Текст книги "Юрий Андропов. Последняя надежда режима."

Автор книги: Леонид Млечин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 35 страниц)

«ДЕРЖИСЬ ОТ КАГЭБИСТОВ ПОДАЛЬШЕ»

– Держи ты этих кагэбистов в руках и не давай им вмешиваться в свои дела, – такой совет раздраженный Юрий Владимирович Андропов дал своему подчиненному в редкую минуту откровенности.

Именно бравые чекисты довели своего будущего председателя до сердечного приступа. Эту историю рассказал его тезка и бывший сотрудник по отделу соцстран ЦК КПСС Юрий Владимирович Бернов: «Я уже в приемной Андропова почувствовал что-то неладное – в воздухе пахло лекарствами, из кабинета вышли врачи. У Юрия Владимировича был серьезный сердечный приступ, и ему сделали несколько уколов. Я зашел в кабинет Андропова, он лежал на диване и очень плохо выглядел».

Вот тогда-то с трудом отдышавшийся Андропов и дал дельный совет относительно чекистов. В более спокойной ситуации он, вероятно, был бы осторожнее.

Что же произошло? В Москве находился высокий гость из Праги. Провожать его в аэропорту по партийной иерархии выпала честь члену политбюро и секретарю ЦК. Андрею Павловичу Кириленко, которого никто не решился бы назвать обаятельным и симпатичным человеком. Кто-то чего-то не понял – скорее всего, офицер охраны из девятого управления КГБ спутал время вылета спецсамолета. Кириленко решил, что он не поспевает в аэропорт, и «в грубой форме», как вспоминает Юрий Бернов, устроил Андропову разнос за срыв политически важного мероприятия.

Сидя в своем кабинете на Старой площади, несчастный Андропов никак не мог сам выяснить, когда же точно вылетает самолет с правительственного аэродрома, а злой Кириленко то и дело ему перезванивал, повышая градус своих эмоций.

Жизнь кремлевских чиновников явно представляется нам в ложном свете. Это для миллионов советских людей Андропов станет потом высшей властью в стране, ему будут завидовать, перед ним будут трепетать. А для Кириленко он тогда был просто подчиненным. Вот этот разговор с вышестоящим секретарем ЦК и стоил Андропову сердечного приступа.

Можно представить себе, каким хамом и самодуром был низенький, с наполеоновским комплексом Андрей Павлович Кириленко, которому благоволил Брежнев и который упорно добивался места второго человека в стране, пока тяжелые мозговые нарушения не привели к полному распаду личности.

Но каким же испуганным и несчастным человеком, судя по этому эпизоду, был легендарный Юрий Владимирович Андропов, если окрик члена политбюро – по пустяковому делу! – буквально свалил его с ног? И этот человек считается выдающимся реформатором с железной волей? Скорее этот эпизод рисует Юрия Андропова несамостоятельным, зависимым от чужого мнения и очень неуверенным в себе человеком, который избегал конфликтов и органически не мог перечить вышестоящим.

Кириленко будет первым человеком, с которым расстанется Юрий Владимирович Андропов, когда в ноябре 1982 года станет генеральным секретарем ЦК КПСС...

Георгий Шахназаров подметил любопытную деталь – Андропов словно стеснялся своего роста, величины, старался не выпячивать грудь, как это делают уверенные в себе люди. Чуть горбился не столько от природной застенчивости, сколько оттого, что в партийных кругах было принято демонстрировать скромность, это становилось второй натурой.

Чиновный люд на Старой площади передвигался бесшумно, своим поведением и обличьем говоря: чту начальство и готов беззаветно следовать указаниям. Не составлял исключения и Андропов, без чего, вероятно, было бы невозможным его продвижение по ступеням партийной иерархии. Шахназаров описывал, как они с Юрием Владимировичем живо беседовали, пока не зазвонил аппарат прямой связи с Хрущевым. Шахназаров стал свидетелем поразительного перевоплощения. Буквально на глазах живой, яркий, интересный человек преобразился в солдата, ютового выполнить любой приказ командира. В его голосе появились нотки покорности и послушания...

«В Андропове, – писал Георгий Шахназаров. – непо-с I ижимым образом уживались два разных человека – русский интеллигент в нормальном значении этого понятия и чиновник, видящий жизненное предназначение в служении партии. Я подчеркиваю: не делу коммунизма, не отвлеченным понятиям о благе народа, государства, а именно партии...»

Однажды, вскоре после прихода Брежнева к власти, Андропов завел со своим консультантом Шахназаровым откровенный разговор о том, как улучшить государственный механизм.

– Могу говорить совершенно откровенно? – уточнил Георгий Хосроевич.

– Ты меня обижаешь, – сказал Андропов. – Неужто я вас, консультантов, когда-нибудь прижимал? Да вы у нас ораторствуете, как в Гайд-парке. Так что давай говори, что думаешь, если, конечно, не станешь нести антисоветчину.

Шахназаров, обходительный и осторожный человек, завел разговор о том, что система советской власти как таковой не работает, потому что вся власть принадлежит партийному аппарату,

«Юрий Владимирович не перебивал меня, но лицо его постепенно темнело, – писал в своих воспоминаниях Георгий Хосроевич. – Он как-то посуровел, и мне показалось, что в какой-то момент стал тяготиться тем, что вызвал меня на откровенный разговор. Был по природе осторожен, опасался соглядатаев, и не без оснований...»

Андропов сказал, что политическая система нуждается всего лишь в «поправках». Перечислил некоторые:

– Советам больше прав дать, чтобы они действительно хозяйствовали, а не бегали по всякому пустяку в райком или даже в ЦК. Позволить людям избирать себе руководителей. Но трогать государство можно только после того, как мы по-настоящему двинем вперед экономику. Вот когда люди почувствуют, что жизнь становится лучше, тогда можно постепенно и узду ослабить, дать больше воздуха. Но и здесь нужна мера. Вы, интеллигентская братия, любите пошуметь: давай нам демократию, свободу! Но многого не знаете. Знали бы, сами были бы поаккуратней.

– Так нам бы и сказали, чего мы не знаем, – гнул свое Шахназаров. – Это ведь тоже, кстати, элемент демократии: свобода слова, печати...

– Знаю, знаю, – закончил разговор Андропов, – всякому овощу свое время...

По словам Бовина, Юрий Владимирович почти не интересовался искусством: «Ни в театрах, ни в концертах Андропов замечен не был. И джазом, о чем иногда пишут, не увлекался. Никаких языков, кроме русского, не знал;».

«В театр он не ходил, – подтвердил близкий к нему Крючков, – так как считал, что это потеря времени, Зато прочитывал все пьесы, которые шли, «а как, говорит, они ставят, – это я домыслю».

Однажды Шахназаров привел к Андропову главного режиссера популярного Театра на Таганке Юрия Петровича Любимова, у которого постоянно возникали проблемы с идеологическим начальством. Андропов не прочь был познакомиться с режиссером, о котором все говорили. Беседа прошла удачно. Андропов обещал Любимову помочь, даже с кем-то переговорил и сказал Шахназарову:

– Его оставят в покое, если Таганка тоже будет вести себя более сдержанно, не бунтовать народ и не провоцировать власть.

Но у Любимова тут же возникли новые проблемы, и Шахназаров опять привел его к Андропову. На сей раз разговор не получился. Юрий Владимирович, похоже, обиделся на своего сотрудника – зачем его втравливают в такие опасные дела? Тем более что в ЦК не принято было влезать в чужую епархию.

Каких взглядов на самом деле придерживался Юрий Владимирович?

– Знаешь, – сказал тому же Шахназарову Андропов (он по партийной привычке сразу переходил на «ты* с подчиненными), – я стараюсь просматривать «Октябрь», «Знамя», другие журналы, но все же главную пищу для ума нахожу в «Новом мире». Он мне близок.

Это любопытные слова. У власти еще находился Хрущев, который любил Твардовского, поэтому «Новый мир» не воспринимался как диссидентское издание. Тем не менее в других аудиториях Андропов декларировал иные взгляды и симпатии.

По словам его помощника Виктора Васильевича Шарапова, Андропов считал знаменитую речь Хрущева на XX съезде поспешной и вредной. Выходит, возражал против развенчания сталинских преступлений и демократизации общества?

Вот еше характерная деталь,

Хрущев в августе 1963 года побывал в Югославии. Увидел своими глазами, что страна быстро развивается, особенно в аграрной сфере. Хрущеву, несмотря на недавние идеологические разногласия, многое в югославской модели понравилось. Никита Сергеевич дал указание изучать югославский опыт. Но Андропов не спешил выполнять указание первого секретаря, сам он к Югославии относился скептически.

По словам Крючкова, «Андропов, пожалуй, первым заметил опасность политики национального коммунизма. Он придал серьезное значение порочной позиции руководства югославских коммунистов и предупреждал о тех негативных последствиях, к которым придет коммунистическое движение, в случае если югославские взгляды получат распространение и начнут утверждаться в отдельных коммунистических партиях».

Вообще, если почитать воспоминания Крючкова, то Андропов рисуется абсолютным ретроградом. Возможно, Крючков хотел его таким видеть. Хотя в определенном смысле Юрий Владимирович был крайне ортодоксальным человеком. Одному из своих врачей, Ивану Сергеевичу Клемашеву, наставительно сказал:

– Иван Сергеевич, держитесь Ленина – и будете твердо ходить по земле.

Шахназаров обратил внимание на то, что помощников Андропов все же подбирал себе из числа партийных чиновников, с ними потом перешел в КГБ. С интеллектуалами Юрий Владимирович любил поговорить, хотел знать настроения в этой среде, подпитывался их знаниями, пользовался их оригинальными идеями, но держал на расстоянии – как буржуазных спецов, а в работе предпочитал партократов, рассчитывая на их собачью преданность. Ни одному из своих консультантов по отделу ЦК он не предложил перейти на Лубянку. Взял с собой – и в дальнейшем выдвигал на крупные посты – только тех, кто выполнит приказ, не размышляя над его целесообразностью.

С кем же Юрий Владимирович был искренен? Со своими консультантами-интеллектуалами или же с партийно-комсомольскими помощниками? Скорее всего, Андропов в разных ситуациях вел себя по-разному, прогрессистам позволял думать, что они единомышленники, догматикам демонстрировал непреклонность...

В центральном аппарате Андропов научился лавировать и стал еще более осторожным, чем прежде.

Юрий Бернов вспоминал, что в Югославию Хрущев взял с собой Андропова, первого секретаря Московского горкома Николая Григорьевича Егорычева и Ленинградского – Василия Сергеевича Толстикова. Вечером, когда Хрущев и Тито пошли отдыхать, Александр Ранкович, второй человек в Югославии, пригласил советскую делегацию в ночной бар, где показывали стриптиз. Для советских людей это была немыслимая экзотика. Андропов не пошел, сославшись на усталость. Наверное, он и в самом деле устал, но и in трожен был до крайности, знал, что секретарю ЦК не i целует в ночной бар ходить, да еще и на стриптиз...

–Он был пуританином, – писал Бурлацкий, который, в пишчне от Андропова, остался на стриптиз, – практически не пил. Никто не слышал, чтобы он когда-нибудь сделал комплимент женщине (по крайней мере, на работе). Фильмы с сексуальными сценами он не терпел. Все знали, при нем надо держаться строже и ни в какие разговоры вольного характера пускаться не следует...»

Юрий Владимирович не пил и не курил, не кричал, писал стихи, не упуская случая вставить в них нецензурное словечко, любил музыку, сам хорошо пел, знал много народных и казачьих песен. С коллегами по партийному руководству его сближала любовь к хоккею: он был страстным болельщиком «Динамо». И привычка играть в домино, распространенная среди советского руководства: начиная с Брежнева, на отдыхе все с удовольствием забивали «козла».

Стихотворчество Андропова не выходит за рамки любительского, но одно стихотворение весьма забавно. Однажды Бовин и Арбатов послали ему письмо с поздравлением но какому-то поводу и высказали легкое опасение насчет того, что власть портит людей. Он ответил стихотворением:

Сбрехнул какой-то лиходей,

Как будто портит власть людей.

О том все умники твердят

С тех пор уж много лет подряд,

Не замечая (вот напасть!),

Что чаще люди портят власть.

ПЕРЕВЕСТИ НА ИНВАЛИДНОСТЬ?

Юрий Владимирович успешно продвигался по международно-идеологической линии. Хрущев поручил ему сделать доклад по случаю очередной ленинской годовщины. Каждый год в день рождения Ленина в Москве устраивалось торжественное собрание и кто-то из руководителей партии произносил большую речь. Это было знаком особою доверия, свидетельством высокого положения в партии и вхождения в большую политику.

22 апреля 1964 года заместитель министра иностранных дел Владимир Семенович Семенов записал в дневнике: «Был на торжественном заседании в день 94-летия Ильича... Доклад Андропова был местами интересный, но очень сложный стилем изложения – непрерывная цепь правильных положений, только изредка иллюстрируемых фактами и примерами. В целом Андропов сейчас растет и, как передают, весьма плодовит именно в идеологической области».

В другой день Семенов пометил: «Андропов, бедняга, часто болеет гипертонией».

После того как убрали Хрущева, в аппарате ЦК прошла реорганизация – избавлялись от структур, им предложенных. 12 мая 1965 года к облегчению Андропова убрали конкурентов – решением президиума ЦК отдел по экономическому сотрудничеству с социалистическими странами упразднили. Заведующего ликвидированным отделом Бориса Мирошниченко перевели в Министерство иностранных дел, он был ректором МГИМО, потом послом в Канаде.

Зато у Андропова в отделе появился сектор внешней торговли и экономических связей с социалистическими странами (семь сотрудников). Заодно он произвел небольшую реорганизацию в отделе. Он распустил редакцию материалов о положении в соцстранах и подотдел информации – Федор Бурлацкий не понравился новому начальству, и его убрали из ЦК. Зато появился отдельный сектор Кубы (четыре сотрудника), группа консультантов из двенадцати человек и сектор общественных, культурных, научных и местных партийных связей с соцстранами (пять сотрудников). Теперь численность отдела составляла сто шестнадцать человек. Андропову полагался один первый зам и трое простых заместителей.

Летом 1967 года Андропов поставит вопрос о создании еще одной группы консультантов – по экономическим вопросам. Секретариат ЦК согласится с его предложением, когда сам Юрий Владимирович уже перейдет в КГБ. Решением секретариата ЦК от 27 июня 1967 года была создана такая группа из трех человек, возглавил ее будущий академик Олег Богомолов.

Но приятные Андропову административные перемены не компенсировали той сложной ситуации, в которую он попал после свержения Хрущева. Ко всему прочему, 17 мая 1964 года на восемьдесят четвертом году жизни умер его покровитель Отто Куусинен. Только после его смерти разрешили вернуться в Финляндию его бывшей жене Айно Куусинен, которая десять лет, как она сама писала, мечтами вырваться из Советской страны, растоптавшей мои человеческие права».

Андропов остался в неприятном одиночестве и не знал, как сложится его судьба, не избавится ли от него новое руководство. Тогда еще расклад сил в президиуме ЦК не определился. Существовали различные центры силы. И мощную группу «комсомольцев», лидером которой был МОЛОДОЙ секретарь ЦК Александр Николаевич Шелепин, он не входил. С новым председателем правительства Алексеем Николаевичем Косыгиным у него были и вовсе плохи отношения. Суслов, который стал главным идеологом и обладал большим весом, Андропову почему-то не симпатизировал.

Академик Александр Николаевич Яковлев рассказывал мне:

– Когда я был послом в Канаде, тринадцать человек иыгнали из страны за шпионаж. Андропов, тогда председатель КГБ, на политбюро потребовал снять меня с работы. И вдруг Суслов, который, кстати, был причастен к моему удалению из ЦК, жестко сказал: «Товарищ Андропов, нисколько я помню, товарища Яковлева послом в Канаду назначал не КГБ». Андропов аж оцепенел. Он боялся Суслова...

После прихода Брежнева в ЦК роль второго секретаря оспаривали Михаил Андреевич Суслов н Андрей Павлович Кириленко. Они оба заняли кабинеты на пятом этаже главною здания ЦК, то есть сидели на одном этаже с Брежневым. Это зримо подчеркивало их аппаратный вес. Первые брежневские годы они сражались за право быть рядом с генеральным и рвали друг у друга полномочия. Леонид Ильич не спешил отдать одному из них пальму первенства. Это порождало дополнительные трудности для аппарата.

Андропов пребывал в растерянности: согласовав вопрос с Сусловым, он должен был решить его и с Кириленко, чтобы избежать неприятностей. Но Андрей Павлович мог дать указание, прямо противоположное сусловскому, и тогда

Андропов и вовсе оказывался в дурацком положении, не зная, чей приказ выполнять.

Валентин Михайлович Фалин, бывший посол в ФРГ и бывший секретарь ЦК по международным делам, пишет: «По интеллекту он резко выделялся против других членов руководства, что, пока Андропов пребывал на вторых-третьих ролях, ему не всегда было во благо. Безапелляционность суждений и наглое поведение коллег его обезоруживало, обижало, побуждало замыкаться в себе. Отсюда весьма сложные отношения у Андропова с другими членами политбюро, когда он сам вошел в его состав, а также с ведущими министрами...»

И когда он стал председателем КГБ, ему все равно приходилось лавировать среди сильных мира сего. Конечно, глава комитета госбезопасности – личная номенклатура генерального секретаря, ни перед кем другим он не отчитывался. Но в решении многих вопросов Андропов зависел от секретарей ЦК. И не мог позволить себе забывать об остальных членах политбюро. Его бы быстро съели.

Труднее всего было находить общий язык с Кириленко и Сусловым, которые не ладили между собой и не очень любили Андропова. Что поддерживал один, валил второй. Когда Суслова не было – уходил в отпуск или болел, секретариат ЦК вел Кириленко и иногда даже отменял решения, одобренные Сусловым. А все основные практические, В том числе кадровые, решения принимались на секретариате ЦК. Это уже потом, вступая в спор с кем-то из коллег, Андропов научился мягко, но с уверенностью в голосе произносить:

– Я тоже не последний человек в государстве...

Поклонники Андропова считают, что их шеф после прихода к власти Брежнева сильно переживал из-за того, что в стране происходит консервативный поворот, отход от решений антисталинского XX съезда. Скорее Андропов переживал из-за того, что его не замечали, нервничал и опасался, что с ним вообще расстанутся. Он старался понравиться Брежневу, но не знал, как этого добиться.

Георгий Арбатов вспоминает, что Андропов очень расстраивался, даже терялся, когда его критиковало начальство. Он боялся начальства. В январе 1965 года на президиуме ЦК обсуждалась советская внешняя политика. Андропову сильно попало за недостаток классового подхода. Особенно резко его критиковали Шелепин и Косыгин, занимавшие во внешней политике жесткие позиции. Андропов попал в опалу. Эти переживания обошлись ему дорого.

Летом 1966 года его положили в Центральную клиническую больницу с диагнозом «гипертоническая болезнь, инфаркт миокарда». Там, на больничной койке, он отметил слое пятидесятилетие. Это было дурное предзнаменование. Отлежавшись, он почувствовал себя хорошо, но изменения в кардиограмме пугали врачей. Медики предложили перевести Андропова на инвалидность. Это означало конец политической карьеры.

Именно тогда к Андропову привели молодого тогда кардиолога – Евгения Ивановича Чазова, который со временем станет академиком и возглавит 4-е главное управление при Министерстве здравоохранения СССР – кремлевскую медицину.

Чазов, известный работами в области диагностики и лечения инфарктов миокарда, пришел к выводу, что ни инфаркта, ни гипертонической болезни у Андропова нет. И оказался прав. Исследования показали, что опасные симптомы – результат тяжелой болезни почек и реакции надпочечников. Чазов правильно подобрал лекарства, и через несколько дней кардиограмма нормализовалась.

Андропов, пролежав несколько месяцев в больнице, вернулся к работе и весной 1967 года считал себя здоровым человеком. Постепенно у него наладились отношения с Брежневым, который оценил его как знающего человека, который незаменим при сочинении различных выступлений. Первые годы на посту генерального секретаря Леониду Ильичу пришлось трудно. Он должен был выработать позицию относительно множества вопросов внутренней и международной жизни. В одиночку это была непосильная работа. Ему понадобились надежные люди. Андропов вошел в их число. Именно Андропову Брежнев доверил ключевой пост в государстве.

Назначение в КГБ было для Андропова сюрпризом, утверждал тогдашний брежневский помощник по международным делам Александр Михайлович Александров-Агентов. После разговора о новой должности Андропов вышел из кабинета Леонида Ильича совершенно ошарашенный.

Александров-Агентов, находившийся в приемной генерального секретаря, спросил:

– Ну что, Юрий Владимирович, поздравить вас? Или как?

– Не знаю, – обреченно ответил он. – Знаю только, что меня еше раз переехало колесо истории.

Юрий Владимирович, похоже, искренне не хотел этого назначения. В те годы перейти из секретарей ЦК в председатели КГБ считалось понижением. Хрущев сознательно понизил уровень ведомства госбезопасности, при нем председатель комитета Владимир Ефимович Семичастный был всего лишь кандидатом в члены ЦК. Андропов в тот момент и не догадывался, что эта должность сделает его одним из самых влиятельных в стране людей и со временем приведет в кресло генерального секретаря.

Бовин и Арбатов послали ему на Лубянку шуточное стихотворение:

Сказал кто «А», сказать тот должен «Б». Простая логика – и вот Вы в КГБ. Логично столь же, если из Чека Все та же логика Вас возвратит в ЦК.

Находчивый Юрий Владимирович ответил им в том же стиле:

Известно: многим Ка Гэ Бэ,

Как говорят, *не по губе».

И я работать в этот дом

Пошел, наверное б, с трудом,

Когда бы не случился впрок

Венгерский горестный урок.

Когда на заседании политбюро Брежнев предложил назначить Андропова председателем КГБ, Юрий Владимирович, еще не смирившийся с новой должностью, промямлил:

– Может быть, не надо этого делать? Я в этих вопросах не разбираюсь, и мне будет очень трудно освоить эту трудную работу.

Разумеется, его слова все пропустили мимо ушей. С основными членами политбюро Брежнев договорился заранее. Фигуры помельче не смели и слова сказать – раз генеральный секретарь решил, значит, так и будет.

По словам его верного помощника Крючкова, Андропов узнал, что станет председателем КГБ, только в тот день, когда ему было сделано такое предложение. Крючков считал, что Брежнев убрал Андропова из аппарата ЦК, дабы сделать приятное Косыгину. У главы правительства и Андронова отношения складывались крайне сложно. У них была какая-то личная несовместимость. Вот типичный случай.

6 февраля 1973 года на заседании политбюро обсуждалась записка секретаря ЦК Кириленко о внешнеэкономической деятельности (см.: Новая и новейшая история. 2004. № 6). Андрей Павлович выражал недовольство тем, что министры и их заместители слишком часто ездят за границу и манкируют основной работой.

Секретарь ЦК по идеологии Петр Нилович Демичев поддержал записку:

– Даже представители заводов и институтов тоже теперь запросто ездят за рубеж, устанавливают собственные связи. Надо этому положить конец, поставить под контроль центра.

Андропов с позиций своего ведомства заметил, что ведомства нарушают порядок обязательного представления отчетов о беседах, которые имели место во время зарубежных поездок.

Косыгин то ли невнимательно слушал дискуссию, то ли Андропов вызывал у него стойкое отторжение, но, во всяком случае, он набросился на Юрия Владимировича за то, что говорил Петр Демичев.

– Это совершенно нормально, – говорил глава правительства, – что предприятия и институты напрямую общаются между собой. С нашего разрешения, разумеется. А все заузить на центр – это мы потонем, да и вообще это абсурд.

«Андропов слушал, слушал, – описывает эту сцену работавший в международном отделе ЦК Анатолий Черняев, – встал и своим комсомольским голоском заявил, что ничего этого он не предлагал, это предлагал «вот он», и показал пальцем на Демичева. Тот вскочил и стал путано доказывать, что он не то имел в виду...»

Вот на таком уровне обсуждались вопросы в политбюро, высшем органе власти. В аппарате главы правительства Андропова считали врагом Косыгина, который сознательно атакует все его идеи и предложения.

«Если Андропов считал себя профаном в экономике и не скрывал это, – вспоминал бывший помощник главы правительства Борис Бацанов, – то не совсем понятно, почему он на заседаниях политбюро вступал в горячие споры с Косыгиным по вопросам готовившейся тогда экономической реформы.

Возможно, он выполнял роль цековского оппонента Косыгину, опираясь при этом на группу ученых-консультантов из аппарата ЦК. Испытывали, так сказать, на прочность косыгинекие позиции».

Конфликт между ними имел явную политическую подоплеку: Андропов говорил помощникам, что предлагаемые Косыгиным темпы реформирования могут привести не просто к опасным последствиям, но и к размыву социально-политического строя. Иначе говоря, Андропов боялся даже косыгинских реформ, более чем умеренных и скромных! Как же после этого всерьез полагать, что Андропов, став в 1982 году генеральным секретарем, собирался реформировать наше общество?

Но Брежнев пересадил Андропова из ЦК в кресло председателя КГБ для того, чтобы сделать приятное не Косыгину, а себе самому. Леонид Ильич очень хорошо разбирался в людях, точно определял, кто ему лично предан, а кто нет. Нелюбовь же Андропова к Косыгину Брежнева больше чем устраивала.

Поскольку Андропов не руководил крупной парторганизацией, он не имел поддержки в стране, своего землячества. Всегда ощущал себя неуверенно. Одиночка в партийном руководстве. Это определяло его слабость. Но для Брежнева в 1967 году это было очевидным плюсом, ему и нужен был на посту председателя КГБ человек без корней и связей, спаянной когорты, стоящей за ним. Андропов был полной противоположностью Семичастному.