сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 34 страниц)
С первой минуты было понятно, какая катастрофа вошла в их дом вместе с крикливой, враждебно настроенной, пьющей пиво Люсиндой, агрессивно бросившей в угол свой грязный вещевой мешок. Однако Ларк время от времени рассказывала Мэг о том, каких успехов ей удалось добиться в воспитании подростка. Но на деле ни о никаких успехах не могло быть и речи. В комнате девочки всегда было грязно. Она пропадала из дома по ночам, прогуливала школу, отвратительно вела себя с детьми, дерзила Ларк. Водилась с плохими ребятами из Монтвиля — соседнего города, в котором было целых два театра и торговый пассаж, который притягивал подростков со всей округи. Однажды ночью начальник полиции Том Хадлсон арестовал Люсинду за то, что она справляла нужду прямо в центре города, у памятника. Но всю свою злость девчонка выплескивала на Этана.
«Это ужасно, — говорила Ларк после очередной ссоры между отцом и дочерью. — Такое чувство, что девчонка одержимая. Она становится невыносимой, когда речь идет об Этане, выкрикивает самые гнусные ругательства. Бедный Этан старается поговорить с ней, он ведь такой терпеливый! Я знаю, что он чувствует вину за то, что оставил ее с Мими на столько лет, но что он мог сделать? Мими выиграла процесс, и к тому же поначалу она старалась быть нормальной матерью. Ситуация ухудшилась, когда родилась Брук и мы переехали в Ред-ривер. Я думаю, до этого Мими надеялась вернуть его обратно».
Мэг очень хорошо помнила, что значит иметь безответственных родителей. Она могла представить, сколько боли и страдания выпало на долю Люсинды, которая провела детские годы рядом с матерью, постепенно скатывавшейся по наклонной к алкогольной зависимости. Возможно, девочка это чувствовала: если Ларк и Этан не могли повлиять на ее поведение, к словам Мэг она прислушивалась. Полтора месяца назад, когда Мэг гостила в доме младшей сестры, она решила даже, что убедила Люсинду не пить, пообещав показать ей Манхеттен на рождественских каникулах, если та сдержит свое слово. С того времени, по словам Ларк, девчонка не брала в рот спиртного, хотя вела себя все так же невыносимо. Но сейчас ошибки быть не могло — Мэг уловила запах пива.
— Люси, ты пила? Ты меня разочаровала.
— Нет, я не пила.
— Врешь! — разговаривая с Люсиндой, Мэг старалась контролировать эмоции.
— Ты ошибаешься, черт возьми!
— От тебя разит пивом, — сказала Мэг и, перекинув ремешок сумки через плечо, пошла по дорожке. Справа, сквозь деревья, виднелись огни небольшого домика Клинта и Жанин Линдберг. Раньше на этом месте была мельница и большая процветающая ферма, а их дом сдавался в наем. Но последние десять лет Линдберги жили здесь, помогая Этану в мастерской и выполняя грязную работу, в то время как хозяин дома выдувал столовое стекло и пресс-папье. По вечерам он работал над скульптурами, а Клинт занимался бумагами и отправкой товара. Жанин в это время помогала Ларк по хозяйству в «большом» доме, как все называли жилище Мак-Гованов.
— Мэг, пожалуйста, не надо… — взмолилась Люсинда, следуя за ней. — Это не считается! Всего лишь один раз, просто Этан, черт бы его побрал, так меня разозлил, и я не выдержала!
— Помоги мне с этими пирогами, хотя, думаю, что уже и так их помяла, — сказала Мэг, протягивая Люсинде пластиковые пакеты, чтобы освободить руку и потереть больной локоть. — Что натворил Этан?
— Он не пускает меня на баскетбол, матч будет в понедельник, в Монтвиле.
— Почему?
— Потому что он слабоумный, вот почему. У меня проблемы с малышней из Монтвиля, поэтому все, что касается этого города, под запретом. Мэг, но ведь это просто дурацкий баскетбольный матч!
В отличие от Ларк, которая постоянно делала замечания по поводу сленга Люсинды, Мэг за время их знакомства всего лишь раз сказала девушке, что вместо ругательных слов можно употреблять миллионы обычных, которые точнее передадут смысл. Позже стало ясно, что Люсинда умышленно старается шокировать окружающих своим поведением, поэтому реагировать на ее выходки означало играть по ее правилам.
— Думаю, для тебя важно попасть на этот матч, — сказала Мэг, когда они прошли мимо мастерской Этана и стали подниматься к дому.
Дом Ларк мог служить образцом идеального фермерского жилища Новой Англии: длинное крыльцо с белой решеткой, трубы из двойного кирпича, обнесенный частоколом сад на заднем дворе, увитый виноградом колодец… Но стоило подойти ближе, и становилось ясно, что многое нуждается в ремонте — парадные ступеньки надо починить, на перилах отсутствует перекладина, внутри не мешало бы все покрасить. От этого дом становился для Мэг еще дороже. В городе у Мэг была двухкомнатная квартира, но именно здесь ей удавалось отдохнуть.
На пороге лежали пять тыкв и стояла корзина с хризантемами. Она была рада, что решила обо все рассказать Ларк. Именно сейчас Мэг поняла, что невозможно войти в этот дом и промолчать. Когда открылась входная дверь, Мэг услышала его голос.
— Мэг? Это ты? Проклятый фонарь на крыльце не работает.
— Да, это мы с Люсиндой.
Этан наклонился, чтобы поцеловать ее в лоб. Она сделала шаг назад и чуть не упала. Тогда он взял ее под руку.
— Пусти! — воскликнула она, вырываясь. — Больно! По дороге к дому я упала.
— С тобой все в порядке? Дай я посмотрю. Люсинда, отнеси наверх вещи и попроси Ларк спуститься.
— Не приказывай мне, — огрызнулась Люсинда, но все же послушалась и стала поднимать по ступенькам, перекинув через плечо две дорожные сумки Мэг. Как раз в это время выбежала Ларк.
— Мэгги? Что случилось?
Сестра была ниже ростом и немного полнее, чем Мэг. Но пара килограммов, которые она набирала после каждых родов, в основном шли в грудь и бедра, тем самым делая фигуру округлой и сексуальной — именно о такой мечтали худенькие сестры Хардвик в подростковом возрасте. («Кормление грудью — вот что надо голливудским звездам, — заверяла Ларк. — Если бы они только об этом знали, пластические хирурги остались бы без работы»).
Хотя в целом Ларк была не такая симпатичная, как Мэг: нос у нее был меньше, а губы — больше и полнее. Однако несмотря на все различия, включая цвет глаз (у Мэг глаза зелено-карие с золотистым оттенком, а у Ларк — голубые, как октябрьское небо), не могло быть сомнений, что эти женщины — сестры. Если вы не догадаетесь об этом по их одинаковым позам — поднятый подбородок, скрещенные на груди руки — или по быстрой речи, одинаковому тембру голоса (высокому, звонкому), когда вы услышите их смех, последние сомнения рассеются как дым.
— Ради Бога, ничего особенного, — сказала Мэг, отталкивая Этана, чтобы обнять Ларк. Она надеялась, что сестра не заметит, как внимательно смотрит ее муж на свою свояченицу. — Прекратите эту суматоху! Я просто упала на этой чертовой тропинке. Не думаю, что моя жизнь в опасности.
— Но тебе надо приложить что-нибудь к ранке, — сказала Ларк, осмотрев локоть Мэг. — Баранью траву или окопник. Посмотрим, что у меня есть. — Обхватив Мэг за талию, Ларк повела сестру в кладовую, где хранила коробку из-под торта, полную всевозможных мазей, масел и настоек. Сухие цветы и травы, которые она выращивала или собирала, свисали с потолка в виде венков и букетов. Ларк была гомеопатом и знала толк в лечении природными средствами, в результате чего ее кухня превратилась в бесплатную местную лечебницу. Ларк даже одержала победу над скептицизмом Мэг относительно народных методов лечения. Дело было так: однажды летом Ларк потерла разрезанной долькой чеснока укус осы на шее старшей сестры, и через две минуты боль прекратилась.
— Так будет лучше, — сказала Ларк, перевязав бинтом локоть Мэг, чтобы компресс держался.
Этан отправился наверх, чтобы помочь дочерям с купанием. Сестры остались одни.
— Ты хорошо выглядишь, — сказала Ларк.
— Да, — Мэг подвигала рукой. — Так намного лучше.
— На самом деле ты выглядишь потрясающе. Мэгги, это из-за мужчины, разве не так?
— Ларк, послушай… — Мэг слышала, как бьется ее сердце. Она пообещала себе, что сделает это, но сейчас, стоя лицом к лицу с Ларк, она не могла найти слова, чтобы рассказать про Этана. Знакомая кухня, улыбка на лице сестры, доносящийся из кухни запах, обещающий вкусный ужин, — все было так естественно, прекрасно, спокойно… Казалось невозможным, что мужчина, который возился наверху, напевая глупые песни своим дочерям, мог быть человеком, преследовавшим ее последние несколько недель. Мэг чувствовала, как кровь приливает к лицу, когда думала о своем решении не откладывать разговор с Ларк.
— Мэг, невероятно, но ты покраснела! Это из-за него? И это серьезно, не так ли?
Мэг чувствовала, что сестра на нее смотрит. Ларк умела читать ее мысли. Она угадывала, когда сердце сестры в очередной раз бывало разбито, и знала, когда отношения складывались удачно. И в горе, и в печали она всегда была на ее стороне, давая советы, предлагая план мести. Ларк всегда была рада помочь и надеялась, что когда-нибудь с кем-нибудь Мэг будет так же счастлива, как они с Этаном. Вернее, она думала, что была с ним счастлива. Мэг почувствовала, как ком подкатывает к горлу.
— Ну, хорошо, — вздохнула Мэг, вперив взгляд в потрескавшийся кафельный пол. — Да, есть один мужчина. Но все это очень странно и запутанно…
— Я так за тебя рада! — Ларк обняла сестру, а потом, отступив на шаг, посмотрела на нее. — Но почему ты так расстроена? Он…
— Ларк, пожалуйста, — выговорила Мэг, проклиная себя за трусость. Но у меня впереди выходные, напоминала она себе. Сейчас не место и не время рассказывать Ларк, что произошло.
— Он женат, я права? — Ларк поправила волосы Мэг. Ее материнский инстинкт проявлялся всегда, если с теми, кого она любила, случались неприятности. — У него дети?
Мэг старалась собраться с мыслями. Она глубоко вдохнула и тряхнула волосами.
— Я не готова сейчас говорить об этом, малышка. Даже с тобой. Не верится, правда? — в глазах у нее стояли слезы.
— Я ненавижу, когда ты страдаешь, — сказала Ларк, снова обнимая сестру. — Но я все понимаю, правда. Я всегда готова тебя выслушать, если решишься рассказать. По собственному опыту я знаю, что, если людям суждено быть вместе, ничего, даже уже существующий брак, их не остановит.
— Я чувствую себя такой эгоисткой, устраивая для себя вечеринку, — сказала Ларк за ужином. Она приготовила шпинат с баклажанами и перцем. Ферн сидела рядом на высоком стуле, и Ларк кормила ее кашей из шпината. Вечеринка по случаю продажи детских книг была назначена на следующий день. Ларк готовилась к ней несколько недель. — Но ведь Этан устраивал вечеринку в честь открытия своей выставки! Я тоже заслуживаю праздника.
— Конечно, дорогая, — ответил Этан и улыбнулся Мэг.
— Кто придет? — спросила Мэг, даже не взглянув в его сторону.
— Мои самые дорогие люди на свете, — продолжала Ларк. — Вы с Этаном, Эйб, Франсин, Мэт и Жанин.
— Эта уродина, — достаточно громко пробормотала Люсинда, чтобы все, кто сидел за столом, это услышали. Брук и Фиби засмеялись.
— Люси! — строго сказал Этан.
— Как будто ты считаешь ее симпатичной! — Люсинда помрачнела. — Конечно, ты…
— Прекратите, — сказала Ларк, — у нас в гостях Мэг.
— Чем ты будешь потчевать гостей? — спросила Мэг.
— Копчеными устрицами! — пролепетала Фиби. Девочке уже исполнилось шесть лет, и она была похожа на маму — такие же голубые глаза, светлые волосы, круглое лицо, розовые щечки. И характер у нее был мамин.
— Кукурузный пудинг, фаршированные перцы, брюссельская капуста с каштанами… — Когда дело касалось развлечений, Ларк всегда выкладывалась на всю катушку.
— Терпеть не могу брюссельскую капусту! — как бы между прочим объявила Брук. В свои девять лет она была высокой и худенькой, как тростиночка. Волосы у нее были, как у отца, — густые, золотисто-рыжие. Она росла тихим, спокойным ребенком. Ларк с гордостью рассказывала Мэг о том, что Брук — лучшая ученица в классе, хотя и не прилагает к этому особых усилий. Глаза у нее были, как у тети, — зелено-карие. От нее же Брук унаследовала и характер.
— Три большие курицы, фаршированные лимонами и розмарином, — Ларк продолжала, как будто ее никто не перебивал. — Тертый лук, зеленые бобы с дробленым миндалем и… что же еще?
— Ого, я думаю, этого хватит, — сказала Мэг.
— Пюре! — прокричала Фиби звонким голосом. — С подливкой!
— Фиби, — строго сказал Этан. Девочки четко улавливали настроение матери и отца по голосу и жестам. Мэг поражалась, какими хорошими родителями они стали. Девочки росли в атмосфере любви и заботы. Этан и Ларк редко расходились во мнениях, когда речь шла о воспитании. Хорошо, что Этан работал недалеко от дома, — как и Ларк, он всегда был рядом с девочками. И даже сейчас, когда Мэг на него злилась, она не могла не признать, что он был для дочерей хорошим отцом — любящим, веселым, мудрым и терпеливым.
Когда тарелки были убраны со стола, Люсинда ушла к своим друзьям, а остальные члены семьи расселись в гостиной напротив огня. Кто-то читал, кто-то разговаривал… У камина было тепло и уютно, на полочке лежали высушенные тыквы и кукурузные початки, принесенные из сада. Пламя камина освещало лица, и Мэг стало казаться, что в этой семье все по-прежнему и ничего плохого не произошло. Но потом она почувствовала, что Этан смотрит на нее, и настроение у нее испортилось.
Около десяти часов, только после того, как Мэг пообещала прочитать им на ночь еще один рассказ, Брук и Фиби наконец-то пошли наверх, в спальню. Вслед за ними Ларк понесла наверх Ферн, напевая ей колыбельную. Хотя у каждой девочки была отдельная кроватка, Брук и Фиби улеглись на одной, чтобы послушать сказку «Сонная долина». Это была длинная история, и Мэг успела забыть, какая она страшная. Вместо того чтобы усыпить девочек, рассказ заставлял их бодрствовать. Когда сказка закончилась, Мэг пришлось объяснить Фиби, что все это выдумки и всадник без головы не приедет по разбитой дороге, чтобы схватить ее. Потом, чтобы их успокоить, она прочитала им свою любимую сказку «Ночная Луна». Дважды.
— Я и забыла, до чего же страшными бывают детские сказки, — сказала Мэг, когда вернулась в гостиную. Огонь уже превратился в угли. Ларк и Этан разговаривали, сидя на диване. По тому, как они сидели, и по тону их голосов Мэг поняла, что помешала очень важному разговору.
— Они тебе не надоели? — спросила Ларк, выглядывая из-за плеча Этана. Сам он не повернулся, внимательно глядя на затухающий огонь. — Мы уже и сами собирались идти спать.
— Я тоже, — сказала Мэг. Обычно, когда девчонки засыпали, они подолгу сидели втроем и болтали о жизни. Так приятно было общаться свободно и непринужденно! Этан все испортил. Хотя было немного непривычно ложиться в постель так рано, Мэг была этому рада. Она поняла, что они ждут ее ухода, чтобы продолжить разговор. — Тогда я пойду, — сказала Мэг, разворачиваясь и поднимаясь по ступенькам.
— Увидимся утром, дорогая, — сказала Ларк ей вслед.
— Спокойной ночи, — добавил Этан, не поворачиваясь.
Во всем мире не было такого места, где бы Мэг спала лучше, чем в доме сестры. Даже в собственной квартире ей не было так комфортно. Она всегда занимала спальню для гостей на втором этаже, окна которой выходили в сад, а внизу можно было разглядеть реку. Обычно она приоткрывала одно из трех больших окон. Белые шторы колыхались на ветру, а Мэг лежала на кровати и, засыпая, слушала шум реки.
Но сегодня все было по-другому. Температура резко понизилась, и в спальне было холодно. Мэг закрыла окна и достала из шкафа теплое одеяло. Но под одеялом ей стало очень жарко. Комната наполнилась лунным светом. Снова разболелся локоть, и она еле-еле нашла положение, при котором ссадина перестала ныть. В доме были слышны гул и скрип. Стоило ей задремать, как тишину нарушал какой-то звук — завывание ветра или ружейный выстрел, — и она просыпалась. Иногда среди ночи ей казалось, что кто-то тихо стучит в дверь. Мэг лежала на кровати, вся напряженная, сквозь темноту уставившись на дверь. Но она не открывалась. Наконец стук прекратился, и было слышно, как под чьими-то шагами скрипит пол. А, может, это скрипели брусья? Каким-то чудом Мэг все-таки уснула. И видела странные сны. В одном из них всадник без головы мчался по дороге лунной ночью…
Глава 8
«…Слава во веки веков. Аминь». Глубокий голос Франсин Верлинг звучал тихо и спокойно. Хотя Мэг казалось, что манеры Франсин были наигранно феминистскими, она все же уважала пастора ред-риверской приходской церкви. Уже пятнадцать лет Франсин проповедовала для двухсот человек. Мэг считала ее неутомимым работником, воплощением либерализма, правильности и ответственности перед обществом. Проработав помощником пастора в Вермуте, она приехала в Ред-ривер с двухлетним сыном, без мужа, и не отвечала на вопросы об отце ее ребенка ни по приезде, ни по прошествии многих лет.
