Текст книги "Крупская"

Автор книги: Леонид Млечин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 30 страниц)

НАРОДНЫЙ ДЕПУТАТ

Осенью 1918 года Крупскую свалил сильный приступ базедовой болезни – на целых два с половиной месяца. «Доктора поили меня всякой всячиной, укладывали в постель, запрещали работать; это плохо помогало, – вспоминала Надежда Константиновна. – Отправили меня отлеживаться в Сокольники, в лесную школу, где не полагалось говорить о политике, о работе».

В январе 1919 года в Москве устроили демонстрацию памяти убитых в Берлине вождей немецких коммунистов Карла Либкнехта и Розы Люксембург. После этого Ленин вернулся в Кремль, забрал Марию Ильиничну, и они поехали навестить Надежду Константиновну. Рядом с постоянным водителем Степаном Казимировичем Гилем сел дежурный охранник-чекист по фамилии Чабанов.

По дороге остановились, потому что какой-то человек поднял руку. Владимир Ильич решил, что с ним желают поговорить. Остановивший автомобиль вождя человек поинтересовался:

– Чья машина?

– Совнаркомовская, – ответил водитель, – а в чем дело?

Тем временем подбежали еще трое с оружием. Окружили машину, распахнули дверцы и приказали:

– Вылезайте!

Оказалось, что это вовсе не столичные рабочие, искавшие личного общения с вождем мирового пролетариата, а самые обыкновенные бандиты. Охранник из оперативного отдела ВЧК был вооружен. Но свой наган он положил на дно машины, а сверху поставил бидон с молоком, заботливо припасенным для Надежды Константиновны. Он не сделал попытки защитить главу правительства. Возможно, к лучшему, а то началась бы стрельба, и еще неизвестно, кто бы погиб…

Ленина и его сестру высадили. Охранник вылез. Водителя вышибли. И вся банда укатила на машине.

«А мы остались на дороге, – вспоминала Мария Ильинична, – не сразу придя в себя от неожиданности и от быстроты, с которой вся эта история произошла, а потом громко расхохотались, увидав, что товарищ Чабанов стоит с бидоном молока (мы везли молоко Надежде Константиновне). Несмотря на трагичность положения, он не забыл вынуть этот бидон и держал его в руке как большую драгоценность».

Это случилось рядом с Сокольническим райсоветом. Туда дошли пешком. Позвонили председателю ВЧК Феликсу Эдмундовичу Дзержинскому. Он прислал другой автомобиль. Угнанную машину нашли потом брошенной у Крымского моста. Охрану Владимира Ильича увеличили, выделили еще четверых чекистов.

Весной 1919 года по Волге в освобожденные от белых районы отправили литературно-инструкторский пароход ВЦИК «Красная звезда». Крупская пожелала участвовать в этом путешествии. Ленин согласился с ее поездкой на агитпароходе в качестве представителя Наркомата просвещения, надеясь, что свежий воздух пойдет жене на пользу. Сам подписал ей удостоверение: «Предъявительница сего Надежда Константиновна Ульянова (Крупская-Ленина), член коллегии Наркомпроса, едет с литературно-инструкторским пароходом ВЦИК “Красная звезда” по Волге и Каме. Прошу все советские учреждения, военные, ж.-д. и речные власти оказать всяческое содействие предъявительнице».

Владимир Ильич приехал ее провожать на Курский вокзал. Он был без охраны. Надежда Константиновна из вагона махала ему белым платочком, он ей кепкой.

До Нижнего Новгорода агитбригада доехала поездом из пяти вагонов. Там погрузилась на пароход, где устроили кинозал и библиотеку. Во всех городах, где останавливался пароход, Крупская сходила на берег, ездила в местные учреждения, встречалась с учителями, женским активом, выступала на митингах.

Крупская вспоминала: «Наша пароходная газета подсчитала, что я выступала тридцать четыре раза. Не оратор я, но говорить приходилось перед рабочими, работницами, перед красноармейцами, перед крестьянами…»

Так что отдохнуть ей не удалось. Напротив, она устала, жаловалась:

– У меня от постоянных выступлений взбесилось сердце, ноги распухли.

Ей пришлось прервать поездку и вернуться домой.

На I Всероссийском съезде по народному просвещению Крупская выступила с докладом «Внешкольное образование в новом строе». Поставила задачу:

– В коммунистической России не должно быть безграмотных.

Двадцать шестого декабря 1919 года Ленин подписал Декрет Совнаркома «О ликвидации безграмотности среди населения РСФСР», который вводил обязательное обучение грамоте.

В декрете, подготовленном в значительной степени усилиями Крупской, записали: «Всё население Республики в возрасте от 8 до 50 лет, не умеющее читать или писать, обязано обучаться грамоте на родном или русском языке по желанию». Рабочим, которые пойдут учиться без отрыва от производства, обещали, чтобы они могли заниматься, трудовой день сократить на два часа, а зарплату сохранить. Это не касалось только военных предприятий.

В июле 1920 года при Совнаркоме учредили Всероссийскую чрезвычайную комиссию по ликвидации безграмотности, ВЧК л/б. В нее включили представителей отдела ЦК по работе в деревне, женотдела ЦК, комсомола, ВЦСПС, политуправления Красной армии.

Председателем ВЧК л/б назначили Иону Пантелеймоновича Брихничева. Он, как и Сталин, учился в Тифлисской духовной семинарии. Стал священником и поборником христианского социализма. Его лишили сана. Брихничев попал в тюрьму. После революции присоединился к большевикам и к «воинствующим безбожникам».

На совещании в Наркомате просвещения председатель сделал громкое заявление: он считает необходимым ликвидировать неграмотность в стране всего за полгода. Крупская резонно возразила, что срок нереальный. Вопрос перекочевал на рассмотрение Ленина. Он скептически поинтересовался у Брихничева:

– А если ликвидация неграмотности не будет завершена и за десять лет? Вас что же, тогда повесить?

Когда Ленин позировал художнику Юрию Анненкову, то поделился с ним:

– Наш лозунг «Ликвидировать безграмотность» – лишь для того, чтобы каждый крестьянин, каждый рабочий мог самостоятельно, без чужой помощи читать наши декреты, воззвания. Цель – вполне практическая. Только и всего.

Председателем Московской губернской чрезвычайной комиссии по ликвидации безграмотности утвердили Дору Юльевну Элькину, которая работала у Крупской во внешкольном отделе наркомата.

Приказ Реввоенсовета Республики от 4 сентября 1919 года обязал учить грамоте всех красноармейцев. Крупская участвовала в этой работе самым деятельным образом. Занималась выпуском букварей и другой учебной литературы. В 1919 году Элькину отправили на Южный фронт учить грамоте красноармейцев. Первая же фраза из детского букваря – «Маша ела кашу» вызвала смех:

– И каша была, и Маша была, а у нас ни каши, ни Маши!

Пришлось сменить учебный материал. Дора Элькина подготовила первый букварь для взрослых.

С 1920 года ВЧК л/б издавала журнал «Долой неграмотность». В Москве открылись курсы – 300 человек учили работать с неграмотными.

В октябре 1925 года проводили первое Всесоюзное совещание по самообразованию. Крупская, выступая, говорила о неграмотных в деревне. Она считала необходимым дать возможность взрослым учиться в вечерних воскресных школах и на курсах. Поддержала систему заочных школ для взрослых со своей программой, учебниками и педагогами-рецензентами. Но не было денег для их создания. Ее заместитель убедил ввести плату за обучение. Брали два с полтиной рубля в месяц, а в деревне – рубль. Крупская сама отредактировала учебники. Они рассылались ученикам отдельными выпусками вместе с заданиями, которые им предстояло выполнить. Проверочные задания возвращались педагогу-рецензенту в Бюро заочного образования Главполитпросвета.

Школьный отдел Наркомпроса Крупская называла своей «ударной бригадой», «комсомольской легкой кавалерией». Сотрудники аппарата наркомата пытались напрямую руководить школами. Подбирали для них помещения, издавали буквари и наглядные пособия, обеспечивали тетрадями и карандашами, а также керосиновыми лампами, ламповыми стеклами, фитилями, керосином…

Чрезвычайную комиссию распустили в 1930 году, ее обязанности передали Центральному штабу ликбезпохода. 25 июля появилось постановление ЦК «О всеобщем обязательном начальном обучении». Но об успехах в борьбе с неграмотностью объявить поторопились. По переписи 1939 года почти пятая часть населения оставалась неграмотной, обращает внимание доктор исторических наук Олег Витальевич Будницкий. Грамотность понималась как всего лишь умение читать по слогам и написать свою фамилию. На тысячу человек – всего шесть с высшим образованием и 77 – со средним (семилетка).

Четверть всех бойцов и командиров Красной армии имели меньше шести классов образования. А ведь наступил век техники, и необходимо было учить войска боевым действиям. Пренебрежение высоким уровнем образования самым бедственным образом скажется во время войны, когда войсками командовали необразованные офицеры.

«Управленческие должности заняли малограмотные люди, имевшие опыт Гражданской войны и прошедшие ускоренную подготовку на каких-либо курсах, не имея при этом базового общего образования, как правило, даже среднего, – писал журнал Министерства обороны России «Военная мысль» (2009. № 7). – Так, в 1940 году среди представителей командного состава армии высшее образование было всего лишь у 2,9 процента, среди офицеров запаса у 0,2 процента».

Двадцатого ноября 1918 года Крупскую избрали членом Всероссийского центрального исполнительного комитета (ВЦИК). Иначе говоря, она вошла в состав законодательного органа советской системы. Назвать ВЦИК парламентом язык не повернется.

Большевики разогнали демократически и свободно избранное Учредительное собрание. Страна лишилась парламента, каковым была до революции Государственная дума и каким должно было стать Учредительное собрание. Но как мало людей в ту пору сожалели о разгоне парламента!

Когда большевики взяли власть, это была не революция, а контрреволюция. Октябрь отменил почти все демократические завоевания, которые дал России Февраль. Но демократией и свободой, похоже, никто не дорожил. Страна, напуганная хаосом и анархией, приняла большевиков как сильную и уверенную в себе власть.

Разогнали и другие органы народного самоуправления. Академик медицины Захарий Григорьевич Френкель, бывший депутат Государственной думы от партии кадетов, в 1917 году состоял в городской думе Петрограда.

«20 ноября 1917 года, – вспоминал академик Френкель, – во время заседания, на котором обсуждался вопрос о безработице, зал заполнился матросами и красногвардейцами с ружьями наперевес. Потрясая револьвером, командовавший отрядом матрос заявил, что действует по предписанию Военно-революционного комитета, который приказывает немедленно прекратить заседание и очистить помещение Думы. Председателю не оставалось ничего, как предложить гласным разойтись.

Многие из гласных отказались подчиниться декрету о роспуске городской думы и некоторое время проводили нелегальные заседания, однако в силу разворачивающихся в столице и в стране в целом событий с каждым днем являлось всё меньше и меньше гласных. 10 января 1918 года Дума прекратила свое существование. Одновременно большевики угрозой оружия приступили к разгону и всех районных дум».

А что вместо? Съезд Советов. На него выбирали примерно полторы тысячи делегатов. Съезд проходил всего несколько дней, поэтому сколько-нибудь серьезно работать над законами не мог, это был скорее большой митинг. Из числа делегатов выбирали Всероссийский центральный исполнительный комитет. Но и Исполком не стал парламентом.

В Конституцию РСФСР в ноябре 1918 года внесли поправку, в соответствии с которой ВЦИК перестал работать на постоянной основе и собирался раз в два месяца. Функции самого Центрального исполнительного комитета перешли к его президиуму.

Съезды Советов по конституции должны были собираться дважды в год. В 1918 году было два съезда, а в 1919 и 1920 годах уже только по одному.

Юлий Мартов, один из вождей меньшевиков, возмущался нарушением Конституции:

– Не созывался ни разу съезд, не созывался и ЦИК. Почти ни один декрет не обсуждался и не голосовался в ЦИК. От его имени выступает президиум. Декреты выходят от имени Совета народных комиссаров или экстренно созванных органов власти, не предусмотренных Конституцией. Совет народных комиссаров перестал быть учреждением подотчетным и регулярно контролируемым, каким он является согласно советской Конституции. Перемещение народных комиссаров и назначение новых совершается помимо ЦИК. Точно такое же перерождение органов власти совершается повсюду на местах.

Юлий Мартов говорил о важности свободы печати, союзов и собраний, неприкосновенности личности. Его слова остались гласом вопиющего в пустыне. Да и какое значение имели решения Советов, если даже нарком просвещения Луначарский, один из немногих просвещенных лидеров большевиков, констатировал:

– Законы Конституции не распространяются на ЦК.

Бесстрашная эсерка Мина Львовна Свирская рассказывала, как после похорон вождя анархистов князя Петра Алексеевича Кропоткина в феврале 1921 года поехала в Плехановский институт, где должен был выступать Луначарский. Аудитория была переполнена. Многие желали выступить. Луначарский как член правительства и ВЦИК дал честное слово, что все могут говорить свободно и никто не пострадает. Но сразу же после собрания двое ораторов-эсеров были арестованы. Возмущенная Свирская в час ночи дозвонилась Луначарскому.

– Будьте спокойны, – заверил ее нарком, – вы не успеете доехать до дома, как они будут освобождены.

Прошло несколько дней, но чекисты никого не отпустили. Упорная Свирская пришла к Луначарскому в Кремль. Узнав, что его вмешательство не возымело действия, он весь съежился, как от удара, и пробормотал:

– Что я могу поделать?..

– Только подлецы и негодяи дают безответственно честное слово, – отчеканила Свирская и ушла.

Она вскоре сама угодила за решетку. За свою принципиальность и бескомпромиссность провела в заключении 25 лет.

НЕНУЖНЫЕ ФАКУЛЬТЕТЫ

Наркомат просвещения коренным образом изменил политику в сфере высшего образования. Заместитель Луначарского историк Покровский важнейшей задачей считал унификацию и централизацию управления, что прежде всего означало лишение университетов автономии, которой они пользовались в царские времена.

Сам нарком придерживался иной точки зрения. 9 июля 1918 года Луначарский высказал свою позицию:

– Я хорошо понимаю, что такую тонкую организацию, как университет, нельзя ломать. Нет, это не ломка, а реформа школы.

Но не он определял школьную политику большевиков. В том же 1918 году приказом Покровского закрыли все юридические факультеты. Этот акт вошел в историю…

«В бесправной стране права знать не нужно, – горько констатировал профессор Юрий Готье. – Это новая черта той безумной, превосходящей всякое вероятие глупости и безмозглости, которой отличаются вершители коммунистических судеб бедной России. Картофеля нет и не будет, так как его сгноили, заморозили, спрятали или раскрали…»

Потом ликвидировали и все историко-филологические факультеты. Заодно отменили все ученые степени и звания – свидетельство высокой квалификации ученого – указом Совнаркома от 1 октября 1918 года «О некоторых изменениях в составе и устройстве государственных ученых и высших учебных заведений Российской республики». Произошло резкое падение уровня преподавания.

Двадцатого января 1919 года постановлением коллегии отдела высших учебных заведений Наркомпроса образовали Государственный ученый совет. Председателем стал Михаил Николаевич Покровский. К Государственному ученому совету, то есть к Покровскому, перешло право избирать университетских профессоров. В составе ГУС образовали и научно-педагогическую секцию, ее возглавила Крупская; она же редактировала журнал «На путях к новой школе».

«Не все знают и ценят как следует, что Надежда Константиновна была педагогом-теоретиком задолго до революции, – писал позднее Михаил Покровский, – что в ее лице мы имеем первого педагогического “спеца” нашей партии».

Главное управление профессионально-политехнических школ и высших учебных заведений (Главпрофобр) Наркомата просвещения Луначарский попросил возглавить видного партийного работника и экономиста Евгения Алексеевича Преображенского, недавнего секретаря ЦК.

Университетские преподаватели попытались урезонить новую власть, Преображенский отчитал их в «Правде»: «Когда группа петроградских профессоров подняла протест против закрытия историко-филологических факультетов и, следовательно, рекомендовала нищей стране иметь лишнюю тысячу знатоков греческого, латинского и санскритского языков вместо тысячи нужных агрономов и нескольких тысяч квалифицированных рабочих, то можно ли серьезно говорить с такими людьми?»

Ректор Московского университета известный биолог Михаил Михайлович Новиков, бывший депутат Государственной думы, поинтересовался у Покровского, почему одного за другим арестовывают преподавателей, чего в истории России никогда не происходило.

– Вы как биолог должны знать, сколько крови и грязи бывает при рождении человека. А мы рождаем целый мир, – последовал хладнокровный ответ.

Михаил Новиков отказался от поста ректора МГУ. На коллегии наркомата он презрительно произнес:

– Разрушение высшей школы, которое не удалось Победоносцеву и Кассо, удалось Луначарскому и Покровскому.

Обер-прокурор Святейшего синода Константин Петрович Победоносцев вошел в историю как символ реакции и ненависти к свободомыслию. Правовед профессор Лев Аристидович Кассо стал министром народного просвещения после первой русской революции. Кассо употребил все силы на свертывание автономии университетов, считая их рассадниками политической неблагонадежности. Взялся сам назначать профессоров. Не утвердил будущего академика Владимира Михайловича Бехтерева. Из Московского университета в знак протеста против политики министра ушел выдающийся естествоиспытатель Климент Аркадьевич Тимирязев, а с ним еще сто профессоров и преподавателей. Так что Победоносцев и Кассо для университетской публики были имена презираемые.

Новым ректором университета назначили Дмитрия Петровича Боголепова, приват-доцента юридического факультета, давно присоединившегося к большевикам. Ленин принял его в октябре 1920 года и сформулировал три постулата советской политики в области высшего образования:

– наука только для бедных;

– никакой свободы преподавания;

– повышение материального обеспечения сотрудников, преданных советской власти.

Первого февраля 1922 года Московский университет прекратил занятия. Это была своего рода забастовка профессоров. Они составили петицию в Совнарком: «После разрушения средней школы теперь гибнет и высшая, почти лишенная материальных средств и отрезанная от мировой науки. Провинциальные университеты, десятки лет служившие с честью народу и науке, закрываются или превращаются в средние школы. Огонек науки едва теплится в столичных университетах…

Страна, раньше бедная научными силами, теперь ими обнищала. Московский университет не хочет вводить в обман ни представителей власти, ни учащуюся молодежь, ни народ. Надо решиться на одно из двух: или высшие учебные заведения закрыть, или прямо и решительно покончить с бывшим до сих пор отношением к высшей школе и преподавателям».

Скандал! Делегацию профессоров любезно принял заместитель Ленина Александр Дмитриевич Цюрупа. Утешил. Поскольку он еще недавно был наркомом продовольствия, обещал им академические (то есть высшей категории) пайки. Преображенского заменили. Главпрофобр возглавила Варвара Николаевна Яковлева, выпускница физико-математического факультета. После революции ее назначили членом коллегии Наркомата внутренних дел, но почти сразу перевели в ВСНХ.

В мае 1922 года делегацию профессоров пригласили на заседание Совета народных комиссаров, чтобы найти с ними общий язык. От имени преподавателей речь держал декан физико-математического факультета Московского университета профессор Всеволод Викторович Стратонов. Он закончил описание положения высшей школы словами:

– Мы вам об этом говорим прямо и серьезно.

Его слова разгневали Дзержинского:

– Значит, вы различаете – «мы» и «вы»? Значит, вы противопоставляете себя рабоче-крестьянской власти? Я знаю, что профессура бастовала по указанию из Парижа. У меня на это есть доказательства. Вас нарочно заставили забастовать, чтобы помешать советской власти на Генуэзской конференции…

Профессор Стратонов хладнокровно ответил Дзержинскому, что никаких указаний из Парижа они не получали и уж самому Феликсу Эдмундовичу это должно быть прекрасно известно. И добавил:

– Нарком внутренних дел обрушился на меня за якобы сделанное противопоставление «мы» и «вы». Но иначе я выразиться не мог. Если бы, обращаясь к членам Совнаркома, я бы сказал «мы», можно было бы подумать, будто мы подозреваем членов правительства в желании стать профессорами, тогда как эта карьера едва ли их соблазняет. Или можно было подумать, что мы мечтаем стать членами Совнаркома, тогда как мы слишком скромны, чтобы мечтать о такой карьере…

В зале раздался смех.

Большевики отменили плату за обучение. И разрешили поступать всем желающим – без сдачи экзаменов и без среднего образования. Это записали в декрете «О правилах приема в высшее учебное заведение Российской Социалистической Федеративной Советской Республики». Каждый, кому исполнилось 16 лет, мог стать слушателем любого высшего учебного заведения. Запрещалось требовать от поступающих диплом, аттестат или свидетельство об окончании школы. Это открыло дорогу к высшему образованию рабочей и крестьянской молодежи.

Но классовый подход (и в том числе чистка преподавательского состава от «чуждых элементов») имел оборотную сторону – резкое падение уровня преподавания. Учиться в университетских стенах молодые люди, вовсе не имевшие среднего образования, не могли. В 1920 году Наркомат просвещения открыл рабочие (по существу подготовительные) факультеты, куда брали тех, кто умел хотя бы писать и читать. В течение двух лет они овладевали школьными знаниями, необходимыми для продолжения учебы на одном из факультетов. Но пользу это приносило только в тех случаях, если молодой человек страстно хотел учиться, а не воспользовался удобной возможностью получить редкий тогда и ценимый диплом о высшем образовании.

Принцип равенства при приеме на учебу понемногу разъедался логикой номенклатурной жизни. На заседании политбюро постановили:

«а) Признать необходимым облегчение условий поступления в ВУЗы детей ответственных работников.

б) Поручить комиссии в составе тт. Рудзутака, Бубнова и Луначарского выработку практических материалов».

Крупская всем сердцем поддержала идею выдвиженчества, ускоренную подготовку кадров для промышленности, развитие сети рабфаков. Надежда Константиновна писала: «Массы понимают, что мало отнять у буржуазии ее материальные богатства, нужно отнять у нее то, что составляло до сих пор ее главную силу – монополию знания».

Представителей «нетрудовых слоев» лишили права получать знания. Бывшие помещики, жандармы, служащие суда, прокуратуры и полиции, земские и уездные начальники, купцы, служители культа стали лишенцами. По Конституции 1918 года они не имели избирательных прав и не получали продовольственные карточки, их не принимали в профсоюзы и не брали на государственную службу. А их детям была закрыта дорога в высшие учебные заведения. Ленин в августе 1918 года гордо заявил: «Советская Конституция отбрасывает лицемерие формального равенства прочь». К 1927 году в стране насчитывалось больше двух миллионов лишенцев. Детям их объясняли, что они могут быть восстановлены в правах, если «занимаются общественно полезным трудом».

Молодым людям, которые не могли похвастаться пролетарским происхождением, партийным билетом и службой в Красной армии, получить высшее образование было непросто. Будущий министр здравоохранения академик Борис Васильевич Петровский вспоминал, как ему помогла Крупская.

Отец Петровского, окончив Дерптский университет, стал земским врачом. Сын решил пойти по стопам отца. Юный Борис Петровский приехал в Москву с намерением поступить на медицинский факультет Московского университета. Но социальное происхождение – «из служащих» – уменьшало его шансы. Ему посоветовали обратиться к заместителю наркома просвещения Крупской.

Просители приезжали к Надежде Константиновне со всей страны. Вход в ее приемную был через двор со стороны Телеграфного переулка. Крупская выслушала молодого человека. У нее было усталое и печальное лицо. Расспросила обо всём подробно. Говорила сухо, ни разу не улыбнулась. Сказала, чтобы за ответом он через пять дней обратился в канцелярию ректора университета Андрея Януарьевича Вышинского.

Секретарь ему сказала:

– Завтра вас примет ректор, будьте в приемной ровно без пяти девять.

Приемная была полна. Но ровно в девять Бориса Петровского пропустили в кабинет. Вышинский – среднего роста блондин лет сорока, сухой и строгий, – стоя, не протянув посетителю руки, сказал:

– Ваше заявление принято, можете сдавать экзамены, до свидания.

Андрей Януарьевич не мог отказать Крупской.