Текст книги "Русская армия между Троцким и Сталиным"
Автор книги: Леонид Млечин
Жанр:
История
сообщить о нарушении
Текущая страница: 24 (всего у книги 39 страниц)
Военная оппозиция
Хотя в девяти случаях из десяти Ленин его поддерживал, Троцкий все равно оставался недоволен, когда политбюро в его отсутствие (он почти постоянно находился на фронте) принимало решение, которое ему не нравилось.
Он даже подавал в отставку с поста члена политбюро и председателя Реввоенсовета и наркома:
«Условия моей работы на фронтах лишают меня возможности постоянного участия в работе военного центра и Политбюро ЦК. Это, в свою очередь, лишает меня нередко возможности брать на себя ответственность перед партией и работниками военного ведомства за ряд шагов центра, которые я считаю рискованными и прямо опасными нарушениями военной системы, у нас установившейся и одобренной съездом партии».
Ленин тут же набросал проект совместного постановления оргбюро и политбюро:
«Орг. и Политбюро ЦеКа сделают все, от них зависящее, чтобы сделать наиболее удобной для т. Троцкого и наиболее плодотворной для Республики ту работу на Южном фронте, самом трудном, самом опасном и самом важном в настоящее время, которую избрал сам т. Троцкий…
Орг. и Политбюро ЦеКа предоставят т. Троцкому полную возможность всеми средствами добиваться того, что он считает исправлением линии в военном вопросе и, если он пожелает, постараться ускорить съезд партии.
Твердо убежденные, что отставка т. Троцкого в настоящий момент абсолютно невозможна и была бы величайшим вредом для Республики, Орг. и Политбюро ЦеКа настоятельно предлагают т. Троцкому не возбуждать более этого вопроса и исполнять свои функции…»
17 мая 1919 года Ленин отправил Троцкому телеграмму: «Политбюро ЦК всецело поддерживает решительность и одобряет Ваши планы…» Понятно, почему в советские времена такие документы хранились за семью печатями.
Когда вышел очередной спор в политбюро и Троцкий возмутился принятым решением, то Ленин поспешил все уладить.
17 июня 1919 года Ленин написал Каменеву:
«Мы категорически протестуем против всякой попытки найти или усмотреть в нашем заявлении что-либо обидное для Троцкого. Напротив, мы настойчиво подчеркиваем, что руководствовались всецело и исключительно соображениями о международном значении товарища Троцкого вообще и его роли в советской и партийной работе в РСФСР».
Ленин и ЦК в те годы неизменно поддерживали Троцкого. Но против него объединились весьма влиятельные в партии люди – образовалась так называемая военная оппозиция. На VII съезде в марте 1919 года она попыталась дать бой председателю Реввоенсовета.
Оппозиция хотела сохранить в армии выборность командиров, предоставить всю полноту власти комиссарам, чтобы они могли руководить и боевыми операциями, а военных специалистов превратить в консультантов.
Троцкий в работе съезда не участвовал – вынужден был срочно выехать на фронт. Активистам оппозиции, напротив, разрешили остаться в Москве, чтобы они могли изложить свое мнение. Тезисы Троцкого изложил Григорий Сокольников, член Реввоенсовета Южного фронта. Он выступал за безусловную дисциплину в армии и против выборности командиров:
– Мы были за выборность, когда мы агитировали солдат против верхов, которые служили царскому, помещичьему и буржуазному режиму…
Он имел в виду, что 16 декабря 1917 года большевики приняли два декрета – «О выборном начале и об организации власти армии» и «Об уравнении всех военнослужащих в правах». Потом ЦК отменил принцип добровольческого формирования Красной армии с выборным командным составом.
Сокольников отстаивал необходимость широкого использования кадровых офицеров:
– Выяснилось, что там, где военные специалисты были привлечены, – там был достигнут военный успех. И наоборот, там, где присланных из центра военных специалистов отсылали обратно или сажали на баржу, как это было в кавказской армии, там мы пришли к полному разложению и исчезновению самих армий…
Представители военной оппозиции во главе с Ворошиловым утверждали, что бывшие офицеры все равно тяготеют к белым и будут к ним перебегать, так что напрасно им дают больше прав, чем комиссарам. Оппозиция возражала против принятого 12 декабря 1918 года Совнаркомом положения о правах и обязанностях командира армии и фронта.
Командующий получал полную самостоятельность в вопросах стратегически-оперативного характера и право назначения всего командного состава. Если член Реввоенсовета не был согласен с действиями командующего, он должен был обращаться в РВС Республики. Военная оппозиция оставалась недовольна тем, что в результате комиссару остались функции только политического контроля, а не право командовать.
Задача военной оппозиции состояла в том, чтобы настроить Ленина против Троцкого, а затем свалить его с поста председателя Реввоенсовета. Но Ленин выступил в защиту военной политики и самого Троцкого, поэтому материалы дискуссии по военным вопросам никогда при советской власти не публиковались.
От имени военной оппозиции Филипп Голощекин, представлявший Сибирь, будущий член ЦК, заявил, что «политика ЦК не проводится военным ведомством». Ленин ответил ему:
– Если вы такие обвинения ставите, если вы, выступая ответственным оратором на партийном съезде, можете Троцкому ставить обвинение в том, что он не проводит политику ЦК, – это сумасшедшее обвинение. Вы ни тени доводов не приведете. Если вы это докажете, ни Троцкий не годится, ни ЦК. Какая же это партийная организация, когда она не может добиться, чтобы проводилась эта политика. Из членов съезда ни один серьезно этого не думает.
Ленин со всей страстью накинулся на оппозицию и добился того, что она фактически капитулировала и тезисы Троцкого съезд принял единогласно.
Но Владимир Ильич не хотел ссориться с влиятельными людьми, поэтому заставлял и Троцкого идти на уступки. От председателя Реввоенсовета требовали, чтобы он устраивал ежемесячные заседания с партийными работниками и больше к ним прислушивался. В решении ЦК даже записали: просить Ленина поговорить на этот счет с Львом Давидовичем.
26 марта 1919 года Ленин, Крестинский, Сталин и Каменев подготовили проект постановления ЦК:
«Просить т. Троцкого увольнять и перемещать военных работников-коммунистов не иначе как через партийную организацию (оргбюро ЦК)… Указать т. Троцкому на необходимость как можно более внимательного отношения к работникам-коммунистам на фронте, без полной товарищеской солидарности с которыми невозможно проведение политики ЦК в военном деле».
Институт военных комиссаров был введен решением Военно-революционного комитета при Петроградском Совете еще 20 октября 1917 года, чтобы контролировать действия командиров и заставить их подчиняться приказам большевиков. Но многие комиссары, побыв на военной работе, как Ворошилов, начали считать себя полководцами и обижались на то, что Троцкий все равно предпочитал им профессионалов.
На IX съезде в апреле 1920 года за пренебрежительное отношение к комиссарам Троцкого критиковал Константин Юренев, член РВС Восточного фронта и бывший председатель Всероссийского бюро военных комиссаров. Бюро существовало при Высшем военном совете и должно было руководить всей политической работой на фронте и в тылу.
– Смещение политработников вызвало смятение на фронтах, – обиженно говорил Юренев, – и, по заявлению одного-авторитетного товарища, создало неустойчивое положение в среде комиссарского аппарата, который, видя, что этот аппарат шельмуется, как будто признается негодным, растерялся, а спецы говорят: «Ваша песенка спета», и естественно, что комиссары чувствовали себя неуверенно – шатание было велико.
Летом 1920 года Юренев покинул армию и стал председателем Курского губисполкома. Потом перешел на дипломатическую работу. В 1938-м его уничтожили.
Катастрофа на польском фронте
Ленин уже не надеялся помирить двух самых важных членов политбюро, но старался по крайней мере избежать их прямого столкновения.
Осенью 1919 года Северо-Западная армия генерала Николая Юденича наступала на Петроград. 17 октября ситуация стала критической. Ленин распорядился об эвакуации. Он готов был сдать город, чтобы высвободить силы для активной обороны. Троцкий не согласился, отправился в Петроград, и город удалось отстоять.
21 октября войска 7-й армии, которой командовал Дмитрий Николаевич Надежный, бывший генерал-лейтенант царской армии, не только остановили Юденича, но и перешли в наступление.
«18 октября в Питере настроение было довольно неважное, – писал Леонид Красин семье, – наши войска отступили, белые же, хорошо вооруженные, с танками и сильной артиллерией продвинулись вперед. В воскресенье, 19-го, положение еще ухудшилось, мы потеряли Павловск и Детское Село (так теперь называется Царское) и создалась угроза самой Николаевской дороге, которая могла быть перерезана…
Приказ был дан такой – не сдавать Питера, вести бои на улицах города, в крайнем случае отступать на правый берег Невы и, разводя мосты, обороняться там до прихода подкреплений. Подкрепления тем временам подтягивались успешно, и со вторника 21-го наши перешли в наступление от Колпина, ударив неприятелю в правый фланг.
Наши силы все время были более значительны, чем у белых, но наша слабая сторона – вялое и неумелое командование: своих офицеров нет или почти нет, а кадровые офицеры душой если не на стороне белых, то, во всяком роде, не очень-то склонны особенно распинаться за Советскую Россию и большой инициативы не проявляют.
Солдаты устали изрядно и дерутся хорошо лишь при условии руководства, без этого же превращаются в стадо овец, шарахаются при каждой световой ракете. Как только эта масса получает хоть малое руководство и командование берет на себя инициативу – люди идут и дерутся хоть куда.
Вообще вся наша война идет так, что, пока мы не получим хорошего подзатыльника, мы деремся вяло, но, когда положение сделается опасным, – напрягут силы и, так как их у нас в общем больше, – глядишь и есть успех. Так было и на сей раз с Питером».
Обрадованный победой под Петроградом, Ленин требовал во что бы то ни стало поскорее завершить операцию против Юденича, чтобы повернуть все силы против Деникина.
22 октября Ленин писал Троцкому:
«Покончить с Юденичем (именно покончить – добить) нам дьявольски важно. Если наступление начато, нельзя ли мобилизовать еще тысяч 20 питерских рабочих плюс 10 тысяч буржуев, поставить позади их пулеметы, расстрелять несколько сот и добиться настоящего массового напора на Юденича?»
За оборону Петрограда политбюро наградило Троцкого недавно учрежденным орденом Красного Знамени.
Постановление ВЦИК от 20 ноября 1919 года гласило:
«В ознаменование заслуг тов. Л.Д. Троцкого перед мировой пролетарской революцией и Рабоче-Крестьянской Красной Армией РСФСР Всероссийский Центральный Исполнительный Комитет постановил: наградить Л.Д. Троцкого орденом Красного Знамени.
Товарищ Лев Давидович Троцкий, взяв на себя по поручению ВЦИК задачу организации Красной Армии, проявил в порученной ему работе неутомимость, несокрушимую энергию. Блестящие результаты увенчали его громадный труд.
Товарищ Троцкий руководил Красной Армией рабочих и крестьян не только из центра, но неизменно переносил свою работу на те участки фронта, где задача была всего труднее, с неизменным хладнокровием и истинным мужеством идя наряду с героями красноармейцами навстречу опасности.
В дни непосредственной угрозы красному Петрограду товарищ Троцкий, отправившись на Петроградский фронт, принял ближайшее участие в организации блестяще проведенной обороны Петрограда, личным мужеством вдохновлял красноармейские части на фронте под боевым огнем».
И тут же председатель Моссовета Лев Каменев, который в отсутствие Ленина вел заседание политбюро, предложил наградить орденом и Сталина.
– За что? – спросил простодушный председатель ВЦИК Михаил Калинин. – За что Сталину орден, не могу понять?
В перерыве Николай Иванович Бухарин, главный редактор «Правды», стал вразумлять Калинина:
– Как же ты не понимаешь? Это Ильич придумал: Сталин не может жить, если у него нет чего-нибудь, что есть у другого. Он этого не простит.
На процедуру награждения орденоносцев в Большом театр Иосиф Виссарионович не пришел. Это был праздник, на котором был только один герой – Троцкий, вождь Красной армии. Сталин не хотел присутствовать на торжестве в честь человека, которого он ненавидел.
Лев Давидович считал себя неуязвимым и не обращал внимания на то, как быстро множится когорта его неприятелей:
«Мне часто, почти на каждом шагу, приходилось наступать на мозоли личных пристрастий, приятельства или самолюбия. Сталин старательно подбирал людей с отдавленными мозолями. У него для этого было достаточно времени и личного интереса».
Новое столкновение Троцкого и Сталина произошло во время войны с Польшей.
Первый бой между российской и польской армиями был 16 февраля 1919 года в Белоруссии у местечка Береза Картуская, тогда в плен попали восемьдесят красноармейцев. Эту дату можно считать началом российско-польской войны.
Во время Первой мировой войны территорию Польши, входившей в состав Российской империи, оккупировали немецкие и австрийские войска. Оккупанты именовали Польшу «Польским королевством», но всем управляли немецкий и австрийский генерал-губернаторы.
11 ноября 1918 года, когда в Германии вспыхнула революция, поляки разоружили немецкие войска, а власть передали самому популярному политическому лидеру – Юзефу Пилсудскому.
После многих десятилетий неволи поляки получили свое государство. У Пилсудского созрел грандиозный план создания Восточной Федерации, которая объединила бы Польшу, Украину и Литву. Но очень быстро он убедился, что создание федерации невозможно – ни украинцы, ни литовцы этого не желают. Тогда идея трансформировалась в более простую идею Великой Польши, которая присоединит к себе и украинские, белорусские и литовские земли. Когда польские легионеры захватили столицу Литвы – Вильнюс, это был подарок любимому лидеру, который родился и ходил в школу в Вильно.
Далеко идущие планы Пилсудского привели его к войне с Советской Россией.
У Ленина в 1920 году тоже были причины для войны с Пилсудским. Он решил, что, если Красная армия через территорию Польши подойдет к Берлину, то в Германии вспыхнет социалистическая революция. Сейчас историкам ясно, что Германия не была готова к революции и даже появление Красной армии мало что изменило бы. Но тогда в Москве мечтали о соединении русской и немецкой революций. Две крупнейшие континентальные державы смогли бы решать судьбу всех остальных европейских стран, в первую очередь Франции, где революционные силы тоже были на подъеме.
6 мая 1920 года польские войска под командованием генерала Эдварда Рыдз-Смиглы (после смерти Пилсудского он станет главнокомандующим польской армией) вошли в Киев. В Варшаве царила эйфория.
Но уже 26 мая Красная армия перешла в контрнаступление, и линия фронта покатилась на запад. Удар был настолько мощным, что польские части бежали, бросая оружие. 12 июня поляков выбили из Киева. 11 июля Красная армия освободила Минск, 14 июля – Вильнюс.
11 июля английское правительство предложило советскому правительству прекратить военные действия и вступить в переговоры с Польшей. Англичане готовы были играть роль посредников. Лорд Джордж Керзон, британский министр иностранных дел, нарисовал на карте очень выгодную для России линию границы. В Москве это понимали. Троцкий предложил подписать мир с Пилсудским.
Но Красная армия наступала, и казалось, ничто не может ее остановить. Сталин телеграфировал Ленину:
«Польские армии совершенно разваливаются, поляки потеряли связь, управление, польские приказы вместо того, чтобы попасть по адресу, все чаще попадают в наши руки, словом, поляки переживают развал, от которого они не скоро оправятся. Это обстоятельство, очевидно, хорошо известно Керзону, который старается теперь спасти поляков своим предложением о перемирии…
Я думаю, что никогда не был империализм так слаб, как теперь, в момент поражения Польши, и никогда не были мы так сильны, как теперь, поэтому чем тверже будем вести себя, тем лучше будет и для России, и для международной революции».
У Ленина возникла надежда, что удастся свергнуть правительство Пилсудского, поэтому «ультиматум Керзона» высокомерно отвергли.
Керзон ссылался на позицию Лиги Наций. Советское правительство ответило так: «Российскому правительству так называемая Лига Наций никогда не сообщала о своем конституировании и существовании, и Советское правительство никогда не имело случая принимать постановления о признании или непризнании им этого сообщества».
В узком партийном кругу Ленин сказал проще:
– Что такое Лига Наций? Она плевка не стоит.
Потом Ленин откровенно объяснял: политбюро пришло к выводу, что оборонительный этап войны закончился, настало время наступать: «Мы должны штыками пощупать – не созрела ли социальная революция пролетариата в Польше?»
Еще 17 марта 1920 года Ленин писал Сталину:
«Только что пришло известие из Германии, что в Берлине идет бой и спартаковцы завладели частью города. Кто победит, неизвестно, но для нас необходимо максимально ускорить овладение Крымом, чтоб иметь вполне свободные руки, ибо гражданская война в Германии может заставить нас двинуться на Запад на помощь коммунистам».
Вооруженное восстание в Германии было подавлено. Но в Москве надеялись, что польские рабочие и крестьяне только и ждут прихода Красной армии.
23 июля 1920 года, когда Красная армия наступала на Варшаву, Ленин телеграфировал Сталину в Харьков: «Зиновьев, Бухарин, а также и я думаем, что следовало бы поощрить революцию тотчас в Италии. Мое личное мнение, что для этого надо советизировать Венгрию, а может, также Чехию и Румынию».
24 июля Сталин, вдохновленный видениями близкой мировой революции, ответил Ленину:
«Теперь, когда мы имеем Коминтерн, побежденную Польшу и более или менее сносную Красную Армию, когда, с другой стороны, Антанта добивается передышки в пользу Польши для того, чтобы реорганизовать, перевооружить польскую армию, создать кавалерию и потом снова ударить, может быть, в союзе с другими государствами – в такой момент и при таких перспективах было бы грешно не поощрять революцию в Италии…
На очередь дня Коминтерна нужно поставить вопрос об организации восстания в Италии и в таких еще не окрепших государствах, как Венгрия, Чехия (Румынию придется разбить)… Короче: нужно сняться с якоря и пуститься в путь, пока империализм не успел еще мало-мальски наладить свою разлаженную телегу, а он может еще наладить ее кое-как на известный период…»
План польской кампании был одобрен ЦК 28 апреля 1920 года. Против Пилсудского действовали два фронта. Западный фронт (командующий Михаил Тухачевский, член Реввоенсовета Ивар Смилга) наступал в направлении на Варшаву. Юго-Западный (командующий Александр Егоров, члены Реввоенсовета Сталин и Рейнгольд Иосифович Берзин) действовал и против армии Врангеля, засевшей в Крыму, и против поляков на львовском направлении. Потом предполагалось, что основные силы Юго-Западного фронта будут включены в состав Западного для окончательного удара по полякам.
Раздел Южного фронта на два – Южный и Юго-Восточный – вызвал недовольство Сталина. Он ответил Ленину поразительно высокомерно: «Вашу записку о разделении фронтов получил, не следовало бы Политбюро заниматься пустяками».
Штаб Юго-Западного фронта расположился в Харькове. Туда отправили большую группу слушателей Академии генерального штаба, в том числе будущего начальника генерального штаба маршала Кирилла Афанасьевича Мерецкова. Он вспоминал, что с ними пожелал встретиться член Реввоенсовета фронта Сталин, которого интересовало только одно – хорошо ли штабные работники, мозг армии, ездят верхом?
– Умеете ли вы обращаться с лошадьми? – это был первый вопрос Сталина.
– Мы все прошли кавалерийскую подготовку, товарищ член Реввоенсовета.
– Следовательно, знаете, с какой ноги влезают в седло?
– А это кому как удобнее! Чудаки встречаются всюду.
– А умеете под седловкой выбивать кулаком воздух из брюха лошади, чтобы она не надувала живот, не обманывала всадника, затягивающего подпругу?
– Вроде бы умеем.
– Учтите, товарищи, речь идет о серьезных вещах. Необходимо срочно укрепить штабы Первой конной армии, поэтому вас туда и посылают. Тому, кто не знает, как пахнет лошадь, в Конармии нечего делать!..
Будущий маршал Михаил Тухачевский командовал наступлением на Польшу под лозунгами «Даешь Варшаву! Даешь Берлин!». Речь, разумеется, шла не о захвате Польши и Германии, а об экспорте революции. В Москве говорили о «революционной войне в целях помощи советизации Польши».
30 июля в Белостоке сформировали Временный революционный комитет Польши во главе с Феликсом Дзержинским. В него вошли все видные поляки-большевики. Это было будущее правительство советской Польши. Началось и создание специальной бригады из немцев, которой предстояло стать ядром будущей немецкой Красной армии.
Дневник польской войны оставил писатель Исаак Эммануилович Бабель, которой проделал этот поход в качестве сотрудника газеты Первой конной армии «Красный кавалерист». Его дневник был опубликован через много лет после его смерти:
«Белёв. 15 июля 1920 года.
Взяли воззвание Пилсудского к воинам Речи Посполитой. Трогательное воззвание. Могилы наши белеют костьми пяти поколений борцов, наши идеалы, наша Польша, наш светлый дом, ваша родина смотрит на вас, трепещет, наша молодая свобода, еще одно усилие, мы помним о вас, все для вас, солдаты Речи Посполитой.
Трогательно, грустно, нету железных большевистских доводов – нет посулов, и слова – порядок, идеалы, свободная жизнь. Наша берет!»
«Новоселки – Мал. Дорогостай. 18 июля 1920 года.
Получен приказ из Югзапфронта, когда будем идти в Галицию – в первый раз советские войска переступают рубеж, – обращаться с населением хорошо. Мы идем не в завоеванную страну, страна принадлежит галицийским рабочим и крестьянам, и только им, мы идем им помогать установить советскую власть. Приказ важный и разумный, выполнял ли его барахольщики? Нет».
«Лешнюв. 26 июля 1920 года.
Украина в огне. Врангель не ликвидирован. Махно делает набеги в Екатеринославской и Полтавской губерниях. Появились новые банды, под Херсоном – восстание. Почему они восстают, короток коммунистический пиджак?»
«Житомир. 3 июня 1920 года.
Рынок. Маленький еврей философ. Невообразимая лавка – Диккенс, метлы и золотые туфли. Его философия – все говорят, что они воюют за правду, и все грабят. Если бы хоть какое-нибудь правительство было доброе…
Полки вошли в город на три дня, еврейский погром, резали бороды, это обычно, собрали на рынке сорок пять евреев, отвели в помещение скотобойни, истязания, резали языки, вопли на всю площадь. Подожгли шесть домов, дом Конюховского на Кафедральной – осматриваю, кто спасал – из пулеметов, дворнику, на руки которому мать сбросила из горящего окна младенца – прикололи, ксендз приставил к задней стене лестницу, таким способом спасались…»
«Хотин. 28 июля 1920 года.
Бой за переправу у Чуровице. 2-я бригада в присутствии Буденного – истекает кровью. Весь пехотный батальон – ранен, избит почти весь. Поляки в старых блиндированных окопах. Наши не добились результата. Крепнет ли у поляков сопротивление?..
История – как польский полк четыре раза клал оружие и защищался вновь, когда его начинали рубить.
Вечер, тихо, разговор с Матяж, он беспредельно ленив, томен, сонлив и как-то приятно, ласково похотлив. Страшная правда – все солдаты больны сифилисом. Матяж выздоравливает (почти не лечась). У него был сифилис, вылечил за две недели, он с кумом заплатил в Ставрополе десять копеек серебром, кум умер, у Миши есть много раз, у Сенечки, у Гераси сифилис, и все ходят к бабам, а дома невесты. Солдатская язва. Едят толченый хрусталь, пьют не то карболку, размолоченное стекло. Все бойцы – бархатные фуражки, изнасилования, чубы, бои, революция и сифилис. Галиция заражена сплошь».
«Броды. 30 июля 1920 года.
Шоссе, проволока, вырубленные леса и уныние, уныние без конца. Есть нечего, надеяться не на что, война, все одинаково плохи, одинаково чужие, враждебные, дикие, была тихая и, главное, исполненная традиции жизнь.
Буденновцы на улицах. В магазинах – только ситро, открыты еще парикмахерские. На базаре у мегер – морковь, все время идет дождь, беспрерывный, пронзительный, удушающий. Нестерпимая тоска, люди и души убиты».
«Белавцы. 2 августа.
Приезжаем ночью. Все это время ели морковь и горох – сырые, пронзительный голод, грязные, не спали. Я выбрал хату на окраине Радзивиллова. Угадал, нюх выработался. Старик, девушка. Кислое молоко великолепное, съели, готовится чай с молоком, Иван идет за сахаром, пулеметная стрельба, грохот обозов, выскакиваем, лошадь захромала, так уж полагается, убегаем в панике, стреляют по нас, ничего не понимаем, провалились в болото, дикая паника, валяется убитый, брошенные подводы, снаряды, тачанка. Пробка, ночь, страх, обозы стоят бесконечные, двигаемся, поле, стали, спим, звезды.
Во всей этой истории мне больше всего жаль погибшего чая, до странности жаль. Я об этом думаю всю ночь и ненавижу войну».
«Белавцы. 3 августа.
После сражения, встречаю начдива, где штаб, потеряли Жолнаркевича. Начинается бой, артиллерия кроет, недалеко разрывы, грозный час, решительный бой – остановим польское наступление или нет, Буденный Колесникову и Гришину – расстреляю, они уходят бледные пешком.
До этого – страшно поле, усеянное порубленными, нечеловеческая жестокость, невероятные раны, проломленные черепа, молодые белые нагие тела сверкают на солнце, разбросанные записные книжки, листки, солдатские книжки, Евангелия, тела в жите».
«Берестечко. 7 августа 1920 года.
Берестечко переходило несколько раз из рук в руки. Исторические поля под Берестечком, казачьи могилы. И вот главное, все повторяется – казаки против поляков, больше хлоп против пана…
Ненависть к полякам единодушна. Они грабили, мучили, аптекарю раскаленным железом к телу, иголки под ногти, выщипывали волосы за то, что стреляли в польского офицера – идиотизм. Поляки сошли с ума, они губят себя».
«Сокаль. 26 августа 1920 года.
Сапожник, сакальский сапожник, пролетарий. Сапожник ждал Советскую власть – он видит жидоедов и грабителей, и не будет заработку, он потрясен и смотрит недоверчиво…
Лавчонки, все открыты, мел и смола, солдаты рыщут, ругают жидов, шляются без толку, заходят в квартиры, залезают под стойки, жадные глаза, дрожащие руки, необыкновенная армия.
Организованное ограбление писчебумажной лавки, хозяин в слезах, все рвут…
Ночью будет грабеж города – это все знают».
Сегодня многие историки полагают, что Тухачевский в любом случае не сумел бы полностью разгромить польскую армию. Но это лишь гипотеза. Некоторые военные историки, как известно, умудряются на своих картах любую проигранную битву превратить в блистательную победу и наоборот.
Во всяком случае, войска Западного фронта подошли к Варшаве, и казалось, что Польша вот-вот падет.
Для последнего удара Тухачевскому требовалось подкрепление. Сталин отказался исполнить решение политбюро о переброске Первой конной и 12-й армий на помощь Тухачевскому. Он упрямо требовал, чтобы его Юго-Западный фронт поскорее взял Львов. Ему хотелось увенчать себя лаврами победителя.
13 августа главком Каменев потребовал немедленно начать переброску войск. Сталин возразил: приказ Каменева «только запутывает дело и неизбежно вызывает ненужную и вредную заминку в делах».
14 августа секретариат ЦК отправил Сталину телеграмму: «Трения между Вами и Главкомом дошли до того, что… необходимо выяснение путем совместного обсуждения при личном свидании, поэтому просим возможно скорее приехать в Москву».
17 августа Сталин был в Москве. Первая конная получила приказ идти на помощь Тухачевскому. Бойцы, не знавшие ситуации на фронте, недоумевали.
Бабель записывал в дневнике:
«Нивица. 18 августа 1920 года.
Гремит ура, поляки раздавлены, едем на поле битвы, маленький полячок с полированными ногтями трет себе розовую голову с редкими волосами, отвечает уклончиво, виляя, «мекая», ну, да, Шеко, воодушевленный и бледный, отвечай, кто ты – я, мнется – вроде прапорщика, мы отъезжаем, его ведут дальше, парень с хорошим лицом за его спиной заряжает, я кричу – Яков Васильевич!
Он делает вид, что не слышит, едет дальше, выстрел, полячок в кальсонах падает на лицо и дергается. Жить противно, убийцы, невыносимо, подлость и преступления.
Гонят пленных, их раздевают, странная картина – они раздеваются страшно быстро, мотают головой, все это на солнце, маленькая неловкость, тут же командный состав, неловкость, но пустяки, сквозь пальцы. Не забуду я этого «вроде» прапорщика, предательски убитого.
Впереди – вещи ужасные. Мы перешли железную дорогу у Задвурдзе. Поляки пробиваются по линии железной дороги к Львову. Атака вечером у фермы. Побоище. Ездим с военкомом по линии, умоляем не рубить пленных. Апанасенко умывает руки. Шеко обмолвился – рубить, это сыграло ужасную роль.
Я не смотрел на лица, прикалывали, пристреливали, трупы покрыты телами, одного раздевают, другого пристреливают, стоны, крики, хрипы, атаку произвел наш эскадрон, Апанасенко в стороне, эскадрон оделся как следует, у Матусевича убили лошадь, он со страшным, грязным лицом бежит, ищет лошадь. Ад. Как мы несем свободу, ужасно. Ищут в ферме, вытаскивают. Апанасенко – не трать патронов, зарежь. Апанасенко говорит всегда – сестру зарезать, поляков зарезать…
Продвижение к Львову. Батареи тянутся все ближе. Малоудачный бой под Островом, но все же поляки уходят. Сведения об обороне Львова – профессора, женщины, подростки. Апанасенко будет их резать – он ненавидит интеллигенцию, это глубоко, он хочет аристократического по-своему, мужицкого, казацкого государства.
Прошла неделя боев – 21 августа наши части в четырех верстах у Львова.
Приказ – всей Конармии перейти в распоряжение Зап– фронта. Нас двигают на север – к Люблину. Там наступление. Снимают армию, стоящую в четырех верстах от города, которого добивались столько времени. Нас заменит 14-я армия. Что это – безумие или невозможность взять город кавалерией?»
Но было уже поздно – Пилсудский нанес внезапный удар, и Красная армия покатилась назад. После поражения под Варшавой Сталин, сделав вид, что его все это не касается, попросил освободить его от должности члена Реввоенсовета Юго-Западного фронта. 1 сентября политбюро приняло его отставку.
Ленин и Троцкий, по существу, обвинили Сталина в провале наступления на Варшаву и всей войны с Польшей.
Троцкий рассказывал на IX партконференции:
– У меня были разговоры с тов. Сталиным, и я говорил, что нельзя успокаиваться всякими сообщениями о том, что разбиты силы польской армии, потому что силы польской армии не разбиты, так как у нас слишком мало пленных по сравнению с нашими успехами и слишком мало мы захватили материальной части. Тов. Сталин говорил: «Нет, вы ошибаетесь. Пленных у нас меньше, чем можно было бы ожидать в соответствии с нашими успехами, но польские солдаты боятся сдаваться в плен, они разбегаются по лесам. Дезертирство в Польше получает характер явления огромного, которое разлагает Польшу, и это главная причина наших побед». Что же, я должен сказать, что тов. Сталин подвел меня и ЦК. Тов. Сталин ошибался и эту ошибку внес в ЦК…