Текст книги "Тьма. Том 5 (СИ)"

Автор книги: Лео Сухов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 19 страниц)

Глава 9

Из книги «Тайны особого рода», которую почему-то нельзя найти в библиотеках

…Проклятия… Что о них известно? Впрочем, обычным жителям Руси о них, скорее всего, ничего неизвестно. А двусердые если о таком явлении и знают, то исключительно из слухов и историй, пришедших через третьи руки.

Увы, тема проклятий если не под запретом, то близка к этому. А ведь жертвой проклятия может стать любой, в том числе и обычный человек. И, что особенно неприятно, смерть от проклятия наступит не сразу: она может ждать своего часа долгие годы. А за это время исчезнут даже малейшие следы проклятийного плетения. В итоге, убийца так и останется безнаказанным.

И да, есть рода, для которых проклятия – их родовая способность. С другой стороны, за века изучения эта способность была разобрана чуть ли не на составные части. И теперь любой двусердый, если дать ему эти тайные знания, может создать плетение проклятия.

Сложно? Да!

Затратно? Да!

Но всегда в цель, и почти безотказно.

Вот в чём опасность таких плетений. Накладываются они незаметно, а стоит им прикрепиться к энергоструктуре человека – всегда достигают цели. Быстро ли, долго ли, но достигают.

И заметить проклятие может лишь действительно сильный лекарь. Или же энергет, человек, способный хорошо видеть потоки теньки и следы её применения. В любом случае, это будет особенный умелец с узкой направленностью знаний.

А каков шанс встретить такого? И каков шанс, что он невзначай заметит проклятие? Бывало, люди носили в себе гибельное плетение по несколько десятков лет, прежде чем его находили и снимали.

К счастью, эта область не только закрыта от посторонних, но и достаточно сложна. Это не огненный шар, который летит туда, куда его бросили. И даже не самонаводящийся огненный шар. С проклятиями всё гораздо более трудоёмко.

Даже самое простенькое из них напоминает вредоносную программу из тех, что запускают на трубки, церы или терминал. Дело в том, что в таком плетении требуются многочисленные основы-условия. Именно они определяют поведение проклятия после его отправки в цель.

И слава нашему государю, что обучение проклятиям на землях Руси под запретом. Обучиться такому можно разве что в Ацлане или Бхарат. Однако и там власть смотрит на подобные увлечения с большим неодобрением.

Вот только рода, чья родовая способность связана с проклятиями, создают их чуть ли не на подсознательном уровне, закладывая условия в рамках начального мысленного приказа.

И такие рода, по всей видимости, существуют до сих пор… Как иначе объяснить, что тема проклятий и в наше время порой всплывает в средствах народного оповещения, а иногда даже в полицейских отчётах?

Утро в ведомственной гостинице оказалось очень…

Разноплановым.

Сначала я проснулся от того, что замёрз. На улице только начинало светать. Покрытые изморозью окна радовали красивыми узорами, а батарея – жаром, который, тем не менее, не справлялся с обогревом. Пришлось вставать и натягивать на себя казённое одеяло, найденное в шкафу.

Следующее пробуждение состоялось через пару часов, когда солнце уже взошло, успело нагреть воздух…

И теперь в комнате было так жарко, что я вспотел. Да так, что ни о каком дальнейшем сне и речи не шло.

Покинув лужу, которой стало постельное бельё, я поплёлся в душ. Струи воды смыли и пот, и остатки сна. Выйдя из душа и навалив Тёме побольше корма, я посмотрел на время. Было уже почти девять часов утра, но Иванов пока не звонил и в дверь не стучал. Так что я оделся и, здраво рассудив, что в столовой меня обязательно найдут, отправился вниз.

Искать завтрак.

В столовой было людно. Одни постояльцы завершали приём пищи, другие – только получали свои порции. Для того, чтобы тебя покормили, достаточно было предъявить ключ от номера.

Получив свой омлет, бутерброд и чашку с чаем, я уселся за один из столиков и принялся есть. Пока завтракал, в столовой появился Иванов и, оглядевшись, сразу направился ко мне.

– Доброе утро, Фёдор Андреевич. И приятного аппетита! – спокойно, будто и не было вчерашней сумасшедшей гонки, поздоровался он.

– Доброе утро, спасибо! – кивнул я, тоже решив имитировать завтрак нормального человека.

А вот остальные постояльцы, косясь на Иванова, начали жевать гораздо быстрее. Гостиничная столовая пустела прямо-таки на глазах. Внимательно оглядевшись, Иван Иванович только усмехнулся. Видимо, успел привыкнуть к подобному эффекту за свою, не сомневаюсь, долгую службу.

– Где все наши? Ещё спят? – уточнил я, а потом всё-таки не удержался и спросил: – И какие новости по беглецу?

– В том-то и дело, что никаких… – поведал мне Иванов. – Я был уверен, что к утру вопрос решится. И у меня были все основания на это рассчитывать. Однако от пограничников до сих пор никаких вестей. Поэтому я и не стал никого из вас будить. Вместо этого попросил служащих уведомить меня, когда все проснутся.

– Значит, я первый, – кивнул я.

– Именно так… – проговорил Иван Иванович, снова окидывая взглядом опустевшую столовую. – Фёдор Андреевич, а давайте-ка поступим так… Чтобы не портить утро местным постояльцам, я предлагаю вам прокатиться со мной по городу.

– Вам нужна какая-то помощь с моей стороны? – уточнил я.

– Разве что свежий взгляд! – растянул губы в улыбке Иванов. – Я обещал вам рассказать о «неудержимых»… Почему бы не совместить этот рассказ с моей рабочей поездкой?

– А ничего страшного, что прямо так, по дороге?.. – вскинул я вверх одну бровь. – Всё-таки, насколько я понимаю, это закрытые знания…

– О, поверьте, Фёдор Андреевич: во всём этом городе не найти более защищённого от прослушивания места, чем моя машина… – снова улыбнулся Иванов.

– Тогда сейчас доем, и готов! – отозвался я.

– Отлично. Жду вас в машине… – кивнул Иванов и покинул столовую, решив, видимо, не дожидаться, пока сбегут даже повара.

Закончив с завтраком, я отнёс поднос с грязной посудой на помывочную стойку. И, расправив спину, вышел из столовой под нервным взглядом раздатчицы-поварихи.

Машина Ивана Ивановича уже вовсю пыхтела во дворе гостиницы. Я каждый раз поражался тому, как это чудо техники выглядит со стороны: чёрный автомобиль с длинным капотом, покатыми дугами крыльев, блестящими дисками колёс… И звук, как от настоящего паровоза.

Ехали мы на сей раз вдвоём, и чтобы было удобнее разговаривать, я с чистой совестью устроился на переднем диване. Сиденьем у меня язык не поворачивался эту роскошь назвать…

– Ваше появление, Иван Иванович, всегда производит нездоровое оживление! – заметил я, пристёгиваясь и кивая на гостиницу.

– Опричники – псы государевы. Мы не появляемся просто так, – трогаясь с места, проговорил Иванов. – Мы всегда несём с собой разбирательства и сложности. Отсюда и общий страх. К тому же… Знаете, Фёдор Андреевич, большинство людей – единоличники. В первую очередь они думают о своих бедах, в первую очередь решают свои неурядицы. И подчастую делают это, скажем так, без оглядки на закон. И чем больше у них возможностей этот закон нарушать, тем сильнее они ими пользуются. А у кого, как не у сотрудников разных ведомств, есть такие возможности? Верно?

– Ну да… Сотрудник завода может разве что откаты получать от других участников рынка. А у сотрудников государственной власти и вправду возможностей больше… Но что-то я сомневаюсь, что их невеликие грехи стоят внимания целой опричнины.

– Как я уже сказал, люди – единоличники. А значит, именно себя они представляют осью, вокруг которой вертится мир. Им кажется, что именно они лучше всех нарушали, лучше всех воровали, лучше всех устроились… – Иванов усмехнулся, сворачивая в очередной проулок. – И если в городе появился опричник, значит, обязательно по их душу. Или хотя бы по их душу, в том числе. К сожалению, осознать собственную никчёмность нынешнему человеку сложно. А чтобы понять своё место в мире и обществе, надо столько раз получать по носу от этого общества и мира… В общем, большинство людей и за всю жизнь не получают столько тумаков.

Иван Иванович помолчал, как будто давая мне время обдумать его слова. А потом неожиданно продолжил:

– Впрочем, обратная история тоже имеет место быть. Чтобы понять свою значимость, некоторым ещё надо постараться. И вам, Фёдор Андреевич, это не мешало бы!

– Мне? – удивился я. – На данный момент моя значимость настолько низка, что…

– Вот именно про это я и говорю… – улыбнулся Иванов. – Недооценивать свою значимость в обществе – не меньший грех, чем её переоценивать.

– А я её недооцениваю, так выходит? – уточнил я.

– Вы её критически недооцениваете, Фёдор Андреевич! – Иванов кивнул, не отводя взгляда от дороги. – Вы ещё чувствуете себя обычным молодым человеком… В то время как теперь вы не просто некий Фёдор Андреевич, а глава рода Седовых.

– Этого рода нет, – напомнил я, очень рассчитывая на порцию новой информации.

– Не согласен с вами. Этот род был, есть… И ещё какое-то время будет. Лишение дворянства вовсе не означает, что род исчез. И вы, Фёдор Андреевич, лучшее тому доказательство. Стоит вашим личным заслугам перевесить чашу грехов ваших предков, и род Седовых обязательно возродится. Причём даже государь не станет препятствовать. Хотя… Палки в колёса он, конечно, некоторое время может ставить… Обижен он на вас крепко, знаете ли…

– За то, что ему дед наговорил? – осторожно уточнил я.

– Это была последняя капля! – улыбнулся Иванов. – Где-то вы, Седовы, и раньше накосорезили. Вам многое прощали, но до определённого времени. К сожалению, подробнее рассказать вам может только государь. Я всей полнотой знаний в этой истории не обладаю. Однако могу заметить, что вы уже не понимаете, насколько выделяетесь. Вы дважды поймали убийцу двусердых, которого не могли поймать всем Ишимом. Вы выступили против «Без Тьмы» и сделали это успешно: даже сумели привлечь их внимание. Кроме того, вы спасли Волкову-младшую… А ещё вы, Фёдор Андреевич – «неудержимый». Жаль, конечно, одно это слово не может передать всю глубину нужных смыслов…

– Так что это? – прямо спросил я. – Кто такие «неудержимые»? И кто я?

– Легенда, сказка, мечта… – Иванов усмехнулся. – Во всём мире их было совсем немного. От силы три десятка за тысячу лет. Возможно, были и те, о ком мы не знаем… Однако не думаю, что вместе с ними общее количество вырастет на порядок.

– И на Руси они тоже были? – задал я очевидный вопрос.

– Были… Всего пятеро. Причём о троих мало что известно: изначально они не привлекали внимания государства. А когда, наконец, привлекли, цель у государства была уже только одна: избавиться от них. Ещё за двумя наблюдали с момента их Боевого Рождения и до самой смерти. Увы, ко многим неудержимым смерть приходит довольно рано. И это приходится учитывать.

– Значит, долгая жизнь мне не светит? – нахмурившись, уточнил я.

– До ста лет, скорее всего, вы не дотянете, Фёдор Андреевич, – кивнул Иванов. – А вот до восьмидесяти… Есть шансы. Один такой пример в истории имеется. Правда, всю вторую половину жизни этот человек был не в себе, прямо скажем… Однако его терпели за полезность. Следили, конечно, чтобы совсем не слетел с катушек… Спятивший витязь – это, знаете ли, очень опасное явление.

– Да уж…

– Первым признаком «неудержимого» становится Боевое Рождение. И не простое, а идеальное… Такое, что на выходе получается двусердый с идеальной энергетической структурой. Прямо как вы, Фёдор Андреевич.

– И все они не проходят первый кризис!.. – буркнул я, вспомнив мучения Марии Михайловны с попыткой спасти меня, испортив идеальную структуру.

– Но вы-то прошли, – возразил Иванов. – И пятеро известных нам из русской истории «неудержимых» прошли. И все они проходили его так, будто кто-то вмешивается в кризис со стороны. При этом ни у одного вмешательство так и не было обнаружено. И, заметьте, снова очень похоже на ваш случай…

– После чего меня чуть не заперли в Тёмном Приказе! – хмыкнул я. – И что мешало запереть предыдущих?

– Тёмный Приказ – это лишь одна из служб государства. Последний из «неудержимых», к слову, просидел в их застенках пятнадцать лет… Понять, что с ним такое и как это повторить, «темники» не смогли. А затем умудрились упустить этого человека. И он сумел вырваться. Из застенков.

– Этот «неудержимый» был одним из тех, за кем государство следило? – уточнил я.

– Нет… Одним из тех, на кого обратили внимание, когда настала пора его уничтожить. Все материалы по нему остались в первом Тёмном Приказе, который он разгромил спустя полтора года после освобождения. А государству понадобилось немало усилий, чтобы замять эту историю. С тех пор любые признаки появления «неудержимого» отслеживают на высшем уровне. А особо ретивым «исследователям» на местах велено давать по шаловливым рукам. Именно это я и сделал в своё время, лично приехав в Покровск-на-Карамысе…

– И спасибо вам за это, – не забыл я ещё раз поблагодарить Иванова.

– Не за что… В первую очередь, я спасал сам Тёмный Приказ, Фёдор Андреевич. Вы бы всё равно вырвались. И отомстили бы «темникам». А заодно и всем их добровольным помощникам. Так что это не вы должны меня благодарить… А те неблагодарные сволочи, которые на имя государя жалобу на меня накатали!.. – усмехнулся опричник, легонько стукнув рукой в перчатке по рулю.

А я промолчал, ограничившись кивком. Внутри пробегала холодная дрожь от слов опричника. Не про Тёмный Приказ, леший бы с ним… А про недолгий срок моей жизни. Слишком уж плохие новости, чтобы легко выкинуть их из головы.

Я ведь, став двусердым, поменял планы на жизнь. И собирался жить очень долго, если доберусь до седьмого ранга. И что, теперь мне опять планы менять? А как же протянуть лет сто пятьдесят?

Иван Иванович ведь не давал гарантий, что я даже до восьмидесяти дотяну. Было такое один раз, но необязательно, что произойдёт снова – и именно со мной.

Да и сходить с ума я определённо не хотел…

– Как считают те, кто изучал вопрос «неудержимых», у них есть ещё одна общая особенность… – не обращая внимания на игравшие у меня на лице желваки, продолжал Иванов. – И следы этой особенности мы обнаружили в вашей лечебной истории, Фёдор Андреевич. Вы, конечно, можете всё отрицать, и любой разумный человек поймёт это ваше желание… Однако все «неудержимые» в той или иной форме страдают расстройством, которое называют расщеплением личности. С шести до десяти лет вы нередко заговаривались, говоря о себе в третьем лице, Фёдор Андреевич… И пусть наблюдение за детьми глухих углов оставляет желать лучшего, однако такое не могло ускользнуть от внимания лекарей. У вас это расстройство, пусть и в слабой форме, имеется…

Я снова промолчал… Ответить и вправду было нечего. Даже если не брать в расчёт память Андрея, о которой никто не знал, выделение мальчика Феди в отдельную личность – уж точно не признак психического здоровья.

– Ваши видения во время кризиса также укладываются в канву. Там вы видите себя со стороны и не управляете своим поведением. И пусть нам непонятен, как говорят латиняне, генезис того человека, Андрея, который появляется в ваших видениях… Однако будьте уверены, что и этот Андрей где-то внутри вас имеется. А соединение двух этих фрагментов личности приводит к показателям, будто кто-то вмешивается в кризис со стороны.

– Предположим, что я псих, и жить мне осталось недолго… – наконец, собрался с силами и заговорил я, когда Иванов замолчал. – Однако это ведь не все признаки. Вы сказали, что проверяли что-то тогда, в Ишиме…

– Да, последний признак «неудержимого»… Это, кстати, весьма любопытный факт. Все «неудержимые» в той или иной мере вовлечены в ключевые точки вязи событий. Что это такое? Сейчас поясню. Представьте себе, что все поступки людей складываются в единую историю. Все поступки русских – в историю Руси. Все поступки греков – в историю Ромейской империи, а все поступки греков и русских влияют на отношения Руси и Ромейской империи.

– Почему именно Ромейской империи? – удивился я.

– Да просто к слову пришлось! – отмахнулся Иванов. – Мы же сейчас гоняемся за греком, вот и лезут они мне в голову… В общем, все наши действия образуют некие цепочки событий, ведущие к тому или иному результату. Вы подняли с земли камень, а потом, держа его над своей ногой, разжали пальцы? Если не успеете отдёрнуть ногу, на неё-то камень и упадёт. И это пример самой простой последовательности. Но, конечно же, всё куда сложнее. Поступки множества людей сливаются в последовательность, которую очень трудно просчитать. И можно сделать это осознанно, как прогнозисты и аналитики… А можно, так сказать, волшебным образом. То есть, сделав предсказание. Однако далеко в будущее заглянуть почти невозможно.

– Значит, все «неудержимые» оказываются в ключевых точках истории? – уточнил я.

– Можно и так сказать, – кивнул Иванов. – Возможно, некоторые эти ключевые точки истории мы просто так и не распознали. Например, потому что оказавшийся там «неудержимый» умудрился эту ключевую точку своим вмешательством превратить в обычное проходное событие. Однако верно одно: все «неудержимые» оказываются в гуще событий, вовлекая в них тех, кто оказался рядом. Сев со мной в машину, вы притянули и попытку покушения на меня, и появление этого следователя Ёлкина… Эти события всё равно бы произошли, конечно. Но по отдельности и в стороне от вас, понимаете? А вы как бы скрутили вокруг себя событийную вязь.

– Вот к чему был разговор про удачу…

– Верно, Фёдор Андреевич! – согласился Иванов. – Удача или неудача, это неважно… Важно то, что именно вы способны вызвать каскад событий, которые изменит историю вокруг вас. И чем больше масштаб вашей личности, тем больший масштаб приобретут изменения.

– Но я ведь ничего не делаю для этого… Не думаете, что моё влияние на происходящее сильно преувеличено?

– А, возможно, вы и не влияете, – не стал спорить Иванов. – Возможно, вы просто неосознанно двигается за оком урагана, Фёдор Андреевич… Вероятно, все эти события случились бы и без вашего участия. Но мы, будучи в этом урагане событий, не можем оценить, что именно вы делаете. Для нас, для двусердых и обычных, именно вы являетесь той осью, вокруг которой всё закручивается.

С этими словами Иван Иванович припарковал машину рядом с каким-то административным зданием. А затем, чуть приглушив двигатель, вылез из-за руля:

– Понимаю, вам нужно время, чтобы осмыслить мои слова… Поэтому оставлю вас минут на пятнадцать. У меня есть дело в этом доме, а вы посидите пока, переварите услышанное…

– Спасибо…

– Вот и отлично! Скоро вернусь!

А ведь мне действительно было о чём подумать. Когда Иванов вернётся, настанет время для вопросов. И что-то мне подсказывало, что время это будет ограничено. Значит, надо выбрать именно те вопросы, которые, в свете полученной информации, важнее всего…

Впрочем, первый вопрос навязывался сам собой. Не получив на него ответа, ну или хотя бы не вставив его в планы на жизнь, я больше ни о чём думать не мог. Тем паче, у меня было всего десять минут, чтобы подумать и всё решить. Иванов вернулся раньше, чем обещал, однако я уже был готов.

– О чём задумались, Фёдор Андреевич? – поинтересовался он, вновь выводя машину на улицу.

– Почему вы думаете, что я долго не проживу? – спросил я.

– О! Это был очевидный вопрос, да? Всё очень просто. «Неудержимых» прозвали неудержимыми, потому что их кризис невозможно удержать.

– Ага… – вспомнил я, как «с разбегу» влетаю в кризис каждый раз.

– Да, и то, как вы, судя по отчётам, входите в кризис – лишнее тому доказательство…

– И даже после седьмого ранга я не смогу сдерживаться? – расстроился я.

– Сдерживаться-то вы, Фёдор Андреевич, сможете. Но не так успешно, как я или другие двусердые. Считается, что после седьмого ранга можно сдерживать кризис, сколько потребуется. Однако, на самом деле, чаще всего не больше тридцати лет. Впрочем, большинству хватает этого срока, чтобы счастливо умереть от старости. На самом деле, многие ещё на пятом ранге начинают специально замедлять развитие, понимая, что время ценнее могущества. А после седьмого ранга некоторые и по сорок лет умудряются между кризисами держаться… Однако это не ваша история! В лучшем случае, вы сможете оттянуть кризис на пару-тройку лет…

– Получается, либо я буду старательно забивать на развитие, и тогда проживу подольше… Либо…

– Либо проживёте ярко, но быстро, – подтвердил Иванов. – Выбор за вами, Фёдор Андреевич. Но позволят ли вам подольше прожить ваши внутренние личности?

– Мои внутренние личности – это я, Фёдор Андреевич Седов… – ответил я, даже не задумываясь. – Всё остальное – шелуха. Их даже полноценными личностями нельзя считать.

– Надеюсь… – покосившись на меня, сказал Иванов. – Так или иначе, рост ваших способностей продолжится, Фёдор Андреевич. И если ваши внутренние личности недостаточно самостоятельны, на очередном кризисе они всё-таки сдадут позиции Тьме.

– Какая-то безрадостная картина!.. – пробормотал я себе под нос, но опричник, естественно, услышал.

– Во всём надо искать хорошее, Фёдор Андреевич. Понимаю, тяжело расстаться с мыслью, что впереди сотня лет, а может, и все полторы сотни… Но лучше знать заранее, что вас ждёт, верно? Если осознать, что впереди не сто, а пятьдесят лет, можно и за полвека всё успеть. Вы же и так стараетесь это сделать, верно?

Не совсем, но я решил об этом не говорить. Первый вопрос и без того занял слишком много времени.

Надо было переходить ко второму:

– Город, который я видел во время кризиса – что это за место?

– Этот город видели все «неудержимые»… – пояснил Иванов. – И некоторые, кто мог собой управлять, спрашивали об этом у Тьмы. Она всегда отвечала на этот вопрос одно и то же: «Тут всё началось. Тут мы родились».

– Мы? – уточнил я.

– Мы, – кивнул Иванов. – Тьма тоже иногда говорит о себе во множественном числе.

– Сёстры! – припомнил я оговорку каменной женщины. – Она говорила о сёстрах.

– Или о братьях, – улыбнулся Иванов. – На Руси была единственная во всём мире «неудержимая». И государство смогло полностью отследить её путь. Так вот, она видела не каменных женщин, а каменных мужчин.

– Она ищет слабые места, – покачал я головой. – А легче всего действовать через противоположный пол.

– Слабые места? – деловито переспросил Иванов.

– Тьма пытается найти подход к двусердому, понять, на что можно надавить… Поэтому, наверно, и принимает разные обличья… Иван Иванович, а кто-нибудь проводил исследования, откуда вообще пришла Тьма?

– О! Вот это уже становится увлекательно!.. – усмехнулся Иванов. – Искать-то искали, Фёдор Андреевич. Да только не «неудержимые». Обычные учёные и мудрецы. Обычные двусердые. Они искали. И даже кое-что находили. А к чему был вопрос?

– К тому, что Тьму ведь нельзя одолеть обычным оружием, – проговорил я, вспомнив первые дни нашествия на границе. – На каждое изобретение людей она отвечает изменением. На каждое новшество – своим. Человечество проигрывает, Иван Иванович. И уже проиграло бы, если бы не двусердые. А чтобы победить – нужно понять, что такое Тьма.

– Возможно… Но не думаю, что вам дадут доступ к таким документам. Впрочем… Знаете, Фёдор Андреевич! – Иванов даже скорость сбросил. – Никто всерьёз этот вопрос не изучал, хотя многие и пытались, признаюсь честно… Есть предположения, теории, выдумки… Однако нет твёрдых знаний. Если сможете что-то понять – это тянет на подвиг. А если решите поделиться сведениями, награда будет поистине царской… Только, пожалуйста, не идите по пути дальнего родича вашей однокашницы Василисы! Иначе это будет очень неприятно для всех…

– Вы про Булатова?

– Про него, черта языкастого, про него… – подтвердил Иванов. – Он узнал многое, спорить не буду… И как он использовал эти знания? Просто вбросил их в общество: поднял панику, умножил страхи… И отошёл в сторону. Вы знаете, чего он требовал от всех богатуров? Пройти ещё один кризис и попытаться победить Тьму.

– Нет… Значит, вот какие у него были выводы? – удивился я.

– Именно так! При этом он не решился пройти даже свой последний кризис. Сказал, что на этом всё закончится, а ему хотелось бы ещё пожить…. – Иванов рассмеялся. – Легко требовать от других, чего не можешь сделать сам, да?

– А какого самого высокого ранга достигали «неудержимые»? – вместо ответа спросил я.

– Восьмой. То есть витязь, – коротко ответил Иванов.

– Я смогу ознакомиться с документами о таких, как я?

– Всё зависит от государя. Если разрешит – сможете, Фёдор Андреевич. Нет – значит, нет… Рюриковичи знают очень многое, но редко делятся закрытыми знаниями. Попытайтесь… И, главное, помните: если сегодня вам отказали, это не означает, что завтра снова откажут. Государь и его род следят за каждым двусердым. И если увидят, что вы можете принести пользу с помощью какой-либо из тайн, которые они хранят – эти тайны вам откроются.

– Как я понимаю, вы рассказываете мне про «неудержимых» с их разрешения, да?

– Всё верно, Фёдор Андреевич, – согласился Иванов. – Когда-то я и сам далеко не сразу получил разрешение ознакомиться с вопросом… А вот теперь получил разрешение поделиться сведениями с вами…

– Но они не полны? – кивнул я.

– Рассказал всё, что вспомнил, а забываю я редко… – Иванов припарковался рядом с очередным зданием, на этот раз отделением Тёмного Приказа. – И всё же отчёты я читал очень давно.

– Это понятно… – кивнул я.

Трубка в кармане Иванова зазвонила. Достав её, он посмотрел на экран, нахмурился и ответил:

– Слушаю вас… Где обнаружили?.. Почему об это сообщаете вы?.. Ясно… Благодарю… Немедленно выезжаю! – Иванов отбил вызов и посмотрел на меня. – След нашего беглеца нашёлся.

– Юг? Запад? – сразу подобравшись, уточнил я.

– Нет… Хвалынь! Он ушёл на север: успел добраться до Волги, а дальше отправился посуху, – Иванов отъехал от бордюра и развернулся. – Вот только сообщило мне об этом тайное крыло ПУПа! Не местная полиция, которая обо всём знает, между прочим, а ПУП! Чтоб их всех!..

– Своячничество? Незаконные одолжения? Вор на воре? – усмехнулся я. – Да, Иван Иванович? Ведь люди – как вы говорите, единоличники…

Опричник скосил на меня взгляд, но промолчал, будто ставя галочку в голове.

– Я верно понимаю, что нашли лодку? – я уже не мог держаться от вопросов, во мне проснулся профессиональный интерес Андрея. – Давно?

– Да… В шесть утра! – легонько хлопнул по рулю рукой опричник.

– А скоро уже десять… Мы отстаём на четыре часа. Полиция замалчивала находку. Просто великолепно!

– Согласен, – кивнул Иванов. – Но мы его догоним. К слову, хозяина лодки отравили. Его труп, насколько я успел понять, тоже найден.

– Как я и думал… Не ради себя, а ради внука… – вздохнул я. – Что будет с его семьёй?

– Да ничего… По закону, они ни при чём! – хмыкнул Иванов.

– Вы могли решить иначе, – я не спрашивал, а утверждал, потому что был в этом уверен.

– У меня нет задачи добивать людей, которые пошли на преступление из нужды… – хмуро ответил Иванов. – Я вас услышал вчера, Фёдор Андреевич… И сегодня ваш тяжёлый вздох по этому поводу оценил. Поэтому не буду настаивать на аресте семьи предателей. Но, скажу честно, для них погибший рыбак будет героем. Тем, кто спас семью ценой предательства. А значит, когда-нибудь его внук рискует повторить этот «подвиг».

– Или решит никогда так не поступать… – возразил я, глядя на мелькающие мимо дома.

Машина неслась в сторону гостиницы на бешеной скорости.

– Боюсь, скорее, будет так, как я сказал. Но никуда ссылать эту семью я не стану, пусть живут… – негромко подытожил Иванов.

Автомобиль с заносом затормозил перед входом в гостиницу:

– Собирайтесь, Фёдор Андреевич. Едем в Хвалынь!