Текст книги "Клятва ненависти (ЛП)"
Автор книги: Лайла Джеймс
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 20 страниц)
Я знал, что он настолько уважает нашу дружбу, что никогда не шевельнется с Джулианной, хотя и собирался бессовестно кокетничать. Это был буквально его характер. Обаятельный и кокетливый, который точно знал, как заставить женщин кланяться ему.
Но дело было не только в Габриэле. Меня больше беспокоило то, что другие мужчины смотрели на Джулианну и пускали слюни, как будто она была выставлена на аукцион, и они собирались сделать ставку на нее. И ее танец с Габриэлем сделал ее добровольной мишенью для этих голодных волков. Джулианна оставила себя открытой и уязвимой.
– Такой замужней женщине, как ты, не следует танцевать так близко с другим мужчиной, особенно с известным повесой. Твои сиськи прижались к его груди, Джулианна, – я практически рявкнул ей в лицо.
Она посмотрела на меня, в ее серых глазах что-то сверкнуло.
– Если бы я не знала лучше, я бы сказала, что Киллиан Спенсер ревнует.
– Чудовище, – протянул я. – Если бы я ревновал, я должен был бы что-то чувствовать к тебе.
Уголок ее губ приподнялся.
– Ты меня ненавидишь. Это довольно сильное чувство, муж.
– И ты презираешь меня. Очень жаль, жена. – Моя рука легла ей на поясницу, ведя ее по бальному залу, пока мы танцевали кругами.
– То, что я чувствую к тебе, противоположно презрению, – сказала Джулианна, ее голос смягчился.
Я невесело улыбнулся.
– О, пожалуйста, скажи. Что ты чувствуешь ко мне, Чудовище?
– Если я расскажу тебе, мне придется раскрыть свои секреты, но некоторые секреты не предназначены для того, чтобы их раскрывали.
– Ты снова говоришь загадками.
Она вздернула подбородок, бросая на меня тот надменный взгляд, которым недавно овладела.
– А мы сейчас танцуем второй танец. Я думала, что наш первый танец будет последним, ты так сказал.
Моя грудь завибрировала со звуком, который меня даже удивил. Хотя Джулианна была права, я не хотел этого признавать. Я поклялся держаться на расстоянии, но вот я здесь, спасаю свою невежественную жену от известных аферистов, которые готовы на все, лишь бы провести с ней пять минут за колоннами. Она была богатой замужней женщиной с классом и уважением – они хотели бы осквернить ее.
– Твои насмешки дорого тебе обойдутся, жена, – хрипло предупредил я.
– Я думала, что я тебе не нравлюсь послушной, – парировала она.
– Похоже, что иногда я бы предпочел, чтобы ты заткнулась. Если ты не знаешь, как, я знаю несколько способов помочь.
Джулианна расплылась в улыбке.
– Тогда очень хорошо. Не мог бы ты помочь мне с этим?
– Что?
– Заткнуть меня. Ты предложил мне помочь. Вперед, продолжай. Заткни меня, муж.
Ее зубы задели нижнюю пухлую губу, прикусив ее. На кратчайший момент мне стало интересно, как она будет выглядеть без маски. Красные губы. Жестокие серые глаза. Шелковистые черные волосы заколоты. Лицо со шрамами, рассказывающее гребаную печальную историю.
– Это очень смело с твоей стороны. Не бросай мне вызов; ты не хочешь видеть, что я могу сделать.
– Мне очень любопытно, Киллиан. Что ты можешь сделать?
О, сегодня вечером она чувствовала себя храброй. Моя жена хотела играть, и поэтому я исполнил ее одно желание. Одна маленькая игра, которую нужно сыграть.
Я слегка наклонил голову, чтобы прошептать ей на ухо, позволив своим губам коснуться ее мочки уха.
– Я почти довел тебя до оргазма за нашим обеденным столом, перед моим отцом – мы оба прекрасно знаем, на что я способен.
Я не упустил ни того, как напряглось ее тело, ни ее прерывистого дыхания. Ее рука почти непроизвольно сжала мою.
– Это было редкое обстоятельство. Я просто…
– Нужен? Настолько лишенная мужских прикосновений, что ты чуть не кончила от того, что я едва коснулся твоей киски? Я – человек, которого ты презираешь, и все же ты жаждала большего.
– … застигнута врасплох, я собиралась сказать, – прорычала она.
Какая красивая лгунья.
Моя жена могла сколько угодно презирать меня, но она сгорала от моих прикосновений. Ее тело отреагировало на меня так, будто мы знали друг друга всю жизнь, как будто она родилась, чтобы быть моей. Жадная. Влажная. Нуждающаяся. Я почти чувствовал ее тоску на своем языке – сладко и горько.
– Ты трогаешь себя ночью, когда ты одна в постели… при воспоминании о моих пальцах между твоими бедрами, ласкающих твою киску?
Джулианна издала сдавленный звук и споткнулась, прежде чем снова быстро встать на ноги.
– Прошу прощения?
Мои губы скривились от того, как она заикалась, моргая, как мне показалось, смущенно. Я почти мог представить, как ее щеки вспыхивают от жара.
– Сейчас, сейчас. Не надо так стесняться. Я еще не приходил к тебе в постель, так что ты должна была хотя бы раз прикоснуться к себе после нашей свадьбы. Если не раньше, то уж точно после того, что произошло в столовой. Все-таки я оставил тебя мокрой и нуждающейся. На пороге оргазма. Ты, наверное, очень сильно мучилась. Или дело в том, что с тех пор, как мы поженились, ты брала в свою постель другого мужчину?
Мои насмешки заставили ее глаза заблестеть еще темнее. Ее красные губы сложились в прямую линию, и я почувствовал, что ухмыляюсь.
Я очень хорошо знал, что Джулианна не была с мужчиной с тех пор, как мы поженились – я только насмехался над ней, нажимая на ее кнопки, потому что мне очень нравилось выражение ее глаз всякий раз, когда она огрызалась.
И даже если бы она привела в свою постель другого мужчину – я бы узнал, и бедняга был бы уже мертв. Его тело со всеми раздробленными костями сброшено в океан, унесено волнами в морскую пучину. Где бы его никто не нашел. Его существование очень легко вычеркнуть из истории.
– То, что ты ищешь удовольствия в другом месте, кроме постели собственной жены, не означает, что я делаю то же самое, – прошипела она.
Я усмехнулся, оценив то, как она изрыгала огонь.
– Если бы я не знал лучше, я бы сказал, что Джулианна Спенсер ревнует. – Ее серые глаза потемнели, пока не стали почти черными.
– Мне наплевать, кого ты возьмешь в свою постель.
– Лгунья, – прохрипел я ей на ухо. – Скажи, у тебя болят соски при воспоминании о моих прикосновениях? Твой клитор пульсирует, когда ты закрываешь глаза и думаешь о том, как хорошо мои пальцы чувствовали себя между твоими бедрами?
Я отстранился, и Джулианна судорожно вздохнула. Ее губы приоткрылись, словно собираясь что-то сказать, прежде чем она снова закрыла рот, ошеломленно моргая и глядя на меня.
Я выгнул бровь.
– Ну вот. Я заткнул тебя, жена. Даже не прикасаясь к тебе.
Ее глаза превратились в щелочки, и я сжал губы, сдерживая смех.
– Должен ли я напомнить тебе, что наши тридцать ночей закончились прошлой ночью.
– Так что, сегодня будет прелюдия? – спросила она, впиваясь ногтями в кожу.
– А прелюдия включает в себя то, что я тебя задушу, потому что у меня очень большое искушение.
– Может быть, я задохнусь, кто знает.
Я споткнулся, едва не наступив ей на ногу, и выругался себе под нос. Джулианна издала тихий смешок.
– Ты только что сбился?
– Ты сводишь с ума, – проворчал я.
Она ахнула, звук был фальшивым и преувеличенным.
– Ты флиртуешь со мной, Киллиан Спенсер?
О, черт возьми. Я был так близок к тому, чтобы выбросить ее из окна. Когда я женился на Джулианне, я думал, что у меня будет послушная, уступчивая и послушная жена. Жертвенный агнец. Кроткая женщина, кающаяся в своих грехах. Несколько прирученная и послушная. Чего я никак не ожидал, так это острой на язык женщины, которая будет действовать мне на нервы каждую секунду дня.
Я развернул ее, когда музыка подошла к концу. Ее спина врезалась в мою грудь, и мои руки приземлились на ее бедра, удерживая ее в ловушке. Мой взгляд скользнул по ее тонкой шее сзади, и я увидел, как порозовели кончики ее ушей.
– Ты чертова заноза, Джулианна.
– Мы это давно выяснили, – скромно сказала она.
Гости зааплодировали, и я взял ее руку в свою, уводя ее с танцпола. Мой отец выступил вперед, привлекая к себе всеобщее внимание. Звук ложки, звенящей о его бокал для шампанского, прерывал все разговоры. Последовало молчание, и он наконец заговорил.
– Действительно, это был прекрасный вечер, – сказал мой отец.
Послышался ропот и кивки в знак согласия, и он улыбнулся.
– Моя невестка довольно хорошо устроилась с нами, и я очень счастлив видеть своего сына влюбленным.
Я усмехнулся, и Джулианна ущипнула меня за локоть.
– Вежливые и влюбленные, – пробормотала она. – Они наблюдают за нами.
Проклятье.
Отец повернулся к нам.
– Я думаю, мы сможем сделать этот вечер еще более прекрасным, если Джулианна сыграет для нас на виолончели. Я слышал, что она талантливый музыкант, и я не могу представить себе лучшего момента, чтобы показать себя и сыграть. Джулианна, не окажешь ли ты нам честь?
Мое тело похолодело, сердце стучало в ушах.
Время замедлилось.
Джулианна судорожно вздохнула, и я увидел, как она нетвердыми шагами направилась к центру бального зала, где для нее поставили стул.
Все огни погасли, кроме огромной люстры над ее головой. Моя грудь сжалась от невысказанного горя.
Ей дали виолончель, и я смотрел.
Я нес на себе всю тяжесть нашего запятнанного прошлого, чувствуя, как его яд проникает в мои вены.
Она села, ее платье скатывалось вокруг стула, и она положила инструмент между коленями. Ее голова поднялась; наши взгляды встретились, когда она положила смычок на струны.
Между насмешливой тишиной и первой нотой, которую она сыграла, был единственный вздох.
Ее пальцы сжимали струны, словно любовная ласка, ее смычок с нежностью и безумием ударял по каждому аккорду. Ее серые глаза не отрывались от моих, и это убило меня.
Джулианна играла на виолончели с такой меланхолией, каждая нота звучала по-разному, пока она не сочинила песню о безумной, уродливой любви – такой красивой, жестокой и… мучительной.
Два потерянных любовника сталкиваются вместе с испорченными воспоминаниями и слишком большой горечью.
Это было жестоко и преследующе. Так чертовски красиво…
Ее тело стало единым целым с виолончелью, и я смотрел, как она чувствует музыку, позволяя ей проникать под ее кожу и в мою душу.
Ярость виолончели отразилась от стены бального зала, и ее агония просочилась через смычок в струны, на которых она играла. Темп нарастал, становясь почти безумным, пока Джулианна продолжала играть – ее пальцы мастерски орудовали струнами, а смычок перерезал аккорды, и каждая сыгранная ею нота пропитывала печалью. Джулианна терзала эту виолончель, как сумасшедшая.
Ее мелодия, наконец, замедлилась до крещендо и резко оборвалась; это было почти так, как будто она разорвала двух замученных любовников.
И Джулианна сломалась прямо у меня на глазах.
Она убила меня.
Похожая на ангела и мой проклятый кошмар.
Джулианна
В тот момент, когда моя мелодия подошла к концу, я забыла, как дышать.
Наши взгляды все еще были прикованы друг к другу, его темный взгляд все еще удерживал меня на месте. Мои легкие сжались, а сердце сжалось в груди.
Я почти слышала голос Грейслин, эхом отдающийся в моих ушах, говорящий мне, как хорошо я играю, как она гордится мной.
Но меня сломили не воспоминания Грейслин. Это было выражение лица Киллиана. Это вымученное выражение. Как будто он только что увидел призрака из своего прошлого, а может быть, и увидел.
Я носила призрак Грейслин на своих плечах и любовника Киллиана в моих глазах. Я была Джулианной, но я также была призраком, который преследовал его сны.
Как это было несправедливо.
Что наша история пришла к этому.
Ничего, кроме гнева и печали.
Не что иное, как испорченное прошлое, написавшее наше будущее.
Повисла единая тишина, прежде чем бальный зал взорвался аплодисментами и громким шепотом. Мы с Киллианом вздрогнули, наши взгляды, наконец, разошлись.
У меня перехватило дыхание, когда я смотрела, как он уходит, исчезая за колоннами, и слезы жгли глаза.
Уильям подошел ко мне первым, и я быстро взяла его протянутую ладонь, радуясь помощи, и встала. Вскоре меня окружили гости. Некоторые хвалили, как хорошо я играла; другие спрашивали, где я научилась играть, в то время как несколько джентльменов просто соперничали за мое внимание.
Они столпились вокруг меня, и я не знала, что делать, мое внимание было сосредоточено на человеке, который только что скрылся за колоннами, оставив меня с этими стервятниками, когда мое сердце колотилось о ребра.
Земля качалась под моими ногами, и мой лиф, казалось, сжимал мою грудь. Я отчаянно пыталась вдохнуть. Мои шрамы под маскарадной маской начали чесаться, кожа практически покрылась мурашками. Послав гостям натянутую улыбку, я извинилась и вышла из бального зала в темный тихий коридор.
Мои глаза с облегчением закрылись, и я судорожно вдохнула, моя рука потянулась к груди, где, казалось, глубина боли пронзила мою плоть.
Грубая рука схватила меня за локоть, и я задохнулась, мои глаза распахнулись, когда я врезалась в одну из бетонных колонн. Надо мной возвышалась тень, внушительная и опасная. Страх скользнул по моему позвоночнику, пока я не уловила знакомый пряно-мускусный запах.
Мой взгляд блуждал по его жестокому красивому лицу. Маскарадная маска исчезла, и теперь я могла ясно видеть его темные глаза.
– Киллиан, – выдохнула я.
– Я давно хотел услышать, как Грейс играет на виолончели, но она всегда стеснялась. – Его грудь танцевала напротив моей, когда он издавал низкий, опасный рык. – Она сказала, что ее сестра играла намного лучше, чем она. Я умолял ее, уговаривал ее сыграть для меня, но она так и не сделала этого. Грейс сказала, что сыграет ее в день нашей свадьбы, и я терпеливо ждал этого дня, но он так и не наступил. И вот ты здесь.
Мое дыхание вырвалось из меня с резким выдохом, и мои руки приземлились на его грудь, пытаясь оттолкнуть его – или, может быть, притянуть его ближе. Чтобы смыть его боль и позволить ей истекать кровью во мне.
– Ты насмехаешься надо мной, – прошипел Киллиан, прежде чем отпрыгнуть назад, отстраняясь от меня. – Сегодня вечером была твоя расплата, не так ли? Ты, должно быть, знала, как сильно я хотел, чтобы Грейс сыграла для меня на виолончели. Она, должно быть, сказала тебе. Ты знала это и все же сделала это нарочно. Ты. Насмехалась. Своими. Глазами. С этой проклятой виолончелью, напоминающей мне о том, что я потерял.
– Нет, – задохнулась я. – Это не правда.
Его глаза пылали яростью.
– Лгунья.
Он шагал передо мной, и я смотрела, как он провел рукой по лицу, словно борясь за контроль. Правда была на кончике моего языка, но я проглотила ее, почувствовав ее горечь. Я покачала головой, пряди моих волос выбились из-под шпилек.
– Однажды ты сказала мне, что Грейслин возненавидела бы человека, которым я стал. Тогда позволь мне спросить тебя вот о чем. – Киллиан ухмыльнулся, делая шаг ко мне, заставляя меня отступить. – Сможет ли Грейс когда-нибудь простить тебя? За то, что лишила ее жизни? За то, что лишила ее шанса на счастье и любовь?
Нет.
Пожалуйста.
Нет.
Его жестокие слова пронзили меня, как будто он хотел, чтобы я истекла кровью – как будто он отчаянно хотел причинить мне боль. Моя грудь заболела, и я выдохнула, чтобы он остановился. Я искала спасения, но его не было. Я оказалась в ловушке у стены. Больно. Но он еще не закончил.
– Тебе не кажется… Грейслин возненавидела бы женщину, которой ты стала? – рявкнул он, бросая мне мои слова в ответ… так небрежно, так бессердечно. – Ты тоже не та Джулианна, которую любила твоя сестра. Как лицемерно с твоей стороны судить меня, когда ты точно такая же.
С рычанием ярости я рванулсь в сторону и схватила меч – рапиру – со стены. Киллиан остановился, когда я направила на него острие меча.
Он усмехнулся, почти жестоко.
– Что ты собираешься с этим делать, Чудовище?
– Я думала, мы договорились быть вежливыми друг с другом, – отрезала я.
Он выпрямился до внушительного роста, его челюсти сжались.
– Ты направляешь меч мне в лицо – это определенно невежливо, – сказал он, как будто он не только что оскорбил меня, не просто бросил мне в лицо такие злобные слова без всякой заботы.
Мои пальцы тряслись вокруг рукояти меча, но я не позволила этому остановить себя. Я не позволила жесткому выражению лица Киллиана остановить меня, потому что это была именно его игра. Туда-сюда, играя со своими чувствами – быть монстром под этим джентльменским фасадом.
– Ты начал это. Своими насмешливыми словами. Когда ты перестанешь бросать мне в лицо смерть моей сестры, Киллиан? Я думала, что мы прошли через это.
Киллиан сделал шаг вперед, совершенно не заботясь о том, что в данный момент на него направлен острый меч. Кончик обоюдоострого лезвия коснулся середины его шеи. Мои глаза расширились, когда она пронзила его кожу, и капля крови потекла ему в горло.
– Ты сводишь меня с ума, – сказал он таким обманчивым голосом. Этого было достаточно, чтобы заставить меня колебаться, и это была моя ошибка.
Киллиан отлетел в сторону; его рука вытянулась, и у меня даже не было возможности моргнуть. Он схватил меня за локоть, притянул к себе и так быстро развернул меня, что я задохнулась. Мои каблуки скользили по полу; моя спина столкнулась с его грудью, и его рука схватила мою, ту, что держала рапиру, пока острое лезвие больше не было направлено на него. Но острие меча теперь было у моего горла, а он прижал меня к своей груди.
Его голова опустилась, его губы коснулись моей мочки уха.
– Ты сводишь меня с ума, – повторил он все еще мягким голосом мне в затылок. – С этой чертовой виолончелью. Ты выглядишь как чертов ангел под этой люстрой, посланная дразнить меня своими чертовыми серыми глазами. Играешь на виолончели, как на грустной любовной песне, и твоя разбитая душа течет сквозь нее.
Его рука сжала мою, сильнее прижав лезвие к моему горлу, достаточно, чтобы я почувствовала жжение, и я просто знала, что меч пронзил мою кожу. Капля моей крови стекала по моему горлу, и моя грудь тяжело вздымалась от прерывистого дыхания.
– Так чертовски призрачно. Такая чертовски красивая. Как ты смеешь, Джулиана? – прохрипел Киллиан мне в ухо. – Как ты смеешь заставлять меня смотреть на тебя не как на убийцу Грейслин? Это несправедливо, что ты имеешь надо мной такую власть.
Его признание почти полностью сломало меня, его слова представляли собой смертельную смесь гнева и замешательства. Намек на благоговение и много печали.
Киллиан отстранился, его тепло покинуло мою спину, больше не окутывая меня своим сладким ядом. Я бросила рапиру к своим ногам, мое тело дрожало. Когда я обернулась, его уже не было.
Киллиан исчез, как будто его никогда здесь не было, как будто все воспоминания были в моей голове. Но его запах все еще оставался, и я почувствовала его на своем языке. Моя кожа все еще покалывала от его прикосновения, и мое сердце было разбито, его слова все еще эхом отдавались в моих ушах.
Я не могла вернуться в тот бальный зал. Я не могла противостоять этим людям без Киллиана в качестве щита. И я не могла смотреть им в глаза и вести себя так, будто мой брак был совсем не идеальным.
Потому что моя история была ошибочной и несовершенной.
И у меня больше не было смелости идти в ногу с этой красивой ложью и совершенной уловкой.
Я сняла каблуки и, шатаясь босыми ногами, пошла прочь и поднялась по лестнице в восточное крыло. Чем дольше я оставалась в этом проклятом замке, тем труднее становилось удержать мой рассудок – или то, что от него осталось. Эти призраки преследовали меня, напоминая мне о том, что в этом замке не было ничего, кроме трагических любовных историй.
Мое покаяние дорого обошлось.
Мое кровоточащее сердце. Моя разбитая душа. И мой хрупкий рассудок.
Искупила ли я теперь свои грехи? Сколько еще нужно сделать, чтобы этого стало достаточно?
Я захромала в свою комнату, но остановилась в дверях. Незнакомец, сидевший на моей кровати, встал, когда понял, что я стою там.
– Джулианна, – сказал он таким знакомым голосом – голосом, которого я не слышала три долгих года, и мой желудок сжался, во мне закрутилось болезненное чувство.
Он снял с лица маскарадную маску и одарил меня ухмылкой, наполненной болью и тоской.
– Саймон, – выдохнула я.
Не имело значения, насколько отчаянно я пыталась похоронить свои секреты.
Когда дело доходило до лжи, мое прошлое быстро настигало меня.
ГЛАВА 15
Киллиан
– Киллиан, – позвал мой отец, пока я шел по коридору, прочь от бального зала, подальше от всех.
Я остановился, сжав кулаки.
– Да, отец?
Он подошел ко мне и встал передо мной, блокируя мой побег.
– Где Джулианна?
Я вздрогнул при звуке ее имени.
– Не знаю, – прохрипел я.
Его глаза превратились в щелочки, а челюсть сжалась так, что должно было быть предупреждением. Но мне уже было все равно.
Джулианна Спенсер поставила меня в тупик, и я был чертовски сбит с толку. Я должен был ненавидеть ее; Я все еще ненавидел – но какого хрена у меня сердце болело, когда я смотрел на нее?
Тридцать дней и тридцать ночей с Джулианной, и теперь я сомневался в своих чувствах к ней. Какая ирония. Я поклялся сделать ее жизнь несчастной, но она стала моим кошмаром. Я был монстром, она – злодейкой. Какая же мы были пара.
– Нельзя просто так оставлять гостей. И ты, и Джулианна вышли из бального зала, и гости будут говорить, – сказал мой отец хриплым предупреждающим голосом. Я мог видеть, как он контролирует свой темперамент.
Он знал, что все это было уловкой – этот идеальный образ Джулианны и меня как пары.
Но как долго мы с Джулианной могли поддерживать этот фасад, когда мы не могли провести и дня, не превратив наш брак в поле кровавой битвы?
Между мной и Джулианной было слишком много истории – наше прошлое слишком переплелось с нашим настоящим, чтобы у нас было лучшее будущее. Моя ненависть и ее раскаяние. Ее печаль и мой гнев.
Я глубоко вздохнул и скрыл свои эмоции, придав отцу спокойное и уравновешенное выражение лица. Я был Киллианом Спенсером – человеком сдержанным. Не имело значения, что у меня была жена, из-за которой я чувствовал себя таким неуправляемым, меня нужно было сдерживать.
– Ты можешь просто сказать им, что Джулианна плохо себя чувствует, поэтому мы уходим на пенсию пораньше. Я должен заботиться о своей жене, – сказал я.
Его брови нахмурились.
– Это послужит поводом для еще большего количества сплетен.
Я провел рукой по волосам и впился пальцами в затылок, массируя там напряженные мышцы.
– Что за сплетни?
– Ты чертовски хорошо знаешь, о чем я говорю, – прорычал мой отец.
Осознание пришло ко мне слишком поздно, и я кивнул. Верно. Слухи о беременности.
– Разве так даже не лучше? Какое еще доказательство того, что мы с Джулианной счастливы в браке, кроме новостей о ребенке? Пусть сплетничают. Это будет держать их занятыми, пока мы не будем готовы объявить хорошие новости.
– А когда это будет? – ледяным тоном спросил он, скрестив руки на груди.
Черт возьми.
– Я знаю, что я должен делать, чего от меня ждут – и Джулиана, и я. Когда придет время, это случится. Ты узнаешь об этом первым, – проворчал я, и слова приобрели кислый вкус на моем языке, и я проглотил их, чувствуя, как они обжигают горло.
– Ребенок – это благословение, – сказал мой отец.
Я усмехнулся, но он свирепо посмотрел на меня, и я благоразумно заткнулся. Мой отец был практически на смертном одре, и у меня не было ни сил, ни мужества спорить с ним.
Он хотел увидеть своего внука перед смертью, и я бы предоставил ему это – не имело значения, как сильно мне было больно это делать. Ярость гноилась под моей кожей, питаясь моей плотью и проникая в мои кости, в самый мозг того, кто я есть.
– Это не работа, Киллиан, – сделал выговор мой отец, и я выгнул бровь в ответ. – Ребенок – это физический символ любви пары. Это нужно ценить, и беременность – это время, которое связывает будущих родителей. Это будут интимные девять месяцев. Тебе придется заботиться о ней.
Трахать Джулианну – это одно.
Забота о ней требовала от меня слишком многого.
Так или иначе, у нас с Джулианной была сделка.
– У нее много людей, готовых заботиться о ней и служить ей. Я ей не нужен.
Отец раздраженно издал горловой звук.
– Нет. Ты должен заботиться о ней. Ты не нужен Джулианне, но она будет хотеть тебя. Между этим очень большая разница.
– Почему ты говоришь мне это? – Я выстрелил в ответ.
– Потому что мне нужно, чтобы ты понял, что твоя работа не заканчивается в тот момент, когда Джулианна забеременеет. Тогда начинается твоя настоящая работа в качестве ее мужа и отца.
– Джулианна и я заключили сделку…
– Меня не волнует твоя сделка с Джулианной. – Он ткнул меня пальцем в грудь. – Ты. Женат. У тебя есть обязанности. Ты хочешь быть президентом Соединенных Штатов? Что ж, угадай, что – сначала придумай, как сохранить свой брак, прежде чем пытаться сохранить вместе целую чертову страну. Я ни на секунду не сомневаюсь, что у тебя есть все качества, необходимые будущему лидеру, и ты способен быть кем-то большим, кем-то с большой властью – но прямо сейчас? Ты всего лишь раненый. Расставь свои приоритеты, Киллиан. Пока не поздно.
Мой отец топнул прочь, и я остался с опустошенной грудью, ноющим сердцем и его жестокими словами, эхом отдающимися в моих ушах.
Впрочем, он был прав – в каждом его слове звучала горькая правда.
Сжав кулаки по бокам, я зашагал прочь – дальше в тени темного коридора.
Женитьба на Джулианне была больше, чем договоренность между двумя семьями. Это был мой акт мести, но через семь месяцев после нашего брака я начал видеть другую версию своей жены. Я ожидал надменную наследницу. Я думал, что ее искупление было только игрой. Чтобы люди пожалели ее.
Но вместо этого я оказался со вспыльчивой женой; сломленная Джулианна, которая была глубоко в своем несчастье, ее раскаяние было уродливым и грязным. Она молча страдала, а я радостно наблюдал за ней.
Пока ее боль не стала моей собственной – я даже не осознавал этого.
Как? Я не знаю.
Она сводила меня с ума.
Она сбивала меня с толку.
Джулианна оказалась не той женщиной, которой я ее себе представлял.
И я был потерянным моряком во время шторма – мое сердце потерпело кораблекрушение, и я тонул.
Долгий миг спустя я оказался в восточном крыле, как будто я был всего лишь марионеткой, которую таскает за ниточки кукловод. Прямо здесь, черт возьми.
Меня не должно было быть здесь – не тогда, когда я был в таком состоянии, но я оказался на пороге ее спальни. Неохотно. Бессознательно. Словно меня позвало сюда что-то невидимое – неосязаемое. Я судорожно вздохнул, чувствуя, как мое сердце колотится в груди.
Какая чертовская ирония, что женщина, которая была причиной моего мертвого сердца, также стояла за моим невыразимым утешением.
Ее дверь была слегка приоткрыта, и когда мое внимание привлекли приглушенные голоса, я наклонился вперед, заглядывая внутрь.
Первое, что я увидел, была Джулианна, сидящая на кровати спиной ко мне.
С мужчиной, стоящим над ней. Человек, которого я не узнал.
Выражение его лица превратилось во что-то похожее на страдание. Что-то было в том, как он смотрел на нее, или в том, насколько комфортно Джулианна чувствовала себя в его присутствии. Они были похожи на старых друзей или даже больше – на кого-то важного друг для друга – это было написано на языке их тела. Как привычно они чувствовали себя в присутствии друг друга.
Моя рука сжалась на дверной ручке, когда он одарил ее горько-сладкой улыбкой.
– Ты знал? Что Грейс была беременна твоим ребенком? – прошептала Джулианна.
Он резко покачал головой.
– Она не говорила мне, но я знал.
Мой мозг заикался на мгновение, пока меня не осенило. Что сказала Джулианна. О чем они шептались.
Мое тело напряглось, кровь похолодела.
Нет. Этого не может быть.
Я отшатнулся от двери, но их голоса по-прежнему преследовали меня, как бешеная буря, проносящаяся по воздуху и пронзающая меня с такой силой.
Грейс была беременна?
Моя грудь сжалась, и боль усилилась.
Блядь.
Проклятье.
Правда о моей любви была на вкус пеплом во рту. Я не мог дышать. Все это время я думал, что моя история любви – это какая-то трагическая история. Но моя любовь была какой угодно, только не чистой – она была запятнана.
Ни Джулианна, ни кровь, которую она пролила той ночью.
Ее запятнала сама Грейслин.
