Текст книги "Тьма. Том 5 (СИ)"

Автор книги: Лео Сухов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 19 страниц)

Интерлюдия II

– Вот чёрт! – выругался старик, перекидывая руль. – Обложили, как охотники волка!

Пузатый чёлн, резавший волну галсами против южного ветра, скрипнул оснасткой, снова меняя курс. Прячась в тени берега, он незаметно полз между отмелей побережья на юг, но мелькавшие то там, то здесь катера очень нервировали старика-капитана.

– Не по вашу душу, ваш благородие, сегодня такие танцы-то? – чуть успокоившись, спросил он.

Из маленькой каюты выбрался курчавый мужчина с нечёсаной бородой. Он огляделся, но толком ничего в ночной темени не увидел. Не было у него настолько большого опыта на воде.

– Может, и по мою… – настороженно глянув на старика, ответил он.

– Да вы не переживайте, ваше благородие! – успокоил его тот. – Сказал – доставлю, так доставлю! Я тут все мели, как свои пять пальцев, знаю!

В последнем кучерявый сильно сомневался. После такого утверждения обязательно надо было сесть на мель, чтобы радостно заявить: мол, видите, это первая. Однако вопреки его ожиданиям, чёлн продолжал упорно ползти на юг.

– Вот черти! – не удержался старик, когда впереди снова замелькал свет.

Он опять крутанул рулём, а потом, кинувшись к мачте, спустил косой парус.

– Что случилось? – тревожно спросил курчавый.

– Вдоль берега ползут, сволочи! – пожаловался старик. – Да никогда же их сюда не заносило! Что-то вы, ваше благородие, такое натворили, что ловят вас, как на моей памяти ещё не было…

Кучерявый молча кивнул, понимая, что старик прав. Слишком догадливым был рыбак, согласившийся его перевезти. И это напрягало больше всего. Однако пока старик делал своё дело, волноваться было не о чем.

А вот спустя ещё пять минут кучерявый напрягся.

– Мы останавливаемся? – спросил он.

– Останавливаемся, ваше благородие, – скинув в воду якорь, ответил рыбак. – Дальше-то сами видите: вон они, ждут нас…

– Есть другой путь? – нервно уточнил курчавый.

– Всегда есть, ваше благородие, – ответил старик. – Но тут надо бы с вами посоветоваться…

– Советуйтесь, – кивнув, дозволил пассажир.

– Вот смотрите, какое у нас дело… – старик сел рядом со штурвалом и обхватил пальцами подбородок. – Дальше если, значит, на юг-то идти, будет совсем туго. Там хоть и Тьма, да глубины хорошие под берегом: большие корабли могут к берегу прижиматься. А значит, даже если тут проскочим, дальше нас погранцы возьмут. А если не возьмут, то пройти не дадут. Придётся возвращаться, и тогда-то мы точно попадёмся.

– И что ты предлагаешь? – спросил кучерявый.

– Можно попробовать на запад уйти, – вздохнул капитан.

– Есть на это шансы, старик? Или ты просто ищешь выход там, где его нет? – хмыкнув, спросил кучерявый.

– Сейчас у нас выход ещё есть, – не согласился капитан. – А вот когда двинемся дальше, его не станет. Сумеем от погранцов уйти – отлично. Нет… Вы как, ваше благородие, сильно власти Руси-то зацепили? Если сильно, так скоро вертушки пустят. И вот от них даже под берегом не укроешься.

Кучерявый, резко подавшись вперёд, уставился старику в лицо. И смотрел так внимательно, словно хотел прожечь рыбака насквозь чёрными глазами.

– И ты спокойно об этом говоришь? Ты же русский… – наконец, озвучил он свои сомнения, понимая, что старик давно понял, на кого работает. – Неужели готов предать свой народ?

– Я на свой народ всю жизнь работал… – даже не шелохнувшись, капитан в ответ спокойно глядел в лицо пассажира. – Всю свою жизнь, ваше благородие, рыбу ловил и людей кормил. И чем мне тот народ ответил? Благодарностью и спокойной старостью, верно? Иль нет?

– Это у тебя надо спросить… – дёрнув щекой, заметил грек.

– Лучше у моей дочери и мужа её спросить… Вот только, знаете, не ответят они ничего. Мертвы уже. Погибли, когда погранцы не успели вовремя гнездо Тьмы зачистить. А после них мне только внук остался, да и тот нездоров…

– Про внука твоего я знаю! – отрезал кучерявый.

– И что мне терять-то, ваше благородие? – с горькой усмешкой спросил старик. – Только внука потерять и осталось… Жизнь моя почти уже вышла, да и жена немолода… Нам бы парня вылечить и до самостоятельности дотянуть. А заради этого… Заради этого мне и обчество не обчество, и народ – не народ. Так-то…

– Ты же понимаешь, что выживешь только на юге? – курчавый снова внимательно посмотрел капитану в глаза.

– Да, – спокойно ответил тот. – Вы, главное, ваше благородие, деньги передайте жене.

Кучерявый вздохнул и сел на борт, глядя в темноту и размышляя. Старика убивать не хотелось. Не из человеколюбия – этим кучерявый давно уже не страдал… Скорее, по совести не хотелось. По той самой, о которой в церкви нет-нет, да и рассказывают.

Кучерявый видел в своей жизни много предателей. Вся его работа была построена на том, что найти их, пристроить к делу, использовать – и выкинуть. Но этого обозлённого на весь свет старика он даже предателем не считал. Просто человек в очень тяжёлом положении. Человек, который поставил на кон остаток жизни, лишь бы спасти свою кровиночку.

Таких везде можно было найти. И в Ромейской империи, и на Руси, и в Саксонии, и в Италии, и в Иберии. Даже в экзотических Джунго и Бхарат таких хватало. Их использовали, их нанимали, с их помощью совершали самые громкие преступления… Но вину за эти преступления кучерявый всегда мысленно возлагал на ту страну, которая довела человека.

Так ему было проще работать.

– А если бы не внук? Что бы ты сделал? – спросил кучерявый, активируя ментальное плетение.

– Да сдал бы я вас, ваше благородие, – пожал плечами капитан. – Вы грек… Чего от вас хорошего ждать? Вы уж простите за прямоту.

– Наоборот, ценю, – отозвался кучерявый, который благодаря плетению теперь точно знал, что собеседник не врёт. – И что ты предлагаешь? На запад?

– Если хотите моё мнение, скажу так: поймают нас везде, куда ни сунься! – разъяснил свою позицию старик. – Раз настолько крепко взялись, то перекроют всё, и килька не проскочит. Однако… И на западе есть база флота, и тут у нас база флота. А вот на севере базы нет. Если сейчас раскроем паруса и рванём на север, тогда успеем забиться в плавни. Там нас тоже найдут, но хотя бы не сразу. Успеете уйти в Хвалынь.

– До Империи точно не выйдет? – уточнил кучерявый.

– Как и сказал, если поднимут вертушки, далеко не уйдём. Всяко найдут и поймают. Попробовать можно, конечно…

– Ты сэ ниа́зи йа аэ́ра пу дэн бэ́ни ста паниа́су?..* – кучерявый покачал головой. – Плыть надо туда, где нас не ждут. Хорошо… Поворачивай на север!

– Сей момент, ваше благородие! – старик, кажется, даже обрадовался этому решению.

Развернувшись вокруг отмели, чёлн поднял парус и полетел по морю, подгоняемый южным ветром, который с каждой минутой только крепчал. Холодные потоки воздуха, прилетевшие из пустыни, обрушивались на морскую гладь, и вверх поднимался пар, надёжно скрывавший маленький кораблик. Однако это не мешало опытному капитану обходить мели: казалось, тот их без всякого эхолота видит.

В предутренней темноте чёлн вошёл в один из протоков Волги. На севере уже мелькали огни фонарей.

Ради поимки кучерявого были подняты по тревоге такие силы, которые, казалось, могли за ночь обыскать всю дельту реки до последнего уголка.

К счастью, это только казалось.

Когда лодка замерла в камышах, кучерявый вытащил кнопочный телефон и, включив аппарат, сделал звонок:

– Да, это я… Нужно принять под Хвалынью… Жду…

Какое-то время вокруг стояла тишина, а потом на телефон пришло сообщение. Едва глянув на него, ромейский шпион знаками показал рыбаку вести лодку дальше. Чёлн проплыл вперёд ещё на несколько километров, а затем снова свернул в один из протоков.

Там, на берегу, возвышалась двухэтажная усадьба, к которой прилегал лодочный ангар, стоявший на воде. В него-то старый капитан и завёл свою посудину.

Стоило ему бросить якорь, как, открыв сумку, кучерявый достал пузырёк и протянул своему спасителю.

– Пей! – приказал он.

– Что это? – хрипло спросил старик. – Всё, да?

– Да, – кивнул кучерявый. – Я прослежу, чтобы твоей жене передали деньги. И чтобы внука вылечили. Обещаю. А теперь пей.

– Спасибо, ваше благородие… – старик трясущейся рукой открыл крышку, тяжело вздохнул, решаясь…

А потом залпом выпил белесую жидкость.

Он ещё какое-то время стоял: успел увидеть, как к ангару спешит из усадьбы целая делегация. А потом без сил опустился на палубу: ноги вдруг отказали.

А затем и вовсе лёг, не сумев почувствовать рук.

А потом улыбнулся и закрыл глаза.

Он ушёл, как человек, который сделал всё, что мог, для близких. Даже ценой предательства своего народа.

А кучерявый, прежде чем выйти из ангара, посмотрел на мёртвое тело и прошептал:

– Си́мэраи́мастэ, а врио дэни́мастэ…**

После чего кивнул одному из встречающих, и тот склонился к старику, коснувшись его шеи. Спустя полминуты он поднял взгляд и утвердительно качнул головой.

– Мне нужен автомобиль и люди! – приняв его ответ, возвестил кучерявый.

– Это не так-то легко сделать, – заметил тучный мужчина, в манере держаться которого угадывался чиновник. – Устроили вы здесь переполох, надо сказать…

– Мне плевать, легко или сложно! – отрезал кучерявый. – Это нужно сделать как можно скорее.

– Ясно! Ясно! Сделаем! – сразу же пошёл на попятную тучный. – Право слово, и впрямь не стоит вам у нас задерживаться… Пойдёмте же!..

* Какое тебе дело до ветра, что не дует в твои паруса?

** Сегодня мы есть, завтра нас нет.

– Пойдём-ка, Петька, проверим там! – старый городовой, покашливая от утренней сырости, остановился у забора.

– Пантелеймон Афанасьевич, может, не надо уже?.. – взмолился молодой парень.

И было отчего: форма полицейских была вся в грязи и налипшей траве. Пока остальные городовые из участка ходили по дорогам или плавали на лодках, Пантелеймон Афанасьевич Губатин вовсю таскался по зарослям.

И таскал за собой подчинённого.

Что этого самого подчинённого, Петра Сергеевича Триединского, которого, правда, все несолидно называли Петькой, жутко бесило. Он уже проклял тот день, когда его поставили в пару к опытному городовому. Лучше бы кого-нибудь не столь самоотверженного дали.

Вот и сейчас Губатин от его возражений только отмахнулся. И решительно направился к старой усадьбе на берегу.

Это уже была пятая или шестая такая постройка на их пути.

– Эй! Хозяева! Эй! – закричал старый служака, стуча в ворота.

– А если нет никого? – мрачно спросил Петька.

– Главное, чтобы собак не было, – ответил Губатин. – С собаками через забор лезть не стоит. А собак вроде-то и нет…

– Так нельзя же… Чтоб без приказа да через забор! – возмутился Петька.

– Иногда всё можно! – ответил Губатин. – Если никто не заметит. А проверить, Петька, надо. Обязательно надо. Вон, смотри, какой у них сарай для лодок! Туда и целый пароходик спрятать можно.

Городовой снова застучал в ворота:

– Эй! Есть кто дома⁈ Хозяева!!!

– Пантелеймон Афанасьевич!.. А если мы залезем, а внутри – та лодка? Как объясним-то, что мы там делали? – спросил Петька, пока его начальник внимательно осматривал землю под ногами.

– Петь, ну глупый же вопрос! – нахмурился тот, переведя взгляд обратно на ворота и принявшись рассматривать цепь и замок, запиравшие их.

– Ну почему же глупый… – обиделся Петька. – Что мы туда залезли, не узнают, если не скажем. А вот что будет, если сказать придётся?

– Сказать придётся, только если лодка там! – ответил Пантелеймон Афанасьевич. – А победителей, Петька, не судят!

Он наставительно поднял палец, а затем отошёл в сторону и, подпрыгнув, ухватился за верхний край забора. После чего ловко, не по возрасту, подтянувшись, уселся наверху и огляделся:

– Лезем! Нет тут никого!

– Откуда знаете? Может, невидно просто… – удивился Петька, вытянув шею и силясь заглянуть за ворота.

– От верблюда! – ухмыльнулся пожилой городовой. – А много будешь знать, скоро состаришься.

Соскользнув вниз, Губатин уверенно двинулся к сараю, построенному на сваях прямо над рекой. Его стены совсем чуть-чуть не доходили до воды, и даже отсюда городовой видел, что внутри что-то есть.

У него за спиной Петька с кряхтением перевалился через забор и, судя по звуку, упал вниз, будто мешок редьки. После чего тут же снова начал ругаться себе под нос, и Губатин не удержался от улыбки: новичок был забавным, только из училища.

– Хорош там возиться! Догоняй! – не оборачиваясь, рявкнул старый служака.

Сарай, конечно, оказался закрыт. Но такие мелочи Губатина остановить не могли. Порыскав вокруг, он нашёл старую метлу, от которой остался только черенок да десяток прутьев, и этим импровизированным инструментом проверил все ставни сарая. Одна открывалась, оставляя достаточно широкий проём, чтобы пролезть даже человеку с брюшком.

Метла тут же была воткнута в землю под углом. Уперев черенок в стену, Губатин подскочил, одной рукой приоткрыл ставню, а другой – вцепился в край окна. Хоть ему и было под шестьдесят, старый городовой не забывал о тренировках. И в такие моменты, как сегодня, был очень этому рад.

Пока Петька кряхтел у стены, Пантелеймон Афанасьевич ужом пролез в окно, хоть ставня и мешалась, норовя опуститься то на голову, то на задницу. Внутри пришлось сначала найти продольную балку, за которую можно было уцепиться руками. И уже оттуда, проверив, что внизу ничего нет, Губатин наконец-то позволил себе спрыгнуть.

Ноги гулко стукнулись о доски настила, а те прогнулись и жалобно заскрипели. Городовой включил фонарик и в пятне света увидел чёлн, занимающий весь сарай. Мачта, обмотанная парусом, почти задевала крышу.

Не обращая внимания на ругань, которую издавал Петька, пытавшийся подтянуться, Губатин подошёл к борту и прочитал название:

– Анна… Двести девятнадцатый…

Городовой перелез через борт и, поводив фонариком, остановил круг света на теле старика, лежащего рядом со штурвалом. Подойдя поближе, он покачал головой и крикнул:

– Петька!

– Да! Я почти тут! – отозвался молодой городовой, чья голова, наконец пролезла в окно.

– Кончай там развлекаться! – потребовал Пантелеймон Афанасьевич. – Давай, свяжись с нашими… Скажи, нужный чёлн на старой усадьбе Верходворовых.

– А это… Он? – удивился Петька. – А как я сюда войду?

– Да, это «Анна», двести девятнадцатая… – Губатин повёл фонариком в сторону дверей и, рассмотрев на одной из створок замок, ответил: – Я тебе открою сейчас.

– Понял!..

Голова молодого городового исчезла, а снаружи раздался грохот и треск. Это Петька слишком резко вернул ноги на черенок метлы, и та не выдержала подобных издевательств. Из-за стены сарая донеслась очередная порция ругани.

А Губатин достал трубку и набрал номер, который, не доверяя устройству, помнил наизусть.

Пожилой дворянин проснулся от того, что кто-то тронул его за плечо. Рядом с кроватью стояли начальник охраны и старый слуга, которому лет было, почти как хозяину.

– Простите, что разбудили… Но Михаил Артемьевич сказал, это срочно! – шёпотом доложил начальник охраны.

– Что там? – так же тихо переспросил дворянин.

– Дим, тебе самому надо увидеть! – подался вперёд старый слуга. – Это там, в подвале…

– Сейчас! – мужчина тихо, стараясь не разбудить жену, спустил ноги с кровати и, безошибочно попав в тапочки, встал.

Начальник охраны и старый слуга уже вышли из комнаты. Так что дворянин подхватил халат, висевший на спинке стула, и, накинув его поверх пижамы, поспешил за ними.

– Что там случилось у тебя? – спросил он, когда старый слуга вёл его вниз, в подвалы поместья. – Объяснить не можешь?

– Не могу, Дим… Это, боюсь, надо самому увидеть! – слуга был с мужчиной настолько давно, что имел право обращаться к хозяину вот так, по-простому.

К нему и доверие было таким, что мужчина не стал давить, решив подождать.

Неладное он почувствовал, когда слуга открыл дверь хранилища, где хранились артефакты рода. Посмотрев вокруг теневым зрением, мужчина покачал головой: воздух рябил от хлопьев теньки, настолько их было много.

– Откуда столько? – удивился он. – Сломалось что-то?

– Это всё оно! – сообщил слуга. – Яйцо!

– Яйцо!.. – фыркнул мужчина. – Сердце это, а не яйцо… Но интересно… Поглядим…

Ускорив шаг, он первым вошёл в круглый зал, где хранился один-единственный артефакт. Серое яйцо из неизвестного материала. По центру яйца вилась надпись, сделанная вычурным старорусским шрифтом:

«Два сердца бьются вместе».

Яйцо и в самом деле билось, будто сердце: то увеличиваясь в размерах, то снова уменьшаясь. И с каждым ударом выпускало из себя целые облака теньки, расползавшиеся по залу, проникавшие в стены – и даже прорывавшиеся наружу.

– Миша, а поглощающие панели разве не работают? – удивился он.

– Всё работает, Дим. Просто не справляются с такими объёмами… – пояснил слуга.

– Когда началось? – нахмурился мужчина.

– Час назад… Всё, как и в прошлые разы, но слишком долго. И слишком много теньки, – ответил Михаил.

Какое-то время дворянин со слугой молча смотрели на буйство энергии. Наконец, хозяин проговорил:

– Он рядом со вторым сердцем… И далеко отсюда. Вот оно и пытается дотянуться.

– И что делать? – спросил слуга.

– Ничего… – ответил мужчина. – Просто приглядывайте. Сердце само разберётся.

Он развернулся и двинулся на выход, оставив слугу задумчиво смотреть на испускающий теньку артефакт.

Утренний ветерок шевелил навес, шелестевший над уличным столиком. Пантелеймон Афанасьевич заказал себе квасу, но внутрь не пошёл. Там, в трактире, конечно, прохладнее: работает управление климатом. Но Пантелеймон любил жару. С детства любил. И нахлынувшее с юга тепло его только радовало.

Доводилось ему бывать и на севере, и с тех пор морозы были Пантелеймону Афанасьевичу противны. Потому и перебрался опытный городовой в самую Хвалынь. Хотел на грекоморское побережье, да только… Кто его туда переведёт-то? Там все сами служить хотят. Вот и пришлось соглашаться на то, что дают.

Тридцать лет прошло, как один день. Пантелеймон Губатин в Хвалыни прижился, город он теперь знал, как свои пять пальцев: всю округу за эти годы облазил. И уже не представлял свою жизнь где-либо ещё. Хвалынь стала ему родной, и он полюбил её всем сердцем.

– А вы себе не изменяете, сударь Губатин! – присаживаясь за столик, сообщил пожилой мужчина с неприметной внешностью. – Жара!..

– Жар костей не ломит, – подавая руку, ответил городовой.

– И то верно, – согласился мужчина, принимая рукопожатие. – И что вы хотели мне лично рассказать, Пантелеймон Афанасьевич? Что же такого вы не решаетесь доверить даже трубке?

– Чёлн ещё ищете? – не став ходить вокруг да около, спросил городовой.

– Хм… Вот так прямо? – мужчина едва заметно улыбнулся. – С места в карьер?

– А про погоду мы уже поговорили, – хмыкнул Губатин. – Значит, приличия соблюдены. А у меня ещё дел по горло.

– О каком чёлне речь? – спросил неприметный.

– «Анна», 219, порт приписки – Эмба.

– Его сейчас все ищут… – окинув взглядом пустую по случаю жары улицу, ответил собеседник. – И вы, насколько я помню, искать должны.

– А я его ещё рано утром нашёл… – ответил Пантелеймон, пригубив квас и наслаждаясь метаморфозами, которые происходили с лицом неприметного.

– Не сообщили начальству? – предположил тот.

– Всё сообщил в тот же миг! – нахмурился Губатин. – Через десять минут там сорок человек было.

– Так… – неприметный положил руку на столешницу и пробарабанил пальцами. – А нам никто не сообщил…

– Перед тем как уйти на поиски, я слышал, как голова отделения общался с кем-то по телефону, – Губатин снова отхлебнул кваса. – И проскочили там в разговоре слова: «Если найдём, так и быть, придержу».

Неприметный кивнул, принимая полезную информацию.

– А меня, как вернулся, сразу на обход отправили, – продолжил Пантелеймон. – Вместе с молодым. Даже душ не дали принять. Я уже двадцать часов на ногах. А к чёлну согнали людей… Скажем так, лично преданных голове отделения.

– Где нашли чёлн? – уточнил неприметный.

– В лодочном сарае на старой усадьбе Верходворовых.

– Через забор лезли, небось? – усмехнулся неприметный.

– Ясен красен! Кто бы меня туда пустил-то?

– Это важные сведения, Пантелеймон Афанасьевич… Мы будем действительно благодарны.

– Лишь бы помогло, – отозвался полицейский. – Не люблю я все эти схемы…

Залпом допив остатки кваса, он поставил кружку на стол.

– Вроде всё важное передал… Пойду работать дальше… Свалил бы дела на молодого, но он-то дурак дураком ещё. Честь имею!

Но едва Пантелеймон Афанасьевич сделал пару шагов, как его остановил голос неприметного:

– Если всё так, как вы сказали, у вашего отделения очень скоро сменится голова…

– К чему мне всё это? – усмехнулся городовой, посмотрев через плечо на собеседника.

– К тому, что на свободное место нужен умелый и честный сотрудник. Надеюсь, вы готовы взять на себя эту ношу?

– Я просто городовой, – насупился Пантелеймон. – Мне это не нужно…

– Никому не нужно, Пантелеймон Афанасьевич. А приходится, – неприметный качнул головой. – Вы идите, идите, Пантелеймон Афанасьевич… Я просто предупредил.

– Всего хорошего, – кивнул городовой и вышел.

А его собеседник достал трубку и набрал нужный контакт.