Текст книги "Песнь ворона (ЛП)"

Автор книги: Ледди Харпер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 19 страниц)

Ледди Харпер
«Песнь ворона»

Переводчик: Светлана П

Редактор: Больной психиатр

Вычитка и оформление: Больной психиатр

Обложка: Виктория К

Ребекка кричала в агонии с пассажирского сиденья, крепко зажмурив глаза и стиснув зубы. Резкие звуки безжалостного дождя, стучащего по крыше старой машины, почти заглушили ее крики.

Молния осветила ночное небо, высветив извилистую дорогу и качающиеся под напором ветра деревья. Дворники были старыми и не могли работать так, как положено, что затрудняло обзор через лобовое стекло. В зеркале заднего вида ничего не было видно, только чернота.

– Потерпи, Ребекка. Еще чуть-чуть. Держись, хорошо?

Плечи Ребекки сжались как раз в тот момент, когда еще один крик сорвался с ее губ, пронзив воздух своей ощутимой агонией. Она прижалась лбом к холодному окну рядом с ней. Ничто не могло унять боль, по крайней мере, не так быстро, как ей бы хотелось. Ее бедра были сжаты вместе, тело скорчилось так сильно, как только могло, а руки защитно обхватили сокращающийся выпирающий живот.

– Давай дыши, Ребекка. Вдох и выдох. Медленно и уверенно. Мы должны сохранять спокойствие.

– Я не могу. Слишком больно.

Еще одна молния расколола небо, за ней быстро последовал раскат грома, который сотряс машину и пробежался по сиденьям. Шторм никак не хотел утихать. Молнии пронеслись в темном небе, указывая путь к больнице, оказавшись более полезными, чем пожелтевшие фары, светящиеся сквозь мутные линзы.

Мокрый тротуар звучал как скомканная папиросная бумага под шинами, вода, бьющаяся о крышу, усиливала ритм шторма. Постоянные стоны, прерывистые всхлипывания и приуроченные к ним крики, только дополняли микстейп ужаса, наполнявшего водителя. Тонкие пальцы до побелевших костяшек сжимали руль. Нога надавила на педаль чуть сильнее, чем раньше. В голове была только одна мысль: «Отвезти дочь в больницу до того, как внук родится на пассажирском сиденье «Бьюика ЛеСабра» 83 года».

В одно мгновение шины завертелись без сопротивления, теряя сцепление с дорогой. Машину с двумя женщинами внутри завертело по дороге. Секунды, казалось, неслись слишком быстро, недостаточно долго, чтобы среагировать. Паника обвила смертоносными когтями горло старшей женщины, в то время как болезненные схватки мешали ее дочери понять вращающийся мир вокруг нее.

Пока не раздался хруст металла.

Визг изношенных тормозов.

Звон разбитого стекла.

А потом наступила тишина.

Постепенно мир вернулся в фокус, начиная со шлепков дворников, когда они несколько раз встали на место у основания лобового стекла. Капли дождя рикошетом отскакивали от машины, как град пуль. Всхлипывания Ребекки наполнили затхлый воздух, добавив унылый аккорд в балладу, созданную бурей вокруг них.

Ярко-голубые глаза распахнулись, и стон агонии вырвался из едва приоткрытых губ. Замешательство заставило дыхание участиться, а легкие расширяться и сжиматься в неистовых волнах истерии. Когда женщина протянула руку и нашла руку дочери, то соединила их пальцы вместе, молясь, чтобы с ней все было в порядке. Небо взорвалось в этой жуткой тишине, прежде чем статика ожидающего грома заполнила воздух. Это длилось всего долю секунды, но было достаточно, чтобы по их венам пробежали мурашки страшного предвкушения, пока они ждали надвигающегося грохота.

Снова и снова.

Они ждали в машине, не в силах пошевелиться, бессильные позвать на помощь, наблюдая, как шторм захватывает город. Каждая проходящая минута приближала их на один шаг к темным краям сознания. Если бы не повторяющиеся вспышки белого света, они бы купались в ночи, окутанные обсидиановой безнадежностью.

С последней молитвой всплески цвета наполнили воздух. Красное и белое. Пронзительные сирены сменили глубокие раскаты грома – симфония обещаний. Песня ужаса превратилась в мелодию надежды.

О новой жизни.

О мечтах, которые не забыты.

Прибыла помощь и ненадолго разлучила женщин, ровно настолько, чтобы доставить каждую в больницу, где им обеим окажут помощь. Ребекка звала свою мать, в то время как та боролась, чтобы оставаться в сознании. Ей необходимо было продержаться достаточно долго, чтобы убедиться, что с дочерью все в порядке.

– У нас нет места, – пожаловалась женщина, одетая в зеленую медицинскую форму, когда они вкатили Ребекку в отделение неотложной помощи. – Шторм отключил все электричество, мы работаем на резервных генераторах. Все комнаты заняты. Нам придется оставить ее в коридоре и молиться, чтобы ребенок оставался внутри, – сказала она парамедику, как будто Ребекка не могла слышать. Как будто не могла понять слов и уловить свое разочарование.

Когда ее каталка на колесиках оказалась у стены, парамедик положил руку ей на плечо и наклонился.

– Кто-нибудь скоро придет, чтобы проверить вас. Пожалуйста, дайте нам несколько минут.

Единственное, что ее успокаивало – это вид матери, расположившейся рядом с ней. Две медсестры занялись тем, что прикрепляли монитор к краю кровати и прикладывали липкие подушечки к бледной коже ее мамы, игнорируя просьбы Ребекки о предоставлении информации.

– Может кто-нибудь сказать мне, что происходит? – закричала она, отчаянно нуждаясь в ответах.

Наконец, одна из медсестер повернулась и спокойно коснулась выпирающего живота Ребекки.

– Мы делаем все, что в наших силах, мэм. Из-за шторма у нас больше пациентов, чем коек. Родильные палаты переполнены, все операционные используются из-за многочисленных автомобильных аварий, и в отделении неотложной помощи не осталось мест. Вот почему вы в коридоре. Очень жаль, но мы делаем все, что в наших силах.

– Но… моя мама. – Глаза Ребекки наполнились слезами, а губы задрожали. Ей было все равно, где она находится и сколько у них свободного места. В данный момент ее главной заботой была мама. – С ней все в порядке?

С нежной улыбкой медсестра ответила:

– Кажется, сейчас с ней все в порядке, но мы ничего не узнаем, пока ее не осмотрит врач. Мы пришлем кого-нибудь сюда, как только сможем.

Мышцы живота снова сжались, и она немедленно наклонилась вперед, пытаясь свернуться в клубок, чтобы облегчить боль. Ее крики эхом отдавались в коридоре и пронзали хаос вокруг них. В одно мгновение несколько человек столпились вокруг ее кровати, но Ребекка не могла сосредоточиться ни на чем из этого.

Между ее ног возникло сильное давление. Кожа покрылась липким слоем пота, лицо покраснело. Жар прошел сквозь нее, как молния, разрывающая небо снаружи. Каждый раз, когда живот сжимался от спазмов, крик разрывал ее и угрожал лишить голоса.

Над ней замигали огни.

Кровать окружила паника.

И родился ребенок.

Синий. Никакого голоса. Никаких криков.

Тишина.

Ребекка приподнялась и потянулась к ребенку, желая, чтобы он издал звук. Любой звук. Она молилась вслух, умоляя и упрашивая всех, кто готов был ее выслушать. И поклялась, что если бы только она могла услышать, как плачет ее ребенок, то никогда бы не жаловалась на этот звук. И никогда бы не принимала крики новорожденного как должное.

Суматоха вокруг.

Тихий крик, за которым последовал более сильный.

И протяжный, пронзительный, устойчивый сигнал тревоги, звучащий рядом с ней.

Одновременно.

С ударом молнии круг жизни замкнулся.

Закрыв тяжелую деревянную дверь, я повернул ключ в замке, запирая главный офис. Рабочий день для меня официально закончился, но по какой-то причине я не был так взволнован, как должен был. И снова ошеломляющая тишина напомнила мне о том, какой одинокой была жизнь на курорте «Черная птица».

Каждый год Четвертого июля (прим. День независимости (Independence Day) считается днем рождения Соединенных Штатов как свободной и независимой страны. Большинство американцев называют этот праздник просто по его дате – Четвертое июля (Fourth of July)) я брал упаковку пива с шестью банками на главный причал и смотрел, как фейерверки освещают небо за вершинами гор. Так что с небольшим холодильником для пива направился именно туда.

Я приходил на причал не только Четвертого числа. Это было идеальное место для спокойного созерцания. Плеск воды вдоль набережной имел свойство заглушать все остальное и восстанавливать мою душу. Как будто озеро взывало ко мне. Это было идеальное место, чтобы побыть одному и затеряться в шепоте природы.

Причал находился сразу за главным офисом, у подножия горы, и добраться до него было нетрудно. Я мог бы пойти пешком, если бы захотел, но взять гольф-кар было проще и быстрее. Честно говоря, это стало моим основным видом транспорта, независимо от того, куда я направлялся. Большинство людей предпочитали передвигаться по курорту пешком. И я не мог винить их, учитывая, насколько прекрасны и спокойны были окрестности, но, прожив здесь всю свою жизнь, а также работая здесь каждый день в течение последних шести лет, я пришел к выводу, что ходьба была переоценена.

Пока ехал по грунтовой тропинке, ведущей к озеру, я не мог не чувствовать, как одиночество поглощает меня. Не имело значения, как сильно я боролся с гнетущим облаком, окутывающим меня жалкими страданиями, оно не уходило. Самым нелепым во всем этом было то, что мне не нужно было оставаться одному. Я мог бы провести вечер, празднуя День независимости вместе со всеми остальными в ресторане или баре «Черной птицы». Вместо этого я решил побыть один – как и каждый год.

Причал, где мы держали туристические лодки, был уединенным и изолированным в тихой нише, в основном скрытой деревьями. Это было идеальное место, чтобы посидеть и выпить немного, пока город через озеро запускал фейерверки. Не было ничего лучше, чем наблюдать за взрывами цвета над зеленым пейзажем, отражающимися от спокойных вод, которые, казалось, простирались бесконечно. Обставновка действительно была безмятежной, и мне это нравилось, но даже это не могло сломить то уныние, в которое я впал.

Солнце, близкое к закату, оставляло небо похожим на холст, раскрашенный различными мазками оранжевого и розового цветов. Между вершинами гор, окружающих водохранилище, которое больше походило на стекло, чем на воду, не было ни единого облачка. Настоящий шедевр.

Припарковав гольф-кар рядом с поляной недалеко от тропы, спустился по деревянным перекладинам, утрамбованным в землю, к плавучему доку. Прямо перед крытым эллингом к столбу прикреплен знак «Посторонним вход воспрещен». По какой-то причине я не мог пройти мимо него, не постучав, как делают, прежде чем войти в комнату. Это было моей традицией – или суеверием – с тех пор, как я себя помню. Поэтому я легонько постучал костяшками пальцев по металлической табличке и направился в конец платформы.

Однако вид длинных светлых волос привлек мое внимание, и я замедлил шаги. Девушка – богиня, ангел, кем бы она ни была – сидела в конце, прислонившись плечом к перилам, свесив одну ногу сбоку, наклонив голову и сосредоточив внимание на чем-то на другой стороне озера.

Я не ожидал увидеть здесь кого-нибудь, и это заставило меня задуматься, не окупился ли, наконец, стук по этой вывеске за все эти годы. Как будто я каким-то образом вызвал ее. Не знал каждого гостя, который зарегистрировался здесь, но был почти уверен, что запомнил бы ее, что заставило меня задуматься о том, что девушка здесь делала.

Я молился, чтобы она была местной жительницей, которая забрела посмотреть шоу.

Не желая ее тревожить, я как можно тише пробрался в конец причала. Замешательство мучило меня, хотя я и не был уверен, почему. Мое сердце билось быстрее и сильнее. Может быть, это из-за беспокойства? Что бы это ни было, я никогда не чувствовал такого раньше. Мое лицо вспыхнуло, а голова словно раздулась, как воздушный шарик. И, не делая сознательно ни единого шага, я приблизился к девушке, как будто кто-то дергал за веревочку.

Она подняла голову, широко раскрыв ярко-голубые глаза, разинув рот, вздох удивления застрял у нее в горле. Это заставило меня остановиться. Я лихорадочно обдумывал, каким должен быть мой следующий шаг. Никогда в своей жизни я не застывал на месте от одного взгляда пары пронзительных глаз. Никогда раньше не сомневался в своем следующем шаге, основанном исключительно на чьем-то вздохе.

До сих пор.

До нее.

Мое сердцебиение подскочило, а затем пригрозило совсем остановиться. Мой отец всегда говорил, что я хорошо скрывал удивление, но впервые в жизни я усомнился в этой теории, потому что готов поспорить, что любой, кто наблюдал за этим, должен был заметить мою ошеломленную реакцию. Единственное, что я мог сделать, это продолжать идти и молиться, чтобы справиться с этим, не показавшись психопатом.

Я медленно закончил свой путь к ней, не отрывая глаз от сияющего ангела, который сидел передо мной. Девушка оставалась такой же неподвижной, напоминая мне фарфоровую статуэтку. Первое, что я заметил в ней, были ее кристально-голубые глаза, похожие на озерца воды, умоляющие меня в них поплавать. Ее прямые светлые волосы свисали по обе стороны лица, как вуаль, призванная скрыть ее красоту, но вместо этого густые светлые локоны подчеркивали ее. Я продолжал пристально рассматривать ее черты, запоминая их, как будто был слепым человеком, наконец-то способным видеть в первый раз. Ее слегка приоткрытые губы – то ли от благоговения, то ли от удивления – были полными и совершенными, с глубоким луком Купидона сверху. У нее была едва заметная ямочка на подбородке, практически незаметная, но мне она показалась совершенно очевидной.

Эта крошечная ямочка была мне знакома, как будто я знал, что она там будет.

Как будто я каким-то образом видел ее раньше.

– Я могу помочь? – спросил я, надеясь, что мой низкий голос не прозвучал для нее так угрожающе, как для моих собственных ушей. Временами, когда я меньше всего этого ожидал, эта хрипотца в моем голосе заставляла меня больше походить на медведя гризли, чем на двадцатиоднолетнего парня.

Поначалу я не мог оценить ее реакцию, потому что вместо того, чтобы ответить, незнакомка несколько раз открыла и закрыла рот, моргая, как будто пытаясь прояснить зрение. Затем, внезапно покачав головой, она прошептала:

– Ох.

Этого одного звука было достаточно, чтобы зацепить меня.

Шарф глубокого смущения обернулся вокруг ее шеи и закрыл лицо. Она скользнула босой ногой по деревянным перекладинам под собой, готовясь встать.

– Мне так жаль.

Я быстро поставил холодильник – больше не заботясь о холодном пиве, которого жаждал не более десяти минут назад, – и присел перед ней на корточки. Это было единственное, что я мог придумать, чтобы удержать девушку от того, чтобы встать и уйти.

– За что ты извиняешься?

Не отрывая от меня взгляда, она указала в сторону лодочного сарая.

– На табличке написано: «Посторонним вход воспрещен».

Я не смог сдержать улыбку, которая взяла верх. Похоже, это все-таки был знак свыше.

Незнакомка положила ладони плашмя на деревянный настил и приподнялась в еще большей – и более очевидной – попытке встать. Мысль о том, что она уйдет, вызвала у меня волну паники, и без единой мысли я положил руку ей на колено. Девушка замерла, ее тело напряглось под моим прикосновением. И вдруг я начал паниковать по совершенно новой причине. Я не хотел, чтобы она уходила, но также не хотел пугать ее.

Самым мягким голосом, на который был способен, я сказала:

– Тебе не нужно уходить.

Страх сменился замешательством, когда ее широко раскрытые глаза сузились, а морщины на лбу стали глубже. И все же девушка оставалась безмолвной – ее взгляд задержался на моем лице, ожидая, что я скажу что-нибудь еще.

– Я имею в виду, ты уже здесь, так что оставайся и посмотри фейерверк. Ты ведь поэтому пришла, верно?

– Да, – ответила она нежным, робким голосом, который пробежал по мне, как легкий ветерок в холодный день. Затем девушка медленно изменила позу, пока снова не села, прислонившись спиной к перилам и свесив одну ногу с края.

Чувствуя, что наконец-то могу расслабиться и снова дышать, я сел, прислонившись к столбу напротив, чтобы видеть ее, пока мы разговаривали. Конечно, это было немного самонадеянно с моей стороны, но я всегда стремился добиваться того, чего хотел. И мне хотелось поговорить – я не хотел оставаться один.

– Ты остановились на курорте или просто проездом?

В уголке ее рта заиграла уверенная улыбка.

– Остановилась здесь. Приехала сегодня утром.

Мне хотелось узнать, в каком именно домике, но я знал, что спрашивать об этом было бы жутко. Поэтому задал следующий наводящий вопрос.

– Как тебя зовут? – С этой информацией я мог бы сам все выяснить, не отпугивая ее.

– Маккенна. – Фамилия была бы полезна, но я не собирался жаловаться.

– Ты здесь с кем-то или одна?

Ее светлые глаза чуть прищурились. Должно быть, это было непроизвольное движение, потому что оно длилось всего долю секунды. Как только это произошло, мимолетное беспокойство исчезло, и почти незаметное волнение окрасило ее светлые щеки.

– Одна.

Внезапно я понял ее реакцию. Последнее, чего мне хотелось, это заставить девушку думать, будто я сталкер, поэтому попытался объяснить.

– О, мне просто было любопытно, почему ты здесь одна. Я подумал, может быть, ты пытаешься сбежать от семьи или что-то в этом роде.

– Окна моего домика выходят в другую сторону, а ресторан был переполнен. Единственное свободное место, которое у них оставалось – у стойки бара, которая тоже обращена не в ту сторону. Я пошла ближе к озеру, и оказалась здесь. Не ожидала, что кто-нибудь появится, поэтому подумала, что все будет в порядке.

Должно быть, она не заметила большую террасу в задней части бара, где все, в конце концов, соберутся, как только начнется празднование. Но я не собирался говорить ей об этом и рисковать тем, что девушка уйдет. Поэтому вместо этого я указал на холодильник, который поставил рядом с ней, и спросил:

– Можешь подвинуть его сюда?

Маккенна подвинула холодильник ко мне, а затем еще немного расслабилась, прислонившись к перилам. Ее правая нога – та, что не свисала с причала, – была согнута в колене, а босая ступня прижата к вершине бедер. На ней были шорты цвета хаки с манжетами, которые, скорее всего, могли выдать некоторые вещи из-за того, как девушка сидела, поэтому я старался не смотреть. Но то, как она бездумно ковыряла кожу на пятке, делало почти невозможным сосредоточиться на чем-то другом.

Задаваясь вопросом, была ли это такая уж хорошая идея, в конце концов, я схватил пиво, и как только потянулся, чтобы взять второе для Маккенны, задумался.

– Сколько тебе лет?

– Восемнадцать. А что?

Технически, девушка была несовершеннолетней, так что давать ей алкоголь было незаконно. Хотя – у моего разума был этот фантастический способ оправдания вещей, чтобы заставить меня чувствовать себя лучше в отношении определенных решений – девушка выглядела старше. Эта логика имела массу смысла, учитывая, что в ее возрасте у меня в холодильнике регулярно стояло пиво. Не говоря уже о том, что у меня было всего шесть банок – даже если бы мы разделили их, этого было бы недостаточно, чтобы напоить ее.

Пожав плечами, решил не беспокоиться о деталях. У меня в руке была банка с прохладным напитком, и я подтолкнул холодильник к ней. По крайней мере, так я бы не чувствовал, что предложил ей алкоголь или заставил ее выпить. Если Маккенна возьмет одну, значит, возьмет. И после того, как девушка несколько раз посмотрела между мной и открытым холодильником, именно это она и сделала.

– Сколько тебе лет? – спросила она, открывая крышку, и звук эхом разнесся вокруг нас.

– Двадцать один.

Маккенна не отвела взгляда, она просто скользнула им по моему лицу, читая меня так, как кончики пальцев слепого расшифровывают шрифт Брайля. Это немного смущало, если честно. Без возможности слышать ее мысли, невозможно было сказать, что творилось в ее хорошенькой головке.

Я был знаком с красивыми женщинами. Управление курортом на озере как бы гарантировало, что я получу свою справедливую долю внимания. Особенно в весенние и летние месяцы, когда большинство разгуливало в бикини и потертых джинсовых шортах, умоляя, чтобы их заметили. Тем не менее, я ни за что на свете не мог вспомнить, чтобы женщина так увлекала меня, что мой мозг отказывался мыслить здраво. В этой девушке было что-то такое, что застало меня врасплох, ее присутствие практически гипнотизировало меня.

В искренней попытке разрушить чары, под которыми она меня держала, я взглянул вниз на то место, которое старался игнорировать. Маккенна прижала холодную банку к пятке, как будто хотела успокоить ноющую боль. Рядом с ней стояла пара сандалий, и это заставило меня задуматься, не наступила ли она на что-нибудь по дороге сюда. Хотя это мог быть и нервный жест, но, кроме первых нескольких секунд нашей встречи, я не заметил в ней нервозности.

– Ты в порядке? – спросил я, указывая на ее ногу.

Маккенна опустила подбородок, чтобы посмотреть, о чем я говорю, как будто не осознавала своих действий.

– О, да… Наверное, загнала занозу, когда попыталась встать.

Не раздумывая ни секунды, я наклонился вперед и обхватил пальцами лодыжку девушки. Я ожидал, что она начнет сопротивляться, но после малейшего колебания Маккенна позволила мне положить ее ногу себе на колени. Солнце быстро садилось, так что если и была хоть какая-то надежда не только найти занозу, но и удалить ее, то мне нужно было поторопиться.

Это означало, что я должен был перестать пялиться на нее.

Используя свет мобильного телефона и карманный нож, который я повсюду носил с собой, мне удалось найти щепку дерева, застрявшую в ее пятке, и без особых усилий вытащить ее. С одной стороны, я был доволен собой за то, что удалил то, что причинило ей физическую боль. С другой, был разочарован тем, что сделал это так быстро. Я не был готов перестать прикасаться к девушке.

Поэтому не отпустил ее ногу.

Как будто у моих рук был свой собственный разум, я начал массировать ее стопу большими пальцами, что вызвало тихий, приглушенный стон Маккенны. Я поднял взгляд, и при виде ее мое дыхание остановилось. Девушка невинно втянула пухлую нижнюю губу в рот, ее глаза потемнели, красный шарф смущения снова появился на ее шее. Это был самый непреднамеренно эротический момент, который я когда-либо видел.

Меня охватило странное чувство дежавю. Оно сформировалось не мягко или медленно, а обрушилось на меня, как сердитая волна, угрожая утопить. Удушающая. Я каким-то образом знал эту девушку. Как будто часть моей души помнила ее. Это было самое странное чувство, которое я когда-либо испытывал, и оно заставило меня замереть.

Ее плечи поднялись, грудь вздымалась, но Маккенна не убрала ногу. Затем резкий, торопливый выдох сорвался с ее губ. Она опустила взгляд к центру моей груди, прежде чем посмотреть на озеро. Но лишь на мгновение. Как только ее глаза снова встретились с моими, мой пульс ускорился, пока я не почувствовал его в каждой клеточке моего тела. Моя шея гудела. Даже кончики пальцев танцевали в такт ускоренному ритму моего сердцебиения.

– Спасибо. – Никогда еще произнесенное шепотом слово не несло в себе такого желания.

Я прекратил массаж, хотя и не отпустил ее ступню. Держал, положив на бедро, и слегка поглаживал кончиками пальцев. Это было непроизвольное движение, как будто я просто не мог остановиться. Никогда в жизни не чувствовал такого желания быть рядом с другим человеком. Думаю, это просто еще одно дополнение к моему растущему списку путаницы.

– За что?

Девушка прищурила глаза, за чем последовала тщательно скрываемая усмешка.

– За то, что вытащил занозу.

– О, да… это. Что ж, всегда пожалуйста. Если у тебя есть какие-нибудь другие хирургические потребности, не стесняйся, обращайся ко мне.

Маккенна рассмеялся, и мгновенно воздух вокруг нас стал разреженным. Как будто нас неосознанно окутал густой туман, который исчез без предупреждения. Дышать стало легче, и, судя по тихому вздоху, последовавшему за ее тихим хихиканьем, я предположил, что девушка тоже это почувствовала.

Она указала на вышитую ворону спереди на моей рубашке, над и под которой вышиты слова «Курорт «Черная птица».

– Ты здесь работаешь?

– И живу тоже здесь. Мой отец владеет этим местом, и я помогаю ему управлять им. – Когда плотный воздух, окутавший нас, рассеялся, казалось, что все напряжение ушло вместе с ним. Я сделал глоток пива и расслабился, прислонившись к деревянному столбу позади. – Как ты узнала о «Черной птице»?

– Где-то прочитала о нем. – Девушка перевела взгляд на озеро.

Вполне возможно, что в газете или журнале упоминался этот район, хотя для меня это немного удивительно. Казалось, никого здесь не волнует история, лежащая под этими водами. С другой стороны, возможно, это было написано кем-то сторонним, кем-то, кто хотел поделиться историей города, исчезнувшего более сорока лет назад.

До водохранилища здесь никто не жил. Это были не более чем голые горные склоны, окружавшие умирающий город. Но как только долина наполнилась водой, вокруг начали появляться дома. Печально было то, что никто из жителей не имел никакого отношения к затопленной земле под блестящей поверхностью. Так что я не мог винить их за то, что они не относились к этому как к ценной части истории, когда это не имело для них никакого значения. Для всех здесь это был просто водоем, который они могли видеть со своих задних террас, что увеличивало стоимость их собственности.

Но для меня это был похороненный город-призрак, Чоган.

Полный затонувших секретов и обещаний.

Чем больше я думал об этом, тем больше это меня мучило. Любопытство снедало меня до тех пор, пока в моей груди не закружилась смесь гнева, негодования и гордости. Я уже начал заключать пари с самим собой о том, кто мог бы написать об этом, и кто, как знал, без сомнения, этого не писал.

– Где прочитала?

Маккенна пожала плечами, не отрывая взгляда от озера.

– В старой книге, которую нашла.

– Где нашла?

– На чердаке в доме дедушки. А что? – Это мало что дало, но я решил не давить на девушку, требуя большего.

По какой-то причине она вела себя так, будто не хотела говорить об этом. Либо так, либо просто не сочла это достаточно важным, чтобы обсуждать. Как бы то ни было, с этим придется подождать.

Двигаясь дальше, я указал на воду вокруг нас.

– Там было описано, что раньше там был город?

Ее спина напряглась за секунду до того, как Маккенна повернула голову и уставилась прямо на меня, в меня, словно сквозь меня. Глубокие морщины вокруг глаз, когда она сосредоточила взгляд на мне, а также то, как ее губы оставались расслабленными и слегка приоткрытыми, заставили меня задуматься, была ли у нее какая-то связь с этим местом. Но то, как девушка всматривалась в меня, медленно, методично, заставило меня поверить, что ее связь была со мной, а не с озером. Мне казалось, что она может читать меня, как книгу, и заполнять пробелы своими собственными словами.

Это заставило меня спросить:

– Я тебя знаю?

Маккенна облизнула губы и склонила голову набок. Я был уверен, что она собиралась сказать «да», согласиться со мной, что мы знали друг друга в какой-то момент времени, но она этого не сделала. Вместо этого девушка быстро захлопала ресницами, как будто проясняя свои мысли, и сказала:

– Нет, я так не думаю.

– Ты бывала здесь раньше? – Я отчаянно хотел выяснить, откуда знаю ее.

Девушка ответила, покачав головой.

– Ты выросла где-то здесь? Может быть, в соседнем городе?

Ее поза, казалось, смягчилась, спина не была такой прямой, но любопытное выражение лица осталось прежним.

– Нет. Я родилась и выросла в Малберри. Это примерно в шести часах езды к югу отсюда. Я впервые в этих горах.

– Но ты согласна… Мы каким-то образом знаем друг друга. – Это был не вопрос.

– Я даже не знаю твоего имени.

Я хотел отметить, что был убежден в том, что знал ее до того, как узнал ее имя, но решил этого не делать. Не было никаких причин пугать эту девушку в ее первый день здесь, особенно, если у меня была хоть какая-то надежда выяснить, кто она такая.

– Дрю Уилер. Это помогает?

– Прости, – прошептала она, слегка покачав головой, сочувствие отразилось на ее лице. – Наверное, у меня просто типичное лицо.

Это не так. В ней не было ничего типичного. Все, от цвета ее глаз до ямочки на подбородке и ее имени, было уникальным. У меня не было никаких сомнений в том, что девушка была единственной в своем роде. И я отказывался думать иначе.

– Не знаю, что именно, но в тебе есть что-то знакомое.

– Даже не знаю, что тебе сказать. – Ухмылка тронула уголок ее рта, и юмор смягчил ее тон. Маккенна молча дернула подбородком в сторону озера, не сводя с меня пристального взгляда. – Так ты собираешься рассказать мне об этом городе под озером Беннетт?

Я съежился и втянул воздух сквозь стиснутые зубы.

– Тебе, вероятно, следует знать, что мы здесь так его не называем.

На ее лице отразилось сомнение, но девушка не стала спорить.

– Тогда как называете?

– Озеро Кроу, – сказал я с гордостью.

Маккенна пожала плечами, и это был первый раз с тех пор, как я подошел, когда она проявила какие-либо признаки робости.

– Не моя вина, что этого не знаю. Я хотела отправиться на экскурсию, которая проходит по озеру и рассказывает историю всего этого, но, когда пошла записаться, все места были распроданы.

– Да, в это время года спрос большой. Лодка маленькая и ходит только два раза в день. Это наша самая напряженная неделя, поскольку сегодня Четвертое июля и все такое, поэтому места быстро бронируют. – Мы сталкиваемся с этой проблемой каждый год. Но не имело смысла тратить деньги на другую лодку только для того, чтобы вместить эту конкретную неделю.

Маккенна улыбнулась, хотя было ясно как день, что так она пыталась скрыть свое разочарование. Тем не менее, девушка, казалось, не позволила этому чувству добраться до нее. Вместо этого ее внимание переключилось на воду, мягко плещущуюся о причал под нами.

– Итак, Дрю… Что ты можешь рассказать мне об озере Кроу?

Я ухмыльнулся ее поправке и акценту, который она использовала, в то время как мой желудок сделал сальто при звуке моего имени на ее губах.

– Вся эта местность когда-то была хорошо известна своим сельским хозяйством. Там было много сельхозземель, и с протекающей мимо рекой это было довольно популярное место для рыбалки. Но между серединой пятидесятых и концом шестидесятых годов город становился все меньше и меньше, а это означало, что он производил все меньше и меньше. Его популярность падала до тех пор, пока Чоган едва мог поддерживать себя, и, в конце концов, большинство жителей уехали, решив жить в более оживленных, более развитых городах.

– Почему?

Обычно я ненавидел, когда кто-то прерывал мои объяснения, но, по какой-то причине, меня не беспокоило, когда Маккенна прерывал меня, чтобы задать вопросы.

– Думаю, все меняется. Сельское хозяйство – тяжелая работа, много ручного труда, и я бы не удивился, если людям надоело потеть за гроши, когда они могли бы сидеть в офисе и зарабатывать в два, три, может быть, в четыре раза больше денег.