Текст книги "Странности любви"

Автор книги: Леонид Жуховицкий

Соавторы: Любовь Ямская,Валентина Дорошенко
сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 18 страниц)

Так что же – не писать, не снимать, не печатать? Поставить перед сплетней жесткий барьер? Цедить факты сквозь тройную марлю, отжимая ненужные?

Да нет, конечно же, нет. Информация не колбаса, чтобы ее распределять по талонам, кому сколько положено. Пробовали не раз, и ничего путного из этого не получалось. И общество, и отдельный человек имеют полное право на полную информацию: ведь неточность в данных может легко обернуться грозной ошибкой в решении. Так что речь об ином.

Начальный период гласности вызвал вполне понятную, многолетней предыдущей ложью оправданную эйфорию: подумать только, обо всем свободно, прямо в лоб! Но прошли месяцы, информация стала еще откровенней и точней, а восторгов поубавилось. Ну, знаем правду, ну, видим беду в лицо. А дальше что?

Да хоть бы та же проституция. Десятка статей в периодике хватило, чтобы для миллионов людей картина стала ясна. А что изменилось? И что изменится в ближайшие месяцы или годы? Старинное женское ремесло пойдет на спад?

Увы, никаких оснований для оптимизма в этой сфере нет. Даже если введут закон о проституции и милиция уберет с тротуаров перед гостиницами сотню-другую наиболее одиозных профессионалок, не займут ли тут же освободившуюся территорию легионы бесстрашных, весело-циничных новобранок? Жаль женщин, потерявших себя, спивающихся, кочующих из одного вендиспансера в другой. Но втрое страшно за глупенькую девятиклассницу, которая через год или через неделю впервые возьмет за доставленное удовольствие – нет, не сто долларов, куда там – всего-навсего пятерку или трояк.

Так как же порвать порочную нить, разломать круг, разомкнуть цепь? Как добиться, чтобы свято место в привокзальном буфете или валютном баре оказалось наконец пусто?

Рецепты, предлагаемые сегодняшней периодикой, предельно просты. Впрочем, множественное число тут, пожалуй, неуместно: монополию держит единственное радикальное средство – каленое железо. Полемику вызывает лишь степень каления: как именно карать ударниц платной постели. Автор, на мой взгляд, самой серьезной и убедительной статьи о проституции в рижском «Роднике» предлагает: «Думается, то, что сделали в освобожденном Сайгоне с некоторыми шлюхами – согнали в публичный дом и подожгли, – это уж слишком. Но дать им возможность пару лет поработать на стройках народного хозяйства или в исправительных колониях – это именно то, что им нужно в порядке социальной терапии».

Ни согласиться с этим, ни возразить не могу. Будь я судьей и сиди на скамье подсудимых проституция, первое, что я сделал бы, – это отправил дело на доследование. Слишком мало пока знаем. Не разобрались.

Возможно, закон и нужен. Но уповать на его спасительную строгость наивно. Был ли в истории случай, чтобы жестокая кара сама по себе побеждала порок? Увы – он только уходил вглубь, становясь изощренней и коварней.

Чтобы всерьез бороться с проституцией, надо как минимум добраться до ее корней. Что за странный вид коммерческой деятельности? На чем держится? За счет чего живуч?

А ведь живуч, как еще живуч! Тысячи лет существует. И в наше время, в нашем обществе не только удержался, но и приобрел своеобразный престиж, заставив громко и увлеченно говорить о себе.

Чем проституция плоха, разбираться, пожалуй, не надо – про это писано достаточно. И разрушение души, и рассадник венболезней, и убийство любви путем превращения ее в товар. А вот о другом подумать стоит – чем же хороша?

В том, что хоть чем-то да хороша, у меня лично сомнений нет, иначе давно бы исчезла и след истаял. То есть, может, и не хороша, но… Все действительное – разумно – этот тезис, выдвинутый великим идеалистом, тысячекратно подтвердила практика. Проституция действительна, еще как действительна. Значит, и разумна.

В чем?

***

Вот, в кратком изложении, история Лены – назовем ее так.

В восемнадцать, студенткой, вышла замуж. В девятнадцать родила. Окончила институт, прилично владеет двумя языками. В двадцать два разошлась с мужем – без особых драм, просто не сложилось. Красива, имела успех у мужчин, но пользовалась этим успехом, по нынешним меркам, вполне умеренно. Впрочем, после развода было не до мужчин – стеной встали бытовые проблемы, нестрашные, но малоприятные.

Во-первых, жилье. Своего не было, возвращаться к родителям (в другой город) не хотелось – станут упрекать или жалеть. И вообще хотелось остаться в полюбившемся Ленинграде. Во-вторых, деньги. Зарплата – молодого специалиста. Алименты – с молодого специалиста. Подработать нелегко – дочка.

Временно поселилась у одной подруги.

У подруги бывали иностранцы. Иногда оставались ночевать. Ну и что? Свободная взрослая женщина… У друзей подруги были друзья. Красивая женщина в компании лишней не бывает – Лена лишней не оказалась. Спустя какое-то время выяснилось, что подруге дают деньги. Спустя еще время деньги, весьма не лишние, стала брать и Лена.

Постепенно жизнь существенно изменилась. Вместо работы – справка с места работы: и ходил на службу, и получал зарплату другой человек. Нужда в деньгах отпала – и сама прекрасно одета, и дочка ухожена. Вообще бытовые проблемы решались без особых хлопот.

Какой ценой? Но ведь, в конце концов, с иностранцами за деньги Лена проделывала то же самое, что ранее с соотечественниками бескорыстно.

Конечно же, был профессиональный риск. Несколько раз, увы, влипала. Ни в какие вендиспансеры не ходила: знакомый врач, два укола, сто рублей. Не дешево, зато минимум хлопот.

Исподволь вызрела мысль – выйти замуж за иностранца и уехать. Увы, не получилось. Скандинав, строительный рабочий, на которого Лена делала ставку и с которым около года было что-то вроде романа (ни с кем другим в это время Лена не встречалась), все же на ней не женился – не мог забыть, что поначалу оставлял ей деньги на столике.

В последние годы от прибыльного ремесла Лена отошла: и возраст за тридцать, и дочка подросла, и заниматься валютной проституцией стало небезопасно. Теперь работает, как все. Живет в кооперативной двухкомнатной, часть денег на которую дали родители: легкие доллары и разлетелись легко, за сверхдефицит переплачивала, не торгуясь, в гостиницах швейцары, коридорные и официанты тоже требовали своего, словом, если что к рукам и прилипло, то не так много, как кажется со стороны. Так что теперь и зарплата к месту, и алименты не вредят.

Словом, живет как все. И компания как компания. И романы, что время от времени возникают, бескорыстны. Может, и замуж выйдет, тем более что тоскует по нормальной семье.

Как видим, история вполне благополучная, особенно учитывая крайне рискованный характер ремесла. Везение не просто редкое – исключительное. Из множества одиссей я начал с этой именно потому, что Лена изловчилась пройти весь путь от начала до конца, ни разу серьезно не сорвавшись: ни скандала, ни позорного изгнания с работы, ни венбольницы, ни лишения родительских прав, ни навек грязной репутации, ни сто первого километра, вообще ни одного из тяжелых осложнений, с которыми практически неизбежно связан горизонтальный промысел. Все этапы пройдены – а значит, все виды. Так сказать, идеальная модель, без нокаутирующих ударов фортуны.

Историю Лены мне рассказала ее теперешняя близкая подруга, тридцатилетняя семейная женщина, образованная, служащая, ни в чем не выходящая за рамки порядочности.

Я спросил, что Лена за человек в личном общении, и услышал в ответ, что – хороший, добрый, интеллигентный. Лена меня, конечно, интересовала, но не меньше интересовала и сама подруга: почему в процессе рассказа в ней ни разу не вспыхнуло возмущение?

Я задал вопрос, возможно, не слишком тактичный:

– А вы в случае нужды могли бы таким способом зарабатывать?

Женщина немного подумала:

– Если очень прижмет, могла бы.

И во мне возмущение не вспыхнуло – скорее вызвал уважение честный ответ.

Размышляя над проблемой, я разговаривал с довольно большим количеством мужчин и женщин. Их отношение к проституции было разным: безразличие, озабоченность, неприязнь, снисходительность, зависть к заработкам (и это было). Негодованием не вскипел никто.

Негодование кипело лишь на страницах газет.

Я не социолог, никаких исследований не проводил и, естественно, на обобщение права не имею. Имею право лишь на ощущение. А оно вот какое: что-то неладно у нас с общественной нравственностью. С моралью – с ней все в порядке, потому что с ней всегда все в порядке, что надо, то и осудит. А вот с нравственностью…

Кстати, случайно ли гнев наших публицистов направлен прямо и однозначно именно против проституток? Не против торговли телом, а против торгующих телом? Когда-то великие наши писатели мучились вопросом, как спасти от гибели проституток – и Толстой в «Воскресении», и Достоевский в «Преступлении и наказании», и Куприн в «Яме». Нас же тревожит иное: как спасти молодых девушек от соблазнительного влияния проституции? И означать это может только одно: профессия, еще полвека назад считавшаяся предельно позорной, помаленьку набирает престиж, без лишнего шума, но все же поднимаясь по лестнице общественного мнения.

Впрочем, я, кажется, тороплюсь с выводами. Может, все как раз наоборот, и молчание нашей нравственности честней отражает жизненную закономерность, чем гневные всплески морали?

Для начала надо бы установить, что такое проституция. Говорят, с латыни переводится как осквернение, потеря чести. Но мало ли как приходит к человеку бесчестье! Пожалуй, в качестве рабочего определения вполне годится общепринятое – торговля телом.

Но если с этой позиции взглянуть на целый ряд жизненных явлений, даже при беглом анализе выяснится, что и валютные и вокзальные дамы в торговле туловищем вовсе не монополистки. Формы самопродажи куда многочисленней и прихотливей.

Конечно, за договорную сумму пойти с иноземцем в номер или с соотечественником в подъезд – проституция без всяких оговорок. Ну а, допустим, выгодное замужество, брак по корысти, стремительный прорыв к материальным благам, обеспеченный с тылу, и с флангов, и вообще со всех сторон загсовским штампом, – это что? Чем расплачивается расчетливая невеста за будущее многолетнее благополучие? Так почему же за розничную торговлю телом выселяют в дальние пригороды, а за оптовую преподносят цветы?

Впрочем, в оптовой коммерции со слабым полом успешно конкурируют рыцари и джентльмены.

В самом деле, что приносят на алтарь высокопоставленной семьи крепкие телом и неслабые духом, на все готовые и на все способные зятья? За что вознаграждают их молниеносной карьерой? Нет слов, прибывающие доходы они отрабатывают, но можно ли эти доходы безоговорочно назвать трудовыми? А если зятьев двигают вверх по линии дипломатической (вариант, кстати, весьма распространенный), не будет ли справедливо определить их основное занятие как валютную проституцию?

Наконец, не худо бы и установить, где конкретно начинается и где кончается тело. От макушки до пят или, так сказать, от сих до сих? Логично ли, воспрещая к продаже филейную часть, беспрестанно выкладывать на прилавок все остальное?

Когда талантливый человек во имя благ житейских ставит мозги на службу лживой, а то и подлой силе, как назвать занятие это? Впрочем, известно, как назвать, именно так и называем. Но что-то не припомню, чтобы за политическую или литературную проституцию волокли в отделение или высылали на сто первый километр.

Ну а совесть, таинственная субстанция, живущая, видимо, тоже где-то в нашем теле, ибо где же ей еще помещаться, – разве редко продается она? Недавно слышал, как падением нравов в молодежной среде возмущался деятель, регулярно предававший впавших в немилость друзей…

Нет, я вовсе не оправдываю продажу конкретного тела за конкретную сумму – я просто ищу место этого вида проституции в, так сказать, общем строю.

В «Литературной газете» я прочел откровенные, злые и горькие заметки Майи Ганиной о «другой культуре» – не той, что досталась нам от классиков, от интеллигентов высокой образованности и высокой порядочности, а об иной, реально, увы, существующей, жутковатой культуре, позволяющей халтурить и пьянствовать, врать и красть, позволяющей женщине бить корову и орать на ребенка. Все это вроде бы не ново – давно знаем. Но писательское открытие Ганиной в том, что она увидела во всем этом привычном кошмаре не отступление от норм культуры, а – культуру, уродливую, грязную, но сложившуюся, окрепшую, в противоестественном направлении, но развивающуюся.

Представим на момент всю толщу этой «другой культуры», где, помимо сказанного Ганиной, крупные хозяйственники воруют, низшие холуйствуют, высшие хамят, интеллигенты публично и даже печатно врут, где людям внушают, что послушание важней достоинства, а выгода выше правды, – так вот в «другую культуру» проституция вписывается естественно и органично. Этические категории – нравственно и безнравственно – тут неуместны: каждый изловчается как умеет. Годится иной вопрос: выгодно или невыгодно?

Впрочем, об этой важнейшей стороне проблемы – выгодно или невыгодно – есть смысл поговорить чуть позже…

***

Сегодня каждому ясно, какое огромное значение в жизни молодого человека имеет выбор пути. И не случайно о проблемах профессиональной ориентации так много, а порой и толково пишет молодежная печать. В общих чертах мы знаем, как овладевают специальностью юные сборщики и штамповщики, ткачихи и доярки, трактористы и монтажники, знаем, как приходит талантливое пополнение в большой спорт и большое кино.

Все это в высшей степени интересно и поучительно.

Но меня в данный момент интересует иное: каким путем приходят в древнюю свою профессию молодые проститутки?

Конкретных биографий множество – и все-таки ответить на этот вопрос крайне трудно. Ибо госэкзамены тут не сдают, дипломы не вручают, и трудно уловить грань, за которой любительница весело пожить становится профессионалкой.

Всмотритесь в эту лестницу – одна ступенька почти не отличается от другой…

Девушка познакомилась с мужчиной, зашла к нему послушать музыку и осталась ночевать. Хвалить, видимо, не за что, но при чем тут проституция?

Девушка познакомилась с мужчиной, зашла с ним в кафе-мороженое, а потом осталась ночевать.

Зашла с ним в ресторан, а потом осталась ночевать.

Осталась ночевать, а потом получила подарок.

Осталась ночевать, а потом получила деньги на подарок.

Осталась ночевать, а потом получила деньги – уже без ритуальной фразы: «Выбери, что нравится самой…»

Так где же роковой рубеж, а?

Кстати, «подарок» – не ступенька, а целый лестничный марш. И – никаких указателей, что можно, и что нет. Цветы? Это предписывается всеми газетными нравоучителями. А коробка конфет? А миленькие пластмассовые сережки? А косынка? А маечка? А кофточка? А – «выбери, что нравится самой»?

Так с какой же ступеньки в ужасе бросаться назад? Тут и взрослый-то, бывалый задумается. А каково бедной девушке? Всего-то и хотела порезвиться, пока молода, запастись воспоминаниями на отдаленную старость – глядишь, уже куплена и оплачена. Раз оплачена, два – а потом за так и обидно, и накладно. У девушек нынче расходы – сами знаете…

Вот еще одна конкретная биография. Имя – Люда. Возраст – около девятнадцати. Отец инвалид труда, пенсия маленькая, уважение окружающих соответствует пенсии. Мать работает в торговле, характер властный, года два назад, почувствовав, что власть кончается, стала раздражительной и крикливой. Старший брат – наладчик, работа разъездная, жизнь своя, отдельная, подробностей Люда не знает. Младшая сестра в шестом классе, учится старательно, вообще серьезная девочка, постоянно заботится об отце, осуждает Люду за легкомыслие, словом, пытается в одиночку противостоять разладу и распаду в семье.

Люда не красавица, но лицо приятное, фигурой тоже не обижена, мягка, женственна. Особым умом природа не наделила, зато доверчива, расположена к людям, добра. Стеснительна, говорит мало, в центр компании не лезет никогда, за что ценится подругами.

Когда ей было шестнадцать, случилось краткое подобие романа с малознакомым парнем постарше. Кроме испуга и боли, ничего не испытала, парень вскоре исчез, и еще около года жила по-прежнему, будто ничего и не произошло.

Потом познакомилась с двумя женщинами, знающими жизнь. Брали Люду в компанию, была вкусная еда, вино, к которому, к счастью, не пристрастилась, разговоры и, главное, ощущение праздника. От Люды, в общем, ничего не требовали, не принуждали. Но один мужчина понравился, другого не хотелось обидеть отказом, а там пошло. Окончила училище на парикмахера, но парикмахерская попалась плохая, заработки маленькие, вымогать чаевые не умела, клиентуру не приобрела – словом, ушла без сожаления. Так что теперь – чистая профессионалка, в том смысле, что другого заработка нет.

Этот тоже невелик и случаен. С иностранцами дела не имеет – нет ни опыта, ни наглости, ни собственного жилья, ни знания языков. Соотечественники порой дают деньги, кто сколько, порой ведут в ресторан, порой берут бутерброды и пирожные в гостиничном буфете. На одежду и косметику, в общем, хватает, а никаких планов, требующих крупных капиталовложений, у Люды нет.

Имеется и нечто вроде своей компании – несколько подруг и десяток молодых людей, которые в отличие от клиентов денег не дают. Уровень общения примитивный, на любительских началах используются все те же Людины и подруг профессиональные качества. Но все же возникает какая-то видимость человеческих отношений, тот нищенский минимум духовности, без которого просто не проживешь.

Между прочим, самый предприимчивый из парней компании предложил Люде в духе времени организовать, так сказать, кооператив: он возьмет на себя все менеджерские хлопоты (квартира, переговоры с клиентами, получение с них денег и т. д.) с тем, чтобы Люде и подругам осталась лишь творческая работа. Но тут покладистая Люда решительно отказалась – кому надо, это будет все равно, что в парикмахерской…

Резонный вопрос: зачем Люде такая жизнь?

Резонный ответ: другой у нее просто нет.

Разумеется, при должной настойчивости можно и приобрести специальность по душе, и поднять свой культурный уровень, и полностью сменить окружение. Но должной настойчивости у Люды нет. Вот если бы кто-то умный, добрый и волевой взял Люду за руку и… Но охотника взять Люду за руку пока что не нашлось.

В принципе Люде надо не так уж много: одеться, поесть, время от времени сходить в какое-нибудь веселое место и отдохнуть душой в компании. Но работник Люда плохой, собеседник неинтересный, средства на представительство родители не выделяют. За убогую пайку общения, кроме собственного туловища, ей заплатить нечем.

Люда живет не так, как хочет, а так, как может. Как получилось.

Когда-то проституток называли падшими, а то и погибшими созданиями. Теперь эти слова вызовут разве что недоумение. Лена, скромно, но безбедно живущая в своей двухкомнатной, услышав их, только усмехнется, а Люда и вовсе не поймет. Так что пора переходить к кардинальному вопросу – о выгоде. К богу нравственность, к черту мораль. Выгодно или невыгодно?

Если почитать репортаж с панели – выгодно, и еще как. Валюты – завались! Коньяка – залейся! И вообще сплошное парле ву франсе. Низменный порок разоблачается так, что слюнки текут.

Поскольку до недавних времен считалось, что проституции у нас нет, то и науки о ней нет, и статистики нет. Приходится пробавляться эмпирикой, выборочными данными, мнением бывалых людей. Что ж, лучше, чем ничего.

В портовом городе Риге я познакомился с одним из немногих специалистов-практиков по обсуждаемой проблеме. У майора милиции Марка Дубовицкого, начальника рижского приемника-распределителя УВД, шестьдесят подчиненных, сто двадцать мест в доме с решетками, двадцатидвухлетний стаж и огромный опыт. Позволю себе опереться на его суждения.

Проститутки делятся на четыре основные категории, каждая из которых заслуживает внятного описания.

Интерпроститутки – профессиональная аристократия. Иностранцы и только иностранцы. Не полиглотки, но кое-как объясниться могут, порой на нескольких языках. Клиентов ищут в гостиницах, но работают, как правило, на дому, снимая квартиры – в номерах хлопотно, опасно и заметно. Экспортное исполнение влечет за собой повышенную оплату – выражаясь артистически, концертная ставка этих дам до ста рублей. Или – до тридцати долларов. Взяли бы и больше – да кто ж им даст? Иностранец нынче тоже не дурак, имеет выбор и знает, что почем. Месячный заработок интерпроститутки порядка четырехсот-пятисот рублей. Почему так мало? Да потому, что иностранцы к ним в очереди не стоят. Вот придет раз в неделю белоснежный лайнер с туристами – тогда есть шанс.

Но и пять сотен на книжку не положишь – очень уж велики накладные расходы. За квартиру плати. За обмундирование плати. Да и чтобы гость оставил сто рублей, надо стол накрыть хотя бы на червонец, ты поскупишься, и он поскупится.

Даже среди валютных проституток миллионерш нет. Самая благополучная из замеченных в Риге имеет двухкомнатную квартиру и видеомагнитофон. Квартира досталась от матери, «видик» приобретен на свои. Ни машин, ни дач, ни прочих роскошеств, которые им приписывает молва.

Откуда же легенды о безумных дивидендах?

Во-первых, врут сами дамы. Их легко понять. За что могут (если могут) уважать проститутку, кроме высоченных заработков? Вот и сочиняет, пока верят.

Во-вторых, привирают журналисты. По той же причине, по которой прежде раздували сумасшедшие сверхпланы передовиков. Чем громадней цифра, тем интереснее читать. А какому пишущему не хочется, чтобы читатель разинул рот над его страницей?

В-третьих, охотно и упоенно врут сами читающие. Слаб человек, любит считать деньги в чужом кармане. Уж так нам хочется, чтобы футболист получал сто тысяч, а певица миллион, а проститутка тоже миллион, но в валюте!

Впрочем, и заработок на уровне доктора наук не плох, и интерпроститутки не бедствуют…

Вторая категория – совпроститутки. Эти обслуживают соотечественников, но не из патриотизма, а ввиду малой эрудиции. Предпочитают моряков из загранки, северян в отпуске и офицеров в командировке. Ставки значительно ниже, зато клиентура обширней. Увы, не брезгуют и прямой уголовщиной, вполне могут обшарить карманы подвыпившего клиента. Их охотничьи угодья – рестораны попроще, где нередко приходится и самим платить за свой ужин. Заработки от уровня молодого специалиста до кандидата наук – тут уж как повезет.

Третья категория – дальнобойщицы или плечевые. Их профиль – специфический автосервис на бескрайних дорогах страны. В кабинах огромных рефрижераторов, мощных панелевозов и скромных грузовичков они покрывают порой огромные расстояния, переходя с трассы на трассу, с «плеча» на «плечо», из машины в машину, от мужчины к мужчине. Шофера люди не бедные, но шальных денег у них нет. К тому же моторизованные ковбои эпохи НТР не обижены бескорыстным женским вниманием, так что на серьезный доход дальнобойщицам рассчитывать нечего. Они и не рассчитывают. Живут, как в командировке – кров оплачен, харчи оплачены, разве что дома зарплата не идет. Бывают и премиальные – кто даст на колготки, кто купит платьице, кто заменит туфли, разбитые о камни пяти климатических зон и семи часовых поясов.

Где же вербуются эти странствующие подмастерья, откуда берутся вольные коробейницы, месяцами таскающие свои нетяжелые короба, задешево распродающие не произведенный, не купленный, не на базе полученный товар?

Их в основном поставляют провинция, деревни, поселки, маленькие городки. Шумно и глупо распылив возраст первой любви, растеряв до зернышка то, что когда-то именовалось репутацией, до крайнего рубежа обострив отношения с родными и близкими, недавние выпускницы средних школ устремляют глаза на шоссе местного, республиканского, а еще лучше союзного значения. Романтика дальних дорог! Сладкая возможность и мир посмотреть, и себя показать, благо пока еще есть что показывать.

Им хочется многого, хотя чего конкретно, они затрудняются сказать. Хочется в Сочи и Ленинград, к Черному и Балтийскому, на Юг и на Север, в горы и тайгу, в Казань и Рязань. А если из дорожного разговора узнают про Конотоп или Кинешму, захочется и туда. Главное, пожить интересно, пока молода, чтобы на старости лет было что вспомнить.

В старости (а она приходит к проституткам удручающе быстро) они вспомнят гул мотора, вкус щей, одинаковый во всех придорожных забегаловках, и одинаковые сюжеты в разных кабинах…

И, наконец, последняя, четвертая категория – проститутки бездомные, те, что время от времени как раз и заполняют камеры приемника-распределителя. Эти неимущие по всем параметрам. Ничего нет – ни заработков, ни надежд, ни дома, ни прошлого (забыто, растеряно), ни родных, ни профессии, ибо даже в качестве проституток они никому не нужны. Впрочем, изредка по этой линии что-то все же перепадает – котлета в столовой и флакон одеколона подешевле. Без флакона нельзя: к сожалению, почти все бездомные проститутки – алкоголички.

Дубовицкий считает, что в Риге около трехсот профессиональных проституток. Дальнобойщицы здесь гости, и контингент делится между оставшимися категориями примерно в равных долях. И валютных треть, и бездомных треть.

Бездомные – это и есть бывшие валютные, бывшие портовые, бывшие разъездные. Мало кого минует чаша сия. Путь от ресторана при гостинице до кирпичного дома с решетками на окнах занимает, как правило, от двух до пятнадцати лет.

Иногда он еще короче.

Марина выросла на Урале в трудовой семье, родители с высшим образованием. Девочку держали строго, может быть, даже слишком строго, поэтому, окончив школу, город для дальнейшей учебы выбирала по принципу – подальше от дома.

Рига годилась.

В престижное училище поступить не удалось, в непрестижное не стала. Девочка, воспитанная «в правилах», вдруг выяснила, что за их рамками лежат чрезвычайно богатые возможности.

О дальнейшем вполне толково рассказала сама Марина – письменно, в приемнике-распределителе.

«Образ жизни: находилась в Юрмале в ресторане „Лидо“ и других. Вступала в половые связи только с женатыми мужчинами (так мне посоветовали), они мне платили посещением ресторана и другими видами услуг (билет в театр, на хороший концерт). Вступала в половые связи только с мужчинами, которые имели хорошие связи и деньги. Я сама ни за что не платила. Деньги, которые мне высылала мама, были маленькие, и на них в ресторан не сходишь. (Всего 100 рублей.) До приезда в Ригу я была девушка, стала женщиной сразу после приезда в этот город. С этого все и началось. Я поняла, что половыми связями можно себя обеспечить не работая, и занялась этим. Родители об этом ничего не знают, очень прошу ничего им об этом не сообщать, поскольку я сообщила родителям о том, что я хорошо устроена и работаю…

Хочу пояснить, что, кроме ресторанов и услуг, я иногда брала и деньги, по 50, по 25 рублей. Деньги клала в карман, я пересчитывала потом, но я предпочитала приехать через некоторое время и взять (под предлогом нужды) у них деньги. Эти деньги я тратила на модную одежду. Из Риги я выезжала в августе 1987 года на три дня в г. Таллинн, посмотреть город. Поехала к парню, с которым познакомилась в г. Риге, он богатый, работает кондитером, говорил, что от работы имеет большой навар. Я с ним вступала в половую связь, за что он содержал меня и купил мне билет на поезд.

Алкогольные напитки я не люблю, когда ложусь в постель с мужчиной, то стараюсь не пить. По-моему, алкоголь губит внешность, а я хочу сохранить лицо привлекательным.

Очень много знаю ребят из „фарцы“, отношения с ними нормальные, но близко с ними не схожусь, считаю, это мелкая сошка и показушники, деньги есть только у тех, кто „стоит в тени“. Меня просветил на этот счет один мужчина, я не знаю, кто он, но я его поняла и следую его принципам».

Этим принципам следует большинство профессионалок. Семейные мужчины предпочтительней потому, что в случае осложнений – а они возникают постоянно – не станут поднимать скандал. Женатые надежней – тут проститутки полностью солидарны с кадровиками солидных учреждений…

К каким нравственным результатам приводит «следование принципам», говорить не буду – у нас речь не о нравственности, а о выгоде. Так вот поражают прежде всего результаты экономические. Путь от девушки до бездомной проститутки Марина прошла за год с небольшим!

Кстати, как определяют эту самую бездомность?

Терпящих бедствие профессионалок милиционеры берут в основном на вокзале и рынке. Приметы – грязная одежда, опухшее лицо и запах – специфический запах давно не мытого тела…

При мне в рижский приемник доставили Нину (кстати, и в этом, и в прочих случаях имена женщин по понятным причинам изменены). Нина из Белоруссии, здесь уже полгода. Где живет? У знакомых, вот только не помнит ни фамилий, ни адресов. Высока, стройна, когда-то была, видимо, очень красива. Впрочем, что значит «когда-то» – ведь ей всего двадцать шесть! Да – по паспорту. А по виду сильно за тридцать. Тяжелая, изматывающая работа! Ведь когда биологическая система, созданная природой для любви, без конца запускается для корысти, это обходится дорого: организм изнашивается стремительно. Говорят, меньше всех живут летчики-испытатели и журналисты. Кто бы посчитал долголетие проституток!

Что нажила красавица Нина к своим двадцати шести? Все, что имеет, – на ней. Правда, в протоколе особо отмечены ценные предметы: часы «Полет» в корпусе белого металла и деньги в сумме 27 копеек монетами. Все!

Так куда же девались полтинники, четвертаки, червонцы, пятерки, трояки хотя бы? В какую прореху завалились доллары, фунты, марки и кроны? Во имя чего работа на износ?

Увы, жизнь горизонтальной коммерсантки – одна сплошная прореха. Даже Лена, умная, знающая два языка, не разбогатела. Что уж говорить о середнячках!

Да, проститутке дают немало денег. Но ведь и она дает направо и налево, не торгуясь и не считая: хозяйке за «хату», соседу за молчание, таксисту за покладистость, участковому за близорукость. А сколько берет сутенер по кличке Игорь за знакомство с «мужчинами кавказской национальности», как она сама же потом напишет в отделении милиции? Сколько хапнет предпринимательница по кличке Хромая, которая, утратив к тридцати годам потребительскую стоимость, торгует уже не своим, а чужим телом? Марина предпочитает иметь дело с женатыми, потому что они скандалить не станут. Но и подонки обоего пола предпочитают иметь дело с Мариной, потому что она тоже скандалить не станет. Не сомневаюсь, что красивая Нина была в цене. И летом ей, вероятно, жилось вполне прилично: и курортников много, и тепло. Но зима, как крыловской стрекозе, приносит проститутке тяжкие проблемы.