Текст книги "Тьма. Том 9 (СИ)"

Автор книги: Лео Сухов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 17 страниц)

Глава 7

[Помехи]

[Помехи]

[Помехи]

[Помехи]

Человек – это не только организм. Это ещё куча всякого разного, что накручено в различных планах бытия. И одной из самых слабых систем человека является психоэмоциональная. Её состояние и без того регулярно колеблется между «ура, я пришёл в себя» и «снова здорово». Так ещё и пограничные состояния бывают, которые, в свою очередь, провоцируют срывы. Это если по-умному говорить.

А если по-простому, человек может очень легко сбрендить. Совсем и окончательно.

И такой сбрендивший человек либо будет пытаться восстановить свою личность из осколков, на которые она разлетелась при переходе от «здорового» к «больному». Либо, что вероятнее, потому как второй путь значительно легче – примется создавать новую личность.

Примерно так я понял объяснения умных людей, разбиравшихся в ситуации с «точкой 101». К чему это они решили пообсуждать такие сложные материи? А к тому, что глубокое вмешательство менталиста приводит к состоянию, которое напоминает состояние обычного умалишённого.

А местный менталист в сознание сотрудников «точки 101» вламывался неоднократно. Это он сам всем нам поведал, стоило предоставить ему выбор между правой рукой, левой рукой и ртом. Лично мне было совершенно всё равно, что драть – зубы или ногти. Зубы сложнее драть, но выйдет дольше и болезненнее. Ногти быстрее, зато пальцев у человека много.

Александр Александрович Борьков оказался сговорчивым. И вышел за рамки выбора, сразу обещав рассказать всё-всё-всё – хоть от сотворения мира, хоть от спорного Большого Взрыва. И даже худо-бедно, в меру понимания, описать теорию квантов. Лишь бы я прекратил задумчиво щёлкать плоскогубцами.

Всё началось ещё несколько лет назад, когда захиревший род Борьковых начали безжалостно давить их доброжелательные, казалось бы, соседи. Причём давили как законными методами – через суды, связи и экономические инструменты – так и не слишком законными. Например, путём физического устранения.

Правда, делали всё так, чтобы придраться нельзя было. Члены рода Борьковых, некогда наводившие ужас на врагов и друзей, гибли один за другим. И все до единого – при загадочных обстоятельствах. А Царское Представительство жалобы главы рода рассматривало не слишком внимательно.

Возможно, сказывалась дружба некоторых сотрудников с родами, отгрызавшими куски имущества от Борьковых. А возможно, причина крылась в том, что живых Борьковых в принципе оставалось не так уж много, и на такие мелочи Царскому Представительству было начхать.

Да и ссора Рюриковичей с дворянами не способствовала вмешательству властей в разборки. В общем, кто прав, а кто виноват, разбираться предстояло уж точно не мне. Главное, что настал момент, когда в роду Борьковых остался Александр Александрович, который даже не знал о проблемах рода, потому как с детства воспитывался отдельно. Ну и его троюродная бабка, которая об Александре Александровиче как раз знала и помнила.

Эта достойная во всех смыслах женщина, понимая, что своими силами удержать оставшееся имущество рода не сможет, завещала его уже выросшему Александру Александровичу. Оставила, правда, для себя одну лазейку: Борьков в наследство должен был вступить только в том случае, если более близких родственников не останется. А посему была уверена, что уж теперь-то об имуществе можно не беспокоиться. Потому как у зловредных соседей не хватит ресурсов, чтобы менталиста из закрытого предприятия в Серых землях вытащить. И спокойно стала доживала свой век.

Борьков же, с юных лет обучавшийся в царском приюте, неожиданно для себя узнал, что вообще-то он не только ценный специалист, но ещё и богатый, в перспективе, молодой человек. А значит, после службы на «точке 101» имеет полное право пожить в родовом поместье в своё удовольствие.

И всё бы было хорошо…

Вот только соседям Борьковых этот возможный счастливый исход не понравился. Немного пораскинув оставшимися мозгами, они решили пойти на крайние меры. Троюродная бабка была против воли выдана замуж за одного из престарелых пердунов враждебного рода. После чего на Борькова вышли даже в Серых землях, действуя через местных ушлых людишек и охрану. И намекнули, что его бабка вот-вот скончается, всё имущество перейдёт к её мужу, а Борьков останется с носом и без денег.

Несложно догадаться, что Борьков, в мечтах уже живший на пенсии в своё удовольствие, отказываться от сладких видов на будущее не захотел. Он понял, что родам от него что-то потребовалось, раз решили о таком ему сообщить. И пошёл на сотрудничество с вымогателями в надежде, что бабка-таки переживёт нового мужа и дотянет до истечения службы самого Борькова. А уж он-то со своим талантом быстро разберётся с этим делом.

И первая же договорённость с родами поставила Борькова перед выбором. Либо и дальше надеяться на большие деньги, либо нарушить законы, которые менталисты не должны нарушать, в принципе, ни при каких обстоятельствах.

Ему полагалось влезть в голову Дмитрия Демьяновича Замочника, начальника «точки 101». И внедрить туда абсолютную уверенность, что во вверенном предприятии всё прямо-таки идеально.

Само дело было простым. Жаль, после такого вмешательства неизменно остаются следы, прочитать которые могут не только менталисты, но и те же энергеты, лекари… Или врачебные аппараты, имевшиеся, кстати, на руках у местной службы безопасности.

В общем, Борькова поймали на горячем. И снова взяли в оборот, но теперь уже свои.

Сначала его использовал для личных нужд только Тенебровов. Однако вскоре присоединился и учёный Булочников. Оказывается, это ему должен был помочь Борьков, воздействуя на Замочника.

А дальше всё закрутилось настолько туго, что Борьков перестал понимать, кто и почему входит в круг доверенных лиц, которые могут ему приказывать. Он давно уже не помышлял ни о какой безбедной жизни после окончания работы на предприятии. А только лишь молился каждый вечер, чтобы самому каким-то чудом выйти сухим из воды.

Ну а посреди «точки 101» буйно расцветал заговор с целью захвата ключевых должностей отдельными сотрудниками. И ведь у каждого участника были свои причины. Правда, Борьков их не знал. И даже не пытался выяснить, понимая, что стоит влезть в мозги хотя бы одному из участников, как следы заметят, а его безжалостно прибьют. Слишком опасным был талант менталиста, чтобы кто-то искренне пожалел его носителя.

Поэтому Борьков выполнял, что ему скажут, и молился, молился, молился…

– Врёшь! – уверенно заявил я, когда менталист дошёл до этого жалобного места в рассказе.

– Я не вру! Честное слово! – чуть не пустив слезу, запротестовал тот.

– Врёшь-врёшь! – не поверил я. – И очень умело врёшь!

– А мне даже любопытно, с чего ты так решил? – с любопытством скосив на меня взгляд, спросил Бубен.

– Ну давай пойдём по порядку. Он, конечно, менталист, и всё такое… Но когда он говорит о молитвах, то глазом в сторону косит, да и вовсе лицо пытается спрятать, – разъяснил я.

– А что мне ещё остаётся делать? – дал петуха обиженный Борьков.

– Да не ори ты! – попросил я, а затем проверил ему шею и грудь, чуть оттянув воротник рубашки. – Верующие, даже такие, как я, которые про веру ничего не знают и в церковь забывают ходить, носят нательный крестик.

Я продемонстрировал серебряную цепочку с крестиком. Борьков засопел, а я благожелательно взглянул на него, мотивируя высказаться:

– Крестик необязательно носить, чтобы уверовать и каждый вечер молиться! – не обманул моих ожиданий он.

Тут уж разулыбались все: Бубен, Саша, Арсений и даже Гаврилов, хотя свежевыпущенному начальнику СБ рано было пока хохотать.

– Ну вот ты, собственно, всё и сказал… – кивнул я.

– Что я сказал? – возмутился менталист. – Без амулетов обойтись можно!

– В… – я чуть не добавил «в этом мире», но удержался, подумал ещё раз и только потом озвучил: – Лишь совсем неверующий может думать, что нательный крестик – просто амулет. И ты, Александр Александрович, своими же словами только что доказал, что ни в какого Бога ты не веришь, и молиться тебе было некому… А может, ты просто язычник?

– А может, и да! – насупился Борьков.

– А может, тебе палец сломать, чтобы стал честнее? – предположил я задумчиво.

– А может… Не, палец не надо! – опомнился менталист.

– Ну и что ты задумал-то, шельмец? Как именно хотел выпутаться? – усмехнулся я, снова усаживаясь на стул, и, заметив, что менталист не собирается сдаваться, продолжил: – Давай я тебе, Александр Александрович, честно скажу, как есть…. То, что ты совершил – это смертная казнь. Воздействие на представителя правящего рода. Верно же?

– Мучительная смертная казнь! – дотошно исправила меня Саша. – Просто казнь – это подарок в твоём положении, Борьков.

– Но, предположим, что ты будешь содействовать расследованию… – сказал я и покосился на Сашу. – Можешь ли ты рассчитывать на снисхождение?

– Федь, а тебе это содействие очень нужно? – спросила Саша с глазами, в которых прямо-таки мелькал длинный пыточный список.

– Ну есть чуть-чуть, твоё высочество!.. – покивал я и состроил расстроенное лицо, чтобы показать, как верноподданнически поддерживаю её в желании жестоко отомстить.

– Ну ладно, тогда может рассчитывать… – кивнула Саша и задумалась. – Если хорошо будет содействовать, можно даже в живых оставить.

– И на каторгу не отправите? – с надеждой спросил Борьков.

– Ну ты совсем, что ли, рехнулся, морда нахальная⁈ – возмутился Бубен. – Каторгу ты себе, в лучшем случае, лет на двести заработал!

Менталист вздохнул и понурился. Это удивительное существо, похоже, даже каторгу воспринимало как очередную работу. Хотя если вдуматься – настолько ли уж он был неправ?

Менталисты – явление редкое. В обучение каждого вкладывается нескромная такая сумма денег. И занимается этим, в основном, царский род. Подозреваю, в тех же Серых землях попадаются менталисты, обучившиеся самостоятельно, ну или просто здесь спрятавшиеся. Однако у меня нет подтверждений этим догадкам.

Предположим, отправят Борькова на каторгу – и что? Какое каторжное начальство не захочет в итоге воспользоваться его услугами? Либо будут его талант на сторону продавать, либо с его помощью заключённых обрабатывать. Тем более, это вполне законно. Во время заключения на каторжан не распространяется право на невмешательство в голову.

И что помешает Борькову выбить себе приличные условия содержания? Да ничего! И в мире Андрея такое случалось сплошь и рядом. Даже во времена, когда, казалось, отправка в трудовой лагерь по идеологическим соображениям должна была становиться суровым наказанием – даже тогда некоторые заключённые умудрялись устроиться лучше других. И всё за счёт своих редких навыков или полезных знакомств. А значит, Борькову тоже было на что рассчитывать.

– Давай-ка я объясню, что мне нужно! – проговорил я и снова, как бы случайно, пощёлкал плоскогубцами. – У меня украли очень важные записи, которые я привёз в целях исследования на вашу «точку 101». Они пропали, и единственный человек, который мог бы сказать, где их искать – мёртв. Очень уж он не хотел сударя Бубенцова пускать вглубь вашего гадюшника…

Бубен слегка понурился, но не приуныл. А вот Борьков сразу же заявил:

– Я к этому не имею никакого отношения!

– Нет, конечно… Записи украли другие очень неумные люди, которые за это обязательно ответят, – согласился я. – Но вот что я думаю, Борьков… Я думаю, ты собирался линять отсюда при первой же возможности. И даже готовился к этому. Наверняка искал помощников, которые помогут с побегом. Изображал из себя покорного и сломленного. А сам уже вовсю прикидывал, как бы так половчее сдёрнуть… Э?

Я не удержался и передразнил Замочника, здесь отсутствующего.

– С моей особенностью исчезнуть непросто!.. – буркнул Борьков.

Что характерно, против остальных догадок он не возражал. А значит, я всё же верно нащупал его планы. Не зря-таки прицепился к этим его молитвам…

– И ты ведь придумал, как добиться цели, – продолжил я. – Не знаю точно, что именно ты собирался сделать… Но если хорошенько подумать, то способов было два. В одном случае ты мог выйти на разведку других государств – саксов, франков, ромеев… Эти тебя прикрыть могли, однако пришлось бы впоследствии ещё на них потрудиться. И вообще, это слишком сложный способ для человека, который сидит под землёй и носа наружу высунуть не может. А ещё совершенно не разбирается в современной радиотехнике. Зато отлично умеет ковыряться в чужих мозгах. Кстати, это наверно, жуть как интересно – в чужих мозгах ковыряться…

Я посмотрел на Борькова, пощёлкав плоскогубцами, и тот поёжился под моим взглядом.

– Ну и да, человек, который вынес нужные мне записи из «точки 101»… Его звали Веснушкин Михаил, – я заметил, как слегка вздрогнул на этом имени Борьков. – Он был обычным безопасником, который частенько оказывал другим сотрудникам… Скажем так, услуги внешней связи. И этим занимался исключительно он, я уже вопрос прояснил. А ещё я проверял твои рабочие дневники. В них записи о посещениях Веснушкина имеются. Но ты никому из своих подельников не сказал, что есть такой полезный человек в окружении Тенебровова. Не его ли ты собирался использовать, как пропуск на свободу, а?

– Думаешь, Тенебровов не знал про него? – хмыкнул Борьков. – Он его нарочно подговорил так делать. Ещё до моей поимки. Чтобы учёные меньше думали, будто в заключении находятся.

– Я был уверен, что ты копался в его памяти. И не ошибся… – я улыбнулся.

– Да что ты от меня хочешь? – поморщился Борьков.

– Кому он мог сбыть записи, Александр Александрович? – спросил я.

– Что тебе до этих записей, а? Нам прислали их фотографии, полностью! Я видел в мыслях учёных, что даже этого достаточно, чтобы воссоздать накопители ромеев! – Борьков кисло усмехнулся. – И учёные были уверены, что никаких спрятанных данных в них не было. Это просто была перестраховка.

– Борьков, ты такой дурак! – не выдержал я. – За эти сраные записи знаешь, сколько людей уже в землю легло? Само знание о том, что они у нас есть – это повод развязать войну между ромеями и Русью! Всего лишь знание и подтверждение, придурок!

– Я не знал… – сбледнув, нахмурился Борьков, но быстро вернул самообладание. – Зато я знаю, зачем тебя сюда прислали. Хочешь узнать, Седов-Покровский?

– Да я и так знаю, – спокойно ответил я и, похоже, сумел удивить менталиста. – Я же понимаю, кто я такой, Борьков. Не знаю, что за причину ты вытащил из чужих мозгов… Но главное, для чего я здесь – это чтобы вскрылись ваши хитрые планы и заговоры. Там, где я оказываюсь, это всегда само собой получается. Люди начинают спешить, ошибаться… И в результате выдают себя с головой. Это настоящая причина моего здесь появления. И здесь, у вас, и в Стопервом на пути сюда. Да и вообще в Серых землях.

– И давно ты догадался? – побарабанив пальцами по столу, кисло уточнила Саша.

– Да я изначально знал, твоё высочество, что меня в Серые земли не просто так гонят… – я улыбнулся. – Достаточно было сопоставить все детали, чтобы мозаика сложилась. Однако меня всё ещё очень волнуют записи, которые не должны попасть не в те руки… А Борькова должно волновать его будущее. И пока я считаю, что ты, Александр Александрович, на содействие не идёшь.

– Да ну вас к лешему! – обиженно рыкнул менталист, мотнув головой. – Веснушкин общался с тремя общинами в округе. У всех есть замаскированные базы. И все пытались подобрать ключики к нашей точке.

– Секретное же место, ага! – не удержался я от саркастического замечания.

– Оно и было секретное, пока тут всё не началось… – заметил Борьков. – Местоположение точки они узнали, лишь когда всё… Ну, всё это здесь завертелось…

– Предположим… – не стал спорить я.

– На севере есть лагерь саксов. Они нашли хитрый путь подо льдами, – выдал менталист, чем похоже, удивил Сашу, Арсения и Бубна. – База хорошо замаскирована. Рядом ошиваются две ватаги местных охотников, которых саксы прикормили. Те снабжают их свежим мясом, а взамен получают редкие товары. Через охотников они и работали с Веснушкиным.

– Веснушкин, похоже, многое скрывал от начальства… – усмехнулся я.

– Все хотят жить, и жить хорошо… – философски заметил Борьков. – Когда Веснушкин впервые вляпался, он ещё не знал, во что выльется эта история. А потом испугался. Он сам вышел на меня, когда понял, что я могу его раскрыть. И мы договорились…

Он замолчал, жалея, видимо, об упущенных возможностях. А я решил потренировать мозги и угадать, о чём договорились:

– Ты покрывал его от начальства, а он помог бы тебе сбежать?

– Да…

– Ладно, с саксами понятно, а кто ещё? – подбодрил я менталиста.

– Ещё местные лихие людишки пытались выйти на точку. У них большая ставка ближе к горам. Если я правильно понял, большинство из них живут к западу от гор, а сюда приходят набегами. Если они с кем-то из-за границы и связаны, то Веснушкин не догадался. Они себя ничем не выдали. Знаю только, что сотрудничали с башкирским подпольем.

– А-а-а, эти всё никак не угомонятся!.. – поиграв желваками, вздохнул Бубен.

– Думаю, они тоже не сами по себе… – честно признался Борьков. – Третья ватага – контрабандисты из Ишима. Тут тоже неясно, кто за ними стоит… Но мне кажется, что ромеи. Правда, это только мои догадки. Не могу быть полностью уверен.

– Веснушкин общался со всеми? – уточнил я. – И куда, кстати, он ходил охотиться в последнюю неделю?

– На запад, кажется, – Борьков пожал плечами. – Но это, скорее, слухи… Сам он ко мне после этого на приём не приходил. А пообщаться в другое время мы не могли. Да вы сами всё в моих записях видели…

– Тогда почему думаешь, что на запад? – уточнил я.

– Ну другие безопасники-то ко мне приходили… – ответил Борьков. – А ещё Веснушкин упоминал, что те люди на западе о чём-то его попросили. Вот только он жаловался, что не знает, как всё провернуть. Со мной даже советовался.

– А чем ты мог ему помочь? – продолжал я допрос.

– Он говорил, ему от Шмырьковой что-то нужно. Он её страшной считал, а она ему глазки строила. Вот Веснушкин и спрашивал, смогу ли я после того, как он дельце провернёт, память ей об этом затереть… – признался Борьков. – Но что конкретно ему нужно было от неё, я вообще не представляю.

Все ниточки сходилось. Если бы не моё жёсткое столкновение с Кожевенниковым и его отделом, записи бы оказались у Шмырьковой. А моё случайное воздействие на местные гнойники привело к тому, что записи Веснушкину добровольно передал Фома Вереницын, к тому моменту убивший жену и решивший бежать с любовницей.

– Судя по довольному лицу, ты узнал, что хотел? – вновь побарабанила пальцами по столу Саша.

– Так точно, твоё высочество! – с широкой улыбкой отозвался я.

– Дай тогда мне с этим засранцем пообщаться! – сложив руки, как очень хорошая девочка, искренне попросила она. – У нас с Бубенцовым и Булатовым так много вопросов!..

Бубен с Арсением, переглянувшись, молча кивнули. Я мешать им не собирался, поэтому спокойно уступил место. Местный гадюшник нам предстояло ещё разгребать и разгребать…

Интерлюдия III

Избушка только снаружи выглядела, как времянка. Внутри же всё было по-взрослому. В хозяйственной пристройке прятался теневой генератор. А в самой избе имелось электрическое освещение, обогрев, большой монитор на стене и даже современная кухня.

Базилеус не удержался и присвистнул. Ливелий промолчал, но скрип его зубов был слышен, наверно, даже в Константинополе.

«Вот приближённые автократороса-то порадовались бы, слыша эти звуки! – проклинатель мысленно оценил реакцию начальника. – Вдвойне обидно, что Ливелий ни себе, ни нам ничего такого не позволял…».

На этой мысли настроение у Базилеуса ухнуло в пропасть. Он прослужил на Руси почти десять лет, и всё это время под началом Ливелия. Суммы денег, которые они получали из империи, конечно, были немаленькие. Однако все они строго шли в дело, которому и он сам, и Ливелий служили не за страх, а за совесть.

Никогда они не позволяли себе снимать очень уж шикарное жильё. И никогда не купались в роскоши за счёт родины. Пожалуй, единственный раз, когда Ливелий позволил себе потратиться – это каюта на злополучном «Автократоросе Леоне Исауре».

Сколько себя помнил Базилеус, на службе ему приходилось довольствоваться малым. Достойные, но скромные комнаты на постоялых дворах и такие же номера в гостиницах. А порой и вовсе шалаши, да убогие русские избушки. И ему даже в голову не приходило, что можно, оказывается, вот так взять и с шиком обставить временное жильё.

Ну а Ливелий в это время ни о чём не думал. Он был в ярости и прилагал все усилия, чтобы не выплеснуть её наружу. Голова раскалывалась, дико хотелось есть, а пуще всего – согреться. А вид довольного сослуживца, встречавшего их с Базилеусом, сидя на диване и попивая вино, вызывал смешанные чувства. И самым острым из них было желание совершить смертоубийство. Вот прямо здесь и сейчас.

Но нельзя… Нельзя…. Резать русских – это сколько душе угодно. А своих и пальцем трогать не положено. Это было незыблемое правило Монокурса в зарубежной работе.

Справившись с эмоциями, Ливелий холодно улыбнулся:

– Никодим! Не ожидал тебя тут увидеть!

– Ливелий! Базилеус! Друзья мои! – с преувеличенной радостью воскликнул Никодим.

С этими словами красивый, атлетически сложённый мужчина лет тридцати отсалютовал гостям бокалом с вином. Он сидел в своей технологичной избушке в одной тунике и тапочках, и одним этим фактом уже вызывал у подмёрзших соотечественников лютую зависть. На улице стоял суровый пятиградусный мороз.

И да, обращение «друзья мои» ни Ливелия, ни Базилеуса не обмануло. Несмотря на то, что служили все трое в Монокурсе, друзьями они не были. А если говорить коротко, не пускаясь в долгие объяснения, то Никодим соперничал с Ливелием как на работе, так и в жизни. Тот же Базилеус и вовсе бы сказал, что эти двое – заклятые враги.

Ливелий не одобрял того, как ведёт дела Никодим. Он в принципе не любил этого скрытня и норовил ужалить при любом удобном случае. Да и Никодим от него не отставал, регулярно ставя Ливелию палки в колёса.

Что, впрочем, не мешало этим двоим иногда общаться по рабочим вопросам. И даже вполне доброжелательно. Вот, например, как сейчас. Но Базилеус по опыту хорошо знал, чем может закончиться такое общение. Сейчас они друг другу улыбаются, а через пару часов начнут бросаться несмертельными, но всё же плетениями. И плевать им будет на незыблемые правила Монокурса.

– И всё-таки, Никодим… Что ты делаешь к востоку от Урал-камня? – устроившись в свободном кресле, не забыл о своём вопросе Ливелий.

– Ой, да брось! Это Серые земли! – захохотал Никодим. – И вообще, друг мой, ты слишком напряжён! Как идут дела с восстановлением нашей сети в Ишимском княжестве?

Базилеус видел, как Ливелий напрягся. На лбу забилась венка, а ноздри стали раздуваться чуть шире, чем обычно. Не знай проклинатель своего начальника десять лет, и не догадался бы, куда смотреть. Этот человек умел отлично держать себя в руках.

– Работаем над этим, – ровным тоном ответил Ливелий.

– Это хорошо! – закивал Никодим. – А то я начинаю скучать по нашему негласному соперничеству! Представляешь? Ха-ха-ха! Никогда бы не поверил…

– Ты для этого предложил встретиться? – уточнил Ливелий.

– А разе это не хороший повод? – удивился Никодим. – Слушай, мне правда обидно за тебя, мой друг! Мы с тобой долго соперничали, но многое и провернули вместе… А дело с этой тамгой русского царя должно было стать вершиной нашей с тобой карьеры, мой друг!

– Ты прошляпил в этом деле всё, что мог, Никодим! – напомнил Ливелий. – И если бы не моя подстраховка…

– Да что теперь о прошлом говорить, мой друг? Как говорят русы, кто старое помянет – тому глаз вон! – Никодим захохотал.

– Если бы ты тщательней изучил их культуру, знал бы продолжение этой поговорки… – сдержанно заметил Ливелий.

– А разве у неё есть продолжение? – удивился Никодим, а потом махнул рукой. – А-а-а… Мне для общения с русами хватает и первой половины.

– Слепец, – буркнул Ливелий.

– Что? – не расслышал или не поверил Никодим.

– Говорю, далеко в будущее ты не умеешь заглядывать. А в будущем много всего увлекательного… – ответил ему коллега, мило улыбнувшись, и добавил: – … мой друг.

А пока Никодим думал, что ответить на обмен любезностями, Ливелий наклонился к столу и, взяв бокал, налил себе вина.

– Послушай, Ливелий! Ты с этим своим наказанием упускаешь фантастические возможности! – Никодим, наконец, нащупал нить и вернулся к образу самого довольного в мире человека. – Ты мог бы столько всего интересного найти на землях русов… А ты вынужден восстанавливать эту бесполезную сеть.

– Она долгие годы приносила нам большие выгоды, – заметил Ливелий, отпивая вино. – А теперь ты называешь её бесполезной?

– Ну а разве нет? – удивился Никодим. – Вся эта сеть вскрылась от одной-единственной крупной операции русов. Это даже не смешно!..

– Я обязательно упомяну твоё мнение в одном из отчётов, – кивнул Ливелий, заставив Никодима чуть-чуть занервничать.

– Да разве же это важно кому-то? Всего лишь личное мнение скромного разведчика… Ливелий, друг мой! Думаю, пришло время нам снова заняться настоящим делом! – Никодим усмехнулся.

– Вот я и займусь делом. Сообщу, что один из разведчиков так много о себе думает, что ставит под сомнение приказы автократороса… – Ливелий с показным равнодушием пожал плечами. – Во всём должен быть строгий порядок, Никодим. Даже если наша задача – множить хаос у чужаков, среди нас, ромеев, порядок должен быть неукоснительным.

– Ай, да сообщай!.. – с лёгкой досадой отмахнулся Никодим. – Скоро я поеду в Империю и привезу им такое, мой друг, за что мне простят всё что угодно! Даже если я гадость скажу про нашего любимого автократороса!

– Уверен, что простят? – усомнился Ливелий, отпивая глоток вина.

– Конечно!.. Правда, гадость про автократороса простят всего один разок… – Никодим усмехнулся. – Тут знаешь в чём дело? Один мой человек достал такое, что навеки прославит моё имя. И ведь, представляешь, оно как бы случайно всё получилось!..

– Один твой человек? – удивился Ливелий. – Я всё ещё не услышал, что ты забыл на землях моей зоны ответственности, а ты здесь уже своих людей заводишь?

– Ну а почему нет? Ты же тут вообще ничего не проворачиваешь. А у меня к западу от Урал-камня всё прекрасно схвачено. Зачем упускать потенциальные выгоды для нашей родины? Ай-ай-ай, Ливелий… Обязательно намекну в своём отчёте, что ради личных амбиций один из моих старых коллег готов поступиться даже делами империи!

– Во всём должен быть порядок, Никодим, – Ливелий, конечно, сделал безмятежный вид, но Базилеус увидел, что его начальник всё же решил слегка сдать назад

Оба высокопоставленных скрытня уже наговорили столько, что хватило бы несколько лет каторги. А значит, им обоим стоило сбавить обороты и перестать угрожать друг другу. Базилеус открыл было рот, чтобы напомнить об этом двум уважаемым сударям…

Но тут случилось непоправимое. Никодим, нагнувшись, достал из-под столешницы прозрачный пластиковый ящичек, внутри которого лежала старая рукописная книга. И судя по всему, это была та самая книга, которая требовалась им с Ливелием. Ради неё они ломанулись в Серые земли, преследуя по пятам Седова-Покровского. Именно из-за неё забрались так далеко на проклятый север.

И теперь вдвойне обидно было видеть, что Никодим заполучил её – ещё и, как он сам сказал, по чистой случайности.

– Представляешь! – разливался соловьём разведчик. – Эти учёные из тайного предприятия не хотели возиться с записями, поэтому просто продали их! Я, конечно, знал, что им собирались привезти важный документ… И даже просил его мне достать… Но чтобы всё настолько удачно прошло!.. Определённо, мне в последнее время очень везёт!

– Что? Ты? Делаешь? К востоку? От Урал-камня⁈ – уже не сдерживая ярости, заревел Ливелий.

– Ой, да прекрати уже! – небрежно отмахнулся Никодим.

– Прекратить⁈ Ты влез на мои земли, влез в мою операцию, украл мой объект, а теперь пьёшь вино и спрашиваешь, чего я прицепился⁉ – бокал в руке Ливелия лопнул осколками.

Вино пролилось по пальцам и закапало на дорогой ковёр под ногами.

– О-о-о-о нет! Нет, мой друг! – захохотал Никодим. – Тебе что, нужны были эти записи, да⁈ Ну, что же тут сделаешь… Не повезло тебе! Как и всегда, впрочем, в последнее время…

Базилеус понимал, что оба скрытня правы. Никодим мог украсть у русов важный документ – и украл. При первой же возможности. Не отдавать же его теперь лишь потому, что его земли ответственности лежат не здесь, а к западу от Урал-камня.

Никодим и Ливелий соперничали уже много лет. И, надо сказать, до прошлого года Никодим неизменно проигрывал. А сейчас он, наконец, получил шанс поиздеваться над старым соперником. Сам Базилеус бы тоже, наверно, такой шанс не упустил…

И всё же проклинателю, когда он увидел записи в руках Никодима, стало так обидно… А что уж чувствовал в это мгновение Ливелий? Базилеус понимал, что соперник его начальника действительно перегнул палку. Переступил красную черту, после которой стал не столько соперником, сколько врагом.

Но всё-таки того, что случилось в следующий миг, не ожидал ни Базилеус, ни Никодим.

Взбешённый Ливелий, обычно умеющий держать себя в руках, развернул сразу несколько плетений. И, наплевав на все правила Монокурса, обрушил их на Никодима.

– Ты что творишь⁈ – в ужасе глядя на начальника, успел закричать Базилеус.

Никодим, между тем, не растерялся. Он подставил под атаку Ливелия щиты и тут же ответил. Пламя столкнулось с водой, и пар ударил в воздух, стремглав вынося крышу времянки. Снаружи раздались крики и звон металла. Видимо, обитатели лагеря кинулись к избушке, доставая оружие. Зря, конечно. В отличие от них, Базилеус понимал: сейчас тут начнётся такое, что обычному человеку лучше быть подальше.

Два скрытня сцепились в жестокой магической схватке. Но Базилеус уже не смотрел на это. Как бы он ни устал от причуд начальства, но Никодим был ему противен. Наглый, самодовольный, криворукий и бесполезный. Он вечно мешал им с Ливелием, путаясь под ногами. А ещё регулярно заваливал свою часть работы, зато умело подставлял других. Его не любили все разведчики на землях русов. И уже давно мечтали пристукнуть…

Неудивительно, что Ливелий, как загнанная в угол крыса, всё-таки огрызнулся. И Базилеус точно знал, кто в этой схватке победит. А ещё точно знал, что из лагеря не должен уйти никто, кто мог бы рассказать о случившемся. Если им с Ливелием хочется вернуться в империю, то живых свидетелей оставлять нельзя.

Сделав этот нехитрый выбор, Базилеус обрушил проклятия на бегущих к месту схватки людей. Пусть Ливелий разберётся с Никодимом, а его помощник пока что зачистит округу. И пусть тогда на родине гадают, куда подевался Никодим.