Текст книги "Юрий Андропов. Последняя надежда режима."

Автор книги: Леонид Млечин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 28 (всего у книги 35 страниц)

Либеральная ленинградская интеллигенция Романова ненавидела и презирала. Невысокого роста, очень высокомерный, он установил над городом жесткий идеологический контроль. Замечательный артист Аркадий Райкин не выдержал постоянного давления ленинградского начальства и вместе со своим театром вынужден был покинуть родной город и перебраться в Москву. Известный писатель Даниил Гранин уже в перестроечные годы написал иронический роман, в котором низкорослый областной вождь – все узнали в главном герое Романова – от постоянного вранья превращается просто в карлика.

Иногда, впрочем, кажется, что с ним просто сводили счеты. Сладкоголосого певца Сергея Захарова, одного из любимцев прежнего времени, посадили в 1977 году, потому что он жестоко избил человека. Захаров был восходящей звездой советской эстрады, тюрьма сломала ему карьеру. Захаров теперь рассказывает, что стал жертвой ревности со стороны первого секретаря Ленинградского обкома. Романов обожал популярную в те годы певицу Людмилу Сенчину, а тут появился красавчик Захаров. И первый секретарь вроде бы дал указание избавить его от счастливого соперника...

В те годы об этой истории рассказывали иначе. Говорили, что Захарову должны были дать больший срок, но вступился Романов, и он же запретил газетам писать о суде.

Посол Федеративной Республики Германия в Советском Союзе Аидреас Майер-Ландрут вспоминал свою незабываемую встречу с Романовым (см.: Независимая газета. 2000. 7 сентября). Григорий Васильевич прочитал подготовленную ему речь насчет того, что, раз ФРГ ставит у себя ракеты средней дальности, значит, желает развязать мировую войну. А Майер-Ландрут утром по транзисторному приемнику услышал, что в Женеве наконец начались переговоры советской и американской делегаций о ракетах средней дальности. И сказал Романову, что не исключает возможности компромисса в Женеве.

– Нет! Это невозможно, – отрезал Романов. Посол вдруг предложил:

– Господин Романов, давайте пари.

Тот просто опешил от подобной вольности:

– Никакого пари!

Первый секретарь обкома дочитал то, что ему написали о ракетах средней дальности, и перешел к разговору о ситуации в городе. Сказал, что в Ленинграде все есть, и перечислил: есть масло, есть яйца, есть лук. Но тут поправился:

– Нет, кажется, лука нет. Но скоро будет.

Он дочитал заготовленные помощниками бумаги д конца и распорядился:

– А теперь перевод.

Майер-Ландрут, прекрасно говоривший по-русски,сказал:

– Перевода не нужно, я прекрасно вас понял. Романов растерялся:

– А у меня написано: перевод...

С появлением Григория Романова в руководстве партией возник еще один человек, который со временем мог претендовать на первые роли. Хотя бы в силу возраста перед Романовым открывались известные перспективы – помимо Горбачева остальные были минимум на десять лет старше и давно пересекли пенсионный рубеж. Тем более что Романов представлял крупную партийную организацию и был специалистом в промышленной сфере, а не в сельской, как Горбачев.

Именно поэтому Григорий Васильевич не вызывал теплых чувств у товарищей по совместной борьбе за идеалы развитого социализма. Перевод в Москву оказался для Романова роковым. Москвичи встретили его настороженно. Косыгин к тому времени уже ушел в мир иной. Других влиятельных выходцев из Ленинграда в ЦК и в правительстве не было. Романов оказался в полной изоляции – без своей команды и без поддержки. Говорят, что он к тому же злоупотреблял горячительными напитками, и ему не удалось скрыть это от товарищей по партии.

Некоторые назначения Андропова вызывали удивление. Он забрал из Баку, сделал первым заместителем председателя Совета министров и членом политбюро Гейдара Алиевича Алиева. После чего родилась новая шутка: «ДОСААФ – это Добровольное общество содействия Андропову, Алиеву и Федорчуку».

Почему Андропов перевел Алиева в Москву? Горбачев пишет, что задавал такой вопрос. Юрий Владимирович «нехотя и уклончиво отвечал, что вопрос был предрешен Брежневым и он не захотел менять этого решения само.

С юных лет Гейдар Алиев служил в госбезопасности. Когда началась война, он заведовал секретной частью архива НКВД Нахичеванской АССР. Поработав в аппарате правительства автономной республики, в 1944 году вернулся в органы госбезопасности. Бывший прокурор Азербайджана Гамбай Мамедов, которого Алиев снял с должности и исключил из партии, рассказывал, что Алиев избежал фронта, представив справку о том, что у него открытая форма туберкулеза, и использовал конспиративную квартиру госбезопасности как «дом свиданий».

Алиев утверждал, что это клевета. Но за скандальную историю с женщиной, сотрудницей органов, он в 1955 году был понижен в должности и наказан по партийной линии. Неприятности в юные годы не помешали ему сделать изрядную карьеру. Гейдара Алиева Андропов сделал председателем КГБ Азербайджана после Цвигуна. А в 1969 году его утвердили первым секретарем ЦК компартии республики.

Гейдар Алиевич провел массовую чистку кадров, снял с работы около двух тысяч чиновников. Часть из них была арестована, в доход государству поступило немалое число конфискованных ценностей. По существу, произошла смена республиканской элиты. В Баку со всей страны приезжали группы партийных работников изучать опыт. Они возвращались приятно удивленные, рассказывали, как Алиев умело борется с коррупцией. Поражались тому, что он сделал прозрачным процесс сдачи экзаменов в высшие учебные заведения, куда раньше поступали за деньги.

Впрочем, восхищались только те, кто приезжал в Азербайджан на экскурсию. Виктор Михайлович Мироненко, в те годы видный работник Комитета народного контроля СССР, рассказывал, как, приехав в республику с проверкой, был поражен:

– В магазинах, в государственной торговле, все было как на рынке – продавцы самостоятельно устанавливали цены, покупатели с ними торговались. Продавец вел себя так, словно магазин принадлежал ему, а не государству...

«Недавняя поездка в Баку меня доконала, – пометил, в дневнике писатель Юрий Маркович Нагибин, побывав в Азербайджане осенью 1980 года. – Я и представить себе не мог, что достигнут такой уровень холуйства и подхалимажа. Разговор с начальством ведется только с колен. Чем не сталинское время? Пустословие и славословие достигли апогея. Никакого стыда, напрочь забыты все скромные уроки после сталинского отрезвления – разнузданность перед миром и вечностью полная».

Андропов все это должен был знать. Но он хотел усилить свои позиции в политбюро человеком, который смотрел на него как на бога. Бывший председатель республиканского комитета госбезопасности генерал-майор Алиев привык беспрекословно исполнять все указания Андропова.

МИНИСТР ВНУТРЕННИХ ДЕЛ ПОВЕРЖЕН

Став генеральным секретарем, вспоминает давний работник ЦК партии Наиль Биккенин, Юрий Андропов вызвал секретаря парткома аппарата ЦК и поинтересовался, с каких сумм работающие в Центральном комитете платят взносы? Ему было известно, что многие сотрудники ЦК зарабатывали неплохие деньги, публикуя статьи и книги, сочиняя сценарии и внутренние рецензии, нанимаясь консультантами фильмов, художественных и документальных. Отказа они не знали, напротив, издатели и редакторы зазывали работников ЦК, их имена в списке авторов служили своего рода охранной грамотой.

Андропов хотел это запретить. Он также поинтересовался, кто из сотрудников ЦК состоит в дачном кооперативе? Работникам центрального аппарата запрещалось строить дачи. Партработников стали вызывать к начальству и ставить вопрос ребром: или уходи из аппарата, или отказывайся от дачи.

Появление Андропова во главе партии и государства обещало перемены. Нравились его немногословность и суровость. Произвели впечатление обещания навести порядок и покончить с коррупцией. Он начал с Министерства внутренних дел и министра Николая Анисимовича Щелокова.

Щелоков стал министром за полгода до того, как Андропов возглавил КГБ. Назначение Юрия Владимировича па Лубянку было для Брежнева рискованным ходом – он не так уж хорошо знал Андропова, скорее угадал, что это правильный выбор. В Щелокове Леонид Ильич не сомневался. Они были старыми знакомыми.

Николай Щелоков, как и Брежнев, родился в Екатеринославской губернии (позднее Луганская область). В 1929 году поступил в Днепропетровский металлургический институт, где учился и Брежнев. Когда Леонид Ильич оказался у власти, выпускники этого института пошли в гору. В декабре 1938 года Николая Щелокова избрали первым секретарем Красногвардейского райкома партии в городе Днепропетровске, через год – председателем Днепропетровского горисполкома. Будущий генеральный секретарь ЦК КПСС Леонид Ильич Брежнев был тогда секретарем Днепропетровского обкома.

Вновь они встретились сразу после войны. Щелоков служил ответственным секретарем партийной комиссии политуправления Прикарпатского военного округа, ведал приемом в партию и персональными делами. Начальником политуправления округа был генерал Брежнев. В августе 1946 года демобилизованный Щелоков начал работать на Украине. В 1951 году его перебросили в соседнюю Молдавию и назначили первым заместителем председателя Совета министров республики. В Кишиневе Николай Анисимович вновь трудился под руководством Леонида Ильича, который был первым секретарем республиканского ЦК в 1950—1952 годах.

Брежнев в Кишиневе не задержался. Сталин перевел его в Москву. А Николай Анисимович остался в Молдавии. Когда страну возглавил Брежнев, Николай Анисимович получил первое за пятнадцать лет и принципиально важное повышение. В марте 1966 года Леонид Ильич перевел его с хозяйственной на партийную работу: сделал вторым секретарем ЦК компартии Молдавии. Но Щелоков пробыл на этой должности всего несколько месяцев. Брежнев забрал его в Москву, решив назначить союзным министром охраны общественного порядка.

Леонид Ильич окружал себя командой проверенных и преданных ему лично людей. Но решения в политбюро принимались только единогласно. А против назначения Щелокова министром решительно возражали Александр Николаевич Шелепин, член политбюро, секретарь ЦК, и его соратники. Однако Брежнев сумел настоять на своем. В сентябре 1966 года Николай Щелоков был назначен министром охраны общественного порядка СССР. Он всегда помнил, что своей карьерой обязан Леониду Ильичу. После переименования министерства, 25 января 1968 года, Щелоков стал министром внутренних дел.

Щелоков принял органы внутренних дел в бедственном положении – катастрофически не хватало профессионалов. Люди не шли в МВД: мешали низкие зарплаты и непрестижность службы.

«Я рассказал Николаю Анисимовичу, – вспоминал генерал милиции Олег Иванович Морозов, занимавшийся в министерстве кадрами, – в каких тяжких условиях живут молодые сотрудники. Зарплата не превышает шестидесяти рублей в месяц. В общежитиях не хватает мест, некоторые милиционеры спят по очереди или на двухъярусных койках. Не в лучшем положении находятся и молодые офицеры».

Министерство внутренних дел – это настоящая империя. В нее входили четыре с половиной тысячи городских и районных отделов внутренних дел. Не так-то просто руководить такой махиной, заставить ее слушаться. Щелокову это удалось. Более того, в министерстве Щелокова даже любили, а ветераны и по сей день говорят, что он был лучшим министром за всю историю ведомства. Николай Анисимович никого не прижимал, давал людям волю. Зарплату увеличил и добился, чтобы за звание офицерам милиции платили столько же, сколько и офицерам вооруженных сил.

«То, что не могли сделать его предшественники, сделал он, – вспоминал бывший начальник уголовного розыска страны профессор Игорь Иванович Карпец. – Могут сказать: что ж тут особенного, он же «выходил прямо на Брежнева». На это можно ответить: «выходили» на Брежнева многие, однако преимущественно для себя, Щелоков же, не забывая себя, много сделал для министерства».

Николай Анисимович был человеком доступным и открытым, поддерживал и продвигал профессионалов, тех, кто способен был предложить новые и неожиданные идеи. «Интеллигентный, обаятельный человек с великолепной военной выправкой, который сразу располагал к себе вниманием и обходительностью», – таким увидел его один из милицейских генералов.

Щелоков был снисходителен к подчиненным. Среди его заместителей был очень толковый человек, но злоупотреблявший алкоголем. Если во время заседания коллегии он сидел мрачнее тучи и вдруг просил у министра разрешения выйти, то все понимали, что заместителю министра необходимо выпить. Генерал заходил в свой кабинет, доставал из сейфа бутылку коньяка, выпивал стакан и возвращался в зал коллегии в отличном настроении.

Деятельность Щелокова в МВД складывалась из двух этапов. На первом Николай Анисимович очень серьезно отнесся к новому делу. Он пытался устроить работу правоохранительных органов на современный лад и не отвергал с порога иностранный опыт, понимая, что у западных стран есть чему поучиться. На втором этапе он только наслаждался высокой должностью и занимался устройством своего быта, в чем весьма преуспел.

Щелоков пытался модернизировать доставшееся ему ведомство. Он прислушивался к профессионалам, способным предложить новые и прогрессивные идеи. Он хотел, чтобы в криминалистике учитывались последние достижения науки. При нем появилась новая спецтехника, так называемые «чемоданчики следователя», которые позволяли квалифицированно проводить осмотр места преступления.

Он создал Штаб МВД, который потом сгоряча ликвидировал сменивший его на посту министра Виталий Федорчук. В штабе появился организационно-аналитический отдел, который занимался анализом преступности в стране и искал научно обоснованные пути борьбы с ней. В те годы Министерство внутренних дел состояло из главных управлений милиции, мест заключения, внутренних войск, пожарной охраны и следственного управления. Структура была неуправляемой. В конце 1968 года в министерстве началась большая реформа. На базе единого главного управления милиции создавались восемь самостоятельных управлений, в том числе главное управление уголовного розыска.

Щелоков питал слабость к людям с научными степенями. Его любимцем и ближайшим сотрудником был начальник штаба генерал Сергей Крылов. Щелоков в нем души не чаял.

В 1969 году Николай Анисимович прилетел на Сахалин. Министра повезли отдыхать в резиденцию, а сопровождавший его Крылов поехал в областное управление внутренних дел. Он вызвал стенографистку и машинисток – почти сутки готовил выступление министра в обкоме, где собрали все руководство области.

«Доклад министра, – вспоминал заместитель начальника областного управления внутренних дел полковник Глеб Георгиевский, – произвел на участников совещания большое впечатление, поскольку содержал грамотный, глубокий анализ экономики области и оперативной обстановки».

Крылов не только писал Щелокову доклады, но и пытался перевести работу министерства на современные рельсы.

– Тот, кто рекомендовал министру Крылова, – рассказывал генерал Владимир Статкус, бывший заместитель начальника следственного управления МВД, – оказал Щелокову огромную услугу. Человек огромной энергии, Крылов умел пробивать свои идеи и собирать вокруг себя единомышленников.

Сергей Крылов привел в министерство молодых и талантливых людей, они генерировали идеи, которые министр с удовольствием поддерживал.

– Крылов хотел изменить милицию, – вспоминал обозреватель журнала «Милиция» Геннадий Попов. – Я думаю, министр и Крылов совпали в желании сделать милицию нормальной, доброй, интеллигентной...

Николай Анисимович заботился о развитии системы высших школ милиции, куда переманивали хороших преподавателей. В научно-исследовательском институте МВД приказал выписывать все полицейские журналы, которые выходят в мире, покупать иностранные книги и изучать работу полиции за рубежом, особенно оперативно-розыскную деятельность. Щелокову переводили книги о полиции в разных странах, и он их читал. Зарубежный опыт, правда, не всегда полезен. Скажем, милицию еще при прежнем министре вооружили резиновыми дубинками. Щелоков откровенно говорил, что палка легализовала в милиции битье.

В министерстве первыми заинтересовались полиграфом, детектором лжи. В 1968 году он прошел испытания на Петровке. Но п ЦК эксперименты с детектором лжи сочли опасными, посчитав прибор буржуазной выдумкой. Все прекратилось. Пионер этого дела кандидат биологических наук Валерий Алексеевич Варламов, создатель первого в нашей стране перьевого детектора лжи, был уволен из НИИ МВД. Впоследствии он смог успешно продолжить работу.

Щелокову объяснили пользу профилактики преступлений и смягчения наказаний. И теперь уже он сам объяснял партийным руководителям (хотя и безуспешно), что нельзя сурово наказывать за незначительные проступки – избыточная жестокость только плодит новых преступников. Министр создал управление профилактики, которое опекало прежде всего тех, кто вышел на свободу. Им помогали найти работу, как-то устроиться в жизни. Николай Анисимович понимал, что осужденные – тоже люди. И в тюрьме они не навсегда. Отбыв наказание, они выйдут на свободу и будут жить рядом с нами. Кому будет лучше, если они вернутся из мест заключения озлобленными и ненавидящими всех и вся?

– Николай Анисимович, побывав в следственном изоляторе, был крайне удручен, – вспоминал генерал Василий Игнатов, бывший министр внутренних дел Чувашии. – Увидел параши, распорядился провести канализацию. Говорил: «Что же мы заключенных за скотов держим?»

Места заключения были очень старыми. Новые не строили. Раз в программе партии сказано, что в Советском Союзе преступность скоро будет искоренена, зачем строить тюрьмы?

Щелоков пытался уговорить политбюро разрешить ему вступить в Интерпол, но не уговорил. Интерпол считался идеологически чуждой организацией.

Один из бывших подчиненных описал его в газетном интервью вполне сочувственно:

– Небольшого роста, приятной наружности, мягкий, спокойный, грамотный человек. Мне показалось, что он добрый... Может слушать людей, воспринимает чужое мнение... Николай Анисимович специалистов ценил и к юристам прислушивался.

Впрочем, как аппаратчик с большим стажем, Щелоков предпочитал держать аппарат министерства в напряжении, приговаривал: бей своих, чтобы чужие боялись. Но был отходчив и даже признавал свои ошибки.

«Одно его качество оставалось неизменным, – вспоминал профессор Карпец. – Как бы его отношения с тем или иным человеком ни портились, он не позволял себе расправиться с ним, он всегда находил какую-то возможность, грубо говоря, не добивать человека до конца, прощая подчас немалые прегрешения. Чем это объяснить? Может быть, тем, что он сам был не безгрешен? Может быть. Но, вероятно, и тем, что он в общем-то был по характеру не злобный человек».

Щелоков несколько поднял престиж милицейской службы, которая была совсем неуважаемой. После его назначения Дни советской милиции стали пышно отмечаться в Кремлевском дворце съездов, где устраивался лучший в году концерт.

Щелоков требовал, чтобы милиционер выглядел прилично. Не хотел, чтобы ему было стыдно за своих подчиненных.

– Началось с того, – рассказывал генерал Статкус, – что он поехал в один из райотделов и попросил построить личный состав. Когда увидел своих подчиненных, то сказал: не знаю, как на противника, а на меня это войско наводит ужас.

Милицейская форма была синего цвета. Заместитель Щелокова генерал-полковник Борис Тихонович Шумилов, смеясь, вспоминал, как на параде Ворошилов стал задавать ему вопросы об авиации. И Шумилову пришлось объяснять:

– Я, товарищ маршал, не летчик, а заместитель министра внутренних дел по милиции.

Щелоков ввел новую форму, и какое-то время милиция выглядела красиво. Щелоков подписал приказ «О культурном и вежливом обращении с гражданами». О полной его реализации мечтать не приходилось, но важно, что министр считал нужным напомнить своим подчиненным, как они должны разговаривать с людьми.

В сентябре 1967 года в актовом зале Министерства внутренних дел по просьбе Щелокова устроили встречу с художниками. В зале посадили столичных милиционеров.

Щелоков упрекнул художников:

– Посмотрите в зал, где сидят рядовые милиционеры, и найдите хоть одного, который был бы похож на те уродливые образы в милицейской форме, изображенные на ваших полотнах. С какой целью вы, мастера кисти, издеваетесь над образом тех, кто защищает общество, лично вас, от всякого рода уголовников и проходимцев?

Но министр не только отчитывал. Он умел дружить с интеллигенцией, особенно с теми, кто писал книги и снимал фильмы о милиции, поддерживал их, награждал грамотами, охотничьими ружьями, спецталонами, которые избавляли владельцев автомобилей от общения с сотрудниками ГАИ. Художники наперебой просили его позировать. Тонко чувствующий конъюнктуру Илья Глазунов написал портрет жены министра Светланы Владимировны. И Юлиан Семенов, и Виль Липатов, и братья Вайнеры, и супруги Лавровы много сделали для милиции. Один только популярнейший сериал «Следствие ведут знатоки» чего стоит!

В Московском государственном академическом камерном музыкальном театре, созданном народным артистом СССР Борисом Александровичем Покровским, репетировали оперу молодого Шостаковича «Нос», которая многие годы была под запретом. Во время репетиций театр, разместившийся в бывшем кинотеатре «Сокол» на Ленинградском проспекте, был опечатан пожарными.

«В предписании о закрытии театра было приведено множество причин, по которым театр вообще нельзя было открывать, – вспоминал режиссер Григорий Спектор (см.: Вечерняя Москва. 2002. 21 января). – Мы бросились спасать театр. Куда мы только не писали, куда только не обращались – все было бесполезно.

И тогда Борис Александрович позвонил Шостаковичу. Шостакович позвонил в приемную Щелокова, всесильного министра внутренних дел, и попросил принять его. На следующее же утро Дмитрий Дмитриевич надел свой спецпиджак, пудовый от тяжести золотых лауреатских медалей и орденов самого высшего достоинства...

– Что у вас случилось, Дмитрий Дмитриевич? – Министр был не чужд культуры и дорожил репутацией мецената.

– От вас зависит судьба советской оперы! – с пафосом ответил Шостакович и, волнуясь, рассказал ему о Камерном музыкальном театре и поведал о кознях пожарных деятелей.

– Соедините меня с начальником пожарной охраны Москвы, – приказал Щелоков и взял трубку. – Слушай, разберись со своей частью на Соколе. Меня приглашают на премьеру, а на театре – печать. Завтра доложишь...

Щелоков повернулся к Шостаковичу:

– Не волнуйтесь, Дмитрий Дмитриевич, во всем разберемся, все будет в порядке.

На следующее утро мне позвонил сторож и сказал, что и театр приехали какие-то начальники... Почти одновременно приехал и наш директор, и группа из восьмидесяти офицеров начала осмотр. Центром всеобщего внимания был некий полковник.

– Ну, рассказывайте, – обратился он к знакомым нам офицерам с Сокола.

– Вот, товарищ полковник, эта дверь в зрительном зале ведет в жилой дом. Если будет задымление, все пойдет на верхние этажи.

– Заложить кирпичами, – приказал полковник. – Еще что?

– Вот только один выход из зала, так нельзя. Полковник подошел к противоположной стене, постучал:

– Что здесь?

– Гримуборные, – ответили мы.

– Пробить проход! – приказал полковник. – Еще что?

– Нет противопожарных датчиков!

– Поставить!

– Нет автономного освещения!

– Провести!» Театр был открыт.

Правда, была и оборотная сторона слишком тесных взаимоотношений с Министерством внутренних дел. Существовал закрытый приказ, запрещавший любую критику милиции, и цензура строго следила за его исполнением. Даже в детективной литературе героя м-мили пионерам не позволялось ни ухаживать за чужой женой, ни пить. Дурное поведение позволялось только милиционерам, работавшим в органах до появления Николая Анисимовича Щелокова.

Юрий Михайлович Чурбанов, зять Брежнева, который стал у Щелокова первым замом, писал о министре:

«Щелоков – человек самостоятельного мышления, очень энергичный, с хорошей политической смекалкой... Он колоссально много работал, особенно в первые годы, когда он действительно глубоко изучал корни преступности... По его настоянию увеличили денежные выплаты сотрудникам МВД, он заботился о своих людях на местах. Начальники управлений внутренних дел знали, что министр защитит от мелких неприятностей.

Щелоков предлагал весь следственный аппарат из прокуратуры передать в МВД. Хотел иметь свое следствие, а обосновывал тем, что прокуратура не может одновременно и вести следствие, и надзирать за ним».

Состояние преступности в стране было тайной за семью печатями. Преступность росла на семь процентов в год. В 1956 году было совершено примерно 714 тысяч преступлений, в 1985-м – 2085 тысяч, то есть преступность выросла почти в три раза. Но эти цифры скрывались; их назвал только Вадим Викторович Бакатин, когда в перестроечные времена возглавил МВД.

При Щелокове, как и до него, министерство должно было докладывать о неуклонном снижении преступности и увеличении раскрываемости. Это заставляло милицию скрывать преступления, считать некоторые категории преступлений «малозначительными», то есть недостойными регистрации. Но это исправление статистики осуществлялось на союзном уровне, организованно, под руководством самого министра. Самодеятельность считалась недопустимой. Если в Москве снижали цифры, характеризующие уровень преступности, чтобы не позорить столицу – «образцовый коммунистический город», то Щелоков возмущался и устраивал городским начальникам разнос.

Наученный своими помощниками, министр говорил, что преступность – явление социальное, зависящее от ситуации в обществе, и милиция способна раскрывать Преступления, но не в состоянии снизить уровень преступности. Поэтому нелепо наказывать милицию за рост преступности. Это неминуемо ведет к вранью, что Щелоков понимал.

В августе 197S года Яков Петрович Рябов, новый секретарь ЦК КПСС, курировавший отдел административных органов, пригласил к себе Щелокова и провел с ним трехчасовой разговор о ситуации с преступностью в стране.

К удивлению Рябова, Щелоков не возражал против критических замечаний и обещал исправить положение.

Прощаясь, благодарил Якова Петровича за принципиальный разговор и ценные замечания:

– Двенадцать лет работаю министром и вот в первый раз меня заслушали у секретаря ЦК.

Рябов был доволен. Но заведующий отделом административных органов Николай Савинкин рассказал потом Рябову, что Щелоков прямо от Рябова поднялся на пятый этаж и получил аудиенцию у Леонида Ильича. Министр был вне себя и жаловался:

– Что это такое, Леонид Ильич? Почему меня вызывает Рябов, воспитывает, рассказывает, как мне надо работать?

Яков Рябов недолго проработал секретарем ЦК.

Личные отношения с генеральным секретарем создавали Николаю Анисимовичу особое положение в стране. Щелоков любил в нужный момент сослаться на Брежнева: нот я был у Леонида Ильича, мы этот вопрос уже обсудили... Впрочем, Юрий Чурбанов пишет, что на его памяти Щелоков только пару раз был на даче у генерального секретаря. Щелоков и не принадлежал к числу личных друзей Брежнева (таких, как, скажем, первый заместитель председателя КГБ Георгий Цинев), которых принимали дома или на даче. Но Щелоков был преданным соратником, которого Брежнев ценил.

На XXIII съезде партии – первом в брежневскую эпоху – Щелоков, второй секретарь молдавского ЦК, стал кандидатом в члены ЦК КПСС, в 1968 году на пленуме его – уже как союзного министра – ввели в состав ЦК.

Эдуард Амвросиевич Шеварднадзе, который несколько лет был министром внутренних дел Грузии, став руководителем республиканской компартии, побывал на совещании в союзном министерстве и сказал несколько цветистых слов:

– Мне выпала большая честь работать под руководством одного из талантливых государственных деятелей, каким является Николай Анисимович Щелоков. Его глубокие познания, его творческая энергия, мудрость являются образцом для многих из нас. Знайте, дорогой Николай Анисимович, что в Грузии вы самый уважаемый и дорогой теть, и ковер у трапа самолета всегда будет выстлан в нашу честь...

Наступил момент, когда вся советская элита практически перестала работать и занялась устройством своей жизни.

– За что все начальники любили Брежнева? При нем можно было наслаждаться жизнью и не работать, – объяснял мне один из высокопоставленных сотрудников аппарата ЦК. – Неохота на работу ехать, позвонишь руководителю секретариата: меня сегодня не будет – и отдыхай, Брежнев никогда за это не наказывал.

В 1976 году Щелоков стал генералом армии (Юрий Чурбанов уверяет, что министр не постеснялся сам попросить об этом Брежнева, потому что в том же году погоны генерала армии получил председатель КГБ Андропов), в 1980 году – Героем Социалистического Труда. У него было четыре ордена Ленина, орден Октябрьской Революции, орден Богдана Хмельницкого II степени, орден Отечественной войны I степени, орден Трудового Красного Знамени. При этом он позаботился о том, чтобы его наградили и медалью «За отвагу на пожаре».

Щелоков был очень тщеславным человеком.

Известна такая история.

Был арестован сотрудник Высшей аттестационной комиссии, которая присуждает научные звания, получивший взятку в виде золотых часов от человека, который мечтал стать кандидатом наук. Он написал диссертацию, которую защитил в ташкентском сельскохозяйственном институте. Но в ВАКе ее провалили, вот он и дал взятку, но неудачно. Кандидатом наук он так и не стал, потому что взяточника арестовали. И вдруг этим рядовым делом заинтересовался сам министр.

– Меня вызвал министр, – вспоминает Владимир Статкус, служивший в следственном управлении. – Я доложил обстоятельства дела. И он сразу начинает на меня кричать. Вы знаете, что такое ВАК? Освободите человека!

Статкус возразил министру:

– У нас все доказательства его вины, да и он сам во всем сознался.

Щелоков переспросил:

– Сам признался? Тогда пусть сидит.

Один из руководителей следственного управления долго не мог понять, почему министра взволновала судьба старшего инспектора Всесоюзной аттестационной комиссии. Потом Статкуса просветили. Щелоков пришел в МВД кандидатом наук. Министр захотел стать доктором; была подготовлена докторская диссертация на молдавском материале. Но защита прошла трудно. На ученом совете было много голосов против, В ВАК пошли письма с протестами. Николай Анисимович решил, что, если он хорошо отнесется к ВАК, его диссертацию обязательно утвердят. В ВАКе не подкачали. В 1978 году министр стал доктором экономических наук.

Его все меньше интересовало дело. Симптомом равнодушия к работе стало устранение из министерства Сергея Михайловича Крылова, который занимал должность начальника Штаба МВД. Почему Щелоков переменился к Крылову? Это началось, когда заместителем министра стал Юрий Михайлович Чурбанов, женившийся на дочери Брежнева. Крылов имел огромное влияние на министра. А Чурбанов сам хотел влиять на Щелокова. За ним стоял тесть, а за Крыловым ничего, кроме его ума. Чурбанов был недоволен самостоятельностью Крылова: «У него свет в окошке был один только министр, ни Чурбанов, ни другие заместители министра для него не существовали».