Текст книги "Хинд (СИ)"

Автор книги: Лала Мубаракши

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 15 страниц)

Описываемые в рукописи события выдуманы: они никогда не происходили в действительности и не имеют сколь-либо реальной основы.

Любые совпадения случайны.

Неточности и нестыковки неслучайны.

Май, 2009-го года.

Душа напевала одной ей известный мотив, настроение было докризисно прекрасным. Студент третьего курса экономического факультета заштатного ВУЗа Подмосковья Шахин Давудбеков направлялся к стоянке, радуясь, что цена четвёрки за курсовую оказалась не так уж велика: всего восемьдесят тысяч рублей и надёрганная им накануне из интернета всяка-всячина сошла за «научно-исследовательскую работу по новейшим тенденциям маркетинга» . Хорошо жить на свете, когда есть на свете деньги. Хорошо, когда есть на свете деньги, раз они есть у меня. Нет, почему же хорошо? – Шахин остановился на светофоре, хотя горел зелёный, и поддал ногой обломок кирпича, валявшийся на тротуаре. Не хорошо, а просто прекрасно.

– Это здорово, это здорово, это очень, очень хорошо. – Сказал он вслух и проходившая мимо женщина с коляской подозрительно покосилась в его сторону – не террорист ли этот модный парень с трёхдневной растительностью на лице и спортивной сумкой в руках. А то чего это ему хорошо, когда всем остальным плохо – простаивают офисы, падают цены на жилплощадь, а её саму не берут работать креативным директором. Она быстро-быстро прокатила коляску мимо него, и отдалившись на безопасное с точки зрения возможного взрыва расстояние, оглянулась. – На светофоре горел красный, а спортивного сложения фигура мелькала на пешеходной зебре явно стремясь перейти на другую сторону дороги прежде, чем попасть под чьи-либо колёса.

– Слава тебе, Господи! – женщина истово перекрестилась и покатила коляску дальше – в сторону ярко-жёлтым горевшей на здании вывески «Детская студия развития мышления и творческих способностей «Индиго»».

Выехать со стоянки оказалось сложнее, чем въехать. Кислотно-зелёного оттенка мини-купер с номерным знаком «IPYCIA» , выданном в Швеции , чуть не задевший при парковке правую фару – Шахин озабоченно протёр её рукавом кожаной куртки и внимательно осмотрел – нет ли царапины, теперь мешал развернуться. Он не любил маневрировать, выходя из всех трудных ситуаций на дорогах методом бибиканья и криков «Ты чё не видишь, брабус едет?» и теперь чувствовал себя как в западне. Наконец, наплевав на все правила и экстерьер собственной «девочки» , Шахин надавил на газ и, оттеснив мини в сторону бампером джипа, поехал к шлагбауму ворот, постепенно набирая скорость.

– Эй, эй, гражданин, эй! – услышал он, открывая боковое окно – приятно чувствовать шум ветра в ушах, совсем не то, что вентиляция от кондиционера.

Пришлось затормозить.

– Ну чё?

– Там мини-купер «Ируся» , зелёный. – Охранник говорил задыхающися от быстрого бега за машиной голосом. – Смят почти в лепёшку. Отвечать перед водителем буду я и, конечно же, сообщу в милицию. Я обязан.

– Скоро не будет милиции. Одна полиция. – Сообщил Шахин свежие новости, и достав из бардачка несколько пачек банкнот, выкинул через окно прямо на асфальт. – Здесь тридцать тысяч нерублей. Отдай ей сколько запросит, сдачу себе. Не проверяй, я считал, ровно тридцать штук там, – заржал он, и резко вырулил за шлагбаум на ровную полосу шоссе.

Хорошо, когда есть денег, много денег у меня.

Зазвонил телефон.

– Шарик, – сказал низкий голос старшей сестры, живущей с мужем в Твери, – ты не подкинешь нам до зарплаты? Мы снова на мели.

Вот ещё, стану я возиться с переводом. Не ехать же самому в Тверь.

– А что папа?

– Ты знаешь папу. Он улетел в Абу-Даби.

– Когда? – от неожиданности Шахин чуть не врезался в остановившийся на перекрёстке перед ним «Майбах» – вот картина-то была. Брабус с Майбахом друг друга стоят, тридцатью штуками не отделаешься. И чего этому майбаху захотелось кататься за пределами Рублёвки?

– Сегодня утром. Просил передать тебе привет.

Чёрт, придётся всё же тащиться на почту. Оставалась последняя зацепка:

– А ты чего у него мани не спросила?

– Я спала, а папа не хотел меня будить. Он прислал месидж, но не позвонил.

Нет, ну не коза у него сестрица после этого, а? Куда Аллах смотрел, когда её делал. Где тут в районе почта, он вообще такие вещи запоминает или?

Зелёный давно горел, а брабус всё не ехал. Стоявшая за ним иномарка начала девяностых деликатно молчала, не желая связываться с сильными мира сего.

– Сейчас я найду тут почту. – Сказал Шахин, наконец сообразив, что зад майбаха уже исчез вон за тем поворотом.

– А ты на телефон скинь. Я потом выведу.

И как это он сам не догадался? После восьми месяцев в Лондоне потерял чувство реальности, что ли?

– Лаббас, сестричка. – блестнул знанием марроканского арабского – подарок от 2001-го года, его первого выезда за пределы СНГ. – Это мы устроим.

– Пасибки, ну, чао.

– Масалама, – ответил он зазвучавшим сразу после «чао» коротким гудкам.

Мы едем, едем, едем на брабусе туда.. А куда он собственно говоря едет? Ему надо забрать из ремонта ноут и кинуть сестре деньги, в двадцать часов он идёт с Ларисой в ресторан, а потом к ней до утра, в шестнадцать ему надо заехать в Бутово и посмотреть посоветанную папой ухтишку для никяха, а ещё запись в студии с Шилой. Так, чё вначале? Лариса явно после ухтишки, ноут сказали «забирайте пятого числа» , а сегодня седьмое. С Шилой вот неясно, да.

Шахин опять потянулся к айфону.

– Лабай, Шила, ты на теме?

– Саламу алейкум, Шаха. – голос взявшего трубку был слишком ленивый. – Опять напился. – Нонче не выйдет, я болен.

– Ахаахаха, похмельем, что ли? – поинтересовался Шахин, прикидывая про себя, как удобней добраться до местожительства ухтишки.

– Кайфом. Приходи к нам, Шаха, тут хорошо, чистый джаннат.

– Я потом. Папа для никяха кандидатуру кинул, смотреть надо.

– Сивадьба будет? – говорящему стало весело.

– Скорее мута.

Они оба заржали и около минуты не могли связно вымолвить ни слова.

– Куда путь держишь? – спросил наконец Шила тоном начальника.

– В – он назвал район проживания кандидатуры. – Вот не могу понять, в эту дыру как доезжать надо.

– Атышахде? – в минуты напряжённой умственной деятельности Шила экономил силы на непроизношении лишних, по его мнению, звуков, слогов, а также пауз между словами.

– Да вот, – Шахин затормозил под указателем направлений дорог и зачёл всё в телефон.

– Тышанлева, аптомправайшпарь прямойбудешь. – пробурчал Шила нечленораздельно.

– Еду. За два года их дружбы Шахин наловчился понимать его с первой попытки.

– Ты потом звони, как прошло всё, оллрайт? Не теряйся. – напряжённая умственная деятельность уступила место расслабленности.

– Лабаббас. Ассаламу алейкум. – ответил Шахин, отключаясь на этот раз первым.

Пятиэтажка, трёхэтажка и шестнадцатиэтажка..Кто их столько понастроил, он наверно деньгой болен. Лично он, Шахин, ничем таким не болеет, и презирает людей, гонящихся за материальными ценностями. Он себе это может позволить.

Замечательно иметь много, много денег.

Брабус колесил по одинаковым серым дворам – ни тебе особняков, ни тебе резных домиков аля шале, ни фонтана, ни мавританского стиля, ни посадочной площадки для вертолёта. Скукота, одним словом. И как здесь люди живут?

А, они здесь не живут, они здесь обитают-ночуют. – Пронзила Шахина неожиданная догадка и он в который раз подивился на себя – дескать, какой я умный.

Около дома номер 109 всё было забито жигулями и фольксвагенами. Брезгливо проехав мимо них прямо к двери подъезда, он поставил брабус на сигнализацию и вошёл внутрь. Странно, но на лестнице ничем не воняло – ни мочой, ни слитым на пол ёршем. Шахин в недоумении пожал плечами – заметный диссонанс с детективами, описывающими жизнь простого люда. Детективы обожала до замужества сестра, и когда в дом набивались гости, он зачитывал из них отрывки, после чего пятидесятиметровое пространство его личной комнаты содрогалось от смеха.

–Ты гляди, что бабы пишут! – взвизгивал Шила, ударяя кулаком о подушку.

– Писать научились, туды их.. – поддакивал Ступа, русский парень, затесавшийся в их компанию после победы на первенстве Уральского ФО по муай-тай.

В лифте Шахин нажал наугад кнопку шесть. Кто знает, где находится 72-ая квартира. Когда двери лифта открылись, он придержал их тяжестью своего тела и наполовину вывалился на лестничную площадку. – Выходить совсем было лень, тем более, ждать лифта снова, если это не его этаж. Однако, приходилось признаться самому себе – да, он везунчик. Вон, та квартира – то, что ему нужно. Теперь можно и лифту дать волю.

Подойдя к двери, он оценил её критическим взглядом – железная, но крепится на косяках. Выбить, значит, раз плюнуть. Если ограбят – то поделом, железные двери надо приваривать. Или припаявать? Он никогда ничем таким не занимался, поэтому вопрос серьёзно занял его мысли, когда он позвонил.

За стеною прокуковала кукушка.

Вторая дверь или неплотно заперта, или такая же фикция как первая. Нет, определённо, взломать её – легко. Только зачем? Ведь не домушник же он, честное слово. Никогда даже не приходило в голову им заделаться – шутка ли, почти все домушники области – грузины, а он к этой нации никогда не тяготел. Да и навар с темы так, не особо. Быстрые некрупные суммы. Не деньги, а деньжонки. Даром, что мозги напрягать не надо – выбил, выкрал и пошёл. Нет, он Шахин лёгкий путей не ищет. И мозгами ворошить по душе. Интеллектуал, будущий воротила всея Руси..

Самолюбование прервал замочный лязг. В узкой щели меж стеной и железом показалась чья-то рука и драный тапок на вате. Шуршит небось по нервам – дёрнулся Шахин, но отступать было поздно.

– Вы от Артура Мамадовича? – спросили из-за двери несколько униженно.

– Да, от папы.

– Проходите.

Его впустили. Посеревшие от времени обои, телефон-трубка на стене – хит начала прошлотысячных, две двери из коридора и давящие со всех сторон потолки со стенами – обстановка никак не тянула хотя бы на «стремящихся вверх» . Линолеум был затёрт до почти невидимого состояния, но всё ещё вонял чем-то очень знакомым.

– Мы, видите ли, снимаем квартиру. Недавно в Москве.

«В Москве» неприятно резануло слух. Она вообще, эта неопрятная занка в стёганом халате представляет себе на что покушается? Москва – это вам не Бутово или Тёплый Стан. Москва – это рестораны, казино, концертные залы, а иногда, с сильного перепою, музеи. Москва – это базар. Москва – ювелирный магазины и новый бутик Дольче Габбана в «посмотреть в татлере» переулке. И наконец, Москва – это места проживания тех, кто посещает все эти рестораны, казино, концертные залы, музеи, а также курирует, но не посещает (у него для этого кухарка есть) базары, супермаркеты. И всё равно, где эти «те» живут – в черте города или в коттеджном посёлке, или в собственном замке в 250 км от МКАД. Абсолютно энивейно, главное, чтобы собственный вертолёт имелся, а ещё лучше – боинг.

– Азиза сейчас придёт из школы. Задержалась. Проходите в гостиную, прошу вас.

Шахин прошёл за женщиной, понурив голову – у него не было ни вертолёта, ни боинга, ни даже собственного ресторана и именно сейчас, в этой двухкомнатной блочной конуре аля хрущёвка, он в полной мере ощутил, насколько сильно ему их не хватало.

Жизнь моя – жестянка, пробормотал он, усаживаясь на край прикрытого, очевидно, специально к приходу гостя цветастым пледом, продавленного дивана. Гостиная, как он и ожидал, оказалась спальней матери с наскоро наведённым светским лоском.

«Чукотка-люкс» – сострил он про себя, разглядывая стоящую на полу вазу, изображавшую китайский фарфор. Он уже видел подобные вещички – папа привозил из Урумчи, и, разгружая центнеровые коробки, шумно радовался:

– Пять тысяч штук купил, за бесценок, считай. Продам Ахмеду, у него на рынке народ такое берёт. Уф, тяжело, помоги мне. – Отец любил экономить на грузчиках.

За мыслями Шахин не заметил, как женщина принесла чай, дешёвое печенье и домашней выпечки курабье – песочно-рассыпчатые, с аккуратно обрезанными подгорелыми краями.

– Ваш отец так добр к нам был. Меня зовут Фатима Айшатовна.

Айшатовна? Ну надо же, а он думал сейчас занки поумнели и уже не допускают подобных ляпов. Может, ослышался? А если нет? Чё, папа совсем сдурел, сватать ему девушку, мать которой незаконнорождённая?

– Рахмат, хонум. – ответил он, осторожно беря чашку и печенье.

Прокуковала кукушка.

А вот и Азиза. Увидишь её, что сказать? Напрягись, ну же, ну же. Извините, но Ваша дочь не то, что я ищу.. Не подходит, грубо. Извините, Ваша дочь прекрасна, как майская роза, но я недостоин этого цветка. Вот ещё, а то вообразят невесть что. Извините, но.. СубханаЛлах!

– Ма-а-ма миа!

– Салам алейкум, Шахин. Вы ведь Шахин? – спросил жеманно-невинный голосок.

– Да, я Шахин, но мне нужно срочно идти. Понимаете, срочно? У меня заболел.. заболел любимый удав. Поймите, я не могу остаться. Простите, ээ, мадам. – поклонился он в сторону Азизы, стараясь не поднимать глаз.

– Что-то случилось? – Фатима Айшатовна показалась на пороге комнаты, и, тряся бюстом подошла к нему почти вплотную. Стало невообразимо тошно.

– Срочно. Действительно срочно. Мой любимый удав, – скороговоркой неслись его слова, пока он боком пробирался к железной двери.

Оказавшись снова в кожаных объятиях своей девочки, Шахин с торопливостью хватающегося за соломинку утопающего полез в бардачок. Извлекши оттуда бутылку Реми Мортена, он жадно отпил пару глотков, и, закрыв глаза, откинулся назад.

Давно не встречалась мне такое алмасты – Годиться только как повод сходить к психотерапевту. Папа реально взбрендил. Это ж вообще. Скорее, прочь отсюдова, скорее.

Ведя машину чисто интуитивно, он не заметил, как промелькнули мимо серые дворы, узкие улицы, как руки сами вывернули руль в поворот на Садовое, а потом дальше, в центр. Чувство реальности вернулось лишь после осознания прошедших в неподвижности минут и чьей-то симпатичной улыбки, привечающей его из скучающего рядом в пробке ситроена.

Вляпался. Никак часа три стоять придётся. Эх, жаль, одолжил Ступе мигалку, сейчас бы на крышу поставить её, минус час гарантировано.

Хорошо, когда есть денег, много денег у меня.

Плохо, когда в пробку, в пробку попадаю снова я.

Никакие деньги, деньги не помогут мне тогда.

Пешком идти может? Эу, Шахин, с ума сошёл, ты ж этот, как папин Ахмед выражается, автош. У тебя ботинок приличных нет, вечно на машине, понтишься – люблю ходить я босиком, ведь брабус в гараже. Обувка не нужна совсем, ведь брабус в гараже. Говорила сестра – купи себе тренд крокодиловой кожи или мокроступы какие из Экко. А то круглый год во вьетнамках. Чай, не узбекский повар из японского ресторана.

Яр-яр – яр-яр, роза моя цветёт во саду, яр-яр.

Эт чё за фигня? Блин, радио. А с какие это пор радио в столичном регионе осмелилось не по-русски вещать? Оо, эт же с флешки, которую Ступа дал в залог за мигалку. Там кроме песен, до фига фотографий Тамары, дома посмотреть, поржать – не забыть. А откуда у Ступы эта огузская дребедень (огузы, простите за неуважение, но по сравнению со мной все – ничтожество. Кроме, само собой разумеется, тех, у кого больше денег.) ? А, ему её дал Гога.. Нет, не Гога. Фара.. Нет, не Фара. А… ему её дал Настоящий Боря.

Настоящий Боря, Настоящий Боря..крутилось безостановочно в голове. Два дня он не видел Настоящего Борю, пора и проведать.

Айда до Бори!

Жми на газ!

Оф, эф.. Пробка же. Ну он и дурак. Нет, конечно, не дурак. Умный, совсем умный – словно желая удостовериться в этом, Шахин покосился на себя в зеркало заднего вида. Умница он и разумница. И красавчик. Отражение отражает отражаемое, хоть и тафтологично, а правильно. А пробка всё ни с места..

Уважаемый Лужков-заде, Вам кирпич бы и по голове.. – складывалась в в который раз за этот день рифма. – Нет, зачем по голове. В своём ли ты уме Шахин, ведь только вчера подписал отец твой контракт, о предоставлении ему кредита в размере ста миллионов рублей. Гарантом возврата выступила мэрия. Мэрия Москвы. Хотя регистрация у Давудбековых Солнечногорская.

Я так люблю петь серенады,

И ждать не требуя награды..

Третий час в пробке пошёл, если Ступины стихи вспоминаешь. Как Ступа помешан на Тамаре, какая любовь. Ни до чего хорошего безам довести не может.

Зелёная волна.

Наконец-то!

Брабус вырвался на свободу и, оставив за собой остальные машины, стремительно понёсся вперёд. Открытое пространство предоставляло неширокий обзор и зоркий глаз уже уловил тараканье-медлительное копошение впереди. Очередной затор. А ну, двигай на газон и вон за те деревья, быстрее, пока снова не зажало. Уфф, пронесло. И куда это мы заехали?

Шахин вылез на крошечный асфальтовый пятачок, чуть не шандарахнулся головой о пластмассовую коробку мусорника и почувствовав, что хочет прыгать от радости, подпрыгнул полтора раза – до проснувшегося чувства взрослости. Чай не маленький, а совсем чёткий джигит. Почти олигарх. А ну прекратить детские забавы, запереть девочку и шагом марш к вон той новостройке. Наверняка у обитателя двенадцатикомнатных апартаментов четвёртого этажа найдётся на тебя время и угощения.

– Откуда этот гаджет, где стибрил? – допытывался он через пару минут у самодовольно лоснящегося киргиза, страдающего нервным тиком правого глаза. Киргиз сидел на диване, держа в руках пульт – не от телевизора, а от всей «начинки» своего жилища, включая входную дверь.

– Мент один дал. Я ему кат, а он мне гаджет. Чё, нравится? В воде не горит, в огне не тонет.

Бывая в добром расположении духа, Настоящий Боря обладал довольно банальным в своей своеобразности чувством юмора. Когда же это состояние перебивалось неприятностями – надоедливой мухой, жужжащей по комнате; скучным постовым, спрашивающим документы или же челом, решившим наложить лапу на его, Бори, источник средств к существованию, юмор мгновенно оборачивался в изощрённое в своебразности же чувство садизма и плохо приходилось всем – мухе, постову, челу, любой гоминоидно-биоидной субстанции в радиусе кулаком досягательства. Даже Шила избегал Настоящего Борю в такие моменты.

– Нравится-то нравится, а вот прикинь, меня сегодня чуть не женили, каково, а? – Шахин заранее предвкушал эффект произведённый новостью, поэтому беззастенчиво решил чуть подредактировать происходившее в Бутово с точки зрения правдивости.

– О. – Только и смог ответить киргиз и подобие мысли на мгновение проступило сквозь жирные складки, обрамлявшие его глаза.

– Папина кандидатура. Я как увидел, два часа орал от ужаса. Не представлял, что такие страшные девки на свети бывают.

– На рожу страшная или на задницу? Или на обе вместе? – Боря выгнулся всем телом и резко поднялся на ноги. – Хочешь, я те счас врежу?

– Я только рожу видел и адьё. Врежь, врежь. – Шахини принялся шутя боксировать воздух.

– Не туда смотрел. Держись, парень. – Борина пятка мелькнула в сантиметре от Шахиновского лица. Нос, береги нос, попадёт по носу – ни один хирург такую красоту не восстановит. – Подумал он, и перехватив Борю пониже коленки перекинул себе за спину на пол.

Через секунду они оба катались по вышитому красным с золотыми нитями ковру, а через полчаса сидели на Бориной кухне-студии, попивая китайского производства энергетический чай с ярко-оранжевой наклейкой «терапевты рекомендуют».

– Я не зря бывший второй Казахстана по панкратиону. Серебряная медаль, шутишь?

– Не шучу. Чё за гадость пьёшь? – поморщился Шахин, оставляя стакан на стол. – Сроду у тебя такой дряни не видал.

– Девка одна принесла. Из тех, что сверху страшная, а снизу только начни..

Они заржали.

– Небось к колдунье ходила, наворожила на этот чай – «люби меня как я тебя, кровь, замок, крест, могила, дохлая кошка, бубновая дама..» .

– А чё, небось хорошо денег отдала ей, как думаешь, да? Если я был другой комплекции, то есть, если б я не был я, я бы открыл гадальную контору. Приворот, отворот. Разбогатеть на дурах.

– Богатеть энивейно на чём, – Шахин отошёл к раковине и засунул два пальца в рот. – Только, думаешь, угодное это Аллаху занятие? – спросил он, уже отплёвываясь и добавил. – А дрянь всё же твой чай, Боря, чисто дрянь.

– Ща как врежу, что ты за мой чай разговариваешь, – набычился было Боря, но запал прошёл, драться расхотелось. – Я так понимаю, Аллаху угодно, чтобы муслимы не гадали. А если б я открыл контору, я б туда немуслимов нанял. Чисто бизнес. Что харамного? Эх, бабок этим не сделать. А то б пошёл – тепло, сытно, не опасно.

– До попадания на заметку рейдерам.

– Чего? Я сам себе рейдер. – Настоящий Боря нагнулся и полез под раковину – туда, где обычные люди держат мусорное ведро. Хлопнула крышка.

– Да у тебя там тайник. – Шахин присвистнул.

– Драгоценные мои, любимые.. Больше вас одну маму люблю. На, смотри. Доказательства. – В каждой руке у Бори было по два мешка и теперь он нетерпеливо развязывал их зубами. – Гляди.

По столу покатились отливая золотом, серебром медали.

– Ни одной бронзы. Видишь, моя любимая? Это я в третьем классе учился, когда её выиграл. Как сразу за мной девушки тогда волочиться стали.. Это было.. Сколько лет назад? Раз-два? – Боря сосредоточенно загибал пальцы.

– Аххахааах, если в третьем классе, то десять лет. А сейчас тебе 27.. Двадцать семь минус десять, получается, получается.. Эу, где мой айфон? – забеспокоился Шахин, прохлопывая себя по карманам куртки. – У девочки забыл.

– Проблемы? – Боря участливо схватил Шахина за подбородок и потянул к себе. – Проблемы, парень?

– Да там типа калькулятор. Десять минус двадцать семь. Эу, наоборот, двадцать семь минус десять.. Чё-т слишком просто. А, вот, ты выиграл эту медаль семнадцать лет назад. Семнадцать. – Шахин смотрел на Настоящего Боря с торжеством Ньютона, открывшего закон тяготения. – Двадцать семь минус десять будет семнадцать. – Повторил он.

Надо же какой я. Значит, диплом вполне заслуженно купил. Значит, соображаю. Коза, значит, та с башнеобразной причёской директриса, которая мне сказала. Да чё она мне сказала?

Год назад Шахин Давудбеков стоял в евроремонтированном кабинете одной из средних школ Москвы и впервый раз – иншаЛлах и в последний тоже – в своей жизни чувствовал некоторую неловкость.

– Очень хорошо. – Вещала, рассматривая его из-под очков, старорежимной грымзости дама, лет десять как вышедшая из бальзаковского возраста. – Аттестат о среднем образовании мы вам выдадим, только деньги вперёд.

– Деньги это не проблема, мне б диплом. – Шахин льстиво потупился.

Когда в достатке денег много, то все проблемы на нуле.

– Будет вам аттестат, а за дипломом не к нам – это в ВУЗ вам обращаться.

– Да я собственно говоря.. Он хотел уже рассказать, что именно распоряжение деканата с требованием предоставить свидетельство о прохождении программы средней школы до конца второго курса пригнало его сюда, но сдержался.

Не всегда говори и везде разглашай то, что знаешь. Вспомнилась широко известная в расширяющихся кругах его окружения – опять тафтология! – песня.

– Зайдите через неделю.

Через неделю из рук директрисы в его оббитые о груши, кирпичи и чужие рёбра ладони перешёл «интеллектуальный товар» – как называл его всё тот же папин Ахмед. Надо ж, всего лишь бумажка. – успел удивиться Шахин, прежде чем директриса сняла маску любезности:

– Да, не зря говорят, без бумажки ты букашка. Даже Ваша нация это признаёт.

– Чего? Откуда вы знаете, какой я нации?

Но директриса не слышала его.

– Даже Ваша нация.. Приехали сюда, платите за липовые свидетельства. Потом измываетесь над нашим городом и культурой.

– Я измываюсь? Кого я мою? Я не понял, вам мыло надо? Или наоборот?

– Измываетесь. В метро от вас грязно, ходят попрошайки.

– Я не езжу в метро.

– Напились нашей крови, купили себе мерседесы. Конечно, одни мы на метро ездим.

Он положил перед ней лишнюю тысячу у.е. и вышел, тихонько притворив дверь.

От того случая у него осталось вырезанная на обоях в своей комнате, после поиска в словаре, надпись «измываться = издеваться» и неопределённо-устойчивое чувство гадливости.

Аттестат Шахин отдал в деканат и благополучно забыл о существовании школ, среднего образования и прочей ерунды, омрачающей жизнь достойных людей исключительно в случае аляфранка сдвинутых родителей, отправляющих чадо в Оксфорды, Итоны и прочие прибежища будущих лиц нетрадиционных ориентаций – гомосексуальной, шизоидно-параноидной, депрессивно-шоппингоидной эт сетера, эт сетера..

– Причём здесь десять?

Оо, где это я нахожусь. Очнись, Шахин, ты у Настоящего Бори и лучше слушай его внимательно, а то обидешь, что будет? По шее от Шилы получишь, вот что будет. Боря любимая Шилина деточка, верный-верный секундатор, экзекутор и просто лицо, которое удобно брать на переговоры с клиентами. В качестве «убеждательного аргумента» .

– Ахишка, вугага, чё с тобой? Эу, я не железный. – Шахин дёрнулся из крепкой руки, сжавшей его предплечье.

– Ты не железный, ты придурок. Математик фиговый..

– Эу, ты что на меня катишь, ауу. – Ответил он как можно ласковей. Лучше с ним не спорить, лучше его не злить. О Всевышний, пошли же Настоящему Боре хорошее расположение духа! Пошли скорее. Он, конечно, всегда извиняется «Прости ради Аллаха, братка. В ударе был. Помутнение мозгов.» , но быть битым совсем не улыбается. О Всевышний, помоги же мне и я сегодня сделаю дополнительный намаз!

– Чудак ты человек, – прозвучало над ухом довольно миролюбиво, – ты отдаёшь себе отчёт, какую телегу гонишь?

– Ну?

О Всевышний, Всевышний.. Куль, хува Аллаху ахаду, Аллаху самаду, лам йалид ва лам йуладу..

– Ты понимаешь, любимая ты моя скотинка – благожелательное обращение. По праву Шилиной ударной артилллерии обращается с другими фамильярно. Не часто. Иногда. Когда перезлится.

Когда перезлится.. Гора с плеч.

– Чего понимаю? – теперь можно и понахрапистей. Пускай не забывает, что Шахин в конце концов творческий центр их начинаний. Если б не Шахин, кат из одного конца страны в другой перевозить было б в разы сложнее.

– Понимаешь ли ты, что я учился в третьем классе, когда мне 16 стукануло и через это 11 лет назад, а не 17 ты мне в результат выдавать должон был..

– Я учился в третьем, мне было 10.. конец девяностых. – Шахин удивлённо поднял глаза.

– И я учился в третьем конце девяностых, мне было 16. – Упрямо повторил Боря. – Я ходил в класс коррекции, а ты?

– Не доводилось. Я сразу аттестат купил.

– Много потерял. Было на реале круто. Училку одну прямо на уроке..

– Ага. Уф, мама миа!

– Чево? – Боря был удивлён новыми интонациями в его голосе. Шахин опять кинулся к раковине.

– Точно заколдованный чай. Наворожённый, сто фоиз. Фу, как верблюд, неэстетично.

– Чево стесняться, все свои. Блюй сколько влезет. – Настоящему Боре всё смешно.

– Шаха.

– Эу?

– А чё на тебе за баба сегодня лезла? Пощекочи нервы человеку.

Пощекочи нервы – это переводится «расскажи так, чтоб будто ката нажевался. Не ты, я, вестимо.» Зато слушать интересные темы Боря умеет. Только начни.

– Я в мечеть ходил. Ну, при посольстве, светлый кирпич с лазуритом, знаешь?

– Обижаешь, мы все туда же.

– Имам там, говорит, зино страшный грех. Вообщем, если тавбу делать, то не так страшно. Но чтобы тавба принялась наверняка, необходимо три дня – ты только прикинь – три дня всё грешное ни гу-гу. А я могу? У меня организм молодой, он..

– Требует.

– Ахаах, соображать да? Я к папе с телегой. Вот отсюда и идея..

– Жениться?

– Соображать да? Энивейно сорвусь, так пусть по шариату.. Но не с алмасты.

– Она блондинка? – Боря снова полез под раковину – и на этот раз извлёк из-под неё три неоткупоренные бутылки – две длинные, одну пузатую. – Будем?

– Выпьем с горя, где же кружка.. – Не долго думая, Шахин перевернул сахарницу – три куска рафинада сиротливо вывалились на узорную скатерть – и подставил её под ровную струю. – Домашнее?

– Гога привёз. – Объяснил Боря, отхлёбывая прямо из бутылки. – правая рука его катала по столу обломанное стеклянное горло. К чему возиться с пробками, когда Аллах дал немерено силищи.

– Не блондинка, а может да. Тема изначально, что она ухтишка.

– В хиджабе? – обломанное горло остановилось на пол-пути от одного края стола к другому.

– Замотана во что-то серое.. Серо-зелёное. В общем, платье и..или джинсы. Красноватого оттенка, я не запомнил ничего, кроме того, как она ужасна. Её лицо.. – Шахин на минуту задумался и смутные воспоминая о воспитательнице-чухонке в младшей группе детского сада – и чего она у нас тогда делала – натолкнули на нужный эпитет. – лицо, как недожаренный сырой блин. Типа, нажмёшь – расползётся. А глаза – мышиные щели и зырк-зырк. Зырк-зырк. Наверняка, побежит гадать в салон.

– Больная тема, братка? Чё, гадалка с тобой не туда?

Туземец полный Настоящий Боря, всегда он – вродь внимательно слушает, а вопрос всегда о последнем предложении бывает. Хитрый.

– Прикинь, я как вообще ненормальный, ору – мне идти надо, у меня удав дома голодный. Что-то типа такого. Уже в машине понял, что чуть не лоханулся – удав же не мой, а у Шилы. Ну, думаю, если Шила узна..

– Азиза Ильяшина?

– Чё? – ему показалось, или он вздрогнул?

– Смотри и плакай. – Афоризм, подцепленный Борей у толстяка-осетина, убитого в пятидневной войне 2008-го года – Рухсаг у, кажется, говорят в таких случаях.

Шахин в недоумении уставился на фотогрфию. Бледная немочь с отстранённо-привычным видом занималась порочными вещами с неизвестным кем-то – на снимок попавшем лишь частично и то не теми частями тела.

– Какая ня.. – Он не удержал матного слова. – Я не таскаю подобного прикола, Боря?

– Не прикол же есть.. На тебе щё..

Улыбаясь огромно-бесформенным ртом на Шахина глянула сегоднящная знакомая в обрамлении голубенькой, в цветочек, ткани.

– Вугага.. Так ты с ней знаком или?

– Сравни фотки, а я.. Боря вышел и заперся в том помещении, которое даже в самых крутых квартирах принято располагать поблизости от ванной.

Сравнивать было нечего. На обоих снимках одно лицо. Шахин почувствовал себя оскроблённым в лучших чувствах – мало того, что страхолюдину пытались сплавить, так ведь ещё и хотели обмануть.. И кого? Его, великого и прекрасного. Но почему папа её одобрил? Даа, кажется, дома будет кипиш. А может..

Он вышел из кухни и, поплутав минутку в ответлениях широкого – метра три – коридора, нашёл единственную запертую дверь.

– Лабаай.. – постучался в неё.

– Ичё? – донеслось словно из подземелья.

– А может у неё был муж? Я не интересовался этим, думал, если в школе учится, то и так ясно…

– Индюк ты, Шаха. – Дверь открылась, чуть не двинув Давудбекова в лоб. В глубине раздался бесшумный, ощутимый лишь нутром на ультразвуковых колебаниях, шум спускаемой воды. – Я сам с ней не был, не моё, но вот мои коты..

– Чего?

– Нечего. Дешёво и сердито. Она покрылась неделю назад, как они её отколотили за понты и погнали..