Текст книги "Юрий Андропов. Последняя надежда режима."

Автор книги: Леонид Млечин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 25 (всего у книги 35 страниц)

Считай, что ты был среди нас. Остальные дела нормально. Ты не волнуйся. Ну, еще раз говорю: не торопись, в этом необходимости никакой нет. На ближайшее время ты все сделал.

Обнимаю тебя, крепко целую, желаю выздоровления».

Черненко, занимая все более высокие посты в партийной иерархии, сохранял за собой пост руководителя общего отдела, никого не подпуская к этой должности. Константин Устинович знал все партийные тайны и секреты, а подпускать к ним другого человека? В последние годы, когда Брежнев чувствовал себя совсем больным, Черненко стал ему особенно нужен. Когда другие помощники приходили к Брежневу с какими-то неотложными вопросами, он раздраженно говорил:

– Вечно вы тут со своими проблемами. Вот Костя умеет доложить...

И проблемы у них были одинаковые. Оба жаловались на расстройство сна, оба в больших количествах потребляли сильнодействующие снотворные препараты и транквилизаторы, которые расслабляли их до такой степени, что они лишались способности действовать. Сначала они не могли уснуть, потом не в состоянии были проснуться. И выводили себя из этого состояния с помощью не менее сильных и 1Иадривающих препаратов. Это пагубно влияло на память, па мозговую деятельность. Нарастали склеротические явления. А ведь именно блестящая память была самым важным качеством всех крупных политиков.

В последние годы жизни Брежнева роль Черненко невероятно возросла. Никто не мог обратиться к генеральному секретарю через голову Черненко. И получить подпись под нужной бумагой, и поговорить с Леонидом Ильичом можно было только через Черненко. Он тщательно фильтровал информацию, поступающую к Брежневу, определял график работы генерального секретаря. Секретари в приемной генсека были его подчиненными.

Тем не менее едва ли Брежнев готовил его себе на смену. Знал ему цену. Но доверял полностью. Другое дело, что сам Черненко в какой-то момент подумал: «А почему бы и не я?»

ВТОРОЙ ПОСЛЕ БРЕЖНЕВА

Ситуация изменилась, когда 25 января 1982 года умер Михаил Андреевич Суслов, который был секретарем ЦК тридцать пять лет. Пока Суслов сидел на Старой площади, Андропову не было хода наверх. Суслов не любил Андропова. Впрочем, не любили главного чекиста и другие члены политбюро, кроме, пожалуй, министра обороны Дмитрия Федоровича Устинова. Дело даже не в личности Юрия Владимировича. Такая должность. За что любить председателя комитета? Сломать чью-то карьеру председатель КГБ мог запросто. Помочь – нет.

А теперь освободился кабинет номер два на пятом этаже в первом подъезде основного здания ЦК КПСС. Все ждали, кто его займет. Брежнев неожиданно для многих выбрал Андропова. Помощник генерального секретаря Александров-Агентов вспоминал, как через день-два после внезапного заболевания Суслова Леонид Ильич отвел его в дальний угол своей приемной в ЦК и, понизив голос, сказал:

– Мне звонил Чазов. Суслов скоро умрет. Я думаю на его место перевести в ЦК Андропова. Ведь правда же, Юрка сильнее Черненко – эрудированный, творчески мыслящий человек?

Интересно, почему Брежнев отвел своего помощника в угол? Не хотел, чтобы разговор слышали чужие люди? Предполагал, что и его прослушивают? Кто бы это мог быть? Генерал-полковник Дмитрий Волкогонов, который после 1991 года был допущен к самым секретным материалам политбюро, уверял, что это делал Черненко, что «в его кабинете находилась аппаратура, с помощью которой можно было прослушивать разговоры самых высоких чиновников на Старой площади, в том числе и располагавшихся на пятом этаже основного здания ЦК...».

Когда академик Чазов сообщил Брежневу о смерти Михаила Андреевича, генеральный секретарь спокойно сказал:

– Замена ему есть. Лучше Юрия нет никого.

Но Брежнев почему-то медлил с окончательным решением. Андропов переживал, думая, что это интриги Черненко. Академик Чазов даже поинтересовался у Андропова, отчего задержка с переходом на Старую площадь?

– А вы что думаете, меня с радостью ждут в ЦК? – огорченно ответил Андропов. – Кириленко мне однажды сказал – если ты придешь в ЦК, то ты, глядишь, всех нас разгонишь.

Андрей Павлович оказался прав: Андропов, став генеральным секретарем, помня о старых обидах, первым отправил на пенсию Кириленко, к тому времени тяжелобольного человека. Впрочем, Андропов был немногим здоровее...

Бывший начальник московского управления КГБ генерал Виктор Алидин вспоминал, что они с Андроповым иногда говорили о плохом здоровье Брежнева.

– Леонид Ильич не может работать в полную силу, он уже ставил вопрос об освобождении его от руководящих обязанностей, а заменить его некем, – заметил однажды Андропов.

– А почему бы вам, Юрий Владимирович, не взять на себя эту роль, у вас большой опыт партийной и государственной работы, – смело сказал своему начальнику Алидин.

– Да, но я слабо знаю работу промышленности, – ответил Юрий Владимирович.

– Думаю, что те, кто сейчас занимается промышленностью в ЦК, навряд ли знают ее больше вас, – возразил Алидин.

Тогда Андропов пересказал генералу разговор Брежнева с болгарским лидером Тодором Живковым. Тот приезжал в Москву советоваться.

– Я думаю заменить двух членов политбюро болгарской компартии в связи с преклонным возрастом и слабой работоспособностью. Как вы на это смотрите, Леонид Ильич? – спросил Живков.

– Я бы этого не делал, – откровенно ответил Брежнев. – Чем они вам мешают? Новые молодые члены политбюро будут создавать беспокойную обстановку. Зачем вам это?..

Председатель КГБ извлек урок из этого диалога.

– Как видите, нет желания менять обстановку и в нашем политбюро, – закончил разговор Андропов.

В начале 1982 года генерал Алидин узнал, что Андропов болен и лежит в Центральной клинической больнице. Хотел навестить его, но охранники сказали, что председатель КГБ плохо себя чувствует. Через некоторое время Андропов вышел на работу, пригласил Виктора Алидина.

Генерал вспоминал: «Мы встретились, обнялись и расцеловались. Он рассказал мне, что был в Афганистане, где встречался с местными руководителями. Там тоже принято целоваться при встрече, и он чем-то заразился. В тяжелом состоянии его доставили в Москву. Несколько дней он находился без сознания... Вид Андропова не внушал оптимизма. Он выглядел как-то понуро, лицо осело, былой энергии как нс бывало».

Предложение перейти на Старую площадь вызвало у Юрия Владимировича смешанную реакцию. Он привык к КГБ, боялся лишиться реальной власти, потому что официальной должности второго секретаря ЦК в партии не было. А Брежнев не уточнил, каким будет объем его полномочий, действительно ли он хочет, чтобы Андропов заменил Суслова, или же ему нужен просто еще один секретарь ЦК.

Андропов доверительно сказал Алидину:

– Виктор Иванович, вот мне предлагают идти работать секретарем ЦК. Что толку, что я там буду бумаги носить по коридорам? Здесь же я больше пользы принесу.

«Для меня этот разговор был неожиданным, – вспоминал Алидин. – Я не представлял себе, что у нас когда-нибудь будет другой руководитель. Посочувствовав Юрию Владимировичу, я сказал, что, по-моему, ему не следовало бы принимать такое предложение. Тревога охватила меня. Стало ясно, что между Брежневым и Андроповым залегла тень недоверия. По-видимому, генсек не считал его своим будущим преемником. В ЦК была вакантная должность второго секретаря, но Андропову предложили всего лишь секретаря...»

Андропов не мог понять, действительно ли Брежнев нашел в его лице замену Суслову, или же это просто предлог, чтобы убрать его из КГБ? Вдруг Леонид Ильич к нему переменился?

А тут еще проявил неожиданную активность министр иностранных дел Андрей Андреевич Громыко. Поздпе-брежневские времена убедили Громыко в том, что он не хуже других может руководить страной, а одной внешней политики для него маловато. Он носил не снимая почетный значок «50 лет в КПСС», показывая свой солидный партийный стаж.

После смерти Суслова он вознамерился занять его место. Но совершил большой промах. Позвонил Андропову и стал советоваться, не следует ли ему, Громыко, занять эту должность?

– Андрей, это дело генерального секретаря, – осторожно ответил Юрий Владимирович.

Разговор получился для Андропова неприятным, потому что это кресло он уже считал своим, о чем Громыко вскоре узнал. Юрий Владимирович однажды на политбюро серьезно возразил Громыко, пишет Фалин. Министр иностранных дел довольно невежливо высказался насчет того, что каждому следует заниматься своим делом. Андропов недовольно буркнул:

– Во внешней политике у нас разбирается лишь один товарищ Громыко.

Отношения их лишились прежней приязни. Тем более что если Брежнев на встречах с иностранцами мог только прочитать подготовленный ему текст и постоянно поворачивался к Громыко, ища у него одобрения, то Андропов не нуждался в помощи министра при общении с иностранными гостями.

Андропов сказал Горбачеву, что Леонид Ильич вел с ним разговор о переходе в ЦК. секретарем, ведущим секретариаты и курирующим международный отдел. Андропов неуверенно заметил:

– Я, однако, не знаю, каким будет окончательное мнение.

Примерно в это время между Брежневым и первым секретарем ЦК компартии Украины Владимиром Васильевичем Щербнцким состоялся секретный разговор. Причем Брежнев не пригласил Владимира Васильевича в Москву, а сам неожиданно отправился в Киев.

Генерал Алидин: «В начале мая 1982 года Леонид Ильич в большой тайне вылетел на несколько часов в Киев. Это мне стало известно от начальника подразделения управления, оперативно обслуживающего Внуковский аэропорт. Я, естественно, доложил об этом Андропову».

Юрий Владимирович был очень встревожен, понимая, что может стоять за такой поездкой. Владимир Васильевич Щербицкий принадлежал к числу любимцев Брежнева. Щербицкий родился в Днепропетровске и многие годы гам работал, поднимаясь по партийной лестнице.

Владимир Васильевич стал в 1957 году секретарем ЦК компартии Украины, а в 1961-м председателем Совета министров республики. Но его съел первый секретарь ЦК Украины Петр Ефимович Шелест, который был в чести у Хрущева. Щербицкого с большим понижением вернули в родной Днепропетровск. Все изменилось после избрания Брежнева первым секретарем. Он извлек Щербицкого из ссылки, и через год, осенью 1965 года, Щербицкий вновь возглавил правительство Украины. Брежнев сразу сделал его кандидатом в члены президиума, а в 1971 году – членом политбюро, хотя по должности председателю республиканского Совета министров такой высокий партийный чин не полагался.

Весной 1972 года Брежнев ловко убрал Петра Шелеста с поста первого секретаря. Андропов тоже принял участие в этой операции. За год до этого Андропов, который почти никогда не покидал Москвы – он был типичным кабинетным работником, приехал на Украину. Формально – для участия в республиканском совещании, проводимом КГБ. На самом деле хотел прощупать Шелеста. Они встретились за городом и долго беседовали в неформальной обстановке.

«Андропов приехал явно с заданием выяснить мои мысли и позиции перед съездом партии, – записал в дневник Шелест. – Я откровенно высказал свои соображения, в том числе недостатки в стиле руководства центра. О Брежневе сказал, что его всячески надо поддерживать, но нельзя же на политбюро устраивать беспредметную говорильню, «базар» – надо начатые дела доводить до конца.

Может быть, я говорил резко, но зато правду. Чувствую, что беседа с Андроповым для меня даром не пройдет».

Шелест не ошибся. Андропов нащупал уязвимое место Шелеста. Петр Ефимович, пожалуй, больше других киевских политиков любил Украину, украинский язык. Летом 1965 года всем высшим учебным заведениям было дано указание в трехмесячный срок перевести обучение на украинский. В Москве такие жесты воспринимали настороженно, видели за этим проявление национализма и сепаратизма. А Щербицкий, как он сам говорил, стоял на «позициях Богдана Хмельницкого», то есть полностью ориентировался на Москву.

Анатолий Черняев вспоминает, как на политбюро обсуждали записку Андропова, который докладывал о документе «украинских националистов», возражавших против русификации и требовавших самостоятельности.

Брежнев недовольно говорил:

– Я общаюсь по телефону почти каждый день с Петром Ефимовичем, говорим о колбасе, пшенице, о мелиорации... А документ, который сейчас перед нами, ему и ЦК компартии Украины известен уже шесть лет. И ни разу никто из Киева со мной речь об этом не завел, ни слова не сказал. Не было для Петра Ефимовича тут проблемы...

Шелеста перевели в Москву заместителем председателя Совета министров. Во главе Украины Леонид Ильич поставил своего друга Щербицкого. Владимир Васильевич очистил республиканский аппарат от людей Шелеста. Тогдашний председатель Киевского горисполкома Владимир Алексеевич Гусев вспоминал, как Щербицкий позвонил ему сразу после избрания первым секретарем.

– Мне докладывали, как вы хотели угодить Шелесту, даже новый дом ему хотели построить. Угодничали, выслуживались...

– Владимир Васильевич, я никогда не угодничал и не в мел ужи вал ся. Если бы я пошел по этому пути, то работал бы уже в Москве, а не в Киеве. Дом по улице Осиевской, Где жили обычно первые секретари ЦК компартии Украины, в том числе и Хрущев, – дореволюционной постройки, с деревянными перекрытиями, пораженными древесным грибком. Полы прогнулись, и дом необходимо капитально ремонтировать.

– Вы так угодничали перед Шелестом, – продолжал Щербицкий, – что даже прирезали дополнительно территорию за счет города на этой усадьбе.

– Это не так, Владимир Васильевич... Когда строительное управление ЦК меняло дряхлый забор на новый, то оно и согласовывало с главным архитектором Киева новые границы этого забора. Мне по этому поводу даже никто не звонил.

– Мне докладывают, что вы лично носили ордера на квартиры для окружения Шелеста, самому Шелесту, в зубах, так сказать...

– Да, был случай, когда Петр Ефимович позвонил и попросил выписать ордер на однокомнатную квартиру из специального резерва на определенную фамилию и, чтобы человек не светился в горисполкоме, попросил меня лично передать ему ордер. Что я и сделал довольно оперативно. Причем ордер я передал из рук в руки, а не из зубов в зубы...

– А вы хоть поинтересовались, кому предназначался этот ордер на квартиру?

– Да, Петр Ефимович сам сказал, что это стюардесса правительственного Ту-134.

– Это была его любовница.

– Владимир Васильевич, я не стоял со свечой в руках, а слухам я не верю.

– Это не слухи, а факт, – твердо сказал Щербицкий. Председателя горисполкома Владимира Гусева перевели на другую работу с большим понижением.

По словам бывшего члена политбюро Вадима Медведева, у Щербицкого с генеральным секретарем были «самые тесные, доверительные отношения, при его поддержке Брежнев решал самые щекотливые вопросы*. Щербицкий получил две «Звезды» Героя Социалистического Труда и значок лауреата Ленинской премии по закрытому списку, введенному для тех, кто работал на военно-промышленный комплекс. Тут инициативу проявил министр обороны Устинов. У него тоже были дружеские отношения со Щербицким.

Разговоры о преемнике Брежнева шли давно. И он сам делал намеки, а то и выражался еще более откровенно. Говорили, что однажды Леонид Ильич прочувствованно сказал Щербицкому.

– После меня ты, Володя, станешь генеральным. Высокий, статный Щербицкий производил приятное впечатление. Репутация у него в стране была приличная. Когда председатель Совета министров СССР Алексей Николаевич Косыгин тяжело заболел, Брежнев предложил Щербицкому возглавить правительство.

Брежнев и Щербицкий вместе ездили в Кишинев, Леонид Ильич был в угнетенном состоянии, думал о том, кто станет председателем Совета министров. Поздно вечером уже в пижаме он зашел к Щербицкому:

– Володя, ты должен заменить Косыгина, больше некому.

Щербицкий отказался. Во всяком случае, так он потом рассказывал своим помощникам. Почему он не захотел возглавить союзное правительство? Вероятно, считал кресло Предсовмина опасным, со всех сторон открытым для критики: вину за бедственное состояние экономики партийный аппарат ловко переваливал на правительство.

Так что же обсуждали Брежнев и Щербицкий во время тайной встречи в Киеве в мае 1982 года? Может быть, Леонид Ильич рассказал о намерении сделать Андропова секретарем ЦК, но успокоил своего киевского друга: преемником Андропов не станет?..

Для Щербицкого это был приятный, но опасный разговор. Если бы он проявил излишнюю заинтересованность в обсуждении вопроса о том, кто станет преемником генерального секретаря, то мог немедленно разонравиться Леониду Ильичу.

Словом, Брежнев долго колебался.

Возможно, была и другая причина. Кого посадить в кресло председателя КГБ? В личной преданности Андропова Леонид Ильич не сомневался. А как поведет себя новый человек? Цвигун уже ушел из жизни, Цинев был серьезно болен.

На переход Андропова в ЦК и поиски нового хозяина Лубянки ушло несколько месяцев. Суслов умер в январе 1982 года, Андропова избрали секретарем ЦК 24 мая. Новым председателем КГБ утвердили Федорчука. «Эта фамилия, – записал в дневнике Виталий Воротников – тогда посол на Кубе, – была неизвестна многим членам ЦК, поэтому в кулуарах оживленно уточняли – кто он, откуда?»

Сам Федорчук рассказал в газетном интервью, как все это произошло. Ему позвонил Щербицкий и произнес одну фразу:

– Не отходи от телефона.

Вскоре раздался еще один звонок по ВЧ – соединили с Брежневым. Он предложил стать председателем КГБ вместо уходящего в ЦК Андропова.

– Справлюсь ли? – невольно вырвалось у Федорчука.

– Справишься, – произнес Брежнев сердито. – Завтра пришлю самолет.

Через день Федорчук уже сел в кресло Андропова.

Андропов, уходя с Лубянки, предпочел бы оставить в своем кабинете Виктора Михайловича Чебрикова. Но Андропов был бесконечно осторожен, не хотел, чтобы генеральный решил, будто он проталкивает верного человека, и не назвал свою кандидатуру в разговоре с Брежневым.

Более того, Брежнев прямо спросил, кого он предлагает. Андропов от ответа ушел:

– Это вопрос генерального секретаря.

Брежнев предложил Федорчука. Андропову было совершенно очевидно, что предложение исходило от Цинева. Председатель украинского КГБ не входил в число любимцев Андропова, но Юрий Владимирович не посмел не только возразить, но и даже выразить сомнение.

В КГБ собрали членов коллегии – попрощаться. Виталий Васильевич Федорчук уже был назначен, но отсутствовал. Старшим на церемонии прощания был первый заместитель председателя Георгий Карпович Цинев, Он благодарил Андропова за совместную работу, он вручил подписанный членами коллегии адрес. Ему и отвечал Юрий Владимирович:

– Дорогой Георгий Карпович, дорогие товарищи члены коллегии и все собравшиеся здесь! Мы проработали вместе пятнадцать лет, и Виталий Васильевич успел побывать здесь, поработать, поехать на Украину и там поработать. Пятнадцать лет – ведь это срок немалый. Мы с кем-то подсчитывали – это почти треть активной трудовой жизни мы с вами были вместе...

Андропов несколько слов сказал о чекистской работе:

– Мы боремся, мы же сами говорим, что мы – на передовой линии борьбы. А всякая борьба, тем более передняя линия борьбы, связана с тем, что приходится и наступать, и отступать, и отходить, и всякие обходные маневры делать, и при всем этом соблюдая вид такой, что мы ничего не делаем. Мы же в глазах других не выпячиваем свою деятельность. Я думаю, что если и дальше держать курс, чтобы нам не шибко хвалиться тем, что мы делаем, без нужды (когда надо, ну тогда надо), – это было бы правильно...

Уже бывший председатель КГБ ни слова, не сказал ни о борьбе со шпионажем, ни о каком-то ином направлении деятельности комитета. Только о диссидентах. Суда по его словам, это был главный и единственный враг государства:

– Я вам прямо скажу, что у меня такое впечатление, что был такой момент в нашей деятельности, в начале шестьдесят седьмого года, когда обстановка складывалась таким образом: все эти длинноволосые, всякие поэты-диссиденты и так далее под влиянием всяких нелепых мыслей Хрущева активизировались, вышли на площади, а у нас в арсенале, понимаете, одна мера – арест. И больше ничего нет. А теперь вы знаете, говорят, что КГБ все-таки диссидентов и врагов напрочь разгромил, Я думаю, что переоценивать себя тоже не надо, работа еще осталась и по линии диссидентов, и по линии любых врагов. Как бы они там ни назывались, они врагами остаются. Андропов не мог не сказать о Брежневе:

– Сегодня Виталий Васильевич меня спрашивал – как часто, говорит, ты бываешь? Я сказал, ну сейчас пореже бываю, а ведь в начале деятельности, бывало, не было недели, когда бы либо я не просился, либо Леонид Ильич меня не звал и не разбирался в наших делах. Поэтому, конечно, огромное ему спасибо...

И последнее слово – о сменщике, о Федорчуке:

– Я рад, что выбор пал на него. Это со всех сторон хорошо. Он поработал в военной контрразведке, поработал здесь в центральном аппарате, по-моему, двенадцать лет поработал на Украине. Так что знает другую работу. Это – основание к тому, чтобы ему здесь продуктивно еще поработать... Поэтому расстаемся мы так: с одной стороны, грустно, с другой стороны, нужно. Но все-таки для коммунистов всегда на первом месте было «нужно». Так и будем поступать.

Все зааплодировали.

На пятом этаже главного здания ЦК находились всего три рабочих кабинета. Один занимал Брежнев, второй Суслов, третий Кириленко. Это символизировало их место в руководстве партии. Юрий Владимирович занял сусловский кабинет, что подчеркивало его положение второго человека в партии. Но курировал он – в отличие от Михаила Андреевича – только международный отдел и чувствовал себя на новом месте неуверенно, потому что плохо знал партийный аппарат.

«Такое впечатление, что Ю.В. растерян, – писал хороню знавший его Александр Бовин. – С одной стороны, он вроде бы кронпринц. Но с другой, не все это понимают и не всех это радует. Там он опирался на могучую машину, которая слушалась его беспрекословно. Здесь же он только один из многих узлов в сложной сети взаимоотношений. И ветры здесь дуют не всегда попутные».

Перейдя в ЦК, Юрий Владимирович, как ни странно, лишился постоянного контакта с Брежневым. И не знал, что делает новый председатель КГБ Виталий Васильевич Федорчук.

Федорчук в 1936 году поступил в Киевское военное училище связи и с тех пор не снимал погоны. После училища его взяли в военную контрразведку. Военная контрразведка была недреманным оком госбезопасности в войсках. Агенты иностранных разведок военным контрразведчикам попадались редко и обычно в Москве, где у агента есть возможность вступить в контакт со своими нанимателями. В армейских частях, раскиданных по всей стране, расквартированных в медвежьих углах, шпионы не попадались. Поэтому контрразведчики следили за порядком, за поведением офицеров на службе и дома – благо жилой городок рядом с частью.

Так что служба в военной контрразведке накладывала на офицеров определенный отпечаток: они привыкли, что товарищи по службе считают их церберами и не любят. Кроме того, суровый армейский быт и простота гарнизонных нравов лишали особистов того лоска, который присутствовал у чекистов в других оперативных управлениях, где учили умению найти подход к человеку, расположить его к себе, улыбаться и рассказывать анекдоты.

Виталий Васильевич успешно продвигался по служебной лестнице, но карьерный взлет начался, когда он подружился с другим профессиональным контрразведчиком Георгием Карповичем Циневым. Уйдя на повышение, Цинев посадил на свое место в военной контрразведке Федорчука. Он проработал в третьем главном управлении до 1970 года, когда его назначили председателем КГБ Украины. Считается, что его отправили в Киев, чтобы он выжил Шелеста и освободил место для Щербицкого.

«Принял Федорчука, – записал тогда в дневник Шелест. – Он начал заниматься несвойственными делами: превышением власти, контрольными функциями за советским и партийным аппаратом. Звонит утром на работу министрам и проверяет, находятся ли они на работе. Проверяет, как поставлена учеба министров и какая тематика занятий.

Брежнев делает ставку на КГБ как «орудие» всесторонней информации и укрепления своего личного «авторитета» и партии... За всем следят, все доносят, даже ты сам не знаешь, кто это может сделать. Установлена сплошная прослушка и слежка. Как это все отвратительно!»

Федорчук был крайне недоволен работой своего предшественника: «Почему не было настоящей борьбы против националистов?» По его мнению, сделал вывод Шелест, борьба – это когда просто без разбора сажают в тюрьму. Федорчук заявил: «Мы работаем на Союз, мы интернационалисты, и никакой Украины в нашей работе нет*.

Шелест записывал: «Федорчук очень интересуется, чем занимается ЦК и Совет министров. Научный отдел в КГБ упраздняется. Федорчук недопустимо груб с аппаратом комитета, высокомерен с товарищами по работе».

Федорчук требовал то одного исключить из Союза писателей, потому что он придерживается антисоветских взглядов, то другого не выбирать в члены-корреспонденты Академии наук, потому что он сын жандарма, требовал арестов.

Новый хозяин Украины Владимир Васильевич Щербицкий по идее должен был испытывать симпатию к Федорчуку. В реальности он чувствовал, что и сам в определенной мере находится «под колпаком» КГБ: ни один шаг Щербицкого не оставался без внимания Федорчука и Цинева. Так что Щербицкий к Федорчуку относился с настороженностью, понимая его крепкие связи в Москве. А Цинев, в свою очередь, обо всем происходящем на Украине напрямую сообщал Брежневу.

Виталий Врублевский, бывший помощник Щербицкого в книге «Владимир Щербицкий: правда и вымысел» пишет:

«Федорчук внимательно присматривался к окружению Киапимира Васильевича и его помощникам... Несколько paз он приглашал меня вместе с женой на обед. Федорчук оказался интересным собеседником. Однако во время встречи я ни на минуту не забывал, что передо мной матерый контрразведчик. И хотя понимал: война – дело суровое, но все равно точила мысль, что на совести собеседника десятки, если не сотни расстрелянных людей. И вряд ли все они были шпионами и диверсантами.

Мысль эта не оставляла меня и тогда, когда Виталий Васильевич показывал тщательно подобранную коллекцию магнитофонных кассет (в основном классической музыки), и когда приглашал выпить. А видно было, что выпить этот физически крепкий, точно налитой силой мужик мог и умел. В беседе похвастался, что как-то, играя в бильярд, перепил самого Якубовского, командующего Киевским военным округом.

О Якубовском, двухметровом гиганте, ходили легенды. Вполне серьезно рассказывали, что, когда Якубовскому докладывали о случаях попадания в вытрезвитель офицеров, он искренне возмущался и никак не мог понять:

– Ну, выпил свои восемьсот грамм. Чего шуметь? Иди себе тихонько домой...»

Через два года после переезда Федорчука в Киев по всей Украине прошла волна арестов диссидентов. Многие из них после перестройки стали видными деятелями культуры, депутатами украинского парламента.

Поводом стало задержание туриста из Бельгии, которого назвали эмиссаром ОУН – Организации украинских националистов. Он пытался ввезти в страну издания на украинском языке, судя по всему совершенно безобидные.

«Федорчук начал планомерную работу по искоренению «инакомыслия» и всякой «идеологической ереси», – вспоминает Врублевский. – К этому он был хорошо подготовлен, и его тяжелую руку вскоре почувствовали многие... Снова стали печь «дела». Серьезный удар был нанесен по хельсинкскому движению, инакомыслию, национально сознательной оппозиции. Федорчук на этом «заработал» орден Ленина. Вместе с идеологическим, моральным террором, вводимым секретарем ЦК КПУ по идеологии Маланчуком, репрессивные методы КГБ создавали тяжелую атмосферу...»

Виталий Федорчук проработал на Украине почти двенадцать лет и пользовался полным благорасположением Брежнева. Андропов не спешил представлять Федорчука к званию генерал-полковника. Брежнев напомнил Юрию Владимировичу, что пора это сделать. И все благодаря Циневу, который к тому времени стал первым заместителем председателя комитета.

«Под руководством Федорчука очередная попытка национального возрождения была ликвидирована, – пишет Врублевский. – Задача, поставленная Москвой перед Виталием Васильевичем, была выполнена. Убежден, что перевод Федорчука в Москву с облегчением восприняли на Украине не только творческая интеллигенция, но и лично Щербицкий. Думаю, что он не мог забыть то, что к снятию его предшественника с должности Федорчук тоже приложил руку».

Михаил Сергеевич Горбачев вспоминает:

«Когда я спрашивал Юрия Владимировича, как работает его преемник, он нехотя отвечал:

– Знаешь, я разговариваю с ним только тогда, когда он мне звонит. Но это бывает крайне редко. Говорят, поставил под сомнение кое-какие реорганизации, которые я провел в комитете. В общем, демонстрирует самостоятельность, хотя, как мне передают, очень сориентирован на руководство Украины. Но я не влезаю.

И это понятно, потому что председатель КГБ выходил прямо на генсека, да и выбор Федорчука был сделан самим Брежневым».

Может быть, Андропов был слишком мнителен, но у пего, видимо, были основания остерегаться своего преемника.

«Переселившись в бывший кабинет Суслова, – пишет Валентин Фалин, – Андропов некоторое время остерегался вести в нем, особенно вблизи телефонных аппаратов, разговоры, задевавшие персоналии. Он даже объяснял в доверительной беседе почему: со сменой председателя КГБ новые люди пришли также и в правительственную связь. Похоже, Андропов обладал кое-какими познаниями насчет возможностей, которыми располагала эта служба для негласного снятия информации».

Страна и мир гадали, что принесет с собой новый секретарь ЦК КПСС, какие идеи выдвинет. И мало кто понимал, что второй по значимости кабинет на Старой площади занял тяжелобольной человек, чье время на самом деле уже истекало. Генерал Вадим Кирпиченко вспоминал, что Андропов угасал на глазах. Гулять он не любил, превратился в кабинетного человека. В последнее время, еще в КГБ, Андропов рассматривал дела без прежней живости. Ему трудно было читать. Он просил помощников читать ему вслух.

Крючков и его заместитель генерал Виктор Федорович Грушко приехали к Андропову на доклад. Юрий Владимирович встретил их со стаканом воды в руке, он явно запивал очередное лекарство.

– Как у вас дела в лесу? – с нескрываемой тоской в голосе спросил он. – Как бы я хотел посидеть у пруда, среди зелени и цветов.

Годы работы в КГВ не пошли ему на пользу. Валентин Фалин пишет, что, «вращаясь в замкнутом, отрицательно заряженном пространстве, Андронов сильно менялся сам». В нем усилились недоверчивость, подозрительность, мнительность и мстительность.