Текст книги "Русская армия между Троцким и Сталиным"

Автор книги: Леонид Млечин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 30 (всего у книги 39 страниц)

Ссылка и изгнание из страны

Некоторое время Троцкий жил у Белобородова, продолжая сопротивляться огромному партийно-государственно-чекистскому аппарату. Несколько самых преданных сотрудников оставались с ним. Свидетельствует Виктор Серж, сам участник оппозиции:

«Старик принял меня в маленькой комнате окнами на двор, где стояла лишь английская кровать и стол, заваленный картами всего мира. В куртке с сильно потертой подкладкой, бодрый и высокий, с пышной, почти совсем седой шевелюрой и нездоровым цветом лица, он, как зверь в клетке, маялся беспокойной энергией.

В соседней комнате снимали копии с посланий, только что им продиктованных; в столовой принимали товарищей со всех уголков страны, с которыми он торопливо разговаривал в перерывах между телефонными звонками…»

Сталин не вынес присутствия в Москве даже лишенного всех постов Троцкого. Его отправили в ссылку в Алма-Ату «за контрреволюционную деятельность».

Льва Давидовича это не испугало и не лишило энергии и темперамента. Он писал оттуда всем своим сторонникам, которые продолжали сохранять ему верность и попытались создать нечто вроде параллельной партийной организации.

«Его стойкость в эпоху морального оскудения, – писал Виктор Серж, – делала из Троцкого образец, само существование которого, даже с кляпом во рту, возвращало веру в человека. Поношения больше не имели власти над его именем, расточавшиеся потоками клевета и оскорбления, в конце концов, бессильные, оборачивались против самих себя, создавая вокруг него новый странный ореол; и он, никогда не умевший строить партию – его способности идеолога и организатора были иного, совершенно отличного свойства, нежели качества оргсекретарей, – приобрел, благодаря своей моральной силе, несколько тысяч непоколебимо верных сторонников».

Глава правительства Алексей Иванович Рыков, выступая на ноябрьском (1928 года) пленуме ЦК, говорил:

– Решением съезда мы открытых троцкистов исключаем.

Голос из зала:

– Уже арестованы.

Рыков продолжал:

– Мне подсказывают – «уже арестованы». Я боюсь, что вы немного преуменьшаете опасность. Во-первых, не все открытые троцкисты арестованы, а во-вторых, и в недрах партии есть до сих пор элементы, сочувствующие троцкизму и разделяющие эту идеологию. Чтобы это показать, достаточно одного примера: в Ленинграде если не в лучшей, то, во всяком случае, в одной из лучших организаций целая ячейка была возглавлена троцкистским бюро. Думать, что троцкизм не улавливает новых сторонников, кроме тех, которых в тюрьму сажаем, значит недооценивать троцкистскую опасность в партии. Конечно, та демонстрация троцкистов, которая была в Киеве перед зданием ОГПУ и местного совета, небольшая.

Голос из зала:

– Тридцать человек.

Рыков:

– Я не знаю точное число участников, но небольшая. Но в этом случае мы имели, как бы то ни было, открытое выступление троцкистов. Троцкизм является еще организацией, которая до сих пор обладает способностью проводить свои выступления если не во всесоюзном масштабе, то, во всяком случае, как-то руководить отдельными выступлениями в ряде городов…

Впрочем, ОГПУ постепенно сумело почти полностью изолировать Троцкого. Его письма и статьи перехватывались. Чекисты следили за всеми, кто был заподозрен в симпатиях к Троцкому. У кого-то при обысках находились листовки, написанные Троцким. Самой популярной была листовка «Партию с завязанными глазами ведут к катастрофе». Это была запись беседы Каменева, тоже исключенного из партии, с Бухариным, который еще был членом политбюро. Николай Иванович Бухарин, напуганный всевластием Сталина, вдруг пришел к опальному Каменеву и стал говорить с ним откровенно о том, что генеральный секретарь ведет страну к катастрофе.

Когда Бухарин ушел, Каменев записал всю беседу и послал своему другу Зиновьеву. Каким-то образом запись попала и к Троцкому, который увидел в растерянности Бухарина не только свидетельство разлада в политбюро, но и признаки скорого крушения сталинской группы.

Зиновьев и Каменев всерьез думали, что очень скоро Сталин предложит им вернуться в руководство, и составляли список условий, которые они ему выставят: отдать им Ленинград, ввести их людей в органы печати, сформировать политбюро в прежнем составе…

В ноябре 1928 года к Каменеву зашли двое сторонников Троцкого. Они записали беседу и переслали ее Троцкому. Запись, ясное дело, оказалась в руках чекистов.

Каменев, пытавшийся возобновить отношения со Сталиным, вроде бы упрекал Троцкого за неуступчивость:

«Льву Давидовичу следовало бы подать документ, в котором надо сказать: «Зовите, мол, нас, вместе будем работать». Но Лев Давидович человек упорный. Он не сделает этого и будет сидеть в Алма-Ате до тех пор, пока за ним не пришлют экстренный поезд. Но ведь когда этот поезд пошлют, положение в стране будет таким, что на пороге будет стоять Керенский».

А в Алма-Ате Троцкий, получая такую информацию, тем более думал, что если в партии раскол, то скоро неминуемо обратятся к нему за помощью – не только вернут из ссылки, но и вынуждены будут дать ему высокий пост.

Раскола, однако, не было: сталинская группа составляла абсолютное большинство в руководстве партией, и Сталин довольно быстро избавился и от Бухарина с Рыковым, как он уже избавился от всех остальных, кто ему не сразу подчинился.

Но само присутствие Троцкого в стране по-прежнему мешало Сталину. Имя Троцкого возникало на каждом шагу и выводило Сталина из себя. Иосиф Виссарионович ненавидел, но все еще и боялся этого человека.

7 января 1929 года политбюро приняло решение о высылке Троцкого за границу «за антисоветскую работу». Решение не было единогласным. Молотов в апреле на пленуме ЦК приоткрыл завесу тайны над секретным заседанием политбюро:

– В вопросе о высылке Троцкого голоса раскололись. Вначале Бухарин, Рыков и Томский заняли особую позицию.

Из зала задали вопрос:

– Что они предлагали?

– Они предлагали не высылать, оставив Троцкого либо в прежнем положении, либо приняв другие меры, – уточнил Молотов. – Надо сказать, что по Москве это быстро разнеслось. Очень скоро заговорили во всех уголках Москвы, что такие-то три товарища были против высылки Троцкого из СССР.

Сталин и Молотов вели борьбу против Бухарина, Рыкова и Томского, поэтому не упустили случая обвинить их в либеральном отношении к Троцкому как к главному врагу советской власти.

Рыков в своем выступлении поправил Молотова:

– Товарищ Молотов сказал, что я голосовал против высылки. Верно. Голосовал против, но никому об этом не говорил. Во всех выступлениях перед рабочими я защищал решение политбюро. Вскоре после этого решения я выступал на многих заводах Москвы и везде защищал высылку Троцкого. Вопрос о высылке Троцкого, ясное дело, крупный вопрос. Мы по нему спорили внутри политбюро. Голосовали против высылки Троцкого я, товарищи Томский и Куйбышев. Товарищ Бухарин голосовал за высылку.

Раздраженный Ворошилов заметил с места:

– Но об этом можно было бы не говорить.

– Но я нигде за пределами политбюро не говорил об этом, – ответил Рыков. – А теперь приходят и раззванивают везде и всюду о наших разногласиях по этому вопросу. Мы действительно спорили, высказывая аргументы в пользу того или иного решения. Я доказывал, что боюсь, во-первых, того, что Троцкого убьют, так как он был организатором Красной армии. В период Гражданской войны нами было расстреляно большое количество белых, контрреволюционеров, и личную ответственность за это молва возлагала в значительной степени на Троцкого. Многие родственники и друзья этих расстрелянных живут за границей. Элементы их личной ненависти огромны, и вероятность убийства Троцкого в связи с этим большая.

Упоминание о том, что Троцкий был организатором Красной армии, еще больше разозлило Ворошилова. А мысль о том, что Троцкого убьют, у них со Сталиным и вовсе не вызывала протеста… Ворошилов вновь буркнул:

– Об этом можно было бы здесь не говорить.

Рыков резонно отозвался:

– Так зачем же вы тогда вытаскивали этот вопрос на объединенный пленум?

– Была сказана сотая доля того, что ты говоришь, – защищался Ворошилов.

Рыков продолжал:

– Раз уж я вынужден был начать говорить о Троцком, позвольте с этим вопросом закончить. Второе мое соображение против высылки заключалось в том, что за границей Троцкий может развить легче, чем здесь, свою контрреволюционную, антисоветскую работу.

Молотов попросил слово для справки:

– Товарищ Рыков заявил, что по вопросу о высылке Троцкого товарищ Бухарин голосовал за решение политбюро. Фактически положение было такое. Вопрос о высылке Троцкого обсуждался в политбюро несколько раз. Товарищ Бухарин вначале голосовал против высылки Троцкого. Только после того, когда решение уже стало проводиться в жизнь, когда Троцкий уже был в пути, при последнем обсуждении этого вопроса товарищ Бухарин проголосовал за принятое политбюро решение…

Сталин настоял на высылке и тем самым продлил Троцкому жизнь. Если бы его оставили в Советском Союзе, то расстреляли бы еще в середине тридцатых. А перед этим он прошел бы через все круги ада в тюрьмах.

18 января 1929 года особое совещание при коллегии ОГПУ оформило принятое политбюро решение о высылке Троцкого за пределы СССР. Но только через три года, в 1932-м, его лишат советского гражданства.

Троцкого с семьей на поезде доставили в Одессу. Архив и библиотеку заранее погрузили на борт парохода «Ильич». 10 февраля 1929 года Троцкого привезли на пароход. Капитан получил запечатанный конверт с указанием вскрыть в море.

Но даже изгнанный, Троцкий еще долго продолжал присутствовать в политической жизни страны. Чекисты задерживали бывших или реальных сторонников Троцкого, искали его статьи и материалы архива. 28 октября 1929 года заместитель председателя ОГПУ Генрих Ягода и начальник секретно-политического отдела Яков Агранов сообщили Сталину о найденном архиве Троцкого, который хранился в Алма-Ате у одного из ссыльных. Наиболее интересные документы были доложены Сталину и политбюро. Материалы архива внимательно изучались и анализировались. Сталин боялся тайных сторонников бывшего председателя Реввоенсовета.

На одном из пленумов ЦК секретарь ЦК Вячеслав Молотов сообщил:

– Есть новые документы, с которыми необходимо ознакомить пленум. Я имею в виду то, что добыто ГПУ в Алма– Ате. Из этих документов следует, что Троцкий придавал особое значение вопросу о влиянии на молодежь и организации комсомола. В числе найденных в Алма-Ате директив Троцкого есть специальная директива такого рода: «Исключительно важно быть в курсе всего, что делается среди комсомола, в частности в его аппарате, в редакции «Комсомольской правды». Необходимо выделить для этой работы хорошую группу…» Из этого видно, как внимательно нужно прощупать нам аппарат таких органов, как «Комсомольская правда». Мы должны очистить все наши организации, в частности комсомольские, от всяких остатков этих контрреволюционных «групп»…

На апрельском пленуме ЦК в 1929 году Карл Янович Бауман, первый секретарь Московского горкома, вдруг вспомнил ленинское завещание:

– Вот, например, одно место, на которое я лично обратил большое внимание: «Эти два качества двух выдающихся вождей современного ЦК (речь идет о Сталине и Троцком) способны ненароком привести к расколу. «Двух выдающихся вождей» – то есть в данном контексте Ленин называл Сталина выдающимся вождем современного ЦК. С Троцким у нас вопрос покончен, Троцкий не учел указаний, которые давал Ленин, и теперь он находится в лагере буржуазии. Теперь у нас, согласно указанию Ленина, остался один выдающийся вождь – товарищ Сталин.

Бауман был верным сталинцем, он хотел польстить вождю, но сделал это неумело, вновь напомнив, что Ленин ценил Троцкого, как минимум, не меньше Сталина, поэтому абзац, посвященный Льву Давидовичу, из стенограммы, рассылавшейся местным парторганизациям, вычеркнули.

Микоян на апрельском (1929 года) объединенном пленуме ЦК и ЦКК говорил:

– Те репрессии, которые мы применяем против Троцкого и троцкистов, вовсе не вытекают из того, что мы кровожадны. Мы немало колебались, прежде чем перейти к этим репрессиям. Мы вынуждены перейти к ним потому, что этого требуют интересы революционной диктатуры…

Первые годы после изгнания Троцкого, пока еще живо было поколение, совершившее революцию, отношение к первому председателю Реввоенсовета оставалось достаточно уважительным.

Один из немногих партийных работников, посмевших открыто восстать против сталинского произвола, Мартемьян Николаевич Рютин в качестве платформы созданного им подпольного «Союза марксистов-ленинцев» в 1932 году написал объемный антисталинский документ под названием «Сталин и кризис пролетарской диктатуры». В этом документе Рютин вернулся к оценке деятельности Троцкого:

«В оценке внутрипартийного положения и роли Сталина Троцкий и троцкисты оказались в основном правы. Троцкий раньше других увидел те процессы внутри партии, которые уже в 1923 году начали развиваться. Троцкий раньше других увидел и вожделения Сталина утвердить свою личную диктатуру в партии.

Когда Троцкий еще в 1924 году в своем «Новом курсе» писал, что партия живет на два этажа: «в верхнем – решают, в нижнем – только узнают о решениях», когда он говорил, что партийный аппарат, несмотря на идейный «рост партии», продолжает упорно думать и решать за нее, то партийные работники отвечали на это, что утверждения Троцкого – сплошная клевета. Кто, однако, в настоящее время, не кривя душой, может сказать, что Троцкий тогда ошибался?

Но тогда, по сравнению с настоящим моментом, пульс внутрипартийной жизни бился все еще нормально, тогда, по крайней мере, признавали жизнь партии «на два этажа» ненормальным явлением…

В страстном стремлении Троцкого вернуть партию на путь внутрипартийной демократии и здорового демократического централизма заключается огромная историческая и революционная заслуга Троцкого, которую не отнимет у него никакая клевета и никакие его прошлые ошибки».

Рютин долгое время поддерживал Сталина и против Троцкого, и против Зиновьева. В 1925–1928 годах Рютин был секретарем Краснопресненского райкома партии в Москве и кандидатом в члены ЦК. Когда он разошелся во взглядах со Сталиным, его перевели в ВСНХ председателем управления фотокинопромышленности.

Любопытно, как Рютин, который прежде не был поклонником Троцкого, оценивал первого председателя Реввоенсовета:

«Слабые и сильные стороны Троцкого известны. Не гений, а только крупный талант, универсально и европейски образованный; блестящий, острый, но не глубокий ум; не глубокий теоретик, а лишь несравненный по стилю, первый во всей мировой марксистской литературе публицист, склонный к красивой схеме, к яркой революционной фразе, заменяющей порой конкретный трезвый анализ; железная воля, переходящая, однако, порой в упрямство; яркая крупная индивидуальность; замечательный организатор, мировой трибун, искренне и глубоко преданный делу коммунизма – таков Троцкий как вождь.

Троцкий не цельная монолитная фигура гения, как Ленин. Он страдает рядом крупных недостатков и противоречий.

И все же, несмотря на все усилия вычеркнуть имя Троцкого из истории Октябрьской революции, он навсегда останется первым после Ленина ее вождем и трибуном, ее знаменосцем, ее творцом и организатором! С именем Ленина и Троцкого навсегда будет связано торжество пролетарской революции, ее невиданный подъем, ее лучший героический период.

С именем Сталина, в лучшем случае, будут связаны годы лихолетья пролетарской революции, годы мрачной реакции, годы величайшего опозорения учения Маркса и Ленина».

Рютин был арестован, несколько лет провел в тюрьме, а в 1937-м был расстрелян.

Сон в мексиканскую ночь

В изгнании Троцкий несколько раз пытался приехать в Англию. Об этом стало известно совсем недавно, когда англичане рассекретили документы министерства иностранных дел. Его просьбу поддерживали выдающиеся писатели Бернард Шоу и Герберт Уэллс, но британское правительство не хотело раздражать Советский Союз, принимая злейшего врага Сталина.

Приют Троцкий смог найти только в Мексике, далекой от основных политических битв того времени.

Его сторонники были постепенно уничтожены. После убийства Кирова в 1934 году в аппарате госбезопасности по всей стране были сформированы подразделения, которые занимались троцкистами.

Сталин называл троцкистов «оголтелой и беспринципной бандой вредителей, диверсантов, шпионов и убийц, действующих по заданиям разведывательных органов иностранных государств». Слово «Троцкий» стало звучать как обвинение.

Был в 30-х годах известный ученый-филолог, который написал, например, предисловие к «Илиаде» Гомера, Иосиф Моисеевич Троцкий. Ему пришлось поменять фамилию и стать Тронским.

На московских процессах говорили, что Троцкий вместе с Гитлером и при помощи маршала Тухачевского готовил расчленение Советского Союза и восстановление власти буржуазии. Бывших руководителей Советского государства уничтожали за связь с Троцким. Многие верили в эти бредни, а кто-то верит и сейчас…

После очередного ареста группы революционеров – участников Великой французской революции – двести лет назад прозвучали горькие слова:

«Либо это правда, что главнейшие руководители страны были изменниками, либо это неправда. Если это правда, то что следует думать о республике, в которой такие подлецы были руководителями? Если это неправда, то что следует думать о государстве, которое смеет так обращаться со своими лучшими слугами?»

Троцкий в эмиграции писал очень много и не всегда точно. Но несколько его исторических прогнозов сбылись. В 1931-м он предсказал, что фашисты могут прийти к власти в Германии. В 1933-м – что Гитлер готовится к войне.

В своих заметках Троцкий полагал, что со временем возникнут Соединенные Штаты Европы, что между европейскими странами исчезнут таможенные преграды и законодательство станет единым.

Весной 1939 года Троцкий писал, что Сталин созрел для союза с Гитлером. Осенью того же года этот союз, вызвавший изумление во всем мире, был заключен. 2 сентября 1939-го Троцкий предупреждал, что через два года Гитлер нападет на Советский Союз. И двух лет не прошло, как этот трагический прогноз оправдался…

Весной 1940 года в своем завещании Троцкий писал: «Я умру пролетарским революционером, марксистом, диалектическим материалистом и, следовательно, непримиримым атеистом… При каких бы обстоятельствах я ни умер, я умру с непоколебимой верой в коммунистическое будущее».

Он был уже тяжело болен: «Если склероз сосудов примет затяжной характер и мне будет грозить длительная инвалидность… то я сохраняю за собой право самому определить срок своей смерти».

Но Сталин избавил его от необходимости принимать это трудное решение.

Сторонников по всему миру у Троцкого было не так уж много, притягательная сила его идей слабла. Он ведь не был ни крупным теоретиком, ни народным вождем, он был революционером-практиком. Но Сталину казалось, что Троцкий по-прежнему опасен.

Убить Троцкого, который после изгнания из России жил в Мексике, было страстным желанием Сталина. Мало кого он ненавидел так сильно, как Троцкого. Тут было много личного.

Лев Давидович от души презирал Сталина, считал посредственностью и не скрывал своих чувств. Сталин никак не мог забыть, как в первые годы после революции окружающие почему-то упорно не замечали его достоинств и продолжали восхищаться революционными заслугами, военными успехами, ораторскими и литературными достоинствами Льва Давидовича.

Иосиф Виссарионович не мог простить себе, что позволил Троцкому уехать.

6 июля 1936 года из Сочи Сталин писал Кагановичу:

«Прочитал я показания мерзавцев Дрейцера и Пикеля. Хотя и раньше было ясно, но они со всеми подробностями раскрывают истинное бандитское лицо убийц и провокаторов – Троцкого, Зиновьева, Каменева и Смирнова. Теперь абсолютно ясно, что главным вдохновителем этой шайки является эта продажная стерва Троцкий. Пора бы его объявить «вне закона», а остальных подлецов, сидящих у нас, расстрелять».

Ефим Александрович Дрейцер в Гражданскую был комиссаром дивизии, сторонником Троцкого, но со временем совершенно отошел от политики и в 1936 году работал заместителем директора завода «Магнезит» в Челябинской области. Его обвинили в подготовке покушения на Сталина.

Ричард Витольдович Пикель – бывший помощник Зиновьева – давно расстался со своим бывшим начальником. Пикель сначала работал в Реперткоме – Главном управлении по контролю над репертуаром и зрелищами (театральная цензура), потом его и оттуда убрали. Он сотрудничал в журнале «Театр и драматургия», несколько лет был директором популярного тогда Камерного театра. На арест Пикеля откликнулся известный артист Михаил Иванович Жаров, любимец публики: «Чувство непередаваемого омерзения охватило нас, актеров Камерного театра, когда мы узнали, что среди подлых заговорщиков оказался Пикель, бывший директор нашего театра. Мне только теперь становится понятным, почему этот двурушник всегда стремился отдалить себя от коллектива…» И Дрейцер и Пикель, надеясь спастись, подписали показания, сочиненные чекистами.

Поначалу Троцкий нашел временный приют в Норвегии.

После процесса над мнимыми убийцами Кирова, 27 августа 1936 года, советское правительство потребовало от норвежского правительства лишить Троцкого права убежища.

Утвержденный Сталиным текст официального заявления гласил:

«Можно считать установленным, что проживающий в Норвегии Л. Троцкий является организатором и руководителем террористических действий, имеющих целью убийство членов Советского правительства и вождей советского народа…

Советское правительство полагает, что дальнейшее предоставление убежища Л. Троцкому, организатору террористических действий, может наносить ущерб существующим между СССР и Норвегией дружественным отношениям и противоречило бы современным понятиям о нормах международных отношений.

Можно по этому случаю вспомнить, что, в связи с убийством югославского короля Александра и французского министра иностранных дел Барту, отношение правительств к подготовке на их территории террористических действий против членов других правительств было предметом обсуждения в Совете Лиги Наций 10-го декабря 1934 года, когда была констатирована обязанность членов Лиги Наций помогать друг другу в борьбе с терроризмом и даже признано было желательным заключение с этой целью международной конвенции.

Советское правительство рассчитывает, что Норвежское правительство не преминет принять соответствующие меры для лишения Троцкого дальнейшего права убежища на норвежской территории».

Норвегия, не желая ссориться с Советским Союзом, сначала приняла решение интернировать Троцкого, а в конце 1936 года он был выслан в Мексику.

Достать врага на другом конце света оказалось трудновато. Но Сталин считал, что Троцкий должен быть уничтожен.

В конце мая 1940 года было совершено первое покушение на Троцкого. Два десятка человек в полицейской форме разоружили охрану его дома в Койоакане (неподалеку от Мехико), забросали дом взрывчаткой и обстреляли из пулеметов.

Троцкий чудом остался жив, но с того дня жил в атмосфере обреченности. Каждое утро он говорил жене:

– Видишь, они не убили нас этой ночью, а ты еще чем– то недовольна.

Но, как говорил товарищ Сталин, нет таких крепостей, которые не могли бы взять большевики-ленинцы. В 1940 году Берия поручил это дело заместителю начальника внешней разведки Павлу Анатольевичу Судоплатову. Непосредственно операцией руководил будущий генерал Леонид Эйтингон. На роль исполнителя нашли испанца Рамона Меркадера. Выпускник кулинарного училища, он работал в отеле «Ритц» в Барселоне, где его завербовали советские разведчики. Его мать Мария Каридад тоже была агентом НКВД.

Уже через пять дней после первого покушения будущий убийца проник в дом Троцкого. Он называл себя Жаком Морнаром, сыном бельгийского дипломата, а пользовался фальшивым канадским паспортом на имя Фрэнка Джексона.

20 августа Меркадер пришел к Троцкому, несмотря на жару, в плаще и шляпе и попросил прочитать его статью. Когда Троцкий взялся за чтение, Меркадер вынул ледоруб (еще у него с собой был молоток и пистолет) и, закрыв глаза, со всей силой обрушил его на голову Троцкого. Он надеялся убить Троцкого одним ударом и убежать. Но Троцкий вступил с ним в борьбу. И от растерянности Меркадер даже не сумел воспользоваться пистолетом. Услышав шум, вбежали охранники и схватили убийцу.

На следующий день Троцкий умер в больнице. Проститься с ним пришли триста тысяч человек.

6 июня 1941 года нарком внутренних дел Лаврентий Павлович Берия отправил Сталину записку с просьбой наградить шестерых работников НКВД, которыми в 1940-м было «успешно выполнено специальное задание». Ордена получили Рамон Меркадер, Судоплатов, Эйтингон… Сталин написал на записке: «За (без публикации)».

Убили и почти всю семью Троцкого. Это тоже был сталинский принцип – за врага отвечают все его родные.

Один из сыновей Троцкого инженер Сергей Седов (оба сына носили фамилию матери, не хотели незаслуженно пользоваться славой отца) занимался не политикой, а наукой. Он отказался уехать с отцом, остался в Советской России. Он преподавал в Высшем техническом училище в Москве, подчеркнуто не участвовал даже в разговорах на политические темы, наивно полагая, что к нему у власти претензий быть не может.

Разумеется, это его не спасло. В 1936 году Сергея Седова для начала отправили в ссылку в Воркуту. Потом новый арест – и расстрел. Расстреляли также обоих зятьев Троцкого. Одна его дочь умерла от чахотки в 1927-м в Москве, вторая в 1933-м в Берлине. Третья сидела с 1937-го в сибирских лагерях, но выжила. Только в 1961 году КГБ перестал за ней следить.

Второй сын Троцкого – Лев Седов унаследовал от отца бойцовский характер. Историк литературы Эмма Герштейн вспоминает, как в школе она влюбилась в младшего сына Троцкого:

«По мнению старших школьниц, он был похож на амура – пухлые розовые губы и ослепительно ровные зубы, он был косоглаз, но у него был прелестный взгляд, у него был сочный, свежий, уже не ломающийся голос и широкие плечи, а лицо освещалось прекрасным чистым лбом, тонкими выписанными бровями и широким нежным виском, точную копию такого лба можно было увидеть на портретах, в то время висевших всюду рядом с портретами Ленина, Маркса и Энгельса…

Мой мальчик пошел в мать – русскую женщину, а лоб взял у отца. Речь идет о Л.Д. Троцком и его старшем сыне».

Уже после окончания школы они встретились вновь.

«В то время шла партийная дискуссия о профсоюзах. Он сказал, что его отец пишет в «Правду» полемические статьи, но Бухарин их не печатает.

Я заметила, что ненавижу Зиновьева и Каменева, потому что они олицетворяют надвигающуюся косность и тривиальность.

Каменев не так плох, не согласился он со мной, правда, он – «подаванец». Оказывается, Каменеву ставилось в вину, что он в свое время подавал прошение на высочайшее имя о помиловании.

Он сказал: отец уверен, что партия в конце концов убедится в его правоте.

И еще он упомянул, что Ленин болен, а популярности его отца мешает то, что он еврей…»

Сын Троцкого даже обиделся на то, что «я упомянула о влиянии на него отца, и решительно заявил, что взял фамилию матери, ушел из Кремля, поступил на рабфак, бросив школу, и поселился в студенческом общежитии.

Видимо, он был благородным человеком, потому что после падения отца стал ему другом и верным помощником, хотя фамилию его не носил уже никогда».

Лев Седов последовал за родителями в эмиграцию и стал верным помощником отца. Он жил в Париже и пытался сплотить единомышленников, не подозревая, что окружен осведомителями советской разведки.

В начале 1938 года его оперировали по поводу аппендицита. Операция прошла благополучно, но через четыре дня его состояние ухудшилось, пришлось сделать повторную операцию. 16 февраля Лев Седов умер в парижской клинике. Мало кто сомневался в том, что это дело советской разведки.

Из всех родственников Троцкого уцелела только его двоюродная сестра, известная писательница Вера Инбер. Странным образом Сталин запретил ее трогать. Ее муж, академик И.Д. Страшун, был ученым секретарем министерства здравоохранения. В 1949 году, в период борьбы с «космополитизмом», его уволили, но не арестовали.