Текст книги "Русская армия между Троцким и Сталиным"

Автор книги: Леонид Млечин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 39 страниц)

Братание на фронте

Крыленко выполнил обе поставленные перед ним задачи – подчинил Ставку большевикам и добился перемирия.

21 ноября было подписано соглашение о прекращении боевых действий между Западным фронтом и австро-германскими войсками. 24 ноября – о перемирии на Юго-Западном фронте, 25-го – на Румынском фронте.

В Брест-Литовске с представителями военного командования Германии, Австро-Венгрии, Турции и Болгарии было подписано общее перемирие сроком на двадцать восемь дней с автоматическим продлением, если одна из сторон за семь дней не заявит о желании его разорвать. Перемирие должно было сохраняться до начала переговоров об условиях мирного договора.

Это был звездный час главкома Крыленко.

23 ноября он получил приветственную телеграмму:

«Второй съезд армий Западного фронта шлет Верховному Главнокомандующему народной революционной армии, занявшему последнее гнездо контрреволюции, свой товарищеский привет.

Отныне армии победоносной рабоче-крестьянской революции спаяны воедино одним аппаратом высшего управления. Да здравствует Верховный вождь революционной армии наш военный комиссар тов. Крыленко!»

В декабре 1917 года в Могилеве прошел Общеармейский съезд. Он преобразовал Военно-революционный комитет при Ставке в Центральный комитет действующих армий и флота (Цекодарф). Съезд утвердил Крыленко главковерхом.

Крыленко вновь обратился к войскам:

«Товарищи, за перемирием придет мир. Желанная мечта миллионов рабочих и крестьян, народов, населяющих Россию, близка к осуществлению… Этот мир дала русскому народу революция 25 октября. Этот мир принес народу Совет Народных Комиссаров».

Теперь перед большевиками стояла другая проблема, не терпящая отлагательства: что делать с армией?

Вооруженные силы России как единый механизм, подчиняющийся воле командования и способный выполнять боевые приказы, больше не существовали. Начальник штаба 12-й армии прислал Крыленко свой доклад:

«Армии не стало – есть огромная, усталая, плохо одетая, с трудом прокармливаемая, озлобленная толпа людей, объединяемая жаждой мира и всеобщим разочарованием. Достаточно натиска небольших неприятельских сил, чтобы вся эта масса людей ринулась в тыл, все сокрушая, поедая и уничтожая на своем пути».

Революция нанесла армии смертельный удар.

Большевики располагали только Красной гвардией – вооруженными рабочими Петрограда, матросскими сводными отрядами, латышскими стрелковыми частями.

«Регулярные полки старой империалистической царской армии оказались непригодными, небоеспособными для гражданской войны, – вспоминал Крыленко в своих записках «Смерть старой армии». – Эту армию уже ничто не могло оживить. Когда ее вызвали с фронта для борьбы на Дону с Калединым, с Украинской радой или с польскими легионами, полки, вызываемые с фронта, выйдя за линию окопов в тыл, отказывались идти в бой, независимо от целей, которые эта борьба преследовала».

18 декабря Крыленко доложил Совнаркому, что армия утратила боеспособность и придется принять любые условия, которые выставят немцы при заключении мира.

Правительство утвердило план реорганизации армии – из ста пятидесяти девяти дивизий, находившихся на фронте, сохранить сто и сформировать еще тридцать шесть дивизий из добровольцев. Но это были нереальные планы. В начале 1918 года каждую неделю с фронта убегало примерно три тысячи человек. Бежали даже офицеры, которых пытались остановить. Начальникам железнодорожных станций было приказано задерживать всех, кто, не получив разрешения солдатского комитета, пытался покинуть действующую армию.

18 декабря было решено создать новую армию вместо старой, 23 декабря на фронте получили призыв к возможности священной революционной войны. Все революционно настроенные солдаты призывались записываться в новую добровольческую регулярную армию.

Но приказ возымел обратное действие.

Солдаты старой армии приняли его как приказ о возобновлении войны и отказ от мирных переговоров с немцами. По мнению Крыленко, разложение армии, которое было уже невозможно ничем остановить, началось именно с этого приказа. Если до сих пор донесения с фронта говорили о том, что в окопах царит спокойствие и солдаты доверяют новой власти, то после опубликования приказа паника охватила целые части. К тому же некоторые командиры потребовали привести в надлежащий вид окопы и проволочные заграждения.

Но никакой силой нельзя было заставить солдат возобновить войну с немцами.

Известный своей книгой «Россия, кровью умытая» писатель Артем Веселый (настоящее имя Николай Иванович Кочкуров) в рассказе «Далекое зарево» описал поездку на германский фронт с грузом антивоенной большевистской литературы. Он вез фронтовикам газету «Социал-демократ» и брошюру Александры Коллонтай «Кому нужна война».

Фронт голодал. Сахар, крупа, махорка солдатам не попадали. Хлеба не хватало, через день ели борщ с кониной.

«Землянка похожа на звериную нору, – писал Артем Веселый. – Вдоль стен глиняные нары, сырость, духота. Под шинелями – расчесанные грязные тела, многие солдаты в лаптях, иные и вовсе босиком…

После митинга целым взводом отправляемся к немцам, брататься, захватываем с собой несколько экземпляров привезенной мною брошюры, свежие номера «Окопной правды» и «Факела» – газета в один лист: с одной стороны русский текст, с другой – немецкий. Братаются на этом участке уже несколько месяцев, конфликты довольно редки. Один раз чья-то предательская рука засыпала пулеметным огнем высыпавшую на открытое место русскую роту, другой раз русский офицер застрелил немецкого солдата…

По набитой тропе выходим к немецким окопам. По брустверу шагает в светло-серой шинели часовой. Кося глазом в сторону своих траншей, он осторожно улыбается нам и негромко выговаривает:

– Траствуй, геноссе.

Нас встречает немецкий офицер – краги, стек, холеное, с девичьим румянцем во всю щеку лицо. Презрительно осматривает наши лохмотья и свистит в серебряный свисток. Моментально появляется краснорожий дядька и, любезно улыбаясь, ведет нас по ходу сообщений. Окопы и ход сообщений бетонированы и электрифицированы, чистота умопомрачительная…

Жилые помещения просторны. Вдоль стен расставлены самые настоящие кровати, застланные одинаковыми одеялами, из-под каждого одеяла выпущена чистая простынь. На стенах развешаны начищенные до жару медные кастрюли, сковороды: эти кухонные приборы почему-то больше всего угнетали и раздражали меня, смотрел на них до ломоты в глазах…

Кое-кто из бывалых солдат знает по-немецки десяток– другой слов, помогает жестикуляция и мимика: словом, разговариваем. Наши из карманов и пазух извлекают осклизлые куски конины из вчерашнего котла и променивают на табак и вино. Немцы, обдав мясо кипятком, тут же и поедают его: они живут голоднее нас. Улучив момент, когда дядька куда-то отвернулся, взводный передает немецкому солдату туго свернутую пачку литературы. Тот быстро прячет ее за ошкур штанов и крепко жмет нам руки…

Дня через два и они к нам пришли в гости – притащили коньяку и немного варенных в мундирах картошек. Мы угощали их все тем же борщом с падалью. Вчерашние враги сидели за скудной трапезой и кляли царя, кайзера и всех тех, кто затеял эту кровавую игру, стоившую многих миллионов человеческих жизней…

Недели через полторы, с эшелоном фронтовиков, я катил в тыл; горели помещичьи именья; кое-где уже пошаливали зарождающиеся банды; на Дону во славу революции, не умолкая, гремели пушки красногвардейских отрядов – веселая была дорога!»

Первый декрет Совнаркома о сокращении армии от 10 ноября 1917 года подписали Ленин и наркомы Антонов-Овсеенко и Крыленко. 15 декабря 1917 года – 3 января 1918 года в Петрограде проходил Общеармейский съезд по демобилизации армии.

Из главкомов в председатели трибунала

25 декабря 1917 года верховный главкомандующий Крыленко подписал приказ и одновременно инструкцию о формировании из солдат-добровольцев народно-социалистической гвардии.

«Товарищи.

Армия устала. Армия изнемогла…

Должна быть создана новая армия вооруженного народа. К такой армии, зачатками которой явилась Красная гвардия рабочих, я призываю всех, кому дорога свобода…»

«Народно-социалистическая гвардия создается из солдат действующей армии, запасных частей и всех добровольцев, желающих вступить в ее ряды для защиты завоеваний революции и борьбы за демократический мир и торжество социалистической революции на Западе и в России».

Но таких планов формирования добровольческих частей было много. Ни один не удавалось воплотить в жизнь. На это обратил внимание Жак Садуль:

«Крыленко подготовил длинный, резкий, напыщенный манифест, чтобы призвать русский пролетариат в массовом порядке записываться в Красную Армию. Я упорно не верю в результаты этого предприятия.

Большевики наберут людей, без сомнения. Они не сделают из них солдат. Они не создадут из них командиров».

С 18 декабря по 12 января военный комиссариат в Петрограде и Ставка в Могилеве работали над созданием новой армии, потому что на старую нельзя было полагаться. Ее следовало как можно скорее распустить.

Комиссариат по демобилизации под руководством Михаила Кедрова разрабатывал план спокойной демобилизации. От него пришлось отказаться. Демобилизация началась еще при Керенском. Теперь пришлось проводить ее ускоренными темпами. И все равно не поспевали за быстро усиливавшимся разложением армии. Иногда приказы о демобилизации приходили, когда демобилизуемые солдаты уже были дома. Главное было сохранить оружие, артиллерию и воинское имущество. Тяжелую артиллерию отводили в тыл, вместе с санитарными и хозяйственными обозами.

23 декабря Совнарком выделил наркомату по военным делам десять миллионов рублей на формирование добровольческих отрядов. Первыми вступили латышские части, которые избежали развала. Две латышские бригады были развернуты в дивизии и сведены в Латышский корпус.

15 января 1918 года Совнарком принял Декрет об организации Рабоче-Крестьянской Красной армии. Декрет подписали Ленин, верховный главкомандующий Крыленко, народные комиссары по военным и морским делам Дыбенко и Подвойский.

При комиссариате по военным делам учреждалась Всероссийская коллегия по организации и формированию РККА. 21 января Совнарком назначил членами коллегии Крыленко, Мехоношина и Подвойского.

«Фронт был обнажен, – вспоминал Крыленко, – и полки из линии окопов отведены в линию расположения ближайших резервов с обслуживанием окопов только сторожевыми охранениями. Для тех, кто оставался для охраны имущества, устанавливалось повышенное жалованье. На железных дорогах всюду располагались дежурные роты для поддержания порядка, и в иных случаях, как это было на Северном фронте, пришлось прибегнуть к угрозе оружием и пулеметным огнем, чтобы заставить вернуться полки, не считавшиеся с очередями».

Но попытка провести демобилизацию организованно была перечеркнута немецким наступлением. Троцкий отказался принять грабительские условия мира, выставленные Германией (подробнее об этом говорится в пятой главе).

Тогда немецкое командование решило силой принудить Россию согласиться с этими условиями.

16 февраля 1918 года в 19.30 в ставке Крыленко получили заявление немецкого генерала Гофмана о прекращении перемирия и возобновлении военных действий с полудня 18 февраля.

Российская армия и не собирались сопротивляться. Она просто бежала, бросая оружие и обозы и сметая наспех мобилизованные части, которые выдвигались из тыла.

Фронт от Украины до Петрограда перестал существовать. Немецкие войска заняли Киев, Минск, Могилев, Ревель, Нарву, подошли к Пскову и 25 февраля заняли город. Латышские части пытались сопротивляться и были сметены. Немцы уже стояли под Петроградом.

Крыленко доложил Совнаркому о катастрофе:

«Изголодавшиеся массы бегут и, движимые инстинктом самосохранения, затевают в местностях прифронтовой полосы погромы в поисках недостающих денежных знаков и хлеба. Недостаток фуража и ослабление конского состава делают невозможным вывоз материальной части и артиллерии.

Армия оказывается неспособной даже стоять на позиции. Фронта фактически нет. В отдельных местностях фронта идет торг лошадьми и солдатским имуществом с немцами… Необходимость заключения мира диктуется теперь не невозможностью сопротивляться, а невозможностью произвести организованный отход и спасти стоящие миллиарды материальные части. Мы обязаны подписать мир».

Ситуация была катастрофической. Решили попытаться отстоять хотя бы Петроград.

Петроградский совет образовал Комитет революционной обороны Петрограда под руководством Якова Михайловича Свердлова. Крыленко, Подвойский и Склянский создали чрезвычайный штаб Петроградского военного округа.

Ставка в Могилеве прекратила свою деятельность. Командование сосредоточилось в Петрограде. Ко всем фронтам обратились с требованием немедленно сформировать из добровольцев боеспособные части, которые могли бы вступить в бой с немецкими войсками.

23 февраля 1918 года Крыленко приказал провести в Петрограде революционную мобилизацию – и для этого образовать в городе вербовочные комиссии, а гражданское население заставить рыть окопы.

Но немцы до Петрограда не дошли. Ленин выкрутил руки своим соратникам по руководству партией и правительством и вынудил их согласиться на немецкие условия мирного соглашения. Получив сообщение из Петрограда о готовности подписать мир, германские войска остановились.

Поздно вечером 3 марта 1918 года Ленин вызвал Крыленко. Владимир Ильич уже принял решение создавать новую армию и реорганизовать всю систему военного управления, обратившись за помощью к профессионалам. Прапорщик Крыленко не мог оставаться в прежней должности главнокомандующего.

Должность главкома и сама Ставка упразднялись. Пока что все полномочия по управлению вооруженными силами получал Высший военный совет. Ему переподчиняли все, что осталось от гигантской армии. Руководителем Высшего военного совета назначался бывший генерал Михаил Бонч-Бруевич.

Крыленко категорически возражал против назначения на высокую должность бывшего генерала царской армии. Ленин объяснял Крыленко, что без военных специалистов обойтись невозможно, надо у них учиться и с их помощью создавать новую армию. Николай Васильевич доказывал, что генералам доверять нельзя. Впрочем, скорее, главком, привыкший к полной самостоятельности, не хотел идти в подчинение генералу, который еще недавно сам был его подчиненным.

Ленин не стал удерживать Крыленко на военной работе.

4 марта 1918 года Ленин подписал постановление Совнаркома о создании Высшего военного совета:

«Высшему военному совету в составе М.Д. Бонч-Бруевича, военного руководителя, политических комиссаров П.П. Прошьяна и К.И. Шутко поручается руководить всеми военными операциями с безусловным подчинением Высшему военному совету всех без исключения учреждений и лиц».

Проша Перчевич Прошьян был одним из лидеров левых эсэров, которые тогда еще поддерживали большевиков и входили в правительство. В декабре 1917-го – марте 1918-го Прошьян занимал пост наркома почт и телеграфа.

Кирилл Иванович Шутко, старый большевик, после революции работал в наркомате труда, потом вступил в Красную армию. Он занимал должность в Высшем военном совете всего две недели и написал в Совнарком заявление с просьбой освободить от должности «по болезненному состоянию».

5 марта 1918 года был подписан мирный договор в Брест– Литовске. Боевые действия прекратились. Большевики получили передышку и должны были попытаться создать свою армию.

Крыленко написал Ленину заявление:

«Настоящим прошу освободить меня от обязанности Верховного главнокомандующего и комиссара по военным делам».

Ленин принял его отставку с легким сердцем. Военные дела он решил поручить другому человеку. Это заметил даже француз Жак Садуль, наблюдавший за событиями со стороны:

«Ленин и Троцкий отдают себе отчет в том, что одного Крыленко, которого они ценят за его волевые качества при очевидной нехватке технических знаний, будет недостаточно для такой значительной задачи, как реорганизация армии».

Заботясь о репутации Николая Васильевича, договорились объяснить его отставку ликвидацией поста главковерха в связи с окончанием войны с немцами.

13 марта Ленин подписал постановление Совнаркома:

«Должность главнокомандующего согласно предложению, сделанному товарищем Крыленко Совету Народных Комиссаров, упраздняется».

Через пол года, 2 сентября 1918 года, должность главнокомандующего была восстановлена, 6 сентября Совнарком назначил им бывшего полковника Иоакима Иоакимовича Вацетиса.

Появление Высшего военного совета привело к расформированию Комитета революционной обороны Петрограда и Революционного полевого штаба при бывшей ставке верховного главнокомандования. Упразднили и Всероссийскую коллегию по организации и управлению Красной армией.

Фактически все, кто занимался военными делами в первом советском правительстве, остались без работы и стали искать себе новое применение.

Николай Васильевич вспомнил, что он дипломированный юрист. Его тут же назначили членом коллегии наркомата юстиции, а меньше чем через два месяца, в мае, еще и председателем Революционного трибунала (с 1919-го Верховного трибунала) при ВЦИК.

Дело адмирала Щастного и члена ЦК Малиновского

Крыленко был обвинителем на печально знаменитом процессе над командующим Балтийским флотом Алексеем Михайловичем Щастным. Документы преданы гласности, и эта история теперь хорошо изучена историками (журнал «Отечественная история», 2001, № 1).

20 марта 1918 года капитан 1-го ранга Алексей Михайлович Щастный, который принял и поддержал революцию, был назначен командовать Балтийским флотом. Он отличился еще в феврале, когда был начальником штаба флота. Спасая корабли от немцев, он перевел их из Ревеля (Таллина) в главную базу флота Гельсингфорс (Хельсинки). Теперь немцы требовали – в соответствии с условиями Брестского мирного договора – очистить территорию Финляндии от частей русской армии, а порты от военных кораблей.

Финский залив был покрыт толстым слоем льда, и немцы были уверены, что флот достанется им. Но Щастный сумел увести более двухсот кораблей в Кронштадт. После этого похода Алексея Михайловича стали именовать адмиралом, хотя он оставался капитаном 1-го ранга.

Немцы выдвигали все новые и новые претензии, доказывая, что положения Брестского договора не исполняются. Ленин исходил из того, что надо идти немцам на уступки. На заседании ЦК его политика получила одобрение. Владимир Ильич предложил готовиться к эвакуации советского правительства из Петрограда на Урал. Троцкий потребовал от Щастного на всякий случай подготовить флот к уничтожению. Но Щастному была ненавистна мысль о гибели флота. Он призывал сражаться с немцами.

На него подействовали слухи о мнимых секретных статьях Брестского договора, в соответствии с которыми Ленин и Троцкий будто бы подчиняются немецкому генеральному штабу…

Щастный стал публично говорить, что советское правительство за полгода ничего не сделало для флота, если не считать телеграммы Троцкого о подготовке к уничтожению флота. И Щастный предал гласности «секретные послания» Троцкого. Это более всего возмутило наркома, который считал, что командующий флотом нарочито опозорил его в глазах моряков, выставил человеком, которому не просто безразлична судьба флота, а который чуть ли не действует под диктовку немцев.

Троцкий помнил, что прежний командующий Балтийским флотом и вовсе оказался врагом советской власти. А тут еще возникла проблема с Черноморским флотом, который при приближении немцев увели из Севастополя в Новороссийск. Но теперь немцы угрожали оккупировать Кубань, если флот не вернется в Севастополь. Ленин считал, что лучше взорвать флот, чем отдать немцам. Но не было никакой уверенности, что морские офицеры выполнят такой приказ.

Ленин и Троцкий решили показать флоту, что невыполнение приказа в боевых условиях будет караться предельно жестоко.

23 мая Щастный отправил по телеграфу Троцкому просьбу об отставке. Его вызвали в Москву.

27 мая в кабинете Троцкого в присутствии членов коллегии наркомата по морским делам Щастный был арестован «по подозрению в проведении контрреволюционной агитации, неповиновении приказам советского правительства и намеренной дискредитации правительства в глазах моряков с целью его свержения». Щастного поместили в Таганскую тюрьму.

Его дело рассматривал Революционный трибунал при ВЦИК.

Суд начался 20 июля в Кремле в зале здания судебных установлений. Троцкий, допрошенный как свидетель, предъявил Щастному обвинение в том, что тот готовил выступление против советской власти, рассказывая о том, что флот предан правительством в соответствии с секретным соглашением с немцами и что правительство делает все, чтобы уничтожить флот.

Обвинителем выступал Николай Крыленко. Он фактически просто повторил то, что сказал Троцкий. На следующий день был вынесен приговор. Большевики декларировали отмену смертной казни, но Щастного приговорили к расстрелу.

Его адвокатом был Владимир Жданов, который до 1917 года блистательно защищал социалистов-революционеров. Он был потрясен большевистским правосудием. За десять лет до этого процесса в тот же день и в том же зале он защищал молодого революционера Галкина, которому грозил смертный приговор. Но после речи адвоката обвиняемого приговорили к пожизненному заключению. Теперь Галкин, как член Революционного трибунала, приговорил Щастного к смерти.

На следующий день Щастного расстреляли во внутреннем дворе Александровского военного училища, где тогда находился наркомат Троцкого, а потом министерство обороны…

Позднее Николай Крыленко был обвинителем и на процессе по делу Романа Вацлавовича Малиновского, бывшего члена ЦК и руководителя фракции большевиков в Государственной Думе, а по совместительству самого крупного агента охранного отделения полиции в большевистской партии.

Роман Вацлавович Малиновский родился в обедневшей дворянской семье. Жизнь у него была трудная. Когда разрешили профсоюзы, организаторская жилка сделала его, работавшего тогда токарем, секретарем крупнейшего в России союза металлистов.

В 1910 году его арестовали в Москве за попытку создать нелегальную типографию. Его завербовал ротмистр Иванов, который заведовал социал-демократическим отделом Московского охранного отделения (это подробно описано в книге Исаака Розенталя «Провокатор. Роман Малиновский: судьба и время»). Ротмистр поставил арестованного перед обычным в таких случаях выбором: либо он соглашается сотрудничать с полицией, тогда дело прекращается и он немедленно выходит на свободу, либо его судят, в таком случае жена и дети остаются без средств к существованию. Стандартный вербовочный прием удался. Малиновский согласился стать платным агентом охранного отделения.

Разные причины толкают человека, попавшего в такое положение, к согласию стать агентом и доносить на бывших товарищей. Страх наказания – обыкновенно лишь одна из них. Другие – это жажда денег, тайная жажда власти, стремление повелевать окружающими и быть приближенным к сильным мира сего. Вероятно, к согласию работать на полицию Малиновского подтолкнуло сочетание этих мотивов.

Большевики хотели ввести в состав ЦК хотя бы одного рабочего и остановились на кандидатуре Малиновского. Ленину нужны были помимо подпольщиков люди, способные работать легально и привлекать к большевикам рабочие массы.

Он состоял членом ЦК РСДРП в 1912–1914 годах и был депутатом четвертой Государственной Думы. Избирательный закон предусматривал вхождение в Думу шести рабочих. Социал-демократы сумели провести Малиновского одним из шести. В 1913-м в Думе образовалась самостоятельная фракция большевиков, возглавить ее поручили Малиновскому, как получившему широкую известность рабочему трибуну.

Малиновский в те годы дружил со Сталиным. Некоторые историки на основании этого утверждают, что Иосиф Виссарионович тоже был платным агентом охранного отделения. И дескать, именно Малиновский ввел в ЦК Сталина, исполняя волю охранного отделения.

Утверждали и другое: будто Сталин завидовал Малиновскому и внушал полиции, что Малиновский больше занят революцией, чем своими обязанностями по охранному отделению. Но в полиции выбрали Малиновского, считая, что он добьется большего, чем Сталин. Эта версия не нашла документального подтверждения…

Конечно, член ЦК Малиновский был ценнейшим источником информации для полиции. Но депутат-большевик Малиновский произносил с думской трибуны такие речи, которые наносили серьезный ущерб царскому режиму. Фактически с санкции полиции – он свои выступления показывал офицерам охранного отделения. Это характерная черта спецслужб – и царских и советских: ведомственный интерес для них важнее государственного…

Первым всерьез заподозрила Малиновского секретарь думской фракции большевиков Елена Федоровна Розмирович. Когда ее арестовали, выяснилось, что жандармы знают о ней очень много. Некоторые факты были известны только Малиновскому.

Роману Вацлавовичу не доверял и первый муж Розмирович – социал-демократ Александр Антонович Трояновский, будущий дипломат, полпред в Японии и Соединенных Штатах (и отец не менее известного дипломата Олега Трояновского).

Розмирович первой назвала Малиновского провокатором.

Но Ленин категорически отверг любые подозрения в адрес Романа Вацлавовича, которым очень дорожил. Розмирович и Трояновского он, напротив, не высоко ставил. Ленин решил, что между Еленой Розмирович и Малиновским было что-то личное, а Трояновский просто ревнует жену.

В провокаторство Малиновского не верил почти никто из видных большевиков. Михаил Иванович Калинин вообще в те годы склонен был считать провокатором самого Ленина, а Малиновскому он, напротив, доверял.

В мае 1914-го Малиновский внезапно для всех подал заявление об уходе из Думы.

Потом стало известно, что этого потребовал новый товарищ (заместитель) министра внутренних дел Владимир Федорович Джунковский, бывший московский губернатор, имевший репутацию абсолютно порядочного человека. Он запретил вербовать гимназистов и солдат… И он распорядился прекратить сотрудничество с секретным сотрудником Малиновским. Во-первых, он опасался скандала, который мог бы разразиться в случае разоблачения. Во-вторых, он считал, что Малиновский приносит больше пользы большевикам, чем полиции.

Роман Вацлавович получил годовой оклад и уехал за границу. Ленин вначале был ошеломлен. Потом назвал уход Малиновского «политическим самоубийством» и был склонен побыстрее забыть об этом деле. Но эмиграция шумела. Пришлось Ленину в 1914 году провести партийное расследование.

Прямых улик против Малиновского не было. Осуждать товарища на основе слухов не хотелось. Ленин продолжал высоко ценить Романа Малиновского и до последнего не верил в его сотрудничество с полицией. Возможно, защищая бывшего депутата и члена ЦК, Владимир Ильич косвенно хотел защитить себя и партию от скандала.

Соратник Ленина Григорий Евсеевич Зиновьев, на даче которого шло расследование, вспоминал потом:

«В яркой, сильной, местами просто потрясающей форме (и, казалось, абсолютно искренней) Малиновский нарисовал нам картину своей жизни… Он жертва, он несчастен, над ним тяготеет трагическое прошлое. Отсюда и невозможность нести то бремя политической ответственности, которое пало на него…

Мы поверили. Может быть, он чего-нибудь недоговаривает, но ходит около правды, – примерно так формулировал впечатление Ильич…»

Когда началась война, Малиновского призвали в армию. Когда появились сообщения, что он убит в бою, Ленин и Зиновьев написали вполне благожелательный некролог. Оказалось, рановато его похоронили. Унтер-офицер Малиновский был ранен, но выжил, попал в плен. Ленин и Зиновьев с ним переписывались, посылали ему в лагерь посылки.

После Февральской революции Чрезвычайная следственная комиссия, назначенная Временным правительством, обнаружила в полицейских архивах документы, подтверждавшие, что Малиновский был полицейским агентом по кличке Портной. Он раскрыл полиции все партийные секреты, в которые его посвящали, за что получал фантастически большие по дореволюционным временам деньги.

Публикация этих документов летом 1917 года была очень большой неприятностью для большевиков и лично для Ленина.

В октябре 1918 года Малиновский вместе с другими освобожденными военнопленными приехал в Россию. Он, возможно, полагал, что старые товарищи его простят и, может быть, даже выдвинут на руководящую работу – ведь он большевик со стажем, был членом ЦК. Он сам просил об аресте, надеясь оправдаться так же легко, как и в 1914 году.

Малиновский ошибся.

Когда подтвердилось, что он все-таки был провокатором, возмущенный Ленин сказал Зиновьеву:

– Экий негодяй! Надул-таки нас. Предатель! Расстрелять его мало!

Дело поручили рассмотреть Революционному трибуналу ВЦИК, заседавшему в Кремле.

Следственную комиссию возглавила Елена Федоровна Розмирович, теперь уже жена Крыленко. Николай Васильевич был обвинителем. Это было почти что семейное дело. Особенно если учесть, что Крыленко когда-то писал депутату Малиновскому речи. (Со временем Розмирович и Крыленко расстались. Вероятно, это ее и спасло. Елена Федоровна работала директором Государственной библиотеки имени Ленина и благополучно пережила эпоху репрессий.)

Судебное заседание началось 5 ноября 1918 года. Крыленко не очень глубоко вник в дело и особенно в движущие мотивы обвиняемого. Но исход был известен заранее. Провокаторов приговаривали к смертной казни. Тем более, что Ленин свое отношение к обвиняемому уже выразил.

Судебное заседание продолжалось один день. Вечером Малиновского приговорили к смертной казни и ночью расстреляли.