сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 34 страниц)
Лайза Беннет
Идеальная ложь
Посвящается моим сестрам Кейт и Эмили и, как всегда, W. Е. В.
Глава 1
26 октября, 11:35.
Бег обычно помогал Мэг Хардвик отключиться от всего, что ее беспокоило, будь то бизнес-презентация, которую никак не удавалось организовать, или одинокое утро после очередного неудавшегося свидания. Все, что ей было нужно, — пробежать три мили, сначала вдоль Риверсайд-драйв, потом через парк, петляя, спуститься вниз к лодочной станции, чтобы оставшиеся десятки ярдов бежать вдоль реки. Часто, возвращаясь в свою квартиру в доме на углу 86-й улицы и Риверсайд, мокрая от пота, запыхавшаяся Мэг спрашивала себя: «Ну, и из-за чего нужно было так волноваться?»
Мэг никогда не пыталась убежать от своих проблем. Одной из причин ее успеха была решимость открыто принимать любой вызов. Она знала, к чему может привести потакание своим желаниям. Когда она была подростком, она видела, как мечты и жизни ее родителей растворились в облаке алкоголя и отвращения, и тогда поклялась, что с ней такое не произойдет никогда. Однако через много лет Мэг осознала, что судьба не собирается дарить ей только подарки. Ей самой придется стать хозяйкой своей жизни. Брать в свои руки инициативу. Ловить момент.
Именно такой она и была. Целенаправленно улучшала свою внешность и физическую форму. Из ничего создала компанию «Хардвик и партнеры». Наблюдала за каждой фотосъемкой, просматривала каждую строчку рекламного текста. С головой погружалась в балансовый отчет, молясь о том, чтобы счета сошлись. Добивалась прибыли. Компания работала исключительно благодаря силе воли своей владелицы, а также тому, что слова «нет» для нее не существовало. Мэг знала только такие слова, как «да», «сейчас», «без проблем». Она требовала, чтобы все было сделано правильно. Таким образом, Мэг развила в себе своего рода эмоциональную силу, подтянутость, проворство, активное стремление идти вперед. Бросьте Мэг Хардвик вызов, и она (это подтвердит любой из ее рекламодателей) справится с ним в два счета!
Мэг и самой пришлось признать, что профессиональные вопросы она решает гораздо эффективнее, чем личные. Проблема, которая беспокоила ее в то утро, была самого что ни на есть личного свойства. Когда дело касалось сердца, она слишком часто обнаруживала, что ее ум — обычно такой острый и решительный — как будто затуманивался. Мэг всегда плохо справлялась с эмоциями. А в то утро эмоции просто захлестывали ее.
Медленно начав пробежку, Мэг заметила, что по крайней мере погода сочувственно откликается на ее настроение. Прогноз обещал, что днем ожидаются грозы. Действительно, в воздухе запахло озоном. Небо приобрело зеленоватый оттенок. Вдоль дороги стояли величественные платаны, и их листья, уже сухие после долгого жаркого лета, шелестели на ветру, как газеты.
«Нужно сконцентрироваться, — говорила себе Мэг. — Обдумай все тщательно, медленно, методично, так, как ты это делаешь всегда». Увеличивая скорость, она чувствовала, как учащается ее пульс, слушала свое размеренное дыхание. Для своих тридцати семи Мэг была в очень хорошей форме, и ей обычно давали лет на десять меньше. Над своей внешностью она работала так же усердно, как и над любым делом. Она наслаждалась самим процессом движения к цели, которую ставила перед собой.
Но эту проблему не могли разрешить ни размышления, ни усердная работа. Она была подобна настоящей катастрофе, землетрясению, которые всегда случаются внезапно. И сейчас, находясь среди обломков, Мэг недоумевала, как начать возмещать убытки. И насколько интенсивных «подземных толчков» можно ждать в будущем.
Возможно, если бы речь шла лишь о ее жизни, все было намного проще. Она бы знала, что делать, с чего начать и как все исправить. Но когда Мэг видела, что ее младшая сестра Ларк и три маленькие племянницы в беде, она теряла способность мыслить здраво. Выдержка покидала ее, когда людям, которых она любила больше всего на свете, грозила опасность…
Пробежав четверть мили, Мэг поняла, что слишком злится на Этана, чтобы найти выход из ситуации. Решив оградить Ларк от неприятностей, Мэг действовала из лучших побуждений, но, в конечном счете, ее усилия оказались тщетными.
Где-то к югу от Нью-Джерси прогремел гром. Мэг уже выбегала из парка, когда на западе небо окрасилось в красновато-лиловый цвет. Приближалась гроза. Пробежка ничего не изменила, но немного усмирила нарастающую тревогу. У нее нет выбора. Надо все рассказать Ларк.
Когда Мэг вышла из лифта, девчонки Эдлсон едва не сбили ее с ног. Катание на роликах было последним увлечением соседских детей, и редко когда Мэг не натыкалась на них по субботам.
— Простите! — прокричали они хором, проносясь мимо нее.
— Осторожнее, сейчас начнется дождь… — открыла было рот Мэг, но дверь захлопнулась раньше, чем ей удалось закончить. Дождь, конечно, их не остановит. Неразлучные и своевольные, они во многом напоминали их с сестрой. Такие же любящие, и всегда готовы поддержать друг друга. Лучшие подруги, которые могли доверить друг другу все, стояли друг за друга горой.
Мэг собиралась сначала принять душ и переодеться, но беззаботный смех девчонок Эдлсон заставил ее изменить решение. Она не в силах исправить положение. Эмоциональный кризис касался не только жизни Мэг, он мог также разрушить жизнь Ларк.
В тот самый момент, когда ее рука потянулась к телефону, чтобы набрать номер сестры, раздался звонок.
— Мэг? — голос Ларк звучал странно…
— Ты не поверишь, я только что собиралась тебе звонить. Все… в порядке?
— О Мэг! — сестра вздохнула, как будто переводя дух. Мэг знала, что это признак горького отчаяния. — Мэгги!..
— Ларк, малышка, ну давай, скажи мне, просто скажи.
— Мэг… Этан…
— Ну же… — Мэг приготовилась услышать, что Этан обо всем рассказал Ларк.
— Он мертв.
— Что?
— Этана убили. Сегодня утром. Жанин нашла его в мастерской. Перед печами. Кто-то воткнул раскаленный понтий[1]… — Ларк запнулась, — ему в сердце, — внезапно окрепшим голосом добавила она.
— Нет…
— Люсинда была в мастерской. Когда ее схватили, она сидела, сжавшись в комок, в углу, сжимая в руках прут. Ее арестовали.
— Ларк…
— Мне нужно идти. Так много надо сделать…
— Я приеду, как только смогу.
— Мэгги, — заплакала Ларк, — мне страшно. Я так…
— Я уже еду, малышка, — сказала Мэг.
В этот момент в унылом небе сверкнула молния, прогремел гром и на Манхеттен обрушился ливень. Мэг всегда защищала сестру. Какая бы опасность не угрожала Ларк, будь то привидения в темноте или родители, дерущиеся поздно ночью на кухне, Мэг всегда была рядом и находила слова утешения. И сейчас, в панике и с нарастающим чувством нереальности происходящего, Мэг снова пообещала Ларк, как обещала в детстве:
— Все будет хорошо.
Произнеся эти слова, Мэг почувствовала, что прозвучали они неубедительно и безнадежно.
Глава 2
Родители Мэг и Ларк состояли в «свободном браке» (как принято было в шестидесятые годы называть подобные отношения). Фрэнк и Сара, оба выходцы из небогатых консервативных семей, познакомились и поженились в конце пятидесятых. Когда сексуальная революция достигла апогея, они уже были семейной парой, но это не помешало им без стыда и с большим энтузиазмом присоединиться к движению «хиппи». Мэг родилась в 1963 году. Ее первые воспоминания были связаны с фестивалем «Лето любви». Она смутно помнила, как отец говорил серьезным голосом истинного верующего: «Будем действовать в открытую».
В течение нескольких лет после того позорного фестиваля их семья жила в коммуне хиппи недалеко от Вудстока, штат Нью-Йорк. Фрэнк разрабатывал макеты бредовых плакатов и обложек музыкальных пластинок для маленькой дизайнерской фирмы, офис которой находился в центре города, над магазином для наркоманов. В то время в округе было полно негодяев и хиппи, бродили толпы бездомных подростков, которые искали любовь, а находили вшей и венерические заболевания. Когда Мэг стала взрослее, она поняла, что для всех молодых родителей это было очень сложное время. Общество находилось под влиянием марихуаны и соблазнительных звуков беспорядочного секса, к которым очень быстро привыкали. Но большинство хиппи, в конце концов, взрослели, и, закончив колледж, уезжали на окраину города и воспитывали там детей. Родители Мэг никогда не смогли бы, да и не захотели, перерасти шестидесятые. До конца своих дней Фрэнк носил на правом бицепсе татуировку в виде пацифика[2].
Подрастая, Мэг старалась смириться с тем, что ее семья отличается от других. Только в ее доме на журнальном столике стоял кальян для курения гашиша. Среди родителей только ее отец носил длинные волосы и собирал их в хвост. Мать Мэг верила в лечебные свойства кристаллов и отказывалась везти дочерей к доктору в больницу. Для Мэг подобные странности стали обыденностью, и она очень скоро научилась с ними справляться не только эмоционально, но и практически. Когда Ларк заболела сначала корью, потом свинкой, а потом у нее развилась пугающая, не проходящая со временем апатия, именно Мэг позвонила в больницу и договорилась насчет обследования. Врачи поставили диагноз — тяжелая форма анемии, причиной которой стал вегетарианский рацион. Сара кормила семью исключительно овощами и фруктами. Помимо этого на столе бывала пицца, бутерброды с плавленым сыром и мороженое.
Фрэнк и Сара вели себя по отношению к детям халатно и безответственно, но нельзя сказать, что они делали это намеренно. В семье царили любовь и смех, в каком бы заброшенном доме или квартире они ни жили. Мэг искренне любила своих родителей. Но шли годы, Мэг взрослела, а ее родители — нет, и наступил момент, когда все это перестало ей нравиться. Захватывающие разум идеалы новой культуры, сформировавшие мировоззрение Сары и Фрэнка, когда Мэг была ребенком, стали всего лишь оправданием эгоистичного и безрассудного поведения. К тому времени Мэг уже была подростком.
«Я не пьяная, — говорила раздраженным голосом Сара, лежа на кровати в затемненной комнате в три часа дня, в то время как в раковине с завтрака лежали немытые тарелки, — я медитирую».
Мэг не удивляли ни наркотики, ни алкоголь: после дозы родители становились сонными и удовлетворенными, а после спиртного — шумными и веселыми. Они были совсем как дети, которые хотели, чтобы их оставили наедине со своими игрушками. Мэг не возражала против ежедневных «гуляний», только бы родители были вместе. Но когда мать или отец тащили домой незнакомца или незнакомку, она сходила с ума.
— Привет, девчонки, это Шерил, — говорил с гордой ухмылкой Фрэнк субботним утром за завтраком после ночной попойки. Напротив него сидела вызывающе одетая полная рыжеволосая женщина с одутловатым лицом, с размазанной тушью под глазом. Позже к ним присоединялась Сара и, улыбаясь, радостно приветствовала подругу Фрэнка.
— Ну и ну, у вас тут такие порядки! — восторгалась Шерил. — Я никогда не видела такой парочки!
Хотя «райская» атмосфера царила в доме только до тех пор, пока Шерил наконец-то не убиралась из дома, проблемы часто начинались еще до того, как ночная гостья успевала повернуть ключ в зажигании своего «форда-файр-лайн». Стены дома, который они снимали, были такие тонкие, что даже из спальни на втором этаже Мэг и Ларк слышали, как ругаются их родители.
— Господи, Фрэнк, — кричала Сара, — где ты нашел ее? Под стойкой бара «Сториз»?
— Я хоть кого-то нашел! А что случилось с твоим ковбоем с серебряной серьгой в ухе?
— Как будто ты хочешь это знать! Заметь, что у меня хватило ума не тащить такой мусор в дом, чтобы девочки не ели со всякими мымрами за одним столом.
— Да пошла ты! — Фрэнк хлопал дверью и уходил прочь из дома.
Фрэнк и Сара утверждали, что их отношения называются «свободной любовью». Но, в конечном счете, оказалось, что под шикарной вывеской скрывался дешевый секс, не больше. Что можно сказать о семье, о браке, спрашивала себя Мэг, если приходится все время искать возбуждения и удовольствия на стороне? Она видела, как живут ее школьные друзья. В их семьях здоровые, мирные отношения. Мэг тоже этого хотела. Ей не было дела до того, что Фрэнк насмехался над консервативным образом жизни этих семей, а Сара называла других женщин «второсортными женами». Мэг все бы отдала, чтобы ее жизнь была такой же, как у ее друзей, — скучной, спокойной, контролируемой капиталистическими правилами. Но они жили по-другому, и Мэг делала все возможное, чтобы хотя бы их дом выглядел прилично: готовила обед, водила машину, помогала Ларк с домашними заданиями, ходила за покупками и убирала. Она изо всех сил старалась приукрасить жизнь их семьи в глазах младшей сестры.
— Кто тот мужчина в маминой комнате? — спрашивала ночью Ларк, когда они с Мэг лежали в темноте и прислушивались к звукам, доносившимся из соседней спальни.
— Он ее друг, спи.
— Почему он так кричал?
— Взрослые всегда так делают. Это значит, что им весело.
— Так он не обижает нашу маму?
— О нет, малышка, маме приятно.
Возможно, Мэг перестаралась, стараясь скрыть от Ларк отвратительную сторону жизни родителей. Когда мать с отцом дрались, Мэг отправляла Ларк играть на улицу или наверх в комнату. Впоследствии, когда в дом приходили очередные «друзья», они с Ларк уезжали на машине в кино или просто катались по улицам.
— Почему мы не можем остаться дома, когда Карл приходит поиграть с мамой? — спрашивала Ларк, когда они с Мэг шли к машине.
— Ну, — объясняла Мэг, машинально приукрашивая суровую реальность, — мама же не заставляет твоих друзей играть с ней, правда? Ведь они твои друзья. А Карл — особенный мамин друг. Будет лучше, если они останутся одни.
— Карл лучший друг, чем папа?
— Нет, малышка, папа и мама всегда будут самыми лучшими друзьями. Запомни это, ладно?
Для сестры Мэг приукрашивала все события, и жизнь превращалась в конфетку, все выглядело «так, как надо». Ларк охотно верила, что отношениями их родителей можно гордиться, что к таким отношениям надо стремиться. Мэг понимала, что если бы у Ларк было время, она бы осознала, как много у родителей накопилось проблем. Но… Когда Сара и Фрэнк погибли в автомобильной катастрофе, Ларк едва исполнилось тринадцать. В воображении девочки они так и остались идеальной парой. За это и за многие другие моменты в воспитании Ларк Мэг чувствовала себя ответственной.
Если при жизни Сары и Фрэнка Мэг только заменяла младшей сестренке родителей, то после их гибели она полноправно заняла их место. Как и все люди, на плечи которых упала преждевременная ответственность, Мэг старалась защитить и оградить «свое чадо» от всех неприятностей.
Благодаря сбережениям покойной бабушки Мэг удалось поступить в Колумбийский университет. Потом она настояла, чтобы младшая сестра также пошла учиться, но для Ларк даже ультрасовременная и свободная атмосфера колледжа Беннингтон была невыносимой и удушающей. Мэг страшно разозлилась, узнав, что на втором курсе Ларк ушла из общежития и стала жить с адъюнкт-профессором художественного факультета, у которого были жена и маленький ребенок.
«И ты веришь, когда он говорит, что разведется?» — кричала Мэг в телефонную трубку из своего офиса в «Y&R». К тому времени она уже закончила университет и была подающим большие надежды младшим сотрудником рекламного бюро. В напряженной атмосфере мира рекламы амбициозная и энергичная Мэг чувствовала себя как рыба в воде. Она действовала ловко и умело, знала, как высказать свое мнение на собрании, легко могла удовлетворить требования клиента. Ее не беспокоило, что личной жизни у нее не было как таковой, не говоря уже о любви.
«Я приеду к вам на эти выходные, — объявила Мэг, — приготовьтесь объяснить мне кое-что, оба».
В феврале Беннингтон, штат Вермут, был похож на картинку в журнале «Courier & Print» — горы покрыты снегом, из заводских труб валит дым. По сравнению с Манхеттеном, жизнь в университетском городке текла так медленно, что Мэг даже показалось, будто она очутилась в другом столетии. Обед с Этаном и Ларк длился около трех часов. Мэг заметила, что в каждом из них было что-то не от мира сего. Хотя Мэг не была романтиком, она почувствовала, что эти двое влюблены — они никак не могли друг на друга наглядеться, держались за руки, постоянно целовались и прикасались друг к другу, как будто хотели убедиться, что это происходит на самом деле.