ионии. Удачное предсказание укрепило славу знаменитого мудреца и могло стать образцом для подражания. Могло, но не стало. Греческая астрономия в лице Анаксимандра выбрала совсем иной путь: развитие кинематических моделей, объясняющих движение небесных тел. Успех Фалеса, возможно, способствовал дальнейшему изучению периодичности небесных явлений, но сама вавилонская схема греками больше не использовалось.

У Геродота мы находим сообщение о том, что греки узнали от вавилонян о гномоне, полосе и разделении дня на 12 частей (11,109). Правда, сейчас принято считать, что греки переняли разделение дня не у вавилонян, а у египтян, которые знали его еще во II тыс.[746]746
  Parker. Astronomy, 52; Toomer. Op.cit, 56 ff; Neugebauer О. On Some Aspects of Early Greek Astronomy (1971), Astronomy and History. Selected Essays. New York 1983, 361 f. Есть и другая возможность: греки разделили день по аналогии с делением года на 12 месяцев, и в этом не обязательно видеть чье-либо влияние: Franciosi F. Herod. 2.109. Astronomia come scienza esatta e parti del giorno, A&R 27 (1982) 179 f.


[Закрыть] Гномон, о котором пишет Геродот, – это солнечные часы, бывшие я ту пору одним из немногих астрономических инструментов. Гномон представлял, собой стержень, перпендикулярный подставке с нанесенными на нее делениями. Задолго до греков гномон использовали и египтяне, и вавилоняне, поэтому трудно сказать, откуда и когда именно он пришел в Грецию. (Нельзя исключить и возможность самостоятельного изобретения этого нехитрого инструмента.) Согласно традиции, Анаксимандр первым установил гномон, указывающий дни равноденствия и солнцестояния (12 А 1,4). Впрочем, наблюдения за солнечной тенью велись в Греции еще до Анаксимандра. Об этом говорит, например, известное определение Фалесом высоты пирамиды по длине ее тени, равно как и приписываемое ему сочинение «О солнцестоянии и равноденствии» (D.L. 1,23; 11 А 2). Полос представлял собой более сложный вариант гномона, в котором тень указателя падала на вогнутую поверхность полусферы с нанесенными на нее концентрическими линиями, обозначавшими движение Солнца. Сама форма этого инструмента подразумевает сложившиеся представления о небесной сфере,[747]747
  Kahn Ch. Η. On Early Greek Astronomy, JHS 90 (1970) 114; Franciosi. Astronomia, 172 f, 178 f.


[Закрыть] которых у вавилонян не было.

Наконец, третий пример – это названия планет, зафиксированные впервые в платоновском «Тимее» (38d), а затем в «Послезаконии» (986е-987а). До этого планеты у греков не имели постоянных имен, за исключением Венеры, которую в зависимости от времени ее появления называли Утренней и Вечерней звездой. Новые названия планет – звезда Гермеса, Афродиты, Ареса, Зевса и Кроноса, сохранившиеся в своем латинском варианте по сей день, – представляют собой полную аналогию вавилонским.[748]748
  Афродите, например, соответствовала богиня Иштар, Зевсу – главный вавилонский бог Map лук и т.д. См.: Cumont Fr. Les noms des planets et l'astrolatrie chez les Grecs, ACl 4 (1935) 5-43.


[Закрыть] Характерно, однако, что греки восприняли из Вавилона только имена, но не порядок планет, который никак не соотносился с их реальным положением в пространстве.[749]749
  Если вавилонские сведения о планетах проникли в Грецию иколо 440 г. (Burkert, 350), то не странно ли, что самое простое из этих сведений, названия планет, появляется почти на сто лет позже?


[Закрыть]

Вот, собственно, и все, что достоверно известно о влиянии вавилонской астрономии в этот период.[750]750
  В научной литературе уже давно обсуждается возможность заимствования двух календарных циклов, применявшихся в греческой астрономии V-IV вв.: 8-летнего, введенного Клеостратом из Тенедоса (6 В 4), и 19-летнего, введенного Метоном и Евктемоном в 431 г. (Huxley. Interaction, 4 f; van der Waerden, Astronomie, 258 f). Оба этих цикла применялись в Вавилоне, но специалисты как по вавилонской астрономии, так и по античным календарным системам склоняются в пользу независимости греческих открытий: Neugebauer. ES, 140 f; НАМА II, 619 ff; Samuel Α. Ε. Greek and Roman Chronology. München 1972, 21 ff.


[Закрыть] Нелишне отметить, что все эти заимствования не предполагают ни обучения у вавилонских астрономов, ни даже самой поездки в Вавилон. В первом и третьем случаях вся информация укладывается в одну фразу, например: «Период между двумя лунными затмениями составляет χ месяцев» или «Названия планет в Вавилоне следующие...». Хотя в последнем случае важно знать, о какой именно планете идет речь, в принципе эти сведения могли быть переданы устно, в том числе и человеком, не являющимся особым специалистом в астрономии.

Одним из таких людей мог быть некий χαλδαίος, который, по словам Филиппа Опунтского, посетил Платона незадолго до его смерти.[751]751
  Gaiser. Op.cit., 176 f, 428 f; Dorandi Т. Filodemo. Storia dei filosofi. Platone e l,Acadernia. Napoli 1991, 132 f, 219 f. Гайзер (Gaiser. Op.cit., 434 f) предположил, что этим «халдеем» мог быть перс Митрадат, подаривший Академии статую Платона (D.L. 111,25). Если это так, то его принадлежность к профессии вавилонских писцов-астрономов в высшей степени сомнительна.


[Закрыть] Филипп, будучи одновременно секретарем Платона и профессиональным астрономом, передает его беседу с Платоном, из чего можно заключить, что он общался с этим человеком. Неслучайно именно на страницах «Послезакония» не только впервые появляются имена всех пяти планет, но и говорится, что астрономией сначала занялись варвары, а греки, переняв их знания, довели их до совершенства (Ергп. 986е-987е). Казалось бы, перед нами замечательный пример встречи Запада и Востока, когда знания последнего готовы упасть на благодатную почву! Однако то, что мы узнаем из «Послезакония», весьма разочаровывает. Астрономия началась в Египте и Сирии (Вавилоне), поскольку там всегда ясное небо, пишет Филипп, на что современный комментатор замечает: египетская астрономия была очень примитивной, а знаменитая ясность неба в Вавилонии – не более, чем клише, не соответствующее действительности.[752]752
  Taran L. Academical Plato, Philip of Opus, and the Pseudo-Platonic Epinomis. Philadelphia 1975, 303.


[Закрыть] Важнее, впрочем, другое: ничто в «Послезаконии» не подразумевает, что Филиппу стали доступны какие-то новые астрономические данные, недоступные грекам первой половины IV в. Его астрономия полностью соответствует уровню знаний, известному по платоновским диалогам.[753]753
  Ibid., 98 ff.


[Закрыть] Колоритная деталь: в рассказе о посещении Платона «халдеем» последний не только говорит по-гречески, но и цитирует отрывок из (неизвестной нам) трагедии![754]754
  Gaiser. Op.cit., 179, 431 f.


[Закрыть] Поистине, греки могли понимать только тех, кто говорил с ними на их языке!

Сходный случай представляет собой свидетельство Аристотеля, породившее немало споров. В трактате «О небе», говоря о покрытии Марса Луной, Аристотель добавляет: «То же самое сообщают и об остальных планетах египтяне и вавилоняне, которые ведут наблюдения уже давно, в течение очень многих лет, и от которых мы получили много надежных сведений о каждой из планет» (292 а 5). Египтяне здесь, как обычно, совершенно ни при чем: никаких записей наблюдений за планетами в египетской литературе до сих пор не обнаружено. Сведения, касающиеся вавилонян, фактически верны, и будь этот пассаж написан Гиппархом, а не Аристотелем, он не вызывал бы подозрений в интерполяции. Но каким образом эти сведения стали известны Аристотелю и почему ни у него самого, ни у кого-либо из астрономов IV и даже III вв. мы не находим следов их использования?[755]755
  Neugebauer. HAMA II, 608 η. 4.


[Закрыть]

В комментарии к этому месту Симпликий со ссылкой на Порфирия сообщает, что племянник Аристотеля Каллисфен, участвовавший в походе Александра Македонского, привез из Вавилона записи наблюдений за 31 тыс. лет (In de coelo, 11,12). Число это, однако, совершенно фантастично, кроме того, мы знаем, что Каллисфен из похода не вернулся, он был убит по приказу Александра. Но даже если бы Аристотель получил некие клинописные тексты и знал, что они содержат записи наблюдений за планетами, что бы он стал с ними делать? Ведь эти тексты – как правило, таблицы, лишенные всяких пояснений – имели ценность только для того, кто знал аккадский язык и был знаком с методами вавилонской астрономии. Из слов Филиппа и Аристотеля можно заключить, что в Афинах второй половины IV в. ходили какие-то рассказы о восточной астрономии, но до заимствования конкретных технических данных дело пока не доходило. Реальный синтез греческих теорий и вавилонских расчетов произошел лишь в середине II в., когда греческая астрономия достигла уровня, при котором она могла их использовать, а сами эти данные были переведены на греческий язык кем-то из вавилонян.[756]756
  В качестве возможного кандидата на эту роль обычно называют Бероса из Вавилона (III в.), но Нейгебауер полагает, что вавилонская математическая астрономия Беросу была неизвестна (Neugebauer О. The Survival of Babylonian Methods in the Exact Sciences of Antiquity and Middle Ages [1963], Astronomy and History, 158 f). Из вавилонских астрономов III-II вв. можно назвать еще некоего Судану (Sudines), жившего около 240 г. при дворе царя Аттала в Пергаме, и Селевка из Селевкии, старшего современника Гиппарха (Neugebauer. HAMA II, 610 f).


[Закрыть]

4.2 Гипотезы и наблюдения

Развитие греческой астрономии в VI-V вв. документировано очень плохо и поддается реконструкции, пожалуй, даже хуже, чем развитие математики, имеющее большую внутреннюю логику. Если, например, в VI в. было доказано, что сумма углов в треугольнике равна двум прямым, то невозможно представить себе, чтобы в V в. кто-либо из математиков придерживался иного взгляда. Астрономические положения не обладают безусловной убедительностью теорем, поэтому здесь смелые идеи, появившиеся слишком рано, зачастую отступают под натиском «очевидных» фактов и вынуждены ожидать своего подтверждения многие десятилетия, а то и столетия. Идея о сферичности земли, выдвинутая на рубеже VI-V вв., всеобщее признание среди ученых получила лишь в первой половине IV в., а гелиоцентрической системе Аристарха Самосского (начало III в.) пришлось ожидать почти две тысячи лет.

И все же, несмотря на сравнительную скудость свидетельств, основные линии развития астрономии в этот период видны достаточно отчетливо. Несколько схематизируя, можно сказать, что процесс этот шел в двух направлениях: 1) выдвижение астрономических гипотез; 2) развитие систематических и все более точных наблюдений. К первому направлению относятся преимущественно философы: Анаксимандр, Анаксимен, Пифагор, Анаксагор, Филолай, Демокрит, ко второму – как правило, те, кто занимался календарной астрономией – Клеострат с Тенедоса, Энопид Хиосский, Метон и Евктемон, и др.[757]757
  Феофраст (De sign. 4 = DK 6 А 1) упоминает о неких Матрикете и Фаэйне, проводивших в VI-V вв. астрономические наблюдения. Ср. также сведения о Ναυτική αστρολογία Фоки Самосского (DK 5).


[Закрыть]

Разумеется, между этими течениями не было жесткой границы, они часто пересекались и дополняли друг друга. Энопид, например, занимался и теоретической астрономией, а многие досократики, безусловно, проводили астрономические наблюдения.[758]758
  Kahn. Astronomy, 110 f. О календарной астрономии у досократиков см.: Rehm Α. Parapegmastudien. München 1941. Демокрит составил описание основных созвездий (Vitr. IX,5.4 fa fr. 424 Luria).


[Закрыть] И тем не менее их главные идеи, ставшие впоследствии концептуальной основой астрономии, далеко не всегда обязаны своим происхождением тщательным наблюдениям. Смелая идея Анаксимандра о центральном положении Земли, свободно висящей в пространстве, не только не подтверждалась никакими наблюдениями, но и разительно противоречила всем данным опыта. Между тем она стала краеугольным камнем последующих астрономических теорий, а затем была перенесена на Солнце.

Было бы сильным преувеличением утверждать, что все космологические идеи досократиков – чисто спекулятивные догадки, не опиравшиеся на факты.[759]759
  См. дискуссию по этому поводу: Popper K.-R. Back to the Presocratics, PAS (1958/59); Kirk G. Popper on Science and Presocratics, Mind 69 (1960); Lloyd G. E. R. Popper versus Kirk, BJHS 18 (1967).


[Закрыть] Однако наблюдения во многих случаях не дают точного и однозначного ответа на поставленный вопрос. Круглая форма земной тени при лунных затмениях и вид корабля, скрывающегося за горизонтом, говорят о том, что Земля имеет шарообразную форму. Об этом же свидетельствуют и рассказы людей, побывавших в далеких странах и видевших совсем другую картину звездного неба. Но ведь эти факты нужно вычленить из огромного количества других, которые говорят о том, что Земля плоская! За небом наблюдали не одни только греки, но лишь они сумели выдвинуть верную гипотезу и найти подтверждающие ее факты.

В традиции идея о сферичности Земли приписывается Пифагору (D.L. VIII,48).[760]760
  В «Пифагорейских записках», цитируемых Александром Полигистором, также говорится о шарообразности Земли (D.L. VIII,25). Попытка Д. Фелинга доказать, что идею о сферичности Земли впервые выдвинул Платон, совершенно неубедительна: Fehling D. Das Problem der Geschichte des griechischen Weltmodells vor Aristoteles, Rh Μ 128 (1985) 193-231.


[Закрыть] Среди прочих соображений[761]761
  Как отмечал Нейгебауер, наблюдения надземной тенью не могут быть решающим аргументом в определении формы Земли (Neugebauer. НА ΜΑ III, 1093 f). Тем не менее, они представлялись таковыми еще Ньютону (Hanson N. R. Constellations and Conjectures. Dordrecht 1973, 46 n. 76).


[Закрыть] он, вероятно, руководствовался идеей симметрии между формой Земли и небесной сферы[762]762
  Heath T. L. Aristarchus of Samos. Oxford 1913, 48 f; Hanson. Op.cit, 28. О важной роли идеи симметрии в естествознании VI-V вв. см.: Krafft. Geschichte, 168 ff, 200 IF.


[Закрыть] – последняя, по всей видимости, присутствовала уже у Анаксимена (13 А 12-13).[763]763
  Kahn. Astronomy, 106 ff; Wöhrle G. Anaximenes aus Milet. Stuttgart 1993, 72 f. Сведения об изобретении небесного глобуса Анаксимандром (12 А 1-2) не кажутся очень надежными. Кан полагает, что Анаксимандр создал не глобус, а небесную карту (Kahn. Anaximander, 89); ср. однако: Schlachter Α. Der Globus. Berlin 1927, 9 ff. Сообщение Диогена Лаэрция (11,1) о шарообразности Земли у Анаксимандра противоречит всему, что мы знаем о его космологии. Если это не просто ошибка, то σφαιροειδής прилагается здесь к цилиндрической форме Земли. Ср. «колеса» Анаксимандра. Архит полагал, что естественное движение порождает круги и округлые формы (47 А 23а).


[Закрыть] Часто пишут о том, что круглая форма была придана Земле вследствие ее совершенства. Действительно, пифагорейская акусма утверждает, что самое совершенное среди фигур – круг, а среди тел – сфера. Но почему выбрана именно сфера, почему Ксенофан придает шарообразную форму своему божеству (21 А 33,2), а Парменид – Бытию? Истоки этого представления, которое, конечно же, старше пифагорейцев, могут быть не столько метафизическими или эстетическими, сколько наивно-математическими. Попытка представить вселенную (либо то, что с ней отождествляется) в виде геометрической модели неизбежно ведет либо к шару, либо к кругу,[764]764
  У пифагорейцев приоритет этих форм мог подкрепляться еще и тем, что в круг можно вписать любую правильную фигуру, а в шар – любой правильный многогранник, их совершенство заключается в том, что они вмещают в себя все остальные фигуры и тела. Это объяснение, встречающееся у Платона (Tim. 33b), может восходить к пифагорейцам (Rougier L. L'Origine astronomique de la croyance pythagoricienne en Vimmortalite celeste des ames. Caire 1933, 20).


[Закрыть] тем более если речь идет о все время повторяющемся движении.

Первенство Пифагора в открытии шарообразности Земли оспаривает его младший современник Парменид, в пользу которого говорит такой надежный автор, как Феофраст (D.L. VIII,48 = 28 А 44). Интересно, что Парменид конкурирует с Пифагором по поводу авторства еще двух астрономических открытий: отождествления Утренней и Вечерней звезды с Венерой и разделения Земли на зоны (арктическую, тропическую и т.д.). В первом случае более ранний автор, Аристоксен (fr. 24), свидетельствует в пользу Пифагора,[765]765
  См. также: FGrHist 244 F 91 (Аполлодор). О Пармениде говорит Фаворин (D.L. 1Х,23).


[Закрыть] во втором мы располагаем лишь поздними источниками.[766]766
  О Пармениде говорит Посидоний (28 А 44а), а вслед за ним Ахилл Таций (Eisag. 31), Страбон (11,2.2) и Аэций (111,11.4). Сведения о Пифагоре содержатся у Аэция (111,14.1, 11,12.1 m Box., p. 378, 340), причем во втором случае рядом с ним упомянут Фалес, что особого доверия не внушает.


[Закрыть]

Сами по себе наши свидетельства не дают решающего преимущества ни одной из сторон; попробуем рассмотреть, чем объясняются противоречия в традиции. Предположим, что все эти астрономические сведения были зафиксированы в поэме Парменида, которую читал Феофраст и более поздние авторы.[767]767
  На фоне того, что Кан называл «intentional use of ambiguity» у Парменида (Kahn, Astronomy, 105 η. 22, см. также: Burkert, 307 η. 40), реконструкция его астрономической системы всегда будет гадательной.


[Закрыть] Но был ли Парменид автором этих открытий? Не стремился ли он доказать, что мир, воспринимаемый органами чувств, – не более чем иллюзия, что подлинное бытие – это плотное шарообразное тело, вечное и лишенное всяких изменений? Правда, во второй части своей поэмы, сохранившейся лишь в нескольких фрагментах и противоречивых свидетельствах, Парменид делает уступку обманчивым δόξαι и излагает свои взгляды на окружающий мир. Насколько правдоподобно, чтобы такой человек стал внимательно наблюдать за звездным небом в надежде открыть там что-то важное? Не случайно, что никаких других открытий, кроме тех, что связываются и с Пифагором, Пармениду не приписывается;[768]768
  В αλλότριος φως (28 В 14) принято видеть указание на то, что Луна светит заимствованным светом. В доксографии это открытие приписывается сразу пяти досократикам, от Фалеса до Метродора; наиболее серьезным кандидатом здесь является Анаксагор (PI. Crat. 409а = 59 А 76). О значении слов Парменида см.: Diels. Lehrgedicht, 110; DK I, 243 not.


[Закрыть] среди всех досократиков меньше него интересовались изучением природы, пожалуй, только его последователи Зенон и Мелисс.[769]769
  Ср. аристотелевскую характеристику элеатов – άφυσιχοί (28 А 26).


[Закрыть]

Еще Таннери полагал, что во второй части своей поэмы Парменид изложил в основном пифагорейские взгляды,[770]770
  Tannery. Science, 218.


[Закрыть] наряду, конечно, и с ионийскими, и со своими собственными. Учитывая, что его учителем был пифагореец Аминий (D.L. IX,24), предположение это кажется вполне правдоподобным, хотя и остается по-прежнему лишь предположением. Степень самостоятельности взглядов Парменида оценивается сейчас по-разному,[771]771
  Библиографию вопроса см.: Schwabl Η. Parmenides, AfA 9-10 (1956/57); 25 (1972).


[Закрыть] но мы едва ли ее сильно приуменьшим, полагая, что основные геометрические черты космологии Парменида (в том числе и шарообразность Земли) носят пифагорейское происхождение.[772]772
  В споре об открытии сферичности Земли в пользу Пифагора склонялись среди прочих: Burnet, 44, 191; Heath. Aristarchus, 48 f, 64 f; idem. Greek Astronomy. London 1932, XXVI f; Nestle W. Parmenides, RE 18 (1949) 1556 f; Dreyer. Op.cit., 38 f; KR, 230, 265; Guthrie II, 65; Tarän. Parmenides, 266. Cp. однако: von Fritz. Pythagoras, 242 f; Dicks. Astronomy, 64, 72 f (пифагорейцы V в.); Kahn. Astronomy, 109. См. также сводку мнений у Абеля, который, допуская возможность пифагорейского влияния на Парменида, отмечает, что характер наших источников не позволяет решить этот вопрос окончательно (Abel К. Zone, RE Suppl. 14 [1974] 996 f). О геометрических чертах космологии Парменида см.: Finkelberg A. The Cosmology of Parmenides, AJP 107 (1986) 303-317.


[Закрыть]

Что касается Венеры, то у Диогена Лаэрция о Пифагоре говорится следующее: πρώτον τε "Εσπερον καί Φωσφόρον τόν αότόν ειπείν, οί δέ φασι Παρμενίδην (D.L. VIII,14 a Aristox. fr. 24). Если принимать рукописное чтение ώς φησι Παρμενίδης, то перед нами – ссылка Парменида на астрономическое открытие Пифагора, которую Аристоксен вычитал в парменидовской поэме.[773]773
  Вернет, защищая рукописное чтение, полагал, что Парменид не обязательно прямо упоминал о Пифагоре, скорее это была безошибочная аллюзия, как, например, в В 129 Эмпедокла (Burnet, 191 п. 3).


[Закрыть] Однако Фаворин приписывает это открытие самому Пармениду (D.L. 1Х,23), отмечая, правда, что другие называют автором Пифагора. Основываясь на этом, Верли принял конъектуру Казаубона οί δέ φασι Παρμενίδην: «а другие говорят, что Парменид». Более удачным, однако, кажется предложение Дильса ώς φησι <καί> Παρμενίδης: «об этом (т. е. о Венере) говорит и Парменид» (28 А 40а). Поскольку поэма Парменида была широко известна, неудивительно, что впоследствии автором этого открытия сочли его, а не Пифагора.[774]774
  Nestle. Parmenides, 1556 f; Dreyer. Op.cit, 38 f; Guthrie II, 65; Taran. Parmenides, 266.


[Закрыть]

По поводу разделения Земли на зоны необходимо отметить, что о Пифагоре говорится и в связи с разделением на зоны небесной сферы, а о Пармениде – только земной. Между тем сами названия зон (арктическая – от "Αρκτος, Медведица, антарктическая – противоположная ей) говорят о том, что первоначально это разделение прилагалось к небесной сфере.[775]775
  Это отмечено и у Аэция (111,14.1). Собственно говоря, само название αρκτικός встречается уже у Гомера (Il. XVIII,489), где оно обозначает часть неба с никогда не заходящими звездами. Ср. также слова Гераклита (22 В 120).


[Закрыть] Введение геометрического разделения небесной сферы естественно связывать с человеком, который занимался как астрономией, так и геометрией. Парменид же, вероятно, перенес это разделение с небесной сферы на Землю.[776]776
  Ср.: Berger Η. Die Zonenlehre des Parmenides, BSGW47 (1895) 82 f, 106 f; Heath. Aristarchus, 65 f; Fresa A. Parmenide di Elea e la teoria delle zone celesti e terrestri, AAP 12 (1961/62); Kranz W. Kosmos, ABG 2.1 (1955) 32 n. 7; Abel. Op.cit, 1000.


[Закрыть] Во всяком случае, его младший современник Гиппократ Хиосский уже был знаком с разделением Земли на зоны (42 А 5).[777]777
  Burkert, 305.


[Закрыть]

Мы уже приводили свидетельство Аристотеля (Protr. 18, 20), в котором Пифагору приписывается мысль о важности наблюдений за небом. Результаты астрономических наблюдений пифагорейцев ощутимы прежде всего в учении о планетах. У Анаксимандра планеты еще не выделялись в особую группу, Анаксимен, по-видимому, отличал их от неподвижных звезд (13 А 7.5), но ничего конкретного о них не говорил.[778]778
  См.: Schwabl Η. Anaximenes und die Gestirne, WS 79 (1966) 33-38.


[Закрыть] Об Алкмеоне, одном из старших пифагорейцев, Аэций сообщает следующее: «Некоторые математики полагают, что планеты движутся с запада на восток в направлении, противоположном движению неподвижных звезд. С этим согласен и Алкмеон» (24 А 4). Открытие того фундаментального факта, что планеты имеют собственное круговое движение вдоль зодиака, едва ли принадлежало самому Алкмеону,[779]779
  Tannery. Science, 208; Heath. Aristarchus, 49 f; Burnet, 195; Pitagorici I, 128 f. Теон Смирнский со ссылкой на Адраста приписывает открытие собственного движения планет самому Пифагору: «Представление о нерегулярности в движении планет возникает из-за того, что они, будучи прикрепленными к неким своим кругам и сферам, приводящим их в движение, кажутся нам движимыми сквозь знаки зодиака, как это первым заметил Пифагор; таким образом случается, что к их равномерному, простому и упорядоченному движению добавляется некое неравномерное и неупорядоченное» (Ехр., р. 150.12 ff). Замечание о Пифагоре, по всей видимости, относится только к выделенным нами словам (т. е. к собственному движению планет, а не к тому, что они прикреплены к сферам); во всяком случае, здесь нет и намека на то, что «Адраст делает Пифагора изобретателем эпициклов и эксцентров» (Burkert, 325 п. 10). Открытие это связывается у Теона с Гиппархом (ibid., р. 166.6 f), а движение планет, прикрепленных к сферам – с Евдоксом (ibid., р. 178.10 f, 179.13 f, со ссылкой на Аристотеля); у Платона сфер еще не было (ibid., р. 188.25 f).


[Закрыть] который был врачом и занимался в основном медицинскими вопросами. Остальные его астрономические взгляды примитивны и несамостоятельны: он считал Солнце плоским и совершенно неверно объяснял лунные затмения (24 А 4). Вероятно, сведения о собственном движении планет он почерпнул у Пифагора или у кого-то из его учеников, а в остальном остался при старых ионийских взглядах.[780]780
  Тивель полагает, что Алкмеону принадлежат лишь те астрономические взгляды, которые соотносятся с ионийскими, а остальные были приписаны ему поздней доксографической традицией (Thivel. Op.cit).


[Закрыть] Впрочем, это неудивительно: в отличие от шарообразной формы Солнца собственное движение планет можно наблюдать непосредственно.

Другой важной заслугой пифагорейской астрономии было установление порядка, в котором расположены планеты. Об этом упоминает Симпликий со ссылкой на Евдема: «Анаксимандр первым дал учение о величине планет и расстоянии между ними, как говорит Евдем, приписывая порядок их расположения пифагорейцам» (fr. 146). Собственно говоря, Анаксимандр писал лишь о расстоянии от Земли до звезд, а также Луны и Солнца, которые греки также называли планетами. Согласно его схеме, оно равнялось 9, 18 и 27 земным радиусам.[781]781
  Столь странное расположение – звезды ниже Луны и Солнца – продиктовано, вероятно, «теоретическими» соображениями: самое горячее (Солнце) должно было находиться выше всего, а самое холодное (звезды) ниже всего, ибо огонь всегда стремится вверх. См.: Kahn. Anaximander, 90; ср.: Burkert, 309 η. 57.


[Закрыть] По сравнению с Анаксимандром пифагорейцы сделали огромный шаг вперед. Сопоставляя слова Евдема с тем, что говорилось выше о Венере и собственном движении планет, можно полагать, что им были известны все пять планет, видных невооруженным глазом: Меркурий, Венера, Марс, Юпитер и Сатурн. Правда, Евдем по поводу числа планет ничего не говорит, но его молчание красноречивей слов: едва ли бы он стал приписывать пифагорейцам правильный порядок планет, если бы их было меньше, чем это было известно в его время.

«Правильным» порядком в IV в. считался следующий: Земля – Луна – Солнце – Венера – Меркурий – Марс – Юпитер – Сатурн. Именно такой порядок мы встречаем в системе Филолая (44 А 16), но, как уже отмечалось выше (IV,1), он должен восходить к более раннему этапу пифагорейской астрономии («пифагорейцы» у Евдема – это практически всегда ранние пифагорейцы).[782]782
  Согласно Буркерту, порядок этот появился впервые у Филолая, опиравшегося на вавилонские данные (Burkert, 313). Однако в вавилонской астрономии такого расположения планет никогда не существовало.


[Закрыть] В основе данного расположения лежат два факта: время полного обращения планеты относительно звезд (сидерический период) и ее яркость.[783]783
  Maula Ε. Studies in Eudoxus` Homocentric Spheres. Helsinki 1974, 23 ff.


[Закрыть] Пифагорейцы вряд ли знали точный сидерический период планет, который, например, у Сатурна равен 30 годам, – это потребовало бы систематических многолетних наблюдений. Но они вполне могли заметить, что Сатурн движется относительно звезд медленнее Юпитера, а Юпитер – медленнее Марса. Эти наблюдения, вместе с данными об относительной яркости планет и были положены в основу их расположения.[784]784
  См. сходные рассуждения по поводу платоновской астрономии: Mourelatos А. P. D. Knowledge, Speculation, and Myth in Plato's Accounts of the Order and the Distances of Celestial Bodies, B. P. Hendley, ed. Plato, Time, and Education. Essays in Honor of R. S. Brumbaugh. Albany 1987, 85 ff.


[Закрыть]

С геоцентрической точки зрения порядок, принятый пифагорейцами, последователен, за исключением Венеры, которую они располагали ближе к центру, чем Меркурий. Объясняется это, вероятно, тем, что в тогдашней астрономии сидерический период обеих внутренних планет считался равным солнечному, т. е. одному году. Рассчитать его точнее еще не могли вследствие большой сложности движения внутренних планет.[785]785
  Dicks. Astronomy, 256 п. 245. Мурелатос полагает, что во времена Платона были известны следующие периоды обращения: Луна – 27 дней, Солнце, Венера и Меркурий – 365 дней, Марс – 2 года, Юпитер – 12 лет, Сатурн – 30 лет (Mourelatos. Op.cit., 105 п. 34).


[Закрыть] Поскольку же видимое свечение Венеры гораздо ярче, чем Меркурия, то ее помещали ближе к Земле.

Пифагорейский порядок планет подразумевает еще одно важное обстоятельство: круговое движение планет, без которого он просто не имеет смысла. В системе Филолая движение всех небесных тел является равномерным и круговым, что едва ли было его собственным открытием. Отражение этого взгляда можно найти уже у Алкмеона, объяснявшего бессмертие души тем, что она, подобно всем божественным телам, находится в постоянном движении: κινείσθαι γαρ και τά θεια πάντα συνεχώς αεί, σελήνην, ήλiov, τους αστέρας και τον ούρανόν δλον (24 Α 12). В таком контексте αστέρας должно обозначать «планеты», а само движение не может быть никаким иным, кроме кругового.[786]786
  Rougier. Op.cit., 64 f; Guthrie I, 351 ff; Skemp J. B. The Theory of Motion in Plato's Later Dialogues. 2nd ed. Amsterdam 1967, 39 f, 134 f. В приниципе этот вывод следует и из признания факта независимого движения планет: несмотря на их многочисленные отклонения от круговых орбит, единственно возможным тогда способом представить их движение был круг. В изложенной Аристотелем доктрине о небесной гармонии речь также идет о движении по кругу. См. ниже, IV,4.3.


[Закрыть]

Гемин (I в.), приступая в начале своего трактата «Введение в астрономию» к изложению основных гипотез, сообщает следующее: «Вся астрономия основывается на том, что Солнце, Луна и пять планет движутся с равномерной скоростью по кругам в направлении, противоположном движению космоса (небесной сферы). Пифагорейцы, первыми подойдя к этому типу исследований (πρώτοι προσελθόντας ταίς τοιαύταις ζητήσεσιν), предположили, что движения Солнца, Луны и пяти планет являются круговыми и равномерными» (Eisag. 1,19).[787]787
  Van der Waerden. Pythagoreer, 245 ff; idem. Die Astronomie der Griechen. Darmstadt 1988, 42 ff. Непонятно, почему Буркет решил, что Гемин говорит здесь об эпициклах и эксцентрах (Burkert, 329). О «стационарных точках», упоминаемых ниже (1,20), сказано явно в скобках, безотносительно к пифагорейцам. Последняя издательница Гемина, Ж. Ожак (J. Aujac, ed. Geminos. Introduction aux phenomenes. Paris 1975, 124 n. 3), полагает, что информация Гемина о пифагорейцах вполне достоверна.


[Закрыть] Эта информация хорошо согласуется с тем, что Евдем говорит о пифагорейском порядке планет, – очень похоже, что она восходит к его «Истории астрономии», бывшей одним из важных источников Гемина.

Совсем иную историю мы находим у Симпликия: здесь родоначальником главного принципа античной астрономии – σώζειν τα φαινόμενα – выступает Платон. «Говорят, что Евдокс Книдский был первым, кто занялся такого рода гипотезой. Об этом упоминает Евдем во второй книге 'Истории астрономии' и Сосиген, основываясь на Евдеме. А Платон, говорит Сосиген, поставил эту проблему перед астрономами: С помощью какого равномерного и упорядоченного движения могут быть спасены видимые движения планет?» (Simpl. In de coelo 11,12 ж Eud. fr. 148). Эта история, вокруг которой выросла уже целая литература, распределяет роли самым милым для истинного платоника (каким был Сосиген) образом: Платон вскрывает суть проблемы, формулирует ее для профессионалов-ученых, самый талантливый из которых находит конкретное решение. Миттельштрас, подробнее других разбиравший этот пассаж, приходит к обоснованному выводу: в тексте Евдема упоминания о Платоне не было.[788]788
  Mittelstraß J. Die Rettung der Phänomene. Berlin 1972.


[Закрыть] Отсюда Миттельштрас делает вывод, что принцип спасения явлений сформулировал не Платон, а Евдокс, он же и превратил его в теорию.