Текст книги "Лесная невеста (СИ)"

Автор книги: Лариса Петровичева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 13 страниц)

Глава 9

– Ничего, скоро все будет в порядке. Надо просто немножко потерпеть.

Лицо женщины, которая склонилась надо мной, казалось смутно знакомым, хотя я была уверена, что мы никогда не встречались. Около пятидесяти, очень красивая и очень ухоженная, она была похожа на актрису. Снималась бы в каком-нибудь триллере о безумных ученых и сверхсекретных базах.

– Потерплю, – ответила я. Посмотрела по сторонам и обнаружила, что сижу в кресле-каталке, а от правой руки тянется трубка капельницы. Женщина отошла, села за такой же стол, какой был в кабинете Готтлиба, и принялась быстро-быстро вносить данные в ноутбук.

За окном сгустилась темень. Надо же, целый день прошел. Я вдруг поняла, что Виланд так и не появился. Мы расстались с ним возле стойки регистрации, и он будто бы окончательно остался в прошлом.

Жив ли он? Что с ним делают? Или все в порядке, он наконец-то с сестрой, и теперь ему просто все равно, что со мной происходит? Я уже не тот инструмент, который ему нужен…

Незнакомка посмотрела куда-то за меня и добавила уже без малейшего следа вежливости в голосе:

– Ты тоже хорош, Ульрих. Четыре печати! Кто это выдержит?

«Четыре печати», – повторила я. Да, неудивительно, что теперь приходится сидеть с капельницей. Помнится, после первой я несколько дней провалялась пластом. Зато голова теперь была свежей и ясной – я всмотрелась в себя и обнаружила лишь чистый разум, без малейшей примеси безумия.

– Так было нужно, Эвга, – услышала я голос своего куратора – усталый и какой-то надтреснутый. И это тоже неудивительно: постановка печатей отнимает силы и у инквизиторов.

Особенно, если пытаешься обуздать ведьму уровня Хиат. И у тебя это все-таки получается.

– Я сама попросила его, – ответила я и тотчас же осеклась. Эвга? Эвга Виланд?

Так вот почему она кажется мне знакомой! Я вижу в ее лице черты Арна и Киры. Мать Арна, та самая ведьма… я с трудом смогла сохранить невозмутимый вид.

Женщина прикрыла глаза, улыбнулась и кивнула, словно прочитала мои мысли.

– Вы могли умереть, доктор Рихтер, – сказала она. – Вас спасло чудо.

– Я могла потерять разум, – медленно проговорила я. – Это пугает меня намного сильнее смерти.

Эвга улыбнулась. Вынула из кармана маленькое стекло на металлической ручке, похожее на увеличительное, посмотрела на меня сквозь него и одобрительно кивнула.

– Конечно, – сказала она. – Вы по долгу профессии понимаете, чем это чревато. И я очень вам благодарна за то, что вы пытались помочь Кире. Это было именно то, что нужно.

Я не увидела, но почувствовала, как напрягся Ульрих. Обернулась к нему – он стоял у стены, сохранял спокойный и независимый вид, словно ничего не случилось.

Я вспомнила свое желание укусить его за щеку и поежилась. Насколько же близко Готтлиб подвел меня к тому краю, за которым уже не было ничего – ни возврата, ни надежды.

Эвга была права – мое возвращение действительно оказалось чудом.

– Я сказала Арну, что вы оставили их потому, что спасали, – сказала я, пристально глядя в лицо Эвге. Что чувствовала эта женщина, когда была вынуждена практически сбежать из дома и устоявшейся жизни? Каково ей было вспоминать о покинутых сыне и дочери?

И каково ей было видеть, как ее ребенок постепенно превращается в Выродка Арна, гонителя и чудовище? А ведь Готтлиб наверняка держал Эвгу в курсе биографии детей. И она знала и об отношении Арна к ведьмам, и о Большой охоте…

Лицо Эвги дрогнуло, словно я зацепила что-то очень важное в самой глубине ее души. Она убрала руки с клавиатуры и какое-то время сидела молча, будто пыталась понять, стоит ли мне доверять.

– Откуда вы знаете, доктор Рихтер? – спросила она. Я пожала плечами. Ульрих отступил от стены и осторожно отсоединил капельницу.

Он косился на меня с опаской, и мне это понравилось. Хотя с таким количеством печатей я все равно ничего не смогла бы сделать.

– Я ведьма, – ответила я. – А ни одна ведьма не бросит своих детей просто ради гулек. Дети для нас в каком-то смысле сверхценность, вопрос выживания. А вы – бросили. Значит, вас заставило это сделать нечто очень важное.

Эвга бросила взгляд в сторону Ульриха. Усмехнулась.

– Дедрик сказал, что если я не присоединюсь к «Имаго», то он убьет Арна и Киру, – с горечью призналась она. – Я была куколкой… вы знаете, что это такое?

Я кивнула.

– Куколка была сверхценностью для проекта, – продолжала Эвга. – И я решила не проверять, насколько Дедрик серьезен.

– Более чем, – заметила я. – Я убедилась, что он слов на ветер не бросает. Вы уже видели Арна?

На какое-то мгновение лицо Эвги сделалось темным и безжизненным, и я поняла, что она боится. Ей было страшно встретиться с тем мальчиком, которого она оставила вечером в детской, страшно увидеть, каким он стал – и понимать, что во всем этом есть ее вина.

– Вы ни в чем не виноваты, Эвга, – искренне сказала я. – Вас вынудили так поступить и не оставили выбора.

Эвга понимающе кивнула и дотронулась до лица, словно пыталась закрыться от меня.

– Вы говорили с ним об этом, – произнесла она с полуутвердительной интонацией. Я кивнула.

– Он понял, почему так получилось, – ответила я. До прощения дело еще не дошло – прощение вообще сложная вещь, и оно не всегда случается прямо сразу. Но понимание – это огромный шаг к нему.

Кто-то открыл дверь в кабинет. Я обернулась: Арн вошел сюда так, словно его тянули за невидимые нити, и с каждым шагом они рвались, оставляя его один на один с прошлым и настоящим.

Лицо Эвги смялось, превратившись в маску отчаяния, боли и любви. По щеке прокатилась слеза. Арн подошел к столу и медленно-медленно опустился на пол и взял мать за руку.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Мне хотелось закрыться от них – так же, как Эвга минуту назад пробовала заслониться от меня. Но я продолжала смотреть.

Эвга сползла со стула и почти упала рядом с сыном. Обняла его, слепо ткнулась губами в макушку.

– Мальчик мой, – услышала я и обернулась на Ульриха.

Тот понял меня без слов и бесшумно выкатил кресло в коридор.

До лифта мы добирались в молчании. Я с трудом сдерживала слезы. Когда лифт открыл двери на нужном этаже, то Ульрих сказал:

– А он даже не посмотрел в твою сторону.

Это прозвучало, как издевка. Дескать, посмотри своими глазами, что на самом деле важно для того, кого ты по глупости стала считать близким человеком. Сестра и мать – вот и весь его мир.

Ты можешь сражаться за свой разум и жизнь, всю твою суть могут и будут менять и рвать так, как сочтут нужным – Арну Виланду до этого нет дела. А вот доброму куратору Ульриху – есть.

Я не ожидала ничего другого. Все это было очень предсказуемо.

Возможно, Ульрих полагал, что я сейчас пролью слезу. Но я не собиралась играть на его поле.

– Он видел меня утром, – равнодушно заметила я. – А мать не видел двадцать лет. Считал ее мертвой. Ульрих, так и должно быть. В этом нет ничего необычного или неправильного.

Ульрих хмыкнул. Толкнул дверь моей комнаты, вкатил кресло и помог мне разместиться на кровати. Только сейчас я почувствовала, что сегодняшний день выпил из меня все силы. Хотелось просто лежать и не шевелиться. Растечься по кровати медузой и спать, спать… Ульрих заботливо укрыл меня одеялом и сказал:

– Честно говоря, не думал, что этот день кончится.

– Я тоже, – призналась я. Ульрих понимающе кивнул.

– Отдыхай, – сказал он. – Завтра все будет намного проще.

Честно говоря, я не могла с ним согласиться.

* * *

Я проснулась от того, что на мою кровать кто-то сел – осторожно, словно боялся спугнуть. Потом меня с той же осторожностью взяли за руку – я открыла глаза и увидела Арна.

Он ничем не напоминал того человека, который совсем недавно встретил меня в Тихих холмах. Мягкий, растерянный, позволивший себе быть слабым, сейчас бывший Выродок стал тем, кем был бы без той жизни, которую посвятил войне и ненависти.

Теперь Арн стал настоящим, хорошим, порядочным человеком. Живым, а не статуей, заледеневшей в своей ненависти.

И таким он мне нравился намного больше.

– Как ты? – негромко спросил он. Я улыбнулась, прислушалась к тому, что творилось у меня в душе и теле, и удивленно обнаружила, что чувствую себя вполне неплохо. Слегка ныло в животе, вот и все. Пройдет с первой же чашкой кофе.

Печати Ульриха едва заметно покалывали ладони и руки у локтей – сдерживали бродившую во мне силу. Я невольно ощутила благодарность. Могла бы сейчас бегать по лесам и выть, распугивая волков…

– Хорошо, – так же негромко ответила я. – А ты?

Арн улыбнулся – все, кто его знал, никогда бы не поверили, что он способен улыбаться вот так, горько, светло и искренне. Это была одновременно его и не его улыбка.

– Я не знаю, – признался он. – Моя мать жива. Не могу в это поверить.

Да, Эвга Виланд была жива. Должно быть, они говорили всю ночь, и теперь Арн не знал, как будет жить дальше с тем, что долгие годы ненавидел свою мать и посвятил себя истреблению ведьм – мать, которая все это время спасала жизнь ему и сестре.

Это был тяжкий груз, который ему предстоит нести дальше.

– Вы поговорили, – сказала я с полуутвердительной интонацией. Попробовала сесть, и по телу прокатилась волна слабости, напоминая, что мне пока лучше не геройствовать.

Готтлиб превратил меня в самую сильную ведьму в мире. Возможно, что и в истории. И слава богу, что Ульрих смог запечатать эту силу и не дать ей лишить меня разума.

– Да, – кивнул Арн. – До утра. Ты знаешь… я теперь понятия не имею, что делать дальше со своей жизнью.

Я понимающе кивнула.

– Вас обоих использовали, Арн, – уверенно сказала я. Сочувствие и понимание во мне были густыми, как восточное вино. – И тебя, и твою маму изувечили и сломали. И все, что вы сейчас можете друг для друга сделать – это отомстить тому, кто с вами так поступил.

Арн ухмыльнулся и на мгновение превратился в того самого инквизитора, которого я встретила несколько дней назад. То, что он так старательно растил в себе все эти годы, не уйдет из него просто так, за несколько часов. Ему предстоит жить с этим до конца. Запирать двери для прошлого и холодными декабрьскими ночами слушать, как оно стучит, пытаясь выбраться.

Я знала, что он справится. Он умел не только ненавидеть.

– Иногда я думаю, – негромко признался Арн, – что Готтлиб – это тот самый злой гений, которого надо будет уничтожить, и все закончится. Отрубить дракону голову.

Закончится? Как бы не так! Готтлиб – главная фигура в «Имаго», но фигура заменяемая. Он не просто безумный ученый, который сшивает монстра из человеческих останков в полуразвалившейся башне. Убрать Готтлиба – придут его спонсоры, крайне заинтересованные в дальнейшем развитии проекта и поставят на место покойного доктора Дедрика кого-нибудь другого. Машина «Имаго», вся эта человеческая мясорубка, будет работать и дальше. Сначала, конечно, медленнее, чем сейчас, а потом…

– Но я понимаю, что это ничего не изменит, – вздохнул Арн. – Вместо одной срубленной головы вырастет другая, вот и все.

Я невольно вздохнула с облегчением. Здравый смысл его не покинул, и это было очень хорошо. Инквизитор Арн Виланд всегда все продумывал до мелочей, и это давало нам надежду.

– Это, конечно, прозвучит невероятно, – сказала я. – Но нужно уничтожить то, что дает им всем работу. Основу проекта «Имаго».

Арн посмотрел на меня так, словно я сказала невероятную глупость, но затем его взгляд изменился. В нем появилось уважение и понимание – я высказала то, о чем он думал этой ночью, когда говорил с матерью.

– То, о чем говорил Готтлиб, – добавила я. – Помнишь? Мир без ведьм и инквизиторов. Мир, в котором все – зауряды. И никакого метарола и кефамина.

Арн прикрыл глаза. Кивнул.

– Направленная пси-волна, – произнес он. – То, чем Хаммон вырубил всех нас в Тихих холмах, перед тем, как забрать Киру.

Что еще мне нравилось в Арне, так это то, что он всегда размышлял в нужном направлении, независимо от того, что при этом чувствовал, и насколько гадко у него было на душе.

– Помню, – кивнула я. – Хотите соединить ее с аппаратами Готтлиба? И ударить по миру?

Арн усмехнулся.

– У нас, во-первых, нет такой установки, и я не знаю, где ее взять. У Хаммона был портативный вариант, и он вряд ли им поделится. А нам нужна боевая машина, – сказал он. – И не существует таких, которые накрыли бы всю планету. Иначе здесь ходили бы люди не в белых халатах, а в форме.

Интересно, каким станет его лицо, когда я скажу, что как минимум знаю, где можно раздобыть такую установку? И при грамотном подходе ведьма моего уровня действительно сможет… Нет, дальше думать было слишком жутко.

Я перестала бы быть ведьмой. Просто женщина, психотерапевт, без особенностей и грехов, которая может спокойно жить в мире без зла и унижений. Сколько людей избавились бы от страхов и ненависти? Сколько людей нашли бы счастье? Мир, в котором можно не бояться того, что на тебя в любой момент начнут охоту, счастливый, идеальный мир…

– Ты удивишься, – задумчиво сказала я. – Но у нас будет такая установка.

Выражение изумления на лице Арна было почти комичным. Он нахмурился, удивленно посмотрел на меня: шучу? Издеваюсь над ним?

«Безнадежно, – сказал внутренний голос. – Генерал Хайнс никогда не пойдет с вами в одном строю. Его вполне устраивает наличие того врага, с которым можно сражаться до конца времен».

Впрочем, зачем мне сам генерал, когда нужна лишь установка для генерации пси-волны? Я понимала принцип ее работы и знала, как именно ее усилить.

У нас могло получиться.

– Инга, ты не перестаешь меня удивлять, – признался Арн. – У тебя есть друзья среди военных?

– Не друзья, – неохотно призналась я, понимая, что все-таки придется рассказывать правду. – Бывшие коллеги, которые готовы прийти на помощь.

Волков было десять. Стоя у края просторного вольера, я смотрела, как они со знанием дела расправляются со свиной тушей. Хищники – пусть я прекрасно понимала, что эти белые сильные существа не вырвутся из вольера, но все равно смотреть на них было жутко.

Кругом был лес – давящий и мрачный даже сейчас, в довольно светлый и теплый день. Готтлиб разрешил нам прогуляться к вольеру – он говорил о волках со сдержанной гордостью и любовью, но мне почему-то казалось, что ему просто нравится держать животных в неволе и владеть ими.

В любой момент он мог сделать с ними все, что ему захочется.

– Почему именно волки? – поинтересовалась я. Арн, который стоял рядом со мной, неопределенно пожал плечами.

– Они нравятся Готтлибу. Почему – это уже вопрос скорее к тебе, как к психотерапевту.

Некоторое время мы молчали, потом Арн произнес:

– Знаешь, я и представить себе не мог, что ты связана с военными. Причем настолько плотно, что такие люди, как генерал Хайнс, у тебя в друзьях и помощниках.

– Нам повезло, – невозмутимо ответила я. – Это дает нам хоть какие-то шансы выжить.

Один из волков завладел куском мяса пожирнее, отволок его в сторону. Я смотрела, как он ест, и знала, что нужно делать, чтобы добыть установку. Благо мой личный волк уже запущен к генералу.

– Я предполагал, что ты можешь быть с кем-то связана, – сказал Виланд. – Но второй человек в министерстве обороны… Удивительно.

– Ничего удивительного, – сказала я, стараясь говорить максимально невозмутимо. – Полагаю, что все сильные ведьмы с кем-то сотрудничают. Ульрих поставлял таких Штефану Морави… да мало ли, кому еще. Вспомни, кого ты уничтожал, и какой у них был уровень.

Арн нахмурился. Я знала, что надавила на ту часть его души, которая стала болеть в последние несколько дней – ту самую часть, которую звали совестью. Это не могло не радовать. Пока в человеке звучит голос совести, он живет. Он остается человеком, а не выродком.

Но профессионал взял верх – и Арн сказал так, словно докладывал начальнику:

– Мелкие, честно говоря. Все незарегистрированные ведьмы были на низком уровне. Кто посерьезнее, вроде тебя – все с регистрацией.

– Конечно, – усмехнулась я. – Потому что все работают с солидными людьми, а там проблемы не нужны.

Никакой банкир или военный не подпустит к себе ту ведьму, которую не сдерживают печати. А для работы вполне хватит заклинаний из кодекса Зигфрида – и его используют намного шире, чем говорят даже таким, как Арн Виланд.

– Должно быть, ты не думала, что однажды установка, которую ты создавала, вырубит тебя, – предположил Виланд. Волки расправились с мясом и легли отдыхать – красивые даже теперь, с окровавленными мордами и лапами.

– Я ее не то что бы создавала, – поправила я. – Теперь нужно ее украсть. Хаммон уже в столице, его надо просто направить в нужное место.

Арн усмехнулся.

– Представляю, что начнется, – сказал он, – когда обнаружат, что машинке приделали ноги.

Я тоже усмехнулась.

– Эта машинка может вырубить все население планеты, когда я за нее возьмусь, – хмуро сказала я. – И это будет правильно.

Арн кивнул.

– Мир без ведьм, – сказал он. – Мир, в котором все люди – зауряды. Он, конечно, потеряет часть своего обаяния. Но…

Мир без волшебства – я даже представить себе не могла, каким он будет. Конечно, скучнее – но мне хотелось надеяться, что и справедливее тоже. Хотя я по долгу профессии понимала людскую природу: людям надо назначать кого-то виноватым, а потом бежать за ним с вилами.

Кто станет не таким, как все, когда ведьмы и инквизиторы превратятся в заурядов?

– Он будет лучше, – уверенно сказала я, и Арн кивнул.

– Чем займешься, когда все закончится?

Мне захотелось рассмеяться – я вдруг вспомнила физиономию директора Майнцмана, который обязательно помчится снова приглашать меня на работу в клинику. Специалисты моего уровня на дороге не валяются. И теперь-то он будет исключительно вежлив и мил – такой, как со всеми остальными.

– Вернусь в свою клинику, – ответила я. – Или не вернусь. Открою пекарню, например. Любишь яблочные пироги?

Арн улыбнулся – той самой светлой и обаятельной улыбкой кинозвезды, которая когда-то бросала женщин к его ногам. Я прекрасно понимала, что скоро все закончится. Даже если мы выживем и вернемся к нормальной жизни, то у нас больше никогда не будет никакого «Мы». Просто опасная ситуация свела нас вместе – и больше ничего. Мы с Арном слишком разные, чтобы быть вместе после того, как опасные приключения подойдут к концу.

Лучше не задумываться и не мечтать. Потом будет проще расставаться.

– Люблю. Испечешь мне, когда все закончится?

Я посмотрела на него и поняла, что он не верит в то, что мы выберемся из всего этого живыми. По большому счету, путь Арна Виланда был закончен. Он нашел сестру, он встретился с матерью, которую считал мертвой, ему пришлось пройти опасную и долгую дорогу к самому себе…

Он не знал, что делать потом. Кем быть, чем заниматься, чему посвятить свою жизнь и что вообще делать с жизнью?

– Постараюсь, – улыбнулась я. Покосилась в сторону исследовательского центра, который нависал над лесом и казался каким-то ненастоящим. – Но мне понадобится твоя помощь.

Арн понимающе кивнул. Сейчас он был похож на военного, который ждет приказа. Я с каким-то внутренним неудобством подумала, что стала главной в нашей странной паре.

– Что нужно сделать? – спросил он.

– Ты должен будешь достучаться до Хаммона, – ответила я. – Именно ему придется угонять для нас установку… я скажу, как это сделать. А потом…

Мне не хотелось об этом говорить. Сама мысль внушала мне холодный ужас – я понимала, что все может кончиться именно тем, чего я больше всего боюсь.

– Потом, когда установка прибудет, ты снимешь мои печати, – продолжала я и сама удивилась тому, насколько спокойным был мой голос в тот момент, когда во мне все дрожало и звенело от страха. – Я активирую обе установки, машину Готтлиба и запуск пси-волны.

Ведьма моего уровня действительно могла бы накрыть планету и все изменить. Оставалось надеяться, что я не сойду с ума и выживу.

Что еще мне оставалось, кроме надежды?

– Хорошо, – понимающе кивнул Арн. – Но как нам добраться до машины Готтлиба так, чтобы нас не подстрелили по пути? Вдобавок еще и с грузом?

Я вспомнила, как Эрна Виланд смотрела на сына. Она станет тем третьим, кто нам так нужен.

Потому что ее жизнь тоже была сломана, а душа изувечена. Потому что она тоже хотела мстить.

– Твоя мать нам поможет, – твердо сказала я. – И вот еще что, Арн. Пообещай мне, что выполнишь мою просьбу. Дай слово.

Складка между бровями Арна стала глубже, словно он понял, о чем именно я говорю.

– Что я должен сделать? – спросил он.

– Если все это изменит меня слишком сильно, – проговорила я, – или лишит разума… То ты должен меня убить.

Несколько пронзительно долгих мгновений Арн молчал – а потом вдруг порывисто обнял меня, растерянно поцеловал в висок. Мне захотелось разрыдаться – потому что это действительно было прощание, и в эту минуту он меня любил.

– Обещаю этого не допустить, – услышала я его шепот. – Мы выживем, Инга. Поверь мне.

* * *

Мы смогли приступить к делу только вечером.

После возвращения от вольеров с волками Арн отправился к Готтлибу: они обсуждали ту работу, которую ему предстояло сделать для «Имаго». Готтлиб планировал частично заменить Ульриха: Арну предстояло приводить в проект новых ведьм. Не пустячки уровня «Альфа» – Готтлибу нужны были ведьмы посерьезнее.

– Даже без регистрации, – сказал Арн перед тем, как мы расстались. – Он говорит, что у меня в этом большой опыт.

Я усмехнулась. Что верно, то верно – Арн Виланд работал как раз с незарегистированными ведьмами, которые скрывались от инквизиции.

– Когда он планирует забросить тебя в столицу? – спросила я. Арн пожал плечами.

– Через неделю, полагаю. Надо окончательно сформулировать мою легенду… где я был все это время.

– Можно сказать, что ты преследовал меня, – предложила я. – Предполагал, что я имею отношение ко второму похищению Киры. Как она, кстати?

Лицо Арна помрачнело.

– Я боюсь за ребенка, – признался он. – Что с ним будет, когда все начнется?

Я понятия не имела, что ему ответить. Насколько я понимала, работа двух установок затронет только ведьм и инквизиторов, а не заурядов. Сколько этих ведьм сейчас беременны? Что с ними случится, выживут ли они вообще?

– Ну… можно, конечно, подождать до родов, – сказала я, и мой голос прозвучал растерянно. Я сама не знала, почему выбросила из своих расчетов Киру.

Может, потому, что не видела ее все это время. И забыла о ней за своими заботами и бедами.

Я думала, что мне станет стыдно – но не стало.

– Нет, – ответил Арн, и я поняла, что это решение ему дорогого стоило. – Лучше все сделать сейчас. Не дать ему шанса сломать чьи-то жизни.

Когда мы подошли к входу в здание «Имаго», то я негромко задала вопрос, который не мог не интересовать:

– Чей это ребенок?

Арн нервно усмехнулся.

– Анонимный донор, – ответил он. – Готтлиб хотел отследить процесс беременности у «куколки», это важно для его работы, – Арн провел ладонью по лицу и спросил: – Мерзко звучит, правда?

Я понимающе кивнула. Да. Мерзко. Люди не должны становиться подопытными кроликами.

Вечером, после того, как лампы в наших комнатках стали угасать, напоминая, что сотрудникам «Имаго» пора отдыхать, Арн пришел ко мне, и я невольно заметила, что он бледен.

– Завтра меня отправляют в столицу, – сообщил он.

Уже завтра! Я готова была поклясться, что Готтлиб что-то почувствовал и решил нас разделить. Что ж, так даже лучше. У Хаммона будет помощник – все-таки добывать установку в одиночку и перевозить ее через всю страну довольно трудно, даже если ты опытный и бывалый.

– Он решил развести нас в разные стороны, – сказала я. Мы сели на кровать, и в тихом вечернем сумраке мне вдруг показалось, что у меня еще не было никого ближе и роднее Арна. Даже муж – теперь я понимала, что он всегда был немного чужим.

Я знала, что это пройдет. Что однажды – может быть, очень скоро – мы с Арном действительно разойдемся в разные стороны. Но сейчас я чувствовала, как невидимая тонкая игла пришивает нас друг к другу – быстро-быстро, крепко-накрепко. От Арна веяло живым теплом, и я не хотела с ним расставаться.

– Скорее всего, – согласился Арн. – Меня облекли доверием, а тебя дали в награду Ульриху, чтобы он не обижался за понижение в ранге.

Я презрительно фыркнула. Не собиралась я быть никакой наградой, тем более, для господина Ванда. Да и он вряд ли собирался как-то на меня посягать – после того, что произошло в этой комнате, я надеялась, что потеряла для Ульриха всякий интерес.

– Значит, ты уедешь, – сказала я. – Так даже лучше. Вот что надо будет сделать…

И я подробно рассказала Арну о доступе на базу, в которой хранится установка. Конечно, мои данные могли устареть, но это было намного лучше, чем ничего. В столице Арн встретится с Хаммоном, и действовать они будут уже вместе.

А я буду работать здесь, с Эвгой. И нам предстоят дела чуть ли не сложнее.

– Я понял, – кивнул Арн, когда я закончила объяснения, и признался: – Никогда бы не подумал, что стану работать вместе с Керном Хаммоном.

– В его делах еще надо разобраться, – сказала я. – Возможно, часть из них были продиктованы Ульрихом и «Имаго».

Арн снова кивнул и, мягко обняв меня, произнес:

– Не хочу о них говорить. Пока больше не надо. Ты уже думала о том, что мы будем делать дальше?

Мне захотелось прижать руку к его губам, чтобы он замолчал. Потому что у нас не будет никакого «дальше», его просто не может случиться. Но я лишь удобнее устроилась в объятиях Арна – больше всего мне сейчас хотелось продлить эти мгновения тепла и душевного родства.

– Честно говоря, не думала об этом, – вздохнула я, и Арн усмехнулся.

– Мне казалось, ты всегда все продумываешь до мелочей.

– Я думала о тебе то же самое, – рассмеялась я.

Готтлиб наверняка знал, что сейчас мы вместе. На мгновение мне сделалось страшно: я вдруг подумала, что Арн может не добраться ни до какой столицы. Люди Готтлиба просто убьют его, как только он выедет за ворота центра, и бросят тело волкам. А с меня потом снимут печати и окончательно доведут до безумия.

Просто чтобы посмотреть, как это может выглядеть.

– Ты боишься, я чувствую, – сказал Арн. Обнял меня крепче, так, словно хотел слиться со мной в единое существо – в этом движении было столько любви и тепла, что мне захотелось плакать от нарастающей безграничной нежности.

– Боюсь, – кивнула я. – За тебя, за себя… Иногда мне начинает казаться, что у нас нет выхода. Что ничего не получится.

Я тотчас же осадила себя, напомнив, что должна сохранять спокойствие в любой ситуации. Что бы ни случилось, я не должна говорить о своих страхах. Мне следует быть уверенной и в себе, и в окружающих, и заражать этой уверенностью всех остальных. Но Арн снова поцеловал меня в висок и ответил:

– Я понимаю. Мне тоже страшно, но я знаю одну вещь.

– Какую же?

– После всего этого мы с тобой поедем на море. Целый месяц в хижине на побережье… ну или в самом дорогом отеле. Будем лежать под пальмами, любить друг друга и ни о чем не волноваться.

Между нами и морем стоял Готтлиб, проект «Имаго» и Ульрих, который никогда не упускал своего. Но в эту минуту я вдруг расслабилась и искренне, всем сердцем поверила, что однажды мы с Арном будем идти по берегу моря, держась за руки, и закатное небо над нами обретет золотые и розовые оттенки, и в мире не будет никакого зла.

– Любить друг друга? – улыбнулась я. – Мне это нравится. Давай начнем прямо сейчас.