Текст книги "Юрий Андропов. Последняя надежда режима."

Автор книги: Леонид Млечин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 35 страниц)

ПОГРАНИЧНАЯ ВОЙНА

В 1969 году вражда между Советским Союзом и Китаем приобрела зловещий военный аспект. Поводом стали пограничные споры. Границы на реках проводятся обычно по тайному фарватеру. Царское правительство заставило Китай согласиться на границу по урезу воды вдоль китайского берега (см.: Вопросы истории, 2004, N° 5), иначе говоря, река Уссури со всеми островами оказалась российской.

В пятидесятых годах китайские руководители заговорили о том, что пора бы провести более справедливую границу. Но конфронтация между двумя странами сделала переговоры невозможными. Китайцы откровенно претендовали ни советские острова. Сначала приходили рыбаки, обычные китайцы с плакатами, потом появились люди с оружием.

Пограничные заставы появились здесь лишь недавно, и пограничников явно не хватало на огромный участок необорудованной границы. 57-й пограничный отряд находился в стадии формирования, командовал им полковник Демократ Владимирович Леонов. Условия службы были тяжелые. Не хватало офицеров, старшин. Трудно было со связью.

Перед пограничниками стояла практически невыполнимая задача – малыми силами, не применяя, оружия, раз разом вытеснять китайцев с советской территории. Эти столкновения быстро перерастали в драки, в ход шли палки, колья, ломы. Пограничники обзавелись рогатинами и дубинами, обливали китайцев из огнетушителей. Потом обзавелись пожарной машиной – мощная стена воды сметала китайцев. Постепенно схватки приобрели массовый, ожесточенный характер, запрещено было только одно – стрельба.

От советского берега до острова Даманский – полкилометра, от китайского меньше – в разное время года от трехсот до семидесяти метров. Остров необитаемый, весной его практически полностью заливает река. Китайские солдаты несколько раз пытались его захватить. Однажды был настоящий штыковой бой. Начальство требовало одного – не открывать огонь. За месяц до кровавых событий на Даманском с бронетранспортеров сняли боекомплект, опечатали и отправили на склад.

В феврале 1969 года все успокоилось. В Москве решили, что острый период миновал. Резервные группы вернулись в отряд. Остался только личный состав погранзастав. Командиры 1-й и 2-й застав не верили, что китайцы оставят их в покое. Нарушив приказ, на свой страх и риск они вернули боезапас в бронетранспортеры.

В ночь на 2 марта 1969 года на остров Даманский скрытно проникли и замаскировались несколько сот бойиов Народной освободительной армии Китая. Пограничники этого не заметили и не подозревали, что им устроена засада.

Утром 2 марта пограничники засекли появление группы вооруженных китайцев, продвигавшихся к острову. Начальник 2-й заставы старший лейтенант Стрельников поднял личный состав и на трех машинах выехал на остров. Иван Иванович Стрельников закончил курсы младших лейтенантов и сам построил эту заставу в рыбацком поселке Нижне-Михайловка.

Стрельников, как положено, потребовал от китайцев покинуть остров. Вместо ответа, китайцы открыли огонь. Они практически в упор уничтожили две группы пограничников. И только третья группа, задержавшаяся в пути – подвела машина, под командованием младшего сержанта Юрия Бабанского вступила в бой. Они бы тоже погибли, но подоспел с двадцатью двумя бойцами начальник соседней заставы – старший лейтенант Бубенин.

Виталий Дмитриевич Бубенин, закончив Алма-Атинское погранучилише, прибыл на Дальний Восток летом 1966 года. Сначала он был заместителем у Стрельникова. А на следующий год командующий Тихоокеанским пограничным округом отвез молодого офицера на вертолете на Кулебякины сопки и показал:

– Запомните, лейтенант, здесь будет пограничная застава. Построите ее к 7 ноября – будете ее начальником.

Когда подоспел Виталий Бубенин, двадцать два советских пограничника были убиты, один, тяжело раненный, попал в плен. Вернут его китайцы мертвым...

Командование отряда находилось на учениях и не подозревало, что рядом идет настоящий бой. Пограничникам не разрешалось брать с собой больше двух магазинов к автомату, то есть они должны были отстреливаться, экономя патроны. К исходу первого часа боя Бубенин был ранен и контужен при разрыве мины, но из боя не вышел.

Старший лейтенант отвел своих людей, а сам на бронетранспортере поехал вдоль острова и, ведя огонь из двух крупнокалиберных пулеметов, оказался у китайцев в тылу. Он вел огонь, пока бронетранспортер не подбили китайские артиллеристы. При абсолютном численном превосходстве китайцы ничего не смогли сделать с небольшой группой советских пограничников. Ни один из наших сол-лит не сплоховал, ни один не поддался панике, ни один не отступил, хотя шанс выжить был минимальным.

На помощь подъехала резервная группа с заставы Бубенина. Она доставила весь остававшийся боезапас, пулеметы и гранатомет. Старший лейтенант (раненный и контуженный!) Бубенин пересел в бронетранспортер Стрельникова и опять двинулся в сторону китайцев. Бубенин ворвался в их расположение с фланга. Появление бронетранспортера было неожиданностью для китайцев. Безостановочно работавший крупнокалиберный пулемет рассекал китайские цепи.

Бубенину повезло – он выскочил прямо на командный пункт китайцев и расстрелял его в упор. Оставшись без командования, китайцы поддались панике и побежали. Уже в последний момент бронетранспортер подбили, и Бубенин вторично был контужен.

Только потом на вертолете появилось командование погранотряда, перебросили подкрепление с 3-й заставы. В бою погибли тридцать два советских пограничника.

На следующий день из Москвы прилетела комиссия, | вторую возглавлял первый заместитель председателя КГБ генерал-полковник Николай Степанович Захаров.

В Имане (нынешнем Дальнереченске), где квартировали командование погранотряда, прошли первые похороны, вспоминал собственный корреспондент «Известий» но Дальнему Востоку Павел Демидов. – Собрался чуть не весь город. Выступает начальник Иманского погранотряда полковник Демократ Леонов. Говорит хрипло, простуженно. Через несколько дней Демократ Владимирович погибнет, как и его соратники, с которыми он прощается сейчас. Оркестр исполняет Гимн Советского Союза, на этом фоне слышен стук молотков – забивают гвозди в крышки гробов. И вдруг, перекрывая все звуки, раздается пронзительный детский крик: Па-а-па-а!

На всем участке 57-го погранотряда перешли на усиленный режим охраны границы. Командир расквартированной по соседству 135-й мотострелковой дивизии получил приказ наметить маршруты выдвижения войск и артиллерии, если придется вступать в бой. Но вводить в действие армейские части не хотели, и пока что на помощь малочисленным пограничникам выдвинули всего две мотострелковые роты и два танковых взвода. Почему-то в Москве рассчитывали на то, что китайцы больше не полезут. И допустили непростительную ошибку, за которую опять пришлось заплатить кровью наших пограничников. Меньше чем через две недели вновь вспыхнули бои.

15 марта 1969 года заместитель министра иностранных дел Владимир Семенов записал в дневник: «В восемь часов утра позвонил Ю.В. Андропов и сообщил о новых осложнениях на советско-китайской границе (у острова Даманского). Несмотря на субботу, было заседание политбюро. Приняли текст заявления Советского правительства. Внутри МИДа создал оперативную группу, ввел круглосуточное дежурство, вертелся у телефонов, как пляшущий человечек».

Китайцы наступали с самого утра при поддержке артиллерийского и минометного огня. Противостояла им маневренная группа погранотряда, не имевшая тяжелого оружия. Пограничники просили военных о поддержке – рядом стояла минометная батарея, но ей запретили открывать огонь. Под напором превосходящих сил пограничники отошли. Китайцы заняли остров. Но пограничники не сдавались, хотя не располагали силами и средствами для общевойскового боя. На бронетранспортерах они пошли в контратаку, но китайская артиллерия жгла боевые машины.

Командир погранотряда полковник Леонов, не выдержав, буквально заставил четыре танка, не имевшие приказа действовать, двинуться вперед. Он сел в головной танк, который подбили. Полковник Леонов выбрался из горящей машины, но китайцы забросали его гранатами.

Генерал армии Вадим Александрович Матросов был тогда начальником штаба пограничных войск. Через много лет он рассказывал в интервью, как в тот день ему позвонил домой сам Брежнев:

– Что там происходит? Это война?

Генерал Матросов на следующий день должен был вылететь на место событий. Он просил дать ему время разобраться – тогда будет ясно. Брежнев требовал ответа немедленно:

Мне из Генштаба докладывают, что там уже все признаки настоящей войны.

Матросов ответил, что, по данным разведки, китайцы своих войск к границе не придвинули. Так что пока это это не война. Леонид Ильич несколько успокоился.

«Наверное, можно было бы и избежать такого обострении, – говорил Матросов, – в чем-то уступить, но наши Политики тогда на компромисс не пошли. В итоге мы получили на границе протяженностью а семь с половиной тысяч километров адскую обстановку. Люди находились в постоянном напряжении».

Генерал Матросов не мог понять логики высшей власти. Если не хотели пускать китайцев на Даманский, надо было сразу перебрасывать туда соответствующие силы и дать достойный ответ. Если, напротив, не хотели ничего затевать, зачем подставили пограничников, обрекли их на смерть?

Пограничники жаловались, что командование Дальневосточного военного округа не желало вмешиваться и им помогать: это ваше дело, а не армии. К Даманскому вела всего одна дорога – развернуть войска было невозможно. Да и не хотели этого в Москве. Перестрелка между пограничниками – это инцидент на границе. Использование Вооруженных сил – это уже война.

Только поздно вечером, после целого дня боев, пограничникам разрешили использовать четыре дивизиона ракетных установок залпового огня «Град». Брежнев дал согласие. После десяти минутной обработки острова ракетами, артиллерией и минометами китайцы отошли.

«Два залпа нашей ракетной установки «Град», наконец, поставили точку в кровавом конфликте: противника как ветром сдуло, – писал Павел Демидов. – Но к тому времени – к 16 марта – наши потери уже составили пятьдесят восемь человек убитыми и девяносто четыре тяжелоранеными...

Остров Даманский – тысяча семьсот метров в длину и пятьсот в ширину. Весной его заливало с макушкой, летом и осенью там косили траву для скота, а зимой – белое безмолвие... Через полгода было решено отдать Даманский Китаю. Соседи быстренько засыпали протоку между берегом и островом, и теперь о тех событиях напоминают могилы в центре Имана да детский вопль на пленке моего диктофона, перекрывающий стук молотков».

Во время событий на острове Даманском в марте 1969 года у Андропова было совещание. Что делать? Как реагировать? Горячо выступали сторонники мощного удара по китайцам. Андропов был против, и его поддержал Брежнев. Обошлись без войны с Китаем, и конфликт постепенно угас.

16 и 17 апреля столкновения между советскими и китайскими пограничниками произошли на границе между Синьцзяном и Казахстаном, стычки вспыхнули вновь 25 апреля и 2 мая. 9 мая в приказе министра обороны маршала Гречко по случаю победы в Великой Отечественной войне Китай впервые вместе с Соединенными Штатами и Федеративной Республикой был назван основным врагом Советского Союза.

В мае и в начале июня продолжались столкновения по всему Амуру. 8 августа произошли новые стычки. Китайское информационное агентство Синьхуа обвинило Советский Союз в подготовке войны против Китая. Критические ситуации на китайской границе возникали и позже, но таких потерь, как на Даманском, уже не было.

В декабре 1972 года Андропов отправил в отставку командующего пограничными войсками генерал-полковника Павла Ивановича Зырянова. Ему исполнилось шестьдесят пять лет. Он командовал пограничниками двадцать лет – принял войска в 1952 году! Андропов хотел кого-нибудь помоложе. Начальником главного управления пограничных войск КГБ назначили Матросова. Андропов ценил Вадима Александровича, сделал его заместителем председателя комитета. Такого раньше не было, чтобы начальник пограничников получал полководческое звание генерала армии – по штатной должности он мог быть генерал-полковником. В феврале 1982 года добился присвоения Матросову звания Герой Советского Союза.

Они были единомышленниками: выступали за восстановление режима постоянной охраны границы. Прежний начальник погранвойск генерал Павел Иванович Зырянов предложил сократить численность личного состава, отказаться от застав там, где нет в этом необходимости, неопасные участки границы охранять маневренными группами, считал правильным больше денег вкладывать в инженерно-техическое оборудование границ.

Матросов в 1974 году предложил вернуться к прежней практике – ставить заставы везде, где есть граница, даже на прежде не охранявшихся участках Охотского моря и на необитаемых островах, хотя оборудование и содержание этих застав стоило огромных денег. Он нашел полное понимание и поддержку у Андропова. Юрий Владимирович, в свою очередь, не знал отказа, когда обращался к Брежневу за деньгами.

Стараниями Андропова пограничники увеличили свой арсенал, получили собственную авиацию, бронетанковую технику. Хотя военные недоумевали – зачем создавать параллельную армию. Но председатель КГБ брал верх в такого рода ведомственных спорах. Вооруженный конфликт на границе имел серьезные геополитические последствия – началось осторожное сближение Китая и Соединенных Штатов.

Когда произошли столкновения советских и китайских поиск на берегах реки, о которой раньше никто в Америке и не слыхал, архитектор американской внешней политики Генри Киссинджер без колебаний повернул дипломатию в сторону Китая. Он был советником президента Ричарда Никсона по национальной безопасности. Никсон не упустил возможности войти в историю как политик, который восстановил отношения с Пекином.

Москва хотела, чтобы Соединенные Штаты оставались нейтральными в этом столкновении. Американцам казалось, что Москва может нанести упреждающий ядерный удар по Китаю. Генри Киссинджер был убежден, что нельзя допустить поражения Китая в войне с Советским Союзом.

Потому что после этого вся военная мощь СССР была бы повернута против Запада.

Главный орган китайской компартии газета «Жэньминь жибао» писала тогда: «Американский империализм находится при последнем издыхании. Хотя он дошел уже до своего конца, Никсон имеет наглость говорить о будущем. Человек, стоящий одной ногой в могиле, пытается утешиться мечтами о рае».

В реальности китайские руководители были готовы к контактам с Вашингтоном. Китайцы хотели избавиться от угрозы войны на два фронта – и против СССР, и против США, выйти из международной изоляции и продемонстрировать всему миру свой престиж и значимость. Так начался сложный менуэт между американцами и китайцами, настолько тонко организованный, что обе стороны всегда могли утверждать, что между ними нет контакта. Американский посол в Польше увидел китайского дипломата на выставке и буквально подбежал к нему, чтобы передать послание из Вашингтона: американцы готовы к серьезным переговорам. У китайского дипломата едва не начался сердечный приступ, он не знал, что ответить, и просто убежал. Контакты налаживали через румын и пакистанцев.

Многие американские дипломаты говорили, что сближение с Китаем подорвет отношения с Советским Союзом. Киссинджер, напротив, считал, что это заставит Москву искать взаимопонимания с американцами. Реакция Советского Союза была такой, какой ее ожидал увидеть Киссинджер. Москва спешила показать, что с ней можно иметь более серьезные дела, чем с китайцами.

Тайная поездка Киссинджера в Китай состоялась в июле 1971 года. До этого Москва не горела желанием организовать встречу Никсона и Брежнева. После поездки позиция Москвы резко переменилась. Сближение Соединенных Штатов и Китая было воспринято как поражение, как неудача советской политики. В реальности это был путь к стабилизации ситуации, Китай переставал быть непредсказуемым, опасным соседом, от которого можно было ждать всякого. С точки зрения геополитики он начал превращаться в нормального игрока, который подчиняете, определенным правилам. Уже в перестроечные времена переговоры с Китаем привели к изменению линии границы. Остров Даманский отошел к Китаю и получил название Чжэньбаодао.

Китайское руководство, видимо, действительно не хотело тогда большой войны. Но если бы лейтенанты Стрельников и Бубенин, сержант Бабанский и другие пограничники, сражавшиеся в марте 1969 года на острове Даманский, не проявили поразительного мужества, стойкости, готовности сражаться и, если надо, умереть в бою, у китайских руководителей, пожалуй, могло возникнуть желание вновь и вновь проверять прочность советских границ штыком.

ОТРЕЗАННАЯ ГОЛОВА АМИНА

Сама должность заставляла председателя комитета госбезопасности Андропова быть ястребом во внешней политике, подозревать окружающий мир во враждебных намерениях. В служебных документах комитета Соединенные Штаты откровенно именовались главным противником. КГБ находился в состоянии перманентной войны с США И с Западом в целом. Пока Брежнев был здоров, это уравнонешивалось его стремлением к разрядке, к нормальным oтношениям с Западом. Когда Брежнев тяжело заболел, выпустил вожжи из рук, внешнюю и военную политику стала определять тройка – председатель КГБ Андропов, министр обороны Дмитрий Федорович Устинов и министр иностранных дел Андрей Андреевич Громыко.

Как ни странно, власть триумвирата была хуже, чем единоличное правление Брежнева. Уверенный в себе лидер способен пойти на уступки и компромиссы. А тут каждый из тройки стремился продемонстрировать свою непоколебимость, стойкость. Они загнали страну в жесткую конфронтацию с внешним миром.

Даже на заседаниях политбюро они сидели рядом: Андропов между Громыко и Устиновым. Андропов особенно сблизился с Устиновым, обращался к нему на «ты» и называл Митей. Председатель КГБ своими сообщениями об агрессивных замыслах империализма помогал Устинову перекачивать в военное производство все большую часть бюджета. Когда Юрий Владимирович станет генеральным секретарем, отношения с Западом настолько ухудшатся, что заговорят об угрозе новой войны... Андропов, Устинов и примкнувший к ним Громыко и затеяли афганскую авантюру.

Даже сейчас трудно сказать, зачем они это сделали. Несколько очень немолодых, не очень здоровых людей, давно оторвавшихся от реальности. Жизнь советского народа становилась все более скудной, а у них было ощущение нарастающего могущества – от обилия вооружений и всевластия спецслужб.

В Москве не ценили хорошие отношения с прежним Афганистаном. Заместитель заведующего отделом стран Среднего Востока Министерства иностранных дел Иван Степанович Спицкий рассказал, как в апреле 1977 года в Москву приехал президент страны Мохаммед Дауд. Переговоры с ним вели Брежнев, Подгорный, Косыгин, Громыко.

Президент Дауд попросил о личной встрече с Брежневым. За пятнадцать минут до начала официальных переговоров Подгорный сказал об этом Брежневу. Присутствовавшие высказались за то, что афганскому президенту нужно дать такую возможность.

– А когда? – спросил Брежнев.

– Вслед за переговорами в расширенном составе, – пояснил Подгорный.

– А когда я отдыхать буду? – вопросом на вопрос ответил недовольный Брежнев.

Когда переговоры подошли к концу, Дауд осведомился, будет ли отдельная встреча с Брежневым. Услышав, что ему в беседе отказано, афганский президент встал и, не попрощавшись, пошел к выходу. Подгорный побежал его успокаивать.

Мрачный и раздраженный Дауд говорил потом, что хотел обсудить особо важные вопросы. Ему нужен был заем (такой кредит обошелся бы нашей стране дешевле, чем афганская война!). И его тревожило укрепление оппозиции. С одной стороны, режиму угрожали активные исламисты, с другой – молодые офицеры, учившиеся в Советском Союзе и вернувшиеся в Афганистан с вульгарными марксистскими идеями. Офицеров-марксистов советские спецслужбы вполне могли бы попридержать. Но с Даудом даже не захотели разговаривать...

Через год, 27 апреля 1978 года, просоветски настроенные офицеры совершили государственный переворот. Президента Дауда и его семью расстреляли. 30 апреля Советский Союз признал новую власть.

В июне 1978 года начальник разведки генерал Крючков во главе делегации КГБ впервые приехал в Афганистан. Он сыграл активную роль в Афганской кампании. Потом, когда пытались установить, кто же принял решение ввести войска в Афганистан, все отказывались, и получилось, что это произошло вроде как само собой. В реальности разведка своими сообщениями из Кабула, своими оценочными материалами и прогнозами способствовала принятию решения о вторжении.

Сообщения о том, что американцы намерены проникнуть в Афганистан и превратить его в форпост против Советского Союза, версия о том, что лидер Афганистана Хафизулла Амин – скрытый американский шпион, – все это работа разведки. Однако предугадать подъем народного возмущения против советских войск разведка не смогла. Хотя сам Крючков потом уже признал, что в апреле 1978 года в Афганистане произошел всего лишь дворцовый переворот, а вовсе не народная революция, выражающая интересы широких масс трудящихся.

Народно-демократическая партия Афганистана (НДПА) была расколота на две фракции – «Хальк» («Народ») и Парчам» («Знамя»). Обе фракции ненавидели друг друга. Эта вражда в значительной степени была порождена личным соперничеством между двумя вождями – Hyp Мохаммедом Тараки («Хальк») и Бабраком Кармалем («Парчам»), Резидентура внешней разведки в Афганистане поддерживала отношения с группой «Парчам». Вот один из немногих рассекреченных документов того времени.

В мае 1974 года (за четыре года до переворота в Кабуле) заместитель заведующего международным отделом ЦК КПСС Ростислав Александрович Ульяновский направил своему начальству секретную записку:

«Лидер группы «Парчам» Народно-демократической партии Афганистана Кармаль Бобрак (так писали в те годы. – Л. М.) обратился к сотруднику резидентуры Комитета госбезопасности при Совете Министров СССР в Кабуле, с которым он поддерживает неофициальные связи, с просьбой оказать содействие в поездке в Москву на лечение жены его брата – Джамили Наит Барлай (шифротелеграм-ма из Кабула, спец. КГБ № 349 от 13 мая 1974 года).

Д.Н. Барлай, афганка, 26 лет, дочь члена ЦК группы «Парчам» Анахиты, активного сторонника дружбы и тесного сотрудничества Афганистана с Советским Союзом.

Считали бы возможным удовлетворить просьбу К. Бобрака.

Прием, обслуживание и лечение Д.Н. Барлай можно было бы возложить на IV Главное управление при Минздраве СССР. Расходы по приобретению билета на самолет туристским классом от Кабула до Москвы можно было бы отнести за счет сметы по приему зарубежных партработников».

К решению секретариата ЦК было приколото приложение – телеграмма резиденту:

«Шифром КГБ Кабул

Резиденту КГБ

Передайте лидеру группы «Парчам» Народно-демократической партии Афганистана К. Бобраку, что его просьба о поездке в Москву на лечение жены его брата Д.Н. Барлай удовлетворена. Оплатите стоимость авиабилета на самолете Аэрофлота туристским классом за счет сумм центра.

О выезде Д.Н. Барлай в Москву информируйте».

В 1991 году ко мне в редакцию журнала «Новое время» пришел полковник Александр Викторович Морозов. В 1975—1979 годах он был заместителем резидента внешней разведки в Кабуле. Резидентом был Вилен Осадчий. Полковник Морозов рассказывал мне, как действовала разведка в Афганистане, какую роль в этих событиях сыграл Крючков. Его рассказы воплотились в серию статей, которые мы напечатали под общим названием «Кабульский резидент».

Теперь мы знаем, как развивались события.

В конце 1976 года Хафизулла Амин сообщил Hyp Мохаммеду Тараки, что офицеры-халькисты готовы взять власть в стране и свергнуть Мохаммеда Дауда, который с июля 1973 года был главой государства и премьер-министром (в феврале 1978 года он стал президентом страны). Об этом стало известно советским разведчикам в Кабуле.

Резидентура информировала Крючкова. Тот доложил в ЦК КПСС и предложил посоветовать руководителям Народной демократической партии Афганистана воздержаться от каких-либо вооруженных авантюр, которые могут закончиться разгромом партии. В ЦК согласились с точкой зрении разведки.

В Кабуле на вилле корреспондента ТАСС была организована встреча с Тараки. Сотрудник резидентуры на сломах передал лидеру партии послание из Москвы:

– Мы располагаем информацией о том, что среди членов группы «Хальк» есть безответственные элементы, нртынающис к вооруженной борьбе с режимом Дауда. По мнению ЦК КПСС, это опасно для партии и всех левых сил. Поэтому мы просим товарища Тараки, если ему что-либо известно о таких экстремистах, оказать на них влияние и не допустить никаких оплошностей, способных нанести вред мировому коммунистическому движению.

Тараки спокойно все выслушал. Когда его спросили, кто отмечает за работу «Хальк» в армии, он сказал:

– Эту работу ведет мой преданный, надежный и верный ученик товарищ Амин.

Он предложил познакомить советских товарищей с Амином. Эти встречи тоже проходили на вилле корреспондента ТАСС. Тем не менее военный переворот произошел. Правда, режим Дауда сам его спровоцировал. В ночь с 25 на 26 апреля 1978 года были арестованы Тараки, Кармаль и другие члены ЦК НДПА. Амина же забрали не ночью, а под утро. И он успел передать своим соратникам в армии сигнал к выступлению.

Один из участников заговора сообщил обо всем советским разведчикам. Если бы советская разведка предупредила президента Дауда, судьба Афганистана пошла бы иным путем. Остались бы живы и сотни тысяч афганцев, и пятнадцать тысяч советских солдат. При Дауде Афганистан был прекрасным соседом нашей стране...

Офицеры-халькисты взяли штурмом президентский дворец и перестреляли Дауда вместе с его окружением. Нападавшие получили приказ не брать президента в плен. Халькисты боялись, что, если президент Дауд уцелеет, он рано или поздно попытается вернуть себе власть. Точно так же через полтора года советские чекисты и десантники, взяв президентский дворец, застрелили Хафизуллу Амина.

Поначалу «Хальк» и «Парчам» по-братски поделили власть. Hyp Мохаммед Тараки стал председателем Революционного совета и премьер-министром. Бабрак Кармаль – заместителем председателя Ревсовета и премьер-министра, Хафизулла Амин – заместителем премьер-министра и министром иностранных дел. Но между победителями сразу же началась грызня...

Работая на телевидении, я познакомился еще с одним человеком, который наблюдал начало афганской трагедии с близкого расстояния. Это Валерий Иннокентьевич Хара-зов – сразу после апрельской революции он приехал в Афганистан во главе первой группы партийных советников. Мы познакомились с ним, когда я снимал фильм об уже покойном Александре Николаевиче Шелепине, который был членом политбюро и секретарем ЦК. Валерий Харазов учился с Шелепиным в одной школе в Воронеже. Они дружили с пятого класса и прошли вместе через всю жизнь. Харазов тоже был партийным работником, он стал вторым секретарем ЦК компартии Литвы, кандидатом в члены ЦК КПСС. Но его карьера была сломана из-за того, что он не захотел порвать с попавшим в опалу Шелепиным.

Валерий Харазов вспоминал:

– Мне прямо сказали: «Прекрати связь с Шелепиным». Я ответил: «Нет. Я связан с ним с детства, а вы хотите, чтобы я отказался от такой дружбы?»

– «Тогда будет хуже». Я сказал: «Пусть будет хуже, но дружбу с Шелепиным я не порву»...

Такая верность дружбе и принципиальность произвели на меня сильное впечатление. И я с большим доверием отношусь к рассказам Валерия Харазова. Он познакомил меня с генералом Василием Петровичем Заплатиным, который был советником начальника Главного политического управления афганской армии.

Генерал Василий Заплатин приехал в Афганистан в конце мая 1978 года. Валерий Харазов – в первых числах июня, то есть они оба появились там буквально через месяц после апрельской революции 1978 года, когда к апас-ти пришла Народно-демократическая партия. Новые афмшские лидеры собирались строить в стране социализм по советскому образцу. Но наши советники, первыми прибывшие в Кабул, увидели столь сложную и запутанную картину афганской жизни, что о ней советские руководители в Москве имели, пожалуй, весьма приблизительное представление.

Тараки желал быть единоличным хозяином страны, а Кармаль не соглашался на роль второго человека. Тем более что вторым фактически становился Хафизулла Амин, которого продвигал Тараки.

– Все министры-халькисты были веселы, довольны, постоянно улыбались, – вспоминает Валерий Харазов. – Они взяли власть, они руководили страной. А парчамистов они обливали грязью.

Фантастическая амбициозность Тараки и Бабрака Кар-миля не позволяла им наладить элементарное сотрудничество. Валерий Харазов рассказывал, как буквально через два дня после приезда советских гостей принял сам Тараки:

– Настроение у него было приподнятое. Он рассказывал

О ситуации в стране, и чувствовалось, что он находится в состоянии эйфории после революции, которую так легко удалось осуществить. Он говорил, что революция в Афганистане может быть примером для всех стран Востока.

После общей беседы Тараки попросил задержаться руководителя группы Харазова и советского посла Пузанова. Александр Михайлович Пузанов еще при Сталине был на-тнчен главой правительства РСФСР и кандидатом в члены президиума ЦК. Когда его убрали с высокой должности, то перевели в послы,

Тараки сказал советским гостям:

– Вам хочет сделать заявление Бабрак Кармаль. Через секретаря пригласили Кармаля, Вошел мрачный человек, поздоровался, сел рядом с Харазовым и, не сводя ненавидящего взора с Тараки, стал говорить о том, что в партии сложилось ненормальное положение. Он просит сообщить об этом в Москву. В руководстве Афганистана нет коллегиальности, все вопросы решают два человека – Тараки и Амин. А он, Кармаль, фактически отстранен от руководства партией и страной.

Лицо у него было злобное, глаза красные, вспоминает Харазов.

– Я нахожусь в золотой клетке, – продолжал Кармаль. – Я – второй человек в партии и государстве, но я ни в чем не принимаю участия. Мне надо или притвориться больным, или уехать куда-то послом...

В этот момент Тараки ударил кулаком по столу и сказал:

– Хватит! У нас в партии демократия, у нас коллегиальность. Мы все решения принимаем коллективно. Но кое-кто не хочет выполнять принимаемые нами решения. Предупреждаю: по тем, кто не желает выполнять решения, мы пройдемся железным катком.