Текст книги "Enigma (СИ)"
Автор книги: Лана Мейер
сообщить о нарушении
Текущая страница: 21 (всего у книги 22 страниц)
После, Кэндис все время льнет ко мне, и кажется, благодарит за то, что я сделал и поддерживал ее, но я снова думаю о своем. Отрываюсь от реальности, пытаясь заглянуть в ветку вероятности ближайшего будущего, а не рассматривать их на ее спине.
И в одной из распланированных мной, происходит мощный сбой… этим же вечером.
Мы пьем вино на террасе, и я, прекрасно зная, что алкоголь сейчас может непредсказуемо повлиять на мою психику, позволяю себе бокал. Или два.
– Что с тобой происходит, Мак? Может, расскажешь мне… хоть что-нибудь? – Кэндис имеет в виду мое ухудшающееся самочувствие, и у нее наверняка искренние намерения помочь мне, но меня раздражает подобная «забота». Мы встречаемся взглядами, и она на мгновение отводит его в сторону.
Что-то не так.
Она лжет мне. Не знаю в чем, не знаю как, но она тоже что-то скрывает.
Кэндис тревожит нечто очень сильное, то, что сводит мою многонедельную работу с ней на «нет».
– Я в порядке, малыш. Собери вещи. На новом месте тебя ждет новое испытание, касающееся нашего сотрудничества.
– Что? Сотрудничества… – растерянно шепчет она, едва шевеля губами. Она притворяется, хоть и очень натурально. Бл*дь, какого хрена происходит, мне начинает казаться, что она знает то, о чем я не в курсе. А со своим заторможенным мышлением в последнее время, у меня нет желания разбирать тараканов в ее голове.
– Я хочу для тебя только лучшего. Все, что происходит – часть, становления твоей личности и ее развития.
– Простите, а до этого я была неразвитой амебой? – вспыхивает девушка, сжимая стакан в руке до побелевших костяшек пальцев. – И когда опозорил меня на сцене, перед вашим гнилым… ой, Элитным обществом, тоже лучшего хотел? Или когда держал меня в стеклянной банке?
Игнорирую ее выпады, с ухмылкой наблюдая за тем, как она залпом выпивает бокал вина, возмущенно кусая губы.
– В тот момент, ты была собой. А те люди… многие из них, недалекие и поверхностные создания, Кэндис. Даже среди Элитов есть безликая массовка. Я хотел, чтобы ты танцевала душой и сердцем, – в такие моменты, я всегда говорю то, что она хочет услышать. – Чтобы они узнали тебя настоящую. И ты запомнилась им, несмотря на то, что вызвала волну негатива. К настоящему искусству невозможно остаться равнодушным в то время как отношение к мюзиклу их было нейтральным. Ты особенная, – мягко расставляя акценты в голове, гипнотизирую девушку я.
– Ты говоришь так, чтобы я успокоилась… – хнычет Кэн, нервно вертя ножку стакану между пальцев.
– Нет. Завтра мы летим в Цюрих. А потом домой. Кажется, там тебя ждет еще один сюрприз… только не спрашивай, какой.
– Боюсь я твоих сюрпризов… – тяжело вздыхая, девушка встает со своего плетенного диванчика, и сладко зевая, направляется в спальню.
Меня же ждет Сара и лаборатория.
Но как только я приступил к делу, мне снова становиться паршиво.
Все начинает с легкой отдышки, а заканчивается тем, что я ползу в операционную в надежде добраться до капсулы…
Просыпаюсь уже на ее поверхности, от громкого механического голоса, что действует на нервы:
– Диагностический осмотр не нашел угроз для вашего здоровья. Более подробный вы получите в приложении.
– Мак… ты кричал, и я проснулась… – я вижу над собой обеспокоенное лицо Кэндис. Ее взгляд хаотично скользит по моему лицу, изучая меня с долбаной нежностью и заботой, которая мне на хер не сдалась.
– Проваливай, – сухо отрезаю я, садясь на поверхности.
– Что?.. – ее обиженный и сиплый голос бесит меня, как никогда, и я сатанею, когда кончики пальцев касаются моих плеч.
Она слишком много себе позволяет.
– Еще раз зайдешь – останешься здесь надолго, – равнодушным тоном бросаю я, намекая ей на заточение в капсуле. Когда мы встречаемся взглядами, у Кэндис глаза полны непролитых слез, словно я ударил ее.
Ее губы приоткрываются, словно Кэн хочет ответить мне что-то язвительное, но потом… она просто выдыхает, и, отворачиваясь, уверенным шагом покидает операционную.
Я остаюсь один, ощущая, как дышать стало намного легче.
Одиночество – это благо.
И, к счастью, мне не нужен социум, чтобы знать, что «я есть».
Глава 13
Швейцария, Цюрих
Макколэй
Я отправил Кэндис в SPA отеля, в котором мы остановились, чтобы как-то отошла после вчерашнего вечера на Бали. Закрывшись в просторном кабинете, являющимся частью нашего номера, я, наконец, решил выйти на связь с Джеймсом. Мне было необходимо, чтобы эти недели никто не знал о нашем местоположении, но я понимаю, что вернуться в штаты просто необходимо, и от разговора с Грейсоном мне все равно не уйти.
Как и от ответственности за содеянное. К моему удивлению, Джеймса волнует не наше эпичное столкновение после премьеры мюзикла, а совершенно другой вопрос.
Откинувшись на спинку кожаного кресла, я всматриваюсь в световые лучи, создающих образ моего… друга и врага в одном флаконе, замечая, как сбоит голограмма.
Удивительная все-таки вещь, голограмма. Если бы я не знал, что Грейсон, сидящий передо мной, является всего лишь продуктом света, создающего реальное трехмерное изображение его личности, я был бы уверен в том, что он сидит передо мной лично. Из плоти и крови…
Заставляет в очередной раз задуматься о том, насколько относительны в нашем мире понятия «Кровь и плоть».
Еще недавно я видел голограмму всего нашего мира, и еще в детстве, до операции, я помню, как меня напрягал этот «шум», «визуальный снег» перед глазами. Такой бывает, когда смотришь на старый экран, с плохим качеством матрицы.
– То есть ты отрицаешь свою причастность к покушению на убийство моего отца, – я снова возвращаюсь в реальность, смутно вспоминая, о чем мы говорили с Джеймсом. Наш звонок начался с того, что он поставил меня в известность, что я являюсь главным подозреваемым очередного рокового события, которое могло бы произойти.
– Я не имею никакого отношения к покушению на глубоко уважаемого мной Премьер-Министра и твоего отца, – не могу сдержать язвительной ухмылки. – Или это просто повод связаться со мной и тебе нужна моя помощь? С чего вдруг я являюсь одним из подозреваемых?
– Мы нашли того, кто пытался убить отца, – Джеймс бросает на меня прямой и открытый взгляд, полный презрения и подозрений.
– И?
– Это был не человек, Макколэй. А робот.
– А я здесь при чем?
– Ничего подобного ни мир, ни АНИСТ не видел. Это не их разработка, не зарегистрированный робот. Не так давно, ты оказался в центре инцидента, которым заинтересовалась вся Элита, АНИСТ и ЦРУ. У нас есть основания полагать, что это твой «солдат». Карлайл, я просто предупреждаю, что если, – Джеймс приподнимает одну бровь, продолжая вещать с каменным, как ему кажется, выражением лица. – Ты окажешься причастен к созданию этого робота…
– Не надо угроз. Я знаю, что меня ждет в подобном случае. Это не мой робот. Не парься, я не держу армию убийц в своей лаборатории. Вы с отцом сделали такой вывод? – с превосходством, замечаю я, не сомневаясь в своих догадках. – Что ты, Джеймс. Я, по-твоему, настолько глуп? Если бы я и захотел «свергнуть» твоего отца «с престола», неужели я бы сделал это так открыто? К тому же, власть над страной меня мало интересует, – нарочито небрежно заканчиваю я.
Разве что власть над миром. Тут не хватает только злорадного смеха, бл*дь.
– Как бы там ни было, АНИСТ и Элита уже знают о твоих разработках и мы требуем, чтобы ты официально представил их и зарегистрировал.
– Непременно.
– Я серьезно, Макколэй. Иначе от них ничего не останется, – голографичный Джеймс поднимает руку и разжимает кулак в воздухе, вследствие чего в нем происходит визуальная имитация взрыва.
Взрыва… это намек на подрыв лаборатории.
– Сукин сын, – слова сами вырываются из моих губ, и я ощущаю, как горят до боли стиснутые челюсти.
– Что ж, довольно. Наше время заканчивается, и тебе крупно повезло, что я замял ситуацию с энергетическим ударом, только потому, что наша разборка имела личный, а не политический характер. И да, Мак: Кэндис будет моей. Очень скоро ты убедишься в этом.
– Никогда. Зачем она тебе? – я хочу увидеть ответ в его взгляде, а не в словах, что он произнесет.
– Она нужна мне, – и Грейсон исчезает, растворяется в воздухе, точнее его трехмерное изображение.
Глава 14
Эволюция создала всю разумную жизнь на этой планете с помощью одного инструмента – ошибки. Сериал «Мир Дикого Запада» («Westworld»)
Кэндис
Не так давно мне казалось, что моя жизнь – прописанный кем-то сценарий, за пределы которого я никогда не выйду.
Каждый день я буду вставать рано утром, бежать на работу, совершая одни и те же действия, даже не замечая, насколько механизирована моя жизнь.
Я обвиняла Макколэя в том, что он живет по расписанию, но должна признаться, в его распорядке хотя бы был какой-то смысл и цель. А у меня?
Ранний подъем. Залипала в Носителе, читая новости или книгу. Шла в душ, предварительно поставив закипать потертый чайник, или включала кофеварку. Выходила из дома, и бежала на рейс. Лица пассажиров менялись, но их вопросы и просьбы повторялись из полета в полет, до тех пор, пока не произошла… ошибка.
Ошибка в системе долбаного бронирования.
Всего одна ошибка, которая изменила все мое существование.
Я просто хотела быть свободной… но не уверена, что что-то делала для этого, потому что засевший в сознании «блок» не давал мне двигаться дальше. Я просто знала, я – бесправная, и никогда не боролась по-настоящему.
Я позволяла им решать за меня.
И сейчас, я не уверена, что все делаю правильно.
Но я не могу поступить иначе… не так важны причины моего поступка, и то, что я увидела в лаборатории Макколэя, когда он потерял сознание… а увидела я достаточно, чтобы сделать то, что потребовал от меня Палач.
И сейчас мое сердце разрывается от диссонанса в мыслях и чувствах, ведь я поступаю так, как велит разум и здравый смысл, но я знаю, что оно пострадает. Возможно сильнее, чем я могу себе представить, но я отчаянно заталкиваю вглубь себя все чувства к Макколэю, пытаясь убедить себя в том, что они не настоящие – Макколэй «заточил», «намагнитил» меня под себя. Вот и все.
Всего одна ошибка в бесконечной череде одинаковых событий, изменила судьбу, поэтому я больше не боюсь совершать их.
И я ненавижу эту жизнь теперь еще больше, чем когда-либо ненавидела…
Но я чувствую, что живу.
Против воли я стала участницей какой-то искаженной реальности, где являюсь ее главной героиней. Почему все пути ведут ко мне? Будь то гениальный ученый, или Палач, который не является «Элитой», но ведет себя, как властелин мира, или же Джеймс Грейсон?
Кто я, черт возьми, и какая загадка кроется в моем рождении, почему все меня шантажируют, перекрывая кислород со всех сторон?
Я двигаюсь, живу и дышу свободно, но это снова лишь иллюзия, потому что под давлением сильных «игроков», я снова ощущаю себя запертой в капсуле.
В темнице для разума…
И слова моей матери, сказанные тогда в клинике, уже не кажутся мне бредом:
Как ты мог так поступить со мной, Роджер… ты должен был уничтожить меня. Лучше бы ты убил меня, чтобы я никогда не узнала правду… Мои девочки… из-за этого они особенные, да? Таких больше нет… и не будет. Первые и последние. Первые и последние. Первые… Руфус, рано или поздно он вернется за ней. За Кэндис. Мы все – никто. Марионетки для тех, кому нравится играть живыми куклами… вот и все. Вот и все…
Я не разговаривала с Макколэем, пока мы летели на дирижабле, пересекая пространство с безумной скоростью, даже не ощущая ее… но и он не разговаривал со мной, находясь в своем привычном статичном состоянии. Весь полет он провел уткнувшись в Носитель, включив режим конфиденциальности, а я… даже смотреть на него не могла.
Буду, как он. Отключу чувства. Даже ненависть, непонимание и боль.
Как только взглянула на экран, и увидела, в какое волшебной красоты место мы приземляемся, потеряла дар речи. Сквозь облака я разглядывала скопление гор, их вершины были засыпаны снегом. С такого ракурса поверхность Земли напоминала ландшафт луны. Далекая, невероятная, завораживающая Вселенная… или просто – Альпы.
И даже на пути в отель, я все еще не могла поверить в то, что такое возможно – еще три часа назад я прощалась с невероятным океаном, скалистыми обрывами, и даже с хаотичным движением на дорогах…
А теперь оказалась в другом мире.
Где нет никакой хаотичности, наоборот – в Швейцарии каждый дом построен будто «по линеечке» и представляет собой образец сдержанной и лаконичной роскоши. Не смогла сдержать улыбки, когда снова увидела горы, только с другого ракурса, и бескрайние зеленые луга, на которых неспешно прогуливались коровы.
Конечно, разглядывая и восторгаясь видами, я пыталась отвлечься от того, что мне предстоит… исходя из информации, что дал мне Палач, очень скоро я окажусь с Макколэем в Хранилище.
В месте, где есть то, что ему необходимо.
Когда я приезжаю в гостиницу, Макколэй выделяет мне отдельный номер и напоминает о возобновленном расписании моей жизни. К счастью, я ничего не имею против посещения SPA центра.
Я выхожу из SPA уже поздно вечером, но даже расслабляющие и приятные телу массажи, не помогли мне расслабиться и избавиться от тревожных мыслей.
Все внутри напряжено до предела, я ощущаю себя натянутой струной, что вот-вот лопнет…
Запахнув полы мягкого халата, я собираюсь прилечь на высокую кровать в своем номере, но мой взгляд тут же цепляется за букет из ветвей сакуры, красиво обвязанных шелковой тканью.
Тяжело выдыхаю. Очевидно, что это очередное послание от Мака, но почему он снова решил начать со мной подобное общение? Ведь он находится в соседнем номере или я чего-то не знаю…
«Эни.
Этот квест приведет тебя к тому, чего ты всегда хотела – к свободе.
Ты готова?
Будь очень внимательна…»
Он издевается. К свободе?.. Не видать мне свободы теперь, Карлайл, уже поздно. Не считая тебя, у меня есть другой человек, который держит меня за горло.
* * *
Это был запутанный квест, настоящий выход из лабиринта. Макколэй дал мне его карту, где центральной точкой являлась я, а выходом – он. Карта была световой, и, двигаясь по определенному маршруту города, и заходя в отмеченные внутри лабиринта места, я получала новые подсказки, ведущие к выходу.
Конечно, я хотела «выбраться из лабиринта», как минимум по одной причине – увидеть Мака и убить за то, что снова ведет себя так, словно я его подопытная мышка. Хотя почему я до сих пор удивлена? Как я уже говорила, увидела я достаточно.
Почти все «остановки» находились недалеко от реки Лиммат, и я порой просто останавливалась на набережной, глядя на противоположный берег, усыпанный маленькими домами, похожими на игрушечные, пытаясь собраться с мыслями…
Прислушивалась к новому для себя языку, рассматривала лица людей, так не похожих на нас… в Европе все другое: люди, культура, жизнь, система…
Здесь, я – не бесправная нелюдь, а обычная девушка.
Хотя, учитывая, что Макколэй вывез меня из страны незаконно, я уже не знаю кто я и где я.
Направляясь вслед за новыми «подсказками», я прогулялась в дивном парке, зашла в магазин Швейцарского шоколада, перепробовав самые вкусные сорта, побывала в картинной галерее, где была часами готова рассматривать картины неизвестных мне художников (в основном на холстах красовались замысловатые абстракции), и наконец, просмотрела небольшой спектакль в театре Цюриха. Пьеса о простой девушке, что, танцуя босой на площади, свела с ума трех мужчин…
И везде этот проклятый символизм, за который я его ненавижу. Макколэй делает все для того, чтобы моя крыша поехала окончательно, и моему мозгу уже ни одна швейцарская шоколадка не поможет.
Так странно. Я провела день одна, но не было ни секунды, чтобы я не ощущала присутствия Макколэя рядом со мной. Он поселился внутри. Создал прочнейшую сеть, связывающую двух людей. И я непременно разорву ее, обещаю.
Я с какой-то горечью осознала, что не могу забыть обиды и боль, как не могу забыть и Бали. Закат на вулкане, и все остальные, проведенные на пляже, или на скалах. На самом краю мира… где были только я и он. Мне казалось, что мы последние на земле люди… и мне было на это плевать, пока он держал меня за руку.
Это было бы настоящее счастье, если бы не было ложью. Иллюзией. Нереальностью.
Когда я подхожу к «выходу из лабиринта», а именно, к зданию с высокими колоннами и литыми серебром статуями при входе, и вижу Карлайла, у меня сердце «падает» вниз, и подскакивает до горла.
Вы бы его видели.
В свете уличных фонарей его космические глаза приобретают новый оттенок, более темный и насыщенный. Его губы плотно сжаты, словно он напряжен, и в то же время, я замечаю, как они расслабляются, когда он видит меня. Отвожу взгляд, когда подхожу ближе. Смотреть на него – невыносимо больно.
– Надеюсь, ты объяснишь мне, зачем все это было, – начинаю разговор я, но осекаюсь на полуслове. Макколэй прикасается к моей щеке раскрытой ладонью – нежно и властно, так, как умеет только он, силой взгляда заставляя все внутри меня трепетать и сжиматься от страха.
– Нет, – твердо отвечает Мак, и гипнотизируя меня взглядом, начинает атаковать вопросами: – Эни, скажи мне. Что ты от меня скрываешь? Тебе известно мое отношение к предательству?
Стараюсь сохранить «лицо» и не выдать своей истинной реакции на его слова. Страх сковывает настолько, что я перестаю чувствовать свое тело, утопая в зеленом омуте его глаз.
– Учитывая то, что мы «сотрудничаем», понятие «предательство» не уместно, Макколэй, – спокойно отвечаю я, и лишь Всевышний знает, скольких усилий мне это стоит.
– Ты права, – сухо отвечает он, пальцем раскрывая мои губы, заставляя низ моего живота воспылать сладкой истомой. Напоминает, сукин сын. Изводит и терзает, словно знает, что я задумала…
– Куда мы идем? – спрашиваю я, когда мы заходим внутрь банка. Рабочий день закончен, и здесь почти нет людей. Макколэя встречает молодой мужчина в деловом костюме, и они что-то обговаривают, пока я стою поодаль, под прицелом оценивающего взгляда сотрудника банка.
– Увидишь, – отвечает Мак, и заводит меня в один из длинных коридоров внутри здания. Не сразу понимаю, как начинаю задыхаться, ощущая признаки приобретенной в капсуле клаустрофобии. Тошнота подступает к горлу, но я пока могу с ней бороться, но ощущение того, что литые сталью стены «двигаются» прямо на меня, не проходит. Наконец, мы видим круглую дверь в конце коридора, и она слишком похожа на вход в лабораторию Карлайла.
Очевидно, это и есть то самое Хранилище.
– Что это?
– Место, где хранятся документы, которые сделают тебя свободной. Я хочу, чтобы ты сама его открыла. Последнее задание. У тебя получится, – стальные нотки в его голосе эхом разлетаются по замкнутому пространству, посылая табун мурашек по всему телу.
И я делаю это. Открываю самую защищенную, казалось бы, комнату в мире. Специальные приборы сканирует мне сетчатку глаза, а следом и все тело. Всей кожей ощущаю на себе покалывание от воздействия разноцветных лучей, и, честно говоря, боюсь быть подпаленной заживо. Голос, кровь, и еще куча непонятных мне проверок, которые я молча выполняю, толком не представляя, что ждет нас по ту сторону стены…
Момент истины – дверь открывается с характерным щелчком.
Мы с Макколэем заходим внутрь и видим…
Ничего не видим, кроме нас самих. Нашего отражения в огромном зеркале на противоположной стороне стены. Ячейка полностью пуста, и напоминает мне капсулу, очередную ловушку, из которой хочется выбраться, как можно скорее.
Зеркальная гладь позволяет мне увидеть эмоции Маколэя, и вопреки ожиданиям, они есть. Его словно передергивает, замыкает. Желваки на скулах напрягаются, выдавая силу его сдерживаемого гнева.
– Мак, все в порядке? – тихо спрашиваю я, положив руку ему на плечо. Не знаю, зачем это делаю. Рефлекс, привычка… желание.
И тут же жалею о своей «вольности». Потому что одним взмахом руки, он отталкивает меня в сторону, причем удар у него такой силы, что я сразу падаю, и лечу в противоположный угол Хранилища, скользя по гладкой поверхности комнаты.
Озноб прошибает каждую клеточку тела, вдобавок ко всему я больно ударяюсь им о твердую поверхность, ощущая новую волну паники.
– Нет, – рявкает Макколэй, со всей дури ударяя кулаком по зеркалу, но на нем не остается ни одной трещины.
Я дрожу, все еще не в силах отойти от столкновения со стеной, наблюдая за тем, как он теряет всякое самообладание. Теряет себя, потому что тот, кого я вижу сейчас, будто не является Макколэем Карлайлом.
Его тело и его состояние олицетворяет слово «боль», и в момент, когда он сжимает ладонями свою голову, я вижу в отражении, как искажается его лицо от немого крика. Это не просто безумие…
Его пальцы врезаются в его виски, царапая. Сходя с ума от ужаса, я наблюдаю за тем, как он не издает ни звука, но его губы кричат… Макколэй срывает с себя рубашку, и я замечаю, как вздуваются вены на его теле, скованные агонией мышцы бугрятся под кожей и «чешуей» татуировки.
Я не могу смотреть на это дальше, прикрывая глаза ладонями. Кажется, проходит целая вечность, но наверное, минут пять, до того момента, как его тело покрывается нанесенными себе царапинами. Макколэй пытается разбить стекла, избивая самого себя в отражении, пока не падает на пол без сил. И снова мне вспоминается мертвый кит…
Вопреки здравому смыслу, вопреки тому, что он мог отрубить меня, откинув в сторону, я поползаю к Макколэю, и обхватываю его лицо руками. Его трясет мелкой дрожью, все тело покрыто крошечными каплями пота.
Мое сердце обливается кровью, когда я вижу эту картину…
Я его потеряю. Потеряла бы в любом случае.
Нет, он никогда и не был моим, и ни одно мгновение рядом не было настоящим.
Я все делаю правильно. Он – это оружие.
– Мак, пожалуйста… – вырывается из губ.
– Ты, – он вдруг распахивает глаза, и я не успеваю даже вскрикнуть. Его руки сжимают мое горло, и резко приподнимаясь, он прижимает к полу меня, сдавив вены на шее. Кислородное голодание наступает мгновенно, и я не узнаю в его темных глазах, и белках налитых кровью, Макколэя. – Скажи мне правду, Энигма. Скажи мне. Правду. Я не могу. Не могу… я тебя не вижу. Я ничего не вижу, – едва слышно шепчет несвязанный бред он, пока я теряю сознание, понимая, что он расплывается перед моим взором.
Все, как в бреду… как в глупом сне, и так хочется проснуться…
Я почти теряю сознание, когда слышу звук выстрела, и рука Макколэя мгновенно ослабевает на моем горле. Глубокий вдох возвращает меня в реальность.
Я кашляю, валяясь на полу, и прижимаюсь к тому, кто спас и защитил меня – достаточно лишь одного вдоха, чтобы узнать парфюм Джеймса Грейсона.
– Все будет хорошо, детка. Ты в безопасности. Я рядом, – слышу его голос я, и устало прижимаюсь к его груди, находясь на грани между реальностью и забытьем.
Макколэй
Словно вся боль, которую я должен был испытать за всю жизнь, обрушилась в мои плечи. Точнее, прострелила голову.
Я не знаю, что я делал, и как это выглядело со стороны, и не хочу знать.
Я не принадлежал себе, и в полной мере ощутил, как некто будто управляет моим телом, и я сопротивляюсь, доводя себя до безумия.
В целом мое состояние напоминало мне мощную галлюцинацию. Голоса, отражения, движения… все слилось в какофонию иллюзий и бреда.
Я не помню, что произошло. Смутно осознавал выстрел и то, как тело вновь пронзило током. Энергетический удар выбил из меня безумие… наверное. Но лишь на время.
И я не мог поверить в то, что здесь ничего нет.
Для меня все должно потерять значение. Потому что я уже мертв, энергетический удар ускорит процесс… моя жизнь должна была рухнуть, потерять смысл.
Но я лежал на полу, и смотрел на то, как этот сукин сын прижимает к груди мою девочку.
Сука. Которая льнет к нему в ответ, также, как прижималась к моей груди, засыпая на вершине вулкана.
Притворщица. А я идиот, который почитал ее предсказуемой, и безоговорочно принадлежащей мне.
– Джеймс… – слышу ее нежный шепот, и все расплывается перед глазами от лютой ненависти, доводящей до алой слепоты из-за красных всполохов перед глазами.
– Действуем по плану. Закроете его вплоть до допроса, – сухой приказ Джеймса вызывает во мне приступ смеха.
Я все равно ничего не расскажу о своем прорыве. Ведь я подохну через несколько часов. Программу уничтожения всех моих знаний, экспериментов и файлов смогу запустить дистанционно – пусть лучше они исчезнут с лица земли, чем выйдут в свет под другим именем.
Наши взгляды с Энигмой встретились. И она смотрит на меня так хладнокровно, словно мы поменялись ролями. Она видит, видит, мать ее, как я здесь подыхаю, и смотрит на меня, словно все идет по ее хитроумному плану, так, как нужно. Если бы уровень моего восприятия оставался прежним, каким был еще несколько месяцев назад, я бы понял, в чем дело. Месть ли это за старые обиды, или Кэндис изначально была не той, за кого я ее принимал? Что если Энигма и ее «значимость», отмеченная Руфусом, всего лишь лаг, экспериментальная акция надо мной, спланированная отцом?
Может он просто хотел поиздеваться надо мной? Хотел знать, что даже после его смерти, мое желание остаться таким, каким он меня сотворил будет настолько сильным, что я поставлю под угрозу все и позволю себе привязаться к девчонке? Что он хочет этим сказать? Что я должен быть благодарен ему за то, что он подарил мне «настоящую» жизнь? Хотел как-то оправдать то, что он вскрыл череп своему ребенку?
Даже не знаю, но параноидальные мысли являются одним из симптомов ухудшения моего состояния…
В любом случае, я уже вряд ли узнаю правду, как и то, что остается тайной для меня и по сей день – прошлое Кэндис. Я нихрена о нем не знаю.
Но уже поздно рыться в секретах этой бесправной женщины.
Я упустил время, допустил ошибку и утратил бдительность, позволив ей расколоть идеальную систему, которой я всегда придерживался.
В итоге каждый из нас получит то, что хочет: ты – свободу, а я – жизнь.
Стоит ли говорить о том, что мы оба не получим ничего? Я умираю, а она… она больше никогда не будет свободной, даже если завтра Премьер-Министр вдруг решит отменить кастовую систему.
Никогда, слышишь, Эни? Никогда ты не будешь свободна, и каждую секунду своего существования ты будешь чувствовать, как я держу твою душу в шибари. Моя смерть не изменит этого.4e0863
Перед взором резко мутнеет…
Энигма победно улыбается, прежде чем я теряю сознание.
* * *
Прихожу в себя урывками, отчаянно цепляясь за рассыпающиеся «пазлы» сознания. В камере, в которую меня закинули люди Грейсона. Один на один с самим собой.
И знаете?
Я теряю способность нормально мыслить. Просто не способен… и мысленно уношусь куда-то вдаль, задыхаясь от этого обессиленного состояния.
Я умираю. Сжимая в кулаке головоломку, подаренную отцом. Я достал ее из кармана брюк…
Как же все было бессмысленно. Запаса таблеток не было. Годы моего кропотливого труда превратились в пепел.
Но убивает меня не только это…
Убивает ее последний взгляд, острый, как лезвие, которым она напрочь сточила мое сердце.
И сейчас, стоя на пороге смерти, я могу с уверенностью сказать, что прочувствовал каждый атом испепеляющей ревности, ощутил «настоящие» чувства.
Я без конца собираю додекаэдр, но у меня ничего не выходит. Первая комбинация, вторая… третья… сотая. Я не могу его собрать, теряя себя и связь с реальностью.
Что-то внутри «щелкает» и я со всей дури кидаю его в стену, наблюдая за тем, как он эпично разбивается о стену. Его грани рассыпаются по полу, распадаясь на кусочки… раньше я мог разглядеть каждую волну и частоту материи, а теперь вижу… куски пластика.
Каждый новый вдох дается все с большим трудом, и я понимаю: это конец.
И он наступит прямо сейчас. Пока не замечаю знакомый блеск среди осколков пластика.
Таблетка. Бл*дь…
Мое тело не способно нормально двигаться, но я заставляю себя доползти до крошечного пакетика, который был запечатан внутри головоломки отца. Несмотря на то, что мое зрение резко упало, я узнаю… наощупь то самое вещество, которое так необходимо чипу в моей голове.
Может быть, это еще не конец…
Проглатываю таблетку, распечатав пакет дрожащими руками. Эйфория заполняет все тело, проникая в самые отдаленные его участки.
Я проваливаюсь в бесконечный океан кайфа, но перед этим вспоминаю еще один разговор с отцом.
– Руфус, у нее скоро день рождения. У меня будет к тебе одна просьба, – обращаюсь к отцу, застав его в лаборатории.
– Я тебя слушаю, – он бросает на меня отстраненный взгляд, в котором нет ни капли отцовского тепла.
– Я хочу преподнести ей подарок, но ты должен пообещать, что она никогда не узнает, что он от меня.
– Думаю, ей будет очень приятно, Мак. И что это за сюрприз? – в глазах Руфуса вспыхивает знакомый огонь, как только он понимает, что речь идет о его любимой «дочери».
– Я покажу тебе, – я отвожу отца в сад, который спроектировал сам. Отец замирает на месте, разглядывая цветущую вишню. Сакуру.
– Мда… – протягивает он, глядя на меня заговорщицки. Я смотрю же на свой сад равнодушно, словно это не я его создал. И не знаю, зачем я это сделал.
– Запомни одну вещь, Макколэй. Любовь…
– Не произноси этого слова. Любви не существует. Я просто хочу ее порадовать, удивить. Мне кажется, что этот сад пригодится мне в будущем.
– И все же, Мак, я приведу тебе цитату одного из моих любимых писателей, Дэвида Айка: «В моменты, когда все будет казаться ненастоящим, помни… Бесконечная любовь – единственная истина, все остальное – иллюзия».
Эпилог
Единственный тиран, которого я признаю в этом мире – это мой тихий внутренний голос. Махатма Ганди
Всемирная поисковая сеть «Алекс» дала сбой в эту пятницу, распространив по всем Носителям засекреченное послание, которое стали немедленно удалять со всех ресурсов. Однако, самые быстрые и наблюдательные, успели записать его от руки, и письмо продолжает гулять по различным форумам и блокироваться на всех участках всемирной сети.
Послание Неизвестного гласит:
«Свободы не существует.
Но мы построили мир, в котором вы живете, и свято верите в то, что вы вольны выбирать, как вам жить. Что у вас есть права, помимо единственной главной своей задачи, и обязанности – жить во имя нашего блага.
Быть нашими игрушками, батарейками, заряженными биороботами, запрограммированными на потребление любых продуктов, что мы создаем для вас, как шелуху и пыль, за которую вы расплачиваетесь своим временем, свободой и мечтами.
Есть только наши интересы, и правила, которые установили мы, а вы без сопротивления их приняли. Почему? Потому что мы дали вам смысл, но лишили вас осознанности. Смысл вашего существования – жить в погоне за ненужными вещами, которые кажутся вам необходимыми, из-за того, что мы полностью контролируем ваши желания, действия и цели. Мы создали общество потребления, где вы всегда будете бесправными рабами, и крошечными винтиками, направленными на существовании Организма и Системы.
