Текст книги "Крупская"

Автор книги: Леонид Млечин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 24 (всего у книги 30 страниц)

– У нас есть оргбюро и секретариат с громадной властью, дающей им право перемещать людей, снимать их с работы. Это дает нашему оргбюро, нашему секретариату действительно необъятную власть. Я думаю, что когда будут обсуждаться пункты устава, надо с большей внимательностью, чем делалось это до сих пор, посмотреть, как разумно ограничить эти перемещения, эти снятия с работы, которые создают в партии часто невозможность откровенно, открыто выступать… Я хотела бы, чтобы съезд подумал над тем, как сделать, чтобы получить для партии возможность создания внутрипартийной демократии. Если мы будем писать резолюции о внутрипартийной демократии и в то же время создаем такие условия для каждого члена партии, что за открыто высказанное мнение он может быть перемещен на другую должность, то все наши благие пожелания о внутрипартийной демократии останутся на бумаге.

Крупской мешали говорить. Наверное, впервые она слышала от товарищей по партии столько неприятных выкриков. Не теряя хладнокровия, обратилась к председательствующему на заседании Петровскому:

– Председатель, дайте говорить спокойно. Всё время перебивают.

Григорий Иванович Петровский призвал зал:

– Товарищи, не шумите.

Не помогло.

– Бросались обвинения, что Зиновьев излагал свою книжку «Ленинизм» в кружках, – упрямо продолжала Крупская. – Я никогда не слышала, чтобы можно было поставить в укор члену партии или члену ЦК, что он книжку, открыто напечатанную…

Ее прервали:

– Не члену партии, а руководителю.

Крупская:

– И руководителю. Нельзя изложение книжки, которая напечатана открыто, не представляет ничего нелегального, считать каким-то преступлением.

Крупской аплодировала только ленинградская делегация.

Старый большевик Борис Анисимович Ройзенман, член президиума Центральной контрольной комиссии и член коллегии Наркомата рабоче-крестьянского контроля, атаковал ленинскую вдову и пригрозил ей суровыми карами:

– Надежда Константиновна своим выступлением больше всего меня возмутила. Когда она призывает к пресловутой объективности, меня особенно это удивляет, чтобы не сказать больше. Мы должны сказать и Надежде Константиновне, и Зиновьеву, и Каменеву, вам всем, дорогие товарищи-ленинградцы, что и с вами будем поступать по всем требованиям партдисциплины и, несмотря на лица, на положения, на должности, не будем в дальнейшем прощать те ошибки, о которых здесь идет речь.

Сергей Иванович Гусев:

– План Крупской против раскола сводится к тому, чтобы иметь гарантии для меньшинства. Думаю, что для настоящего момента этот план совершенно не годится. Не о гарантиях для меньшинства должна идти сегодня речь, а о гарантиях для большинства: должна быть гарантия от новой дискуссии внутри партии.

Некоторые делегаты партийного съезда критиковали Сталина за то, что он запретил печатать статьи участников оппозиции, в том числе Крупской.

– Теперь нас хотят запугать словом «запрещение», – ответил генсек. – Но это пустяки, товарищи. Мы не либералы. Для нас интересы партии выше формального демократизма. И почему бы не запретить к печатанию статьи тов. Крупской, если этого требуют от нас интересы единства партии? А чем, собственно, отличается тов. Крупская от всякого другого ответственного товарища? Не думаете ли вы, что интересы отдельных товарищей должны быть поставлены выше интересов партии и единства? Разве товарищам из оппозиции неизвестно, что для нас, большевиков, формальный демократизм – пустышка, а реальные интересы партии – всё?

Публичные нападки на вдову Ленина носили такой откровенно злобный характер, что поползли слухи о ее желании покинуть Советский Союз. 23 февраля 1926 года ответственный руководитель ТАСС Яков Генрихович Долецкий доложил Сталину:

«Уважаемый товарищ.

В бюллетене не для печати от 16-го февраля с. г. нами передано сообщение из Лондона о прениях в палате общин по вопросу о ходатайстве тов. Крупской относительно разрешения эмигрировать в Англию. Агентство не реагировало на эту телеграмму, считая, что кампания этим одним фактом прений ограничится. Между тем сегодня получена новая телеграмма из Лондона, согласно которой английские газеты обсуждают этот вопрос.

Телеграмма гласит: “Газеты считают просьбу Крупской о выдаче ей визы для въезда в Англию дальнейшим доказательством преследований, которым подвергаются со стороны Политбюро члены оппозиции на последнем съезде РКП”.

Я полагал бы необходимым опубликовать краткое, но очень резкое заявление тов. Крупской по этому поводу в английской печати и в центральной московской. Прошу указаний относительно получения агентством подобного заявления и опубликования его в прессе».

Сталин распорядился познакомить с письмом руководителя ТАСС всех членов политбюро. От себя приписал: «Я считал бы целесообразным, чтобы т. Крупская дала соответствующее заявление в печать, в противном случае ее молчание будет истолковано как подтверждение слухов о так называемой просьбе т. Крупской насчет въезда в Англию».

Надежду Константиновну свалил сильный грипп, но 4 марта 1926 года ее вызвали на заседание политбюро. Велели дать интервью с опровержением слухов о бегстве вдовы Ленина из Советской России…

Сталин весной 1926 года лишил Зиновьева власти над Ленинградом и в нарушение устава партии распустил ленинградские партийные органы. Григорий Евсеевич верил в то, что Ленинград предан ему лично, повторял:

– Нашу крепость не взять.

Он сильно ошибался. Сталин отправил в Ленинград большую группу членов ЦК и Центральной контрольной комиссии. Они методично очищали райкомы партии и комсомола от зиновьевцев. Собрания проходили бурно, иногда дело доходило до мордобоя. В официальной истории партии борьба с ленинградской партийной организацией изображалась как избавление от зиновьевских чиновников. В реальности питерские рабочие поддержали своих лидеров. Дольше других не сдавался знаменитый Путиловский завод. Но противостоять партийной машине было невозможно.

Лишился своих постов и московский соратник Зиновьева Лев Борисович Каменев. Он, в отличие от Зиновьева, был человеком без политических амбиций и надежным работником, за что его и ценил Ленин. Но Лев Борисович попал под влияние Зиновьева, поэтому Сталин и с ним расправился.

Отныне всякие сомнения в генеральной линии воспринимались как преступление.

В воскресенье 6 июня 1926 года бывшие сотрудники Краснопресненского райкома партии города Москвы и еще несколько десятков коммунистов собрались на даче, чтобы обсудить ситуацию в партии. Пригласили первого заместителя председателя Реввоенсовета Республики Михаила Михайловича Лашевича, старого большевика и сторонника Зиновьева.

О собрании стало известно. Президиум ЦКК допросил участников собрания, которое трактовалось как подпольное и фракционное. Партийное следствие рекомендовало вывести Лашевича из ЦК и снять с должности. Сталин решил превратить «дело Лашевича» в «дело Зиновьева». Нанеся удар по Троцкому, он спешил избавиться и от коллеги по политбюро, еще недавно претендовавшего на первые роли.

Двадцать пятого июня 1926 года Сталин из Сочи писал:

«Молотову, Рыкову, Бухарину и другим друзьям.

Я долго думал над вопросом о “деле Лашевича”.

Группа Зиновьева стала фактическим лидером раскольничьих течений в партии, потому что: а) она лучше знакома с нашими приемами, чем любая другая группа, б) она вообще сильнее других групп, ибо имеет в своих руках Исполком Коминтерна.

Группа Лашевича является сейчас наиболее вредной, и удар должен быть нанесен на пленуме именно этой группе. Не только Лашевича нужно вывести из ЦК, но и Зиновьева нужно вывести из Политбюро… Лучше бить их по частям».

В этом же письме он вспомнил, не называя по имени, Крупскую, которую числил среди личных врагов: «Это будет разоружение группы Зиновьева и ликвидация зиновьевской линии за наглость в деле подготовки раскола – вспомните слова о Стокгольме на съезде!»

На пленуме ЦК Троцкий огласил «Заявление 13-ти». Его подписали вместе с ним Григорий Евсеевич Зиновьев, Лев Борисович Каменев, Надежда Константиновна Крупская, а также секретарь ЦК Григорий Еремеевич Евдокимов, члены ЦК Георгий Леонидович Пятаков и Иван Петрович Бакаев, кандидат в члены ЦК Михаил Михайлович Лашевич, члены Центральной контрольной комиссии ВКП(б) Георгий Янович Лиздинь, Николай Иванович Муралов, Альвина Августовна Петерсон, Константин Степанович Соловьев, Петр Николаевич Авдеев.

Все они были очень известные в партии люди, большинство – выходцы из революционного Петрограда. Они протестовали против внезапной атаки на Зиновьева: «Вопрос этот, как совершенно ясно для всех, решался в той группе, руководителем которой является т. Сталин. Мы имеем перед собою новый этап в осуществлении давно намеченного и систематически проводимого плана».

На заседании политбюро 11 октября 1926 года, когда разбирались с оппозицией, Сталин обрушился на вдову:

– Насчет Крупской. Я не сомневаюсь, что Крупская, сознательно или бессознательно, я не берусь утверждать, в своей аналогии насчет Стокгольма первая бросила семя раскола, идею раскола на XIV съезде.

Ворошилов, как обычно, поддержал генсека:

– Правильно.

Сталин продолжал:

– Это факт. И это опасная ошибка, ибо она, эта ошибка, имеет тенденцию послужить почвой для идеологии раскола в нашей партии. Вы должны признать эту ошибку, если вы против раскола. Может быть, форма нашего условия не нравится – я не настаиваю на букве. Но отгородиться от идеологии раскола абсолютно необходимо. То, что она сказала, это идеология раскола в нашей партии.

Первый нарком финансов СССР Григорий Сокольников, который, как и надеялся Ленин, ликвидировал гиперинфляцию, стабилизировал денежное обращение (да и всю экономику) и вернул стране крепкий рубль, вступился за его вдову:

– Сталин говорил о фразе Крупской на XIV съезде партии о стокгольмском съезде. Как вы хотите повернуть дело? Имеете вы здесь в виду нанести удар Надежде Константиновне Крупской или хотите положить конец всяким возможностям истолкования фразы о стокгольмском съезде в таком направлении, которое пошло бы по линии раскола.

– Нанести удар идее раскола, – объяснил Сталин.

Сокольников считал нападки на нее несправедливыми:

– Я могу удостоверить, что никогда никто из нас не слышал, чтобы Надежда Константиновна Крупская была сторонницей раскола, чтобы она понимала свою аналогию с стокгольмским съездом так, чтобы этим оправдать создание другой партии и так далее. Ничего этого не было. Зачем выдумывать несуществующие разногласия, достаточно существующих. Поэтому мы говорим, что готовы осудить идею второй партии. Но если вы хотите, чтобы мы удостоверили, что Крупская является сторонницей раскола, мы не можем этого сделать, потому что она не сторонница раскола…

Вдову вновь атаковал Емельян Ярославский:

– Имеются листовки, которые распространяются среди беспартийных. Вот такая листовка организации «Права трудящихся». В ней выставляется целый ряд требований. Вот эти требования: «Огласить в газетах речи оппозиционных вождей – Зиновьева, Лашевича, Троцкого, Крупской. Каменева и других». Вот, товарищи, существует же эта подпольная работа…

Ярославский приравнял вдову к вождям оппозиции – и это было очень опасное обвинение:

– Насчет того, что товарищ Крупская никогда не отстаивала идеи раскола. Товарищи, конечно, открыто товарищ Крупская никогда не говорила, что она сторонница раскола. Но, подписав платформу, она берет на себя ответственность за это. Изображая партию как две фракции, она санкционирует раскол. Поскольку товарищ Крупская подписала декларацию вместе с этими товарищами, с этой руководящей группой оппозиции, ответственность падает на нее. Потому что она пыталась сослаться на пример стокгольмского съезда в защиту своей позиции. Это неслыханная борьба в истории большевистской партии против ее решений. Владимир Ильич поставил бы в первый же день вопрос об исключении вас из Центрального комитета, если бы был жив Владимир Ильич…

Зиновьеву пришлось оправдываться:

– Теперь относительно истории с Надеждой Константиновной Крупской, будто она сеяла семена раскола. Совершенно ясно, что это нужно для того, чтобы натравить, терроризировать. Мы знаем, что семена раскола не бросаются и бросаться не могут Надеждой Константиновной Крупской потому, что вы все знаете Надежду Константиновну не меньше, чем мы…

От оппозиции требовали, что называется, официальных и письменных извинений и покаяний. Зиновьев соглашался лишь уточнить формулировки:

– Конечно, если аналогия со Стокгольмом кем-нибудь толкуется так, будто нынешние наши разногласия равнозначны или похожи на разногласия между меньшевиками и большевиками, против такого «толкования» мы готовы выступить в любой момент самым резким образом.

Алексей Рыков, который председательствовал на заседании, предложил формулу:

– Всякую параллель по аналогии или угрозу раскола по аналогии со стокгольмским съездом мы категорически отвергаем.

Троцкий поставил вопрос принципиально:

– Здесь есть разногласие, но разногласие не по существу, а о том, приписать или не приписать Надежде Константиновне Крупской то, что она дала сигнал к расколу или к угрозе раскола, в этом разногласие. Разногласие не в том, похоже ли теперешнее положение в партии на положение на стокгольмском съезде, не в том, допустимо или недопустимо играть этой аналогией в целях угрозы расколом, а в том, хотела или не хотела Надежда Константиновна сказать ту мысль, которую можно истолковать как угрозу раскола. Именно поэтому мы отказываемся сказать: «Надежда Константиновна хотела выдвинуть угрозу или перспективу раскола». Эту мысль, то есть перспективу раскола, мы отвергаем категорически.

Сталин стоял на своем:

– По-моему, вообще аналогию со стокгольмским съездом надо откинуть. Это неприемлемо. Другое дело, с какой целью это сказано. Я убежден, что Крупской было поручено сказать эту вещь на XIV съезде. Крупская это не зря сказала. Она хотела будто бы поправиться потом, после своей речи, но поправилась так, что хуже вышло. Аналогия со стокгольмским съездом теперь гуляет по рядам партии. Спрашивают то и дело, что это за стокгольмский съезд… Я не против того, чтобы не упоминать здесь Крупскую, но что она ошибалась, это правильно.

Молотов поддержал генсека:

– Лучше в таком случае сказать так: товарищ Крупская, по ее заявлению, не имела в виду того-то и того-то. Я, в частности, убежден, что она имела в виду на это намекнуть.

Рыков занял миролюбивую позицию:

– Я предлагаю имени Крупской не упоминать. Всем известно, кто это сказал. Если будет сказано, что оппозиция своим заявлением категорически отрицает всякую аналогию со стокгольмским съездом, этого достаточно.

Сталин был готов удовлетвориться короткой формулой:

– Предлагаю сказать в скобках: «Смотри речь т. Крупской на XIV съезде».

Лев Каменев возражал против нелепых обвинений в адрес Надежды Константиновны:

– Вы утверждаете, что ей была дана директива, она это обдумала и так далее, а я утверждаю, что ничего этого не было. Человек во время речи вспомнил о стокгольмском съезде и сказал. Тут просто недоразумение…

Но оппозиционеров, которых заставили много раз извиняться за слова Крупской, не желали слушать. Задача состояла не в том, чтобы объясниться и договориться, а в том, чтобы от них избавиться.

Крупская взяла слово:

– Товарищи, ряд товарищей просил меня выступить и выяснить, что я хотела сказать своим примером стокгольмского съезда. Тут целый ряд ораторов указывал на то, что я чуть ли не бросила обвинение теперешнему большинству в меньшевизме, что я этим хотела сказать, что в дальнейшем будет такая же борьба, как после стокгольмского съезда. Когда товарищ Бухарин в начале съезда обратился к большинству съезда с обращением, что вы, мол, большинство, и то, что постановите, то будет ленинизм, то я не могла не ответить на это, что какое бы большинство ни было на съезде, всякий член съезда обязан внимательно разбираться во всех вопросах и сообща искать решений.

Сталин возмутился ее словами. Инструктировал Молотова: «Переговоры с Крупской не только не уместны теперь, но и политически вредны. Крупская – раскольница (см. ее речь о “Стокгольме”). Ее и надо бить, как раскольницу. Нельзя строить в одно и то же время две противоположные установки – и на борьбу с раскольниками, и на мир с ними».

С каждым годом вдове Ленина становилось всё более очевидным, что надо молчать.

«Несколько раз видалась с Надеждой Константиновной, – вспоминала Александра Коллонтай. – Вспоминали Инессу Арманд, работу по женотделу. Сейчас женотделы выполняют другие задачи: не сосредотачиваются на “женских делах”, а втягивают женщин в общую работу. Но женские запросы в тени…

Надежда Константиновна рассказывала мне о своем детстве и о том, что Владимир Ильич любил, чтобы дочери Инессы часто заходили. Придут, а он спрашивает:

– Это вы начерно или начисто пришли?

Начерно, значит не надолго.

На ее полке стоят портреты Инессы и Владимира Ильича рядом:

– Это был верный друг – нам и партии.

Оппозиции не касались. Обе – избегали».

Надежда Константиновна испугалась. Она не могла позволить себе открыто противостоять Сталину. Она принуждена была молчать, сидеть в президиуме и всё одобрять. Ее с Лениным ближайших соратников и друзей – Каменева и Зиновьева – предали анафеме как злейших врагов советской власти.

Двадцатого мая 1927 года Крупская покорно заявила в «Правде»: «Более близкие товарищи знают, что еще осенью прошлого года я отошла от оппозиции».

В советское время писали так: «В ходе внутрипартийной борьбы, принявшей особенно острый характер накануне XIV съезда и на его заседаниях, Надежда Константиновна допустила серьезную политическую ошибку: по крестьянскому и организационному вопросам она разделила взгляды тех, кто образовал “новую оппозицию”».

Сталин заключил союз с Зиновьевым и Каменевым, чтобы убрать Троцкого, а потом вступил в союз с Бухариным и Рыковым, чтобы избавиться от Зиновьева и от Каменева. И одного за другим оттеснил от власти ленинских ставленников.

В одном из писем Лазарю Моисеевичу Кагановичу вождь объяснил один из постулатов успеха в политике: «Нельзя зевать и спать, когда стоишь у власти!» И мало кто тогда мог распознать истинный характер Сталина.

Постановлением политбюро и президиума ЦКК 14 ноября 1927 года, за две недели до партийного съезда, Троцкого исключили из партии. Одновременно из состава ЦК и ЦКК вывели еще остававшихся там деятелей оппозиции.

На XV партсъезде в декабре 1927 года делегация от шести тысяч металлистов Сталинграда передала в президиум съезда стальную метлу. Председательствовавший Алексей Иванович Рыков взял эту метлу и сказал:

– Я передаю эту метлу товарищу Сталину, пусть он выметает ею наших врагов.

Он сам широко улыбался. Все смеялись и аплодировали. XV съезд исключил из партии около ста человек. Вдову Ленина вроде как простили. Крупскую, которая полностью отреклась от оппозиции, избрали членом ЦК.

МЕЖДУ ДРУЗЬЯМИ И ПАРТИЕЙ

Вообще говоря, Надежда Константиновна занимала крайне левые позиции. Вчитавшись в ее слова, можно понять, как Ленин относился к развитию нэпа.

Установленная после революции продовольственная разверстка требовала от крестьянина сдавать государству весь хлеб и другие продукты. Себе разрешали оставлять лишь установленную норму – для будущего сева и для того, чтобы прокормить семью. Ограбление деревни настроило крестьянство против советской власти.

В феврале 1920 года Троцкий предложил товарищам отказаться от продразверстки и ввести, как он выразился, подоходно-прогрессивный натуральный налог, чтобы крестьянину был смысл стараться. Товарищи не поддержали Троцкого. А потом еще будут упрекать в нелюбви к крестьянству…

А ведь принятие его предложения избавило бы страну от крестьянских восстаний весной 1921 года, которые по-настоящему испугали Ленина. Вот тогда Владимир Ильич сам предложил новую экономическую политику.

К счастью, в тот момент в России еще были политики, которым хватило ума остановиться. Спохватившись, занялись возмещением ущерба. Несмотря на страшные потери в Гражданскую, в стране еще оставались миллионы людей, которые хотели и умели работать. Даже частичное снятие оков с экономики и возвращение к рынку позволило им развернуться. Новая экономическая политика, разрешившая частную инициативу, быстро дала результаты: промышленное и сельскохозяйственное производство достигло довоенного уровня. Россия не только полностью обеспечивала свои потребности, но и вновь экспортировала зерно.

Вся жизнь стала меняться к лучшему – по сравнению с революционным временем.

В августе 1918 года была отменена частная собственность на жилье. Декрет Совнаркома от мая 1920 года о мерах правильного распределения жилья среди трудящегося населения наделял государственные учреждения правом переселять людей из одного жилого помещения в другое. Изгоняли владельцев и захватывали «барские» квартиры.

В январе 1921 года отменили квартплату. Раз квартиры – ничьи и ничего не стоят, то беречь их не стоит. Водопровод и канализация не работали. Пустующие комнаты превращали в туалеты. Дров на хватало, жгли двери, мебель.

Магазины закрылись, как и рестораны. Исчезла торговля, всё стали распределять – в зависимости от должности и доступа к складам конфискованных вещей.

В январе 1921 года отменили плату за одежду, медикаменты, стричь в парикмахерских и шить одежду в ателье велели бесплатно. А что получилось? Трамваи бесплатны, но они не ходят. Лекарства бесплатны, но они исчезли из аптек. Квартиры бесплатны, но нечем топить. Обеды бесплатны, но кормят отвратительно. Бани бесплатны, но нет воды. Одежда по ордерам, но они не всем полагались.

С началом нэпа восстановили оплату жилья и коммунальных услуг. Разрешили частную торговлю, а также держать кафе и рестораны. Это было избавлением от голода. Открылись магазины, можно было что-то купить. Люди возвращались к нормальный жизни.

Какова же была реакция власти? В октябре 1924 года пленум Центральной контрольной комиссии партии отметил: «Период нэпа таит в себе опасности, особенно для той части коммунистов, которая в своей повседневной деятельности соприкасается с нэпманами. Неустойчивые элементы начинают тяготиться режимом партийной дисциплины, завидуют размаху личной жизни нэпманской буржуазии, поддаются ее влиянию, перенимают ее навыки, ее образ жизни…»

Испугались того, что нэп стал искушением не только для обычных граждан, но и для членов партии. Он рождал крамольные мысли: зачем нужно строить социализм, если всё необходимое для жизни дает свободная рыночная экономика, основанная на частной собственности?

Расцвет страны в период нэпа советские вожди воспринимали с плохо скрытым раздражением и возмущением. Эти чувства понятны: Россия нэповская могла прекрасно развиваться и без них. Жесткий политический режим только мешал экономике. Партийный аппарат и госбезопасность оказывались лишними. Так что же, большевистским вождям уходить? Они хотели оставаться хозяевами страны.

Ленин писал члену политбюро и заместителю главы правительства Льву Каменеву: «Величайшая ошибка думать, что нэп положил конец террору. Мы еще вернемся к террору и к террору экономическому».

В словах вождя не было противоречия с его собственным решением о переходе к новой экономической политике. Это было всего лишь вынужденное и временное отступление. Марксистская доктрина требовала отмены частной собственности и административного управления всеми сторонами жизни общества. Ленинская попытка воплотить идею в жизнь разрушила экономику и привела к голоду. Но Ленин всё равно считал политику строительства коммунизма правильной. Надо было только изменить методы.

Отказаться от планово-административной экономики было равносильно признанию в провале коммунистического эксперимента. На это Владимир Ильич, при всей его невероятной гибкости, пойти не мог. Ведь это стало бы и признанием бессмысленности Октябрьского переворота и многолетней Гражданской войны. Потому из всех сил в стране подогревали ненависть к нэпу и нэпманам.

Надежде Константиновне не нравилось отступление от курса на строительство коммунистического общества. На политбюро 24 декабря 1924 года Крупская возмущенно говорила о том, что появился новый социальный тип «крестьян-помещиков» – они разбогатели, купили землю и теперь сдают ее в аренду и нанимают работников:

– Наблюдается совершенно недопустимое явление. На своей бывшей земле сидят бывшие помещики-дворяне, имеющие связи с белогвардейщиной. Трудовой надел получается ими часто на мертвые души и потому бывает несоответственно велик. Конечно, против прежнего их сильно урезали, но всё же у них вместо одной души имеется надел на пять, а то и на десять душ, находятся какие-то фиктивные родственники. А в особенности они себя хорошо обставляют там, где в земельных органах сидят помещики. Так, например, в Смоленской губернии сидели в земельном органе земские начальники, вице-губернаторы, прокуроры судебных палат. Когда выгнали их оттуда, они перешли в судебные органы, где защищали интересы помещиков. Особо срочных мер требует пограничная полоса, где имеется большая опасность, что в случае войны белогвардейщина станет против нас.

Товарищ Смирнов совершенно не прав, настаивая на том, чтобы выселять только бывших помещиков, лиц дворянского происхождения. Не прав потому, что мелкопоместные землевладельцы из крестьян и купцов еще больше прижимают, чем старые дворяне. К ним такое же озлобленное отношение со стороны крестьян. Поскольку у них отняли основную землю, оставив небольшие клочки, они озлоблены и являются не менее опасным элементом, чем бывшие дворяне. Ко всем этим землевладельцам надо принимать общие меры, а не разделять по сословиям. Крестьяне говорят: возвратились помещики.

Крупская возразила председателю ЦИК Михаилу Ивановичу Калинину:

– Теперь относительно того, что товарищ Калинин говорит, что хорошо купцы и крестьяне обрабатывают землю. Я сомневаюсь в этом. Никаких образцовых хозяйств там нет. А уж если не налажены советские хозяйства, то думать, что купеческие и помещичьи хозяйства являются образцовыми, – громадная ошибка.

Калинин заметил:

– По сравнению с совхозами кулацкие хозяйства, конечно, образцовые.

Михаил Иванович до поры до времени пытался защищать интересы крестьян. И это уже вызывало раздражение. На заседании политбюро Сталин укорил Калинина:

– Защищаешь кулака.

Калинин поправил Сталина:

– Не кулака, а трудового крестьянина.

Надежда Константиновна стояла на своем:

– Продолжается только закабаление в старой форме, помещики-неодворяне кабалят крестьян не меньше помещиков-дворян, даже много хуже кабалят…

Надежда Константиновна обрушилась на Бухарина за его обращение к крестьянам – «обогащайтесь». Ей казалось, что в деревне правые дают волю кулаку, от чего страдает бедняк.

Каменев, Зиновьев, Крупская и Сокольников написали «Секретную докладную записку (Для нескольких товарищей по списку)», в которой упрекали Бухарина и его команду в терпимом отношении к середняку и государственному капитализму, в пренебрежении классовой борьбой в деревне. Бухарина критиковали за «отвращение к классовой борьбе», за «антиленинскую теорию о врастании кулака» в социализм. И получили жесткий ответ, подписанный Бухариным, Дзержинским, Калининым, Куйбышевым, Молотовым, Рыковым, Рудзутаком и Сталиным. Тогда еще Николай Иванович Бухарин входил в сталинскую группу. Но продержался в ней недолго.

Разделавшись с «троцкистами» и «зиновьевцами», Сталин занялся «правыми».

Противостояние возникло, когда в Кремле решили ограбить деревню. Зерно отбирали у тех, у кого оно было, то есть у справных хозяев. Успешных, умелых крестьян назвали кулаками и по существу объявили вне закона. У так называемых кулаков забрали всё имущество, им запретили снимать деньги со своих вкладов в сберегательных кассах. Потом их стали изгонять из родных мест вместе с семьями. Больше полутора миллионов крестьян и их родных были высланы в лагеря и трудовые поселения. Имущество ограбленных кулаков уходило в доход государства, но часть распределяли среди односельчан: люди охотно брали то, что отняли у соседей. Постыдная аморальность поощрялась властью.

Массовая коллективизация – полный разрыв с тем курсом, которым с начала XX столетия шла Россия, отказ от рекомендаций экономической науки. И самое страшное – эта политика строилась на крови крестьянина, на уничтожении деревни. Колхозная система начисто отбивала желание эффективно хозяйствовать.

Николай Иванович Бухарин с нескрываемым возмущением говорил о новой сталинской теории:

– Полное право гражданства в партии получила теперь пресловутая «теория» о том, что чем дальше к социализму, тем большим должно быть обострение классовой борьбы и тем больше на нас должно наваливаться трудностей и противоречий. При этой странной теории выходит, что чем дальше мы идем в деле продвижения к социализму, тем больше трудностей набирается, тем больше обостряется классовая борьба, и у самых ворот социализма мы, очевидно, должны или открыть гражданскую войну, или подохнуть с голоду и лечь костьми.

Николай Иванович еще не знал, насколько он близок к истине. Нескольким миллионам крестьян суждено было умереть от голода, а его самого ждал расстрел. Бухарина постоянно прерывал насмешками Серго Орджоникидзе, в ту пору главный партийный инквизитор – председатель Центральной контрольной комиссии. Бухарин не выдержал:

– Почему ты мешаешь? Хохочешь и мешаешь?

Орджоникидзе заулыбался, ища одобрения у товарищей по ЦК партии:

– Вот те и на, и смеяться запрещено. Этого закон не запрещает.

Бухарин не выдержал:

– Я знаю, что тебе и шоферов бить по морде никто не запрещает. Что ж тут, в самом деле, такого?..

Орджоникидзе обиженно замолчал.

Надежда Константиновна возражала против «обогащения» крестьян, но ей претила и жестокость политики в деревне. Крупская пыталась сохранить верность принципам, ради которых когда-то пошла в революцию. Выступая на пленуме ЦК в июле 1928 года, она предупреждала товарищей по партии:

– Мне кажется, споры о том, изжило ли себя мелкое хозяйство или не изжило, довольно праздное занятие. Тут нельзя говорить о средних цифрах. Если мы возьмем, например, Северный Кавказ и Центральную Черноземную область, то это две совершенно разные области с разным характером. Растет стихийное тяготение к коллективистским формам хозяйствования, к коммуне. Конечно, это тяготение не повсеместно, не одинаково. Бок о бок, рядом в одной деревне Курской губернии, по словам одной крестьянки, выговорить не дадут слово «коммуна», а рядом создается коммуна…

Я всегда насчет борьбы с кулаком стояла на той точке зрения, что эту борьбу нужно вести как можно энергичнее. Но есть борьба и борьба. Есть борьба, когда мы ограничиваем эксплуататорские стремления кулаков. В этой борьбе середняк и бедняк с нами, когда мы не даем кулаку избирательных прав, даем в снабжении льготы бедняку и середняку. Но если мы нашу борьбу с кулаком организуем таким образом, что только разоряем хозяйство у кулака, задевая и хозяйство середняка и бедняка, тогда мы в классовой борьбе только спутываем карты.