Текст книги "Enigma (СИ)"
Автор книги: Лана Мейер
сообщить о нарушении
Текущая страница: 20 (всего у книги 22 страниц)
– Мак, ты же не ста… – договорить не успеваю, потому что его ладонь до боли сжимает мою лодыжку. Мои пальцы врезаются в песок, и я пытаюсь оказать сопротивление, когда он рывком притягивает меня к себе.
– Замолчи, – выдыхает Мак хрипло, обхватывая указательным и большим пальцем мой подбородок. Меня передергивает от этого небрежного жеста, который мгновенно рождает внутри не самые приятные воспоминания… действуя необдуманно, я замахиваюсь на Карлайла, отвешивая ему хлесткую пощечину.
– Я не дам тебе снова это сделать. Только не так. Я не твоя собственность, – едва шевеля онемевшими губами, предупреждаю я. Мои слова вызывают у него ядовитую усмешку, от которой холодеет в солнечном сплетении.
Говоря «не так» я имею в виду… не так бездушно, отсутствуя. Я бы хотела нашей близости… если бы он отдал мне и частичку себя тоже.
– Ты напрашиваешься на то, чтобы я снова связал тебя. Очевидно, понравилось, – Мак широко раздвигает мои ноги, надавив на колени, раскрыв меня для своего взгляда. Я багровею мгновенно, ощущая, как кровь, что мирно текла по венам, приливает к щекам и груди. Низ живота тяжелеет и наполняется истомой под влиянием силы его пристального и голодного взгляда…
– Только попробуй, – протестую я, намереваясь лягнуть Карлайла прямо в грудную клетку, но все мои планы рушатся в одночасье.
– Ты моя собственность. Все именно так, Энигма. Моя бесправная девочка, – произносит Мак, за секунду до того, как обвить мою талию кольцом своих сильных рук, и, не церемонясь, рывком перевернуть на живот. – Хочу тебя. Вот так, – его горячее дыхание обдает мочку уха, а рука мощным шлепком опаляет кожу ягодиц. Он ставит меня в необходимую ему позу.
Не удержав вскрика, я пытаюсь отползти, но Карлайл не позволяет. Дергает на себя, с силой сминая мои ягодицы в ладонях. Надавив на лопатки, заставляет сильнее прогнуться для него.
– Жаль, здесь нет веревок, – тихо замечает он, огладив мои бедра и поясницу. Боль внизу живота становится невыносимой, пульсирующей, неутолимой.
– Нет, Мак. Не надо. Не так. Ты сделаешь мне больно, – проглатывая слова, дрожу я, пока он на секунду отстраняется, и я слышу звук открывающейся молнии. – Мы чуть не погибли, а ты…
– Я сказал, чтобы ты заткнулась, – это было последней каплей. Макколэй хлопком закрыл мне рот ладонью, и схватил волосы на затылке, одновременно потянув мою голову назад. Шея вспыхнула болью, я буквально ощутила, как под кожей натянулись вены. Животом я была прижата к прохладному песку, в то время как затвердевшие соски лишь слегка касались земли.
Вздрагиваю, когда он собирает мое платье на талии. Его каменный член упирается в мои бедра, и я чувствую себя еще более закованной, когда он сцепляет мои руки за спиной в районе поясницы. Мягко говоря, это все неудобно, но возбуждение «притупляет» боль, отодвигает на второй план. Крик или стон, что вырывается из пересушенного морской солью горла, переходит в укус. Вгрызаюсь зубами в его ладонь, прикрывая глаза…
Вдоль спины ощущаю легкие покусывания, не понимая, что за минутка нежности с его стороны. Это так приятно, и я знаю, что там, где на моей коже оставлены шрамы, он касается их языком, а не губами. С ума сойти. Стоит мне расслабиться, как Макколэй прижимает меня щекой к песку, и я слышу, как шумно он вдыхает, упираясь носом в мою шею.
– Не надо… – слабо умоляю я, ощущая, как мое тело покрывается мурашками от ощущения его языка на моей коже. Он ведет его к моим губам, и замирает у уголка:
– Я это уже слышал, – напоминает, прежде чем толкнуться языком в мой рот, и одновременно войти в меня сразу двумя пальцами.
Непроизвольное «ах» вырывается у меня прямо в его губы. Не прерывая поцелуя, он растягивает меня своими ритмичными движениями, и к моему бесстыдству и унижению, его пальцы легко скользят, позволяя ему быть грубее и резче.
– Настолько хочешь? Какая плохая девочка, Энигма, – выдыхает Мак нервно, с надрывом. Его шепот отдается дикой пульсацией между бедер, перетекающей в горячую волну.
– Нет, – со стоном вырывается у меня, когда он покидает меня. Я прогибаюсь сильнее, но уже сама, инстинктивно напрашиваясь на его мучительные ласки. Но все равно дрожу, как только ощущаю, как его горячая плоть скользит между ягодиц, задевая самые интимные и чувствительные места на теле.
Я не могу адекватно думать, дышать… эмоции бьют через край сердца. Я оголена перед ним, как проводок, беззащитна.
Вот сейчас я точно «на волоске от смерти». Второй раз за последние полчаса…
– О да, – заключает Мак, и я не успеваю даже насладиться этим плавным поддразниванием, потому что он входит в меня резко и до упора. Кажется, прелюдии отменяются. Мы оба протяжно стонем, но мой всхлип поглощает сначала его ладонь, а потом пальцы, которыми он раскрывает мой рот и дает ощутить их на языке. Я чувствую свой вкус, ощущая себя… неправильно. Но сексуальной и желанной, как никогда. Чувства переполняют, но ровно до тех пор, пока он не начинает вдалбливаться в меня в безумном ритме, придерживая за попку, пожимая ее в ладонях, периодически врезаясь пальцами в бедра с безумной силой.
Карлайл снова делает это, берет меня грубо и грязно, слишком резко и быстро, толкаясь, как одержимый до безумия мужчина. Но вопреки здравому смыслу горячая волна внизу живота превращается в водоворот удовольствия, чистого кайфа. Закрыв глаза, я вижу под веками яркие звезды, и, наконец, кричу, ощущая, как теряю связь с реальностью, когда сжимаюсь вокруг его члена.
Я кричу снова и снова, и он, наконец, отпускает мои руки, позволяя мне царапать песок, который каким-то образом забился в кожу и под ногти не самым приятным образом. Но разве можно думать о песке в такой момент?
– Получил свое? Отпустишь меня теперь? – обессиленно спрашиваю я, чувствуя насколько Мак твердокаменный.
– Мы еще не закончили, Энигма, – ледяные нотки в его голосе пугают меня, но его нежное прикосновение к моей пояснице слегка успокаивает, усыпляя бдительность.
Контраст нежности и грубости, это слишком… сладко.
Это то, перед чем я не могу устоять.
Макколэй
Иногда ощущать себя рабом физической оболочки очень приятно.
Чертовски приятно двигаться в ней. Ее эмоции словно передаются мне через обмен дыханием, наполняя энергией, зарядом… заставляя все процессы в теле идти с необходимой скоростью.
Химия чувств уникальна. Неповторима. Мы два, идеально подходящих друг друга реактива, иначе я не могу объяснить то, что меня… накрывает. Снова.
Точно такие же ощущения, как после принятия «дозы». Я не знаю, как это работает, и не хочу знать сейчас.
Переворачиваю Энигму на спину, покидая это тесное и горячее тело. Восхитительное, даже будучи не связанным.
Малышка дрожит и обиженно стонет, когда мой член скользит по ее влажным складочкам, но не проникает внутрь. Она закрывает глаза, отрицая свои эмоции, но ее тело извивается, покачивается, просит… большего. Просит меня и только.
Второй раз я беру ее иначе, глядя глаза в глаза. Таким образом, я готов дать ей то, что она хочет. Себя. Через взгляд и поцелуи, пока трахаю ее, меняя темп, глубину и угол проникновения. Я не слежу за движениями своего тела, скорее за отблесками эмоций в ее глазах. Настоящих и неподдельных, сильных.
В последний момент, я покидаю тело Энигмы. Мощный заряд кайфа охватывает поясницу и бедра, концентрируясь в паху… на мгновение, я снова «слепну». Из груди вырывается рык, когда ощущаю, как ее ладонь обхватывает мой член, и она буквально вытягивает из меня все до последней капли. Открывая веки, и тяжело дышу, глядя на то, как она дрожит от удовольствия подо мной, и ее пальчики размазывают мое семя по заостренным вершинкам.
Она делает это непроизвольно, находясь в нирване. Но мне все равно сносит крышу этот безумный вид.
Хотя… так не должно быть.
Наверное.
Через десять минут мы приходим в себя и просто сидим, наблюдая за вставшим над океаном солнцем и волнами, собирающимися в густую пену. Молчим, переводя дыхания…
Не знаю, о чем думает Энигма, но я уже мысленно в своей лаборатории – обрабатываю потоки новой информации. У меня в голове нет уже ни тумана, ни эйфории.
– Мак, – робко начинает она, и, глядя на нее, я замечаю одинокую слезу, скатывающуюся по влажной щеке девушки. – Что будет дальше? Я чувствую себя…
Да знаю я, что ты чувствуешь. Она в шоке от того, что я отстранился так быстро, но могла бы уже привыкнуть. Наверное, мне нужно что-то сказать. Хотя бы сделать вид, что мне не плевать. Мне же нужно ее доверие, влюбленность.
– Эни, – это все на что меня хватает. Я человек действия, и просто прижимаюсь лбом к ее лбу, мягко касаясь млеющих губ.
– Молчи… – слегка встряхивает волосами она. – Почему ты так себя ведешь? Чтобы окончательно свести меня с ума и привязать к себе?
– Ты же не робот, Энигма. Привязываться или нет – это уже твой выбор.
– Но ты же говорил… – она не успевает договорить, я затыкаю ее рот глубоким поцелуем.
Все же, отклонения в моем плане имеются.
И я даже пока не представляю, насколько.
Глава 12
Некоторые предпочитают видеть уродство этого мира, я хочу видеть красоту. Сериал «Мир Дикого Запада» («Westworld»)
Кэндис
15 июня. Бали, пляж
Наконец, в нашем с Макколэем «бурном общении» наступил перерыв. Карлайл пропал в своей лаборатории, ну а я, наконец, могу насладиться одиночеством. После падения в океан произошло много событий, но пришло время привести свои мысли в порядок.
Каждый день на Бали, под руководством Макколэя, идет за целый год. Я по-прежнему не понимаю, что он делает, зачем ему датчик, который в последнее время почти ежеминутно мигает контрастными цветами, и кто такая на самом деле «Enigma»… И даже то, что мы в любой момент можем сойти с ума и придаться страсти где-нибудь на пляже, в саду, гамаке, или возле скал, никак не помогает мне найти ответы.
После близости, он всегда леденеет. У него даже движения становятся какими-то четкими, механическими, как у мима. И он никогда не позволяет мне проявлять инициативы. К слову, мои руки по-прежнему всегда связаны или зафиксированы, и его «пунктик» ограничения движений своей жертвы никуда не исчез, несмотря на то, что Мак лишь однажды связал меня полностью снова. Меня пугало это состояние, когда все тело немеет, а тугие веревки врезаются в кожу. Но пытаться вырваться или высказать Макколэю все, что я о нем думаю – бессмысленно. Он даже бровью не поведет. Сделает так, как ему хочется. Или не сделает вообще, снова оставив меня умирать от желания, где-нибудь на пляже.
Я понимаю, что привязана не совсем к адекватному человеку, и уже просто свыклась с его «причудами». Я не влюблена, нет. Но я плыву по течению, и надеюсь, что скоро окажусь на земле обетованной. Я бы наслаждалась каждой секундой этого пути, что находится за пределами зоны моего комфорта, если бы не несколько «но»:
– Палач. То, что я увидела на экране, и то, какой жизнью живет моя сестра. Одна мысль о том, что она жива, и я когда-нибудь смогу обнять ее… не могу даже думать, не представляю, как это будет. Но у меня сердце разрывается от мыслей о ней. И я пока не знаю, как рассказать Макколэю правду, и одновременно не навредить ей. Палач сказал, что Карлайл – оружие, и явно намекнул на то, что он работает над чем-то мощным и смертоносным для всего мира. И вот тут мне просто хочется задать вопрос: какого черта на мои плечи взвалили ответственность за планету, если я со своей жизнью не могу разобраться? В любом случае, для меня нет никого важнее, чем мама и сестра… и я точно знаю, что в первую очередь буду действовать в их интересах.
– Сам Макколэй. То, что происходит между нами сейчас, трудно передать словами. Мои чувства к нему сродни зависимости, от которой хочется избавиться и, наконец, «включить мозги». Я пытаюсь понять его, пытаюсь угадать, какую игру он ведет: зачем создает иллюзию близости? Ведь мы оба знаем, что в любую секунду я могу быть снова заперта в стеклянной коробке, или унижена перед сворой Элитных ублюдков, и он… он хладнокровно рассмеется мне в лицо, несмотря на то, что сейчас его взгляды скорее полны отстраненной, но нежности… даже звучит странно, но это так. Словно со мной, он учится… отношениям между мужчиной и женщиной?
Что бы ни происходило сейчас, я ничего не забыла. Ни одну нанесенную им рану. Я просто… я в тупике, в лабиринте, из которого нет выхода.
Кстати, о лабиринтах.
Мак преподнес мне странный подарок – как он выразился, гарант того, что мой дневник не будет прочитан посторонним человеком.
– Повернись, – приказал Макколэй, застав меня на террасе с великолепным видом на пальмы и бассейн, который расположен над обрывом. Я читала книжку, покачиваясь на канатной качели, и конечно не ожидала от него каких-либо щедрых жестов…
– В чем дело? – нахмурилась я, пытаясь прочитать по его лицу, что он собирается делать. В его глазах не было голода и страсти – но его глаза все равно уносили меня вдаль, в параллельные миры, и иллюзорные вселенные, заставляя ощущать, как сквозь шрамы на спине, прорезаются крылья.
Почему?
Потому что в его взгляде всегда была непоколебимая уверенность. Вертикальная воля, закованная в ледяные латы. Мужественность и сила.
Взглядом он умел делать все… и даже больше, как бы странно это ни звучало.
Успокаивать и разрушать.
Боготворить и унижать.
Заставлять гореть заживо…
И «замораживать» на месте.
Для меня он был Мужчиной. Именно с большой буквы, несмотря на все, что было. Несмотря на его мнимую «бездушность»… теперь я знала: у него есть душа, и такого, как он больше не было и не будет.
Может, я просто ослепла от своей зависимости, но я пишу, как думаю.
– Когда-нибудь ты оставишь привычку задавать глупые вопросы, – вздохнул Макколэй, и я заметила, как напряглись его бицепсы, под тканью белой рубашки. Он волновался? Серьезно?
Я повернулась к нему спиной, и почувствовала, как он перекидывает мои волосы на одно плечо. Теплое дыхание щекотало затылок, рождая приятные ощущения покалывания во всем теле.
А потом я почувствовала, как он обвивает мою шею тонкой цепочкой и застегивает ее сзади.
К слову, в этот момент я почувствовала себя главной героиней романтической мелодрамы.
– Что это? – он развернул меня к себе, глядя на кулон, что устроился в выемке над моими ключицами.
– Лабиринт, – просто сказал он, и я прикоснулась к кулону.
Да. Это оказалась пластинка с выгравированным на ней лабиринтом – он повторял контуры замка от моего дневника. Макколэй сказал, что это ключ к моему блокноту, снабженный надежными индикаторами защиты.
Что ж, поверю на слово…
25 июня. Спальня
Я скучаю по маме.
Мак позволил мне наблюдать за Эвой через голографическую камеру, чтобы я сама убедилась в том, что она перестала нести несуразный бред и все чаще улыбается. По-настоящему. Но говорит ли это об успехах в лечении? Я сомневаюсь. Ведь когда я засыпаю его вопросами о маме, он уходит от ответов.
Как всегда.
Или просто уходит, черт бы его подрал.
Мне все чаще снятся кошмары: в голове постоянно прокручивается та голограмма с Элисон, и то, что показал мне Палач.
Я странно реагирую на воспоминания об этом… как будто подсознание блокирует боль. Скорее всего, это происходит, благодаря сеансам с Руфусом: он научил меня абстрагироваться от эмоциональной боли, не «раскачивать» ее по спирали, бесконечно себя накручивая.
Да и занятия йогой не проходят даром. О да, Карлайл всерьез взялся за развитие моего духа и тела, и только черт знает, зачем ему это нужно. Я, конечно, послушно вставала в шесть утра, и бежала к океану добросовестно изучать новые асаны, но я не вкладывала в свои движения никакого смысла, в отличие от Карлайла, для которого йога, казалось, была чем-то обязательным, вроде чистки зубов.
– Мы столько работаем. А в тебе ничего не меняется. Вина, злость, обида, страх. Этого пока достаточно. Ты должна поймать позитивную волну, – и это говорит человек, который сначала довел меня до глубокой депрессии и неврозов, проявляющихся в использовании огнестрельного оружия.
Мак тяжело вздыхает, пока я, вслед за ним принимаю позу кобры (я начинаю запоминать эти сложные названия – бхуджангасана).
К слову, когда мы занимаемся йогой, моего тела для него словно не существует. Даже если надеть самые обтягивающие «рush uр» легинсы и спортивный топ, приподнимающий грудь, Карлайл будет смотреть мне только в глаза, и следить за правильным положением тела. Этот диссонанс меня всегда поражает: то он строит из себя чуть ли не монаха, питающимся энергией солнца, то становится диким животным… питающимся мной. Жуть какая.
– Только не надо мне опять втирать про свои чакры, – бубню я, ощущая боль в пояснице, прогибаясь сильнее и опираясь на руки. Макколэй говорит, что это прекрасное упражнение, помогающее справиться со стрессом, так как у меня очень много зажатости в зоне лопаток и шеи – основные «следы» пожизненного страха. – Я все равно толком не понимаю, что это и зачем ты к ним привязался… как наука может сочетаться с такими вещами? Ты ведь гений, ученый, в конце концов. Что за страсть к паранормальным вещам? – негодую я, и уголки его губ медленно приподнимаются. Ох уж этот его загадочный взгляд. Словно он знает какой-то секрет мироздания, о котором я, дура, не имею понятия.
– Я изучаю много вещей, Энигма. Область, на которой я сейчас сосредоточен, плотно переплетается с энергией в теле человека, – он поворачивает голову в сторону воды. – Закрой глаза и представь, что ты океан.
Я отвечаю ему возмущенно скептическим взглядом… но язык прикусываю, чтобы не ляпнуть лишнего. Тяжело вздыхаю, и зеркалю его новую позу, сложив ноги по-турецки.
– Ты уверен? – я чувствую себя глупо, прикрыв только один глаз.
– Больно не будет.
– Итак, ты – океан, – пытаюсь сдержать смех.
– Мы – океан, – произносит Мак, и, несмотря на то, что его слова звучат очень тихо, он умеет пронзить ими в самое сердце. Я закрываю веки, ощущая прикосновения бриза к щекам.
– Как думаешь, сколько в тебе воды?
– Ммм… так и не скажешь. Бесконечно много?
– Да. А теперь я хочу, чтобы ты представила одну из воронок на поверхности океана. Их много и ты никогда не смогла их посчитать. Но есть семь основных, самых мощных и глубоких. Водовороты… именно туда стекают все отходы, грязь, мусор, все, что выбрасывают в океан. Ты знаешь, что там, под толщей воды, живут…
– Киты? Красивые и большие…
– Допустим, Киты, – соглашается Мак, и я улыбаюсь, представив себе все так ярко и красочно, словно сама оказалась в подводном царстве. – Киты, рыбы, коралловые рифы – все это часть тебя, часть океана. Но всегда наступает момент, когда мусора становится слишком много, если ты позволяешь ему проникнуть глубже. Ответь мне, что происходит.
По моему телу проходит дрожь, и я чувствую соленый вкус слез у себя на губах.
– Они болеют, – продолжает Мак, пока я представляю себе, как столь прекрасное млекопитающее, как кит, погибает, отравившись ядовитыми для него отходами.
– А потом умирают… – судорожно выдыхаю я, открывая глаза. – Обязательно было давать этому такую эмоциональную окраску? Ты довел меня до слез.
– Зато у тебя теперь не будет вопросов.
– Водовороты энергии… – шепчу под нос я, глядя на поднимающуюся в океане волну, сворачивающуюся в красивую спираль.
– Но как это связано с тем, что ты делаешь?
– А это уже тема другого урока, – улыбается Макколэй, и я толкаю его в плечо, на что он только вскидывает бровь.
Что было после? Я начала игриво бить его и щекотать, пытаясь вызвать хоть толику эмоций. Потом побежала вдоль линии берега, надеясь, что он побежит за мной.
Не побежал.
Нашел меня уже тогда, когда я спряталась в гамаке под пальмой, надувшись и скрестив руки на груди.
Ну что я могу сказать? Мы мастера находить жутко «удобные» места, чтобы заняться сексом. Гамак сорвался с петель, устав от наших эротичных асан… ну, если вы понимаете, о чем я.
Чем дальше заходили наши странные отношения, тем больше я понимала, что не могу оценивать Макколэя объективно. Какое-то слепое преклонение и восхищение этим мужчиной изо дня день становилось все сильнее и сильнее… хоть я и знала, что он просто обладает определенными знаниями, которые помогают ему делать из человека его марионетку.
Сколько бы я не задавала вопросов, почему вдруг, из «сотрудничества» наши отношения перешли в другой ранг? Он не отвечал. Мало того, что Мак не особо любит говорить, так он еще и до жути любит бывать один. Он редко ест в моей компании. Да и о совместном сне не может быть и речи. Мне, например, очень страшно спать одной, когда ночью идет тропический ливень, а небо громыхает так, словно вот-вот обрушится на виллу.
Но безопасней ли с ним? Это уже другой вопрос.
Потому что иногда мне кажется, что с ним что-то не так. Иногда он часами может смотреть в одну точку и не моргать. Недавно, во время йоги, я заметила, как мелко дрожат его пальцы, и пот течет градом с покрасневшего лба. Бывали дни, когда он выглядел так, словно он проболел неделю…
Иногда он разговаривал со мной на разных языках (я сама просила его доказать, что он свободно говорит на нескольких), а иногда и двух слов связать не может, полностью погружаясь в себя.
28 июня. Сад
Вчера произошло нечто прекрасное и удивительное.
Макколэй снова повез меня кататься по острову, пообещав, что на этот раз, я могу не переживать за наши жизни. Мы остановились в диком месте, ароматы первозданной природы сводили с ума, и бесконечно зеленые виды заставляли меня терять дар речи…
Я сама не заметила, как прогуливаясь в обетованных джунглях, мы начали подниматься в гору. С каждым шагом мне становилось все тяжелее и тяжелее, и лишь когда мы преодолели половину пути, Макколэй поставил меня в известность о том, что мы поднимаемся по действующему вулкану.
Я готова была убить его, хоть и понимала, что вероятность того, что могучая гора извергнет лаву, крайне мала…
К закату мы добрались до противоположной кратеру вершины, а это, как сказал Мак, около 1700 метров над уровнем моря. Хорошо, что мы взяли с собой теплую одежду, потому что я окоченела с ног до головы.
Не говоря уже о царапинах на теле, оставленных дикими растениями. Да и мошки меня покусали изрядно. Но все мое недовольство и капризы испарились, как только я взглянула, как заходит солнце за линию горизонта… рождая розовую дымку, над насыщенно зелеными холмами, которые, казалось, и сами утопают в облаках или парах, что исходят из недр вулкана.
Это было неописуемо красиво.
Как в кино, как на картинке и иллюзии… как земля могла получиться такой совершенной? Разве это могло быть случайностью? Почему в этом мире все так продумано, до мелочей… эти мысли рождали во мне волнение и непередаваемый трепет.
Этот момент был словно вырван из моих мечтаний и грез о настоящем счастье.
Вырваться из рутины, путешествовать, делить такие прекрасные виды с мужчиной, который обнимает тебя, стоя на вершине горы.
Я забыла обо всем на свете, прикрыв глаза, наслаждаясь соприкосновением наших тел. Каким-то необъяснимым слиянием с ним, с природой, со всем сущим…
– По глазам вижу, ты хочешь мне что-то сказать, – Макколэй посмотрел мне в глаза, мягко проведя большим пальцем по губам.
– Я просто подумала, что ты похож на этот вулкан. Он выглядит спокойным и застывшим, – со стороны вулкан и правду выглядел, как несгибаемая гора. Лишь слои пара выдавали его истинное предназначение. – Но в любой момент может взорваться…
– Или потухнуть, – закончил Карлайл.
А потом мы целовались до тех пор, пока солнце не скрылось за горизонтом.
Засыпая на его теплой груди, я плакала, ощущая себя уязвимой и влюбленной, счастливой.
Я не имела на это права, учитывая то, что на самом деле происходит в моей жизни.
Не имела права, потому что не ощущала, что он чувствует нечто похожее. Макколэй играет роль. Изображает чувства. Имитирует их. Я просто знаю это, но закрываю глаза…
Перед тем, как погрузиться в сон, я закинула на него ногу и прижалась так сильно, насколько это возможно. Кажется, он прошептал:
– Анаханта[12].
3 июля. Терраса
Почти неделю Карлайл не выходил из лаборатории…
У меня нехорошее предчувствие.
Когда он, наконец, вышел, я сначала не узнала Мака: налитые кровью белки, вздувшиеся вены. Ему стоит чаще бывать на солнце… сейчас ему уже легче.
Но я не перестаю задаваться вопросом: кто он?
«– Не забывай о том, что у меня тоже есть чем надавить на тебя, Мак. Ты этого хочешь? Думаешь, никто не знает твой секрет? Кто знает, может, ты сам скоро станешь лабораторной крысой… есть повод, не так ли?» – вспомнились слова Джеймса.
«Я приоткрою тебе завесу тайны: он – ядерная бомба. Если ты не примешь нашу сторону, все потеряет смысл. Все исчезнет», – а это уже версия Палача.
Я очень сильно запуталась.
И окончательно меня добило то, что на мой Носитель наконец пришло доказательство того, что встреча с Палачом была не страшным кошмаром:
«Привет, мое прекрасное Создание.
Готова сыграть?
Скоро ты откроешь ларец Пандоры…»
То, что я прочитала, мне не понравилось.
И я не знала, как поступлю дальше…
Макколэй
Я могу часами смотреть на нее. На Сакуру.
Сжимать ее ладонь, наблюдая затем, как касаются ее лица иллюзорные лучи солнца. Я поместил ее в спальню за стеклом, чтобы она начала постепенно привыкать к другой обстановке, имитирующую настоящую жизнь, не в вакууме.
Мне хотелось как можно скорее показать ей реальный мир, перевести на другие этапы развития, но это пока невозможно. Она не закончена. Я собрал не все частички сложнейшей головоломки, не предусмотрел всех мелочей…
И пока не могу продолжать полноценную работу. Здесь нужна ювелирная огранка, ни малейшей ошибки в коде, иначе все разрушится.
Это нелегко, чувствовать, как разваливаешься на части. Медленно, по кусочкам. Уровень моей осознанности стремительно падает, и я еще не знаю, как именно произойдет отторжение чипа – либо мгновенная смерть, либо жизнь… та жизнь, которая была у меня до операции.
Я любил эту жизнь. Просто… изменился.
Теперь я тот, кто не посмеет прервать программу.
Они на меня рассчитывают. Те, кто стоит за кулисами, и смеются над этим театром абсурда, что мы называем жизнью…
Так или иначе, исход близок. Нам пора лететь в Швейцарию, потому что после проведенной ночи на вершине вулкана вместе с Энигмой, я понял одно: она готова. Она стала моей ручной девочкой, моей безвольной игрушкой, будучи при этом живым человеком. Но подобно моим созданиям, она близка к тому, чтобы сделать все, о чем попрошу.
И я не могу больше выносить зависимость физической оболочки от гормонов, выбрасываемых кровь, во время сексуального контакта с ней.
Мы стали слишком близки, и это, наверное, было неизбежно. Коварный замысел отца удался? Не совсем.
Ведь я знаю, что выбрал ее, как только увидел. Узнал ее взгляд, ощутив мощнейшее дежа вю в своей жизни.
Это было немое озарение, вспышка, прошибающая до дрожи и холодного пота. Я смотрел в ее глаза, и у меня было такое чувство, что это со мной уже происходило. Словно перед тем, как я был рожден, мне показали всю мою жизнь, и все, что я запомнил из этого – это ее самый первый взгляд в мою сторону.
– Просыпайся, Энигма. Завтра мы улетаем. Но для начала, у меня есть для тебя подарок, – оказавшись этим утром в спальне Кэндис, я застаю ее мирно посапывающей на огромной постели. Она спит в одной футболке, спиной ко мне, обняв левой рукой подушку. Смятое одеяло зажато между ее стройных ног, и я вдыхаю сквозь зубы, ощущая внезапный порыв оттрахать ее, пока она спит.
Но мои последние исследования своего состояния показали, что Энигма действует на меня не только положительно, но и отрицательно – сначала мне становится лучше, а потом… потом приходится лихорадочно вспоминать кто я, что я, и зачем я. Свои цели и задачи. Собирать по кусочкам.
К тому же… еще несколько недель назад, Кэн казалась мне относительно неприступной, упрямой, непредсказуемой… конечно, меня цепляло это. Как закрытая книга. Но теперь, она стала в моих глазах обычной девчонкой, которую я использую ради личной выгоды.
Об этом я и говорил. Мне все приедается, а люди мне быстро надоедают. В то время как она влюблена в меня, и я ощутил это всем нутром, проанализировал язык взглядов и жестов, прочитал в информационном поле… нет ничего скучнее, чем безоговорочно влюбленная в меня женщина.
– Какой еще подарок в семь утра? – сонно мурлыкает Кэндис, когда я, опираясь кулаками на матрац по обе сторону от ее головы, наваливаюсь на хрупкое тело. Болезненный заряд тока бежит по позвоночнику, концентрируясь в паху. Не жалея, что решил навестить ее в одних спортивных брюках, потираюсь каменным членом об упругие ягодицы расслабленной малышки, вызывая ее сладкий стон.
У меня никогда не было утреннего секса, по вполне понятным причинам.
Но мне нравится ее естественность, и я всерьез намерен сделать исключение из своего нового правила.
И я его, черт возьми, делаю. Ради кратковременного удовольствия иду против своей же установки. Стоило бы напрячься по этому поводу… но я не могу. Мое тело слишком расслабленно сейчас, после сокрушительного и яркого оргазма. Ловлю себя на мысли, что снова рассматриваю следы от своих рук на ее коже и нечто живое в груди мечется, царапает изнутри, а потом болезненно сжимается.
Черт, это все инстинкты. Следы страсти, оставленные мужчиной на женщине, действуют, как красная тряпка на быка, как раскаленное клеймо, сигнализирующее мозгу, о том, что она «моя-моя».
К счастью, мне довольно быстро удается их подавить.
– Ты говорила мне, что хочешь скрыть их, – покрываю поцелуями ее спину, оценивающим взглядом разглядываю узкую талию. Чуть выше идут хаотичные и глубокие полосы – судя по характеру ран, кожа рассекалась до крови. Человек, который сделал с ней это… хотел бы я посмотреть в глаза этой твари.
Но чем я лучше? Я не бью ее… но забираю душу, ее личность. Отчасти.
– Это то, о чем я думаю? – интересуется Кэн, прогибаясь в пояснице.
– Увидишь.
Через полчаса, приняв душ в разных комнатах, мы снова едем по серпантину, направляясь к моему знакомому тату-мастеру, который является создателем дракона на моей спине.
Я вижу калейдоскоп ярких эмоций в глазах Кэндис, когда она понимает, зачем я привел ее к нему. Какое-то время она сомневается, боится, но моя поддержка помогает ей решиться на этот безумный шаг.
Никогда не любил татуировки на девушках, на мой взгляд, женское тело должно быть чистым, совершенным, нетронутым. Но я знал, насколько это важно для нее, и, в конце концов, результат мне понравился: лепестки сакуры не полностью, но прикрыли ее глубокие шрамы, которые теперь выглядели как ветви, на которых прорастали нежно-розовые бутоны. Я держал ее за руку, и смотрел в глаза во время всего процесса, распаляя внутри нее огонь доверия, имитируя близость… создавая иллюзию связи между нами.
