Текст книги "Ведьма для генерала (СИ)"
Автор книги: Лара Снежина
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 15 страниц)
Вот как спокойно и складно всё рассказала. Ясно и доходчиво. Наверное, потому что её совершено не смущал этот взгляд, который будто на весах тебя взвешивал, будто всё подмечал, помогая своему владельцу выносить тебе молчаливый приговор.
Потому что сидевший напротив меня человек, окутанный мягким светом свечей в густеющих сумерках, привык всех судить и оценивать, привык командовать и распоряжаться.
А ещё наверняка привык добиваться желаемого, потому что в ответ на объяснение Тусенны кивнул и произнёс.
– Ну а перевязывать-то вам не запрещено? Любую чёрную работу делать, с которой и походный лекарь справится. Выбитую руку вправить, глубокую рану зашить, отвар от лихорадки приготовить? Это может пригодиться в наших-то условиях. Мы всё-таки в Тахтар не прохлаждаться пришли.
Я взглянула на Няньку и едва не фыркнула от возмущения – на широкое морщинистое лицо Тусенны вновь выползла та хитрая улыбка с прищуром, которой она одарила главу «Медведей» во дворе – северянин Няньке откровенно нравился.
– Не запрещено. Это мы, конечно, сделать сможем. Это у нас и не только ворожеи могут. В Тахтаре девок с умелыми руками и знаниями в целительстве с полдюжины, поди, наберётся.
– Я своими людьми дорожу, – отозвался Эревин и потёр костяшкой указательного пальца заросшую тёмной щетиной щёку. – Уверен, в городке немало умелиц, но предпочту руки верные и знающие. Поэтому, надеюсь, ворожея с верескового холма нам не откажет.
– Если вашему походному лекарю понадобится помощь, мы, конечно, не откажем, – со старательным безразличием отозвалась я.
– Наш походный лекарь остался лежать на Эрсейском плато. Его разорвало надвое стараниями одного из одарённых соратников местных Баронов, – прорезавшаяся в его голосе сталь заставила меня сглотнуть. – Как, однако, несправедливо устроена жизнь: ваши дары целительства на нас не действуют, а вот все остальные ваши умения – более чем.
С этими словами он отодвинул тяжеленное кресло и встал из-за стола. За ним тут же последовали его воины. Северяне попрощались, поблагодарили за гостеприимство, и вскочивший со своего места Солоп, бросив в нашу сторону хмурый взгляд, вместе с остальными важными тахтарцами бросился провожать воинов в их временное жилище.
Глава 7
Мы с Нянькой остались в опустевшей общинной зале. Впрочем, ненадолго. Проводив мужчин до порога, вернулись служки и принялись убирать со стола.
Щёки до сих пор горели. Надо же как придавил своими словами напоследок… Словно кулаком впечатал. И то, что я никак не могла знать о героической гибели их лекаря, почему-то избавиться от стыда не помогало.
Но ведь и меня можно понять. Вся эта резкость, норовистость, желание дерзить – от нервов. Пожалуй, я не стала бы так себя вести, если бы не путавший мысли страх за всё сразу.
Если бы не поселившиеся под ребром иголки, напоминавшие о себе каждый раз, стоило имперцу перевести на меня взгляд.
Всё это вихрем пронеслось в голове и сгинуло куда-то, когда Нянька, кряхтя поднялась со своего места.
– Сравнил хрен с пальцем, – проворчала она и, позволив тут же подскочившей девчонке отодвинуть тяжёлое кресло подальше, освободив проход. – Мы-то не о равноценном даре говорили. Не о магии целительной! Всего-то лишь о ворожбе…
Потом обернулась и глянула на меня.
– Ну, разве что речь шла о тебе.
Ах, это она о последних словах Эревина… Я кивком поблагодарив расторопную служку и поспешила вслед за Нянькой.
– Вот я и говорю, что он, должно быть, чует одарённых. Он что-то во мне заподозрил.
– Да не трясись ты. Не похож он на чующих. Те, как правило, сами даром не обделены, а таких в вояках высокого ранга не держут. Чующие у них как бы прицепом идут, да и откуда среди северян чующие? Давно среди них таких не водилось. С тех пор как дар на их землях выродился и они от богов отреклись.
– Ну откуда же нам знать наверняка? Время идёт. Может быть, что-то с тех пор изменилось.
– Не думаю, – покачала головой Тусенна. – Сама знаешь, тут чувствительность к дару нужна. А этот Эревин вояка, конечно, видный, и целый генерал, но всего лишь вояка. Спорили вы ради спора, да и всё.
Они вышли на крыльцо, в густые холодные сумерки. На площади в широких, огороженных камнем ямах зажгли вечерние костры, у которых успели кучками собраться горожане и стражники. И все они, конечно же, обсуждали сегодняшнее собрание.
Мы прошагали мимо. Нам кланялись, нас приветствовали, но спрашивать у нас никто ничего не решился. Тахтар притих, шептался и шушукался, настороженно следил за всеми и вся, но пока побаивался совать нос в дела совета.
За нами было увязался кто-то из Солоповой челяди – проводить на холм, осветить дорогу. Но мы отказались – дорогу знали и в темноте, к тому же хотелось хоть ненадолго побыть наедине со своими мыслями.
Так и прошагали весь путь наверх в тишине.
* * *
Прикорнувшая в комнатке рядом с кухней Ивка, решившаяся дождаться нашего возвращения, вскочила, стоило нам зайти в сени, и кинулась собирать на стол поздний ужин. Она с жадностью слушала Нянькин рассказ о собрании на площади, пока я разогревала руки и разминала пальцы.
Напряжение никак не хотело уходить, поэтому я уже по привычке полезла на полочки над буфетом в углу кухни и принялась переставлять там наши запасы с целительными средствами – дурацкая и в целом бесполезная привычка тем не менее обычно помогала успокоиться.
– Этот… генерал, он как будто нас винит во всех грехах. Мы, что ли, его лекаря загубили? Как будто наделённые даром водятся только тут, на Свободных землях, только на юге! Ладно, пусть их нет на севере, но в других-то местах наверняка такие водятся. Да хотя бы в Закатных скалах.
И пусть я бормотала всё это сквозь зубы, скорее себе, не по годам острый Нянькин слух уловил каждое слово.
– Больно ты разнервничалась, вот что я скажу. Выкинь всё это из головы. Северяне и столичных магов давно не любят. Они и до мятежа с ними не сильно ладили. Просто тогда-то до этого никому особого дела не было. Промеж собой свои распри улаживали.
Я кивнула, переставив местами настой от кашля с полупустой баночкой мятной мази. Надо бы взяться за приготовление новой.
– Просто… сама знаешь, чем грозит их долгий постой. Не верю я в то, что нам удастся всё от них утаить. А этот Эревин говорил так, будто знал, что в чём-то мы ему да лжём. Чую я его, Няня, сердцем чую.
Я отвернулась от полочек, прислонилась к буфету и потёрла предплечья. На этот раз привычный ритуал почему-то не помогал. Внутри росло предчувствие того, что прежней моя жизнь больше никогда не будет.
Тусенна смотрела на меня с сочувствием. И от этого на душе становилось ещё гаже и тревожнее.
– Ты о своих волнуешься?
Я сжала губы, кивнула. Весь день гнала от себя мысли о родне, но в ночную пору гнать от себя дурное куда сложнее.
Ивка тихонько возилась у печки, не влезая в разговор. Она умела безошибочно различать ситуации, в которых, знала, стоило обратиться невидимкой.
– Девочка моя, – Нянька покачала головой. – В этом я обещать тебе ничего не могу. Да и ты сделала всё от тебя зависевшее. Твои-то понимают, что сейчас вести себя нужно ещё осторожнее, но ты сердце себе понапрасну не рви. Сходи к ним завтра, проведай. Поговори. И если нужно, отнеси им настоя с чёрным корнем.
Я снова кивнула. К горлу ни с того ни с сего подкатил ком. Ну вот ещё! Надо же, как меня этот день вымотал…
– А мы с тобой на днях свои запасы-то переберём и ещё наделаем, – уже веселее продолжила Нянька. – И всё обойдётся, вот увидишь.
– Там и мази мятной осталось всего ничего, и… Знаешь, не думала, что мы так быстро и легко у них в услужении окажемся.
Нянька, сбитая с толку таким крутым поворотом в разговоре, подняла брови. А я снова вспомнила, с каким довольным видом она встретила слова северянина о том, что он предпочитает руки ворожей. И щёки совершенно ни с чего снова потеплели от прилившей крови.
– Ну… Вот попросил этот Эревин себе в лекари ворожей, а Солоп так и расстелился. Да и мы… Не слишком ли быстро поступаемся своими законами? К нам имперцы только на порог, а мы уж и угодить им рады.
Нянька смешно собрала губы в утиную гузку – притворилась, что задумалась. Но ответ-то, я ручалась, она знала давно.
– Громкие слова находишь. Мы пока ничем не поступаемся и законов никаких не нарушаем. Смотри на это проще. Он хитёр, а мы хитрее. Он – камень, мы – водичка. Легче тут и там уступить, обтечь потихоньку этот камень и сделать по-своему.
Мой озадаченный вид её рассмешил, а потом Тусенна сказала то, что моментально заставило меня вспомнить, почему иные в Тахтаре и даже за его пределами, в поселениях Предхолмья, называли её госпожой Чертовкой.
– Ты-то помни, что генерал тебя до тела своего допустил. И весь свой отряд нашим рукам вверил. Почти три десятка отборных вояк. И если эти вояки чего дурного вздумают, неужели же мы, как следует потумкав, не придумаем, как бы их утихомирить?
Н-да… слышали бы нас сейчас северные гости.
Только про Эревина она верно сказала – он хитёр. И не думается мне, что настаивал он на заботе ворожей, совсем не подумав о том, что они небезвредны.
– Это нужно очень сильно постараться, чтобы утихомирить их и не ждать потом в гости их собратьев, – пробурчала я.
Ивка уже какое-то время слушала нас раззявив рот. Тусенна подмигнула ей и возразила:
– Ну, генерал-то сам сказал, что не на отдых сюда прибыл. А на охоте чего только не случается…
Кузнецова дочка прикрыла рот рукой, заставив нас обеих прыснуть со смеху. Вот только посмотрите, заговорщицы-мятежницы почище Баронов. Имперцы и полного дня у нас не пробыли, а у кровожадных южных ворожей на уме расправа.
Нянька успокоила девчонку, заверив, что бунт у нас пока что шуточный.
Но… может, и не зря они нас у себя на севере называли ведьмами…
* * *
Трудный день полагалось закончить достойной наградой себе за труды. От купания я ни за что бы не отказалась – во-первых, Няньке стоило как следует погреть после собрания старые кости, во-вторых, мне это требовалось не меньше. Заодно купание успокоит растрёпанные нервы.
Я схватилась за амулет – нанизанные на шнурок речные жемчужины тихонько заклекотали. Схватилась и вдруг замерла. Камень под моими пальцами привычно нагревался, отзываясь на забившуюся в пальцах магию.
Стоило ли так рисковать?
Нянька с Ивкой, прежде увлечённые разговором, даже обернулись в мою сторону. Я посмотрела на одну, потом на вторую и промямлила:
– Боюсь дар зажигать. А вдруг… почуют?
Бес их знает, какие в отряде генерала Ареса ищейки. А вдруг до того матёрые и за время битв натасканные, что пламя дара за версту унюхают?
– Боишься?.. – до странности слабым голосом отозвалась Тусенна. И я только сейчас сообразила, что она вместе с притихшей Ивкой смотрит не на меня, а куда-то мне за спину.
Я обернулась. Камень в кулаке горел.
Здоровенная бадья, которую я наловчилась при помощи дара вытаскивать из пристройки в сенях, висела в воздухе у меня за спиной.
– Ай! – я отдёрнула руку так, что амулет на длинном шнурке подпрыгнул в воздухе и едва не врезался мне в лоб.
Бадья с грохотом упала на пол, я зажмурилась. Ивка вскрикнула. Нянька крепко выругалась.
Когда я открыла глаза, Тусенна смотрела на меня так, что лучше бы мне вместо этого оказаться на допросе у ищейки.
– Велена…
Я сглотнула. Ивка метнулась в сени.
Глава 8
Я ничего не могла ответить, только стояла, сжимала и разжимала кулаки, унимая внутреннее пламя, и хлопала глазами.
– Велена… – с обманчивым спокойствием повторила Нянька. – Что это только что было?
Фух…
Под рёбрами закололо и заныло одновременно. Да что ж за день-то такой…
– Я не потому тебе не говорила, что… Точнее, я не говорила, потому что…
– Не мямли.
Ну всё, шутки кончились. И понежиться в горячей воде, возможно, сегодня уже не получится. По какой-то идиотской причине это сейчас расстраивало больше всего.
– Не хотела тебя пугать.
– Все боги великого леса и Свободных земель! – взревела Нянька и картинно всплеснула руками. – Да ты в своём уме, малохольная? У нас чужаки на пороге, одарённых ищут, а её от этого дара распирает так, что она его в узде не держит – и молчит! А если бы там, за столом в общинном доме, из тебя бы вдруг всё это попёрло? Что делали бы, радость ты моя?
Перед глазами живо встала картина: северянин что-то эдакое мне говорит, от чего дар безудержным пламенем обдаёт всё тело, и я забываюсь в его обжигающей силе.
Боги, боги… О чём я только думала?
– Я и не предполагала, что он смог бы настолько меня разозлить.
Согласна, слабая защита. Но хоть что-то.
Нянька фыркнула. Да, такое объяснение она ожидаемо не проглотила.
– Как давно? Как часто? Как сильно? Отвечай!
Тело понемногу остывало – пламя, ворча, пряталось где-то глубоко внутри, как будто тоже испугалось Нянькиного гнева.
– Я не… не знаю. Не запоминала. Дар как будто всплывает на поверхность и может гореть и гореть, всё тело зудит и ноет. А потом вдруг уходит глубоко-глубоко. Порой не достучаться.
– Дёргается, значит. Неприрученный.
– В мейстерский книгах об этом ни словечка.
– Ещё одна головная боль, – проворчала ворожея. – Мейстерские книги. Трофеи ваши из баронских башен. Даже не вздумай их пока на свет божий вытягивать. А то потом объясняй, откуда в нашей глухомани магические книжки и на кой они малограмотным ворожеям.
Малограмотными мы, правда, не были благодаря как раз Тусенне. Она нас с Вучко, ещё совсем крох, читать и писать выучила. Нянька она нянька и есть. А я с ней вот так… Предательница.
Теперь тело жгло не от магии, а от стыда. Потому что я знала: даже сейчас она от меня не отвернётся, не бросит разбираться со своей глупостью в одиночку. Потому что была мне не только наставницей. Тусенна заменила мне мать.
– Совсем ты из меня луня белоголового сделаешь, – она внезапно обернулась к сеням. – Ивка! Хорош потемкам прятаться. Садись ужинать и вертайся домой. Мать, небось, заждалась уже.
Потом перевела серьёзный взгляд на меня:
– Будем думать, как твоего зверюгу укротить. Это хорошо, что только ты да мы с Ивкой о ней знаем.
* * *
Весь остаток вечера и следующее утро у меня не шёл из головы этот разговор. Это надо же как всё серьёзно, раз Тусенна мне даже как следует разнос не устроила. Неужели боялась, что меня снова захлестнут, переполнят чувства, и я что-нибудь эдакое выкину?..
Хорошо хоть бадья осталась в целости. Водой мы её всё-таки наполнили и искупались. А наутро я собрала в узел несколько залепленных воском пузырьков с настоем чёрного корня и спустилась в город.
До родительского дома можно было добраться в обход, но что-то тянуло пройтись по улицам. Посмотреть или хотя бы услышать от тех, кого встречу по дороге, куда определили гостей.
В светло-голубом высоком небе стоял запах просыпавшейся земли. Солнечные лучи цеплялись за верхушки древних сосен, подпиравших небосвод и стоявших стеной за лугом, тянувшимся от границ городка.
Редкие прохожие, не занятые утренними делами, приветствовали и кланялись. Я старалась слишком уж сильно не крутить головой и не вытягивать шею, но то и дело дёргала воротник тёплого кафтана. Вчерашняя тревога, увы, вернулась, стоило открыть поутру глаза.
И немудрено – снилось, будто после моей выходки с бадьёй в дом ввалились-таки северяне, вытащили меня из постели в одной рубахе, взвалили, как мешок с мукой, на одного из своих здоровенных боевых коней и умчали меня в Столицу. На расправу.
Одни воспоминания об этом сне до сих пор заставляли ёжиться.
К слову, о конях. Я свернула в переулочек, соединявший между собой две улицы покрупнее, и вышла на ту, что вела к восточным воротам, выводившим на крохотные выселки, за которыми тянулся луг для выпаса, а дальше – лес.
Так я и думала. Северян поселили в длинном гостином доме, и немудрено. Совсем рядом располагались конюшня и кузня Ивкиного отца, Силивера, мимо которой я сейчас и шла. Прямо у навеса, под которым в тёплое время года обычно стояла наковальня, кто-то аккуратно разложил нуждавшиеся в починке доспехи.
Так и тянуло остановиться хотя бы на чуть-чуть и рассмотреть то, что до вчерашнего дня я видела только в мейстерских книгах. Защитные печати. Там говорилось, обычные воины поручали это дело хоть кому-нибудь, кто знал толк в их нанесении. Таким же важным шишкам, как генерал Арес Эревин, эти печати почти наверняка наносили особые служители соборов, с соблюдением специальных обрядов и техник.
Просто любопытно, как такие печати могли противостоять живой магии…
И я почти поддалась искушению остановиться, чтобы рассмотреть поближе доспех, но из дверей гостиного дома вывалилась целая гурьба северян.
Пустынная улица тут же наполнилась шумом и говором – воины обсуждали что-то наверняка увлекательное, многие из них были раздеты до пояса. Бугры мышц, жуткие разветвления шрамов и столько волос на груди…
Я поспешно отвела глаза. Нахмурилась. Неудивительно, вообще-то, что они едва не голышом тут скачут. У них поди на севере такая-то «теплынь» считается разгаром лета.
Да и что я, в конце концов, вот таких-то полуголых мало повидала? Это ворожея-то, которой за какие только болячки и увечья не приходилось браться. Не с закрытыми же глазами их лечить!
Другое дело, что таких вот верзил с соответствующим телосложением в Тахтаре сроду не водилось.
Если чуть пройтись по кузнечной улочке вперёд и свернуть налево, выйдешь на пологий берег небольшой речки. Местные, да хоть и тот же Солоп, наверняка гостей на этот счёт просветили. Потому что, увлечённые беседой так, что меня и не заметили, воины пошагали прямиком к берегу.
Я не успела возблагодарить всех богов, что осталась незамеченной, потому что последним из дома вышел командир отряда. В отличие от своих подчинённых, он был одет, но тоже совсем не по погоде – в распахнутую на груди льняную рубаху и штаны.
А потом лечи их от простуды…
Я постаралась не ускорять шага. С чего бы мне от него бегать?
Но и раскланиваться нет нужды.
Перехватив поудобнее узелок и зачем-то заправив за ухо несуществующую прядь, я, поравнявшись с северянином, скупо ему кивнула. Мол, доброе утро. Извольте сохранять вежливый нейтралитет.
Эверин выдержал раздражающе долгую паузу, и я, к своей досаде, даже замедлила шаг, будто дождаться от него ответного кивка было обязательным условием наших дальнейших взаимно уважительных отношений.
Наконец он вернул мне кивок и хриплым со сна голосом поприветствовал:
– Доброго утра, госпожа ворожея.
Я наконец-то оторвала от него взгляд и пошагала дальше, невольно ускорив шаг. Спину жгло так, будто к ней прислонили раскалённую сковороду.
Глава 9
Арес задумчиво смотрел вслед стройной фигурке в длиннополом синем кафтане. Молодая ворожея куда-то спешила, будто родное дитя, прижав к груди узелок. Прихваченными гребнем медово-рыжими волосами играл не по-весеннему холодный ветерок, набегавший с реки.
К жениху своему, спешила, что ли? Кем бы он ни был.
Он потёр основательно заросший подбородок, осмотрел улицу. надёжно зажатый между холмами и лесной чащобой городок понемногу просыпался – хлопали ставни, гремели засовы, по соседству в конюшне время от времени всхрапывали лошади.
Ветерок забирался под рубаху, холодил кожу, но утренняя прохлада ещё и дарила ясность уму, выветривала из головы остатки сна.
А подумать было над чем. Их приходу сюда, кончено, вряд ли радовались. Но пока никто, кроме рыжеволосой ворожеи, этого в открытую не осмеливался демонстрировать. Она же… она держалась гордо, отстранённо и подчёркнуто вежливо. Но почти наверняка без труда отбросит это притворство, стоит им в дальнейшем в чём-нибудь не сойтись в мнениях.
Набросится на него, словно дикая кошка, не иначе. Он даже усмехнулся этой мысли.
Местные говорили, что здешние ведьмы, которых выбирают в хранительницы селищ, действительно становятся для жителей кем-то вроде матерей. Яростных защитниц, готовых ради своих подопечных на всё.
А материнская любовь безгранична, всеобъемлюща и безусловна. С этим спорить никто не будет.
Станет ли это проблемой для их миссии? Почти наверняка.
Как он будет её решать, когда речь заходит о ведьме с верескового холма?..
Арес потёр глаза и уже привычно отогнал от себя эти мысли.
Потому что ответа на досаждавший его вопрос до сих пор не знал.
Слева загремел замок, и на двор вышел здоровенный бородатый детина – местный кузнец. Он кивнул Аресу и, дождавшись ответного кивка, деловито сообщил, что сегодня же примется за починку доспехов.
– Токмо, – он почесал за ухом и хмуро уставился на лежавшие у наковальни груды мятого и посечённого железа, – я раньше-то заговоренную броню ни разу не чинил.
– Не страшно. Просто обходи места, где вбиты или вплавлены печати. Вот и вся наука.
– Добро, – кивнул кузнец и потопал куда-то по своим делам.
Люди тут не сказать чтобы тёмные, просто не слишком разговорчивые. Видимо, сказывалось уединённая жизнь.
Но его такой расклад устраивал. Меньше лишнего общения с местными – меньше проблем в будущем, когда настанет время им отсюда уходить.
Мимо по улице проплыла девица с накрытой белым рушником корзиной и бросила на генерала кокетливый взгляд из-под ресниц, пожелала доброго утра.
Он ответил любезностью на любезность, а когда она скрылась в ближайшем переулке, не удержался, хмыкнув.
Он бы многое отдал за то, чтобы увидеть холёное лицо Анхеля Ирнара, генерала центрального корпуса армии, которого Император оставил при себе, в Столице. К слову, отнюдь не потому, что больше всех ему доверял. Ирнар достался Штефану II в наследство от свергнутого им предшественника – он успел присягнуть на верность новому государю и поддержал переворот, за что сохранил высокий пост. Но не только поэтому – дом Ирнаров достаточно долго окусывался при дворе, чтобы превратиться в бесценный кладезь полезной информации, и нынешний Император собирался этим воспользоваться.
Ирнару не давало покоя, что среди всех остальных генералов он был единственным, выбранным в мирное время, за что его откровенно презирали все военачальники, заслужившие свои высокие посты в боях последних лет. Посему он так стремился выслужиться, что буквально умолял отправить его в рейд на Свободные земли – так, по крайней мере, говорили при дворе.
Арес скривил губы. Но Штефан-то знал, что лучше Эревина и его людей никто с поставленной задачей не справится. Потому что Арес был как раз из тех, кто добыл свою генеральскую сигиллу[1] в бесконечных боях с мятежниками. И в охоте на одарённых с ними мало кто мог потягаться с «Медведями».
Не исключено, что после этого Анхель на него затаил. Благо, Эревины из Данутара не торчали в Столице дольше сроков, соответствующих приличиям. Пару-тройку раз в год его присутствие можно было потерпеть. Всё остальное время семья проводила у себя на родине, Арес – в битвах.
Правда, ещё неизвестно, как всё сложится после того, как они завершат охоту здесь, в лесах Свободных земель. Возможно, мать снова примется уговаривать его остепениться, жениться, продолжить род.
Отыскать себе кроткую, покладистую северянку. Или завоевать огненную лесную кошку из далёких южных земель…
Барх прав – совершенно непонятно, почему здешних ворожей зовут невестами… Да ещё с таким придыханием, будто они тут все на этих невест молятся. Нарушит ли он какой-нибудь местный закон, если всё же решит кого-нибудь об этом расспросить?
Может быть, так звали всех ведьм-хранительниц поселений. А может быть, только особенных, чем-то отмеченных?..
Одно он знал точно – не бывает невест без жениха.
А что до отмеченных… Здешняя ворожея с виду особыми умениями не отличалась, но наверняка об этом сможет сказать только вернувшийся из разведки Волчонок, их ищейка.
Ищейка, который прямо сейчас шагал по улице прямиком к гостиному дому, ведя под уздцы своего жеребца.
* * *
[1] Сигилла – символ, знак отличия.
Глава 10
С тех пор, как не стало мамы, я очень редко наведывалась к родне. После того, как мои способности признали и семья передала меня под крыло Тусенны на холм, отцу и обоим моим братьям разрешили остаться в Тахтаре, невзирая на то, что к тому времени они к людскому роду уже принадлежали лишь наполовину.
Божья невеста – это не только громадная ответственность, но и кое-какие поблажки. По крайней мере, в Тахтаре.
Правда, гостеприимством своей родни я злоупотребляла очень нечасто. Только чтобы отнести им очередную порцию настоя, отметить их именины и порой, чтобы справиться о том, как идут дела. В городке таких, как моя родня, опекали, их стерегли, за ними присматривали – но всё это лишь для того, чтобы хранить их тайну внутри городских стен.
Не стоило окрестным и уж тем более пришлым знать о том, с чем имел дело захолустный Тахтар. Особенно сейчас, когда на пороге объявились имперские охотники.
– Они ж ведь только говорят, что одарённых выискивают, – проворчал Амат, и слова старшего брата были до боли созвучны моим мыслям. Под рёбрами уж привычно заныло.
Тут же вспомнилось, как северянин провожал меня своим внимательным взглядом. Наверняка гадал, куда это я спозаранку через весь Тахтар мчалась.
– Все ведь знают, что вы к одарённым отношения не имеете. Это всё природа…
– Да будут они разбираться, что оно такое, – сидевший за столом отец забрался пятернёй в рыжеватую гриву. – Раз про охоту разговор пошёл – жди беды.
Я обвела глазами когда-то родную горницу, откуда давно исчезло любое напоминание о том, что здесь жила обычная тахтарская семья. В комнате остался лишь давно не скобленный стол, две скамьи, пара табуреток у камина, здоровенный сундук в дальнем углу и потемневший от времени, рассохшийся буфет, где я по обыкновению прятала настой.
Нынче мои родные мало заботились о своём быте. Им это было ни к чему. По законам Тахтара, после случившегося им воспрещалось заводить семью. Именно поэтому мой отец навсегда останется вдовцом, а братья никогда не будут иметь потомства. Таким ради безопасности поселения полагалось вырождаться.
– Они прибыли только вчера. Сложно говорить наверняка, чего они на самом деле ищут. Но я прошу вас не забывать, что вы под моей защитой.
Вашка, за время нашего разговора успевший убрать пузырьки из моего узелка в буфет, подошёл к столу, вернул платок, в который я их замотала, и посмотрел на меня исподлобья.
– А что ж вчера не пришла? Испугалась, что ли?
Я покачала головой:
– Глупый. Пришла, как только сумела. Вчера Солоп и его ближники с северянами весь день возились. И мне пришлось.
А сердце сжалось всё равно, ведь я-то знала, почему на самом деле спрашивал. Младший брат скучал по мне сильнее остальных. И когда меня на холм уводили, помчался следом и потом ещё долго каждый день к нашему с Тусенной дому бегал, грозился выкрасть меня и вернуть домой.
Но к тому времени уже ничто не смогло бы вернуть меня с холма. Закон есть закон.
– Нам-то что делать? – отозвался отец. – Ты ж наравне с Солопом в городе. Скажи, схорониться нам, что ли? Уйти куда?
Я пожевала нижнюю губу.
– Опасно. Да и никто вас просто так из Тахтара не отпустит. Испугаются ведь, что вы что-нибудь натворите. Городу нужно вас видеть. Нужно знать, что с вами всё в порядке. И с вами всё будет в прядке.
Внутри вдруг вспыхнул знакомый огонёк – нет, не дара, а природного упрямства. Не собиралась я просто так сдаваться, стоило угрозе замаячить на горизонте. Вед ничего такого ещё не произошло. Мы на своей земле, в конце концов. Вокруг свои, в чьих интересах не заигрывать с чужаками. Да и не водилось за тахтарцами такого – перед пришлыми заискивать.
Надежда есть.
– Я вам вот что скажу, – я ухватила отца за руку и сжала её. Боги-боги, как давно я это делала! – Настоя вам хватит на пару недель. А до тех пор я вам свежего заварю. Пейте, живите как жили. Имперцам чаще нужного на глаза не попадайтесь. И всё обойдётся.
Отец смотрел на мои руки, обхватившие его правую ладонь, а потом вдруг опустил на них свою левую и тихонько сжал.
– А ты-то как сама? – спросил тихо.
Слёзы набежали на глаза с такой лёгкостью, что я даже немного разозлилась. Сглотнула.
– Я-то… Я-то ничего. Да и что мне будет?
– А что с даром? – хмуро поинтересовался Амат. – Ты только правду говори, не увиливай.
Старший брат высился за спиной отца со сложенными на груди руками. Я уж и позабыла, как сильно он повзрослел.
– Ну, – я опустила глаза на руки. – Он не затихает. Думала, смогу его перебороть. Не получается.
– И что он, дар-то? – Вашка даже подсел к нам с отцом за стол, водрузил на него локти. Карие глаза так и сверкали от любопытства. – Донимает?
– Расплёскивается, – слова, чтобы описать это, по-прежнему не находились. – Ну, знаете… непонятно, каков он. То, кажется, всё могу, то – совсем ничего. Просто будто силы вдруг переполняют, а выхода никакого нет.
Про вчерашнее безобразие с бадьёй я им рассказывать не стала.
– Иногда мысли чужие вижу, но не уверена, что по желанию смогла бы их читать. То захлёстывают меня, то ускользают. Иногда… лечить помогают.
Отец вдруг поднял голову и взглянул на меня в упор, будто почуял моё хождение вокруг да около того, в чём признаться до последнего не хотела.
– А иногда, – продолжил он за меня, – и прибить своей силой смогла бы.
Амат повёл печами, будто его просторная рубаха вдруг стала ему мала. Вашка вытаращился на меня, приоткрыв рот.
– Так всё-таки, – он вдруг подался ко мне и, вдавив локти в столешницу, продолжил громким шёпотом, – ты настоящая магичка! Боевая…
Ох… Я даже зажурилась от его слов. Слишком жутко они звучали. Как приговор.
Сильные пальцы отца клещами впились в мои руки.
– Ой, Велена…
Я часто-часто закивала:
– Да знаю я, знаю!
– И ведь от этого никаких настоев нет, – не сказал, а добил Амат. – Ладно мы-то, перетерпим, перебьёмся. А ты-то как?
Я открыла глаза, несколько раз вдохнула и выдохнула.
– А я что-нибудь придумаю. Мы с Нянькой что-нибудь придумаем.
* * *
Уж если утренняя дорога сюда показалась мне не слишком-то весёлой, то обратная – и подавно. Груз сказанного и недосказанного давил на плечи, а тревога если и унялась, то лишь на время. Главное, родные держатся вместе, об угрозе знают, на глупости или риск не пойдут.
Но стоило ступить за порог, и тревога вцепилась в сердце с новой силой. Под рёбрами тянуло так, что до кузнечной улочки я добрела, то и дело потирая бок. Дар обладал раздражающим свойством проявляться порой безо всякой причины, и у меня никак не получалось отследить, что или кто служил причиной нового всплеска внутреннего жара.
Солнце стояло уже высоко, пусть до полудня было ещё далековато. Я шагала, оставив ворот кафтана расстёгнутым – воздух успел прогреться, и ветер уже не выстуживал из-под одежды драгоценное тепло.
Над моей головой простирали пока ещё голые ветви старые серые липы, и на мгновение груз с моих плеч чуть-чуть приподнялся, задышалось легче. Весна умела вселить надежду даже в самого разуверившегося.
