сообщить о нарушении
Текущая страница: 24 (всего у книги 34 страниц)
— Эйб… — Мэг вдруг вспомнила, что должна была задать ему очень важный вопрос. О Бекке и Этане. Но еще до того, как вопрос оформился в слова, она почувствовала, что ее опять уносит мощное, настойчивое подводное течение желания. Его прикосновения были такими нежными, такими легкими, что она поначалу даже не понимала, что он с ней делает. Он ласкал ее спину, покрывал легкими, как прикосновение перышка, поцелуями ее шею… Его руки опускались по ее бедрам, потом опять поднимались вверх. И вдруг, когда Мэг этого совсем не ожидала, ее томление превратилось в настойчивое желание разрядки. Она осознала, что сознание унесло ее далеко за ограничительные буйки здравого смысла. Они были вместе и двигались вперед к цели, которую Мэг не могла определить словами. Казалось, именно этого она ждала всю свою жизнь…
Они нашли дорогу в ее спальню. Его движения перестали быть нежными. Никто из них не хотел сейчас разговаривать. Подтолкнув ее к кровати, он резким движением откинул покрывало.
— Нет, — сказал он, когда она начала стягивать свитер.
Он опустился перед ней на колени, а затем со сводящей с ума медлительностью стал поднимать мягкую шерсть свитера, целуя ее живот, натянутую ткань бюстгальтера. Потом встал, одним нетерпеливым движением снял с нее свитер, помог расстегнуть бюстгальтер и прижал к постели, положив свои ладони ей на грудь.
Она смотрела, как он нервно борется со своей одеждой — рубашка, которая не досчиталась пары пуговиц из-за его спешки, пояс, который, казалось, никогда не расстегнется. Она улыбнулась, когда увидела его обнаженным — более мускулистый, чем можно было бы ожидать, и очаровательно уязвимый из-за полной, дрожащей эрекции.
— О господи, ты смеешься, — сказал он, усаживаясь на край кровати и оглядывая себя. — Неужели настолько плохо?
— Нет, — сказала она, наблюдая, как он надевает презерватив. — Это восхитительное зрелище!
Вряд ли можно было сказать, что они совсем чужие люди — и все-таки сейчас друг в друге все было для них ново. Его прикосновение, его вкус, приятный запах свежести, исходящий от его кожи. Так приятно исследовать его тело — более худое и твердое, чем она могла предположить, — таившее массу милых сюрпризов: соленую область шеи, пологое плато живота, упругую арку спины… Она улыбнулась в темноту, услыхав, как участилось его дыхание, когда ее рука нашла его возбужденный член. Она обхватила его пальцами и, сжав их в плотное кольцо, стала совершать осторожные движения вверх и вниз. Он повернулся к ней, целуя ее груди, и они лежали рядом, бок о бок, изучая, узнавая друг друга.
Его губы передвинулись вниз, к животу, потом еще ниже, к бедрам. Она почувствовала, как ноги ее раздвигаются, и застонала, ощутив, как его язык разделяет ее. Ее пальцы вцепились в простыни, когда его рот сомкнулся над ней. Не имело значения, кем был каждый из них по отдельности — сейчас они превратились в единство прикосновения, вкуса, желания.
— Нет, — закричала Мэг. Ей хотелось получить все, она желала почувствовать его внутри себя. Она потянула его вверх, направляя его. Когда он полностью вошел в нее, заполнил ее и начал двигаться медленно, очень медленно, чтобы она поняла, как это прекрасно. Прекрасно, когда не один партнер, а оба получают удовольствие. Прекрасно, что одному не нужно требовать, а другому — подчиняться. Они отдавали себя друг другу и делали это осознанно, сдерживались и отдавали опять, приходя в восторг, когда партнер вскрикивал от наслаждения, пока, наконец, во всем мире не осталось ничего, кроме ускоряющегося, требовательного, самого важного ритма двух тел, которые двигались, как единое целое.
Чуть позже десяти часов они все-таки заказали свой ужин с доставкой, который съели в жуткой спешке, стоя на кухне. Но они оба были слишком голодны в отношении совсем других вещей, чтобы сконцентрироваться на фаршированных блинчиках и рисовой вермишели. Поэтому вскоре они опять оказались в спальне.
— Итак? — Она свернулась в его объятиях и прижалась щекой к его плечу. Она чувствовала себя великолепно, и в то же время ужасно. Вернулись все старые опасения, а ведь не прошло и десяти минут после того, как они во второй раз любили друг друга. Почему Эйб не рассказал ей о том, что его жена, пусть даже бывшая, путалась с ее зятем? Было почти двенадцать ночи, и охваченная сомнениями Мэг почувствовала, что тело ее начинает сотрясать нервная дрожь.
— Это риторический вопрос, — сказал Эйб, зевая и гладя ее волосы. — Если ты спрашиваешь, было ли мне хорошо, то я не смогу найти слов, чтобы описать, как это было здорово.
— Я думаю, задавая тебе этот вопрос, я хотела узнать, выдерживаю ли я сравнение, — ответила она, целуя его грудь. Кожа была соленой на вкус. Она вдохнула его глубокий мужской запах.
— Ты имеешь в виду Бекку? — спросил он и, когда она легонько кивнула, вздохнул. — Ты ведь не хочешь во всем этом копаться, правда?
— Не хочу, — нервно ответила Мэг. — Но думаю, что, в конечном счете, мне придется.
— Можно не сегодня ночью? — спросил он, целуя ее волосы. — Не хочется все портить.
— А если говорить о ней — испортим?
— К черту ее, Мэг.
— Извини, просто у меня в голове вертится масса вопросов.
— И это не самая привлекательная черта твоего характера, — сказал Эйб. — Давай с этим покончим — раз и навсегда.
Но что-то в его тоне, какая-то горечь, которую ей было ужасно слышать после такой всеобъемлющей близости, заставила ее засомневаться в правильности своего решения. «Он прав, — подумала Мэг. — Мои вопросы о Бекке и Этане подождут». Ей невыносимо больно было видеть лицо Эйба, искаженное злостью, его губы, плотно сжатые в твердую линию. Она протянула руку и провела пальцами по линии его скул, поворачивая его лицо к себе.
— Извини, — сказала она. — Ты прав. Давай оставим всех этих несчастных людей там, в Ред-ривере. Здесь нам нужны только счастливые.
— Хотел бы я, чтобы ты оказалась права, — сказал Эйб, вытягиваясь. — Но оказывается, Бекка вернулась в Нью-Йорк. И опять занялась модельным бизнесом.
— Она позвонила и рассказала тебе? — спросила Мэг, презирая свою ревность и надеясь, что голос ее не выдал.
— Нет, это сделал ее адвокат, — сказал Эйб, опять устраиваясь рядом с Мэг. — Он сказал, что Бекка не хотела бы, чтобы я удивился, если столкнусь с ней. Не хочет больше никаких проблем. Она утверждает, что я оскорбил ее словами перед домом Ларк в тот день, когда мы вернулись после встречи с Люсиндой. Знаешь, когда мы развелись, я думал, все закончено…
— Разве это не так? — спросила Мэг, натягивая простынь и успокаиваясь. Его отвращение ко всяческим разговорам о Бекке было очевидным.
— Нет, боюсь, теперь это будет продолжаться вечно.
Глава 28
Теперь, куда ни глянь, у Мэг были проблемы. Питер Бордман, адвокат, представляющий интересы Люсинды, позвонил ей в понедельник вечером после уик-энда Дня Благодарения и спросил, появится ли она на слушаниях, которые состоятся на следующей неделе, чтобы поддержать Люсинду.
— А что это конкретно означает? — спросила Мэг.
— Люсинда говорила мне, что вы в этой истории принимаете ее сторону, — ответил ей Бордман. — Что вы с ней близки. Мне нужны люди, которых я мог бы пригласить — друзья, члены семьи, — которые поддержат ее.
С тех пор она старалась убедить себя, что помощь Люсинде совсем не обязательно должна означать, что она отвернулась от остальных участников трагедии. Конечно, Ларк и девочки поймут, что ею движет справедливость. Она хотела только помочь Люсинде, а не причинять им боль. Мысленно она вела с Ларк долгие разговоры на эту тему, но когда они на самом деле начинали говорить по телефону, Мэг понимала, что не в состоянии заговорить со своей сестрой об этом.
В агентстве ситуация тоже накалилась. Помимо своей обычной работы, — а четвертый квартал всегда был для фирмы самым напряженным периодом — они в жуткой спешке готовили креативные разработки для фирмы «СпортсТек», контракт с которой соблазнительно маячил впереди.
— Большой дядя любит заставлять народ попрыгать через обручи, — сказал Мэг Винс Голдман во время их телефонной беседы. Он позвонил сообщить, что «СпортсТек» сузил свои поиски до трех рекламных агентств и что одним из них является «Хардвик и партнеры». — Поэтому каждый из участников тендера получит на проработку проект, и выполнить его надо будет от начала до конца. Я предлагаю вам лакомый кусочек: рекламную кампанию по запуску нашей новой дружественной потребителю линии для девочек подросткового возраста. Я посылаю вам все материалы для промоушена и полдюжины образцов. Успешное продвижение этой линии со складов и в розницу указывает на то, что при правильной рекламной кампании она могла бы стать новым большим прорывом нашей марки на рынок.
Винс, естественно, не знал, что все знания Мэг о подростковой моде легко поместились бы на отрывном листке для заметок. Агентство «Хардвик и партнеры» специализировалось на розничной продаже высококачественной женской одежды, которая продавалась в магазинах «Блумиз», «Бэнделз» и «Сакс». Мэг сделала неутешительный вывод — может статься, теперь будущее ее бизнеса зависит от мотивации той части населения, с которой они, насколько могла понять Мэг, так же похожи, как землянин с марсианином.
Но худшие новости принес Эйб в среду утром: Фрида Жарвис объявляет о своем банкротстве. Это вынудило Мэг, которой и так не хватало средств в связи с задолженностью Жарвис, сделать то, что она ненавидела делать — взять ссуду. Нестабильное в финансовом отношении детство сделало Мэг консерватором в денежных вопросах, и слова «в долг» до сегодняшнего дня просто не было в ее лексиконе. Именно незапятнанная кредитная история помогала ей сохранять кредитную линию в своем банке. Дружеские отношения Эйба со служащим кредитного отдела позволили пройти процедуру очень быстро. Через двадцать четыре часа после получения дурных новостей у Мэг уже было извещение о согласии банка дать ей ссуду. Но в ходе встречи с банковским чиновником и Эйбом в четверг Мэг пришлось отказаться от прав на квартиру и на растущий в цене пакет первоклассных акций в придачу.
Когда Эйб и Мэг вышли из банка, чтобы вместе вернуться в город, он сказал:
— Ты ведь понимаешь, что если тебе не удастся вновь поставить свой бизнес на нормальные рельсы, банк может отобрать все, ради чего ты так упорно трудилась?
— Я знаю, но у меня все будет хорошо, — ответила ему Мэг, стараясь вложить в свой голос как можно больше уверенности. Они каждый день общались по телефону, но увидела она его после воскресной ночи сегодня в первый раз. Она изо всех сил старалась вести себя профессионально, хотя именно сейчас ее терзало смешное детское желание: просто прижаться к нему и попросить обнять ее — крепко-крепко.
— Не получится, если ты будешь продолжать в том же духе.
— А что, собственно, я делаю неправильно? — спросила Мэг официальным голосом, уязвленная его тоном. Ей от него нужны были слова утешения, а не критика.
Они стояли на углу 42-й улицы и 5-й авеню, их обтекала толпа, спешащая на поздний ланч. Женщина, на плече у которой болтался ремень портативного компьютера, пробираясь мимо Мэг, раздраженно бросила:
— Ради бога, люди, почему вы устраиваете свои любовные разборки посреди тротуара?
— Пойдем, — сказал Эйб и потянул Мэг вдоль по улице к одному из боковых входов в Брайант-парк.
Огромная территория парка лежала под одеялом из плотно утоптанного снега. Кроме нескольких бездомных, ютившихся на скамейках вместе со своими пожитками, и садовника, срезавшего плющ у корней платана, парк был пуст. Мэг и Эйб пошли наискосок по лужайке.
— Я говорю это, потому что беспокоюсь о тебе, понимаешь? — начал Эйб. Снежный наст скрипел под его ногами. — Ты должна очень внимательно присматриваться к людям, которые тебя окружают. Должна решить, кому ты действительно можешь доверять. На кого можешь рассчитывать.
— Я знаю, что в деле с Жарвис я оказалась не на высоте, — сказала Мэг, полностью осознавая, что Эйб прав. — Я слишком поздно поняла, что происходит. Я считаю, это важный урок, урок, который меня многому научил. В следующий раз я буду знать, как с этим справляться.
— Ты только послушай себя! Ты действительно собираешься справляться со всем самостоятельно? Ты и вправду являешься единственным человеком, кому по-настоящему можешь доверять, зная, что он все сделает правильно?
— Мы ведь сейчас говорим не о Жарвис, правда?
— В понедельник вечером сразу после разговора с тобой мне позвонил Бордман. Чего, по твоему мнению, ты можешь достичь, взяв на себя решение проблем Люсинды?
— Это касается только меня, — сказала Мэг, которую резкость Эйба застала врасплох. — Это касается Люси. Этот перепуганный ребенок может лишиться своего единственного шанса вернуть свою жизнь в нормальное русло только потому, что она так здорово смотрится в качестве объекта всеобщей ненависти и… обвинения.
— Здорово смотрится, говоришь? — Эйб остановился и повернулся к ней. Они дошли до южной части парка и сейчас стояли ярдах в двадцати от скамейки, где она сидела с Этаном. — Она была в стельку пьяна! В руках у нее был понтий. Вряд ли можно утверждать, что окружающие к ней несправедливы, предполагая, что она имеет отношение к убийству Этана. Иногда ты бываешь настолько, черт возьми, уверена в себе, что не можешь разглядеть врага даже тогда, когда он смотрит тебе прямо в лицо.
— Люсинда просила меня о помощи… — начала Мэг, но Эйб остановил ее, поднеся свою руку в перчатке к ее губам.
— Я говорю не о Люсинде. Я говорю об Этане. Мне кажется, ты хочешь отомстить ему за все, что он сделал с Ларк. Думаю, ты чувствуешь себя виноватой перед Люсиндой. Именно эта вина движет тобой, Мэг. Почему ты этого не понимаешь?
— Да, но это только часть правды, — сказала Мэг, глянув через плечо. На одной из скамеек, расположившихся вдоль лужайки, Этан сказал, что влюблен в нее вот уже четырнадцать лет. Она вспомнила слезы в его глазах. Как настойчиво он уверял ее в своей искренности — и в том, что она заставляет его страдать! Тогда как в течение многих лет он проделывал тот же трюк с огромным количеством женщин — Франсин, Беккой, Ханной — манипулировал ими, использовал их, а потом оставлял их всех по очереди. Бросал их на обжиговый стол своей непомерно большой страсти, как фрагменты своих неудавшихся скульптур, — чтобы отправить в переплавку и сделать материалом для своих следующих работ по обольщению. — Я рассержена. Чувствую себя пристыженной. И виноватой. Не могу тебе этого сейчас объяснять.
— А я тебя и не прошу.
— А о чем ты просишь? — Но она сама уже почувствовала это, до того как он успел что-то сказать. Она увидела это в его глазах.
— Пусть слушания дела Люсинды идут своим чередом, — сказал Эйб. Он шагнул к ней. Она скучала по нему с того момента, когда в понедельник утром проснулась и поняла, что он успел выскользнуть из ее постели и уйти, оставив ее отсыпаться. В морозном воздухе от его тела исходило такое тепло и спокойствие… В обнявших ее руках она почувствовала себя сильной, она была в безопасности. Его поцелуи стали ответом на все ее тревоги.
— Это не твоя проблема, Мэг, — сказал он ей. — И если ты все-таки сделаешь ее своей, поверь мне, закончится тем, что потеряешь многих людей, которыми дорожишь.
В холодном свете зимнего дня ей были видны все мельчайшие черточки его лица — глубокие складки вокруг рта, смешливые морщинки, расходившиеся из уголков глаз, шрам на правой щеке после падения в раннем детстве, который выглядел как ямочка и часто придавал его лицу обманчиво приветливое выражение. Его темные жесткие волосы немного поредели на висках, а широкие выразительные брови слегка посеребрила седина. Но до самой смерти он все равно будет выглядеть по-мальчишески. Мэг осознавала, что влюбляется в это лицо, это тело, этот ум, в этого мужчину. Больше всего на свете ей хотелось сделать так, чтобы он был счастлив и мог гордиться ею. Она страстно желала поцеловать и разгладить хмурую складку, залегшую между его бровей. Но складка останется на месте. Она это знала заранее, потому что ответила:
— Я уже пообещала Люсинде, что помогу ей.
Как обычно, Оливер записывал для Мэг сообщения, которые считал важными, на розовых липких стикерах для заметок, а менее срочные звонки — на автоответчик.
— Как все прошло? — спросил Оливер, протягивая ей полдюжины записок. — Ты выглядишь заторможенной. Это хороший знак или плохой?
Хотя Мэг не посвящала Оливера в детали своего конфликта с Фридой Жарвис, не говоря уже о том, что ею был подан иск, он каким-то образом умудрился извлечь достаточно информации из телефонных разговоров и своих проницательных наблюдений, чтобы по кусочкам сложить для себя общую картину.
