Текст книги "Лесная невеста (СИ)"
Автор книги: Лариса Петровичева
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 13 страниц)
Он мрачно кивнул. Когда мы шли к лифту, я чувствовала, как в Виланде пульсирует сила – тяжелая, темная.
Выживем ли мы, если будет взрыв?
Сейчас в Виланде не осталось ничего от человека, с которым я провела ночь. Любящий, нежный, искренний мужчина исчез без следа. Хотя… сейчас он ненавидел Ульриха вполне искренне.
Лифт вынес нас в просторный холл на первом этаже, где шла самая обычная деятельность крупного медицинского центра. За полукруглой стойкой регистрации стояла секретарша, разбирала красные и зеленые папки и одновременно говорила по телефону, какие-то люди, одетые в такие же белые рубашки и брюки, как и мы с Виландом, спешили по делам, изредка заворачивая к автомату с кофе – словом, шла та жизнь, которая выглядела спокойной и привычной.
И не скажешь, что мы находимся в глухом лесу.
От группы людей отделился мужчина, в котором я не сразу, но узнала Хаммона – настолько приличным, почти цивилизованным он выглядел после всех вчерашних приключений. Подойдя к нам, он взял меня под локоть и, старательно не глядя в сторону Виланда, произнес:
– Идемте, доктор Рихтер. Вас ждут в лаборатории.
– В какой лаборатории? – мрачно осведомился Виланд, который явно не хотел меня отпускать, особенно с таким спутником, как Керн Хаммон.
– Не имею права докладывать, – так же мрачно сообщил Хаммон, по-прежнему не глядя на Виланда, и мы быстро пошли по коридору мимо одинаковых светло-серых дверей с номерами. Мелькнула табличка «Отдел некроформирования», и я вздрогнула.
– Куда мы все-таки идем? – поинтересовалась я. Хаммон открыл передо мной дверь и, пропустив меня на лестницу, ответил:
– Здесь нет прослушек. Расскажи, что я должен сделать, когда…
Я поднялась на несколько ступенек так, чтобы стоять выше Хаммона. Он смотрел на меня так, словно я одна на всем свете понимала его и могла спасти.
– Готтлиб знает? – уточнила я. Хаммон кивнул.
– Он все про нас знает. Так что?
– Ты понимаешь, что они с Ульрихом могут снять любую твою защиту? – спросила я. Хаммон сокрушенно кивнул. Должно быть, вспомнил наше с ним общение в гостиничном номере Бьюрена.
– Я поставлю блок, – сказала я, вспомнив одно из заклинаний Кодекса Зигфрида. – Но ты сегодня же должен уехать отсюда в столицу. Сможешь?
Хаммон снова кивнул. Он готов был убраться к черту на рога, не то, что в столицу, лишь бы подальше от Ульриха.
– Блок сработает, когда ты въедешь в город, – продолжала я. – А в столице ты пойдешь по адресу… – я прищурилась, вспоминая. – Улица маршала Хотти, восемнадцать. Потребуешь аудиенции у генерала Хайнса…
– Смеешься?! – лицо Хаммона дрогнуло, изменилось так, будто он доверял мне, а я плюнула ему в лицо. Собственно, у его хозяев это была привычная манера поведения. – Я в международном розыске, твой генерал Хайнс меня там же за задницу подвесит.
Где-то хлопнула дверь, но на лестницу никто не вышел.
– Ты скажешь ему вот что, – ответила я, не обращая внимания на слова Хаммона. – Доктор Рихтер передает привет Томату на память о Глохенхайме. Напоминает, что однажды он обещал ей любую помощь. Керн Хаммон ее связной, он нуждается в защите и помощи. Скоро я подам знак для действия по форме «Гутта».
Хаммон послушно повторил все, что я ему сказала. У генерала Хайнса была кличка Томат – при малейшем волнении он краснел так, что делался похожим на спелый помидор. Проект, в котором я работала, назывался «Глохенхайм», но всего этого Хаммон, конечно, не знал.
Но этого было достаточно, чтобы защитить его и спасти нас. Что бы ни задумал Виланд, я все равно хотела подстраховаться.
– Томат – это и есть тот генерал? – уточнил Хаммон. Я кивнула.
– Да, но если ты кому-нибудь об этом скажешь, он точно повесит тебя за задницу.
– Понятно, – ответил Хаммон. – Ладно, надеюсь, все получится. Это и правда невыносимо. Что я должен сделать?
Я вопросительно подняла бровь.
– Для чего?
Хаммон одарил меня сердитым взглядом. Я подумала, что напрасно дразню его. Такие, как Хаммон, способны нарезать таких, как я, на ломтики, а потом завялить и съесть с пивом.
– А, блок. Я его уже поставила. Чувствуешь холодок в голове?
Хаммон нахмурился и вдруг улыбнулся, словно ему вдруг сделалось настолько легко, что он готов был оторваться от земли. Я понимающе кивнула: заклинание внутреннего слова действовало именно так. А блок, который не позволит никому из хозяев «Имаго» отследить его, действительно включится в тот момент, когда Хаммон въедет в город.
Мне нужно было подстраховаться.
– Да, – улыбка Хаммона стала еще шире. – Чувствую. Я все сделаю, не волнуйся.
– А генерал Хайнс обеспечит тебя убежищем, – ответила я. – Что теперь?
Мы поднялись на третий этаж и вышли в широкий белый коридор, в котором было всего две двери. Хаммон подошел к одной из них и негромко произнес:
– А теперь держись. Удачи.
За дверью располагался просторный кабинет, отдаленно напоминавший стоматологический. Такое же большое кресло с нависшими над ним тонкими щупами из незнакомого мне оборудования, большой стол врача с открытым ноутбуком, шкафчик с инструментами и препаратами. За столом расположился Готтлиб – увидев меня, он обернулся и доброжелательно произнес:
– А, дорогая Инга! Наконец-то!
Дверь бесшумно закрылась, и я обреченно подумаю, что бежать некуда. Возможно, когда генерал Томат приедет в этот лес, то найдет лишь тень без лобных долей мозга вместо меня.
– Что вы собираетесь делать? – поинтересовалась я, стараясь говорить, как можно спокойнее. Готтлиб улыбнулся и произнес:
– Окончательно привести вас в «Имаго». Привести к совершенству, доктор Рихтер. Садитесь.
Делать было нечего. Я села в кресло, вольно вытянула ноги и осведомилась:
– Тут что, зубы лечат?
Готтлиб вопросительно поднял бровь. Возможно, он ожидал другого вопроса и иной реакции.
– У вас болят зубы? – ответил он вопросом на вопрос. Я развела руками.
– Слава богу, нет. Но обстановка похожа.
Готтлиб усмехнулся. Пробежался по клавишам, и на экране ноутбука открылся текстовый файл, украшенный моей фотографией. Официальное инквизиционное досье – когда-то я очень хотела заглянуть в него.
Потом мне стало все равно. Я не узнала бы о себе ни нового, ни хорошего.
– Доктор Инга Рихтер, ведьма уровня Каппа, – произнес Готтлиб. Сдвинул очки на кончик носа и вдруг действительно стал похож на доброго врача. – Не буду ходить вокруг да около. Вы интересны для «Имаго» по двум причинам. Вас можно трансформировать в ведьму более высокого уровня – это первое. С Каппой мы еще не работали. А второе – вы нравитесь своему куратору, а это никогда нельзя недооценивать. Понимаете?
Надо было сориентироваться как можно скорее и не наделать при этом ошибок. Да, я нравлюсь Ульриху, он говорил об этом в открытую. Да, Готтлиб уже предлагал мне скачок в уровне, и я отказалась.
Но теперь…
Я вдруг подумала, что Готтлиб может сделать меня человеком – но только человек Инга Рихтер вряд ли на что-то сгодится ее старым знакомым в министерстве обороны. И случись что, ее никто не будет вытаскивать из неприятностей.
Вспомнилось, как Ульрих советовал любым способом отбояриться от предложений Готтлиба. Но сейчас, сидя в его кабинете, я понятия не имела, как это сделать – и нужно ли это делать.
– Понимаю, – кивнула я. – Но вроде бы вам понравилась решимость Арна Виланда? И его желание занять место Ульриха в «Имаго»?
Готтлиб негромко рассмеялся.
– Знаете, как говорят на востоке, знакомый бес лучше незнакомого. Я пока плохо представляю, как именно господин Виланд сможет заменить Ульриха. Он решителен, во многом фанатичен, но этого все-таки недостаточно.
Все правильно. Выродок Арн был свирепым псом, который охотился на ведьм. Такова была его слава и жизнь. Его не считали тем, кто способен хитрить и добиваться своей выгоды.
Иногда прямолинейность и предсказуемость становятся грехом.
– Хорошо, – кивнула я и указала на аппарат, который нависал над креслом. – Это больно?
Готтлиб усмехнулся. Ему нравилась моя решимость, и я видела, что пока все идет так, как надо. На самом краю моего сознания подрагивала золотистая нить: Хаммон попрощался с «Имаго», и его внедорожник ехал через лес к границам заповедника.
– Раньше было больно, – ответил Готтлиб. – Когда я только начинал, приходилось работать вручную. А сейчас так, легкий дискомфорт. Как будто вас обстрекало крапивой.
– Кто вы сами, доктор Готтлиб? – поинтересовалась я. – Если уж я ложусь под ваш аппарат, то имею право на правду.
Он понимающе кивнул. По панели на аппарате пробежали красные огоньки, налились зеленым. Кабинет наполнила приятная музыка – что-то расслабляющее, восточное.
Это действительно было предложение, от которого невозможно отказаться. Если бы я стала упрямиться, то меня принесли бы под этот аппарат насильно. Готтлибу нужна моя покорность, и готовность к совместной работе – залог моего выживания.
– Я был ведьмаком уровня Мют, – ответил Готтлиб, мечтательно улыбнувшись. – Потом все убрал, добавил метарола. А потом избавился и от него, стал человеком. Впрочем, оставил себе ряд нужных способностей.
– Ученые всегда проводили эксперименты на себе, – сказала я, чувствуя, как волосы по всему телу вдруг выпрямились ершом. Вроде бы ничего особенного не происходило, но мне казалось, будто во мне что-то плывет.
Или я сама превратилась в огромную рыбину, которая скользит в толще неведомых вод?
Музыка сделалась громче – какое-то время в мире не было ничего, кроме музыки и воды. И я плыла, и все во мне плыло, и я была рыбой, которой предстояло выйти из океана и покорить сушу.
Вот чем была магия – океаном. Если бы Арн был здесь, то наверняка чувствовал то же самое. Вспомнилась ночь, которую мы провели в объятиях друг друга, вспомнилось все, что он делал для меня с момента нашей встречи, и я вдруг испугалась, что забуду обо всем, когда преображение завершится.
«Я не люблю тебя. Но я за тебя боюсь».
Голос Арна прозвучал настолько отчетливо, будто он стоял рядом с креслом. Я попробовала посмотреть, но не увидела ничего, кроме волн.
– Арн? – позвала я. – Ты здесь?
– Инга? Где ты? Почему я тебя слышу? – спросил Арн и вдруг осекся. Я испугалась, что неуловимая связь между нами исчезла, но он вдруг произнес: – Готтлиб тянет тебя к уровню Мют и… нет. Ты уже Окулус. И рост продолжается.
Я по-прежнему ничего не чувствовала. Просто плыла в воде и музыке, мне не было ни страшно, ни больно. Но в голосе Арна звенел страх.
– Окулус, – повторила я. – Редкая рыба, да?
Можно было и не спрашивать. Ведьмы уровня Окулус почти не встречались в этом веке. Исключительная редкость, недостижимое могущество – и разрешение на незамедлительное убийство, если ведьма совершит ошибку.
Я могла бы пускать реки вспять и переставлять местами города. И получила бы пулю от Ульриха.
«Сейчас самое время испугаться», – подумала я, но страх так и не пришел. Зато в груди возникло какое-то неудобное, давящее ощущение, словно кусок встал поперек желудка. Вода забурлила, вскипела, и меня стало бросать на волнах, как игрушку.
– Инга! – услышала я крик Арна. – Он тебя тянет на Эпсилон! Инга, сопротивляйся!
Выродок Арн Виланд никогда не мог бы кричать с таким страхом. Он никогда бы не боялся за меня, потому что всю жизнь убивал ведьм, а не щадил их. Так какая ему разница, что я стану Эпсилоном – чистым безумием, которым владеет лишь бескрайняя, неутолимая жажда уничтожения?
– Инга… – произнес Арн. Его голос прыгал и дробился у меня в ушах, он говорил и говорил, но слова уже не имели смысла. Я стала тем существом, которому не нужно речи.
Я стала тем, кто говорит на языке древней тьмы и смерти.
Вода бурлила, и волны расступались. Меня наполнял огонь и ярость. Меня тянуло куда-то вверх – я ничего не видела, но чувствовала, что там – моя добыча. Там мягкие и безопасные двуногие существа, на которых я буду охотиться. У них нежное мясо и густая сладкая кровь, у них хрупкие кости, которые так приятно будет разгрызать…
– Инга.
Что такое инга? Кто такая инга? В висках шумела и пульсировала кровь, чужой голос причинял боль, чужая сила куда-то тащила.
– Инга. Возвращайся. Ты нужна мне, слышишь? Инга, я тебя люблю.
И в следующий миг я очнулась в кресле Готтлиба – трясущаяся, насквозь промокшая от пота, оглохшая. Готтлиб, нависавший надо мной, упирался ладонями в подлокотники и выглядел так, словно это не меня, а его только что протащило на уровень…
– Хиат, – произнесли мы в один голос, и Готтлиб выдохнул, всматриваясь в мое лицо:
– Я планировал остановиться на Окулусе. Что вы помните, доктор Рихтер?
– Воду, – выдохнула я. Мне по-прежнему казалось, что эта вода до сих пор плещется во мне, обнимает, влечет куда-то… Готтлиб понимающе кивнул.
– Все верно. Странно, что вас вытянуло настолько высоко. Уровень Хиат – уникальная вещь. Я встречал такой только один раз.
Уникальная вещь. Все верно. Я не человек – я лишь инструмент для достижения чужих целей.
И как смешно, что человека во мне увидел только Выродок Арн. Смешно и как-то нелепо, что ли.
Волны сомкнулись надо мной, и наступила тьма.
* * *
Первым, что я услышала, когда начала приходить в себя, был голос Ульриха:
– …исключительной ценности. Да. Когда вы в последний раз видели ведьму уровня Хиат?
Вместо ответа я услышала дальний шум воды и испугалась, что преображение начинается снова. Чья-то рука прижала мое запястье к прохладной ткани простыней, и Ульрих произнес:
– Да. Проваливается. Не контролирует уровень. Ладно, перезвоню.
Ладонь стало жечь. Я открыла глаза и увидела белые стены своей комнаты и Ульриха, который сидел на краю кровати и с заметным усилием вдавливал свою ладонь в мою. Над нашими руками парили завитки зеленого тумана, складывались в знакомую вязь.
Он снова ставит печать?
Меня бросило в жар – такой жестокий и пронизывающий, что в самом его сердце таился холод. На какое-то мгновение боль в руке закрыла весь мир. Я вскрикнула, попыталась отдернуть руку – Ульрих бросил на меня свирепый взгляд и прорычал:
– Тихо!
Я зажмурилась. Боль в руке все нарастала, печать проникала под кожу, и ощущение волн, что до сих пор мягко качали меня, постепенно отступало. Что-то во мне закручивалось огненными спиралями, сопротивлялось, пыталось отбросить Ульриха в сторону – но он не сбавлял напора, и пламя, что поднималось во мне ревущей стеной, улеглось и растаяло.
Зеленый дым наполнил комнату непроницаемой завесой и вдруг растворился, словно его и не было. Я обмякла на кровати, завороженно глядя, как пылающие нити печати втягиваются под кожу. Ульрих провел ладонями по лицу, стирая пот.
– Готово, – негромко произнес он. – Потерпи, сейчас будет полегче.
Он был бледен и выглядел так, словно весь день работал на стройке, таская камни. Должно быть, это требует немало сил – обуздать ведьму уровня Хиат. К тому же, Ульрих никогда этого не делал.
Его некому было обучить. Но он справился.
– Готтлиб об этом знает? – поинтересовалась я. Ульрих покосился на меня, не понимая, о чем я говорю, а потом кивнул и ответил:
– Знает. Сам попросил меня об этом.
Это уже становилось интересным. Готтлиб попросил Ульриха поставить мне печать и вновь сделаться моим куратором – а Виланда просто аккуратно отстранили. Вряд ли даже поставили в известность о том, что со мной сделали.
Знакомый бес лучше незнакомого. Готтлиб не доверял Виланду – и правильно делал. Я бы очень сильно удивилась, если бы он поступил иначе.
Нас допустили в «Имаго». Но еще не факт, что нам разрешат пройти дальше стойки регистрации.
– Где Виланд? – спросила я. Ульрих криво усмехнулся. Осторожно, словно боялся спугнуть, дотронулся до моей щеки – прикосновение отдалось ударом тока по всему телу.
И вот теперь мне стало по-настоящему страшно – тем страхом, который поднимается из первобытных глубин души, не подчиняется разуму и не дает дышать. Я попробовала пошевелиться – и не смогла. Тело сделалось каким-то тяжелым, неловким и чужим.
– Как я и говорил, – произнес Ульрих, не сводя с меня пристального взгляда. – У сестры. Готтлиб разрешил им встретиться.
– Как себя чувствует Кира? – спросила я, неотрывно глядя в лицо Ульриха. Пока мы смотрели друг на друга, он ничего со мной не делал, и я боялась разорвать этот контакт.
Я понимала, что Ульрих добивается того, чего хочет. И сейчас, после той ночи, что была у нас с Арном, это было действительно невыносимо.
– Отлично, – улыбнулся Ульрих. – Я же говорил, волноваться не о чем. Готтлиб стабилизировал ее сознание, она прекрасно себя чувствует. И с ребенком все в порядке. Наш друг получил свое, и, я полагаю, теперь он счастлив.
Ну разумеется. Именно за этим Виланд и проделал такой долгий путь. На какое-то мгновение мне сделалось обидно. Арн нашел сестру, родного человека, а Кира нашла разум. И только я осталась одна – и меня, к тому же, изувечили.
Сейчас я могла воспринимать рост уровня только как увечье, с которым мне предстояло жить дальше.
Я закрыла глаза. Усилием воли взяла себя в руки. Все было правильно, все шло так, как и должно было идти. Пальцы Ульриха по-прежнему гладили меня по щеке – вот это казалось мне намного опаснее.
– Может, уберешь руку? – предложила я. Попробовала сесть, и, к моему удивлению, это у меня получилось. Ульрих не удерживал – просто отстранился. Смотрел на меня, и в его глазах плавали веселые искры.
– У меня исключительно серьезные намерения, – заверил куратор. Я усмехнулась, показала ему ладонь.
– Разумеется. Уровень Хиат подлежит уничтожению сразу после вычисления. В нашей ситуации, наверно, ежедневному контролю куратора.
Во мне все дрожало и звенело. Я чувствовала, чего сейчас хочет Ульрих, и собиралась отбиться от этого любой ценой. Не ради возможного будущего с Арном – я понимала, что во многом наша ночь была лишь средством сбросить напряжение.
– Правильно, – улыбнулся Ульрих. Протянул руку, с какой-то семейной заботой застегнул пуговицу на моей рубашке. – Так что нам с тобой теперь предстоит исключительно близкий контакт.
Конечно. Именно к этому все и шло. Я знала о ведьмах, которые спят с кураторами за ряд приятных привилегий, но никогда не собиралась входить в их число.
– Вы берете женщин исключительно силой, господин Ванд? – нарочито равнодушно спросила я. – Или шантажом?
Ульрих усмехнулся. Его взгляд сделался спокойным и холодным, как у человека, который всегда добивается того, чего хочет.
– Напрасно вы так, доктор Рихтер, – сухо сказал он. – Я всегда относился к вам с исключительным уважением.
Мне захотелось расхохотаться в голос. Уж чего-чего, а уважения в наших отношениях никогда не было. Инквизитор по определению не уважает ведьму, он просто использует ее, когда…
В ушах поднялся шум, и комната соскользнула в сторону. Когда я опомнилась, то обнаружила, что Ульрих лежит на кровати, а я успела оседлать его и вжать его руки в сбившиеся простыни.
И в этом не было ничего от страсти. Я стала хищником, а Ульрих жертвой – и я готова была рвать его глотку, а он это прекрасно понимал.
– Ты мой куратор? – голос, прозвучавший в комнате, был хриплым и холодным, чужим, не моим. – Курируй. Будем делать общее дело, раз мы с тобой такие хорошие друзья. Мы друзья, да?
Я не видела – чувствовала, как надо мной плывут зеленые искры. Ох, если мой друг генерал Хайнс увидит, в кого меня превратил Готтлиб – из шкуры вон выпрыгнет, лишь бы заполучить такую силу.
– Конечно, – ответил Ульрих. Мягко, спокойно, чуть ли не ласково – то ли он сразу понял правила игры, то ли искренне наслаждался тем, что происходило. – Мы друзья, Инга.
Мне вдруг захотелось укусить Ульриха за щеку. Просто ради того, чтобы попробовать на вкус его кровь.
– А раз мы с тобой такие друзья, – прохрипела я, не выпуская его рук, – то и давай дружить. И я тебе яйца оторву, если ты меня хоть пальцем тронешь. Понял?
По стене протянулась густая темная тень – что-то горбатое, жуткое, не имеющее отношения к человеку. Ведьма уровня Хиат.
Ужас, накативший на меня ледяной волной, был таким, что я едва не потеряла сознание. Не знаю, как я удержалась. Не знаю.
– Я понял, – ответил Ульрих с прежним спокойствием. – Я все понял, Инга. Мы договорились.
Я выпустила руки куратора, сползла с него и скатилась с кровати на пол. Больше всего мне хотелось сейчас забиться под эту кровать, закрыть голову и никогда оттуда не выбираться. Спрятаться, скрыться – как бешеное животное, которое забивается во тьму, прячась от людей и зная, что скоро бросится на них.
Во мне сейчас плескалось безумие, и я боялась, что не смогу удержать его. Еще немного – и я потеряла бы себя и никогда не смогла бы вернуть. Я стала бы тем изувеченным несчастным существом, которому место лишь в закрытой палате психиатрической клиники.
Для меня все закончилось бы и никогда не воскресло.
Кажется, я заскулила от страха. Сунула в рот кончики пальцев, прикусила. Надо опомниться, Господи, надо опомниться и не сойти с ума, я же смогу, я справлюсь, я по-прежнему Инга Рихтер, а не горбатое чудовище…
– Инга! Ох ты ж дьявольщина… Ну ничего, ничего, это бывает. Сейчас, потерпи.
Ульрих выволок меня из-под кровати, привалил к стене, как мешок тряпья или манекен. Не осознавая до конца, что делаю, я протянула ему вторую руку.
– Печать, – прошептала я. – Ульрих, ставь вторую печать. Третью, десятую… Удержи меня.
Он понимающе кивнул, и я разрыдалась. Реальность ускользала прочь, стены вырастали до неба и рассыпались каменной крошкой, я больше не была собой, я…
Кругом был лес. Темный, не знавший света, наполненный шагами и голосами тех, кто умер до появления людей. Я шла по узкой тропинке в самое сердце мрака, красная ткань плаща тянулась по земле, и затхлый воздух застревал в легких. Белые тени волков мелькали за стволами. Когда-то так шла и Кира – во тьму, в надежде, что после нее будет свет.
– Еще немного, – услышала я голос Ульриха. – Сейчас сработает. Просто потерпи еще чуть-чуть.
Правую ладонь обожгло, и лес наполнился волчьим воем.