Текст книги "Я - ведьма!"
Автор книги: Лада Лузина
сообщить о нарушении
Текущая страница: 18 (всего у книги 24 страниц)
Глава пятая
Страшный сон Могилевой
…существует два противоположных взгляда на творчество – как на процесс демонический или как на процесс божественный. Сторонники первой точки зрения утверждают, что искусство происходит от мятежного ангела, что в основе творчества – гордыня, бунт и узурпация права, принадлежащего Творцу.
Г. Чхартишвили.Писатель и самоубийство
Чиркнув спичкой, ведьма развела огонь в камине, не пытаясь выпускать дым изо рта, демонстрируя подруге прием, который та, окончившая цирковое училище, и сама могла повторить без труда.
Добравшись наконец до покупок из супермаркета, Наташа с аппетитом ела малиновый йогурт «Волшебный».
– Так ты считаешь, это не самовнушение? – начала она вежливым реверансом.
– Наверное, только ты, Наташа, могла так самозабвенно перечеркнуть реальные факты, объясняя их самовнушением, – ответила Карамазова.
– Это я игнорирую реальность? – От возмущения Наташа чуть не поперхнулась «волшебством». – Да я – единственный голос разума во всем вашем сумасшедшем доме. Я самая нормальная из вас!
– В том-то и подвох.
Карамазова вертела в руках свою черную шапочку, но почему-то не спешила надеть ее на голову.
– Все дело в том, что ты – нормальна. Сознание нормального человека смертельно боится любых паранормальных явлений. Ведь они разрушают его базовые представления о жизни. Потому, увидав, к примеру, привидение – материалист не поверит в него просто из чувства самосохранения. Он постарается найти тому десяток разумных объяснений. Не найдет, попытается проигнорировать его существование – забыть, не думать, выбросить из головы – сделать вид, что того нет. А коль упорное привидение не даст забыть о себе, навязчиво заявляясь к нему вновь и вновь, материалист скажет: «Наверное, я сошел с ума». Ему будет легче признать себя сумасшедшим, чем привидение – реальным. Поскольку сумасшествие вписывается в его представление о жизни, а привидение – нет.
Сунув шапку за пояс халата, Иванна подошла к книжному шкафу и сосредоточенно водила пальцем по корешкам книг.
– Но самое страшное, если привидение докажет материалисту свою неопровержимость, он может сойти с ума по-настоящему. Ибо трещина, сквозь которую в его сознание проникло привидение, заставит треснуть весь его мир. То же самое чуть было не произошло и с Мирой…
– При чем тут привидения? – вскинулась Могилева. – У нее просто навязчивые идеи.
Не найдя нужную книгу на нижних полках, ведьма полезла на стремянку и теперь копошилась наверху, распугивая пыль.
– Браслет, который навязчиво возвращается домой три раза подряд, – это не идея. Это факт. И не признавать его смешно. Более того – опасно. Поскольку с каждым своим возвращением он приносит все больше бед. На этом нехитром трюке попадаются все герои Стивена Кинга. Ты читала Кинга, Наташа?
– Ну? – насупилась певица.
– Почитай!
Описав полукруг, одна из книг пролетела через комнату и шмякнулась прямо на колени певице.
– Практически каждый его герой имел время убежать от опасности, но он оставался на месте только потому, что упрямо отказывался признавать опасность, которой «не может быть». До тех пор, пока это «не может быть» не впивалось в его шею зубами.
– Но послушай… – Могилева неприязненно отодвинула книгу. – Разве Мира не могла в состоянии помутнения рассудка сама подбросить себе браслет?
– Один раз – да. В двух других случаях – нет. Разве ты сама не понимаешь это?
Недоеденный йогурт внезапно показался певице тошнотворным – аппетит сбежал. Могилева нахмурилась.
«Иванна права, – тягостно подумала она. – Мой мозг отказывался сосредоточиваться на подробностях, предпочитая опровергать все оптом. Ведь если рассмотреть все факты и попытаться объяснить их логически, получается… так, как сказала Иванна».
Но ее ум продолжал отчаянно искать лазейку.
– А разве нельзя предположить, что муж, забрав ее браслет, затем подкинул его Мире в сумку?
– Можно, – с готовностью подтвердила Иванна, – но только во втором случае. Ведь третий раз Мира выбросила браслет в Днепр, причем на его глазах. Тут уж ни у одного из них не было возможности смухлевать, ни сознательно, ни бессознательно. Браслет оказался на дне реки – это главная данность, которую мы должны принять. Согласна?
Она спустилась с лестницы со стопкой литературы в руках и свалила книги на письменный стол.
– А на следующий день он снова лежал на ее рабочем месте… – Наташа нервически хихикнула.
В ее сознании началась революция. Иллюзорная жизнь, которой она сегодня объявила войну, грозно шла на баррикады, размахивая флагами и транспарантами и намереваясь свергнуть с трона жизнь реальную. Или, как минимум, поставить под сомнение ее самодержавие и тоталитарный режим.
«Да, – сказала она себе, – и Мирино творческое сумасшествие, и манию самоубийства, и даже две последние строчки в рассказе можно объяснить самовнушением и временными выпадениями памяти. Все, но только не браслет, вынырнувший со дна реки. У его появления может быть только одно объяснение – магия Вуду».
И толку-то, что необъяснимый (точнее, объяснимый лишь волшебством) факт был всего один. Стоило принять его, как все остальные выстраивались за ним дружным хвостиком, складываясь в стройную историю без единого изъяна!
«Мама родная, не может быть!»
Наташа непроизвольно сжалась в комок.
– Получается, соблазнив Миру творчеством, браслет Буду заставил ее последовательно оборвать все связи с жизнью. Он хочет ее уничтожить? Что же теперь делать? Неужели все случится так, как написано в рассказе?
Певица в смятении поглядела на Карамазову, как тогда, в первый раз, когда она прибежала к ней, умоляя о помощи.
– Такое случалось неоднократно. – Иванна спешно перелистывала пыльные страницы. – Литературное произведение, которое претворяется в жизнь, – один из самых расхожих литературных штампов. Но и в реальности тому имеется немало примеров. Это случилось даже со мной.
– С тобой?
– Ты ж знаешь, когда-то я написала пьесу. И, как только ее начали репетировать… В общем, кончилось тем, что актриса, исполнявшая роль главной героини, погибла.
– Ее убили! – вспомнила Наташа. – И убийца[17]17
Упомянутые события описаны в рассказе Лады Лузиной «Профессиональный убийца».
[Закрыть]…
– Не будем об этом, – скомкала тему Карамазова. – Я не люблю вспоминать эту историю. С тех пор я больше не пишу. Недаром говорят: «Черт поселился в типографской краске». – Она запнулась, отыскивая нужную главу, и зачла вслух: – «Существует теория: каждый писатель, подобно Князю мира сего, создает собственный мир и тем самым пытается соперничать с Богом…»
Ведьма недовольно захлопнула книгу.
– Мира и сама это знала. «Бог учит нас преодолевать свои желания. А браслет Вуду – скорее атрибут дьявола», – сказала она. Но все же не смогла уничтожить свои произведения. Она готова была рискнуть ради них жизнью.
– Но это же абсурд, – привычно взбунтовалась певица. – Я никогда не пожертвую жизнью ради карьеры! Дороже жизни ничего нет!
– Некоторые думали иначе, – вздохнула колдунья. – Например, Михаил Афанасьевич…
Наташа невольно кинула взгляд на портрет в углу каминной доски. Лицо писателя по-прежнему было несчастным.
– Он писал «Мастера и Маргариту» целых одиннадцать лет. А как только окончил их, сразу умер. И он знал, что умрет. Потому так долго откладывал рукопись на полку, оттягивая неизбежный финал. Но желание написать великое произведение победило в нем желание жить. – Карамазова не констатировала, скорее, размышляла вслух. – Да и вообще в литературной среде самый большой процент самоубийств и трагических смертей.
Иванна с состраданием посмотрела на фотовернисаж на каминной полке. И Наташа вдруг явственно увидела, как Булгаков медленно приоткрыл рот и…
– Что-то у меня в глазах все плывет, – жалобно пискнула певица.
– Да не плывет у тебя ничего! – раздраженно буркнула ведьма. – Я тебе уже сто раз объясняла – это не просто фотографии. Это сигнализаторы! Незаменимая вещь для ведьмы с клиентурой. Ведь люди, которые приходят ко мне, чаще всего сами не знают, что именно им угрожает. Вы, реалисты, вообще ужасно плохо ориентируетесь в действительности, – презрительно фыркнула она.
– Иванна, – жалобно прервала ее певица, – я совсем запуталась. О чем ты?
– У каждого из них своя странная судьба, – снисходительно разъяснила колдунья. – Цветаева повесилась, Гумилева расстреляли, Айседора, как ты знаешь, была задушена собственным шарфом. И если кому-то из клиентов угрожает подобная смерть, они говорят мне…
– Как, они уже и говорят? О нет! – взвизгнула Могилева.
По ее коже неслись табуном колючие лапки страха.
– Ты права, – нежданно согласилась Иванна, – говорить я их так и не научила. Но они дают мне понять суть проблемы мимикой или жестом. И сейчас Булгаков и Айседора расстроены. Он, как никто другой, знает, сколь опасно писать демонические романы. А она…
– Она ж не писательница, а танцовщица! – напомнила Наташа.
– Дункан паникует из-за мужа – Есенина. Ты знаешь, что случилось с Есениным?
– Покончил жизнь самоубийством, – автоматом ответила певица. И ахнула, осознав параллель. – Я вспомнила, нам рассказывали в школе!..
Она вдруг вспомнила залитый солнцем класс и записку от Кольки Синькина «Давай встречаться!», переданную ей как раз в тот момент, когда их высушенная очкастая учительница литературы вещала, закатив глаза:
«Всего за месяц до смерти Сергей Есенин написал мистическую поэму «Черный человек», полную страха и отчаяния…»
Тогда эти слова прозвучали всуе, неспособные оцарапать ее жизнерадостное маленькое сердце. Но сейчас, пролетев сквозь время, догнали и вонзились в него отравленной стрелой.
Она вскинула глаза на полку камина и посмотрела на фотографии писателей и поэтов, с ужасом задавая себе вопрос – в какую опасную игру играли эти люди, преступившие запретную черту между реальным и потусторонним миром, давшим им власть и отнявшим взамен их жизни?
Чтобы их произведения были ВЕЧНО ЖИВЫМИ, они влили в них свою жизнь, силы и кровь – и умерли обессиленными и обескровленными…
Или творчество – это сделка с Дьяволом, который в момент исполнения договора забирает твою душу вместе с жизнью?
«Какое счастье, что я нормальная певица!» – суеверно подумала звезда.
Но неожиданно встрепенулась со свойственным ей рационализмом интуита, учуяв явную нестыковку.
– Нет, – выкрикнула она, разгоняя страх. – Не сходится! Ведь Мира только начала писать роман. Значит, ей рано было умирать. А она тем не менее чуть не отравилась, ее спасла лишь «скорая»…
– Ты попала в яблочко, – улыбнулась Иванна, выныривая из своих меланхолических мыслей. – А теперь иди спать. Мне нужно выгулять Рэтта.
– Ты бросаешь меня? – вскочила Наташа. – Здесь?!
Она в панике обвела глазами комнату Карамазовой. Сейчас, ночью, та больше не казалась ей бутафорскими декорациями спектакля – комната затаилась в ожидании, как огромный хищник, напряженно караулящий свою жертву у норы, – стала символом ее треснувшего мира, из всех щелей которого лез черный мрак: Черный человек Есенина, проклятие черных кораллов Вуду, неотвратимое пророчество Мириного рассказа…
– Успокойся. – Карамазова решительно водрузила на макушку черную шелковую шапочку. – Тебе нечего бояться. Ты ж не из тех актрис, кто мечтает умереть на сцене. Не так ли?
Могилева обиженно надулась в ответ.
Подруга лишь перефразировала ее собственные слова. Но почему-то в устах ведьмы они показались ей ужасно оскорбительными.
* * *
Ночью Наташе приснился сон.
Вначале он почудился радостным и оптимистичным. Наталья Могилева выходит на сцену дворца «Украина». Она закрывает сборный концерт. На ней невероятно дорогое платье от Сваровски, расшитое блестящими камнями. Публика принимает ее на «ура».
Певица сегодня в прекрасной форме. Ее бурнокипящая энергия покрывает весь зал.
– Я так понимаю, лучший ваш подарочек – это я! – делая шутливый реверанс, говорит она свою любимую репризу.
Аплодисменты не стихают десять минут. После первой же песни поклонники заваливают ее цветами. Они словно посходили с ума.
– А сейчас вы будете петь со мной! А еще лучше, вместо меня. Вы ж знаете, вершина счастья артиста, когда ему, выходя на сцену, даже петь не надо – все песни за него поют зрители, – заявляет она и протягивает в зал микрофон.
Люди хором поют ее хиты, слова которых знают наизусть. Пять положенных песен уже исполнено, но сидящие в зале не хотят ее отпускать.
– Бис! Бис! Бис! – скандируют они хором.
Она поет новую песню. Аплодисменты напоминают взрыв.
– Еще! Еще! «Весну»! «Месяц»! «Только я»!
Ей приятен их животворящий энтузиазм, она готова, не затыкаясь, петь для них до утра. Однако пора уходить. Наташа прощается и идет в правую кулису. Там почему-то нет выхода – черная штора задрапирована намертво, точно окна в комнате Карамазовой. Она дергает ее, пытаясь отыскать конец, и чувствует под тканью сплошную кирпичную стену. Интересно, когда ее успели построить? Зачем?
Делать нечего, нужно пройти сквозь сцену. Она поспешно натягивает на лицо сияющую улыбку.
– А вот и я! Я вернулась к вам, чтобы еще раз сказать, как я вас люблю. Счастья вам, успехов, любви!
Злясь на себя за эту банальщину, она торопливо ныряет в левые кулисы. Тело под тяжелым платьем взмокло, надо поскорей его снять, остыть, отдышаться. Фу-у!
– А вот и ваша долгожданная, ваша любимая девушка – весна! – слышит она голос конферансье.
И понимает, что снова стоит на сцене. Но уже на другой – Дворца спорта! Зал забит людьми. Здесь их в десять раз больше. При виде ее они вскакивают с мест:
– Поющая граната украинской эстрады – Наталья Могилева! – вскрикивает конферансье и передает ей микрофон.
Звучит проигрыш ее песни «Я – весна» и с колосников дождем летят серебряные блестки. Некуда деваться, некогда размышлять над невозможностью происходящего: как левая кулиса «Украины» оказалась правой кулисой Дворца спорта?
Она резво выбегает на середину сцены и начинает танцевать.
Зал орет от восторга. Усталости как не бывало. Сколько раз она выступала перед такой огромной толпой, но никогда еще не ощущала как сейчас, что все эти люди находятся в ее абсолютной власти.
– Танцуем! – приказывает она.
И, словно по мановению волшебной палочки, они начинают танцевать.
– Следующую песню поем все вместе!
И пятнадцатитысячная толпа поет единым громыхающим голосом песню, от первого куплета до бисовки.
Толпа громадна, по сравнению с ней – маленькой блестящей точкой на сцене. Но по одному ее желанию многоголовый людской хаос превращается в покорного титана. И она невольно упивается этой властью. Она знает, какую шутку сказать, чтобы они засмеялись, и какую исполнить песню, чтобы все разрыдались в голос. Стоя на сцене, она может сделать с ними все, что захочет, подарить им радость и боль, надежду и отчаяние. Ибо сейчас она – Наталья Могилева – их единая и всевластная владычица.
– До свиданья, дорогие мои. Я не лгу, самое дорогое, что есть у артиста, – это его публика!
Толпа орет, не желая расставаться со своей королевой. На секунду ей кажется: тысячи рук вцепились в нее. Но легким движением она разрывает эти невидимые путы и, чтоб не попасть впросак, устремляется в левую кулису.
– Бис! Бис! Бис! – несется ей вслед. – «Только я»! «Лимоновый фонарь»! «В Киеве осень»!
Но едва певица ступает за спасительный занавес, как судорожно хватает пальцами черную ткань. Она смертельно устала. Сейчас потеряет сознание. Кружится голова, страшно хочется пить. Как, оказывается, нелегко властвовать, как тяжела шапка Мономаха! Счастье выветривается, остается пустота…
– А сейчас, – слышит она вдруг, – я с гордостью представляю вам…
Голос звучит где-то впереди. Она делает несколько нетвердых шагов и отдергивает штору.
Там снова сцена – огромная, неизвестная ей, на этой сцене она еще никогда не выступала. И не будет! У нее просто нет сил.
В панике Наташа отшатывается обратно и снова оказывается на сцене Дворца спорта.
– Мо-ги-ле-ва! Мо-ги-ле-ва! – неистово визжат зрители, радуясь ее возвращению. – Браво! Бис! «Месяц»! «Только я»!
Как затравленный зверь, она ныряет назад и закутывается в темную ткань. Между второй и третьей сценой только узкое пространство – ей некуда бежать. Но если она спрячется тут, возможно, ее не найдут и оставят в покое.
– Впервые на сцене… – доносится со стороны третьей сцены эротичный тенор ведущего.
И эти слова приносят ей невероятное обличение. «Впервые на сцене… – радуется Наташа. – Значит, он говорит не обо мне!»
– Впервые на сцене концертного зала «Россия»…
«Россия», – эхом отдается в ее голове. – Выходит, там – Москва! Надо ж!»
– …сольный концерт звезды украинской эстрады…
«Кто это из наших выбил себе сольник в Москве?»
В ней рефлекторно просыпаются зависть и азарт – два эти чувства всегда зарождаются в ее сердце одновременно, чтобы дружно броситься наперегонки к заветному финишу, доказывая всем-всем-всем – она, Наталья Могилева, самая-самая-самая…
– …заслуженной артистки Украины Натальи Могилевой! Давайте поприветствуем ее аплодисментами!
Наташа замирает, словно пораженная громом. Выходит, это у нее сольник в Москве! В концертном зале «Россия». Боже, она даже не мечтала!
Зал аплодирует. Нужно идти. Но она так устала, у нее вовсе нет сил. Она не вытянет целый концерт. Она упадет на сцене.
«Это ловушка! – понимает она внезапно. – Мой мир не отпускает меня – этот марафон бесконечен. Вслед за «Россией» он подсунет мне Бродвей, он не успокоится до тех пор, пока я не умру прямо на сцене под аплодисменты зала… Но я не пойду. Я не стану жертвовать жизнью ради него!» – клянется она.
И идет на сцену.
* * *
Проснувшись, Могилева хмуро огляделась по сторонам, не понимая, куда она попала. Вчера ночью она зашла в спальню Карамазовой, сбросила одежду, не зажигая света, и, испуганно юркнув под одеяло, уснула прежде, чем успела подумать о чем-то страшном.
«Какой странный сон. Интересно, он пророческий?» – смятенно спросила она себя, и оба варианта ответа показались ей одинаково пугающими.
Но утро развеяло страхи, солнце нежно разгладило морщины на лбу. Спальню заливал яркий свет, пробивающийся из-за белых жалюзи на окнах. Спальня Карамазовой мало напоминала ее кабинет. Наташа удивленно вертела головой, разглядывая жизнерадостные обои с изображениями мультяшных ведьмочек на метлах, зеркальный платяной шкаф, удобную двуспальную кровать, напольную лампу в виде лилии с изогнутыми лепестками. Стандартный современный интерьер без всяких колдовских наворотов.
Она встала. На подоконнике лежал открытый на середине «Женский журнал», купленный ею в супермаркете. Девушка, изображенная на фотографии, была одета так же, как вчера Карамазова: брючный костюм, очки, белый плащ.
Странно, конечно. Но магией тут и не пахнет. В углу фото был напечатан адрес киевского магазина, где продавались рекламируемые вещи. Если здесь и есть нечто удивительное, так это то, что Карамазова покупает такие дорогие тряпки, а потом консервирует их в шкафу.
Одевшись, Наташа двинулась на поиски подруги.
Ведьма сидела в любимом кресле у камина с чашкой кофе в руках. В комнате что-то неуловимо изменилось. Она больше не казалась мертвым королевством спящей красавицы – комната жила.
На Карамазовой был серый костюм, свидетельствовавший, что затворница снова собирается на выход. В сочетании с ним черная шапочка на макушке выглядела особенно абсурдно.
– Ты вообще спать ложилась? – поприветствовала ее Наташа.
– Не-а, – мотнула головой та.
Вид у нее был боевой и целеустремленный. На коленях ведьмы лежала упитанная, толстая книга в потертом переплете.
– Что за книга? – поинтересовалась Могилева.
– «Магия Вуду».
– Ну и? Нашла что-нибудь полезное? – неуверенно спросила Наташа.
Вчерашний вечер оставил у нее во рту горький вкус сомнений и неудовлетворенности. И теперь она просто не знала, как себя вести.
Колдунья осторожно погладила книжку, будто та была диким, неприрученным животным, способным укусить, испугавшись резкого жеста.
– Да, нашла все, что было нужно.
– Значит, тайна браслета разгадана?
– Тайна браслета! – презрительно хмыкнула Иванна. – Какая уж тут тайна. С этой мелочевкой я разобралась еще вчера.
– Ты знаешь, как спасти Миру? – обрадовалась певица. – Расскажи!
– Как любили говаривать великие сыщики, я знаю лишь то, что знаете вы все, просто делаю из этих фактов выводы. – Подруга выпендривалась, и впрямь возомнив себя доморощенным Шерлоком Холмсом. – Вот тебе логическая цепь: Айседора взволнована, зеленая бусина потемнела, браслет два раза найден на рабочем столе, а Леонид разговаривал по мобильному. В конце этой цепочки стоит разгадка… Ой, ч-ч-черт!
Ведьма вздрогнула, словно вспомнив о чем-то, и воровато посмотрела себе через плечо.
И проследив за ней взглядом, Наташа ошеломленно открыла рот.
Зеленые бархатные шторы были раздвинуты.
За окном кружился снег – белый, пушистый, игривый. Веселые снежинки носились друг за дружкой, играя в салочки…
– Не может быть! – выдохнула она.
Карамазова недовольно скривилась.
– Прости, я забыла задернуть шторы. Насточертело сидеть впотьмах!
– Но там снег! Ты видела, что там снег! – закричала Наташа.
– Там всегда снег, – буркнула ведьма. – Потому что у меня за окном всегда зима. В крайнем случае поздняя осень. Я наколдовала их себе раз и навсегда. Потому всегда задергивала шторы перед твоим приходом. Боялась, что ты рехнешься. Опасаясь за твое сознание, я старалась пользоваться в твоем присутствии лишь тем колдовством, которое ты можешь себе хоть как-то здраво объяснить.
– Но на улице весна!!! – заорала Могилева, не в состоянии принять безумное объяснение подруги.
Отшатнувшись, она в ярости закрыла лицо руками, пытаясь вернуть себе спасительное ощущение реальности.
«Там весна! Там должна быть весна!» – экстатично повторяла она, вспоминая, как вчера весна обнимала ее дом, прижимаясь к нему молодой, упругой, белой, как сливочное мороженое, грудью. Ее зазывную улыбку и искрящиеся небесной синевой глаза. Цветущие деревья. Щебет птиц. Пробивающуюся траву…
– Надо же! – услышала она потрясенный вскрик Карамазовой. – Получилось! Открой-ка глазки…
Наташа опасливо отвела ладони и облегченно вздохнула.
За окном цвела весна.
– Ты понимаешь, что ты сделала? – возбужденно запричитала Иванна. – Свернула мою зиму! Сама вызвала весну! Это, конечно, намного легче, чем перекрыть настоящее время года… Но все же. Ты могла бы стать неплохой колдуньей.
– Отстань! – отмахнулась Могилева.
Восторги ведьмы были ей неприятны.
– Просто мне на секунду померещилось…
– Фу. – Карамазова с любопытством изучила ее с ног до головы. – Какая у тебя, однако, сильная защита. Но ты права, поговорим об этом после. Сейчас нам нужно ехать в редакцию «Анечки».
– Нам? – въедливо уточнила Наташа.
– Да, тебе и мне.
– И кого мне придется изображать сегодня? Опять немого ассистента психиатра?
– Нет, теперь молчать стану я, – смиренно пообещала колдунья.
– А кем буду я?
– Ты будешь известной певицей Натальей Могилевой.
– А ты?
– Твоим пресс-секретарем. Остальное объясню по дороге.
