Текст книги "Хинд (СИ)"

Автор книги: Лала Мубаракши

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 15 страниц)

– Я Рабби.. амак мой от советской власти забрал братишку, сам бездетный, вот мой отец и дал.. В 33-ем уехали, вай. Я бежал за ними до самой речки, а там они уж на плоту поплыли.

– А ты был маленький, баваджан?

– Шесть ле-ет. Меньше тебя теперь.

Дедушка умер, когда Шахину было восемь. Он не помнил ни дня похорон, ни поминок – только задело ухо непонятная фраза, всколь брошенная матерью, о какой-то телеграмме из Парансы.. Из Парансы.

Паранса – теперь он понял, это та же Франция. А телеграмма, видно, от родных – отец потом никогда больше не говорил о них, а Шахин не спрашивал. Странный отец – чтобы пренебречь своими же родственниками..

Назойливое гудение стихло, и он медленно отвёл кулаки от ушей – обернулся – девушки исчезли, оставив в доказательство своего мимолётного присутствия пустую пачку из-под сигарет, скомканный газетный лист и удушливый запах дезондоранта.

– Гя-адо.. – окончание «ость» застыло в горле – именно так, на кяндистанский манер придушенно растягивая слова говорила Ляман. Противно.

– Блин. – отделался более сжатой характеристикой.

Запах дезондоранта гнал прочь от скамейки. Шахин с ленцой поднялся, вызвав движениями лёгкий ветерок. Газета вспорхнула со скамейки, резко взлетела и шурша спланировала ему прямо на нос.

– Во …. – Шахин схватил газету, хотел было бросить, но остановился, решив использовать вместо носового платка – от жары заложенность в носоглотке нестерпимо мешала.

Вокруг незаметно ни одного мусорника, ни одной урны – то ли местные такие чистюли, то ли наоборот, ставь места для отбросов, не ставь – по-любому загадят. Неясно.

Шахин высморкался и уже приготовился запустить скомканную бумагу в кусты, но глаза резануло знакомое имя – развернув газету, он прочёл – буквы прыгали как при дислепсии, короткую – в пару строк заметку, напечатанную в левом нижнем углу:

« Сегодня в университет прибыло пять студентов из разных стран для учёбы и обмена опытом..» . Дальше имена, фамилии – и среди них, среди пяти имён – и её имя, и её фамилия, которую, он, оказывается, и не знал.

ХIинд Некиева.

Имя было слишком редким, чтобы им обладал кто-то ещё.

Выбросив газету на асфальт и досморкавшись в два пальца, он как угорелый помчался к машине, а к двум дня уже был в городе, стоящем на берегах Западной Двины.

Конец апреля, 2010-го года.

Было скучно. Разница между евросоюзовским и постсоветским образованием оказалась лишь в языке обучения. Но и на русском учиться было нестерпимо. Медленно тянулись минуты лекции, монотонно бубнили голоса преподавательниц, не отличимые один от другого, однообразные настолько, что если отдаться мелодике рече, ритму, волне и начать покачивать головой в такт – смысл исчезнет и знакомые слова станут непонятными.

Ощущение жемавю было и сегодня.

ХIинд машинально что-то записывала, но русская речь в этот день звучала для неё не понятней, чем песни племени эве, которые на переменах слушала с плеера телефона невысокая нехудая белорусочка одетая точь-в-точь по описанию данному в каком-то очередном гениальном бреде Садулаевым – розовая майка и синие джинсы. У белорусочки был роман со студентом из Ганы.

ХIинд в который раз жалела, что решила таким дурацким макаром разнообразить свою жизнь. Живя дома она хоть в полной мере пользовалась двухкомнатным бытовым комфортом квартиры, здесь же, денег Заура хватало, чтобы снимать с ещё одной обменщицей – жительницей Смоленска Ксенией однокомнатную квартиру. Ксения, правда, в силу ненормальной проявляющейся по ночам любви к содержимому холодильника, постоянно спала – да и жила на кухне, так что комната была полностью в распоряжении ХIинд, но всё равно.. Не хватало приготовленной мамой еды, ласковых слов, привычного вида из окна, старой мебели, смеха братишки.. Воспоминаний о Шахине не хватало даже – здесь мысли о нём закатились куда-то на переферию сознания и он, и Санкт-Петербург и даже мама с Зауром стали казаться какими-то нереальными, несуществующими.

Как будто ничего нет в мире кроме этого небольшого чахлого городишки на узкой речке, в которой местные жители без конца удят рыбу.

Скучно. Ничего не изменила в ней эта перемена. Только дни стали длиннее от того, что не с кем «убить» время за разговором.

Мусульмане в Белоруссии в диковинку и сила эффекта, производимая, гуляя по местным улицам, с Санкт-Петербургом несопоставимая.

ХIинд с тоской оглядывает тесную аудиторию – какие-то стулья, столы, низкий потолок выкращен в серый цвет, призванный изображать металлик. Всё сделано современно, но её место – в ряду у стены, тогда как она любит сидеть у окна. Но у окна всё занято, а подсаживаться к кому-то она не хочет, потому что знает – попросят пересесть. Побояться или постыдяться сидеть с ней рядом – люди здесь только внешне спокойные, а в самих, кажется, тлеет ненависть к инородцам. С ней никто, кроме Ксении, так и не дружит, и не хочет общаться.

А Ксения пытается дружить, потому что влюблена в студентка-обменника из Ирана, а ХIинд за просто так переводит иногда для неё его трафаретно-слащавые смски, которые он рассылает по всем номерам, хранящимся в памяти довольно несовременного, хоть и сенсорного, телефона.

Даже вида из окна лишает её эта тесная аудитория, в которой с трудом размещаются 15 человек.

Преподавательница всё долдонит – ей не стыдно буквально зачитывать материал с уже написанного конспекта, не добавляя от себя хотя бы междометий.

Интересно, обладает ли преподавательница способностью говорить – нормально говорить о чём-либо кроме заданной темы? О том, что молоко убежало, например.. Думает ХIинд и в это время дверь аудитории открывается.

ХIинд ждёт, что войдёт какое-нибудь административноее лицо или двоишник с другого курса, интересующийся пересдачей экзамена, а если честно, ничего не ждёт и отворачивается вбок от этой открытой двери, не желая казаться любопытной для того, кто стоит за ней. Однако, вот и скрипнула дверь, вот кто-то сделал два шага и остановился – а класс и преподавательница выжидательно молчат, словно предупреждают «новое лицо, новый человек» и ХIинд поворачивает голову, чтобы увидеть Шахина.

Странно, но ей совсем не кажется, что это сон. Не кажется Шахин и привидением. ХIинд узнаёт его сразу, но реагирует, как на незнакомого:

Она с удивлением, словно впервые видя, за какие-то доли секунды разглядывает его, мало изменившегося внешне – всё та же куртка, те же джинсы, тот же непонятный свитер с очередной полуприличной английской надписью. Разве что борода выбрита менее фигурно, и ей кажется – или он действительно самую малость похудел и чуть вырос – где-то с 170 до 172?

Он не улыбается ей и ничего не говорит, просто подходит к её парте, полувопросительно смотрит на неё и широко разводит руки, словно готовясь обнять. ХIинд отодвигается к стене и полностью возвращаясь в сознание, лезет в сумку за телефоном и кинув взгляд на дисплей, говорит:

– Через 8 минут перемена. Подожди, в коридоре, пожалуйста. Я выйду. – И, полностью освободишись от стресса и скованности, глупо, широко и некстати улыбается.

В ответ он открывает рот, словно хочет сказать что-то, но быстро отворачивается и выходит за дверь, настолько быстро, и решительно, что ХIинд кажется, что он обиделся и сейчас уйдёт насовсем.

Она с трудом сдерживает желание сорваться с места и побежать за ним вдогонку, и чинно опускает глаза на парту под взглядами всей остальной аудиториии.

В университетах звонки не звонят – то ли экономят, то ли специально дают возможность преподавателям то отпускать с лекций пораньше, то задерживать студентов чуть ли не на половину перемены. Сегодня не везёт, их задерживают на ещё 3 минуты. С трудом выдержав их, ХIинд выскакивает в коридор. Коридор пуст.

– Вот как! – говорит она и даже не обижается – этого следовало ожидать. Надо было изображать восторг, прыгать, радоваться, вешаться на шею и не отпускать его ни на секунду. Теперь ищи ветра в поле.

Но не мог же он сбежать так просто. Ведь всё же он приехал. А из Москвы путь не близкий сюда. Надо бы поискать его внизу. – Соображает ХIинд и идёт на первый этаж.

Шахин сидит на подоконнике около женского туалета.

– Ахаааааах, классно я придумал, где тебя сад фоизов найти? Не сбежала?! – он говорит громко, уверенно и шутливо, но лицо растроенное и нервно передёргивается.

– Ты что? Ты боялся, я уйду? Ну, это не в моих правилах. Пошли.

Они выходят на улицу и не знают, о чём разговаривать.

– Что расскажешь? – спрашивает она.

– Аххаааааааха, а ты что?

Она молчит.

– Я думала, ты женился. – произносит она наконец нерешительно.

– А, забудь!

Тут его, видимо, неожиданно для самого себя, прорывает. Он начинает рассказывать – смазанно, неясно, постоянно повторяясь про друзей, про отца, про Ляман – речь его быстра; ХIинд не успевает разбирать многие отдельные слова, но суть понятна – она слишком долго думала о том, что происходило в его жизни весь прошедший год, чтобы не понять теперь – когда половина его исповеди повторяет её догадки.

– Ты только по никяху женился на ней? – вставляет она вопрос в одну из пауз.

– АльхьамдулиЛляхI. Я не такой дурак.

Она просто не слишком давила на него – параллельно искала вариант получшее или документы не в порядке были – думает ХIинд, но чтобы не задевать его самолюбие, делает вид, что верит.

– МашаЛлахI. Ты умный. Так ты можешь развестись с ней. Просто пошли смс.

– Ахахааааах, я сделал. В Сингапуре так делают.

– Правда?! – удивляется ХIинд, чтобы сделать ему приятное, хотя знает про законы Сингапура.

– Ага! – разговор перетекает в другое русло. Теперь Шахин хвастается знанием Ислама, ругает американцев. Он говорит ещё громче, почти кричит, постоянно переходит с родного языка на русский, частично арабский и английский; пару раз, сам не заметив, употребляет матные слова.

ХIинд старается следить и запоминать всё, что он говорит, поддакивает, смеётся, спорит и через пару минут ей кажется, словно и не было ничего прошедшего, а только вчера позвонил он ей впервые и сказал:

– Ахааахах, ХIунд, замуж выйдешь за меня?

– Да. – Отвечает она вслух, но Шахин, поглощённый собой, не замечает ничего.

Их обгоняют возвращающиеся с лекций однокурсники – на них оглядываются и снова шепчутся. ХIинд становится неловко, она прячет глаза, но украдкой взглянув на Шахина, видит, что у того по лицу бродит блаженная улыбка.

– Что с тобой? – спрашивает она.

Он, наконец-то, кидает на неё взгляд.

– На пороге райских кущей гурия стоит как страж.. – Начинает он петь, а ХIинд испуганно озирается – она боится, что если кто-то услышит эту песню, то поймёт её превратно, неверно, и чего доброго кинется доносить куда ненадо.

– Ведь я был АллахIа воин и Пророка верный друг.. – На этих словах ХIинд, перепугавшись вконец, объявляет, что не любит Гёте; а потом долго доказывает, что стихотворение принадлежит перу немецкого поэта, а не автора песен, сопровождавших в двух бессмысленных войнах, тех, кто называл себя ичкерийцами.

Шахин наконец верит ей, и песня теряет для него всякий интерес – он не любит переводные стихи, тем более – не любит немецкие стихи.

– Фашисты они. – говорит он тоном врача, ставящего диагноз и сплёвывает.

– Третьего Рейха нет. – у ХIинд примирительные интонации в голосе.

– Они не изменились. В душе жаждут реванша.

ХIинд не знает, что возразить на это – немецкая душа для неё потёмки; поэтому не противоречит Шахину.

– АллахIу аIлям. Всевышний знает.

Они гуляют по серым улицам около двух часов, выходят к узкой речке. По воде плавают утки и стоя на берегу можно рассмотреть их красные лапы.

– А булки-то у нас нет.

Шахин оставляет её, бежит в ближайший магазин за хлебом. Утки выползают на сушу, смешно отряхиваются и принимаются за угощение. Они неторопливы, не боятся смешных и суетливых движений их, и Шахин делает вывод, что утки к людям привыкшие.

– Да их вообще все тут избаловали. – Смеётся ХIинд. – Только вот орнитологи говорят, что хлеб для животных вреден.

Недоскормив булку они уходят, оставшуюся горбушку доедают сами. Отойдя метров на 300 оба, не сговорившись, оборачиваются и видят коричнево-зелёное колыщащееся покрывало. Птиц впереди ещё можно различить – они вытягивают шеи и вопросительно смотрят им вслед.

– Дескать, почему ушли, такие плохие..

– Никогда раньше не кормил птиц..

– Это потому, что не смотрел фильм Маджиди. Знаешь, где главный герой похож на Майкла Джексона. Там главная актриса играет, кажется, хорезмийку-беженку. Вот после этого фильма, ты бы стал сто фоизов кормить голубей. А после голубей и остальную живность.

Начинается дождь и Шахин провожает её до подъезда панельного дома, где она и смоленская Ксения снимают однокомнатную квартиру. Ксения стоит в дверях подъезда и таращится на мир любопытными глазами, увидев ХIинд, сбегает к ней.

– Зонтик! Я беспокоилась о твоём здоровье, чтобы ты не простудилась. – протягивает ей свой зонт.

В глазах у Ксении всё, кроме заботы о здоровье; она в открытую пялится на Шахина – и теперь ХIинд замечает, что у него на шее толстая платиновая цепь, а на телефоне, экран которого он только что совал ей под нос, показывая снятые фотографии “ХIинд кидает кусочки хлеба уткам” красуется надпись Giorgio Armani. Майка – а не свитер, на нём оказывается, вовсе не с полуприличной надписью, а тоже Armani.

– Ах ты.. – думает она, но сдерживается и представляет Ксению Шахину.

– Очень приятно! – улыбается Шахин и называет себя. – Гога.

У ХIинд отвисает челюсть.

Глаза Ксении метают молнии для привлечения внимания.

Ей всё равно – Гога, Минога или Хамид Карзай.

– Я пошёл. – говорит Шахин и добавляет в сторону, так что слышит только ХIинд – завтра зайду.

– А ты не… – начинает Ксения; но Шахина уже и след простыл.

Как сквозь землю провалился.

– Кто это? – спрашивает Ксения, открывая перед ХIинд дверь подъезда.

– Сейчас расскажу, – заговорщески понижает голос ХIинд, а про себя уже прокручивает в разных вариантах более-менее подходящую для рассказа Ксение ложь.

Апрель, 2010-го года.

– Где он? Где он? Его который день не-ету! – Ляман металась по комнате, как загнанная лисица, царапая ногтями обои.

– Крошка моя, вот он я. – Тупо приговаривал Эльвин через равные промежутки, норовя ущепить бывшую жену за филейную часть.

Ляман, казалось, не замечала этого.

Волосы её спутались, ноги вспотели.

Вюгяр сидел в углу на мешке с мукой и ковырялся в носу, стараясь придать себе томное выражение лица.

– Деньги! Моя жизнь! Муж! Аййййййййй… – при мысле об величине утраты, Ляман заходилась в визге, вырывала у себя волосы и колотила головой об стенку. – Где он-н?

– Да приедет он, баджышга.. – протянул Вюгяр слегка презрительно.

– Что мне делать, аййййй? Что мне делать?!

– Иди ко мне в постель. – Эльвин сделал попытку ущипнуть Ляман снова, но только схлопотал акриловыми ногтями по лицу.

– А-а-а.. – Ляман выбежала в коридор, хлопнула дверью туалета. Через пару секунд донеслись чавкающе-отрыгивающие звуки.

– Беременна! – сказал Эльвин, идиотски улыбаясь. – Братка, слушай, такой бизнес! – Да-да, такой бизнес! – он в восторге хлопнул себя ладонями по коленям и присев рядом с Вюгяром защептал воодушевлённо.

Идея была в том, чтобы продать Ляман на органы. Особенную прибыль должен был принести неродившийся плод.

– Смак! М-м-м! – Эльвин щёлкал пальцами, облизывал губы и закатывал глаза. – Он уже был весь в предвкушении денег. – Нам же ничего не стоит. Кто её будет искать? Её же никто не знает! У неё ни регистрации, ни гражданства нету. Она вообще – ноль. Она не существует. Ни в одной бумаге нету. В компьютере нету. Деньги получим!

Вюгяру идея, на первый взгляд, понравилась.

– Только не с Ляман. Моя сестра. Давай найдём кого..

– Па-ачему не с Ляман? Тебе жалко? Для друга жалко какой-то бабы? Па-адумаешь, сестра. Гашиша купим. ЛСД купим. Долго курить будем. Зачем жалеть? Какой жалеть? – Эльвин долго рассуждал в таком духе, забывшись и чуть повысив голос.

– Ну может, если..

Хлопнула дверь.

– Эва!

Друзья вышли в коридор, заглянули на кухню и в санузел.

Ляман нигде не было.

– Во будет, если она нас в полицию сдаст. – Сказал Вюгяр и они переглянулись испуганно.

– Где? Где? Где? – в сотый раз вопрошала она и ей казалось, что весь мир уходит куда-то вверх, а она остаётся на месте в яме, в яме из которой нету выхода, нету входа, нету пространства и вот она тонет. Тонет в собственном дерьме и дерьмо уже почти накрыло её с головой.

– Где?!

– Здравствуй, Катюш. Позови.. Да,. Да.. ;Да сын мой.. БМВ Брабус тюнинг.. Ха-ха, действительно, действительно, оригинальный.. Номер аха777.. Записала? Умничка… В среду вечером.. Ха-ха.. Заеду.. И тебя, и тебя.. – Артур Мамадович положил трубку, крайне довольный собой.

– Ну? – даже не спросила – выдохнула Ляман, наблюдая за манипуляциями Артура Мамадосановича с напряжением.

– Позвонят.. Найти его.. Машина одна на весь город..

– В России много машин….. – сказала Ляман, радуясь в глубине души безмерно.

Какой он.. Оригина-ал, да?! Вот и дооригинальничал. Тебя вычислят по твоей беспонтовой тачке! Да-да-да.. Вот, Артур уже позвонил секретарше заместителя этого.. главы этого.. или заместителя главы этого.. Партии – КННРФ или как-то так.. Ммм. Скоро его найдут..

– Котик! – Сказала она привычно и залезла к Артуру Мамадосановичу на колени.

– Киска хочет шоколадку. – Добавила она и через пару секунд уже уплетала Коркунов, достанутый из ящика стола.

– Киска хочет поцеловать своего пусика.. – Оповестил Артур Мамадосановчи и подставил для поцелуя губы, сложив их по-женски.

Дальше произошло то, что обычно происходит в такие моменты. Судя по выражению лица Ляман, процесс ей не то чтобы нравился-не нравился – она удовлетворялась в нём, задействовав физическую составляющую организма.

Артуру Мамадовичу короткой разрядки было мало, но возраст давал о себе знать. Всё же, воспользовавшись достижениями фармакологической промышленности, его хватило ещё на раз.

На середине второго сношения зазвонил телефон.

– Вчера пересёк границу с республикой Беларусь. – повторил по окончании разговора Артур Мамадович только что услышанное и у обоих – у него и у Ляман полезли глаза на лоб.

Пару секунд они молчали, наконец Ляман пришла в себя первой, громко выдав нечто непечатное.

– Но что ему там делать? – спросил Артур Мамадович у самого себя. – Невероятно.

Ляман вскочив оправляла одежду.

– Я лечу! Котик, закажи билетик. Я его из под земли вырою. Вырою-вырою-вырою.

– Живым.

– Да, живым. Ты ведь на мне не женишься?

– Лямусик.

Артур Мамадович не хотел жениться на Ляман и в сотый раз объяснил, почему.

– Я убил двух своих жён, первую ножом, а вторую использовал в качестве сапёра. Хм, она, правда, не знала об этом. Я не хочу убивать тебя.

– А я не хочу убивать твоего вы…ка, хотя он этого и заслуживает. Я с ним спать буду. Цени, ммм.

Артура Мамадовича не покоробило то слово, которым Ляман назвала его сына. Он хмыкнул:

– У меня ещё есть дочь. А ты береги себя, маленькая моя.

– Ня пис шейди мяхяббят, ня пис шейди мяхяббят – бормотала Ляман бессмысленно себе под нос, пока Артур Мамадович звонил по телефону то ли в аэропорт, то ли ещё кому-то, диктовал паспортные данные Ляман и предупреждал, что паспорт её просрочен.

Уладив всё, он углубился в какие-то бумаги.

– Ну? – спросила Ляман, когда песенка приелась.

– А-а. Всё.. согласовано.. да..

– Дурак. – Теперь она начала злиться уже на него.

– И подписано… Что?! Ты что-то сказала?

– Весь в сынулю.

– Кто? Ой-ой, Лямусик, тебя подвезут, подожди пару часиков, малышка..

– И ты тоже козёл! – Ляман вышла, хлопнув дверью.

– Милая девочка.. – резюмировал Артур Мамадович заново погружаясь в бумаги.

Ляман сидела в холле – время тянулось мучительно медленно – она не знала, чем себя занять. Журналы мод были выучены наизусть уже давно – а новые ещё не вышли – конец месяца, газеты писали о политике скучно и слишком богатым для Ляман словарным запасом – в письменном русском языке она понимала процентов 40-60. Охрана обращала на неё внимания не больше, чем на предмет интерьера и сама зевала, поглядывая на часы. Им не терпелось отвезти её в аэропорт и забыть.

– И эти козлы.

Вообще, никто не обращал на неё внимания, никто не восхищался ею так, как бы ей хотелось. Раньше она думала, что достаточно цоканья-свиста вслед – это и есть успех. Но и цокали, и свистели, а воз стоял на месте – богатые миллионеры и топ-менеджеры не являлись толпами просить её руки. Какое толпами, ни одного претендента за всё время её проживания в Москве. Один Шахин – да и тот, какими усилиями, какой ценой.. Без брата она не смогла бы, без брата, даже вернув домой, не сможет удержать его..

– Баджармаджам. – Призналась она самой себе.

Если бы Вюгяр был бы сейчас рядом – она спросила бы его совета. На мгновение в голову закралась мысль, правильно ли она поступает: может не стоит? Зачем ей Шахин?

Ляман сморщилась.

Шахин совсем не оправдывал ожиданий. То ли дело его отец – Артур Мамадович мощный мужик, мощный. Вот, даже охрана есть у него, автомобиль с шофёром. А у Шахина и зарплата низкая, и в общество не вхож.

А ей так хотелось бы блистать на каком-нибудь закрытом суарэ, куда вход только по приглашениям

Украшать своей внешностью эти.. таблоиды.

Афиши.

На худой конец стать бы певицей, например, в группе Виагра, и всё.. Ляман Гамидова – мечта миллионов мужчин.

Ляман Гамидова – секс-символ России.

Ляман Гамидова..

– Едем, всё, вставай давай, – её неуважительно потрясли за плечо, громко повторили, словно не видя, что она уже встала и оправляет одежду и причёску. – В аэропорт едем, вставай.

Апрель, 2010-го года.

Ксения не давала ей заснуть всю ночь – войдя в комнату из кухни минут через 20 после полуночи, приставала, будила, тормошила.

– А откуда ты его знаешь?

– А как познакомилась?

– А у вас там все парни такие?

– Какие – такие? – Сонно спрашивала ХIинд, стараясь заткнуть уши навёрнутым на голову одеялом и отворачивалась к стене.

– Крутые и вообще..

– Что вообще? Пожалуйста, дорогая, дай поспать!

– Конечно-конечно, я тихо. – Ксения на цыпочках выходила из комнаты, но скоро возвращалась снова.

– А я думаю, если у вас все парни такие, то поэтому вам русские не нравятся, да?

– У нас тоже разные есть.

– А я думаю..

– Дай поспать!

– Конечно, я тихо.

Услышав «я тихо» в пятый или шестой раз, ХIинд, скрипя зубами, встала и пошла на кухню искать воды, чтобы запить снотворное.

– Милая, бессоница? – сочувствовала Ксения. – Это ты из-за Гоги, да? Ты его любишь? Поэтому не можешь спать?

– Да! – Заявила ХIинд, чувствуя, что терпение её иссякает. – Дело в том, что у нас очень тяжёлая история любви..

Ксения смотрела заворожённо.

Тем временем ХIинд понесло. Она села на стул, налила в чашку воды и зажав в одном кулаке табллетки, принялась рассказывать, ощущая, что если не наврёт смоленской жительнице что-то в духе вконтактовской рассылки «Красота Востока», та ещё не скоро даст ей жить, не приставая с просьбами, не докучая вопросами.

– Понимаешь.. Мы познакомились случайно, в Париже.. (Ксения сидит напротив неё, на другом стуле, положив локти на стол, руки её бегают по поверхности стола, словно она играет на пианино) Я была там на школьной экскурсии, а он.. Он прилетел туда по делам бизнеса.. (руки застыли. Ксения подняла голову высоко и посмотрела в потолок, улыбаясь, после как бы встряхнулась и уставила на ХIинд пристально)

Я отстала от класса немного, ходила вокруг Эйфелевой башни.. Ты не была в Париже? – осеклась ХIинд.

– Не-а. – ответила Ксения заторможенно.

МашаЛлахI.. Раз не была – не поймает меня ни на чём. Я ж не знаю, как там – в Париже.

– Ну и вот.. Он подошёл ко мне, спросил мой номер телефона.. Но я не дала. Он сказал, что не уйдёт, что влюбился в меня с первого взгляда, что нету без меня ему жизни. Но я была холодна. (Ксения втянула в себя воздух, надула губы и посмотрела презрительно на чашку перед ней) .

Я нашла свой класс, мы поехали на автобусе в гостиницу. Он на своей феррари ехал за нами следом. Я ещё не знала, что это он, и думала – жёлтая феррари просто так едет.

– У него жёлтая феррари?

– Да.. – Ты смотришь казахский кинематограф? Хотя бы трейлеры?

– А?

– Не смотришь.. Он узнал, где остановилась наша группа и на следующий день приехал в гостиницу. На нём были белые брюки и белый пиджак. От него пахло мужской коллекцией Кензо. В ухе была серьга, в руке – бутылка элитного коньяка. В другой руке он держал розы.

– Сколько?

– Букет. 101 красная. Но я была холодна. Я сказала – 101-у белую и не больше, ни меньше. Он принёс. На другой день я пришла к нему на свидание. Так у нас и началось..

– Красиво.. – Ксении явно стало скучно, потому что не то ожидала она услышать.

– Мы встречались тайком, по ночам, у ворот его или моей виллы – мы были уже в Ницце, т.к. мы каждое летом ездим отдыхать в Ниццу. А у него, оказывается, там тоже был бассейн. Мы говорили у ворот и боялись моего отца.

– У тебя очень строгий отец?

– О-даа.. – ХIинд закатила глаза. – Он очень строгий; но здесь и самый ярый либерал и самый яркий консерватор были бы едины у нас.. Гога – и, понизив тоном, добавила как самую важную и сокровенную тайну. – Гога христианин.

Ксения не слишком осознала печаль трагедии – её надо было ещё больше подвести к этому.

– Как печально.. – сказала она, явно не слишком вникая, кто куда ездил и зачем.

– А мусульманка не может выйти замуж за христианина.

– Почему? – теперь Ксения заинтересовалась по-настоящему.

– Ой…….. Ты знаешь.. – ХIинд говорила на выдохе. – Никто не знает. Это что-то, от чего-то, от плохой погоды, например. Вообщем, не объясняется это нигде. Знаешь, Ислам очень нелогичная религия. Если бы я могла выбирать, кем родиться, кем прийти в этот мир, я была бы христианкой – намного больше и льгот, и выгод, и всякого– такого. Но дело в том, что Къуръан вот запрещает – и всё. Нельзя за иноверца. А почему – этого не может понять весь научный и восточный мир. Никто не знает, парадокс.

ХIинд знала на самом деле, но пересказывать ей свои знания тоже не хотелось. – Многие знания – многие печали. Для Ксении точно, тем более, не поймёт она себе всё это, а будет – максимум понтиться и кидаться словами и присказками типа «жи есть».

– Это, вообщем, никто не знает у вас? Несправедливо придумано?

– Да.

ХIинд не разочаровывала.

– Мы встречались тайком, но всему на свете подходит конец. Мы вернулись из Парижа, Гога приехал следом. Мой брат узнал о Гоге и выкинул в два счёта из двора нашего дома. Он даже боялся зайти на него – вот у меня какой брат. Настоящий. – ХI инд сделала ударение на настояящий.– мусульманин. Он грозился убить Гогу, если тот не отстанет от меня. Но Гога всё равно приходил и каждый раз приносил 101-ну белую розу.

– И вы переспали? – у Ксении одно на уме.

– Ооооооооо… – ХIинд не стала отвечать на этот вопрос. – Милая, моя милая… Гога всё равно приходил, и тогда брат сказал, что убьёт меня.

– Как так можно?

– У нас такие обычаи, милая. Сплошь и рядом такое. Брату ничего не стоит убить сестру, если она неправильно себя ведёт. А я вела себя неправильно. Моя голова кружилась от страсти. Я хотела обнимать его, ласкать, быть с ним. А мне не давали..

ХIинд с трудом сдерживала смех – понимая, как выглядит со стороны, трудно было удержаться – больше всего напоминала она себе какую-то неграмотную узбечку.

«Впрочем, и у нас таких хоть отбавляй. Я абсолютно не перебарщиваю, даже странно» – она продолжила дальше накручивать различные нереальности, а зрачки глаз Ксении всё больше расширялись.

– Невероятно, – почти прошептала Ксения наконец таким голосом, что ХIинд поняла – пора останавливаться, иначе того гляди смоленская жительница то ли Ислам вознамерится принять, то ли запоёт «Небо славян» .

– И.. – подытожила она. – Отец отправил меня сюда, чтобы никто не нашёл.. Но милый мой не такой оказался, сумел найти меня и в этой дыре.. – ХIинд сморщилась. – И как он только отважился – ездить по этим ужасным дорогам после Ниццы..

– А как именно он тебя нашёл? – полюбопытствовала Ксения, держась за голову.

– О-о, у него такие связи.. – ХIинд развела руками. – Что с тобой, милая? Голова болит? Так спать надо было раньше ложиться..

– Ах, какая любовь. Интересно, все нерусские такие? – пробормотала Ксения, валясь на раскладушку. – Спокойной ночи.

– И тебе! – ХIинд потушила в кухне свет, выпила снотворное и тоже легла. В отличие от Ксении заснула она лишь под утро, до этого ворочалась и всё снова и снова вспоминая, перебирая в памяти своё враньё, недоумевала: как можно этому верить – и как можно, поверив обобщаюшему характеру рассказанного, продолжать восхищаться нерусской частью мужского населения..

Утро выдалось дождливо-депрессивным, но в маленькой аудитории всё равно все шумели. ХIинд не вникала в причину веселья однокурсниц – она проспала первые лекции, с трудом встала, кое-как заставила прийти себя на занятия и теперь думала только об одном – поскорей бы всё закончилось и можно было бы уйти.

Вчерашнее появление Шахина казалось ей сном и только бесконечное оглядывание с последующим подмигиванием Ксении, сидевшей на первой парте, убеждало – нет, не приснилось, действительно пришёл он, действительно гуляли они, действительно… Действительно обещал он зайти завтра.

Завтра наступило.

Где же он?

Лекции закончились, она и Ксения сидели на кухне, жуя бутерброды с маслом. Ксения сверху на масло клала круги колбасы, предлагала и ХIинд – но колбаса была свиная.

Тяжело было отмалчиваться от расспросов – Ксения ждала продолжения ночных историй; нетерпеливо смотрела в окно и ждала. Ждала с большим пылом и воодушевлением.

Четыре часа дня.

ХIинд лежала на кровати, закрыв лицо подушкой. Подушка хорошо впитывает слёзы, и заглушает плач.

Ксения что-то восточное напевает, всё крутясь у окна. Она оптимистка.

Пять часов вечера.

Шесть часов вечера.

Кто-то трясёт за плечо, открыв глаза видно восторженно оскаленные зубы и прыщавый лоб.

– Вставай, Гога приехал.

– Кто такой Гога.. – ХIинд вспоминает всё, резко встаёт, кричит в коридор: – Я сейчас!

Маячащая в коридоре тень входит в комнату:

– Так ты одета, чего сейчас, давай, пошли, давай..

Они уходят, опять идут к речке, кормят уток. Шахин объясняет поздний приход долгим сном.

– Реально утонул словно. Будильник звенел – по боку, звонки, напоминания, смс – всё.

– Ты наверное уставал в последнее время, не высыпался. Вот и получилось так.

Темнеет.

Когда на небе уже во всю горят звёзды и ХIинд всё чаще смотрит на экране телефона время, Шахин делает ей нормальное, настоящее предложене стать его женой. Не раздумывая, она соглашается.

За полночь Шахин, проводив её и пообщав прийти на другой день на лекцию, уходит.

ХIинд поднимается в квартиру.