Текст книги "Сентябрь – это навсегда (сборник)"

Автор книги: Леонид Панасенко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 23 страниц)

Небесная лыжница

Он попробовал подняться и захлебнулся болью. Тело конвульсивно дернулось – Роберт, упираясь коленями, прополз немного вниз по склону и упал без сил. Боль гнездилась во всем теле, источив его, будто жук–короед дерево. Особенно трудно было дышать. Казалось, в груди засел клубок колючей проволоки: при каждом вдохе колючки вонзались там в нечто нежное и растерзанное.

Во что бы то ни стало надо было спуститься к Западне.

Там погибель, а значит – спасение. От всех страданий и мук, от безысходности его нелепой жизни.

Он хотел сплюнуть, но слюна слабо запузырилась на губах, и он уткнулся лицом в жесткую траву. Только теперь какой‑то клеточкой мозга Роберт осознал, что он не стонет, а мычит: громко, при каждом выдохе.

«Когда‑то с тобой уже так было…» – шепнула все та же клеточка.

Роберт с тоской смотрел, как неуклюже ворочается среди пылающих деревьев аспидно–черный Змей. Плазменный червь все еще околачивался возле шахты подземной электростанции. Он заметно ослаб, пробиваясь на волю сквозь толщу бетона, и был страшно голоден. На фоне сожженной травы Змей сиял первозданной тьмой, которую уже постепенно поглощало облако инея. Змей насыщался, заглатывая все подряд – солнечную энергию, тепло, радиоволны, перед тем как вновь взорваться выбросом, истратить себя. Надо во что бы то ни стало подползти к нему поближе. А может, смилостивится сам. Змей: повернет в его сторону, приблизится к нему, своему хозяину? О, тогда все будет просто. Вспыхнут сухая трава и обломки планера, уйдет боль. А главное, сгинет память, покинет это полумертвое тело. Превратится в ясный огонь.

«Когда‑то с тобой уже так было. Похоже… – настойчиво повторила клеточка. – Помнишь, ты от нечего делать поехал с альпинистами в Кордильеры… Это было лет десять назад. На зимнее восхождение. Помнишь? Ты случайно сорвался на снежном склоне, уже на спуске, на подходе к низкорослым сосенкам. Да, тогда тебя тоже хорошенько шмякнуло. Вот почему тебе знакома эта боль… Правда, ты тогда не искал смерти… Это твоя четвертая боль, Роберт. Две драки в колледже, случай в горах и вот сейчас. Хотя, похоже, тебе скоро станет легче…»

«Нет! – мысленно воскликнул он. – Только не сейчас. Еще немножко. Я должен дождаться… Дождаться, пока Змей не сожрет все, что ему полагается… И почему все время Роберт и Роберт? Меня зовут иначе. Это кличка, глупый псевдоним – не более. Меня зовут…»

Он так и не смог вспомнить свое настоящее имя.

С некоторым удовлетворением Роберт подумал, что провалы в памяти, наверное, условный сигнал для мозга. Пора, мол… А еще он подумал:

«Хорошо как. В небе все началось, в небе и кончилось. А умирают все одинаково – на земле. И Бланка, и я…»

Он как будто вновь увидел ее. Улыбнулся, потянулся к девушке. Ведь настоящая жизнь для него началась только после встречи с Бланкой, несколько недель назад. Началась и уместилась вся без остатка в эти несколько недель. А раз так, то и вспоминать было почти нечего. Уж больно короткой получилась жизнь.

НАВАЖДЕНИЕ

Роберт полулежал в кресле и тупо смотрел в иллюминатор. Его подташнивало, и он время от времени прикладывался к термосу с ледяным кофе. Кофе помогал слабо.

«И надо же было вчера так надраться», – Роберт поморщился. В нем бродило беспричинное раздражение. Бродило и не находило выхода. В этом дурацком загримированном под пассажирский самолете не было даже с кем поругаться.

Самолет–лаборатория шел ровно. В пустом салоне тускло светились приборные щитки да изредка позвякивал коньячный прибор посреди овального стола для экстренных совещаний, «мозговых атак» и всякой прочей ерунды, которой нормальные люди занимаются исключительно на земле.

«Хоть бы Хьюза черт в компанию послал, – подумал Роберт и сам себя похвалил за шутку. – Ну кто еще может послать Хьюза в компанию?»

Представив почтительно–наглую физиономию полковника, он невольно покосился в сторону стопки гигиенических пакетов. «Да, Хьюз – не мятный леденец. Зато парочка словесных дуэлей с ним – и ты уже в рабочей форме. Желчь кипит, а разъяренный мозг, как кошка, взлетает на любой забор из формул. Даже самых колючих…»

Полуторачасовое воздушное путешествие близилось к концу. В разрыве туч мелькнула кромка океана, буро–зеленая масса Опухоли (так называли место испытания генной бомбы), рябая, если смотреть сверху, солончаковая степь. Теперь еще двадцать минут полета – и встречай, Западня, своего шефа по научным вопросам.

Луч солнца защекотал ему щеку, Роберт повернулся к иллюминатору. Впереди и везде сияло небо. Особой прозрачности и голубизны, чуть выцветшее от обилия света. А под крылом расстилалась бескрайняя равнина облаков.

«Какие там облака, – улыбнулся про себя Роберт, прищуривая глаза от белого блеска. – Просто поле. Заснеженное поле. Вон и сугробы, и ветер поземку метет – космы развесил. А вот и наша тень. Тень самолета на снежной целине. Там, где тень, там и твердь. О, это уже смахивает не на поземку, а на настоящую вьюгу…»

И в этот миг он увидел… лыжницу!

Девушка в черном свитере и старых джинсах внезапно выскочила из‑за холма облака и, увидев перед собой стальную птицу, испуганно метнулась в сторону.

– О господи! – воскликнул Роберт. Он схватил бинокль, бросился к другому иллюминатору. Наваждение не исчезло. Теперь он успел разглядеть даже смуглое лицо беглянки, дрожащие от растерянности губы, смоляные волосы, туго стянутые на затылке. Заметил он и ее «лыжи» – какие‑то примитивные конструкции из двух согнутых палочек или трубок, обтянутые то ли пленкой, то ли тонкой тканью. Скорее всего это были вовсе не лыжи, а ласты, потому что девушка не скользила на них, а резко и сильно отталкивалась, будто ныряльщик, стремящийся поскорее уйти в глубину.

И она ушла. Нырнула в белое кипение облаков – и исчезла.

Роберт потряс похмельной головой, зажмурил и вновь открыл глаза. Что это? Что это было? Новый вид спорта? Ведьма? А может, белая горячка?

Первой, кого он встретил в административном корпусе, была Эвелина.

– Шеф. – Она легко остановила Роберта, заслонив своим крупным телом чуть ли не половину коридора. – Вашу ручку, шеф. Не забудьте – послезавтра плановый осмотр.

Пульс Эвелина считала смешно и непосредственно: рот полуоткрыт, а губы чуть вздрагивают – как бы в такт ритму чужого сердца.

– Ты увлекаешься, крошка, – сказал Роберт. Ему вновь почему‑то стало муторно. – Ночью надо все же время от времени спать. Тем более, что на прошлой неделе у тебя была великолепная возможность изучить мой организм. Р–р-разносторонне. Неужто ночи не хватило?

– Вы несносны, Роберт, – Эвелина засмеялась. – Я серьезно. Не забывайте, что ваше здоровье – одна из статей моего скромного дохода. Причем главная. Так что вам еще нужно пожить хотя бы в порядке одолжения. За все мои… заботы.

– Уговорила, крошка. Я теперь даже виски начну разбавлять. Жить так жить.

«У нашего доктора оригинальная религия, – подумал Роберт, тщательно запирая за собой дверь. – Зачем, мол, самому тащить на Голгофу крест, если все грехи человеческие можно искупить в постели?»

Он бегло просмотрел почту и смахнул ее со стола в ящик секретера: Ральф разберется. Потом нашел свой любимый фужер с отбитой ножкой, плеснул туда виски и залпом выпил. Прислушался к себе. Плеснул еще. «Этот старый дикобраз Хьюз ехидничает, что мой фужер – верный способ надраться без особых зазрений совести… М–да, его, действительно, не очень‑то отставишь в сторону».

Спускаться в лабораторию не хотелось.

Роберт закурил, походил немного по комнате и включил голограф. В детстве он еще застал плоский экран, и хотя это было тысячу лет назад, до сих пор объемное изображение то ли удивляло Роберта, то ли настораживало. Удивительный эффект присутствия. Вот и сейчас. Разве скажешь, что Оливера нет здесь, в его комнате, что он жует свой дурацкий бутерброд глубоко под землей, за толщами бетона и стали. Кстати, до чего противная привычка – все время жевать. Уж он‑то, ведущий биохимик Центра, никак не может похвастаться голодным детством. Впрочем, пусть жрет. После Опухоли, после такой неудачи хороший аппетит – роскошь. Другого бы сразу вышвырнули вон, но у Оливера, кроме челюстей, как ни странно, есть еще и мозги. Пусть жрет…

Он выключил голограф, закурил. И только теперь вспомнил о Змее. За те дни, что он отсутствовал, Змей должен был накопить «жизненный» импульс, то есть проснуться. С ним, наверное, уже можно общаться. Конечно, в пределах тех скупых понятий, которые он, Роберт, самолично ввел в память чудовища.

Роберт на минуту задумался.

Со Змеем все получалось весьма удачно. Замысел создать эдакий самоуправляемый, мобильный накопитель электроэнергии появился у него сравнительно недавно – прошлым летом. Вернее, не накопитель, а пожиратель энергии. В итоге получился кокон из электромагнитных нолей, в котором разместилось устройство для поглощения энергии – контактер, а также блок управления и связи. Эдакое черное «нечто», превращающееся во время сброса в огромное подобие шаровой молнии. В огнедышащего дракона, который собрался было взорваться, но передумал… Стратегическая задача: обесточивать энергокоммуникации и энергоемкости противника, начиная с электростанций и линий высоковольтных передач и заканчивая автомобильными аккумуляторами. Плюс ко всему гуманный фактор. Непосредственно для человека Змей опасен только в момент сброса.

Роберт набрал код Змея на браслете связи. Монстр тотчас же отозвался:

– Голоден! Голоден! Голоден! – глухой, булькающий голос прозвучал неожиданно громко, будто рядом. – Ощущаю острую нехватку энергии. Готов аккумулировать ее. Готов потреблять. Могу передвигаться и вести поиск источников энергии. Функционирую нормально. Очень голоден!

Роберт улыбнулся – куда Оливеру до этого обжоры. Он Змею такой аппетит запрограммировал, что тот бы и Солнце слопал.

«Пора, кстати, и себе пообедать, – подумал Роберт. – Время».

В столовой уже сидели Оливер и Эвелина.

– Шеф сегодня не в духе? – мельком поинтересовался толстяк.

– Если у вас кончилось «лекарство», Роберт, я могу выручить. – Эвелина была сплошное сострадание.

– Как ты можешь, крошка? – Роберт притворился обиженным. – Ты же знаешь, что делает эта отрава с моим пульсом… Всему виной самолет. Меня малость укачало.

В столовую вошел Хьюз. Полковник сдержанно поклонился сотрудникам, а для Роберта соорудил подобие улыбки.

– Доктор, – Оливер опять оторвался от супа. – Говорят, вы летали в город?

– Нет, я был в Пента…

Хьюз поморщился, и Роберт со смехом закончил:

– В Пента–клубе, разумеется.

«У полковника это уже не просто пунктик, а настоящая мания, – подумал Роберт. – Он бы и родную мать засекретил. Не было, мол, и нет у меня никакой матери. Рожден по решению сенатской комиссии..»

Упоминания о Пентагоне Роберту показалось мало.

– Послушайте, полковник, – обратился он, наливая себе суп. – Вам пламенный привет от Змея. Этот славный малый уже проснулся. И аппетит у него, кстати, почище, чем у Оливера. Так что через недельку–другую приглашаю на полигон…

– Доктор! – только и сказал Хьюз. – У меня уже нет сил с вами бороться. Конечно, все мы здесь друзья… Но вы пренебрегаете элементарными правилами безопасности. Такую информацию – вслух?!

«Интересно, – подумал Роберт. – Я научный руководитель Центра, однако точного статуса Хьюза не знаю… Ну, начало его биографии представить не так уж и сложно. Школа военной разведки, потом где‑то служил. Скажем, на острове Тайвань, есть там специалисты по радиоперехвату. Или в Агентстве национальной безопасности. Клерком по вопросам «электронного шпионажа». Потом скачок. Полковничьи погоны и пост главной ищейки Западни. На кого же он теперь работает? ФБР? Или на его армейского двойника „Си–Ай–Си“ – военную контрразведку? Или одновременно на обе службы? Можно запутаться в них.. Везде дублирование. Двойная, тройная слежка…»

– Не сердитесь, мистер Хьюз. – Роберт отставил тарелку. – Вы тоже славный малый. Я даже дал Змею ваш голос. В знак особого расположения.

Эвелина расхохоталась:

– Ну, Роберт, вы сегодня несносны.

А Роберт вспомнил такой же обеденный час.

Было это года три назад, осенью. Их исследовательский Центр только открыли. Роберту поручили целую кучу различных организационных вопросов, и он мотался как заведенный. За обедом, пропустив пару рюмок, он стал рассказывать какую‑то новую сплетню, которую услышал в Пентагоне. Полковник юмора не оценил, не дошло.

«Сэр… – заметил он, побагровев. – Вы злоупотребляете своей осведомленностью. Я вынужден сделать вам замечание».

«Минутку», – сказал Роберт и отправился в свою комнату. Возвратившись в столовую, он бухнул на стол толстую книгу, положил на нее ладонь, будто на библию.

«Полковник совершенно прав, – официальным тоном начал Роберт. – Мы стали слишком беспечны. Поэтому предлагаю ввести псевдонимы. Перед вами известная книга Роберта М. Как автор идеи принимаю имя автора. Остальные – имена героев. Вы будете Эвелиной. Вы – Оливер. Вы – Ральф. Дальше – Стивен… Запоминайте, коллеги. Вы, полковник, отныне будете именоваться Хьюзом. Сам Центр – Западней. А Пентагон…»

«Пента–клуб», – подсказала Эвелина, пряча улыбку.

«Вот именно, – согласился Роберт. – Прошу всех отнестись к моим словам серьезнее».

Полковник что‑то проворчал себе под нос. А Оливер громко спросил у Роберта:

«Послушайте, шеф, вы хоть читали эту библию?»

«Читал, – улыбнулся тот. – Там такая же идиотская компания, как наша, остается в живых после атомной войны. В вагоне метро… Вполне подходящая вещь, чтобы засекретить нас на вечные времена».

«Роберт, – Эвелина первой тогда приняла правила игры. – Не будьте жадиной, дайте почитать…»

Вечер выдался бессонным, бесконечным.

Роберт лежал на кушетке, курил и поглядывал на звезды. Через распахнутое окно в комнату потихоньку текла прохлада. В парке то вспыхивал, то гас женский смех.

«Что‑то я сегодня распсиховался, – думал он. – Придираюсь ко всем, брюзжу. К чему бы такие страсти? Кажется, все в порядке. Жив, здоров, богат, успехи множатся. Змея хоть сейчас выпускай на полигон… Стычка с Хьюзом? Чепуха! Полковник, может, и обиделся чуть–чуть, но за что обижаться? Подумаешь, взял его голос… А Змей у меня молодец. Как он свое „голоден!“ вопил. Я, кстати, тоже…»

Он даже присел, повинуясь еще не вполне осознанному движению мысли.

«Да, да. Я тоже… голоден. Отчаянно голоден душой! Мне все осточертело – и Центр, и вечно жующий толстяк Оливер, и эта продувная бестия – Ральф. А Змей?.. Другие электростанции проектируют, новые источники энергии ищут, а я… Выплодил чудо техники. Змей от Змея!»

Роберт беспокойно завозился – пепел сигареты упал на кушетку.

Мысль ходила по кругу, уже сформулированная и понятная, но ощущение тоски имело еще какой‑то подтекст.

И тут Роберт вспомнил утреннее наваждение.

«Лыжница! Вот что мучило меня! – Перед его мысленным взором опять возникло смуглое лицо, дрожащие губы. Черный свитер, тонкий стан, испуганные глаза… – Что же это было? Что?»

В который раз он допрашивал собственный мозг, будто от ответа зависело нечто очень важное для него.

«Наваждение, мираж, фантом? Отпадает. Слишком уж реальное видение. К тому же; столько подробностей, да и бинокль для разглядывания призраков не приспособлен. Значит, Лыжница – факт. Но что стоит за ним? Новый вид спорта? Тоже отпадает. Ни крыльев, ни винта, ни реактивных двигателей… Уж в Пента–клубе технические новинки знают. Левитация? Да–а, это уже из области фантастики. Однако, факт, будем считать, установлен. И имя ему – смуглянка в черном свитере. Но, господи, прохмели меня, наконец: с каких пор хорошенькие девушки разгуливают в небесах, будто в собственном саду? Левитация, галлюцинация… Я, кажется, потихоньку схожу с ума. Надо взять себя в руки. Себя или… Эвелину».

ЕСЛИ СОБАКИ ЛЕТАЮТ…

Что‑то испортило Оливеру аппетит. За завтраком он по обыкновению заказал двойную ветчину – розовую, со слезой, – но ковырял ее вилкой без всякого вдохновения. Это был тревожный симптом.

– В чем дело, старина? – поинтересовался Роберт, подсаживаясь к толстяку.

– А, это вы, шеф, – биохимик оживился. – Помогите мне. Я окончательно запутался. Эта Опухоль ни на что не похожа. Лавина вторичных эффектов и все разные… А тут еще Хьюз зудит и принюхивается, будто я нарочно путаю карты.

– Погоди, а как же Ральф? – Роберт поискал глазами своего маленького помощника.

– Зачем вы, шеф? – Оливер отодвинул прибор. – Вы не хуже меня знаете цену показухи. У русских, заметьте, это нечто вроде ругательства.

– Короче, что вы от меня хотите?

– Самую малость. – Толстяк развел руками, будто собирался или обнять своего руководителя, или вцепиться в него мертвой хваткой. – Давайте слетаем в Зону. Прихватим с собой Хьюза. Полковник давно рвется к Опухоли, да побаивается, как бы там не заразиться. А за компанию…

Роберт откинулся в кресле, насмешливо посмотрел на биохимика.

– Я ведь не специалист по опухолям, старина. Я энергетик! Понимаешь, светлая твоя голова? Вы уж лучше Эвелину с собой прихватите. Она – врач, ей это ближе. Да и попутчик из нее куда более приятный, чем я.

– Вам виднее, – Оливер пожал плечами. – Но вскоре от нас потребуют отчет, я честно сложу оружие – для меня, поверьте, это лучший выход, – а Ральф…

Дверь распахнулась, и в столовую вошел Ральф. Он даже жевал со значением. Так, будто с минуты на минуту ожидал прихода какой‑то гениальной мысли, но праздное шевеление челюстями портило всю торжественность момента.

– Так вот, – завидев помощника Роберта, Оливер заговорил уже зло и нарочито громко. – Я капитулирую и меня простят. А Ральф тотчас объявит: расследование, мол, велось неорганизованно, методику не разработали, научный руководитель не вник…

– Исследование, – поправил его Роберт.

Толстяк побагровел.

– Не учите меня жить, доктор. Я знаю цену словам так же хорошо, как и некоторым своим коллегам. Опухоль – это уже расследование.

– Вы его не слушайте, Ральф. – Роберт посмотрел на часы. – Оливер – известный завистник. И что вы думаете его раздражает? Тайна Опухоли и ваше наплевательское отношение к этому небезынтересному факту? Ничуть не бывало…

Ральф тускло улыбнулся.

– Его бесит ваша конституция, мистер Ральф, – продолжал паясничать Роберт, взвешивая в уме аргументы биохимика. – Толстяки всегда завидовали изящным мужчинам.

В столовой послышался смех.

– Но он мудр, – задумчиво покачал головой Роберт. – Когда придет время разбрасывать камни, их в самом деле высыпят на мою бедную голову. Ты мудр, Оливер, как мой ненаглядный Змей. А посему я готов лететь.

Он острил, все время, пока шли сборы, по поводу и без повода, но как только взревел двигатель, и струя воздуха примяла вокруг машины траву, умолк, отключился от разговора.

Вертолет мягко, будто кошка, прыгнул в небо.

В считанные секунды ушли вниз приземистые здания лабораторного и административного корпусов, куб энергоблока, незатейливые аллейки парка. Слева качнулась и пропала громада холма, верхушку которого утыкали антенны из хозяйства профессора Доуэна.

Незаметно пролетело что‑то около часа.

– Похвалы маленьких людей редко кого трогают, – напыщенно произнес Хьюз, – но все надежды теперь на вас, доктор. На вашу интуицию. Это неизвестное излучение натворило там та–ко–го…

Роберт хмыкнул:

– Полковник, зачем льстить? Я могу поверить, что у вас повышенное давление, но – повышенная скромность?.. Нет, ни за что.

– Хьюз думает, что у вас, Роберт, карманы набиты генеральскими звездами, – без тени улыбки, не скрывай ненависти, заметил Оливер. – Или же хочет подсластить пилюлю по имени Опухоль.

Полковник, не поворачивая головы, небрежно бросил:

– Я не так глуп, как вы полагаете, Оливер. Я хоть делаю свое дело. Исправно делаю. А вы только обжираетесь за счет налогоплательщиков и долдоните о «вторичных эффектах»… Условия вам для опытов создали, механизм действия генной бомбы на клетку в принципе известен. Так чего вам еще надо? Была б моя воля…

– Подлетаем, – прервал их ссору Стивен, выглянув из пилотской кабины. – Прошу всех надеть защитные костюмы.

– Какая гадость! – Ральф, поскользнувшись, упал, поспешно поднялся и теперь не знал, о что бы вытереть руки – бурая слизь выпачкала ему перчатки, клейкими лохмотьями повисла на коленях. – Здесь невозможно идти: все расползается под ногами, всюду разложение и смрад. Здесь нечем дышать, доктор.

– Успокойтесь, – буркнул Роберт, останавливаясь и осматриваясь по сторонам. – Благодарите бога, что вам дали респиратор. Руки можете вытереть об одежду. Все равно после дезактивации защитные костюмы сожжем.

Они шли по узкой просеке.

По обе ее стороны вставала буро–зеленая стена деревьев, кустов и лиан, заполученных сюда, казалось, со съемок фантастического фильма. Даже безразличного ко всему Роберта поразил их вид и размеры. Все живое утратило здесь чувство меры и пропорции: папоротник уходил в поднебесье, будто кипарис, а тростник в болотце – тростник ли? – разбросал в разные стороны толстенные колченогие стволы. Кожистые листья–свитки, которые росли прямо из земли, чередовались с бурыми горообразными наростами, ядовито–зелеными космами слизи, которая на всех «этажах» опутывала этот странный лес.

– Я так понимаю, – брезгливо сказал Роберт, – вы сейчас занимаетесь идентификацией: что из чего получилось после взрыва генной бомбы.

Оливер, проследив его взгляд, отрицательно покачал головой:

– Нет, это не тростник. Это скорее всего хвощ. Или какая‑нибудь поганая водоросль, покинувшая естественную среду обитания. Здесь все перепуталось, доктор. Ни о какой идентификации не может быть и речи. Кстати, вся эта сельва – мутанты на уровне травы. Наросло… после взрыва. Мы же вам докладывали, показывали фото…

– Плевал я на ваши фото, – доверительно заявил Роберт, всматриваясь в хмурые лица попутчиков. – Что же вы мне все толковали: «вторичные эффекты», «вторичные эффекты». Бомба – я вижу – не выполнила свою сверхзадачу.

Хьюз насторожился, а толстяк, наоборот, сник.

– Поэтому я и просил вас, – пробормотал Оливер. – Так сказать, коллегиально, сообща… Лично я уже давно сложил оружие. Это непосильная загадка. Мы не ждали…

– Какая загадка?! – рявкнул Роберт. Ему ужасно захотелось глотнуть разок–другой из армейской фляжки, с которой не расставался, но не станешь же пить на глазах у этих болванов. – Нет загадки, нет никакой Опухоли. Есть элементарная неудача. Ваша «добрая бомба», Оливер, должна подавлять жизнеспособность генов, примитизировать их. Это аксиоматично. Но где здесь признаки регресса, где? Уродцы, мутанты, трава, превратившаяся в джунгли, – вся эта пляска обезумевшей жизни годится–для эксперимента, но не для вашей «гуманной» бомбы.

– Мы и есть экспериментаторы, – окрысился вдруг Оливер. – Вы ведете себя так, шеф, будто мы фабриканты оружия, а вы – прогрессивный профсоюзный деятель…

– Лучше помалкивайте, – посоветовал ему Роберт, пытаясь на ходу сковырнуть ботинком какое‑то низкорослое растеньице с удивительно мощными стеблями. – Не знаете кто мы такие – спросите у полковника.

Они как раз вышли на скальную террасу, несколько возвышавшуюся над унылой местностью Зоны. Хотя подъем был весьма непродолжителен, лица за прозрачными щитками респираторов посерели, в шлемофонах слышалось прерывистое дыхание.

– Мы тщательно охраняем зону Опухоли, – не без гордости заявил Хьюз. – Обратите внимание, доктор, вон на те сторожевые вышки. Кроме электронных систем, задействованы и старые добрые методы: круглосуточное патрулирование, тройное ограждение, естественно, ток.

Роберт хмуро кивнул. Пред его взором открылась почти вся Опухоль. В огромной массе зелени – гипертрофированной, уродливой – чувствовалось нечто грозное и нездоровое. Жизнь действительно здесь вспухла, размножилась вне всяких пределов. По краю сельвы, где над обезумевшей биомассой вытыкались сторожевые вышки, шла черная полоса. Такой же выглядела с высоты и просека, по которой они сюда пришли.

– Выжигаем огнеметами, – пояснил Хьюз, угадав невысказанный вопрос Роберта. – Каждое утро. И просеку тоже. Эту зеленую заразу иначе не остановишь.

– Вот именно, – подтвердил Роберт. – Ваша генная бомба, Оливер, не подавила, а разбудила ген. Признаки распада и разложения – это всего лишь результат непомерной жизнедеятельности растений.

Все еще обиженный биохимик буркнул:

– Еще неизвестно что лучше: превратиться в бессловесную скотину, деградировать или помереть от того, что жизненные системы пойдут после облучения вразнос, сожгут самое себя.

– Что там? – вдруг испуганно прошептал Ральф. Его маленькая ручка указывала в сторону океана, берег которого скрывала распухшая зелень псевдосельвы.

– Где? – спросил Роберт.

– Там, там, там…

Золотистые лучи заходящего солнца выхватили в дальней «проплешине» несколько тростниковых крыш.

– Покинутые бунгало, – с готовностью объяснил Хьюз. – Использовались для съемок какого‑то фильма. Кинокомпания имущественных претензий не имеет.

– Все‑то вы знаете, полковник, – поморщился Роберт.

Оливер вдруг побледнел, а Стивен, который всю дорогу беззаботно насвистывал, зачем‑то поправил кобуру пистолета.

Быстро темнело.

Уже не только крыши, но и сама «проплешина» растворилась в болезненном теле Опухоли. Из болот поползли смрадные туманы, а над Фиолетовой пустошью, куда пришелся эпицентр взрыва генной бомбы, зашевелилось призрачное, беспокойное свечение.

Затем просека сузилась, нырнула в долину, и маленький отряд, спешно возвращавшийся к вертолету, инстинктивно сгруппировался вокруг Роберта.

В зарослях, чернеющих по обе стороны просеки, творилась непонятная людям ночная жизнь: вскрикивали птицы, что‑то шипело и ухало, а на болоте неизвестная тварь методично и оглушительно скрежетала зубами.

– Хищники здесь раньше были? – спросил Роберт.

Ральф хихикнул, а Стивен на всякий случай расстегнул кобуру.

– Что вы. Насекомые, птицы, грызуны. Правда, – Оливер замялся, – они тоже частично… изменились. Кто есть кто – не понять! Но, к счастью, вся эта живность держится зоны Опухоли. К примеру…

– Вот вам пример! – взвизгнул Хьюз. Затем грянуло два выстрела. На Роберта вдруг надвинулось из мрака нечто черное и лохматое. На уровне его лица нежданно–негаданно оказалась оскаленная в злом рычании морда собаки. Роберт шарахнулся в сторону, выстрелил. Собака тут же исчезла во тьме.

– Улетела… – выдохнул изумленный Стивен.

– Не мелите чепухи! – вспылил Хьюз. – Она прыгнула на меня.

– Полно вам, – заявил обстоятельный Ральф. – Полковник явно ошибается: для прыжка собака двигалась чересчур медленно. Она действительно… как бы это сказать… плыла в воздухе.

– А глаза, глаза, – все еще удивлялся Стивен. – Глаза‑то у нее горели. Желтые такие. И светятся…

Какое‑то жуткое ощущение, будто они находятся не на Земле, а идут по незнакомой и опасной планете, заставило Роберта поежиться. Он грубовато приказал:

– Прекратите разговоры. К вертолету, за мной!

Оливер весь вечер помалкивал и много пил.

«Понимаю тебя, приятель, – сочувственно подумал Роберт, добавляя в стакан лед. – Одно дело – теория. Разные там выкладки, формулы, рекомендации… А вот результат… Да если он к тому же такой мерзкий… Я, конечно, не специалист по Опухолям, но эта обезумевшая биомасса впечатляет… Ничего, приятель. Это – наш хлеб! Дерьмовый, не спорю, но наш, наш, наш…»

Его понемножку начинало разбирать, и Роберт весело приветствовал как входящих в бар, так и тех, кто выходил.

Они зашли сюда все, не сговариваясь, как только вертолет вернулся на базу. Пока Стивен искал пятый стул, Роберт осмотрел свою унылую команду и не без иронии отметил: жить в подобных засекреченных Центрах все равно, что годами играть в захолустном театре один и тот же спектакль – осточертевшие декорации, те же лица вокруг, одинаковые слова и страсти. Бр–р-р!

Ральф вспомнил было, о летающей собаке, но Роберт тут же заявил: в Зоне могут летать даже коровы, и пускай, мол, Ральф благодарит бога, что ни одна из них… После такого сакраментального заявления все засмеялись, и разговор об Опухоли на время прекратился.

– Вы сегодня много пьете, доктор, – осторожно заметил Хьюз. – Вас что‑то беспокоит?

– Уморил! – захохотал Роберт. – Честное слово, уморил. Полковник, вам не идет роль пастора. Шпионите за нами – пожалуйста, но чтобы я вам исповедовался… Но–но–но!

Роберт пьяно погрозил полковнику пальцем.

– С вами невозможно разговаривать, – обиделся Хьюз. – Я разделяю все ваши тяготы, беспокоюсь… Сегодня, можно сказать, жизнью рисковал…

Роберт снова рассмеялся:

– У вас, приятель, мания величия… Да кому ваша жизнь нужна? Вы просто струхнули в зоне Опухоли. Да? Собаки испугались? Бояться надо коров, полковник. Уж если коровы начнут летать…

– Между прочим, среди охранников есть случаи заражения, – упрямо сказал Хьюз. – Какой‑то вирус–мутант. Кожа становится золотистой и…

– И что? – Роберт плеснул себе виски. Полковник пожал плечами:

– Не знаю. Но факт заражения остается фактом.

– Какая чушь, – поморщился Роберт. – Объясните ему, Оливер, что в Зоне происходит с кожей. Да… Остаточный фон. Влияет только на пигмент. Появляется эффект «загара». Вы, кстати, Хьюз, сегодня тоже подзагорели.

Полковник побледнел, судорожно глотнул из своего стакана.

– Что с вами? – удивился Роберт. – На вас лица нет. Бросьте вы свои страхи. Вы перестали понимать шутки, а это уже опасно. Лучше выпейте со мной и все забудьте.

В Зоне, кстати, можно гулять без всяких там защитных костюмов… Плесни‑ка нам, Стивен.

Хьюз отодвинул свой стакан.

– Это правда? – спросил он у Оливера, вытирая покрытый испариной лоб.

– Что именно? – не понял толстяк.

– Эффект загара, пигмент… – нетерпеливо пояснил тот. Не ожидая ответа биохимика, Хьюз вдруг громко захохотал. – Да, Роберт, я боялся. Я чертовски боялся золотистой заразы. Налей, налей мне побольше, Ральф.

Стена наклонилась и решительно двинулась навстречу Роберту. Он выставил руки, чтобы не расшибиться, немного постоял. Коварная стена заходила теперь с другой стороны, примерялась, чтобы ударить в спину.

– Я все вижу, – с угрозой сказал ей Роберт. – Сгинь! В кабине лифта его поддержал телефон, на который ему после двух неудачных попыток все‑таки удалось опереться.

Лифт остановился на третьем этаже.

Выпитое нисколько не успокоило душу. Напротив, какие‑то чужие голоса, лица и образы толклись в сознании, пока Роберт не собрался с силами и не прогнал их. После этого появилось облако. Высокое, кучевое, с которого, будто с горы, спускалась небесная Лыжница.

– Уходи! – попросил ее Роберт. Он, наконец, ввалился в свою комнату, рухнул на кровать. Тут же пол комнаты провалился. Роберт летел над Опухолью на своем одноместном планере, а навстречу ему, обрывая зловонные нити паутины, всплывала дохлая собака. Лыжница села на своем облаке и заплакала. Собака вдруг залаяла.