Текст книги "Клятва ненависти (ЛП)"

Автор книги: Лайла Джеймс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 20 страниц)

Прогремел гром, и небо разверзлось, бушуя. Дождь хлестал по нам, яростный и жестокий. Дождь промочил мое белое платье, зубы стучали, холод просачивался сквозь кости. Но мне было все равно.

Я распласталась на спине коня, сжимая его бока бедрами.

Цербер мчался быстрее, и тут я поняла…

Чувство оцепенения и пустоты на самом деле не было пустотой внутри. Люди так привыкли гоняться за счастьем, и оно нам нравится, его приятная и мягкая тяжесть, которая обволакивает нас. Счастье окутывает нас своим теплом. Поскольку это так знакомо, мы никогда не замечаем его тяжести, пока оно не исчезнет. Когда счастье заменяется чем-то другим, это дает нам иллюзию, что успокаивающая тяжесть исчезла. Так что теперь… мы невесомы. Опустошенные.

Но я никогда не была по-настоящему опустошенной... Я просто была полна всяких неправильных вещей.

И я заставила себя оцепенеть. Чтобы не чувствовать, как неправильно я чувствовала себя внутри.

Так было до сих пор, на спине Цербера, когда он бежал на свободе и дикости…

Наконец-то я почувствовала вкус свободы.

И это был чистый экстаз.

ГЛАВА 24

Киллиан

Ее пальцы сжимали струны, словно любовная ласка, ее смычок играл на каждом аккорде с нежным безумием. Ее серые глаза не отрывались от моих, и это убило меня.

Джулианна играла на виолончели с такой меланхолией, каждая нота попадала в другую мелодию, пока она не сочинила песню о безумной, уродливой любви – такой красивой и сладкой, но жестокой и болезненной.

Два потерянных любовника сталкиваются вместе с испорченными воспоминаниями и слишком большой горечью.

Это было жестоко и преследующе. Так чертовски красиво…

Мои пальцы сжались вокруг стакана с виски при воспоминании.

Джулианна больше не была призраком из моего прошлого, но все же… она преследовала меня днем и ночью.

Прошла неделя с той ночи, когда ее правда вышла наружу, а у меня все еще не было сил взглянуть в лицо предательству. Знать, что хотя она была женщиной, которую я оплакивал, она также была причиной моего полумертвого сердца.

Как я мог быть счастлив, что она жива и дышит, и забыть о последних трех годах страданий и чистой муки, когда я оплакивал ее предполагаемую смерть?

Это была горькая пилюля, и я не знал, как от этого избавиться. От такого жестокого обмана. Джулианна все равно получила то, что хотела.

Она хотела, чтобы я ушел, я ушел.

Она хотела, чтобы я возненавидел ее – я возненавидел с такой жестокой страстью.

Джулианна думала, что, разрушая собственную жизнь, свою историю любви, она как бы каялась в своих грехах. Это как-то облегчило бы вину за смерть ее сестры.

Я догадался, что это вина выжившего.

Ненависть к себе.

Самоуничтожение.

Самоосуждение.

Однако ее рассуждения были сильно ошибочны.

Это уже не имело значения. Было уже слишком поздно. Джулианна и я потеряли три года, и у нас никогда не будет шанса прожить эти годы снова.

Хотя время было каким-то бесконечным, мы были просто людьми. Мы не могли вернуться в прошлое, изменить прошлое, пережить мгновение...

То, что было потеряно в прошлом, ушло. Наша история любви была именно такой. Потерянная в прошлом.

Снова гром прогремел в небе. Последние два часа шел сильный дождь, что свидетельствовало о надвигающейся буре. Дождь громко барабанил в мои запотевшие окна, а сквозь тяжелые темные тучи ударяла молния. Проверив прогноз погоды два дня назад, Сэмюэл сказал мне, что надвигается буря.

Я решил, что она наконец-то наступила.

Я должен был проверить Цербера этим утром. Хоть он и был упрямым и бесстрашным конем – сварливее большинства жеребцов – он точно не любил бури. Он, должно быть, чувствовал, что это приближается. Его чувства были очень острыми.

Но присутствие Цербера слишком напоминало мне Рагну. Живой образ Джулианны, плачущей и умоляющей меня не забирать ее кобылу, пронесся в моем измученном мозгу. Чувство вины грызло меня, но я зажмурил глаза, прогоняя воспоминание прочь.

Джулианна хотела причинить боль … она отчаянно хотела искупить свои грехи. Ну, я сделал это чертовски легким для нее.

Выплеснув остатки виски себе в горло, я грохнул пустой стакан на журнальный столик. Я должен был перестать думать о своей жене.

Ее серые глаза.

Ее полные губы, которые просили, чтобы их поцеловали.

Пришлось перестать думать о том, как сильно я хотел сосать и кусать ее нежную челюсть и тонкую шею, оставлять свои следы… и раскрашивать ее бледную кожу своими синяками.

Пришлось перестать хотеть ее – нуждаться в ней.

Мой член запульсировал при этой мысли, и я поерзал на стуле. Проклятье.

Мертвая или живая, Джулианна трахала меня с головой.

Я сжал кулаки и откинул голову на спинку стула, глядя в потолок. Она слишком сильно контролировала меня, и в этом была проблема.

Любовь сделала меня слабым.

Слабым для нее.

Должно быть, я задремал, потому что следующее, что я помню, это то, что я проснулся от того, что кулаки стучали в мою дверь. Неистово.

– Дверь открыта. Заходи, – ответил я хрипло. Это должен был быть Самуэль. В любом случае, он был единственным, кого пускали в мою комнату.

Пока я был на острове, Самуэль держал меня в курсе событий внешнего мира. Здоровье моего отца и наш бизнес, и это лишь некоторые из них.

Мой ассистент присылал мне подробные электронные письма каждый день, а Самуэль давал мне краткое изложение вещей. Но он уже сделал это на сегодня, сегодня утром, пока я завтракал.

Итак, что же было так срочно сейчас?

Дверь с грохотом распахнулась, и я рванулся вперед на своем стуле.

– Что за херня…

Это был не Самуэль, ладно.

Это была Мирай, внучка Эмили. Она ворвалась в мою комнату, тяжело вздымаясь, и в ее глазах была паника.

– Джулианна, – выдохнула она.

Мое тело напряглось при ее имени.

– Что?

Мирай сглотнула, ее дрожащие руки прижаты к груди. Бедняжка выглядела совершенно обезумевшей, и у меня свело живот.

– В чем дело? Что случилось с Джулианной? – Я рванулся вперед, отталкивая стул, чтобы встать. Я возвышался над девушкой. – У нее был еще один приступ? Я позаботился о том, чтобы переселить Рани на две комнаты ниже ее. Я говорил тебе это на прошлой неделе.

Рани была главным врачом, всегда присутствующим на острове Роза-Мария. Но она жила на противоположной стороне замка, слишком далеко от Джулианны – на всякий случай. После припадка на прошлой неделе я позаботился о том, чтобы переместить Рани поближе к ней.

Мирай покачала головой.

– Нет, приступов не было. Насколько я знаю, не было. О Боже, раз уж ты об этом заговорил, что если... черт, – сказала она, еще больше запаниковав. Ее глаза наполнились слезами, щеки раскраснелись от страдания.

– Не могла бы ты просто сказать мне, что, черт возьми, происходит? – прошипел я. У меня не было времени на игры и истерики.

– Джулианна пропала, – прохрипела Мирай.

Я моргнул, прежде чем мой желудок упал. Моя комната качнулась на секунду, прежде чем мир снова выровнялся.

– Что ты только что сказала?

– Я пошла к ней сегодня утром, чтобы дать ей завтрак. Джулианна отказалась. Она и вчера ничего не ела, – торопливо объяснила она. – Я вернулась на обед, несколько раз постучала в ее дверь, но когда она не ответила, я вошла и обнаружила, что ее комната пуста.

Мирай замолчала, сдерживая всхлип.

– Она не выходила из своей комнаты уже неделю. Вот я и подумала, что это странно. Я пошла искать ее везде, где, как мне казалось, она могла быть. В библиотеке. В комнате Арабеллы. Но я нигде не могла найти ее. И… а потом я сказала бабушке, что все служанки отправились на ее поиски, но ее нигде нет в стенах замка.

Я уже уходил, прежде чем она успела закончить свой рассказ. Мирай выкрикнула мое имя, но я бросился бежать, страх сильно бил меня в грудь. Я слепо побежал по коридору и по лестнице, имея в виду только одну цель.

Мирай сказала, что Джулианну нельзя найти нигде в замке. Это могло означать только одно – она ушла. И если бы я знал свою жену так, как я думал, было бы только одно место, куда она отправилась бы.

В тот момент, когда я вышел на улицу, дождь полил меня, промокая одежду. Я вздрогнул, когда холод просочился сквозь мою мокрую одежду в кости. Облака были темными и тяжелыми. Гром прокатился по небу, за ним последовали новые молнии.

Джулианна не была бы такой глупой, если бы вышла на улицу во время грозы?

– Черт, – выругался я себе под нос и пустился бежать к конюшне.

Я не хотел, чтобы это было правдой. Я надеялся, что мои подозрения будут именно такими. Сомнение, и не более того. Потому что реальность была бы более опасной.

Я остановился, когда обнаружил, что конюшня пуста. Прилавок в самом конце был пуст.

Хотя его седло все еще было здесь, Цербер исчез.

И Джулианны нигде не было.

Проклятье.

Жеребец был упрям и вспыльчив. Он никому не позволил бы оседлать себя, кроме меня. И Джулианна, хотя ей было комфортно с Рагной, она не смогла бы контролировать себя с Цербером.

Разве она не знала, насколько это может быть опасно? Она намеренно подвергала себя опасности. Что, черт возьми, творилось у нее в голове?

Болезненное жжение проскользнуло в грудь, пока я шел по следам копыт Цербера в мокрой грязи, быстро смываемой дождем. Было похоже, что он побежал.

Мои глаза метались между конюшнями и густыми деревьями на противоположной стороне, на большом расстоянии. По следам, оставленным Цербером, его путь вел прямо в лес.

Он пошел туда, возможно, с Джулианой на спине. Без седла и с непредсказуемым Цербером...

Мое сердце бешено колотилось, когда я бежал к деревьям. Мои ноги быстро съедали расстояние, но лес был намного дальше, чем казался.

Я никогда не доберусь до нее вовремя, и мне потребуется несколько часов, чтобы найти их. Они могли быть где угодно в лесу, а у меня даже не было собственной лошади.

Может быть, если бы Рагна все еще была здесь…

Джулианна не пошла бы на такие решительные шаги, чтобы заполучить вспыльчивого жеребца. И даже если бы она заблудилась в лесу с Рагной, со мной был бы Цербер. Мы бы нашли Рагну и Джулианну вместе.

Нет, я покачал головой. Не было смысла останавливаться на «что, если».

Мои глаза расширились, ком в горле становился все больше и тяжелее, когда я увидел сквозь туман и дождь высокий силуэт, несущийся в моем направлении.

Я остановился при виде Цербера.

Один… без Джулианны.

Ужас наполнил мою грудь. Цербер поскакал ко мне и громко заржал, подбросив две передние ноги в воздух. Я потянулся к нему, когда он кружил вокруг меня, фыркая и топая ногами. Я провел пальцами по его густой влажной гриве.

– Где она? – резко спросил я, как будто он мог меня понять. И, возможно, он понял.

Цербер снова топнул ногами, и я понял, что он в беде.

– Отведи меня к ней, – потребовал я, переворачиваясь ему на спину. – Мне нужно найти ее, Цербер. Отведи меня к ней.

Мне не нужно было говорить ему снова. Мой жеребец понял меня. Он знал всю серьезность этой ситуации и понимал, как важно для меня было найти Джулианну.

Она может быть сильно ранена или…

Я прижался к его спине, подгоняя его галопом. Цербер рванулся к лесу с безумной целью. Дождь продолжал хлестать по нам, затуманивая мое зрение, поскольку шторм усиливался с каждой минутой.

Еще один гром прогремел в небе, и Цербер стал еще более взволнованным и огорченным, но он не остановился. Он то и дело мчался между деревьями, спрыгивая с упавших бревен и перевернутых мертвых корней.

Ярость и страх бурлили во мне.

Почему?

Зачем ей подвергать себя такому риску?

Если с ней что-нибудь случится… опять…

Блядь.

Мой желудок скрутило от тошноты, пока я продвигался сквозь бурю. Цербер фыркнул, словно чтобы меня напугать. Я прищурился перед нами, чтобы найти комок на земле.

Джулианна.

Она была почти замаскирована между поваленными деревьями, опавшими листьями и грязью. Жеребец попятился, остановившись.

Я в спешке соскользнул на мокрую грязь и бросился к Джулианне. Я бросился вперед и упал на колени рядом с ней. Я обнял ее, мои легкие сжались так сильно, что я почти не мог дышать.

– Джулианна? – Я задохнулся. – Джулианна, черт возьми! – Я повторил громче, когда она не ответила мне. Ее глаза были закрыты, кожа бледная и ледяная. Ее губы начали приобретать оттенок синего, и я прижался ухом к ее носу. Когда я почувствовал легкое прикосновение ее дыхания к моей коже, я чуть не рухнул от облегчения.

Но ее дыхание было слишком медленным.

И Джулианна была слишком неподвижна.

Я провел рукой по ее затылку, ища рану. Но она выглядела невредимой, если не считать нескольких царапин на щеке и руках.

Это означало бы, что Цербер не оттолкнул ее, потому что, если бы он это сделал, были бы серьезные травмы. Она сама, должно быть, случайно упала с его спины и потеряла сознание.

Я взял Джулианну на руки и встал на трясущиеся ноги. Закрепив ее на Цербере, я снова запрыгнул ему на спину и пустил его в медленный галоп, чтобы не слишком толкать Джулианну.

Когда я вернулся в конюшню, Стивен и Гидеон уже были там. Я спешился первым, а затем потянулся к Джулианне, пока Гидеон держался за Цербера.

– Когда мы увидели, как ты и Цербер бросились в лес, мы подумали, что Джулианна ушла именно туда, – объяснил Стивен. – Я уже сказал Эмили, и она наполняет ванну теплой водой. Поторопись.

Я кивнул, снова взял Джулианну в свои объятия и вошел внутрь. Когда я добрался до ее комнаты, там кипела жизнь. Там была Мирай с почти безумным выражением лица, и она вздохнула с облегчением при виде промокшей и обмякшей Джулианны в моих руках.

– Я наполнила ванну. Ее нужно немедленно согреть, – сказала Эмили.

Я кивнул.

– Все вон, пожалуйста.

Я не обращал на них больше внимания и прокрался в ванную. Сев на край ванны, я усадил Джулианну к себе на колени и быстро избавил ее от мокрого платья. Тот факт, что она совсем не шевелилась, меня беспокоил.

Ее тело было слишком холодным, а дыхание слишком поверхностным. Как долго она была без сознания под дождем? Два часа?

Я чертовски надеюсь, что нет. Один час был слишком долгим, не говоря уже о… двух чертовых часах.

Как только она была обнажена, я осторожно опустил ее в теплую воду. Убедившись, что она не соскользнет под воду, я быстро избавился от собственной одежды и забрался в ванну позади нее. Вода была почти слишком горячей, но идеально подходила для замерзающего тела Джулианны.

Согреть ее было важно. Чтобы ее кровь снова циркулировала по телу, теплая и живая.

Джулианна оставалась без сознания, пока я прижимал ее спиной к своей груди, ее маленькое и хрупкое тело лежало в моих руках. Я быстро помыл ее шампунем и вымыл волосы, внимательно проверяя, нет ли травм. Открытых ран и ушибов не было.

Слава гребаному Господу.

Я сидел с ней в ванне, пока вода не начала остывать. Вода хлынула в сторону, когда я встал с Джулианной на руках. Я быстро обернул ее полотенцем, прежде чем отнести на кровать.

Мой взгляд на мгновение метнулся к камину, и оказалось, что кто-то был достаточно умен, чтобы разжечь огонь. В комнате было жарче, чем обычно, но Джулианне все еще было слишком холодно, на мой взгляд.

Я забрался в кровать рядом с ней, подоткнув одеяло вокруг нас. Не особо задумываясь об этом, потому что я действовал чисто инстинктивно, я обвил ее своим телом.

И вскоре с помощью огня, двух тяжелых одеял и тепла моего тела кожа Джулианны стала теплеть. Ее губы были уже не голубыми, а бледного цвета.

Как только она согрелась, началась дрожь. Ее тело буквально содрогалось от дрожи с головы до ног. Ее зубы яростно застучали, и Джулианна захныкала.

Моя грудь сжалась, когда ее веки распахнулись, и она уставилась на меня ошеломленными и растерянными глазами.

– Киллиан… – слабо пробормотала Джулианна.

Моя рука обвила ее бедра.

– Я здесь, принцесса.

– Холодно, – пробормотала она.

– Я знаю. – Я провел большим пальцем по ее челюсти. – Я собираюсь тебя согреть. С тобой ничего не случится. Я не позволю.

Моя жена еще сильнее прижалась к моим рукам, прижавшись лицом к моему горлу. Знакомая поза ударила меня, как приливная волна, старые воспоминания так жестоко пронзили меня. Но я оттолкнул их.

Ее глаза снова закрылись, и она издала еще один тихий всхлип. Еще одна дрожь пронзила ее тело. Джулианна провела рукой по моей груди, ее пальцы впились мне в плоть. Как будто она отчаянно искала моего тепла.

– Я держу тебя, – заверил я ее, хотя не думал, что она меня слышит.

Через несколько часов я проснулся от беспокойного движения Джулианны, душераздирающих всхлипов и тихих криков. Я не спал несколько часов, наблюдая за ее дыханием; ее озноб превратился в легкую дрожь, пока ее тело не согрелось настолько, что дрожь утихла.

Я даже не понял, что как-то задремал.

Приподнявшись на локте, я изучал Джулианну, чтобы найти ее мокрой от пота, ее лоб был нахмурен от боли, а челюсть сжалась от боли.

Я коснулся ее щеки, чтобы найти ее горячей. Это было бы хорошим знаком, если бы ее не лихорадило.

Чертов ад!

Я встал с кровати, быстро натянул спортивные штаны, которые Самуэль оставил для меня ранее, и позвал Рани.

Она снова вошла в комнату и еще раз тщательно проверила Джулианну.

– У вашей жены лихорадка. Я бы сказала, что это нормально, но вам придется внимательно следить за ней, – мрачно сказала Рани. – Особенно с ее историей эпилепсии, Джулианна будет склонна к судорогам в этом состоянии.

Пожилая женщина окинула меня оценивающим взглядом.

– Я могу остаться с ней, – предложила она.

– Нет, – отрезал я, не успев сдержаться.

Прочистив горло, я жестом велел ей уйти.

– Спасибо, но я сам позабочусь о жене. Я позову тебя, если ты понадобишься.

Рани ушла, дав Джулианне еще один быстрый осмотр. Как только дверь за ней закрылась, я снова забрался в кровать. Она тут же повернулась ко мне, ее тело прижалось к моему. Джулианна перекинула ногу между моей, и ее рука скользнула по моей груди, когда она прижалась своим лихорадочным телом к моему телу.

Беспомощность охватила меня, когда Джулианна страдала от жестокой лихорадки.

Это продолжалось всю ночь, до утра и следующие… четыре дня.

Я оставался рядом с ней, никогда не оставляя ее более чем на пятнадцать минут, и то только для того, чтобы сходить в туалет и быстро принять душ каждый день.

В лихорадочном состоянии Джулианна боролась с кошмарами и галлюцинациями. Чаще всего она плакала во сне. Ее демоны продолжали беспощадно преследовать ее. И даже когда она несколько раз в течение дня приходила в сознание, она всегда была сбита с толку и сонная. Рани каждый день проверяла Джулианну и каждый раз повторяла мне одно и то же.

– Она слишком долго была под дождем, для нее совершенно нормально страдать от такой лихорадки. Она поправится через несколько дней. Дайте ей время вылечиться.

Я ненавидел то, что не мог ничего сделать, кроме как оставаться рядом с ней.

Я чертовски ненавидел то, насколько беспомощным я себя чувствовал.

Весь день я прикладывал к ее лбу холодный компресс. Иногда я стягивал ткань с ее шеи, груди и рук, стараясь не дать ей остыть. Каждый день у нее повышалась температура, затем она снижалась на несколько часов, а затем снова возвращалась.

Пока ее лихорадило, Джулианна пережила три эпилептических припадка и дважды мочилась в постель.

И каждый раз я нес ее в ванну и купал, прежде чем менять простыни на чистые.

На четвертый день ее тело было сухим и горячим. Джулианна издала болезненный стон, ее глаза распахнулись.

– Ты меня ненавидишь? – прохрипела она.

Я напрягся от вопроса. Это был первый раз, когда она обратилась ко мне напрямую с тех пор, как у нее началась лихорадка. У меня перехватило дыхание, когда Джулианна подняла руку и взяла меня за щеку. Ее большой палец прошелся по моей челюсти, а затем по нижней губе.

– Не… ненавидь… меня.

Мое горло сомкнулось.

– Джулианна, – я практически задыхался от ее имени.

Мое сердце сильно забилось в груди.

Это чертовски больно.

Ее слабый голос.

И какой хрупкой она была.

Ее усталые глаза были полны чистого отчаяния.

Вместо ответа я натер ее потрескавшиеся губы вазелином. Как я делал несколько раз за последние четыре дня.

– Пожалуйста, – умоляла она, прежде чем уткнуться лицом мне в шею.

Ее губы коснулись пульса в моем горле. Джулианна тяжело вздохнула.

– Мне нравится… как ты… пахнешь. Это утешает… меня. Не оставляй меня, – тихо призналась она, и в конце ее голос сорвался.

– Ш-ш-ш, я здесь, – успокоил я ее лихорадочное «я». – Никуда не пойду. Ты просто спи и сосредоточься на выздоровлении.

Джулианна издала слабый горловой звук.

– Киллиан…

– Да.

– Я бы хотела... чтобы наша история была другой, – сонно прошептала она. – Я бы хотела, чтобы ты... не ненавидел меня и чтобы... я не лгала тебе. Я бы хотела, чтобы мы могли начать все сначала. Джулиана и Киллиан.

Моя рука обвила ее, моя грудь содрогалась от прерывистого дыхания.

– Я тоже этого хочу, принцесса.

Я не знал, слышит ли она меня, потому что, когда я взглянул на ее раскрасневшееся лицо, глаза Джулианны были закрыты. Она снова заснула.

Я откинулся на подушку, зажмурив глаза.

Почему я был здесь? Какого хрена я вообще делал?

Забочусь о ней... снова сближаюсь с ней, хотя должен был давно покинуть остров.

Я должен был позволить Рани позаботиться о ней.

Я должен был уйти в ту ночь, когда Джулианна рассказала мне свою правду.

Тем не менее, я был здесь.

Я обвинял Джулианну в том, что она мученица, но мы были чертовски похожи.

Я догадался, что у нас обоих была склонность к саморазрушению.

ГЛАВА 25

Киллиан

Я прошел в столовую и обнаружил стол, накрытый на двоих. Это заставило меня остановиться.

В последний раз стол был накрыт для нас с Джулианной до того, как …

До того, как ее правда вышла наружу.

Перед балом-маскарадом.

Она собиралась присоединиться ко мне за ужином?

Мои глаза метались между двумя местами, находя что-то неладное. Но когда меня осенило, я сжал кулаки. Все было в порядке.

На самом деле, то, что было раньше неправильно, было исправлено.

Вместо того, чтобы наши тарелки стояли по обеим сторонам стола, так что мы сидели друг напротив друга, на большом расстоянии друг от друга, наши тарелки теперь стояли рядом друг с другом.

Если раньше я, может быть, и одобрил бы это изменение, то теперь? Не очень. Я хотел затаить ярость, но чем больше времени я проводил с Джулианой, тем больше я позволял себе слабеть перед ней.

Каждый раз, когда я пытался как-то увеличить дистанцию между нами, мы снова притягивались друг к другу.

Шорох позади меня привлек мое внимание, и я уже знал, кто это был. Мое тело узнало ее раньше других моих чувств. Мое сердце подпрыгнуло к горлу, когда я устроился на стуле в конце стола, не оглядываясь на жену.

Джулианна издала тихий горловой звук, прежде чем подойти и сесть слева от меня за столом.

– Привет, – робко сказала она, сложив руки на коленях.

Привет? Это все, что она хотела сказать?

Кем, черт возьми, мы были? Два подростка на нашем первом гребаном свидании?

У меня было на кончике языка сказать ей что-нибудь дерьмовое, убедиться, что она поняла, что, пока я остаюсь рядом с ней в ее лихорадке, это не значит, что я ненавижу ее меньше или уже простил ее.

Но в тот момент, когда я, наконец, взглянул на нее, я забыл все, что собирался сказать.

Мой мозг на мгновение запнулся, как будто я увидел привидение.

И я увидел.

Потому что Джулианна ушла.

А на ее месте была… Грейслинн.

Нет, я был неправ. Это была настоящая Джулианна.

Бледно-русые волосы и красивейшие серые глаза.

Ее черные волосы исчезли, и до меня, наконец, дошло, что Джулианне больше не нужно скрывать свою личность. Ко мне была обращена правая сторона ее лица, целая сторона.

Рядом со мной сидела женщина, в которую я влюбился три года назад.

Та, кто преследовал меня днем и ночью последние три года.

И та самая женщина, которую я оплакивал.

Ком в горле стал больше, и я сглотнул, пытаясь заставить себя думать. Джулианна Спенсер вывела меня из равновесия и заставила пошатнуться.

Ей больше не нужно было ни носить эту черную вуаль, ни прятаться за этими вазами за обеденным столом.

Больше не нужно прятаться.

Без лжи.

Теперь все было открыто.

Ее правда и ее шрамы.

– Ты пялишься, – сказала Джулианна, потянувшись за столовыми приборами.

Я чуть не вздрогнул, но вместо этого моя челюсть сжалась. Я откинулся на спинку стула, скрестив правую лодыжку над противоположным коленом. Мой взгляд лениво пробежался по ее телу. Делая очевидное шоу, проверяя ее. Я увидел дорогое белое платье с пайетками, украшения с рубинами и бриллиантами на ее шее – те самые, которые я подарил ей три года назад во время ухаживания, – и то, как ее платиновые светлые волосы были распущены мягкими волнами.

К ужину она всегда была одета в дорогие платья и украшена драгоценностями. Если она не была украшена бриллиантами, то носила сапфиры, рубины или изумруды. Как будто она хотела что-то сказать, доказать, что она больше, чем то, о чем говорилось в нашем контракте.

Больше, чем просто человеческий сосуд, который должен был нести моего ребенка. Моего наследника.

Но сегодня Джулианна была специально одета, чтобы напомнить мне, что она не что иное, как королева. Моя равная. Она сделала молчаливое заявление, когда решила надеть рубиновый комплект, который я ей подарил.

Джулианна высокомерно вздернула подбородок, и мои губы невольно дернулись. Это было так по– Грейслин с ее стороны. Как я раньше этого не замечал?

Между прошлой и настоящей Джулианной было два многочисленных знакомства. Но я был настолько слеп из-за жажды мести и бурлящей во мне ярости, что никогда не позволял себе замечать сходства.

– Я пялюсь, – протянул я. – Ну и что?

Ее взгляд задержался на мне, и я был потрясен ее вновь обретенной уверенностью. Это была не та женщина, которую я оставил в ее комнате три дня назад.

На пятый день после инцидента с лошадью лихорадка Джулианны, наконец, спала. В этот момент она была в полном сознании, просто усталая и хрупкая. Я до сих пор помню выражение ее лица, когда она нашла меня сидящим на стуле у ее кровати.

Взгляд полнейшей нежности.

А глаза молча и отчаянно просят прощения.

Джулианна, наконец, проснулась, освободившись от мучительной лихорадки, и обнаружила меня сидящим на стуле рядом с ее кроватью. Ее глаза были прикрыты, все еще немного сонными, но я знал, что теперь она полностью проснулась. Полностью в сознании.

Прошлой ночью она сильно потела от лихорадки, и Рани сказала, что, хотя Джулианна на следующее утро будет чувствовать себя дерьмово, она будет более бдительной и сообразительной.

Взгляд Джулианны встретился с моим. Мы смотрели друг на друга, казалось, целую вечность. Время замедлилось, остались только я и она.

Джулианна и Киллиан.

Наше запятнанное прошлое было забыто на секунду.

Джулианна медленно поднялась с кровати и подошла ко мне в бледно-голубой ночной рубашке. Мои кулаки сжались на подлокотниках, чтобы не сделать глупости вроде потянуться к ней.

К моему крайнему изумлению, она опустилась на колени между моими раздвинутыми бедрами.

– Как ты думаешь, что ты делаешь? – спросил я; мой голос груб для моих собственных ушей.

Тихо Джулианна взяла мою руку в свою и поднесла ко рту. Ее губы коснулись центра моей ладони в нежном поцелуе.

Поцелуй с просьбой о прощении.

Безмолвный поцелуй искупления.

– Я все еще не простил тебя, – пробормотал я, чувствуя, как мое сердце забилось в груди от ее легкого прикосновения.

– Прости, – выдохнула она.

Я шагнул вперед, приближая наши лица.

– Ты причиняешь мне боль.

– Мне жаль.

– Я оплакивал тебя, – сказал я ядовитым тоном.

Джулианна вздрогнула.

– Мне жаль.

Мои губы скривились в горькой улыбке.

– Я тебя ненавижу.

– Мне жаль.

В груди у меня загрохотало низкое рычание, когда я вытянул руку и схватил ее за шею. Потянул ее вперед. Она наклонилась ко мне, не сопротивляясь.

Ее дыхание шептало мне на губы, так чертовски близко. Это был момент слабости, когда я наклонился вперед. Мое сердце и мозг хотели двух разных вещей. Но в итоге мое тело победило.

Мои губы накрыли ее губы, целуя ее в тишине. Я не хотел слышать ее слабых извинений, потому что они больше ни хрена для меня не значили.

Было слишком поздно для извинений на три года.

Джулианна ахнула, прежде чем быстро погрузиться в поцелуй. Как будто она ждала этого.

– Я чертовски ненавижу тебя, Джулианна, – прохрипел я ей в губы.

Она всхлипнула и сильнее прижала свой рот к моему. Желание большего. Нужно больше. Потребовалась вся моя сила воли, чтобы вырваться из поцелуя. Я вытер рот тыльной стороной ладони, мои губы горько скривились. Улыбка без тепла.

Ее подбородок дрожал, а глаза наполнились слезами.

Мне было больно, но ради собственного проклятого рассудка я заставил себя уйти от жены.

Это было три дня назад. Как только я узнал, что ее лихорадка прошла, я оставил ее с Рани и Мирай. И больше мы не виделись. До вечера.

Итак, когда она вернула всю свою дерзость?

Джулианна Спенсер снова стала той уравновешенной и острой на язык женщиной, какой она была до бала-маскарада.

– Тебе нравится платье? – спросила она, прерывая мои мысли.

Я разрезал свой стейк на четкие кусочки.

– Белый слишком чистый.

Ее глаза вспыхнули.

– О. Тогда какой твой любимый цвет?

– Красный – цвет крайностей, жена, – сказал я хрипло-спокойным голосом. Я знал, что она делала – пыталась напомнить мне о нашем прошлом. Насколько жестокой она могла быть? – Это много чего. Насилие. Страсть. Гнев.

– Похоть, – выдохнула она. – Соблазнение. Тоска.

– Ты чего-то жаждешь, принцесса?

Нежное слово сорвалось с моих губ прежде, чем я успел подумать дважды. Джулианна, должно быть, уловила мою оговорку, потому что подарила мне одну из своих редких улыбок. Настоящая чертова улыбка.

Но вместо ответа она вернулась к еде. Мы не разговаривали до конца ужина, и столовая была наполнена только тревожным стуком столовых приборов о тарелки.

Джулианна закончила обедать раньше меня и осторожно промокнула уголок рта салфеткой.

– Я жажду спасения, – медленно пропела она, к моему крайнему удивлению. – Но я поняла, что спасение можно найти только в объятиях любимого человека. Спасение – это просто красивое слово для мира и комфорта.

Я цокнул ей языком.

– Ты умнее, чем я думал, жена.

– Спасибо. Такой приятный комплимент от тебя.

– Может, тебе стоит просто принять комплимент, вместо того, чтобы разбрасываться этой дерзостью, – невозмутимо сказал я.

Она изогнула идеальную бровь, глядя на меня.

– Похоже, тебе нравится моя дерзость, муж.

– Я предпочел бы послушную жену, жена.

– Лжец, – выдохнула она, уголки ее губ приподнялись.

Я ударил вилкой по тарелке, мои вены похолодели, и я затрясся от ярости.

– Мы оба знаем, кто лжец в этом браке, – выплюнул я, сжав кулаки над столом.

Джулианна вздернула подбородок, не раньше, чем я заметил вспышку горя в ее серых глазах, но она быстро скрыла это.

– Я вполне ожидаю, что ты будешь бросать мне в лицо наше прошлое при каждом удобном случае.