Текст книги "Русская армия между Троцким и Сталиным"

Автор книги: Леонид Млечин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 39 страниц)

В немецких окопах

Николай Васильевич Крыленко родился 2 мая 1885 года в деревне Бехтеево Сычевского уезда Смоленской губернии. Его отец, Василий Абрамович Крыленко, участвовал в революционных выступлениях петербургского студенчества и был выслан под надзор полиции в деревню. Потом семье разрешили уехать в Смоленск, а оттуда в Люблин, где Крыленко прожили довольно долго. Николай Васильевич окончил гимназию, в 1903 году поступил в Петербургский университет и почти сразу, продолжая семейные традиции, примкнул к социал-демократическому движению.

В партию большевиков вступил в декабре 1904 года. Партийная кличка – Абрам. В дни первой русской революции выступал перед рабочими. Старый большевик Владимир Дмитриевич Бонч-Бруевич вспоминал: «Крыленко, обладая более чем выдающимися ораторскими способностями, произносил свои громовые, принципиально выдержанные речи, которые, несмотря на его юный возраст, производили огромное впечатление на рабочих собраниях».

Крыленко включили в состав военной организации при Петербургском комитете РСДРП. В 1906 году он был арестован и выслан в Люблин. Впрочем, условия ссылки были более чем мягкими. Он преподавал литературу и историю в частных польских школах в Люблине и Сосновицах. В 1909-м власти разрешили ему приехать в Петербург и сдать экзамены на историко-филологическом факультете Петербургского университета. Осенью 1912 года будущего верховного главнокомандующего призвали на военную службу. Как человека с высшим образованием, зачислили вольноопределяющимся 69-го Рязанского полка, что позволяло ему после учебного курса получить первое офицерское звание. Служба была настолько необременительной, что он одновременно поступил на юридический факультет Петербургского университета и даже сдал три магистерских экзамена на ученую степень. Через год Крыленко был произведен в прапорщики и уволен в запас.

С 1913 года Николай Васильевич работал в «Правде» и помогал думской фракции большевиков. В декабре 1913-го его вновь арестовали, но отнеслись столь же мягко – удовлетворились тем, что в марте 1914-го выслали в Харьков, где он успешно сдал экзамены по юридическому факультету. Это поможет ему со временем стать наркомом юстиции.

В июле 1914 года Крыленко уехал в Швейцарию, где собралось много большевиков. Через год вернулся в Россию, был арестован, но опять-таки, что называется, отделался легким испугом. Прямо из тюремной камеры в апреле 1916-го его отправили в действующую армию на Юго-Западный фронт. Прапорщика Крыленко определили в 13-й Финляндский полк 11-й армии Юго-Западного фронта.

Но Николай Васильевич воевать не собирался. Пребывание в вооруженных силах он использовал для агитации за большевиков. Сразу после Февральской революции политически активного прапорщика избрали председателем сначала полкового, потом дивизионного комитета. Крыленко, как и другие большевики, старался завоевать симпатии солдатской массы требованиями немедленно окончить войну и заключить мир. А настроения в армии были именно такими.

Братание, то есть встречи русских и немецких солдат на нейтральной полосе во время затишья, началось еще на Пасху 1915 года. На следующую Пасху все повторилось.

Поначалу командование смотрело на это сквозь пальцы. Антон Иванович Деникин писал: «Братание имело традиционный характер в дни Святой Пасхи; но вызывалось оно исключительно беспросветно-нудным стоянием в окопах, любопытством, просто чувством человечности даже в отношении к врагу…»

Но начались и дезертирство, добровольная сдача в плен, самострелы, отказы выполнять приказы начальства. После Февральской революции братание приобрело массовый характер («Военно-исторический журнал», 2002, № 6).

Ленин видел в братании верный путь к слому старой армии и окончанию войны. Он писал в «Правде» 28 апреля 1917 года, что братание «начинает ломать проклятую дисциплину… подчинения солдат «своим» офицерам и генералам».

Крыленко вспоминал потом, как в апреле 1917 года на линии фронта вместо боевых действий шло братание с немцами:

«С утра на междуокопном пространстве началась типичная картина добродушного смеха, разговоров, бесед на политические темы о том, каким образом надлежит в дальнейшем прекратить войну. Отправившись вместе с солдатами к немцам, я встретил там такое же радушное отношение, пока подоспевший немецкий офицер не разогнал своих солдат, предложив мне удалиться под угрозой стрельбы».

Прапорщика Крыленко вызвали в штаб, намереваясь примерно наказать за преступные контакты с врагом, но за него вступились солдаты. Умелый оратор, он уже был весьма популярной личностью в армии.

15 апреля 1917 года именно Крыленко открыл съезд солдатских делегатов 11-й армии. Это было серьезное событие, из Петрограда на съезд приехали депутаты Государственной Думы. Присутствовало и командование армии, которое не знало, как себя вести с рядовыми солдатами, вышедшими из повиновения. На съезде Крыленко был избран председателем армейского комитета 11-й армии Юго-Западного фронта.

Временное правительство готовило наступление на Юго– Западном фронте. Большевики были категорически против. Выступая на съезде представителей дивизионных комитетов, Крыленко горячо говорил:

– Не может быть доверия правительству, которое обещает солдатам мир, а на деле затягивает захватническую войну!

В мае 1917-го Крыленко делегировали на общеармейский съезд фронтовиков в Петрограде. Съезд проходил в Таврическом дворце. Солдат агитировали на высшем уровне. Перед ними выступали министр юстиции Александр Федорович Керенский, министр иностранных дел Павел Николаевич Милюков, военный и морской министр Александр Иванович Гучков. Они обещали демократизацию армии, но призывали не бросать окопы и продолжать войну.

Среди других делегатов получил слово и Крыленко:

– Солдаты ждали, что революция даст ответ, когда же конец войне? Вместо него члены Государственной Думы принесли лозунг «Война до победного конца, до полного уничтожения германского милитаризма». Сегодня солдатская масса открыто заявляет: «Вперед ни шагу! В наступление не пойдем. Требуем немедленного прекращения войны».

Деятельного и умеющего говорить с солдатами прапорщика приметили в ЦК партии большевиков. Крыленко ввели в состав Военной организации при ЦК и отправили отстаивать взгляды ЦК на съезд солдатских делегатов Юго-Западного фронта в Каменец-Подольске, который открылся 7 мая.

Съезд проводили по просьбе Временного правительства для того, чтобы уговорить бойцов Юго-Западного фронта принять участие в наступлении. По такому случаю приехали несколько министров Временного правительства. Выступал и Керенский, который уже стал военным министром. Его слова произвели впечатление. Съезд высказался в поддержку и Временного правительства, и наступления. Ввиду этого 26 мая Крыленко сложил с себя полномочия председателя армейского комитета 11-й армии.

Но его избрали делегатом от армейского комитета на Первый Всероссийский съезд Советов. В начале июня он приехал в Петроград.

Съезд открылся 3 июня в здании кадетского корпуса на Васильевском острове. 9 июня Крыленко, выступая от фракции большевиков, зачитывал резолюции воинских частей:

– Мы не хотим умирать, когда в душу закрадывается сомнение, что снова вовлечены в бойню капиталистов. Нет сил с легкой душой двигаться вперед – нужна уверенность перед смертью, что умираем за дело народа, а для этого требуется, чтобы вся власть была в руках Советов рабочих и солдатских депутатов…

Крыленко избрали в состав первого Всероссийского Центрального Исполнительного Комитета Советов рабочих и солдатских депутатов. Так что на фронт он уже не вернулся.

Его избрали в президиум Всероссийской конференции фронтовых и тыловых военных организаций РСДРП(б), которая открылась 16 июня в бывшем дворце Кшесинской. Конференция проводилась в торжественной обстановке. Перед ее началом сводный оркестр моряков и солдат Московского полка исполнил «Интернационал».

Крыленко выступал с двумя докладами – «Война, мир и наступление» (он подготовил его вместе с женой – Еленой Федоровной Розмирович) и «Демократизация армии». Конференция избрала Всероссийское бюро военных организаций при ЦК, в него помимо Крыленко и Розмирович вошли будущие руководители советских вооруженных сил Николай Ильич Подвойский, Михаил Сергеевич Кедров и Константин Алексеевич Мехоношин…

Июльские события

18 июня 1917 года русская армия начала наступление на Юго-Западном фронте. Через несколько дней двинулся вперед и Западный фронт. Но немцы быстро перешли в контрнаступление, и русские войска сначала остановились, а потом и побежали. Солдаты не хотели сражаться. Они отходили целыми частями и перестали подчиняться командованию.

Влияние эсеров и меньшевиков в армии было достаточно сильным, поэтому армия в целом подчинилась приказу Керенского перейти в наступление в Галиции. Но его провал нанес сокрушительный удар по влиянию Временного правительства и левых партий. Большевики, напротив, усилили свое влияние.

Это привело к июльскому кризису в Петрограде, хотя непосредственной причиной стала отставка 3 июля министров от кадетской партии, которые протестовали против уступок, сделанных Керенским в Киеве.

3 и 4 июля в Петрограде начались волнения. Большевики, не имея плана действий, попытались воспользоваться солдатским бунтом, чтобы взять власть, но ничего не вышло. Верные Временному правительству войска, прежде всего казачьи полки, сорвали эту попытку государственного переворота.

Максим Горький писал своей жене Екатерине Павловне Пешковой в июле 1917 года из Петрограда:

«Самое главное и самое худшее – толпа, обыватель и тот «рабочий», тот солдат, который действовал 3-го и 4-го. Это – сволочь, трусливая, безмозглая, не имеющая ни капли, ни тени уважения к себе, не понимающая, зачем она вылезла на улицу, что ей надо, кто ее ведет и куда?

Видела бы ты, как целые роты солдат при первом же выстреле бросали винтовки, знамена и били башками окна магазинов, двери, залезая во всякую щель! Это – революционная армия, революционный свободный народ!»

Июльский мятеж больно ударил по репутации большевиков. Именно тогда заговорили о предательстве большевистского руководства, о том, что Ленин служит интересам немцев.

Отошедший в те годы от большевиков Леонид Борисович Красин 11 июля 1917 года писал жене:

«Ну, большевики таки заварили кашу, или, вернее, пожалуй, заварили не столько они, сколько агенты генерального штаба и, может быть, кое-кто из черной сотни. «Правда» же и иже с ней дали свою фирму и сами оказались на другой день после выступления в классически глупом положении…

Если правдисты хотели осуществить какой-нибудь «план», вроде захвата власти, смены правительства и т. п., то, конечно, они себе самим обязаны провалом. Большей организационной беспомощности и убожества, отсутствия намека на какую-либо осознанную и поставленную себе цель трудно представить.

При малейшем руководительстве в первые два дня, когда вся многоголовая «власть» была тоже в состоянии полной растерянности, можно было сделать что угодно, но болтуны остались болтунами, и, когда вместо вынесения резолюции или писания громовых статей потребовалось проведение лозунга в жизнь, грозные вожди и руководители всемирного пролетариата оказались попросту в нетях и не сделали даже попытки извлечь из разыгравшихся событий и пролитой уже нелепым и бесцельным образом крови хоть что-нибудь для осуществления своих тактических программ.

Несчастные же «массы» в лице главным образом солдат и некоторого процента хулиганья совершенно бессмысленно толкались два дня по улицам, стреляя с перепуга друг в друга, шарахаясь в стороны от малейшего слуха или тревоги и абсолютно не понимая, что все это значит и что к чему…

Совпадение всей этой истории с наступлением немцев на фронте слишком явное, чтобы могло оставаться сомнение, кто настоящий виновник и организатор мятежа…»

Николай Васильевич Крыленко в июльских событиях, едва не оказавшихся роковыми для большевиков, не участвовал, потому что еще 2 июля по заданию ЦК выехал на фронт.

Но 6 июля Временное правительство приняло решение привлечь к судебной ответственности «всех участвовавших в организации и руководстве вооруженным выступлением против государственной власти». В тот же день правительство запретило революционную пропаганду в армии и ввело смертную казнь на фронте. 15 июля военное министерство запретило проводить в войсках митинги и собрания, которые приказывалось разгонять с применением оружия.

Крыленко задержали в пути и отправили в Ставку верховного главнокомандующего в Могилев. Там его держали два дня, потом этапировали в Киев и, наконец, отвезли в Петроград и поместили в тюрьму для военнослужащих.

Глава правительства Керенский распорядился: «Если поводов у гражданской судебной власти не будет, то содержать под стражей прапорщика Крыленко по моему личному приказу».

Крыленко писал в редакцию большевистской газеты «Рабочий», которую выпускали вместо закрытой «Правды»: «Моя судьба зависит вовсе не от петроградской прокуратуры, а от дальнейшего развития судьбы русской революции. В этом нахожу единственное для себя утешение…»

9 сентября Петроградский Совет выразил протест против ареста видных большевиков: «В ряду произвольных арестов, разгромов и закрытия рабочих газет выделяется арест тов. Крыленко, которого по личному предписанию Керенского держат взаперти свыше двух месяцев, не предъявляя к нему никакого обвинения, невзирая на то, что товарищ Крыленко выехал из Петрограда до июньских событий и что как гражданские, так и военные судебные власти официально сообщили, что с их стороны никаких обвинений к тов. Крыленко не имеется».

27 сентября 1917 года в газете «Рабочий путь» было опубликовано обращение солдат 11-й армии к Крыленко:

«Конференция военной большевистской организации шлет вам горячий привет. Насилие, совершенное над вами врагами революции, врагами нашей партии, не изгладило из нашей памяти вашего имени, которое по-прежнему остается для нас символом революционной чести и революционной отваги.

Конференция просит у вас разрешения выставить в нашем кандидатском списке в Учредительное собрание ваше имя, которое его будет украшать».

Крыленко был избран депутатом Учредительного собрания от солдат Румынского и Юго-Западного фронтов…

В конце концов Керенский распорядился выпустить Крыленко. В октябре Николай Васильевич председательствовал на съезде Советов Северной области в Петрограде, которому было поручено бороться за мир и переход всей власти к Советам.

Крыленко был твердым сторонником вооруженного восстания против Временного правительства, настойчиво повторял: «Вода достаточно вскипела». Его ввели в состав Петроградского военно-революционного комитета.

16 октября на расширенном заседании ЦК он докладывал о ситуации в столичном гарнизоне:

– Настроение в полках поголовно наше, и мы обязаны взять на себя инициативу восстания.

25 октября в актовом зале Смольного открылся Второй Всероссийский съезд Советов. Крыленко избрали в президиум.

В шестом часу утра Крыленко поднялся на трибуну с телеграммой в руках:

– Товарищи, сообщение с Северного фронта! Двенадцатая армия приветствует съезд Советов и сообщает о создании Военно-революционного комитета, который взял на себя командование Северным фронтом.

Это был один из первых обнадеживающих сигналов – армия поддержала большевиков.

Съезд принял решение образовать в армии временные военно-революционные комитеты, которым подчинялось командование фронтов. Комиссары Временного правительства на фронтах заменялись комиссарами съезда Советов.

Крыленко был назначен одним из трех народных комиссаров по военным и морским делам. Он был преданным большевиком, популярным в армии, имеющим опыт работы с солдатами и матросами, и одновременно имел какой-то военный опыт.

Ленин называл Крыленко одним из самых «горячих и близких к армии представителей большевиков».

Мир и демобилизация

После убийства Духонина в Могилеве новый верховный главнокомандующий российской армией прапорщик Крыленко поехал в управление генерал-квартирмейстера и вызвал туда начальника гарнизона Могилева генерала Михаила Дмитриевича Бонч-Бруевича, брата известного большевика, управляющего делами Совнаркома.

Крыленко, пишет его биограф Хикматулла Муратов, встретил генерала на лестнице:

– Духонин убит! Правительство народных комиссаров предлагает вам вступить в должность начальника штаба Ставки. Согласны?

Бонч-Бруевич охотно принял предложение.

В книгу приказов по Ставке было записано:

«20-го сего ноября генерал-майор Бонч-Бруевич вступил в должность начальника штаба Верховного Главнокомандующего.

Генерал Бонч-Бруевич просит всех спокойно продолжать текущую работу, памятуя тяжелое положение страны и обязанности перед нею, лежащие на каждом из нас, и выражает уверенность, что чины управления приложат все старания для поддержания стройной работы Ставки».

Михаил Дмитриевич Бонч-Бруевич окончил Межевой (геодезический) институт, Московский университет, военное училище, Академию генерального штаба, где впоследствии преподавал.

Переход на сторону большевиков оттолкнул от Бонч-Бруевича его бывших сослуживцев.

Его бывший начальник генерал Александр Сергеевич Лукомский писал в своих записках о первой русской революции:

«В Киеве в 1905 году при моем участии образовался кружок офицеров генерального штаба, который поставил себе целью собирать все данные о попустительстве начальства или проявляемой им слабости при пресечении проявлений революционного движения…

Интересно отметить, что в тот период генерального штаба подполковник Михаил Дмитриевич Бонч-Бруевич, перешедший в 1917 году к большевикам и служивший им не за страх, а за совесть, был среди нас самым «черносотенным».

В период первой революции 1905 года он написал ряд статей, проникнутых необходимостью расправиться с революционерами самым беспощадным образом. Его статьи были пропитаны монархическим духом и воинской дисциплиной…

Без широкого образования, несколько туповатый, но чрезвычайно упорный, с громадной трудоспособностью и большой волей, Бонч-Бруевич считался хорошим и крайне добросовестным офицером генерального штаба.

Выдвинулся он из общей массы офицеров генерального штаба вследствие того, что в 1905 году М.И. Драгомиров привлек его к работе по переизданию своего курса тактики…

Из приехавших к нему офицеров, подвергнув экзамену и как следует прошпиговав их, он в конце концов остановится на Бонч-Бруевиче. После этого Бонч-Бруевич стал часто приезжать в Конотоп, и М.И. Драгомиров часами с ним разговаривал, давал указания, диктовал… Бонч-Бруевич аккуратно все записывал».

На записках генерала Лукомского лежит очевидный отпечаток ненависти к бывшему сослуживцу, ставшему врагом.

Генерал от инфантерии Михаил Иванович Драгомиров был одним из выдающихся военных теоретиков. Если он остановил свой выбор именно на Бонч-Бруевиче, то это о чем-то говорит.

«Михаил Иванович Драгомиров, – продолжает Лукомский, – скончался в октябре 1905 года. После его смерти М.Д. Бонч-Бруевич продолжал работу уже вполне самостоятельно, и, когда она была закончена, оказалось, что Бонч– Бруевич прибавлял много «отсебятины», многие свои мысли и выводы прикрыл именем М.И. Драгомирова и в результате, по справедливому указанию одного из критиков, трудно было определить, где кончается Драгомиров и где начинается Бонч-Бруевич…

Критика на эту книгу озлобила Бонч-Бруевича, а тут еще приплелась обида на то, что его «провалили» в попытках попасть профессором в Академию генерального штаба.

Незадолго до начала мировой войны он был назначен командиром, кажется, 165-го Луцкого полка. Командиром полка он оказался хорошим. За бой при Золотой Липе он был представлен к ордену Святого Георгия IV степени. Дума не утвердила. Новая обида. Затем он получил Георгиевское оружие, и генерал Рузский взял его к себе в штаб 3-й армии генерал-квартирмейстером.

Дальше идет очень быстрое и блестящее повышение Бонч– Бруевича. Рузский берет его с собой в штаб Северо-Западного фронта на должность генерал-квартирмейстера. Скоро он начальник штаба фронта у Рузского на Северном фронте. На этой должности Бонч-Бруевич, по-видимому, очень зазнался. Он был очень резок в своей переписке и сношениях с командующими армиями, и они его просто возненавидели. С уходом Рузского (его заменил генерал Куропаткин) звезда Бонч-Бруевича закатилась.

Куропаткин просил Ставку (генерала Алексеева) о назначении себе начальником штаба генерала Сиверса, а Бонч-Бруевича представил на армию. Но Алексеев заявил, что Бонч-Бруевич может по своему старшинству получить только дивизию.

Бонч-Бруевич обиделся и заявил, что меньше чем на корпус (хотя, мол, и это из попов в дьяконы) он не пойдет. Алексеев отказал и в этом. После этого, с назначением Сиверса начальником штаба Северного фронта, Бонч-Бруевич был оставлен при Куропаткине в качестве генерала для поручений. Бонч-Бруевич с этого времени обозлился на всех и на вся.

С началом революции 1917 года Бонч-Бруевич делает ставку на «новый режим». Он сначала «верноподданный» Временного правительства, а затем большевиков. Он был одним из первых среди русских генералов, предложивших свои услуги Ленину».

Генерал Бонч-Бруевич действительно сыграл важную роль на первом этапе создания новой армии. Руководители большевиков ему полностью доверяли и прислушивались к его советам.