Текст книги "Эвтаназия? Эвтелия! Счастливая жизнь — благая смерть"
Автор книги: Ласло Бито
Жанр:
Публицистика
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 22 страниц)
Замедленная жизнь
У ряда млекопитающих известно еще одно подобное смерти состояние, способствующее выживанию. Определенные, так называемые гетеротермные виды животных с помощью высокоразвитого механизма приспособления могут неделями, а то и месяцами обходиться без пищи, пребывая в промежуточном состоянии между жизнью и смертью. Примером может служить американский сурок (Marmota monax), грызун, который зимой в норе под землею сбрасывает температуру тела с обычных 37–38 градусов Цельсия до 4–5 градусов, то есть почти до точки замерзания. Дыхание, кровообращение, обмен веществ животного замедляются до такой степени, что сурок и не испытывает нужды в питании.
Известны и более мелкие виды сурков европейских (Marmota marmota), обитающих в Альпах и Карпатах, но что касается Центральной и Восточной Европы, то там больше наслышаны о зимней спячке медведей, хотя это состояние нельзя назвать промежуточным между жизнью и смертью. Медведи действительно спят, температура тела снижается у них всего лишь на несколько градусов. Трудно вообразить, что громадный, стокилограммовый медведь способен из состояния мнимой смерти (при температуре тела 4–5 градусов) раз-другой возвратиться к нормальной жизни – взглянуть, не кончилась ли зима: ведь разогрев такого огромного тела потребовал бы больше энергии, нежели удалось бы сэкономить при охлаждении до температуры, близкой к точке замерзания.
Мне ужасно хотелось знать, способны ли сурки и подобные им животные, находясь в жестком режиме экономии энергии, когда большинство биологических функций замирает или снижается до уровня, несовместимого с нормальной жизнью, – так вот, способны ли они сохранять химические обменные процессы, особенно необходимые для жизнедеятельности чувствительных нервных клеток глаз и мозга. В обычных условиях их химическая среда регулируется с максимальной точностью, причем в основном с помощью механизмов, требующих расхода энергии.
При исследовании этой проблемы мне довелось пережить немало интереснейших впечатлений, а одно из них было прямо-таки ошеломляющим. Мы раздобыли более десятка американских сурков и поместили их в университетской лаборатории, в камеру с нулевой температурой. И вскоре же приступили к наблюдениям над гибернацией: сначала температура тела подопытных животных снизилась до 25–30 градусов, затем вернулась к 36–37. Затем на несколько часов она опустилась до 15–20 градусов, после чего снова чуть повысилась. Похоже, зверьки прикидывали и взвешивали, позволяют ли внешние условия погрузиться в состояние (предположительно бессознательное) полной беззащитности – скажем, от проникающих в их нору хищников. Ведь чтобы «прийти в себя», суркам требуется не менее получаса, пока в организме перегорит часть накопленного жира и согреет двух-трехкилограммовое тельце, вернув ему двигательные способности. Возможно, однако, что мнимая смерть в некотором роде защищает сурков – скажем, от привередливых хищников, которым холодная пища не по нутру.
Переохлаждение – поистине удивительное состояние! От смерти его может отличить лишь специалист, да и то с помощью аппаратуры. Взяв в руки первого зверька, который наконец позволил своему организму охладиться до четырех градусов, я не мог поверить, что он живой. Ведь даже под глубоким наркозом животное выказывает определенные признаки жизни, но этот – никаких! Я стал опасаться, не погиб ли сурок, но, взяв у него кровь на анализ, успокоился – настолько насыщенные кислородом, ярко-красные были первые капли, втянутые шприцем. Но затем я едва не выронил быстро наполнившийся шприц: было полное впечатление, что он обжигает руки. Я настолько привык к обычной температуре крови у живых млекопитающих, что перепад в тридцать с лишним градусов мой мозг воспринял не как леденящий холод, а, напротив, как обжигающий жар. В дальнейшем я много размышлял над этим поразительным состоянием, пытаясь определить, к чему оно ближе – к жизни или смерти.
* * *
Здесь самое время упомянуть об эставации, хотя у меня и нет никакого личного опыта, связанного с этой формой анабиоза. В подобном состоянии, еще более безжизненном, чем гибернация, некоторые позвоночные (к примеру, лягушки) в условиях резко континентального климата переживают безводный период года, а то и затяжную засуху, которая может длиться несколько месяцев. Тела животных высыхают наподобие мумии, зачастую теряя более 60 процентов влаги. Когда пруды и даже лужи пересыхают, животные зарываются в ил и в состоянии кажущейся полной безжизненности пребывают там до той поры, покуда просочившаяся с поверхности земли влага не подаст им сигнал: пора возвращаться к жизни. При чтении литературы об этом интереснейшем способе адаптации, при виде фотографий животных, высохших наподобие мумий, мне как-то раз пришла в голову парадоксальная мысль: возможно, именно наблюдая за эставационными способностями животных, приспособившихся к жаркому сухому климату, древние египтяне сочли целесообразным сохранять тела усопших в целостности. Они верили, что если сохранить форму тела, пусть даже из него ушли соки жизни, то человек еще не умер.
Стало быть, существуют пограничные состояния, выработанные в процессе естественного отбора некоторыми видами животных как способ выживания. Возможно, подобные физиологические механизмы действуют и в человеке, только не так наглядно.
Искусственное охлаждение человеческого тела вошло в повседневную медицинскую практику для защиты клеток центральной нервной системы: во время хирургического вмешательства, а также, например, после инсульта или сердечного приступа. Снижение температуры тела (до 31–33 градусов и не дольше, чем на сутки-полтора) достигается с помощью обкладывания льдом. Допустимо предположить, что и уровень понижения температуры, и продолжительность охлаждения будут возрастать, хотя, конечно, человеку не угнаться за сурком. Но суть заключается в том, что даже однодневная гипотермия является промежуточным состоянием между жизнью и смертью.
Таким образом, смерть, или конец бытия, с точки зрения биологии процесс неоднозначный, вот разве что естественный «конечный продукт» всегда один и тот же: полное разложение тела на неорганические вещества. В Древнем Египте это считалось признаком полной и окончательной смерти. Если этого удавалось избежать, то есть если мумия сохраняла вид, напоминающий живого человека, то, по представлениям древних египтян, усопший не безвозвратно покинул мир живых.
Согласно другим верованиям, даже полное разложение тела всего лишь временное состояние, поскольку в день Страшного суда восстанут все мертвые. К биологии, однако, эти представления неприменимы. Тем не менее в последующих главах нам неизбежно придется затронуть тему жизни после смерти, ведь именно вера в загробную жизнь помогает многим людям (в каждой культуре по-своему) справиться со страхом смерти, примириться с мыслью о неотвратимом конце.
Из процесса умирания нередко вычленяют предсмертные ощущения, в которых некоторые усматривают духовную природу, а то и вовсе трансцендентное явление. По мнению других, это лишь последняя физиологическая стадия стрессовой реакции мозга, которую запомнил человек, вернувшийся к жизни после клинической смерти. Источником или, во всяком случае, «местом действия» этого переживания может быть только мозг, поскольку память есть функция мозга. Более того, человек вспоминает не только о своих эмоциональных впечатлениях (которые, конечно же, могут быть и духовного происхождения), но и о свете, зрительных образах, голосах, словах; все они, даже если и всецело трансцендентного происхождения, могли возникнуть лишь благодаря деятельности мозга.
Стоило бы исследовать, могут ли эти явления целиком быть порождением мозга. Если это так и речь идет о физиологическом механизме, то, поняв его, можно ли будет фармакологическим путем вызвать эйфорию смерти, дабы она стала уделом каждого?
Физиологическая основа предсмертных ощущений
В последние годы даже в авторитетнейших медицинских журналах все чаще стали появляться статьи по исследованию предсмертных ощущений, о их визуальном и звуковом содержании, психологическом воздействии и предполагаемом механизме протекания. Между тем, вероятно, люди всегда их испытывали, и не исключено, что в какой-то мере присущи они и животным. Известно, к примеру, что намеченная хищником жертва старается убежать, спастись во что бы то ни стало, но, попав ему в когти, встречает смерть с поразительной покорностью.
Чем больше мы узнаем о самих себе и о братьях наших меньших, тем очевиднее становятся наши общие свойства, хотя проявляются они неодинаково – у каждого вида по-своему. Некоторые биологические явления мы прежде подмечаем у себя, другие сначала распознаем в животных, но рано или поздно всегда признаем наше несомненное сходство. Функции головного мозга благодаря нейрохирургии сначала были определены у человека, а затем путем электрофизиологических экспериментов было подтверждено аналогичное расположение соответствующих центров у различных млекопитающих, а в случае более примитивных реакций – даже и у рептилий.
В исследовании предсмертных ощущений мы пока что не дошли ни до их объективного анализа, ни до воспроизведения экспериментальным путем. Поэтому даже время, когда именно начинается процесс, вызывающий эти ощущения и память о них, удается установить, что называется, задним числом. Не поддается определению и число переживших подобный опыт во время клинической смерти, в нашем распоряжении есть лишь статистика о количестве людей, запомнивших свои впечатления.
В четырех голландских больницах были опрошены 344 пациента, которым удалось «запустить» отказавшее сердце и вернуть к жизни. Из них лишь 18 процентов сумели описать – с разной степенью подробности – свои предсмертные ощущения. Авторы исследования – Pim van Lommel, Ruud van Wees, Vincent Meyers и Ingrid Eefferich – в солидном научном медицинском журнале («Lancet», 2001. 15.12) дают понять, что вряд ли это явление физиологического свойства, потому что в противном случае каждое аналогичное физическое состояние – скажем, кислородное голодание мозга при остановке сердца – всякий раз вызывало бы такие же ощущения. (Подобная аргументация сродни утверждению, что аллергия на дикую коноплю – не иначе как мистическое явление, ведь не у каждого возникает реакция на цветочную пыльцу.)
Правда, до открытия механизма аллергии люди не подозревали, что ее вызывают невидимые вещества в окружающей среде. Прежде и аллергию – подобно любой хвори или напасти – считали наказанием Божьим, впоследствии же стали приписывать ей психическое происхождение. Разумеется, как при большинстве болезней, в случае аллергических заболеваний имеют значение и психические факторы, однако аллергия возникает в результате сложного взаимодействия многих обстоятельств, физиологический механизм которых изучен. В наши дни большей частью они поддаются фармакологическому воздействию – возможно ослабление симптомов, а иногда даже излечение больного.
Предположим, все, чье сердце на несколько минут останавливалось, переживали сходные ощущения. Но с какой стати думать, будто бы каждый способен вспомнить их, придя в себя, и сохранять в памяти до момента интервью? Ведь и без таких сильных стрессов многие точно так же не помнят, что было вчера или напрочь забывают выученный урок!
Приближение смерти, возможно, вспоминается человеком как сон. Ведь и сны когда-то относились к области мистического, но теперь почти при каждом крупном медико-исследовательском центре действуют лаборатории сна и сонного состояния, где целыми ночами наблюдают за физиологическими параметрами пациентов или подопытных объектов. Поэтому точно известно: не каждый, у кого были отмечены признаки сновидений, наутро мог вспомнить, что ему снилось. Однако испытуемые, которых будили в тот момент, когда движение глазных яблок и прочие параметры сигнализировали: снится сон, пересказывали свои сны в мельчайших подробностях. А способность воспроизвести увиденное во сне зависит вовсе не от содержания сновидений; память испытуемых порой не срабатывала даже в тех случаях, когда данные исследований указывали на сны стрессового характера.
Пока что нам неизвестны признаки, указывающие на наличие у человека предсмертных ощущений, и нет возможности зафиксировать их. Но поскольку изучением этого явления кое-где уже занялись, вероятно, рано или поздно искомый эффект будет выявлен путем установления участвующих в этом мозговом процессе характерных химических веществ – допамина, эндорфинов, энкефалинов, катехоламинов и др., – а также по увеличению их концентрации в мозговой жидкости и, возможно, в крови. Учитывая, что исследования подобного рода стремительно развиваются, пожалуй, долго ждать не придется.
К примеру, полстолетия назад большинство химических веществ, влияющих на мозговую деятельность человека, нам вообще не было известно, а сейчас мы не только знакомы с механизмом воздействия многих из них, но и разрабатываем медикаменты, помогающие их регулированию и лечению различных психических заболеваний. Дерзну с некоторой долей цинизма заметить, что при нынешнем меркантильном настроении умов даже на ускоренное развитие научных исследований в области физиологии предсмертных ощущений можно было бы рассчитывать лишь в том случае, если бы попутно достигалась какая-либо материальная выгода. Скажем, если предоставление – на полном законном основании – легкой смерти человеку будет сопряжено с эйфорией, вызванной фармакологическими средствами. Или же если окажется, что хотя бы слабая вспышка подобной эйфории (вызванной искусственным путем) благотворно подействует на больных определенными психическими либо соматическими заболеваниями.
Иные медики-исследователи, возможно, склонны мистифицировать этот феномен еще и потому, что неясно, каким образом мог он возникнуть в процессе эволюции, коль скоро (по нашему мнению) не играл явной роли в процессе размножения и сохранения вида. Ведь с этим явлением «облегчения смерти» за редким исключением человек сталкивается лишь в пострепродуктивный период.
Однако существует в нашей жизни – в гораздо более ранний ее период – такое стрессовое событие, которое способно вызвать физиологическую реакцию, близкую к предсмертной. Событие, которое происходит с каждым из нас: появление на свет. Зеркальное отражение нашего ухода из жизни. Рождение человека – это связанный со стрессами процесс, в результате которого плод покидает надежное дотоле прибежище, теперь превратившееся в тесную темницу. Глаза жаждут света, и младенец устремляется к нему. Однако путь по родовому каналу медлен и долог, а зачастую и сопряжен с нехваткой кислорода, приводящей к травмам, затрагивающим прежде всего мозг, что характерно для предсмертного состояния. Механизмы, с помощью которых человек без видимого физического и психического ущерба переносит стресс рождения, наверняка играют значительную роль в выживании рода человеческого.
Но если механизмы эти выработаны ходом эволюции для того, чтобы облегчить наше появление на свет, то не исключено, что при уходе из жизни они зачастую вновь активизируются. Зачастую? Наверное, в большинстве случаев, если, конечно, мозг не гибнет в одно мгновение при несчастном случае. Спрашивается, в чем заключается изначальная функция механизма, облегчающего появление человека на свет (а кстати, и уход его из жизни), и почему она закрепилась в процессе эволюционного отбора? По всей видимости, здесь приходят в действие, активизируются определенные химические вещества-посредники (медиаторы) или локальные гормоны, обеспечивающие защиту мозга от нехватки кислорода.
Можно предположить, что эйфория, испытываемая вернувшимися к жизни, является лишь результатом побочного действия этого своеобразного коктейля из медиаторов и гормонов. Но даже если это так, мы все равно должны быть благодарны природе за ее вспомоществование и должны научиться оптимально использовать этот механизм для смягчения страха смерти, для оказания помощи ближним в достижении легкой смерти. Похоже, люди, возвратившиеся с рокового порога, помнят или не помнят о пережитом состоянии блаженства и умиротворения лишь в зависимости от того, когда (в какой момент возрождения к жизни) вступил в действие сохраняющий или стирающий воспоминания механизм. Сколь бы ни был сложен механизм, вызывающий предсмертные ощущения, при желании его наверняка можно разгадать – как удавалось доселе понять секрет многих, принимавшихся нами за мистические, явлений.
В то же время ряд научных трудов и большинство собранных свидетельств по-прежнему доказывают, что предсмертные ощущения «внетелесны», они – не явление биологического свойства, а представившаяся возможность заглянуть в загробное бытие… Если бы это предположение подтвердилось, тем более следовало бы изучить тот биопсихологический механизм, посредством которого наш мозг способен вступать в контакт с миром, находящимся вне нас и недоступным нашим органам чувств.
Не менее интересно было бы для ученых-специалистов проследить, существует ли в животном мире такой вид, представители которого в течение всей жизни способны ощущать и в любой момент вступать в контакт с недоступными нашим ощущениям силами, с иными формами бытия и состояниями сознания. Эта мысль не лишена оснований, ведь в животном мире есть явления, которые превосходят уровень наших познаний, а подчас и силу нашего воображения. Взять, к примеру, навигационные способности перелетных птиц или (не всегда зафиксированные документально) истории кошек и собак, возвращающихся домой, даже если их увозили за сотни километров в чужое место в завязанном мешке.
А еще известны животные, которые, состарясь, с поразительным спокойствием и покорностью принимают смерть и обстоятельства, ведущие к их гибели.
«Добровольная смерть» в животном мире
В качестве поразительного примера «добровольной смерти» в животном мире не раз приводили и приводят «массовое самоубийство» леммингов. Случаи, когда эти маленькие зверьки тысячами бросались в воду и погибали, объясняли естественной инстинктивной реакцией, корректирующей поголовье зверьков, когда их число становится чрезмерно большим. Бесспорный факт, что эти обитающие в северных краях грызуны необычайно плодовиты: по мнению некоторых наблюдателей, популяция леммингов за год может увеличиться тысячекратно. В давние времена даже было распространено поверье, будто бы лемминги иногда дождем сыплются с неба. Однако столь же неоспоримый факт, что порой их численность в некоторых местах обитания падает почти до нуля.
Иногда лемминги действительно тысячами бросаются в воду, но отнюдь не с целью самоубийства: если популяция разрастается до такой степени, что в ареале иссякает пища, начинается массовое переселение леммингов. Случается при этом, что большие массы животных скапливаются у преграждающей путь реки, и тогда, подталкивая друг друга, зверьки вынуждены бросаться в воду. Однако лемминги хорошо плавают, и большинство из них благополучно добирается до другого берега реки, куда простоватые натуралисты не догадались за ними последовать.
Легенда о леммингах-самоубийцах привела к тому, что явление это послужило сюжетом одному из фильмов Уолта Диснея (а может, поверье и распространилось-то благодаря фильму). Впоследствии выяснилось, однако, что «White Wilderness» («Белая глушь») – типичная фальшивка. Оператор фильма – Джеймс Саймон – нанял в Канаде индейцев, которые по 25 центов за штуку отловили для него сотни леммингов, а затем направляли их к камерам таким образом, чтобы насильственное подталкивание выглядело массовым переселением. А в другой сцене животных принудили броситься со скалы в море.
Из этого можно извлечь лишь один урок: не следует верить всему, что видишь на экране; камеры способны предоставить нам любое, самое невероятное зрелище.
Случаи, когда десятки китов находили мертвыми на берегу океана, до недавнего времени тоже считали массовым самоубийством. С тех пор выяснилось, что нередко ориентировочной способности китов мешает мощный сонар, применяемый в современном морском судоходстве. Высказывалось также предположение, что ориентация вожака была нарушена в результате какого-то заболевания (вирусной инфекции?), а остальные животные следовали за вожаком и попадали на мелководье, где им уже было не развернуться, и их выбрасывало на берег.
Часто из-за сезонного оскудения пищи в ареале обитания стаи огромных животных вынуждены совершать массовые миграции, как, например, травоядные в Африке. В таких случаях животным приходится даже подвергать свою жизнь смертельной опасности – перебираться через кишащие крокодилами реки. Здесь речь идет о риске во имя выживания, а вовсе не о намеренном самоубийстве. Среди жизнеспособных особей примеры тому крайне редки.
Единственным исключением во всем тварном мире является человек. Однако до массовых самоубийств дело доходит крайне редко, лишь при соответствующем «промывании мозгов» и под воздействием фанатизма (речь идет о сектантах).
Зато нередки случаи случаи, когда животные в конце жизни добровольно выбирают смерть. У высокоразвитых видов одряхлевшее животное (или не такое уж старое, но, скажем, самец, утративший доминирующие позиции в сообществе и сделавшийся ненужным) покидает стадо или стаю, обеспечивающие каждой особи надежное и в известной степени осмысленное существование, и, став одиночкой, вскоре погибает. Инстинктивное поведение такого рода наверняка желательно с точки зрения сохранения вида, в особенности если речь идет о добровольном выбывании особей, которые не способны участвовать в сплоченной защите стаи или в совместной охоте – словом, тех, кому за стаей не угнаться.