Текст книги "Юрий Андропов. Последняя надежда режима."

Автор книги: Леонид Млечин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 35 страниц)

Когда Вилли Брандт зачитывал в бундестаге заявление об уходе в отставку – из-за истории со шпионом Гийомом, – Эгон Бар заплакал. Он плакал, не стесняясь окружающих и фотокорреспондентов. Он сожалел не о том, что и ему придется покинуть правительство. Он сожалел о том, что из активной политики уходит Вилли Брандт, человек, рожденный для того, чтобы находиться на посту канцлера.

Восточные немцы неофициально извинились перед Брандтом – это не мы, а русские заставляли держать возле вас агента. Москва тоже нашла способ принести извинения – мы бы никогда такого не сделали, это все восточные немцы.

В аппарате КГБ не раз предпринимали попытки самостоятельно, в обход Министерства иностранных дел, играть в политику. Георгий Маркович Корниенко, который многие годы был первым заместителем министра иностранных дел, хорошо знал Андропова. Корниенко считает, что одно важное положительное качество Юрия Владимировича часто оборачивалось против него. Он доверял своим подчиненным. Но иногда, идя на поводу у своего аппарата, принимал ошибочные решения.

Мне известны десятки случаев, – вспоминал Корниенко, когда его собственные подчиненные просто-таки нагло обманывали Юрия Владимировича».

Однажды посол в Соединенных Штатах Анатолий Федорович Добрынин прислал личную шифровку министру Громыко. Советник американского президента по национальной безопасности Генри Киссинджер сказал Добрынину, что в Вашингтон из Москвы прилетает некий представитель советского руководства, которому поручено установить с ним, Киссинджером, особый канал.

Советский посол был весьма раздражен чьим-то вмешательством в его дела. Сама возможность появления новой фигуры подрывала его позиции в сложной дипломатической игре с американцами. Но вопрос министру Добрынин задавал не от себя, а от имени Киссинджера, который ехидно интересовался, зачем Москве еще один конфиденциальный канал связи. Такой канал, по предложению американского президента Ричарда Никсона, давно был установлен мгжду Киссинджером и Добрыниным – для предварительного обсуждения самых важных вопросов и обмена срочной информацией.

Удивленный Громыко призвал Корниенко и показал ему телеграмму Добрынина. В Вашингтон с тайной миссией собирались командировать некоего Виктора Луи, севетского гражданина, которому позволялось то, что смертельно опасно для других. В узком кругу его называли «Луи».

«За столом у Виктора Луи все было иностранное, вспоминал прозаик Анатолий Гладилин, случайно попавший к нему в гости, – и посуда, и рюмки, и бутылки, и еда. Причем не из «Березки», а прямиком из загнивающей Европы... Виктор Луи пригласил спуститься в библиотеку. Подвальная комната, очень ухоженная, оборудованная в книжный зал. Я шарил глазами по полкам и тихо ахал Весь «самиздат»! Весь «тамиздат»! Полное собрание всей антисоветской литературы. Этих книг хватило бы, чтобы намотать полный срок не одному или двум диссидентам, а целому пехотному батальону».

Он предпочитал жить на даче в Баковке, в старом генеральском поселке, куда приглашал интересовавших его (и, видимо, его работодателей) людей.

«Виктор Луи слыл могущественным и загадочным человеком с замашками сибарита, – писал о нем литературовед Давид Маркиш. – Знакомство с ним, от греха подальше, творческие интеллигенты не афишировали – но бывать у него на даче бывали, и охотно.

А Виктор Евгеньевич принимал хлебосольно, показывал картины, коллекционную бронзу, скульптуры Эрнста Неизвестного в саду, шесть или семь роскошных автомобилей в гараже: «порше», «бентли», «вольво». С затаенной гордостью коллекционера демонстрировал машины и ронял как бы невзначай:

– У меня их больше, чем у Брежнева.

И от такого признания озноб пробирал визитера».

Значительно лучше этого загадочного человека знал сын Хрущева Сергей Никитович. Он пишет, что особое положение Луи объяснялось его сотрудничеством с КГБ.

«Меня познакомили с Виталием Евгеньевичем Луи, – вспоминает Сергей Хрущев. – Многие почему-то звали его Виктором. Отсидев десять лет по обычному в сталинское время вздорному обвинению, Луи вышел из тюрьмы после XX съезда...

Виталий Евгеньевич устроился работать московским корреспондентом в одну английскую газету, что обеспечивало ему несравненную с обычными советскими гражданами свободу выездов и контактов. После женитьбы на работавшей в Москве англичанке (ее звали Дженифер) его положение еще больше упрочилось.

Конечно за разрешение работать на англичан госбезопастность потребовала от Луи кое-какие услуги. После недолгих переговоров поладили, и вскоре Виталий Евгеньевич стал неофициальным связным между компетентными лицами у нас в стране и соответствующими кругами за рубежом. Он стал выполнять деликатные поручения на все более высоком уровне, начал общаться даже с руководителями государств...»

Виктор Луи, как выяснил Хрущев-младший, переправлял запрещенные в Советском Союзе рукописи. Он начал с книги участника войны и писателя Валерия Яковлевича Тарсиса. В 1962 году его произведения были изданы на Западе, после чего сам Тарсис был помещен в психиатрическую больницу имени Кащенко.

История публикации за границей книги Тарсиса похожа ни обычную полицейскую провокацию. Толкнуть с помощью собственного агента-провокатора человека на поступок, считавшийся тогда противоправным, а потом его за это наказать...

Луи привлекали и к более важным акциям.

Бежав на Запад, дочь Сталина Светлана Аллилуева засела за книгу воспоминаний «Двадцать писем к другу».

Информацию о подготовке книги в советском руководстве восприняли крайне болезненно. Тем более что записки дочери Сталина должны были появиться в октябре 1967 года – накануне празднования 50-летия социалистической революции. Чего испугались в Москве – понятно.

Александр Твардовский, слушая отрывки из книги по западному радио, записал в дневнике свои впечатления:

Содержание малое, детское, но в этом же и какой-то невероятный, немыслимый ужас этого кремлевского детства и взаимоотношений с отцом, по-видимому, привязанным к ней, но и заметно игравшим доброго отца для истории, игравшим в такие годы, когда у него руки были уже а крови до плеч».

Вот этого рассказа о крови на руках Сталина и хотели и избежать в политбюро, где к тому времени, отказываясь от хрущевского наследства, вновь с восхищением заговорили о вожде. Но помешать появлению воспоминаний Светланы Аллилуевой не удавалось. Пытались дипломатическими и недипломатическими путями хотя бы отсрочить их выход. Западные издатели, естественно, спешили поскорее выбросить книгу на рынок, предчувствуя широкий читательский интерес.

Выход, по словам Сергея Хрущева, нашел Луи:

«Он предложил на свой страх и риск, как частное лицо, сделать в книге купюры, изъять моменты, вызывающие наибольшее беспокойство Кремля, и издать эту книгу на несколько месяцев раньше официального срока.

Условия он поставил следующие: нужна рукопись, купюры не должны искажать смысл книги и остаться незамеченными для читателя, доходы от издания, наравне с неизбежными неприятностями, отдаются на откуп исключительно Луи.

Условия приняли. Виталию Евгеньевичу предоставили копию рукописи, хранившуюся у Светланиных детей. Операция удалась: издательство, согласное на пиратскую акцию, нашлось без труда. Книга вышла летом 1967 года и до какой-то степени сбила нараставший ажиотаж. Виталий Евгеньевич получил немалый гонорар и повестку в канадский суд. Авторитет Луи в глазах советской власти вырос...*

Луи рассказывал Сергею Хрущеву, что у него установились доверительные отношения с самим Андроповым. Они встречались, но не в служебном кабинете председателя КГБ, а в неформальной обстановке.

Виктор Луи провернул и комбинацию с отправкой за границу мемуаров Никиты Сергеевича Хрущева.

«Луи, – пишет Сергей Хрущев, – предложил изъять из текста упоминания, способные вызвать слишком большое раздражение у Брежнева или других членов политбюро. Это в основном касалось крайне редких упоминаний о них самих и некоторых одиозных фактов – таких, как помощь супругов Розенберг в овладении американскими атомными секретами, кое-какие «секреты», касающиеся ракет...»

Сергею Хрущеву Луи сказал, что заручился согласием Андропова – во время одной из встреч рассказал ему свой план. Председатель КГБ идею одобрил. Забавная деталь. Луи предложил Андропову прочитать записки Хрущева, уверенный в том, что тот заинтересуется. Но Андропов, учыбнувшись, отказался.

Юрий Владимирович разыгрывал свою комбинацию. Он, видимо, понял, что помешать выходу хрущевских воспоминаний на Западе невозможно, поэтому принял предложение Луи повторить историю с книгой Светланы Аллилуевой. Но не хотел быть напрямую причастным к этой истории.

25 марта 1970 года Юрий Андропов отправил в политбюро записку:

«В последнее время Н.С. Хрущев активизировал работу Но подготовке воспоминаний о том периоде своей жизни, нала он занимал ответственные партийные и государственные посты. В продиктованных воспоминаниях подробно излагаются сведения, составляющие исключительно партийную и государственную тайну... Раскрывается практика обсуждения вопросов на закрытых заседаниях политбюро ЦК КПСС.

При таком положении крайне необходимо принять срочные меры оперативного порядка, которые позволяли пи контролировать работу Н.С. Хрущева над воспоминаниями и предупредить вполне вероятную утечку партийных н государственных секретов за границу. В связи с ним полагали бы целесообразным установить оперативный негласный контроль над Н.С. Хрущевым и его сыном Сергеем Хрущевым...

Вместе с тем было бы желательно, по нашему мнению, еще раз вызвать Н.С. Хрущева в ЦК КПСС и предупредить об ответственности за разглашение и утечку партийных и государственных секретов и потребовать от него сделать в связи с этим необходимые выводы...»

За Хрущевым и его сыном следили постоянно. Все разговоры Никиты Сергеевича записывались. Сотрудники КГБ взялись за Сергея Хрущева, требуя отдать им все экземпияры отцовских воспоминаний. В общении с чекистами ему пришлось пережить немало неприятных минут. А рукопись тем временем отправилась за океан. Луи сам подписал договор с американским издательством. Ему же причитался и гонорар.

Над переводом рукописи Хрущева на английский язык работал молодой советолог Строуб Тэлбот, друг Билла Клинтона и будущий первый заместитель Государственного секретаря Соединенных Штатов. После выхода мемуаров Хрущева чекисты опять взялись за Сергея. А от Никиты Сергеевича потребовали объяснений в ЦК. Разговор на повышенных тонах ускорил его кончину.

И только Луи наслаждался жизнью...

Громыко ничего этого не знал. Корниенко объяснил министру, что за человек Виктор Луи, и предположил, что кто-то в КГБ действительно пытается обзавестись собственным каналом связи с Белым домом – «в порядке конкуренции» с Министерством иностранных дел. Андрей Андреевич конкуренции на своем поле не терпел. Он позвонил Андропову и зачитал ему телеграмму посла Добрынина, раздраженного намерением КГБ прислать в Вашингтон какого-то «теневого посла».

Юрий Владимирович тут же устроил показательную разборку. Соединился с начальником разведки Крючковым. Тот поклялся, что первое главное управление не использует Виктора Луи.

Опытный Корниенко шепнул министру, что с Луи работает не разведка, а контрразведка. Громыко попросил Андропова задать тот же вопрос второму главку. Начальника управления не оказалось на месте. Его заместитель уне ренно доложил председателю КГБ, что контрразведчики к этому не причастны. При этом проявил детальное знание предмета, сообщив, что у Виктора Луи сломана нога и он вообще никуда лететь не может.

На этом разговор закончился. Громыко распорядился отправить Добрынину телеграмму с просьбой информировать Киссинджера, что его ввели в заблуждение: никакого специального посланника в Вашингтон отправлять не станут. Тем временем дотошный Корниенко позвонил начальнику консульского управления МИД и поинтересовался, не запрашивалась ли американская виза для Виктора Луи? Тот проверил и доложил, что паспорт Виктора Луи действительно был отправлен в посольство США с просьбой выдать визу. Распорядился об этом заместитель начальника консульского управления, представлявший министерстве интересы КГБ. А буквально пару минут назад он же приказал позвонить в американское посольство с просьбой немедленно вернуть паспорт без визы. Иначе говоря, председателя КГБ просто обманули.

Мортин не принадлежал к числу любимцев Андропова. В ноябре 1974 года Федора Константиновича освободили от обязанностей руководителя первого главного управления «по состоянию здоровья и личной просьбе». Начальником разведки стал его первый заместитель Владимир Александрович Крючков, ближайший помощник Андронова.

Начальником контрразведки тоже был человек, которого Андропов давно и хорошо знал, – это Григорий Федорович Григоренко. Когда Юрий Владимирович был послом в Будапеште, заместителем старшего советника КГБ в Венгрии служил полковник Григоренко.

Григоренко начал службу в НКВД еще до войны – оперуполномоченным особого отдела стрелковой дивизии. Во время войны – в главном управлении контрразведки Смерша в Венгрии Григоренко был ранен – получил пулю и голову. В 1959 году его перевели в разведку – заместителем начальника отдела «Д» (изготовление оперативных документов прикрытия). Затем он возглавил службу внешней контрразведки.

– Главная задача управления «К», – говорил председатель КГБ, – это проникновение в спецслужбы противника с тем, чтобы обеспечить безопасность нашей разведки.

Внешняя контрразведка присматривала за разведчиками, а в зарубежных представительствах – и за всей советской колонией. Один начинающий посол с удивлением обнаружил, что не он, а офицеры КГБ, прежде всего из внешней контрразведки, реальные хозяева посольства:

– Посол ничего не может. Закончился срок командировки – уезжай. А пока срок не кончился, посол тебя домой не отправит. А офицер безопасности любого может досрочно вернуть домой. Вот их все и боялись.

При Андропове карьера Григория Федоровича круто пошла вверх, В 1970 году Юрий Владимирович сделал генерал майора Григоренко начальником второго главного управления (контрразведка), в 1978-м – заместителем председателя КГБ.

Григоренко и Крючков друг друга не любили, что Андропова вполне устраивало.

Вспоминая свою жизнь, один генерал КГБ обмолвился

– Я принадлежал к другой группировке...

– А сколько же было группировок внутри комитета? ― поинтересовался я.

– Основных три, остальные мелкие. Каждый из заместителей председателя КГБ продвигал своих, верных, близких ему людей. Все группы между собой враждовали.

– Андропов об этом знал?

– Конечно. Знал и позволял им сохраняться. Да он специально оставлял внутри комитета враждующие группировки! Заставлял их конкурировать, что давало ему возможность лучше управлять ситуацией...

Григоренко сманил к себе из разведки генерала Виталия Константиновича Боярова, сына погибшего в войну сотрудника НКВД и зятя министра сельского хозяйства СССР. Высокий, красивый, располагающий к себе парень, Бояров начинал в украинском КГБ комсомольским секретарем, потом возглавил отдел в управлении контрразведки. Он женился на дочери Владимира Владимировича Мацкевича, министра сельского хозяйства СССР. Боярова внезапно перевели в разведку. Очень молодым он поехал в Лондон заместителем резидента, но англичане его выслали. Оперативная работа за границей была для него закрыта, и Боярова взяли во внешнюю контрразведку.

В ноябре 1969 года Григоренко перешел первым заместителем во второе главное управление. Во внешней контрразведке его сменил Бояров. Заместителем он взял себа Олега Даниловича Калугина. Андропову Калугин тоже нравился, поэтому Олег Данилович стал самым молодым в КГБ генералом.

Когда Григоренко возглавил второй главк, он попросил Боярова к себе первым замом. Бояров не ладил с Крючковым и в марте 1973 года охотно ушел в контрразведку. Как писал другой генерал КГБ Вячеслав Кеворков, Бояров радовался тому, что «вышел из сферы подчинения непрофессиональному руководителю, который управлял сложнейшей государственной машиной, о функционировании которой имел чисто визуальное или, позже стало можно говорить, виртуальное представление». По словам генерала Кеворкова, Крючков – полководец, проигравши все сражения, в которые ввязывался. От своего шефа, Андропова он не перенял ни одного положительного качества.

Бывший начальник разведки ГДР генерал Маркус Вольф считает, что назначение Крючкова начальником разведки было логичным, но не очень мудрым. С его точки зрения, Крючкову не хватало не столько профессионального опыта, сколько глубины понимания происходящего, да и по натуре он не был лидером. Без непосредственных указаний своего наставника Андропова он терялся.

Однажды за ужином, – вспоминал Вольф, – Крючков прочел наизусть несколько стихотворений Андропова. Я впервые узнал, что тот писал стихи... Это еще больше подняло Андропова в моих глазах, но тогда я поймал себя на иронической мысли, что сменивший его на посту руководителя КГБ Крючков находит время учить наизусть лирические стихи Андропова...

Как и весь КГБ при Андропове, внешняя разведка при Крючкове достигла в определенном смысле расцвета, Резидентуры по всему миру, большие штаты, большие агентурные сети, солидный бюджет, новая оперативная техника и конечно же особое положение разведки внутри КГБ, разведчики ощущали особое расположение Андропова.

Потом, правда, Крючкова упрекали за то, что он увлекался большими цифрами. Разведка старалась собрать максимум информации по всем странам. Реальной пользы от этого было немного, но создавалось приятное ощущение полного контроля над миром.

Однажды во время командировки в Кабул, поздно вечером Крючков спросил начальника нелегальной разведки генерала Юрия Ивановича Дроздова:

– А сколько вообще нужно иметь агентуры, чтобы знать, что происходит в мире?

– Не так много, – ответил Дроздов, – пять-шесть человек, а вся остальная агентурная сеть должна их обеспечивать, отвлекать от них внимание.

Крючков с интересом выслушал Дроздова, но остался при своем мнении.

Опытный оперативник исходит из того, что надо иметь не много агентов, но дающих ценную информацию. Крючков требовал от резидентур увеличить темпы вербовки.

Брали количеством. В первую очередь по всему миру пытались вербовать американцев.

В своем первом отчете за 1967 год Андропов сообщил Брежневу, что удалось «завербовать 218 иностранцев, из которых 64 имеют оперативные возможности для работы против США». Удалось раздобыть шифры нескольких капиталистических стран, направить в ЦК и министерство обороны девять тысяч разведывательных информации и образцы военной техники.

Во всех резидентурах были оперативные работники, занимающиеся ГП – главным противником. Сидел наш разведчик, например, в Новой Зеландии, а работал на самом деле против американцев, то есть старался завербовать кого-то из американских дипломатов или корреспондентов. Старательнее всего искали возможности завербовать сотрудников местной резидентуры ЦРУ. Это считалось высшим достижением. За вербовку американца давали орден. Правда, вербовка – редкая удача. За всю жизнь можно завербовать одного-двух человек, которые будут работать достаточно долго.

Работу разведки оценивают с точки зрения приносимой ею пользы, В какой степени деятельность генерала Крючкова помогала руководству страны правильно оценивать происходящие в мире события, политику других стран?

24 января 1977 года Андропов отправил в ЦК обширную записку «О планах ЦРУ по приобретению агентуры влияния среди советских граждан».

Андропов писал:

«По достоверным данным, полученным Комитетом государственной безопасности, в последнее время ЦРУ США на основе анализа и прогноза своих специалистов о дальнейших путях развития СССР разрабатывает планы по активизации враждебной деятельности, направленной на разложение советского общества и дезориентацию социалистической экономики. В этих целях американская разведка ставит задачу: осуществлять вербовку агентуры влияния из числа советских граждан, проводить их обучение и в дальнейшем продвигать в сферы управления политикой, экономикой и наукой Советского Союза.

ЦРУ разработало программу индивидуальной подготовки агентов влияния, предусматривающую приобретение ими навыков шпионской деятельности, а также их концентрированную политическую и идеологическую обработку. Кроме того, одним из важнейших аспектов подготовки такой агентуры является преподавание методов управления в руководящем звене народного хозяйства. Руководство американской разведки планирует целенаправленно и настойчиво, не считаясь с затратами, вести поиск лиц, способных по своим деловым качествам в перспективе занять административные должности в аппарате управления и выполнять сформулированные противником задачи.

При этом ЦРУ исходит из того, что деятельность отдельно не связанных между собой агентов влияния, проводящих в жизнь политику саботажа в народном хозяйстве, будет скоординироваться из единого центра, созданного в рамках американской разведки.

По замыслу ЦРУ, целенаправленная деятельность агентов влияния будет способствовать созданию определенных трудностей внутриполитического характера в Советском Союзе, заденет развитие нашей экономики, будет вести научные изыскания в Советском Союзе по тупиковым направлениям.

При выработке указанных планов американская разведка исходит из того, что возрастающие контакты Советского Союза с Западом создают благоприятные предпосылки для их реализации в современных условиях.

По заявлению американских разведчиков, призванных непосредственно заниматься работой с такой агентурой из числа советских граждан, осуществляемые в настоящее время американскими спецслужбами программы будут способствовать качественным изменениям в различных сферах жизни нашего общества, прежде всего в экономике и приведут к принятию Советским Союзом новых западных идеалов.

Комитет государственной безопасности учитывает полученную информацию при организации мероприятий по вскрытию и пресечению планов американской разведки».

В чем смысл этого документа, который, судя по всему, был составлен разведкой, изучавшей работу противников из ЦРУ?

Вo-первых, это одно из множества андроповских посланий, направленных на ограничение всяческих контактов с Западом, в первую очередь с США. Записка написана в январе 1977 года. Разрядка едва жива, но еще дышит,

КГБ действует в своем духе: надо еще немного закрутить гайки. Характерно упоминание о желании американцев «преподавать нам методы управления народным хозяйством». На волне разрядки стали выходить книги о современных методах управления, приглашали американских профессоров, сами ездили смотреть, как это делается в крупных компаниях, пытались чему-то научить своих директоров. КГБ и в этом усмотрел ересь.

Во-вторых, этот документ помогает объяснять неудачи в советской экономике как результат саботажа со стороны американских агентов. Такие документы ведомство госбезопасности, меняя стиль и реалии, всегда посылало в ЦК. В случае необходимости они создавали идеологический фон для репрессий.

В-третьих, это саморазоблачительный документ, обидно подчеркивающий невысокий уровень аналитики в первом главном управлении. Как теперь уже стало известно, не было такой программы ЦРУ, не было таких американских разведчиков, которые что-то заявляли агентам КГБ, и не было единого центра, будто бы созданного для руководства агентами влияния.

А что же было? Было желание КГБ доказать свою осведомленность в американских секретах, лишний раз подчеркнуть свою нужность: кто же будет сражаться с агентами влияния, как не КГБ? И были многочисленные – и совершенно открытые, публикуемые в печати! – заявления американских политиков и ученых, в которых выражалась надежда, что знакомство нового поколения советских людей с современным уровнем развития западного общества приведет к переменам в советском обществе.

Но для этого не надо было держать мошный аппарат легальной и нелегальной разведки в Соединенных Штатах. Это все можно было прочитать в американских газетах.

Агентура влияния – такой терминологией американская разведка не пользуется. Это как раз советское изобретение. Именно советская разведка годами, десятилетиями пыталась приобрести в разных странах агентов влияния – людей, способствующих советским интересам. Но успехи были невелики. Развалить Соединенные Штаты или какое-либо другое западное государство подчиненным Андропова не удалось...