Текст книги "Хинд (СИ)"

Автор книги: Лала Мубаракши

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 15 страниц)

– Артур Мамадасан оглы нормальный же мужик вроде?

– Вроде. – Шахин вздохнул и замолчал, ожидая, когда же наконец Шила посмотрит в его сторону. Рассказывать в ощущение пустоты не хотелось.

– Бери – Шила пододвинул Шахину портсигар.

Минуты две молчали, курили.

– Сигара – класс! – похвалил Шахин.

– Я храню их в хьюмидоре.

– А я в кармане.

Неожиданно осмелев, Шахин сказал то, что хотел сказать сразу же, едва увидев Шилу, рассевшегося в пределах видимости соседей:

–Забор у предков Азиза реально низкий, поэтому я не в теме – с какого можно сидеть у всех на виду? Ведь надо таиться?

Шила кивнул.

– Машину мы загнали, сами на чердак, а ты выполз. Ты не обижайся, что я того, но это я нас всех сюда привёз, так вот поэтому..

– Сколько дней назад твоя сестра в последний раз за “дай денег” звонила? – спросил Шила всё тем же спокойным тоном, отчётливо выговаривая звуки.

Шахин похолодел.

На чердак поднялись они вместе, Шахин лихорадочно кинулся ворошить по углам, вытаскивая все вещи, которые они привезли с собой и уже расшвыряли, и стаскивал их в центр помещения. Шила медленно пошёл к гамаку, негромко позвал:

– Тамара.

Шахин, догадываясь, что произойдёт, старался не смотреть в ту сторону – в данный момент он слишком ненавидел и Ступу, и Тамару за тот животный ужас, охвативший его с момента, когда он понял, что Дилфуза не звонила ни вчера, ни позавчера, да и сегодня звонка нет. Он быстро перебирал все вещи, шарил по полу, пытаясь найти коробку из-под кофе. В коробке Азиз держал коллекцию фотографий себя и Фузы в обнажённом виде, видео с домашним порно. Шахину нужна была эта коробка донельзя – если ни сестры, ни зятя на квартире в Твери нет, будут хоть портреты, которые можно показывать разным людям – не видели таких? Нет.

– Вау. – Сказал Боря, наблюдавший за происходящим у гамака. – Тамара и Ступа умер.

Шила потребовал верёвку, связал обоих, после чего велел Тамару снести вниз, положить в багажник, а после посадить поаккуратнее Ступу в угол и завалить тряпьём.

Никто ничего не понимал. Шила не объяснял от того, что напряжённо морща лоб и постукивая сам себя по голове, думал; Шахин – от некстати проснувшегося среди страха чванства. Он сейчас был вторым главным после Шилы, сместив с этого места Борю, и даже осознание опасности, возможности того, что где-то уже едут, узнав их местонахождение, люди; лишь подстёгивало. В конце концов, это он, Шахин, устроил всё это дерьмо, это он, Шахин, привёз всех сюда – и он, Шахин, разрулит ситуацию. Шахину очень хотелось попросить у Шилы разрешения самостоятельно разобраться со всем – и он бы, наверное, и попросил бы, если бы ни одно но – он совершенно не представлял, что делать, как поступать.

– Вообщем, снотворное действует часов 14. За это время надо обернуться. Едем в Тверь. Если там спокойно всё, вывозим эту нохчий йоI на МКАД и пусть топает ногами куда хочет. Если не спокойно – по обстоятельствам. Ступу оставляем здесь, а то он не даст от неё отделаться. Едем на машине Шахина.

Ганжа нерешительно, но довольно уверенно предположил, что разумнее угнать машину и не светить номера.

Шила с ним согласился.

– Разумнее. Номера мы поменяем тут же. А машину другую брать не разрешу – у Шахина машина какая?

– Бронебойная, – ответил Шахин то, что от него и требовалось, хотя изначально собирался сказать “красивая” .

– Ты предполагаешь, они настолько не в себе, что способны стрелять? Днём? – спросил Ганжа.

– Нищие нохчи, ради апломба, готовы даже сесть за стрельбу и трупы – лишь бы были трупы. Наши. – сказал Шахин безапелляционно, ощутив прилив уверенности и веселья от отсутствия необходимости думать – морщины на лбу Аслана разгладились, видно было, что какие-то идеи у него есть. – Чё, едем?

Номера сбили с первых встречных жигулей. Владелец их – сосед по даче с горечью смотрел на процесс сбивания, но ничего не сказал – возможно, потому, что Шахин улыбнулся ему и помахав рукой, передал привет от Азиза, посоветовал завтра утром подать заявление об угоне и дал клятвенное обещание купить новую машину.

– Если нас тормознёт дорожная полиция? – сомневался Ганжа. – Я лучше угоню что-то не такое приметное и поеду один. Без бронебойности.

– Недмай. Непйдешь. Нетрмзнут. – отвечал Шила односложно, ловко меняя номера. – На, положи, пригодятся . – Он сунул Шахину сбитый номер серии ЕКХ. – Выпендрила.

– Я слышал, есть тачки – жмёшь куда-то и номера сразу преставляются Почему у тебя не такая? – допытывался Фара.

– Потому что он дурак. – Шила дал Фаре крепкого щелбана. – И ты тоже. Преставляются – на тот свет.

Пришлось ещё поменять эмблему Брабуса – букву Б в квадрате на сине-белый круг с чёрной каймой – благо автомобиль-донор нашли тут же, неподалёку, после чего Шила удовлетворённо заметил, что машина для большинства народа выглядит обычным результатом хач-тюнинга. Шахин ничего не возразил на это, решив геройствовать до конца, не показывая своей оскорблённости опростившимся видом своей девочки. В глубине души он отметил, что не слишком расстроен и внешние понты начинают терять в его глазах свою важность, но, не зная, как объяснить такую перемену во взглядах, не дал мыслям дальнейшего хода.

Тем более, они уже были в Твери. Шила, сидевший за рулём, проехал по нужному адресу и открыто припарковался у соседнего подъезда.

Шахин был поражён.

Шила опустил стекло на окне со своей стороны, закурил и принявшись демонстративно стряхивать наружу пепел, подмигнул Шахину, ничего не объясняя.

– Шах, извини. Пока у тебя были трудные обстоятельства, – Ганжа дипломатично не назвал причину его полугодового отсутствия прямо, – мы приезжали сюда часто. Ждали, может приедешь к сестре и удастся поговорить.

– Я не приезжал. Я ей слал деньги.

– Вот тебя мы не дождались, но то, что у человека, живущего рядом, такая же машина, как у тебя, только без дороженной обработки, выяснили. Человек часто в отъездах. Сейчас его нет как раз. Стоянками не пользуется. Тоже не русский. Смекаешь?

– Мне пофиг, смекает он или нет. – Шила закрыл окно. – Я пока курил, увидел две машины с не липовым хачтюнингом, а настоящим. Плюс гелендеваген 80-ых годов. Если это действительно нищий тейп и связей нет у них – 5 человек стоящих максимум. И парочка аксакалов для поднятия собственного престижу. И обкуренная молодёжь возможна. Вообщем, Фара – ступай ты. Второй этаж, серая дверь. Ты понимаешь значение слова серый? Боз. Барсук ренг?

– Я вообще хорошо учусь, по-русскому два раза 4 получал, три часто получаю.. Я не тупой. – Судя по голосу – Шахин не видел его с переднего места – Фаррух оскорбился.

– Ты проходишь мимо этой двери очень спокойно, типа ты местный житель. Внимательно, что кругом, замечаешь. На третьем этаже красная дверь. В хате экзистует чудак..

– Петя. – подсказал Шахин. – Неонацист. Я его никогда не видел, но как-то раз, заезжая к ним..

– .. Который с темой приезда в непонятных отношениях. Звонишь чудаку – если открывает – заходишь , просишь спуститься к Дилфузе, и.. Вообщем, спросить что-то. Например, как найти её брата.

– Мне ейный брат зачем нужен, когда Шахин здесь сидит? Я не понял. У него другой брат есть, да?

– Слышал поговорку – нормально делай-нормально будет?

– Моё любимое выражение, – сказал Фаррух с чувством.

– Вот и делай, как сказали. Короче. Ты услал Петю к Дилфузе, сам отговорившись, типа в ссоре. Если на площадке третьего этажа никого – тихо вышел и смотри вниз, что будет. Впустят его или нет. Нам об этом смс пиши. И о том, что внизу видел. Если Петя не захочет идти, ты ему вот это, – Шахин увидел, как Шила дал Фаре в руки тёмный баллончик, – под нос. Ты у нас на такие дела мастер. Если Петя не захочет тебя впускать в квартиру – срочно и быстро пиши нам, что видел внизу, а сам под дверью дабы оправдать своё нахождение плачь: “Петя, Петя, продай косячку” . Ещё вариант, если Пети вообще нету дома – тогда этими – в руки Фары перекочевали два ключа на проволоке, – откроешь дверь, запрёшься в квартире и опять – пиши, что видел внизу. На этом всё. И опять – нормально делай – нормально будет.

– Баш устю!

Потекли минуты, воспринимаемые Шахином, как вечность. Кругом него оживлённым шёпотом переговаривались, обсуждали, как лучше, правильнее, надёжнее. Он сам говорил наравне со всеми, но мысли его были о другом. Сосредоточиться на этом другом из-за разговора, не получалось, но отдельные обрывки действовали на нервы, из которых особенно чётко вырисовывались три вещи. Первая – раз Шила намётанным глазом определил машины у подъезда сестры, как появившиеся там неспроста, то может случиться что-то ужасное. Он слишком много видел в жизни смерти, чтобы остановить воображение. Представляемый им труп Азиза казался отвратным, труп сестры ввергал в шок. К этому примешивался никогда ранее не ощущаемый им страх за свою жизнь. Вторая вещь вытекала из первой – он казался самому себе уже мёртвым и спрашивал сам у себя – погрузился бы мир во тьму, в траур, в случае, если бы он умер? Застыла бы жизнь, или так же продолжала своё течение? Он не привык думать, но всё же отдавал себе отчёт, что нет – никто бы не заметил его смерти, кроме друзей. Даже отец.. Он обожал отца раньше, теперь ему жутки были подобные мысли, а обожание исчезло. Наконец, третья вещь – спасительная тарабарка “хорошо, что много денег, много денег у меня” не приносила облегчения, потому что за последние месяцы он не только убил впустую время, чуть не потерял друзей – но и просадил все сбережния, которые у него, небережливого по природе, скопились не благодаря, а вопреки. По сути дела, не считая машины, он был нищ.

От Фары ещё не было сообщения. Все притихли. Шахин привалился к стеклу, и полез через телефон в интернет. Купленный на замену утонувшему айфону самсунг. Написал вконтакте на стене “Смотрю в глаза смерти без страха, боюсь одного лишь АллахIа” , это же в моём мире, но этого ему показалось мало, и он стал вспоминать, в каких ещё социальных сетях зарегистрирован. Пароли везде у него были одинаковыми – зашёл в одноклассники, поставил статус и с разочарованием заметил, что новое у него – только одно сообщение. Потом вспомнил, что на этот сайт – Ляма называла его деревенским – он не заходил почти год. Вспомнил и обстоятельства при которых забросил свой аккаунт. Прочёл сообщение, но не успел осмыслить его, как пришла смс от Фары и Шила, не сообщив её содержимое, велел выходить всем скопом.

– -У двери стоят два козла. Они на твоей и Фарруха совести, – кивок на него, на Шахина, половина первого пролёта пройдена – скрутить, наподдать, запихнуть в багажник их же лоховоза. Ключи не дадут если, взломаете?

Шахин кивнул.

– После к нам возвращайтесь. Твои ключи от квартиры Фузы у меня. ИншаЛлахI, к тому моменту нормально будет всё.

– Почему я не пойду? – страх ушёл, появилась досада.

– Потому, что весь трясёшься, как на электрическом стуле. Без тебя разберёмся.– первый пролёт, второй этаж. – Давай, вон, Фаррухджан спускается.

Странно, два молодых парня, охранявших вход в квартиру Фузы, особо не сопротивлялись, наоборот – под дулом пистолета и угрозой зуботычин сами спустились по лестнице, сами дали ключ от подержанной Дачи и лишь один из них, прежде, чем быть запертым в багажнике, ухитрился прокусить Фаре руку.

Фара засунул пострадавшее место в рот, сглатывая кровь, не менее, чем Шахин, разочарованный простотой дела.

– А ещё чеченцы.

– Чеченцы разные. Может, там, у Шилы ураган. – Они поспешили наверх, но тишина, царившая на лестничной клетке, практически исключала возможность урагана.

Дверь была открыта.

Они вошли в знакомую Шахину грязную, провонявшую запахами находившейся вплотную рядом кухни, прихожую и застыли.

Из комнаты, находящейся налево, доносились женские стоны и мерная речь Шилы:

– После хоть убейте. Нам она не сдалась, сама долго куралесилась с моим другом без моего ведома.

– Значит, – сказал кто-то другой гипнотизирующим голосом, – ты не знал, кого любит твой друг? Если бы ты был мужчиной..

– Мужчина мужчине не надсмоторщик. А поведение вашей дочери – на совести её братьев и родителей. Если вы считаете, что за добровольные отношения с представителем другого народа, её следует убить – пожалуйста, убивайте. Ваши законы – ваши законы. Но не надо спасать её жизнь, убивая нас и делая из неё жертву. От оправданий шалава не станет порядочней. А за покрытие невинными людьми греха, саваб преуменьшится, ибо, как сказал наш Пророк в хьадисъе..

– Какого ты народа? – перебил тот же голос, – ты чеченец?

– Я человек без нации, говорящий по-русски с нерусским акцентом. Нохчи а вац со, лай а вац.

– Ты хитро говоришь. Муьлхан тейпан ву?

– Воккха стаг, – Шахину послышалась в Шилиных интонациях что-то кошачье, – как я уже сказал, тхо лайш дац, шун лайш дац, у каждого своя гордость и подлость. Если ваша доблесть – добиться бездоказательности плохого поведения одной блудницы, то наша доблесть – добиться мира между двумя группами людей. Поэтому мы сами пришли сюда, неся мир, а не войну. Посмотри на мои руки без оружия. Но si vis pacem, para bellum, я не хочу настаивать, что наша доблесть – более благородна, но как ты видишь сам, мы готовы умереть за неё. А АллахI знает лучше.

– Где эта девушка?

– Она у нас. Повторяю тебе – мы не хотим прятать её от вашего правосудия, но приведём её к тебе, когда освободишь этих двух невинных людей.

Женские стоны стали громче.

– Мы знаем, где она. Она в машине, на которой вы приехали. Если мы убьём всех вас, мы освободим её без ваших условий.

– Пожалуйста. Пробуйте. Но когда отец этой девушки устроит в вашей станице контр-террористическую операцию – с наших трупов его адрес спросить будет нельзя. И не забывай про полицию – всех нельзя купить, хоть я и не выражаю сомнения в том, что у вас хватит денег, – по голосу было похоже, что Шила в этот момент улыбнулся.

Совсем близко от затаившихся Шахина и Фарруха раздалось перешёптывание:

– Она чья-то дочь? Изан цIе Муртазина. Муртазин мил ву? Как? Кто?

Шахин про себя возблагодарил АллахIа. Сколько раз он смеялся над сестрой, что та сменила красивую фамилию Давудбекова, выйдя замуж.

– А где тот? Этот человек, который.. , – спросил гипнотизирующий голос несколько иным тоном.

– Мы не выдаём своих. Наши люди – наши законы. По нашим законам он не сделал ничего плохого. Он даже не спал с ней. Ты волен подозревать любого.

Наступила тишина. Затем послышался лязг, шуршание, и из комнаты, шатаясь, вышла Фуза. В первое мгновение Шахин не узнал сестру – растрёпанные волосы с запекшейся кровью на них, руки со следами наручников – и чужие, дикие, заплаканные глаза. За Фузой показался Ганжа, ведущий под руку Азиза.

– Хорошо, что не вошли, – сказал он, – чутьё у тебя, Шах. Сведите их вниз до конечной утрясовки, Фара останься присматривать, а ты – принеси Тамару. Она спит.

– Квартр съём? – спросил Шила шёпотом.

Шахин кивнул.

– Хорошо. Значит, легко будет переехать, дальше, спокойней.

– У меня чуткий слух. Если вам не нужна эта квартира больше – покиньте её. Своё вы получили. – Теперь Шахин мог видеть обладателя гиптозирующего голоса. – Единственный из ещё присутствующих в комнате 4-ёх людей – вот Шила пророк, лишь на один ошибся с количеством, он обладал серьёзным видом и явно даже один на толпу представлял опасность. Лишь уставшие глаза отжившего больше половины отпущенного ему человека говорили, что и у него имеются свои слабые места.

– Извини, воккха стаг, не теперь. – Шила отпихнул Шахина назад и вышел вперёд, так ловко достав из куртки Шахина пистолет, что тот ничего не почувствовал – Теперь я потребую не для друзей, а для себя. Или получу, что хочу, или умру.

– Чего тебе надо? – от гипнотизирования не осталось и следа. В голосе звучал страх и прямая угроза.

– Информатора.

Шахин ничего не понял, чеченцы поняли сразу. Человек с уставшими глазами кивнул, один чеченец кинулся вон. Стукнула дверь – Шахин по звуку определил безошибочно – в санузел, и через секунду в комнату был втащен испуганный, хватающийся за всё, что возможно, Гога.

– Не отдавайте меня… – плакал он.

– Баркалл, воккха стаг. Аб-ба, – Шила чуть повернул лицо к Настоящему Боре.

Боря достал откуда-то из-за пазухи полиэтиленовый пакет, и, почтительно положил его на подоконник.

– Плата за информатора. Возьмите, когда мы уйдём. Индонезийский – деликатес, – Ганжа шёлкнул языком. – Уважьте, нежданные знакомые. Покурите.

– Он что ему, индонезийского плана дал? – спрашивал Шахин у Ганжи, специально усевшись с ним рядом, назад. В машине не хватало мест, поэтому хотя сестру кое-как и впихнули, Азизу и Гоге достался багажник.

– Вообщем, эта партия засветилась. – Неохотно объяснил Ганжа. – Часть мы скинули в речку, часть вот дарим. Он какой-то не такой, его легко распознать. Если сами скурят – умные, если продасть захотят – глупцы. Непременно попадутся.

– А они убьют эту девушку, которую ты принёс? – спросила Фуза.

– Не знаю, – сказал Ганжа, – но меня она давно достала.

– Мне как-то энивейно, – честно признался Шахин.

– Не наше это дело. – Сказал Шила. Машину опять вёл он.

– Что с тобой сделали эти уроды? – Шахин ещё раз осмотрел сестру, недовольный её внешним видом. Больше всего хотелось повернуть назад и выпустить кишки тем, кто допустил такое.

– Ничего они нам не сделали, Шарик. – Фуза погрустнела. – Только изнасиловали.

Шила повернул машину на разворот, обернулся:

– Что ты раньше не сказала, идиотка?

– Я? – Фуза секунду улыбалась растерянно, потом разрыдалась. – Вам, животным, совсем наплевать на страдания другого человека. Вам всё равно, что кто-то мучается, страдает! Вам лишь бы грести лопатой деньги, мечтать о плотских удовольствиях, а о том, как страдает центральная нервная система утончённой интеллигентной арийки, дочери такого высокопоставленного отца, когда на её глазах творится это..

Когда я страдаю от невыносимой боли – кто сказал, что духовные страдания меньше физических?

– Я им кишки выпорю! – пообещал Шахин. – Не плачь. Звери! – добавил он, как ему показалось, грозно.

– Кто звери? – Шила снова обернулся. – Что они творили на твоих глазах?

Брабус опять развернулся – указателей на разворот на этом участке дорог было много.

– Ты что делаешь? Ты?

Шила не дал Шахину договорить.

– Так кого изнасиловали? – спросил он опять, очень громко.

– Азика.. Конечно Азика.. – Фуза казалась недоумевающей. – А вы что думали? Чтобы меня? Арийку? Да кто бы на это отважился? Я им круто на понятиях сказала, если вы, хоть пальцем.. То в Вальгаллу не попадёте.

– А они что? – на этот раз Шила не обернулся.

– Ругались, чтобы я ела. Я объявила голодовку. Длилось два дня, пока вы пришли. Один пытался кормить насильно, я прокусила ему шею – кровь до сих пор в волосах. Противно. – Фуза тряхнула головой. – Требовали твой адрес.

– И ты дала? – поинтересовался Шахин без интереса. Он был в шоке.

– Конечно дала. Они туда съездили, и сказали, тебя там нет. Твоя жена сказала, что ты ушёл и не появлялся. Они ей поверили. Ты дурак. Жил бы тихо – моего Азика не изнасиловали бы.

– А он сопротивлялся? – спросил Фара. – Тоже кусался?

– Нет. Он же бисексуал. Ну, бисексуальность высвобождает лишнюю энергию. Это тантризм. Он сам хотел, но я была против. Жена имеет права решать, иметь её мужу контакт или нет, потому что женщина – более чутка к отрицательным и положительным проводникам силы.

– Она у тебя ту-ту? – прошептал Ганжа на ухо. – Похоже. Ты извини, если.. И чего тебя шариком зовёт?

– Нормально всё, фиг знает, чего зовёт, она просто дура, – отмахнулся Шахин, – Шила, мы куда едем?

– На дачу, только заедем куда-нибудь поесть и отмыться.

На даче вышли продукты и нет воды.

– Сволочь! Дрянь!

Гогу вташили на чердак.

Из угла раздалось мычание.

– Ступа просыпается.

Ступу развязали и он непонимающими глазами уставился на своего бывшего друга.

– Ты?

Гога злобно посмотрел и ничего не ответил.

– Привет, дерьмо! – сказал Шила, – ты не на него посмотри, а мне в глаза.

– Я не отказываюсь от своих слов. – Сказал Гога. – Я не жалею, что я сделал. Я – чеченец.

– Поэтому они тебя сдали? – спросил Шахин.

– Кто ты вообще такой? И когда ты примкнул? – спросил Ганжа.

– Да, кто он? – Гога кивнул на Ганжу. – Я его мало знаю.

– Тебя не касается. Ты нам вначале про себя расскажешь, а потом, на основании изложенного, мы решим, убивать тебя или как.

– Пожалуйста! Или как.. А примкнул, когда узнал, что Тамара похищена. Проходила информация, я сразу смекнул, кто виноват.

– Говори.

– Я, – Гога откашлялся. – Кварцхава Дмитрий Георгиевич, 1979-го года рождения, родился в Абхазии. Город называть?

– Не важно.

– Во время абхазо-грузинской войны – даты называть, а то не помню?

– Не важно.

– Я с 13 лет воевал на стороне грузин. Я выглядел старше своих лет. Поняв, что грузины проигрывают, я захотел притвориться абхазом, но не знал абхазского языка и вообще, не умел себя выдавать за них. Поэтому я, в одном городе – называть?

– Не важно.

– Я в одном городе ходил по квартирам, вламывался в дома. Я высматривал такие дома, чтобы был небольшой риск напороться на вооружённых. В одном доме я убил старую женщину. Она была гречанка. Её внук был инвалид, он видел это и не мог поднятся. Ему было лет 7. Я убил его, и забрал его паспорт, на имя Никопулис Дмитрий Николаевич, 1985-го года рождения. После этого я ушёл высоко в горы. Там я встретил одну адыгскую женщину, которая сбежала из тюрьмы и мы вместе жили в заброшенном доме охотников несколько лет.

– Почему не ушёл в Грузию?

– В Грузии труднее жить, чем в России. Я был уверен, что Абхазия, скоро отойдёт к РФ.

– Где твои родители?

– Мать не знаю. Я оставил её, когда вместе с другими товарищами ездил в другой город грабить брошенные квартиры. Мы крепко запили.. И я не вернулся сразу. А когда вернулся – её уже не было. Я думаю, она сбежала, не простив меня.

– За что тебя прощать?

– Я убил отца. Он называл безумием моё поведение.

– Дальше.

– Я прожил в горах достаточно времени, чтобы, спустившись в долину, жить по новому паспорту. Но та женщина не хотела отпускать меня, говорила, что любит. Я убил её. Я ушёл из дома в горах, за мной убежала приблудившаяся там собака. В горах я заблудился и съел собаку. Меня подобрали российские альпинисты. Их имена называть? Я помню.

– Не важно.

– Одна альпинистка привезла меня в Москву. Я женился на ней, разменял её квартиру и сумел получить при разводе половину. Эти деньги я вложил в бизнес – и прогорел. Это было в 2006-ом году. Остальное вы знаете.

– Зачем заложил нас?

– Мне заплатили. 100 000 долларов. И угрожали тоже. Я боюсь боли. А ещё – пообещали, что если сдам вас, то бизнес отдадут мне. Под их прикрытием.

– И ты не понял, что это развод?

– Потом понял. Доллары ещё фальшивые оказались.

– Кроме долларов какие причины идти против нас?

Гога вздохнул.

– Если правду..

– Ну?

Глаза его загорелись ненормальным блеском:

– Я вас всех ненавижу. Я ненавижу вас, потому что вы – цементирующее дерьмо, все метисы.. У одного родственники талыши, у другого мать кыргызка, отец хрен знает, два вообще я так и не понял кто, один русский.. Вы – вы и русские, как в насвае связываете все остальные элементы, мешая им освободиться от вашего ига.. Вы – лишь фундамент, пыль, грязь для произрастания настоящей породы людей – всех чистокровных наций. Вы убивали нас совком на протяжении 70 лет, но мы выстояли и мы все возьмём своё. Я живу ненавистью – и лишь она даёт мне силы, особенно теперь, когда моя Родина лишена российских инвестиций. Мы отомстим.

Он закончил говорить и принялся тяжело отдышиваться.

– Ну что? – спросил Шила. – Я полагаю, мнение однозначно. Возражения есть?

Возражений не было.

– С чего он такой? Я знаю пару грузин в Петербурге – вроде, адекватный народ – недоумённо спросил Ганжа в пустоту.

– Последнюю просьбу можно? – Гога не бунтовал.

– Проси всё, кроме жизни.

– Дайте дожить до утра. Уже недолго.

Действительно, минуло три ночи.

– Без проблем. Привяжите его, и спать. Пошли, пацаны.

Было утро и чердак был пуст.

– Он сам не мог сбежать, мы крепко связали, а он не Рембо.

– Я знаю. – Шила кивнул.

Из гамака, где раньше сидела Тамара, показалась заспанная Фуза.

– Это я его выпустила, мальчики. Извините. Но он такой суперский. Настоящий ариец. Я слышала его историю – что-то романтичное есть в том, чтобы вот так, без жалости, без страха убивать человека. Я никогда не видела человека, который кого-нибудь в жизни убил. Вы вот неспособны на такой поступок. Не смогли убить тех, кто Азика обидел, и его бы не смогли, поэтому я подслушала всю историю, а когда Азиз заснул, пришла сюда. Вы не сердитесь?

Все тупо посмотрели на неё, потом, ничего не сказав, спустились вниз.

– По-любому зарежу, – пообещал Шахин сам себе.

Пару дней спустя.

Скотина всё же человек, стадное животное.

МашаЛлах, он, Шахин, не такой.

Как такое может быть, что в одной семье – настолько разные дети? Он – красавец, молодец, настоящий джигит, мусульманин – и сумасшедшая Фуза.

Он-то думал, её муж Майн Кампф прикола ради читает, а они – неонацисты. Побить бы, дурь вышвырнуть из головы. Он бы побил – но как-то всё равно на сестру стало. К тому же, уверенность – отец вступится не за него. Странно – раньше, отец придерживался его стороны. А теперь? Что изменилось? Время? Жизнь?

Пожалуй, время. Нутром человека, выросшего в обстановке гражданской войны, он почуял не само наступление событий, а предвестие начала наступлений. Слишком яркими показались стволы непокрывшихся листвой деревьев, слишком пронзительно небо и слишком резок воздух.

Брабус летел по Подмосковью мимо фонарных столбов, телеграфных линий. Мелькали придорожные указатели, рекламы – он пытался читать их, чтобы сконцентрироваться, но слишком высока была скорость.

Сколько-то дней, сложившихся почти в неделю, прошло с завертевшихся колесом событий – Ляман ушла утром рано, день казался серым, он не пошёл на работу в надоевший офис, где большую часть времени зависал в социальных сетях и читал Боборыкина – непонятный из непонятного времени – он специально не узнавал, чтобы сохранить интригу – писатель, пишущий о писателях, как те пили и тратили впустую деньги – чем-то было ему интересно описание такой никчёмной жизни.. Он не пошёл, он вышел на улицу, завёл девочку и поехал к Настоящему Боре. Там не было Бори – он с Шилой не вернулся с вечера, но сидел Ганжа с пультом, сидел Ступа.. Они сговорились красть. Дождались Борю, Шилу, вышли.. Дальше ничего, кроме того, что было позже – ломка мозгов при возврате к старым делам, вспоминать не хотелось.

Мысли тем не менее постоянно вертелись вокруг этого и внезапно он понял, почему – давно в его жизни не было ярких событий. Офис и Ляман. Офис и Ляман. Даже айфон утопила. Он вспомнил айфон и горестно вздохнул. Сейчас бы его первому айфону, который украли год назад, исполнилось бы два с половиной года, а второму, более новому.. Он не сумел подсчитать и плюнул на это дело.

Телефон. Такое ощущение, что жизнь прожита от звонка – до звонка, в памяти одни болталки и отложились.

– Я могу узнать, что у тебя произошло с Ляманчиком? Ты сдурел?

– Потом, папа, потом. Иди спи, ночь да.

В первый раз так грубо с отцом. ИншаЛлахI, в последний. Отец сам виноват – два часа ночи.

Куда бы ему поехать, чтобы не думать ни о чём, достаточно далеко, чтобы потерять ощущение эпохи и пространства, достаточно близко, чтобы остаться в зоне комфорта.. Настоящий Боря – сто раз был, Шила – не принято к нему первым ехать, Ступа, небось, по ресторанам страдает – как разорался тогда, когда понял, что не увидит больше свою. Фаррух дома помог маме мыть полы и теперь снится ему Севуля. Ганжа гуляет по Васильевскому острову – к нему приехать – с утра потащит в Эрмитаж, а у Шахина не то настроение, чтобы смотреть на творения давно уже мёртвых людей.

Что-то резало глаза на трёх последних указателях на дороге, какое-то короткое слово – не разобрать. Не выдержав нервов, остановил машину, чтобы прочесть:

Минск – 670 км.

Минск? Он вспомнил сообщение в одноклассниках, которое прочёл в Твери, нервничая, ожидая – быть драке, трупам или не быть.

А почему бы и нет? – подумал он, давя на газ.

Бензобак был полный.

Бензобак был полный, но всё равно потребовалась дозаправка. Купил страховку, границу пересёк спокойно, только… В Минске никакой ХIинд не оказалось. Он довольно быстро обегал все ВУЗы – в деканате на его милую улыбку все всполашивались, бегали, выясняли.

Белорусский народ не избалован восточной любовью. По Египетам явно не наездились.

Оставались другие города, но запал прошёл. Отплёвываясь в каждый встречный мусорник, он поплёлся по улице, дыша тяжело, словно ездовая собака.

– Дебильная погода.

Раннее утро теплое, даже жаркое, но ветер порывами был ледяной, даже какой-то затхлый.

Это от болот.

Убогий чахлый сквер, вокруг – здания в стиле «нелучший образец сталинизма» . Скамейки свежепокрашенные, но давноремонтированные – доски зашатались под ним, когда он пытался усесться поудобнее.

Жара.

Мороженое продавали бы хоть где-то? Почему никто не продаёт?

Тут только сообразил, что для мороженого не сезон – лета нет, и даже до мая почти неделя.

Но киоск с минералкой могли бы поставить?

Киоска не было тоже.

Похоже, он просто забрёл в какой-то не совсем благоустроенный район – брёл, брёл и добрёл. Ничего, адрес стоянки записал – в крайнем случае на такси доедет.

– А вы чеченец?

Две девушки – не толстые, не худые, картошкообразные уселились на одно с ним скамейку в сантиметрах тридцати.

– Нет, а у вас тут чеченцев много?

– На нас не хватило. – сказала одна.

– Но нам и не надо. – сказала вторая.

– А вы не местный? – спросила первая.

Вторая уже открыла рот, но он демонстративно отвернулся и заткнул уши – вставать, куда-то идти не было желания, шутить с аборигенками – тем более. – Даже Фаре бы они не по дуще бы были.

Разве только Гоге – неожиданно вспомнилось, что Гога по жизни руководствовался принципами «страшная – не страшная, лишь бы бесплатно.» Какая-то девчонка, помнится, плакалась – то ли ему, то ли Настоящему Боре – скорее Боре – Боря вызывал больше доверия у слезливых истеричек, жаловалась на Гогу, что тот – даже в ресторан не сводил.

– Моя такса вообще – три штуки деревянных за ча-ас. – Расползались по лицу её чёрные от туши слёзы. – Мне кроме денег ничего не надо-а.

Они тогда пообещали, что разберуться, но некогда было голову ломать над такой фигнёю. Забыли.

Три штуки рублей сумма не велика – авось не прогорела. – Смешно было.

А Гога падла.

Найти б его, найти б и убить.

Только как найдёшь – наверное, подался заграницу, сейчас все заграницу линяют, туды их.

Впрочем, раньше тоже так делали – откуда-то из детства всплыл дедушка – иссохший, с бородой, до смерти бредивший встречей с братом: