Текст книги "Тьма. Том 9 (СИ)"

Автор книги: Лео Сухов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 17 страниц)

Глава 6

[Помехи]

[Помехи]

[Помехи]

[Помехи]

Лестница казалась бесконечной. И что самое странное – она была пустой. Ни одного человека по пути, а ведь поднимались мы долго. Зато пару раз наверху что-то грохотало. И так сильно, что казалось, будто там гром гремит.

Я ещё мог понять, почему мы по пути не встречаем учёных. Вряд ли они будут в районе трёх часов ночи по лестнице туда-сюда бегать. Скорее всего, большая их часть, как и сотрудники обслуги, мирно спала, не замечая периодического шума и грохота.

Но куда подевалась охрана? Я был уверен, что на каждый ярус придётся прорываться с боем. А мы поднимались себе и поднимались… И не встречали никаких препятствий. Возможно, причиной были какие-то свои распорядки безопасников. Однако я этого точно не знал, а Стрелкин не мог рассказать: он и сам не был посвящён в подробности.

Зато по пути старичок рассказал, как тут всё дошло до жизни такой. И вот этот бы рассказ, да с подробностями, отправить прямо во Владимир… Чтобы на будущее выводы делали. Об очень секретных и закрытых предприятиях.

– Не помню уж, что там Замочник с Весёловым не поделили… – вещал старичок, поднимаясь по лестнице и периодически переводя дыхание. – Вроде бы рядовая рабочая ссора… Однако же переросла чуть ли не в бунт, я вам скажу. Тогда ещё проверяющих присылали из Владимира. И они вроде бы всех успокоили, но… Как позже выяснилось, это был ещё не конец.

– А Весёлов – это кто? – полюбопытствовал я.

– Это наш начальник тогдашний. Самый главный по всей научной части, – пояснил Стрелкин. – Человек хороший, честный, но слишком упрямый. Через пару месяцев снова пошёл на столкновение с хозяйственниками Замочника. Вот тут-то и вылезли наверх Булочников со товарищи!

– Булочников? А он кто вообще? – с интересом уточнил я.

– А в том-то и дело, что в рамках предприятия – никто. Тьфу, раздавить и растереть! – Стрелкин так возбудился, что замахал руками, устал быстрее обычного и остановился, оперевшись на ограждение лестницы. – Тогда-то он был обычным заместителем отдела. Кажется, у Лесоводского в подчинении. Однако сумел привлечь на свою сторону человека повесомее, Буревого Михаила Аркадиевича. А этот уже вроде повыше стоял: как и я, направлением руководил. Ну и Лесоводский с ними заодно выступил…

– Выступил, привлёк… – я покачал головой. – Вы так говорите, Иоанн Пафнутьевич, будто тут боевые действия велись.

– Со стороны, Фёдор Андреевич, это, может, и кажется ковырянием в учёной песочнице! – с лёгкой обидой парировал Стрелкин. – Только последствия этих ковыряний на поверку могут оказаться масштабнее самой песочницы. Ну вы, впрочем, теперь и сами видите… И вот что интересно: когда это начиналось, все научники в той или иной мере поддерживали Весёлова, а все хозяйственники – Замочника. И без серьёзных последствий никто ничего сделать никому не мог. А тут среди научников появляется эта ватага Булочникова. И вдруг, очень для всех неожиданно, оказывает поддержку Замочнику. Понимаете, в чём ужас-то?

– А мне-то Замочник заливал, что просто приглядывать поставлен! – восхитился я. – Ну, Дмитрий Демьянович! Ну и хитрый лис!

– Да он всем это заливает. А сам интриги плетёт не хуже, чем ромеи при дворе автократороса! – Стрелкин, наконец, нашёл силы отлепиться от стены и с благодарностью опёрся на подставленную мной руку. – Сейчас, оглядываясь назад, я начинаю догадываться, что был у Булочникова ещё один человек в его преступной ватаге… Только он эту свою позицию никому не выказывал. Действовал, подлец, исподтишка.

– Менталист! – закивал я.

– Он, сволочь! – подтвердил мои догадки Стрелкин. – Видимо, воздействовал тихонько, почти незаметно. И в стане Булочникова сторонники множились, а в стане Весёлова – напротив, скудели.

– А на что же учёных умудрились купить? – удивилась Авелина.

– Ну мы ведь тоже люди… – вздохнул Стрелкин. – Каюсь, я тоже чуть не поддался тогда всеобщему порыву. После ссоры с Замочником у нас же и сеть стала работать хуже… Да и еда в качестве потеряла… Уборка и стирка стали не такими регулярными. И даже поставки всяких нужных растворов да веществ задерживались. А мы, учёные, ведь просто хотели своё дело делать. Какое нам дело до ссор в руководстве-то? Вот и появились первые перебежчики из недовольных. А дальше оно пошло-поехало…

– А где сейчас Весёлов? Жив ещё? – даже как-то запереживал я.

– Да куда ему деться-то с подводной лодки? – удивился Стрелкин и сразу пояснил: – Вы не обращайте внимание, это мы здесь шутим так, промеж собой. Уволиться мы не можем, уехать тоже… Даже перевод в другое закрытое предприятие очень затруднён. Вот и шутим: мол, мы тут, как на большой подводной лодке.

– Ну а дальше-то что было? – напомнил я о сути разговора, внутренне усмехнувшись, потому что раньше в этом мире фразу про подводную лодку не слышал.

– А… Ну так Весёлов три месяца ещё продержался после предательства Булочникова и других научников. А потом заявил, что раз уж его старшинство так оспаривают, то пускай сами решают, кто среди научников старшим будет. А там все люди известны были, все в той или иной мере Весёлова и старое руководство поддерживали. Булочникову, подлецу, конечно же, такие расклады не понравились. Но он хитрый, в стычку напрямую не полез. Предложил собрать научный совет, который, мол, соборно будет всё решать. И это многим понравилось. Знаю, руководители отделов подумали, что сами смогут в этот совет выбраться. Вот Булочникова и поддержали.

– А в итоге, в совет вошли лишь Булочников и его пособники… – усмехнулся я.

Организованное меньшинство всегда выигрывает в подобных вопросах у неорганизованного большинства. Потому что между членами этого меньшинства нет внутренних тёрок, а есть общая цель.

– Сам не знаю, как ему удалось!.. – печально вздохнул Стрелкин. – Но с тех пор всё под откос и покатилось. Хотя это не сразу заметно стало… Но кто против новой власти возражал, живо оказывались либо с понижением в должности, либо вообще без работы. Сидели у себя в отделах и скучали. А там ведь ни сети, ни на терминале поиграть, ни книжки почитать… Сразу выговор им напишут о нарушении рабочего распорядка. А те, кто больше всех возмущался, и вовсе пропадать начали. Вслух, конечно, говорят о переводе, о больничном, обо всё таком прочем… Но все уже знают, что служба безопасности в околоток их отправляет. И начали, между прочим, безопасники со своего же начальника, Гаврилова…

– Так он же вроде в этих разборках не участвовал? – удивился я.

– Вот за то и отправили, видимо… – пояснил Стрелкин. – Но озвучена была, конечно, совсем другая причина. И теперь научный совет занимается тем, что ублажает тех, кто его выбрал: отдельных учёных, безопасников… Не хочет отдел каким-то делом заниматься? Сразу перекидывают задачу тем, кто плохо поддерживает Совет. Постоянные согласования идут, споры… Работа, почитай, уже с концами встала. Но видимость бодрости сохраняется… А месяц назад я понял, что ещё чуть-чуть, и сам окажусь в околотке. Под меня копали всё больше и больше. Совет уже, бывало, менял руководителей направлений. Но меня сложно сменить, я ведь ещё со Славослововым работал. Правда, когда беда со старым предприятием случилась, в отъезде был. Так что меня в моей нынешней работе заменить некем… Однако же должность хлебная. И людей вокруг меня всегда много. Есть кому «правильными мыслями» по ушам поездить.

– А почему думаете, что вас бы в околоток бросили? – уточнил я.

– Так знания мои нужны были… А как их из меня тащить? Менталист нужен, – пояснил Стрелкин. – А чтобы не сел этот менталист на годы долгие, у всех, кого нужно обработать, выбивают согласие. И на обработку сведений из головы, и на глубокое вмешательство. Причём причины-то записаны совсем невинные могут быть… А что там ни напиши, менталист всё одно заложит в голову что-нибудь своё. Ну а через несколько месяцев никто и не разберёт, что он там в чужой голове наворотил. Правда, согласие теперь уже не сам менталист выбивает, а Тенебровов ради него старается… С тех пор, как Гаврилова-то сняли.

– А на что вы рассчитывали, когда решили бежать с нами? – спросила Авелина. – Если отсюда так просто нельзя уволиться.

– Да на справедливость я рассчитывал… – поморщился Стрелкин. – У меня есть неопровержимые доказательства, что здесь проводится очень глубокое вмешательство в личность сотрудников. Я-то вообще сюда ради внучки подался. Сидел бы себе во Владимире, раз уж с первой научной точкой так вышло, и горя не знал. А внучка решила ехать… Ну и я с ней. Муж ейный, он никогда здравомыслием не отличался. С самого начала историю с научным советом поддерживал. А внучка – нет. Внучка умненькая. Да и меня всегда очень любила…

– Что же она к менталисту-то пошла? – удивился я.

– Да боялась, что бросит её говнюк этот… Муж её… А она любит его сильно. Как ссоры начались, решилась сходить на «исправление отношений»… – Стрелкин остановился и снова опёрся на поручни лестницы.

И явно на сей раз не от усталости, а от глубоких переживаний. Старик воспринимал происходящее близко к сердцу. И с учётом того, что он сейчас рассказал, понятно почему.

– … Сходила, и как отрезало! – с горечью продолжил рассказ Стрелкин. – Вышла совершенно другим человеком… Будто из неё волю вынули. И мужа в любой глупости теперь поддерживает. А я ведь понимаю, это ей псевдоличность наложили. Вот эта псевдоличность и приказывает, как поступать… Со мной всю связь прервала, с правнуком встречаться запретила. А я же знаю, что она настоящая там, внутри… Всё видит и переживает, больно ей. Так ведь и счёты с жизнью свести можно, упаси Бог…

– Если так дело обстоит, то менталист уже труп, – нахмурив брови, оценила Авелина. – Но, думаете, ваш рассказ – достаточное доказательство?

– Ну как достаточное… Нет, конечно, – Стрелкин выпрямился. – Но если знать, кому шепнуть и что…

Что именно произойдёт в этом случае, мы не успели узнать. На ярус выше послышались удары, а затем грохот открываемой двери и топот ног.

– Заняли оборону! Не пропускать его ниже! – ревел там какой-то чин из охраны. – Разрешаю использовать… А-а-а-а-а-а!.. Поднять щиты!..

Наверху грохнуло, затем началась стрельба. Я не выдержал. Выхватил «пушка» и стал красться выше, чтобы разобраться, что происходит. Если сюда и в самом деле грек спускается, то лучше бы как-то помочь охране.

Однако рвался на лестницу не грек. На лестницу рвались мои дружинники. Правда, не одни, а при поддержке кого-то сильного. Кто просто снёс щиты местных безопасников за несколько секунд. А ведь хорошие артефактные щиты-то были…

– Где эти мерзавцы⁈ – проревел до боли знакомый голос.

В дверном проёме, игнорируя такую мелочь, как свистящие мимо пули, возникла массивная фигура Бубна. И стоило ему на безопасников, грозно сдвинув брови, глянуть, как те натурально стали разлетаться в разные стороны. Будто ими какой-то великан решил в городки поиграть.

Два истошно кричащих тела пролетело и мимо меня. К счастью, парням повезло. Судя по стуку и стонам где-то внизу, они всё-таки приземлились живыми.

– Бубен! А ты не мог бы не изводить местных безопасников⁈ – возмутился я. – Их бы допросить сначала.

– Федя⁈ Ну наконец-то знакомое лицо! – обрадовался Бубен, свесившись вниз. – Да плюнь ты уже на этих приговорённых! Сдались они тебе!

– Ещё как сдались! Придурки-учёные через одного из них продали кому-то записи! – крикнул я. – И если ты уже прибил этого торгаша местного разлива, то как я узнаю, где записи искать⁈

– Серьёзно? Продали⁈ – Бубен хохотнул, а потом мрачно дёрнул глазом. – А они тут, гляжу, без дела не сидят… Федя, а если здесь такой балаган, то скажи-ка мне: а цесаревна где? А то я, видишь ли, чего-то волнуюсь за её высочество…

– Да если бы я знал, куда её засунули вместе с Булатовым! – в сердцах пожаловался я. – Нас с Авелиной и котом неделю держали в осаде, в наших же покоях! Мы надеялись, что нас цесаревна вытащит. А потом догадались, что это нам пора её вытаскивать…

– Так! Стойте там! Я щас спущусь!

– Безопасников всех не перебей! Пригодятся! – напомнил я.

Но если бы Бубен меня слушал… Из тех неулетевших, кто рискнул всё-таки преградить ему путь, опричник сделал отбивные. Каждого раз по двадцать в стену впечатал, пока они не лишились возможности оружие в руках держать. Ну и в целом не улеглись, постанывая, а некоторые и пребывая в глубоком обмороке.

Спускался Бубен не один. Рядом шёл ещё какой-то мужчина официальной наружности. Однако ему мой старый приятель даже представиться не дал. Сразу же заключил меня в медвежьи объятия, стукнул по спине так, что мозги через рот чуть не вылетели… А потом решительно махнул рукой моим же дружинникам, приказывая двигаться за ним.

– Наверху цесаревны нет! Я там всю службу безопасности облазил! – сообщил он. – Совершенно не понимают, придурки, как царёву службу нанести.

– Записи!.. – простонал я, услышав про службу безопасности.

– Надо спускаться вниз! – не слушая меня, продолжил опринчник. – Будем прочёсывать все этажи, пока не найдём.

– Все этажи прочёсывать не надо, сударь! – подал голос Стрелкин. – На всех этажах её не спрятать!

– А-а-а! Федя, ты молодец! Всё-таки взял языка из местных! – обрадовался Бубен.

– Да он сам с нами пошёл! Этот человек на нашей стороне! – попытался я остановить напор опричника.

Но если бы это было возможно… Проще, наверно, было остановить ураган.

– Сейчас найдём место поудобнее, я из него всю подноготную вытяну! Или ты сам, Федь? – неистовствовал опричник.

– Блинский блин, Бубен! Утихомирься, ёж тебя за ногу, да с подвыподвертом! Он не пленник, а верный союзник! – не выдержал я, глядя, как бледнеет наш с Авелиной уже практически родной старичок.

– И чего, без пыток всё расскажет? – не поверил Бубен.

– Да я и так уже рассказываю! – взяв себя в руки, с достоинством возмутился Стрелкин, которого Авелина всю последнюю минуту безуспешно пыталась задвинуть себе за спину. – А вы меня, сударь опричник, бессовестно прервали!..

– Неловко вышло, извиняюсь! – признал свою вину Бубен.

– Если цесаревну где и держат, то либо в околотке на следующем ярусе… Либо в старой лекарне на минус тридцать первом ярусе, – не став обижаться, поведал нам Стрелкин. – И мне кажется, что начальник околотка может это знать.

– А вот это дело, дедуль! – обрадовался Бубен, потирая руки. – Сейчас мы там шороху-то наведём!

Я чуть отстал от опричника и поравнялся с Давидом.

– Давай коротко: как наши? – спросил первым делом.

– Всё живы, но десяток раненых, – ответил глава моей дружины. – Троих ранили, когда мы стали возникать, что тебя долго нет, и попытались из казармы выбраться. А остальные сегодня легли, пока твой друг здесь всё крушил.

– Ясно… Здесь все наши? – я оглянулся на топающих за нами бойцов.

– Половина. Ещё половину оставил за безопасниками приглядывать. Что у вас с Авелиной Павловной хоть произошло-то?

– Даже не спрашивай… Я сам в удивлении. Все подробности позже.

В этот момент идущий впереди Бубен добрался до двери нужного яруса. И, не замедляя шага, выпустил какое-то плетение, отчего несчастное подземелье вновь содрогнулось. А те, кто был на лестнице, включая нас с Авелиной, и вовсе присели, схватившись за уши.

В воздух взметнулось облако пыли, заставив закашляться… А когда оно чуть-чуть рассеялось, нашим взглядам предстала огромная дыра в бетонной стене. На том самом месте, где минуту назад была дверь.

– Зашибу! А будете сопротивляться, дважды зашибу! – засунув внутрь голову, предупредил Бубен.

А затем оглядел себя и пустил по шубе очищающий ветерок, чтобы стряхнуть пыль. Не хотел, видимо, предстать грязным перед возможной приличной публикой.

Следом за ним в околоток устремились и все мы.

Узилище научного предприятия явно переживало расцвет. Впрочем, не бывает расцвета без трудностей. И главной трудностью были переполненные камеры. В клетках, где, судя по лавкам, должно было находиться три-четыре человека, ютилось человек по пятнадцать. Им едва хватало пространства, чтобы сидеть, поджав колени к подбородку.

И некоторые, как вскоре выяснилось, сидели здесь уже второй месяц. Потому что взяли их сразу за Гавриловым. Бывшего главу безопасников нам тоже удалось найти. В самой дальней камере, где «светила науки» содержали двусердых.

Увидев Бубна, Гаврилов ругался так, что уши свернулись в трубочку у всех. Даже, наверно, у самых отпетых матершинников. И первое, что глава безопасников потребовал – это притащить ему живым Тенебровова. Потому что к этому змею, по словам Гаврилова, у него были немалые счёты.

Но узнав про пропавшую цесаревну, Гаврилов все планы отложил. При этом чуть ли не слово в слово повторил то, что раньше озвучивал Стрелкин. Если Рюриковны нет в околотке, значит, её с Арсением надо искать в отсеке старой лекарни. Туда-то мы все и отправились. Я даже не забыл прихватить из околотка три комплекта оков для двусердых. Мало ли, что ещё интересного ждёт нас впереди.

А вот бывших узников пришлось выводить с помощью моих дружинников. На еде для заключённых экономили не меньше, чем на жилом пространстве. И сами нормально ходить они не могли. В лучшем случае, стоять. Кто-то и этого, правда, не мог. Чтобы помочь им, в околотке осталась почти вся моя дружина. Только Давид и десяток бойцов ушли меня сопровождать.

– Федя! Ты тут вроде разобрался в раскладах… Ну и кого надо брать? – уточнил Бубен, когда мы продолжили спуск.

– Всех надо брать, Бубен, – ответил я. – Всех без исключения. Но ты не перепутай: надо брать, а не бить. А невиновных можно потом отпустить.

– Если я не ошибаюсь, ту проживает порядка трёх тысяч человек… – подал голос второй сударь в шубе. – И куда мы их всех на время расследования денем?

– Да хоть куда! – ответил я. – Если тут есть какой-нибудь запасной выход, то мы завтра стольких свидетелей и обвиняемых недосчитаемся, что временные трудности выглядят не так уж бредово.

Настаивать, что здесь никаких тайных ходов нет, раз на исходных планах они не отмечены, никто не стал. Все понимали, что при таком бардаке тут что угодно могло появиться. Впрочем, брали мы всё равно, в силу нехватки времени, только тех, кто по пути нам встречался.

Остальные, как мы надеялись, в столь поздний час спали. И пока не знали, что творится в их преступно-подземном городке.

– А где дружины Булатова и цесаревны? – спросил по пути я.

– Отказались мне подчиняться! – обиженно буркнул Бубен. – Мол, неважно, кто я такой, но я им не указ.

– Нажалуйся её высочеству и Арсению! – пряча улыбку, посоветовал я. – Они живо наведут порядок.

– Всенепременно! – уверил меня Бубен.

Уже в отсеке старой лекарни нас пытались остановить несколько безопасников. Но Бубен забросал их плетениями так, что хорошо ещё, живыми остались. Опричник был зол, бодр – и полон решимости карать и крушить.

Главная опасность, с которой мы столкнулись, исходила от менталиста, который оказался в комнате с Сашей и Арсением. Услышав топот ног, он, видимо, спрятался рядом с дверью. И когда мы ввалились весёлой гурьбой в комнату, попытался взять под контроль.

Я впервые почувствовал, что значит оказаться под контролем менталиста. Это был неприятный опыт, скажу откровенно. Секунда – и я перестал чувствовать своё тело. Даже успел испугаться, что у меня вот-вот кризис начнётся. Но тело, оставшись без связи с сознанием, не перестало работать. Просто начало, подчиняясь чужим приказам, жить своей жизнью.

Давид, десяток дружинников, которые пошли с нами вниз, я, Авелина, Стрелкин, Бубен и его спутник… Все мы оказались в одинаковом положении. Мы не могли поднять руки, чтобы ударить менталиста. И не могли сформировать плетения, потому что даже чёрное сердце отказывалось подчиняться.

И только память Андрея медленно ворочалась внутри. Будто пыталась мне что-то подсказать. Я же просто стоял и смотрел, как ходит перед нами туда-сюда тощий, довольно молодой двусердый. И рассматривает всю нашу честную компанию, будто мух под микроскопом.

Лицо у него кривилось в ухмылке превосходства. И так мне стало обидно от этого – словами не передать! Моё тело сделало шаг, другой… И это не я ему приказывал, но, похоже, и не менталист. Потому что он, увидев мои передвижения, как-то сразу погрустнел, побледнел и заблестел.

Тело шло со знанием дела, жаль, что очень неуверенно. И я сильно удивился, когда в голове прозвучал голос Андрея:

– Ща, погодь, Федь, вырулим!

И, надо сказать, личность из прошлой жизни не обманула. Вырулила прямо на менталиста, залепив ему умелую двоечку в корпус. А потом решила завершить сеанс связи красивым ударом в челюсть.

– Выпендрёжник! – в этот момент подумал я.

– Сам такой! – ответил у меня в голове Андрей.

А мгновение спустя я снова оказался хозяином своего тела. И от неожиданности чуть не потерял равновесие. Но быстро восстановил контроль. Всё, что оставалось сделать – склониться над менталистом, лежащим в беспамятстве. И защёлкнуть у него на запястьях, лодыжках и шее оковы, блокирующие теньку.

Когда я выпрямился, испытывая чувство удовлетворения от проделанной работы, то столкнулся взглядом с сидящей на койке Сашей. Цесаревна очень недобро сощурилась и тихо спросила:

– Ну и кто тут достаточно смелый, чтобы рассказать мне, что происходит и как я тут оказалась? М-м-м?

– С пробуждением, твоё высочество! – не став размениваться на церемонии, отозвался я. – Тут у нас, видишь, небольшой хаос… Пришлось срочно разгребать.

– Ну хаос – это твой неизменный спутник, Федь! – кивнула Саша чуть добрее. – Но я бы всё-таки не отказалась от подробностей. Потому что, судя по лицу Бубенцова, он только что разнёс «точку 101». И сразу скажу: если такое случилось, папа нас вовеки не простит…

– А если мы дружно объясним ему, что это просто место проклятое? – уточнил я.

– Тогда он не простит нас дважды… – хмыкнула Саша. – А Бубенцов всё-таки разнёс точку?

– Пока нет… Но, скажу честно, твоё высочество, если захочет, то я его поддержу, – признался я.

– Рассказывайте уже! – попросил Арсений с соседней койки. – Хочется уже понять, что мы пропустили…