Текст книги "Крупская"
Автор книги: Леонид Млечин
Жанр:
Биографии и мемуары
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 30 страниц)
НЕВЕСТА-ЗАОЧНИЦА
Надежда Константиновна Крупская была, говоря современным языком, «заочница», то есть женщина на воле, которой зэки пишут обширные и жалостливые послания. Сидевшие в тюрьмах революционеры просили товарищей подобрать им «невесту», то есть девушку, которой бы разрешались свидания с ними.
Из тюрьмы и Ленин передал через сестру Марию Ильиничну просьбу, чтобы к нему пришла «невеста». «Я не думала, мне надо пойти или кому другому, – вспоминала Надежда Константиновна. – Пошла я, и оказалось, что это было правильно».
Ленин стал называть ее невестой. Обычно заочницам обещают, выйдя на свободу, жениться на них. Но Крупская сама оказалась под судом. В конце декабря 1897 года ей объявили приговор: три года ссылки в Уфимской губернии. А Ленин из Шушенского звал ее к себе. Как же это организовать? Вступить в брак.
Крупская написала, что готова приехать: «Ну что ж, женой так женой». Обратилась к министру внутренних дел с просьбой изменить ей место ссылки. «Мне дали три года Уфимской губернии, – рассказывала Крупская, – я перепросилась в село Шушенское Минусинского уезда, где жил Владимир Ильич, для чего объявилась его невестой».
И Ленин отправил такое же прошение. Ответа ждали долго.
Крупская писала Марии Ильиничне Ульяновой: «Относительно моего отъезда… Ничего я, Маня дорогая, не знаю… Я всё надеялась, что приговор будет объявлен 4-го марта, и тогда бы мы выехали 10-го вечером. Но приговор отложили до 11-го марта… Завтра пойду опять в департамент. Так мне не хочется, чтобы моя поездка откладывалась».
Боялась, что если всё затянется, снег начнет таять и дороги станут непроезжими. Но ответ пришел положительный. Царская власть решила не мешать людям, пусть даже и осужденным, вступить в брак. В середине апреля 1898 года Надежда Константиновна отправилась в дальний путь – в село Шушенское к жениху. 7 мая 1898 года добралась до места, которое станет историческим. Ленин в тот день ушел на охоту. Цель ссылки состояла лишь в изоляции осужденного. Иных ограничений не предполагалось. Владимиру Ильичу не запрещали владеть оружием, так что он увлекся охотой.
Но выяснилось, что регистрация брака – непременное условие, при котором Крупской разрешат остаться в Шушенском. 10 мая 1898 года возмущенный Ленин писал матери: «Надежде Константиновне, как ты знаешь, поставили трагикомическое условие: если не вступит немедленно (sic) в брак, то назад в Уфу. Я вовсе не расположен допускать сие, и потому мы уже начинаем “хлопоты” (главным образом прошения о выдаче документов, без которых нельзя венчать), чтобы успеть обвенчаться до поста…»
Десятого июля 1898 года Владимир Ильич и Надежда Константиновна обвенчались. Обручальные кольца для венчания им выковал из медного пятака ссыльный финн Оскар Александрович Энгберг, который когда-то был учеником ювелира. Но колец они не носили. «Пришлось венчаться, проделать эту комедию», – рассказывала Крупская. Зато теперь она стала получать положенное ссыльным казенное пособие.
Они, верно, намеревались заключить что-то вроде фиктивного брака, дабы облегчить себе жизнь, а соединились навсегда. Административно-ссыльная Крупская приехала к Ленину с матерью, Елизаветой Васильевной, набожной женщиной, воспитанницей Института благородных девиц. Надежда Константиновна с матерью никогда не расставалась. Теща зятю попалась золотая. Она-то и наладила молодым быт.
Не будь тещи, не видать Ленину домашнего уюта. Умение вести хозяйство не входило в число достоинств Надежды Константиновны…
«Летом некого было найти в помощь по хозяйству, – вспоминала Крупская. – Случалось, я опрокидывала ухватом суп с клецками, которые рассыпались по исподу. Потом привыкла. В октябре появилась помощница, тринадцатилетняя Паша, худущая, с острыми локтями, прибравшая к рукам всё хозяйство».
После смерти Ленина в Москве открыли посвященный ему музей. «Надежда Константиновна просматривала экспозиции залов, давала ценные советы, указания, рекомендации, – вспоминала Антонина Андреевна Федорова, лектор Центрального музея Ленина. – Будучи уже больной, она ходила с нами по залам музея, слушала наши объяснения экскурсантам, а затем обсуждала вместе с нами, что особенно важно не упустить при раскрытии образа Ленина, чего следует избегать». Экскурсоводы этого не понимали, а Надежда Константиновна отстаивала свое право на память о муже, внутренне протестуя против догматической сталинской историографии.
В одном из залов музея экспонировалось пальто Владимира Ильича (очень небольшое по размеру, посетители поражались, каким же невысоким был вождь мирового пролетариата). Кто-то из лекторов удивился:
– Надежда Константиновна, а почему же на пальто разные пуговицы, кто же их пришил?
Крупская рассмеялась:
– Ну, если разные, то это, наверное, я пришила.
Брак Ленина и Крупской не назовешь ранним. Обоим было под тридцать. Нет оснований сомневаться, что Владимир Ильич стал для Надежды Константиновны первым мужчиной.
Девушкой Крупская была вполне симпатичной. По словам ее подруг, «у Нади была белая, тонкая кожа, а румянец, разливавшийся от щек на уши, на подбородок, на лоб, был нежно-розовый. Дома она не закалывала волосы в прическу, и ее длинная пышная коса спускалась ниже пояса. Глаза Крупской были серовато-зеленоватые, она сама говорила, что цвет глаз и волос у нее “петербургский”… Но у нее не было ни тщеславия, ни самолюбия. В ее девичьей жизни не нашлось места для любовной игры».
В юности она вращалась в кругу радикально настроенных молодых людей, снабжавших ее нелегальной литературой. Они вместе читали труды Карла Маркса, другие запрещенные сочинения, жарко спорили. Дальше разговоров дело не шло. В те времена добрачные интимные отношения у женщин решительно осуждались.
О мужском опыте Владимира Ильича известно мало, хотя молодому мужчине из дворянской семьи определенные развлечения и шалости вполне дозволялись. Был бы интерес…
Биограф Ленина, эмигрант, рассказывал такую историю: «Некая дама приехала в Женеву со специальной целью познакомиться с Лениным. У нее от Александры Михайловны Калмыковой (та давала деньги на издание “Искры”) было письмо к Ленину. Она была уверена, что будет им принята с должным вниманием и почтением.
После свидания дама жаловалась всем, что Ленин принял ее с “невероятной грубостью”, почти “выгнал” ее. Когда Ленину передали о ее сетованиях, он пришел в величайшее раздражение:
– Эта дура сидела у меня два часа, отняла меня от работы, своими расспросами и разговорами довела до головной боли. И она еще жалуется! Неужели она думала, что я за ней буду ухаживать? Ухажерством я занимался, когда был гимназистом, но на это теперь нет ни времени, ни охоты».
Да было ли это ухажерство и в гимназические годы? Интересовался ли молодой Ульянов девушками, влюблялся ли? Был ли способен к страсти, к нежности?
После его смерти Надежда Константиновна не без некоторой обиды писала: «Владимира Ильича изображают каким-то аскетом, добродетельным филистером-семьянином. Как-то искажается его образ. Не такой он был. Он был человеком, которому ничто человеческое не чуждо. Любил он жизнь во всей многогранности, жадно впитывал ее в себя».
Крупская не без удовольствия рассказывала, как они познакомились, как Владимир Ильич был ласков, внимателен и даже галантен. Он и романс мог пропеть: «Я вас люблю, люблю безмерно…»
Но, похоже, в жизни революционера Ленина женщины играли незначительную роль. Молодожены сняли новую квартиру, но спали в разных комнатах. Необычно для только что вступивших в брак молодых людей. Не рассматривали ли они первоначально свой союз как чисто деловой, как создание революционной ячейки в борьбе против самодержавия? Но Крупская эту версию отвергала.
«Мы ведь молодожены были, – вспоминала Надежда Константиновна. – Крепко любили друг друга. Первое время для нас ничего не существовало. То, что не пишу об этом в воспоминаниях, вовсе не значит, что не было в нашей жизни ни поэзии, ни молодой страсти». Но она же и заметила: «Никогда не мог бы он полюбить женщину, с которой бы он расходился во взглядах, которая не была бы товарищем по работе».
Владимир Ильич как человек просвещенный смотрел на брак иными глазами, чем большинство мужчин его времени. Не только в России, но и в других европейских странах в ту пору женщина была совершенно несамостоятельна и почти что бесправна в браке.
Даже имущество женщины принадлежало ее мужу. Традиция эта была настолько важна, что когда в 1868 году в передовой Англии размышляли, не наделить ли замужнюю женщину правом чем-то владеть, лондонская газета «Таймс» решительно возразила: это разрушит брак как таковой, потому что брак основан на том, что «у одного есть власть, а другая ему подчиняется». Если жена станет финансово независимой, она «практически освободится из-под мужниного контроля, пойдет туда, куда ей хочется, и станет делать то, что ей нравится».
Женщинам не считали нужным давать образование. Не брали на работу, кроме как служанкой или гувернанткой. И это для того, чтобы оставить за мужчиной роль кормильца семьи, а за женщиной – зависимого, подчиненного существа. Феминистки утверждали, что мужчины используют экономическую власть, дабы покупать женщину и заставлять ее обслуживать их на кухне и в постели. Психологи уверяли, что зависимость – потаенная мечта женщины. Дескать, женщины генетически устроены так, чтобы искать мужчину, который обеспечит ее жизнь и жизнь потомства.
Марксисты же выступали за равноправие полов. Ленин доказывал это своим примером. Он рассматривал брак с Надеждой Константиновной как союз равноправных партнеров.
Теще понравилось, что зять попался непьющий и даже некурящий. Но Владимир Ильич в личном общении был не прост. Природа наделила его фантастической целеустремленностью и железной волей, но хрупкой нервной системой, отмечают историки. От нервных срывов сыпь выступала по телу. Он был очень вспыльчивым, раздражительным, легко впадал в ярость. Быстро уставал и нуждался в отдыхе.
«Все, кто знал Владимира Ильича, – рассказывал его брат Дмитрий, – помнят, как менялось у него настроение. То веселый, смеющийся заразительно, как ребенок, увлекающий собеседника быстрым бегом своей мысли, хохочущий без конца, до слез. То мрачно сдержанный, строгий, ушедший в себя, сосредоточенный, властный, бросающий короткие, резкие фразы, углубленный в разрешение какой-то трудной, важной задачи».
Ленин умел приятно улыбаться и располагал к себе собеседников, вспоминали русские эмигранты, но от его заливистого смеха становилось не по себе.
«У Ленина глаза были карие, в них всегда скользила мысль, – вспоминала революционерка Александра Михайловна Коллонтай. – Часто играл лукаво-насмешливый огонек. Казалось, что он читает твою мысль, что от него ничего не скроешь. Но “ласковыми” глаза Ленина я не видела, даже когда он смеялся».
Он мучился бессонницей, его одолевали головные боли. Утро у него всегда было плохим. Бросалась в глаза его маниакальная забота о чистоте, ботинки он начищал до блеска, не выносил грязи и пятен.
В Шушенском они прожили год и восемь месяцев. Здесь лето жаркое, а зима холодная – до минус сорока градусов. Ленин устроил себе каток и катался на коньках. Крупская писала о муже: «Я помогала ему в работе чем и как могла». Она была первым слушателем и читателем всего им написанного. Помогла перевести с английского языка книгу Сиднея и Беатрисы Вебб «Теория и практика английского тред-юнионизма». Вдвоем всего за две недели они перевели с немецкого книгу видного социал-демократа Карла Каутского «Бернштейн и социал-демократическая программа. Антикритика». Своим четким почерком Надежда Константиновна переписывала и рассылала то, что опубликовать было невозможно.
Крупская сообщала из Шушенского свекрови: «Английским языком занимаюсь, читаю, письма пишу, в Володину работу суюсь, гулять хожу, пуговицы пришиваю… Живем мы теперь совсем хозяйственно: обложились навозом, окна вставили, удивительную фортку устроили, сад около дома насадили и забором его огородили».
В Шушенском в 1899 году она и сама написала брошюру «Женщина-работница» – о положении трудящихся женщин в России. Она знала, как им помочь: «Только полная победа рабочих, стремящихся к замене теперешнего строя социалистическим, окончательно освободит женщину». Брошюру отпечатали в 1901 году в Мюнхене без указания имени настоящего автора (на обложке напечатано «автор – Н. Саблина», этой фамилией Крупская иногда пользовалась – в юности она бывала в дачном месте Саблино под Петербургом) и тайно доставляли в Россию.
Здесь брошюру переиздали в нелегальной типографии. Экземпляры попали в полицию. Петербургский комитет по делам печати обнаружил в брошюре признаки преступления, предусмотренного статьей 128 уголовного кодекса: «Оказание дерзостного неуважения верховной власти или порицание установленного основными государственными законами образа правления».
Возбудили уголовное дело против неустановленного автора. Но прекратили по амнистии в связи с 300-летием дома Романовых. Преступную брошюру уничтожили «посредством разрывания на мелкие части».
В первую программу Российской социал-демократической рабочей партии (1903 год) записали важные для революционерок требования: освобождение женщин от работы до и после родов, создание яслей на предприятиях для грудных детей, введение перерывов для кормящих матерей, запрет на работу детей до шестнадцати лет, обязательное образование всех детей обоего пола, снабжение неимущих детей пищей, одеждой и учебниками за счет государства.
Двадцать девятого января 1900 года срок ссылки Ленина истек. Через Минусинск они с Надеждой Константиновной добрались до Ачинска, где сели на поезд и доехали до Уфы. Там Крупской осталось отбывать еще год – под гласным надзором полиции. Она вела занятия в рабочих кружках. Давала частные уроки, чтобы заработать на жизнь. Поселилась в доме 78 на углу улиц Тюремной и Жандармской. Этот адрес был поводом для шуток.
Десятого марта 1900 года потомственный дворянин Владимир Ильич Ульянов обратился с прошением к директору Департамента полиции: «Окончив в настоящем году срок гласного надзора, я вынужден был избрать себе для жительства из немногих разрешенных мне городов город Псков, ибо только там я нашел возможным продолжить свой стаж, числясь в сословии присяжных поверенных. В других городах я бы не имел никакой возможности приписаться к какому-либо присяжному поверенному и быть принятым в сословие местным окружным судом, а это равнялось бы для меня потере всякой надежды на адвокатскую карьеру.
Будучи вынужденным поселиться в городе Пскове, я позволяю себе повторить ходатайство моей жены и моей тещи о разрешении моей жене, Надежде Константиновне Ульяновой (урожденной Крупской), отбывать оставшуюся еще ей треть назначенного ей срока гласного надзора не в Уфимской губернии, а в городе Пскове».
Ленин ссылался и на то, что в Уфе его жена не может найти себе работу – преподавательскую: «Следовательно, мне придется содержать ее из своего заработка, а я могу рассчитывать теперь на самый скудный заработок (да и то не сразу, а через некоторое время) вследствие почти полной потери мною всех прежних связей и трудности начать самостоятельную юридическую практику… Необходимость содержать в другом городе жену и тещу ставит меня в безвыходное положение и заставляет заключать неоплатные долги. Наконец, я в течение уже многих лет страдаю катаром кишок, который еще усилился вследствие жизни в Сибири, и теперь я крайне нуждаюсь в правильной семейной жизни.
На основании изложенного я имею честь покорнейше просить разрешить моей жене, Надежде Ульяновой, отбывать оставшийся ей срок гласного надзора не в Уфимской губернии, а вместе с мужем в городе Пскове».
Департамент полиции ответил отказом. Жизнь в Пскове, откуда недалеко до обеих столиц, трудно было рассматривать как ссылку. Но Ленину и в Пскове одному было неинтересно. Он поехал в Санкт-Петербург, хотя въезд в столицу ему запретили.
«На другой день утром, – вспоминал его брат, – когда Владимир Ильич вышел из квартиры, где ночевал, его внезапно схватили. Как он рассказывал, “один за правую руку, другой – за левую, да так взяли, что не двинешься”. Отвели в градоначальство – и в камеру. Сидеть было очень скверно. “Инсекты не дают покоя ни днем, ни ночью, – рассказывал Владимир Ильич, – и вообще грязь невозможная, а кроме того, ночью шум. Ругань; как раз около камеры усаживаются каждую ночь в карты играть городовые, шпики”».
Ленина продержали за решеткой десять дней, с 21 по 31 мая 1900 года. Полицейский забрал у него заграничный паспорт. Но Ленин строгим голосом пригрозил, что станет жаловаться, и тот паспорт вернул. Святые времена…
Владимир Ильич собрался за границу. В середине июня заехал к жене попрощаться. Они провели вместе две недели. Когда Ленин уехал, они стали переписываться, используя тайнопись, которую Крупская вполне освоила.
«Я помогал Надежде Константиновне посылать Ленину нелегальные письма, – вспоминал один рабочий-переплетчик. – Делалось это так: Крупская писала письма тушью на плотной бумаге, я устраивал у книг двойные переплеты, вкладывая туда плотную бумагу, замазывал клейстером и посылал Ленину. Он об этом был предупрежден – опускал переплеты в горячую воду, клейстер растворялся, тушь не смывалась. Он мог прочесть письма».
Не знавшая, что такое безделье, Надежда Константиновна занялась изучением одновременно французского, немецкого и польского языков. Писала статьи на педагогические темы: «Тип хорошего учителя», «Общественная сторона педагогических вопросов», «Школа и жизнь».
Она скучала без мужа, считала дни до отъезда. Писала младшей сестре Ленина Марии Ильиничне: «Я о весне мечтаю, нет-нет и возвращаюсь к мысли: полтора месяца, а там… там я вовсе поглупею от радости, особенно когда допутешествую до Володи».
Одиннадцатого марта 1901 года истек срок ее ссылки. На следующий день она получила паспорт для заграничной поездки. 13 марта они с Елизаветой Васильевной отправились в далекое путешествие через Москву и Петербург. Надежда Константиновна не мыслила себе жизни без мужа.
ДЕДУШКА С БИОГРАФИЕЙ
Сегодня многие не сомневаются в том, что Ленин совершил Октябрьскую революцию, вверг страну в хаос и разруху, потому что ненавидел Россию. Говорят, что в нем было слишком мало русской крови, потому ему не хватало патриотизма.
Сам Владимир Ильич на редкость мало рассказывал о своей семье. В 1922 году, отвечая на вопросы анкеты, написал: «…отец – директор народных училищ», а о деде с отцовской стороны ответил совсем коротко: «Не знаю». Надежде Константиновне он рассказывал так же мало. Да она и не проявляла особого интереса к его предкам.
Уже после его смерти поклонники Владимира Ильича принялись восстанавливать его генеалогическое древо. Сюрпризом оказались архивные документы относительно его деда с материнской стороны.
Десятого июля 1820 года Израиль Бланк (родившийся в Житомире) принял православие в Сампсониевской церкви столицы. Восприемниками стали: действительный статский советник граф Александр Иванович Апраксин и жена действительного статского советника сенатора Дмитрия Осиповича Баранова Варвара Александровна (все документы приведены в книге Михаила Гиршевича Штейна «Ульяновы и Ленины. Тайны родословной и псевдонима». Санкт-Петербург, 1997). Переход в православие в Российской империи был важным событием, представители высшей знати считали для себя почетной обязанностью стать крестными родителями.
Израиль Бланк получил новое имя и отчество – Александр Дмитриевич, поступил в Медико-хирургическую академию на казенный кошт. Дипломированный доктор служил в столице полицейским врачом, затем в Морском ведомстве и, наконец, переехал в Пермь инспектором врачебной управы. Получил чин надворного советника, что давало право на потомственное дворянство. Перед выходом на пенсию приобрел имение – деревню Янасалы (Кокушкино) в Казанской губернии и был внесен в 3-ю часть губернской дворянской родословной книги.
В 1829 году Александр Бланк женился на Анне Иоганновне (Ивановне) Гроссшопф. Ее отец, немец, переехал в Россию в конце XVIII века и занимался экспортом хлеба. Ее мать – Анна Беата (Анна Карловна) Эстедт, предки которой прибыли из Швеции.
У четы Бланк появились на свет сын Дмитрий, затем пять дочерей. Четвертой (22 февраля 1835) родилась Мария, будущая мать Ленина. Александр Бланк увидел рождение внука – будущего вождя мировой революции. И в том же, 1870 году, скончался на семьдесят первом году жизни.
Четырнадцатого ноября 1924 года секретариат ЦК одобрил предложение Комиссии по истории Октябрьской революции и РКП(б) (Истпарт): поручить «т. Елизаровой исследование истории семьи Ульяновых».
Сестра Владимира Ильича Анна Ильинична Елизарова-Ульянова отнеслась к делу серьезно. Среди прочего изучила документы о деде-еврее, отправила их в только что созданный Институт Ленина. 28 декабря 1932 года Анна Ильинична обратилась к Сталину: «Исследование о происхождении деда показало, что он происходит из бедной еврейской семьи, был, как говорится в документе о его крещении, сыном житомирского мещанина Бланка… Очень жалею, что факт нашего происхождения не был известен при жизни Владимира Ильича.
Вряд ли правильно скрывать от масс этот факт, который вследствие уважения, которым пользуется среди них Владимир Ильич, может сослужить большую службу в борьбе с антисемитизмом, а повредить ничему не может. У нас ведь не может быть никакой причины скрывать этот факт, а он является лишним подтверждением данных об исключительных способностях семитического племени, что разделялось всегда Ильичом, и о выгоде для потомства смешения племен… Ильич высоко ставил всегда евреев».
В разговоре с Максимом Горьким Ленин, не подозревавший о малой толике еврейской крови, бежавшей в его жилах, заметил: «Умников мало у нас. Мы – народ по преимуществу талантливый, но ленивого ума. Русский умник почти всегда еврей или человек с примесью еврейской крови».
В этих словах в наше время находят нарочитое пренебрежение русским народом и ставят это Ленину в вину. Но надо знать ленинскую манеру выражаться – резкую и безжалостно-язвительную даже в отношении близких и соратников. Он легко обижал и отдельных людей, и целые партии, сословия и народы.
К тому же Владимир Ильич понимал патриотизм в том смысле, который сформулировал университетский профессор Максим Максимович Ковалевский, депутат Первой Государственной думы: «Он относился к нашим слабостям и недостаткам с той горячностью, с тем необузданным желанием вырвать их с корнем, какого не вызывали в нем общественные недуги и недостатки других стран и народов».
В 1931 году текст горьковского очерка о Ленине был переделан, и резкая фраза исчезла. Не по инициативе сестер или вдовы. Как раз в то время Наркомат просвещения готовил инструктивно-методическое письмо об интернациональном воспитании в школе. Тезисы принесли заместителю наркома Крупской. Она их одобрила:
– Владимир Ильич всей душой ненавидел великодержавный шовинизм. А ведь есть еще среди учителей немало национально ограниченных людей, шовинистов и антисемитов. Вот с ними и надо вести решительную борьбу…
Сестре Ленина Сталин ответил: «Молчать абсолютно». Хотя еще недавно говорил на партийном съезде:
– Если такая сила, как великорусский шовинизм, расцветет пышным цветом и пойдет гулять, никакого доверия со стороны угнетенных народов не будет, никакого сотрудничества в едином союзе мы не построим и никакого Союза Республик у нас не будет.
В 1929 году установили строго соблюдавшееся правило: «Никакие работы по биографии Ленина не могут выходить без ведома и согласия Института Ленина». Документы о происхождении Александра Бланка из архивов изъяли и передали на секретное хранение в ЦК партии.
В начале 1934 года Анна Ульянова-Елизарова, не понимавшая, что происходит, вновь обратилась к Сталину: «Я не знаю, какие могут быть у нас, коммунистов, мотивы для замолчания этого факта». Генеральный секретарь не снизошел до объяснений с сестрой покойного вождя. В следующем году Анна Ильинична умерла.
Сталин не желал делиться Лениным ни с его сестрами, ни с вдовой. В августе 1934 года ему отправили на юг, где он отдыхал, редакционную статью, написанную для центрального партийного журнала «Большевик». Вождя текст не устроил. Он считал, что без него не справятся: «Вопрос о статье с изображением роли Ленина в развитии марксистской мысли отложить до моего приезда».
Но исторические изыскания продолжались. Вместо дедушки-еврея появилась бабушка-калмычка – стараниями неутомимой писательницы Мариэтты Сергеевны Шагинян, написавшей роман о Ленине. Она решила, опираясь на одно не очень достоверное исследование, что бабушка Ленина по отцовской линии, Анна Алексеевна Смирнова, вышедшая замуж за Николая Васильевича Ульянова, – калмычка. В скуластом лице Ленина многие находили татарские черты.
Сталин остался крайне недоволен этой книгой. 5 августа 1938 года появилось разгромное постановление политбюро ЦК: «Первая книга романа Мариэтты Шагинян о жизни семьи Ульяновых, а также о детстве и юности Ленина является политически вредным, идеологически враждебным произведением».
Вину за эту «грубую политическую ошибку» возложили на вдову Ленина, причем самым оскорбительным образом.
«Считать поведение Крупской, – диктовал Сталин, – тем более недопустимым и бестактным, что товарищ Крупская сделала это без ведома и согласия ЦК ВКП(б), за спиной ЦК ВКП(б), превращая тем самым общепартийное дело составления произведений о Ленине – в частное и семейное дело и выступая в роли монопольного истолкователя обстоятельств общественной и личной жизни и работы Ленина и его семьи, на что ЦК никому и никогда никаких прав не давал».
Почему роман Мариэтты Шагинян вызвал такое неприятие у Сталина? Ответ можно найти в постановлении президиума Союза советских писателей, которому поручили разобраться с автором: «Шагинян дает искаженное представление о национальном лице Ленина, величайшего пролетарского революционера, гения человечества, выдвинутого русским народом и являющегося его национальной гордостью».
Иначе говоря, вождь России может быть только стопроцентным русским. Говорить о том, что у Ленина нашлись нерусские предки, категорически запрещалось. Сталинское постановление о Шагинян отменили только 11 октября 1956 года, после XX съезда. Тогда новый состав президиума ЦК решил: «Предоставить право издательствам самостоятельно решать вопрос об издании научных работ и художественных произведений о В. И. Ленине… Воспоминания о В. И. Ленине в виде книг и брошюр, выпуск научных биографий В. И. Ленина издавать с ведома Института марксизма-ленинизма при ЦК КПСС».
Кстати, предположение Мариэтты Сергеевны о родственниках-калмыках не подтвердилось. Отец Владимира Ильича – русский человек. Дедушка вождя, Николай Васильевич Ульянов, был крепостным крестьянином, помещик отпустил его на оброк. Николай Васильевич женился на Анне Алексеевне Смирновой, которая была на 19 лет его моложе.
Так что к родственникам со стороны отца у тех, кто озабочен чистотой крови, претензий нет. Все претензии – к матери Ленина, Марии Александровне Ульяновой. Писатель Владимир Солоухин писал, что не случайно Мария Александровна «натаскивала своих детей на революционную деятельность, на ненависть к Российской империи и – в дальнейшем – на уничтожение ее».
Для Солоухина причина ненависти Марии Александровны к России очевидна: «В том случае, если Анна Ивановна Гроссшопф была шведкой, в матери Ленина по пятьдесят процентов еврейской и шведской крови. Если же Анна Ивановна была шведкой еврейской, то Мария Александровна, получается, чистокровная, стопроцентная еврейка».
В реальности бабушка Ленина, Анна Гроссшопф, имела немецкие и шведские корни. Хотя какое это на самом деле имеет значение?
Сам Владимир Ильич не подозревал о своих нерусских предках. В старой России еще не занимались расовыми изысканиями, не вычисляли процент «чужой» крови. Значение имели религиозные различия. Принявшего православие считали русским человеком.
У Ленина были прогерманские настроения, но скорее не политического свойства. Врачи, инженеры, коммерсанты ценились в основном немецкие – таковы были тогдашние российские традиции. В феврале 1922 года Владимир Ильич писал своему заместителю в правительстве Льву Борисовичу Каменеву: «По-моему, надо не только проповедовать: “учись у немцев, паршивая российская коммунистическая обломовщина!”, но и брать в учителя немцев. Иначе – одни слова».
С одним можно согласиться: мать Владимир Ильич очень любил.
«Находясь в ссылке, – вспоминал один из эмигрантов, – а затем за границей в качестве эмигранта, он писал матери нежные (столь не похожие на него) письма. И в разговоре со мной в Брюсселе, коснувшись своей семьи, он, ко всему и вся относившийся под углом “наплевать”, сразу изменился, заговорив о матери.
Его такое некрасивое и вульгарное лицо стало каким-то одухотворенным, взгляд его неприятных глаз вдруг стал мягким и теплым, каким-то ушедшим глубоко в себя, и он полушепотом сказал мне:
– Мама… знаете, это просто святое.
Этот культ матери наложил на всю семью какой-то тяжелый отпечаток».
Отец Ленина, Илья Николаевич Ульянов, умер 12 января 1886 года. Владимиру тогда не было и шестнадцати лет. Его старший брат Александр родился 31 марта 1866 года в Нижнем Новгороде, где Илья Николаевич преподавал математику. Это потом его перевели директором народных училищ в Симбирск.
В семье Ульяновых все хотели учиться. Александр поступил на естественный факультет Петербургского университета. Старшая дочь, Анна, – на Высшие женские Бестужевские курсы, как и Надежда Крупская.
Александр Ильич Ульянов вместе с другими студентами-социалистами вступил в тайный кружок. Он был сторонником индивидуального террора и участвовал в заговоре с целью убить Александра III. Они собирались сделать это 1 марта 1887 года, когда царь выезжал в Казанский собор. Но заговор провалился. Тех, кто собирался метать бомбы, арестовали прямо на Невском проспекте, остальных взяли дома.
В заговоре, кстати, участвовал Бронислав Пилсудский, брат Юзефа, будущего создателя независимой Польши. Особое присутствие Сената рассмотрело дело 15 апреля 1887 года. Бронислав Пилсудский получил 15 лет каторги. Юзеф Пилсудский в общем ни в чем не был виноват, но его на пять лет отправили в административную ссылку в Сибирь. Этот опыт сказался на отношении первого президента Польши к России.
Пятерых террористов приговорили к смертной казни. В том числе юного Александра Ильича Ульянова. Он отказался просить о помиловании, хотя знал, что это единственная возможность сохранить жизнь. Его повесили в Шлиссельбургской крепости 8 мая 1887 года.