Текст книги "Стрелок (СИ)"
Автор книги: Лана Черная
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 20 страниц)
– Мне более неведом страх, – усмехнулся он. – Но ты…
– Зачем тогда защищаешься? – не унималась я, поднимаясь все выше.
– Сия преграда, – он обвел себя рукой, продолжая отступать от меня, – соткана не мною. Лишь Акмирэ решать дано, кого впускать сквозь стену чар ее.
– Акмирэ? – я остановилась, как громом пораженная. Не ожидала услышать из его уст незнакомое женское имя, да еще произнесенное с теплом и нежностью. Сердце глухо стучало в груди, больно ударяясь о ребра.
– Кто она? – холодный тон, чтобы скрыть дрожь в голосе.
– Та, без кого исчезну я.
– Любишь ее?.. – слова давались с трудом, словно не желали слетать с языка. Просто я дико боялась услышать ответ, каким бы он не был.
– Люблю?! – седые глаза Кирша неожиданно вспыхнули гневом. – Люблю ли я?! – и дикий смех оглушил меня. Что-то зловещее было во всем этом. Что-то ненастоящее. – Тебя любил я, – прохрипел он, словно смех украл силу его голоса, – а ее…
Он осекся, повернувшись ко мне спиной, и ступая по мягкому ковру моей спальни. И только когда я потеряла его из виду, осмелилась подняться следом. Просторную комнату, оформленную в черно-белых тонах, освещал блеклый свет ночника над широкой разобранной кроватью. В его разноцветных бликах, хаотично разлетевшихся по гладким стенам, высокому потолку с вычурной лепниной, сбитому шелковому покрывалу кровати, темному полу и теряющихся в необъятной пустоте огромного окна, Кирш казался пришельцем с другой, невиданной планеты. Он сидел на широком подоконнике, вглядываясь во тьму, поглотившую небо. Сильные руки закинуты за голову, брови нахмурены, глаза настороженные. Похоже, не только меня беспокоило столь стремительное развитие событий. Но в отличие от меня Кирш знал гораздо больше. Тогда зачем он пришел?
– Зачем ты здесь? – осторожно спросила я, присев на край мягкой кровати, еще не забывшей запах
страсти, вспыхнувшей между мной и Максом. Он ушел несколько часов назад, а в комнате до сих пор пахло ним. Кирш не ответил, опустив руки и присмотревшись ко мне. Что-то знакомое мелькнуло в его взгляде. Давно забытое, но возвращающее меня в далекое прошлое, когда нас многое связывало.
Слишком многое, чтобы в раз отмахнуться от прошлой жизни. Я так и не смогла, как не пыталась. Странно, но я до сих пор помнила каждое слово, произнесенное его мягким бархатным голосом. Каждый жест, взгляд. Я помнила все его прикосновения от нежных, сводящих с ума, до хлестких и обидных до слез. Я помнила каждую его морщинку, каждый шрам, каждую родинку. Особенно то причудливое родимое пятно
в форме четырехлистника под левой рукой. Такое же, как у Макса. Я все помнила. Ведь именно благодаря мужчине, что сидел передо мной, изучающе смотря в мое лицо, я обязана тем, кто я.
Ведь именно Кирш был моим учителем и первым мужчиной, кого я по-настоящему любила.
Отвернувшись, я задумалась…
…Киршриадин, князь варданский, Архимаг Академии искусств Варды, Старейшина Совета Мудрецов, родитель касты магов и волшебников; Джим Салливан, пилигрим из Ирландии…
Как много титулов и судеб таится в душе мага и колдуна, изгнанного Богами за непослушание и запретную любовь. И все из-за меня…
Если бы тогда хоть кто-нибудь умнее меня четырнадцати весен от роду сказал, какой трагедией обернется мое знакомство с Киршем, я бы сама лично приковала себя к решетке в самой высокой башне, заколотила все входы и выходы и еще дракона оставила у ворот. Хотя мне кажется, Норны всё равно позаботились бы, чтобы нити моей судьбы неразрывно связали меня с печальным колдуном, живущим затворником в загадочном поместье далеко на севере Варденхейма.
Увы, провидца не нашлось, что заметно облегчило задачу Чтицам судьбы, и в первый день года я удрученно рассматривала свое отражение в зеркале, готовясь к аудиенции с собственной матерью и королевой в одном лице.
С тех пор как мы вернулись из Восточных Лесов, в вечнозеленых владениях которых притаилась Омильна – Высшая школа благородных манер, прошло больше месяца, а я до сих пор не видела мать. Она была зла на меня, за то что я с треском провалила первое же испытание, но свой гнев срывала на подданных, наказывая за малейшую провинность. Меня же заперли в покоях под домашний арест. Впрочем, уж лучше тут, чем в Омильне. Это место со столь мелодичным наименованием скорее походило на тюрьму, откуда имелся только один выход – на эшафот. А как иначе назвать пещерный город, покидать который запрещалось абсолютно всем и каждому вплоть до окончания учебы? А это, ни много, ни мало целых двенадцать зим. Мало того, все ученицы носили одинаковую строгую одежду, пошитую из тонкой шерстяной ткани, и не имели права заниматься волшебством. И это законы для варданок, где каждая вторая рождалась чародейкой!
Что-то было не то с этой школой, но что – я так толком и не выяснила. А все потому, что успешно провалила первое же испытание. Мало того, что не совладала с единорогом, будучи прекрасной наездницей, так еще покалечила младших учениц и едва не убила парочку преподавателей. Дикий страх, неведомый мне ранее был тому причиной.
Все случилось на третий день пребывания в стенах школы. Будучи любопытной от природы, я тайком отправилась изучить территорию пещерного царства, в застенках которого мне предстояло провести три года…
Омильна не простая школа, какие были разбросаны по всему Варденхейму. Это было дитя совместного творчества вардан и эрулов в знак примирения двух королевств.
Лабиринты темных коридоров соединяли между собой большие и малые пещеры, узкими тоннелями ускользали наружу, паутиной мостиков и отвесных троп пронизывая поляны и обвивая изящные каменные корпуса школы. Высокие и низкие потолки усеивали тонкие ледяные палочки, растущие в хаотичном порядке. Причудливо изгибающиеся они сплетались в хрустальные гроздья, что играли солнечными бликами янтаритов.
Сама школа представляла собой скопление замков со стенами, исчерченными искусной резьбой и мерцающими дивным магическим светом.
Я долго бродила по этим тоннелям, прислушиваясь к звукам падающих капель, так схожих с биением сердца; наблюдая за срывающимися с обрывов шумными потоками подземных источников.
Проход становился всё уже, пока не преобразился в узкую крутую лестницу, ведущую в нижние ярусы подземелья.
Оттуда, из кромешной тьмы, веяло могильным холодом и доносились жалобные стоны, скрежет цепей, предсмертные хрипы, заглушаемые неясными песнопениями. Руки похолодели, а позвоночник свело от накатывающей волны страха. Нужно было бежать оттуда, подальше от давящей тьмы, поближе к спасительному свету. Но что-то необъяснимое тянуло меня вниз. Слабо соображая, что я делаю, ступила на лестницу. Руки дрожали, а ноги то и дело соскальзывали с узких ступеней. Ещё шаг, прыжок, и ступни коснулись мягкой почвы, так не схожей с твёрдыми скалами наверху.
Я пригляделась – под ногами оказалась серая пыль, в которой валялись то сломанные кости, то осколки черепа, то челюсти, ещё украшенные белыми, крепкими зубами – верный признак молодости и силы вардан, кто навеки остался похоронен под этими каменными сводами.
Но что же произошло?
Осторожно ступая по подземному кладбищу, стараясь не задеть прислонённые к стенам скелеты, сохранившиеся почти целиком, я едва сдерживала подступающее к горлу отвращение. Неожиданно коридор расширился, переходя в круглую пещеру шагов в десять в диаметре. В центре стоял алтарь в виде огромного паука, на теле которого лежала обнажённая дева. Это была одна из учениц школы – я видела её в первый день. Я хотела было подойти к ней, но едва только занесла ногу, чтобы шагнуть в освещенную свечами пещеру, как тени отделились от стен и приблизились к алтарю. Существа, одетые в белоснежные одежды, слепящие чувствительные в темноте глаза, извлекли из-под своих одеяний мечи. Серебряная сталь зловеще сверкнула в тусклом свете. Под странное бормотание, произносимое на незнакомом наречии, острием клинков они коснулись сердца жертвы. На бледной девичьей коже проступили алые капли крови. Она вскрикнула от боли, но мольбы её утонули в мелодичном многоголосье жриц. Одна из жриц выступила вперёд с занесённым над головой кинжалом. Её красивое, искажённое экстазом близости к божеству, жертву которому приносили, на миг показалось мне знакомым. Но лишь на миг, потому что в следующие секунды её рука быстро опустилась, пронзая беззащитное горло девушки. Песни стали громче, а на меня смотрели потемневшие от крови и смерти широко распахнутые глаза ребёнка. Холодный пот увлажнил волосы, сердце едва билось в груди от первобытного ужаса, сковавшего меня по рукам и ногам. Я больше ничего не помнила. Все было как в тумане: и длинные коридоры, впитывающие мой страх и гул шагов; и встречные люди, варданы, эрулы, шарахающиеся в стороны; и слепящие солнечные лучи; и белоснежные животные, мирно пасущиеся на поляне.
Пришла в себя только когда рухнула на землю с взбрыкнувшего подо мной единорога. В тот же день я была отправлена домой. Облегчение настало, когда я оказалась в спасительной роскоши Замка Грез, в котором прошло моё беззаботное детство.
Однако слова матери, самой могущественной волшебницы во всём королевстве оказались острее любого меча.
Ты не оправдала надежд королевства и навлекла беду на детей Варды! – её высокий голос звенел в каменных стенах дворца и терялся в высоком потолке, сияющем сотней драгоценных камней. Голос повелительницы, что заставлял в страхе и повиновении склонять головы или падать на одно колено всех, но не меня. И за эту непокорность я часто расплачивалась табу на свободу.
Я расстроено вздохнула, вытаскивая себя из плена воспоминаний, рванула воротник белой тонкой рубашки. Перламутровые пуговицы бесшумно рассыпались по нежно-зелёному ковру. Лёгкая ткань разлетелась в стороны от дыхания весеннего ветра, блуждающего по душной комнате, и обнажила высокую грудь. Усмешка искривила губы, а руки содрали с тела ненужную ткань. Гордо вскинув голову, оценивающе разглядела идеальное тело, отражающееся в зеркале. Кожа цвета жасмина сияла в рассеянных лучах полуденного солнца. В пупке поблёскивал звёздным светом драгоценный камушек неизвестного происхождения, подаренный мне матерью при рождении. На упругую уже не детскую грудь падали кудрявые волосы алого цвета. В раскосых изумрудных глазах, окаймлённых густыми ресницами, плясали игривые огоньки в предвкушении новых приключений.
План побега из дворца я уже придумала, осталось дело за малым – пережить долгожданную аудиенцию и воплотить его в жизнь. А для этого нужно хорошо выглядеть перед матушкой, я бы даже сказала неприлично хорошо. Уверенно пересекла спальню, расписанную искусными художниками, и лёгко распахнула дверцы гардеробной, заполненной сплетёнными из лозы куклами, на которых были надеты роскошные наряды. Платья, которые я ненавидела и одевала лишь по велению королевы. Комната была несколько меньше спальни и полностью зеркальна. Здесь пахло мятой и дождём… Любимый аромат, с огромным трудом сохраненный в тканях одежды. Множество вечерних нарядов из кружев и шелка завораживали, манили изобилием драгоценных камней и жемчугов. Но меня интересовало только одно -
длинное персиковое шелковое платье, расшитое серебряными и золотыми нитями, образовывавшими узор из переплетенных ветвей и цветов.
Тот самый наряд, в каком я впервые предстала перед Киршем.
Решение матери было непоколебимым – путевка в Долину Вечной Весны.
Это было княжество далеко на севере Варденхейма, окружённое грядой непроходимых гор и отвесных скал. Княжество отшельников и изгнанников. Место, где под одной крышей могли безмятежно сосуществовать вардан и эрул, человек и тарина. Здесь мирно соседствовали сверкающие березовые рощи с идеально ровными стволами цвета слоновой кости, чёрными полосами-родинками и прохладные леса, не пропускающие солнечные лучи сквозь густые кроны буков, лип, дубов. Только в долине суровые ледники казались хрупкими хрустальными игрушками, переливающимися сотней ярких цветов, а воздух был настолько прозрачен, что даже не зоркий взгляд человека мог видеть блистающие в солнечном свете тонкие крылышки фей.
И в самом сердце долины, вечно благоухающей терпкими ароматами весны, гордо возвышался дворец Иссилен-Нелиси – Лунный Цветок. Зеркальный замок, сотканный из света и магии.
Место моей судьбы.
Во дворце нас приняли радушно. Матушка тут же удалилась на аудиенцию к князю Киршриадину. А я тем временем бесцельно прогуливалась туда-сюда, меряя шагами каждое пространство, куда попадала.
То ли это была огромная картинная галерея, мерцающая в розоватом сиянии агатов. На стенах висели портреты мужчин и женщин, вардан и людей, которые отражались в зеркальных поверхностях напротив, создавая ощущение наполненности зала. Словно здесь собрался весь цвет элиты Варденхейма.
То ли зал славы, пестрящий флагами и гербами княжеств и народов королевства. Здесь были и красные львы, и золотые фениксы, и серебряные драконы со звездными единорогами.
Но больше всего своей красотой поражал тронный зал, рассеченный сетью мелких ручейков. Над каждым водным потоком висел ледяной диск для представителя того или иного княжества с соответствующей геральдикой. Лучи света, исходящего от дисков, переплетались в воздухе, перекидывая через трон огромную радугу. Прозрачные стены обвивали цветущие диковинными бутонами зеленые ветви, сквозь которые проникал едва заметный дневной свет. Касаясь пола, выстланного мозаикой разноцветных стекол, дерзкие солнечные лучи преломлялись в каплях воздуха, рисуя отражение прекрасной красноволосой девы, взор которой устремлялся в небеса. Туда, где стеклянным куполом изгибался потолок, обнажая прелесть небесного свода.
Ощущение величественности и торжественности обволакивало этот зал, равный разве что роскоши королевского дворца.
Это было место Богов, подаренное человеку.
Почему именно ему, человеческому сыну, покровительствовали Высшие? Что такого особенного они рассмотрели в нем, чего не было в детях Варды, в самой королеве?
На эти и многие другие вопросы я не знала ответа до сих пор.
Князь нашел меня на террасе, куда я вышла из тронного зала. Первое, что я почувствовала, покинув зал, был страх высоты, когда под моими ногами внезапно оказалась пустота. Бездна, разделяющая гладь озера и
стеклянный пол, на котором я стояла. Страх сменился трепетом от восторга. Легкий ветерок обдувал лицо, скользя под подол платья, холодя взмокшее тело. Казалось, меня охватила невесомость.
Я словно парила над волшебным озером, формой напоминающим листок клевера. Перегнувшись через бортик, вглядывалась в небесную гладь ниже. И Озеро оживало под цепким взглядом. Так же, как жило Небо. В нем сияло солнце днем. Огромная луна блестела ночью. Там плавали пуховые облака или ползли грозовые тучи. И это не было отражением небосвода или иллюзией. Озеро было вторым небом. Небесами под ногами.
– Озеро Расколотых Небес, – услышала я за своей спиной низкий задумчивый голос и обернулась.
Почва ушла из-под ног. Но спас меня так умело расположенный бортик, за который я ухватилась.
В тот момент я готова была поклясться всем на свете, что передо мной стоял Киршриадин, князь варданский, собственной персоной.
Ему и представляться не стоило. Внешность говорила за себя.
Высокий, широкоплечий, он был непохож на хрупких, изящных вардан. Его крепкое тело дышало силой и уверенностью в собственном совершенстве. Белоснежные, словно облака, длинные волосы, собранные на затылке прекрасно оттеняли его золотистого цвета кожу. На нём была длинная чёрная одежда, по подолу и рукавам которой змеилась вышивка серебряной нитью, с узором из переплетающихся рун и символов. Глаза его горели тёплым ярко-коричневым светом. Спиной привалившись к стене и скрестив на груди руки, он, молча, смотрел на меня.
Насмешливо, но с опаской…
* * *
Томас Монфор.
Средние века.
Томас пришпоривал коня. Гнедой копытами взметал дорожную пыль, изредка вставая на дыбы. Он ржал и фыркал, пятился назад. Страх читался в черных, по-человечьи умных глазищах. Но Томас не мог повернуть назад.
Заночевывать приходилось в редких постоялых дворах, в лучшем случае, а то и под открытым небом. Разводя костер и почти не смыкая глаз. Зато Гнедому давалась передышка. Торговые тракты опустели – Томас намеренно свернул на один из них, миновав крупный порт на юге. Ни повозки, ни редкого наездника. Люди попрятались в своих домах, надеясь переждать расползающуюся по стране заразу.
Горели леса. Гнили целые города. Вонь стояла на сотни миль. Густой дым разъедал глаза. Воду отравили мертвецы. Томас видел их, изъеденных черными язвами, сгнивших, обгрызенных серыми крысами. Они плавали в реках, кучей валялись на узких улочках. В деревеньках трупы сжигали. Погребальные костры вспыхивали снова и снова. Их были сотни. И с каждым днем становилось больше. Зараза не щадила никого: ни детей, ни женщин, ни стариков, ни скотину. Пожирала все живое. Томас пытался помочь. Но что может молитва против озверевшей и отчаявшейся толпы? Люди требовали исцелить их! Некоторые падали на колени, моля Господа о прощении. Некоторые смеялись и плевали в лицо. Дети плакали, тянули за сутану, хватали за руки в надежде на исцеление. В некоторых деревнях в нем видели чуть ли не Божьего
посланника, в других кидались с вилами. И Томас понимал всех. Люди боялись. И разуверились. В нем самом все меньше оставалось веры. И становилось все труднее мчать вперед. Но он должен был обогнать смерть и найти ее источник.
О маленькой девочке, несущей погибель, шептались во всех городах. Некоторые смельчаки даже выступали в походы против самой Смерти. Но люди гибли в пути или бежали. Но и беглецов находила зараза. Выживших не оставалось. Лекари разводили руками. Ведьмы торжествовали и странным делом почти не умирали. Чума обходила их стороной. Люди обозлились в своем горе, и случалось, убивали любого, кто был здоров. Зараженный мог прирезать собственного сына только потому, что тот выжил чудом. Но чудом ли?
Томас пришпоривал коня и размышлял, почему иные болели, а иные казались неприкасаемые. Что это: благословение или проклятие? Его самого зараза не касалась. Он осматривал себя каждый вечер – никакого намека на нарывы или язвы. И каждый вечер он благодарил Господа. А утром снова сталкивался с адом.
В северных провинциях черная смерть почти не лютовала. В заснеженных фьордах, казалось, царил покой. Однако к чужакам относились враждебно. Города, обнесенные серыми скалами и каменными стенами, были неприступными. Северяне отрезали себя от внешнего мира, похоронив заживо. Надолго ли хватит их продовольствия, если торговля с южанами под запретом? Как долго проживут эти воинственные мужчины и женщины? Они умрут от голода быстрее, чем чума доберется до севера.
Стража не отворила врата, завидев всадника. Лучники заняли позиции в бойницах и на башнях. Наконечники их стрел пылали. Томас спешился. Массивные врата были наглухо закрыты: ни окошка, ни щели. Они хорошо обезопасились, но спасет ли их это. Томас постучал. Никто не отозвался. Порыв ветра донес отголоски холодного моря. Томас вдохнул полной грудью, прикрыв ненадолго глаза. После постучал снова. стража не отозвалась. Странно. Томас оглядел стену – лучники на местах. На мгновение они показались ему тенями, призраками. На мгновение прежде, чем свист вспорол воздух и сплелся в протяжную песню с северным ветром. Стрелы вонзились в землю совсем рядом, едва не пробив поношенные сапоги. Томас даже не шелохнулся. Одна, пробила плащ, трепавшийся на ветру. Огонь оплавил ткань на спине. И тут же погас под внезапно налетевшим снегом.
– Именем Церкви, откройте! – прокричал Томас, но его осипший голос заглушил ветер. Он шагнул еще ближе к вратам, постучал, сбивая кулак в кровь. – Именем Церкви, откройте! Я пришел с миром! – и отступил, подняв руки, показывая, что у него нет оружия. Распахнул плащ, показывая подпоясанную тугой веревкой одежду служителя Церкви. Снег тут же забился в нос и рот, облепил не привыкшее к холоду лицо. Но там, за каменной стеной, его услышали.
– Что тебе нужно здесь, южанин? – раздался зычный голос из-за врат.
– С кем я говорю? – Томас прижался ухом к толстому дереву.
– Не тебе требовать моего имени! – голос стал громче. – Я повторю свой вопрос: зачем ты здесь, южанин?
– Я говорю от имени Церкви…
Отчаянный смех разнесся ветром, и казалось, сами фьорды содрогнулись от его мощи. Кто же там, за стеной?
– Твоя церковь не имеет силы на этих землях! Убирайся!
– Я не уйду, пока не поговорю с конунгом или ярлом! Только им решать, важны мои слова или нет.
– Убирайся, южанин! – повторил голос.
– Я могу, но только чума и до вас доберется. Не спасут вас ни стены, ни огненные стрелы. Смерть не щадит никого. А неверие убивает пуще любой заразы.
– Проповедуешь? Так не действует на меня! Твой Бог бессилен против могущества Одина. Нет ему места на наших землях и в наших сердцах. Твой Бог, южанин, отрекся от вас. Так что убирайся прочь!
– Может и так, – Томас отошел от врат. Но не сомневался – тот, кто говорил с ним, слышит каждое его слово. В воздухе пахло морозом и чем-то едва уловимым, похожим на магию. Томас уже знал этот запах – мяты, снега и весны. – Но только смерть сейчас притаилась в самом сердце вашего города. За этими неприступными стенами. И она убьет вас всех. Уже убивает. Я видел сотни погребальных костров, отправленных по реке жизни к вашему Одину. И вы никогда не узнаете, кто она. Если я сейчас уйду.
Ветер смолк, едва Томас произнес последнее слово. Снег прекратился. Заскрежетали врата. И взору Томаса предстал седовласый старик, сгорбленный, с кривой палкой. За руку он держал маленькую златокудрую девочку с черными, как бездны, глазами и кровавыми змеями в волосах.
* * *
Кира.
Сейчас.
– В его жилах теперь чёрная кровь…
Холодный голос Кирша выдернул меня из воспоминаний. Вздох разочарования вырвался из моей груди.
– Чёрная кровь? – удивилась я, пытаясь вспомнить, о чем мы говорили до того, как я ушла в себя. – В чьих жилах?
– Возлюбленного твоего, – он бросил небрежный взгляд на разгромленную постель, – что воротился из небытия…
– Кирш, – простонала я, – как же мне надоели твои загадки. Разрази тебя гром!
И словно в унисон мне за окном полыхнул яркий свет, на миг озаривший серьезное лицо, исчерченное тонкими морщинами. В серых глазах вспыхнули огоньки прежней страсти, но тут же исчезли, словно ничего и не было. Тьма вновь поглотила спальню.
– Марк Йенсен…
Сердце больно сжалось от одного только его имени.
– Зачем он тебе? – слова давались с трудом. – Что ты знаешь о нем? Кто он?
– Он тот, кто жаждет мир спасти, дабы тебя предательством не осквернить. Он полуангел, получеловек. Колдун, что ищет смерти. Румин…
– Румин? – я резко встала, в два шага преодолев расстояние между нами.
– Я не могу поведать все тебе сейчас. Но будет время, обещаю. Мне нужно, чтобы ты вмешалась.
– Ну уж нет, – отмахнулась я. – Я и так слишком много вмешивалась в его судьбу. И когда он был ребенком, и когда гонялся за Шиезу, и когда я… – я осеклась. Незачем Киршу знать о том, как много лет назад в Австрии не узнала истинную сущность Марка и полюбила его. – …И в Блиндвуде, – нашлась я. – Хватит с меня этого. Я его отпустила, пора ему идти своей дорогой.
– Мирра…
Я вздрогнула, как от удара. Как странно, но за сотней чужих масок, имен, жизней, я давно забыла свое настоящее имя. Мирра…Как много тепла сейчас было в его голосе. Я улыбнулась. Он называл меня так. Всегда любил сокращать мои имена. Он и Макс.
– Разве душа моя того не стоит? – с сарказмом поинтересовался он, хотя в глазах читался совсем другой вопрос. Отпустила ли?
Гримаса презрения исказила мое лицо. Тепло? В его голосе? В нем? Чушь! Ничего не было.
– Что ты хочешь?
– Забвения…
– Зачем ты заставляешь его забывать?
– Погибнуть может он, – тихо говорил Кирш. – Душа его не возродится ибо не нашел предназначенье он.
– А в чем оно? Ты знаешь?
– Сие известно лишь Богам… Но не о том мы речь ведем. Ты мне поможешь?
Я кивнула. Губы Кирша тронула улыбка.
– Благодарю, – он отошел от окна и остановился у лестницы. – Забвение спасет его.
В этом я сомневалась. Еще ни разу мое вмешательство не помогало Марку, только вредило. Но назад дороги не было. Тем более, Кирш был прав. Я его должница.
– Но…
Я обернулась, раскрыв рот для последнего вопроса, но Кирша в спальне не было. Бросилась к лестнице и замерла на середине. Кирш стоял у двери, ждал меня. Подавив волнение, я спросила.
– Кто он тебе, Кирш?
Он коснулся дверной ручки.
– Сын…
Тихий шепот резанул сердце.
* * *
Мила.
Сонный лес.
Сколько прошло времени, Мила не знала. Ей казалось, что миновала целая вечность. А на самом деле? Сколько она вот так сидит на влажной траве, нашёптывая странные стихи? Час? Два? День? Неделю?..
В этом месте время остановилось. И огромная янтарная луна, замершая посреди неба, была ярким тому подтверждением. Мила вновь глянула ввысь. Ночное светило по-прежнему молчаливо взирало на неё со своего трона. Или ей только кажется, что прошла уйма времени, а на самом деле всё длилось час, минуту, секунду?
Впрочем, её уже мало что удивляло. Какой смысл изумляться, если всё равно ничего не понимаешь.
Откуда, например, ей известны эти нежные мелодичные слова на незнакомом языке, которые она так уверенно произносит? Почему она читает именно эту молитву, смысл которой обращён к неизвестному ей божеству? Как она может понимать значение этих слов?
Она перевела взгляд на ангела, назвавшегося Стрелком. Прозвище ему не шло, но тем не менее Мила чувствовала, что его долгое время так называли. Оно стало ему дорогим, хотя не было истинным.
Голова Стрелка покоилась на её коленях, а Мила всё так же гладила его седые волосы и одними губами шептала рифмованные строки.
И ещё непонятное чувство привязанности, всё прочнее впускающее в неё корни, не давало покоя. Почему это происходит со мной? И что вообще происходит?
Мила вздохнула. Она устала, холод давно парализовал тело, но она не отпускала Стрелка. Она исцеляла его, сама того не зная.
Стрелок проснулся, когда шёпот Милы затих. Губы её против воли растянулись в приветливой улыбке, встретившись с его глазами серо-фиолетового цвета. Тот едва заметно улыбнулся в ответ и поднялся. Плащ упал на колени.
В тишине прошло ещё некоторое время.
– С возвращением… – прошептала Мила, прервав затянувшееся молчание.
Мягкий взволнованный голос заставил Стрелка вспомнить о девушке рядом. Он обернулся. Мила сидела, подогнув под себя ноги, и изумлённо глядела на спокойного, только очнувшегося ангела.
Он рассмотрел её.
Гладкая кожа цвета слоновой кости, чуть вытянутое лицо с плавными чертами и ясный взгляд, застывший в одной точке. На нём. Она была напряжена, заламывала пальцы. Волосы цвета воронова крыла переливались в лунном сиянии, смешно топорщились, словно иглы ежа.
Стрелок встал с травы и протянул Миле плащ.
– Тебе лучше надеть его…
Она опустила глаза и тут же закрылась руками, в смущении пытаясь скрыть свою обнажённую грудь, выглядывающую из рваной футболки. Стрелок хмыкнул и небрежно накинул одеяние на её плечи.
Он знал много разных женщин: от людей до варданок. И у всех было абсолютно радикальное отношение к собственному телу.
Например, варданки. Красота для них – дар Богов, которого незачем стыдиться. Каждая женщина с ранних лет умело пользовалась своими изгибами, линиями, очертаниями. Матушка-природа наделяла их грациозными походками. И порой даже казалось, что их хрупкие ножки парят в воздухе, не касаясь земли.
В разговоре с мужчиной варданки могли чуть оголить ножку, прикусить уголок губы или же томно прикрыть глазки, показывая небывалое желание. Но всё ради корысти, потому что Боги позволяли полностью обнажиться и отдаться лишь возлюбленному.
Для ведьм наоборот первостепенным всегда оставалось желание.
Они живут под властью инстинктов – любовь для них ничего не значащее слово. Если ведьма определилась
с партнёром, что воспламеняет в ней страсть, она становится хищницей. Дикаркой с необузданной первобытной похотью. В охоте за объектом вожделения они ничуть не уступают варданкам. Они так же умело пользуются своими прелестями: едва уловимые прикосновения пальцев или бедра к партнёру, покусывание и облизывание губ, поигрывание многочисленными украшениями, ненавязчивое касание сокровенных мест…Они, уродливые от природы, владеют магией красоты и соблазнения, с помощью ароматов и заклинаний завлекая в свои сети глупого самца.
Порой Стрелку приходило в голову сравнение ведьм с львицами, которые могут спариваться сразу с несколькими самцами. Сам однажды участвовал в дикой ведьминской оргии, где все ублажали друг друга без различия пола и расовой принадлежности. Таковы они на самом деле.
Люди многограннее. Их женщины могут и хранить целомудрие для единственного, и сгорать от похоти, и пользоваться телом в корыстных целях. Стрелок наблюдал за многими их поколениями и пришёл к одному выводу. Когда женщины обнажаются перед своим сексуальным партнёром, в их головах происходит одно и то же. И неважно, кто она – юная девственница, зрелая дама или профессиональная путана. Все они испытывают смущение и стыд; чувствуют себя униженными и грязными.
Он никогда не понимал, почему они держат в клетке свои инстинкты, лишь на короткий миг давая волю желаниям. Только человеческие женщины не ценят столь прекрасную оболочку, подаренную Богами. И для Стрелка это оставалось загадкой. Одной из тех немногих, что не под силу разгадать.
Мила закуталась в плащ. Стрелок фыркнул.
Она слишком много времени провела среди людей, что успела стать похожей на них. Но Мила никогда не была человеком.
– Нужно идти, – он протянул девушке руку.
– Идти? Куда? – удивилась Мила, поднимаясь. Однако руку не взяла.
Стрелок неодобрительно покачал головой, зная, чем обернётся её самоуверенность.
Едва поднявшись, девушка тут же бухнулась обратно на траву и жалобно ойкнула.
– Похоже, я переоценила свои силы, – пробормотала она, искоса поглядывая на возвышающегося над ней мужчину.
Тот вздохнул и рывком поднял девушку. Она снова ойкнула и переступила с ноги на ногу.
Стрелок покрепче перехватил её хрупкую ладошку и сделал несколько шагов к зловещим деревьям, за которыми, казалось, не было ничего, кроме тьмы. Но Мила вырвала руку и отрицательно замотала головой.
– Я никуда не пойду, пока ты не объяснишь, что происходит?
Ангел выругался сквозь зубы на странном ломаном наречии. Девушка отступила на шаг.
– Давай я растолкую тебе всё по дороге, – терпеливо заговорил он, с трудом подавляя желание перекинуть её через плечо, как мешок, и отправиться в путь, пусть даже против воли. – У нас мало времени. Нужно спешить. Я отведу тебя в безопасное место.
