Текст книги "Грязные новости (ЛП)"
Автор книги: Л. Дж. Шен
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 18 страниц)
1. Я невыносимый мудак.
2. Я не собирался их трахать.
Как раз сейчас Брианна парила около четырехмесячного порога – боец, каких поискать, или чокнутая мазохистка.
– Откажись от них, – рявкнул я. – Я не работаю с ворами.
«Если только у них нет задницы, достойной каждой рэп-песни, которую я когда-либо слышал». – Мысли о Джудит Хамфри атаковали мой разум. – «Тогда бы я позволил им сохранить работу».
Хотя это чушь собачья, и я это знал. Мисс Хамфри на меня не работала. Скорее всего, я не увижу ее несколько месяцев подряд. Она обитала на другом этаже, в другом отделе. В любом случае, я никогда не трахал одну и ту же женщину дважды и никогда не прикасался к сотруднице. Официально она была токсична, как ядовитый плющ, а после того, как обокрала меня, почти такой же не соблазнительной.
Брианна облизнула губы, убирая свои тусклые каштановые кудри за уши, и приблизилась ко мне. Из студии новостей я направился в свой кабинет.
– Сэр, это было бы довольно проблематично, учитывая, что, согласно этой таблице – она провела пальцем по экрану айпада, – Вы официально внесли в черный список все химчистки Манхэттена.
Вырвав устройство из ее рук, заскользил взглядом по рядам названий, залитых красным. Просто, бл*дь, невероятно. Человеческая природа была создана для того, чтобы брать то, что хочет, и будь прокляты последствия.
И снова я подумал о маленькой мисс Хамфри. Ей не следовало вторгаться в мои мысли. Обычно я забывал о своих любовных связях на одну ночь, прежде чем высыхала сперма на моем члене. Но опять же, она обокрала меня.
«А я взял кое-что из ее вещей».
«The Smiths»? «Bloc Party»? «The Kinks»? «Dirty Pretty Things»? Девушка знала толк в музыке.
– Откажись от них, – повторил я.
– Но, сэр… – ахнула Брианна, что было довольно драматичной реакцией для данного случая.
Я остановился перед дверью своего кабинета. Она сделала то же самое. Ее лицо было таким красным, что я подумал, что она сейчас взорвётся. И очень надеялся, что этого не произойдет. У меня была новая рубашка от Brioni и, по-видимому, не было ни одной честной химчистки в пределах города.
– У нас нет другого выбора, если только вы не хотите вернуться в одну из тех химчисток, которые ранее внесли в черный список, – объяснила она.
– Не правда. Есть и третий вариант.
– Есть? – Она кокетливо захлопала ресницами.
Не многим из моих сотрудниц хватило бы на это смелости. Во-первых, потому что я был сыном президента. Во-вторых, потому что был чуть более пугающим, чем сам Люцифер. И в-третьих, потому что был, как однажды назвала меня Кейт, «убийственно недоступным». Что, по сути, означало, что меня не отвлекали торчащие сиськи.
– Ты можешь следить за ними, пока они работают над моими вещами.
– Но…
– Ты права. «Можешь» – не подходящее слово. Это то, что должно произойти.
– Сэр…
– Время пошло. Лучше беги – они приступают около полудня. – Я постучал по-своему «Ролексу», ворвался в кабинет и с грохотом захлопнул дверь.
Час спустя жалкое подобие отца забрело ко мне в кабинет, как турист в сувенирную лавку, гадающий, какого хрена он хочет сломать. Формально я должен был встретиться с ним в его кабинете. Но если уж говорить о формальностях, то он должен был вести себя как отец, а не как тупица, гоняющийся за юбками, тщеславный придурок, так что я назвал бы нас квитами. Матиас прислонился плечом к дверному косяку, засунув руки в карманы.
– Je n'aime pas que l'on me fasse attendre. – «Я не люблю, когда меня заставляют ждать».
Трудно поверить, что этот кретин был президентом американского вещательного новостного канала. Он по-прежнему настаивал на том, чтобы говорить по-французски со всеми, кто готов его слушать. Моя мать перестала быть одной из них год назад, когда умерла моя сестра. Она быстро развелась с ним, переехала во Флориду и нашла себе нового мальчика-игрушку. Я навещал маму каждые несколько уик-эндов, чтобы отвлечься от дерьма и назойливого одиночества. Бонусные баллы: Флоридские киски были загорелыми и не такими чопорными, как их Нью-Йоркская разновидность. И было намного проще провернуть трюк с туристом, чтобы люди не поняли, что я Лоран. Лораны, семья мамы – Матиас взял ее фамилию в рамках сурового брачного контракта – были королевскими особами в высшем свете Манхэттена. Мы держали свое дерьмо в секрете и молчали, и за нами почти так же тщательно следили, как и за людьми, о которых мы сообщали.
– Скорее всего, ты выживешь, – сказал я по-английски, продолжая печатать на своем ноутбуке.
«К несчастью».
– Смотри на меня, когда я с тобой разговариваю, – рявкнул отец.
Я поднял взгляд.
Полагаю, моя уступчивость поразила его, потому что великий Матиас Лоран прочистил горло, подошел к креслу передо мной и рухнул в него, как будто задерживал дыхание в течение последнего года. Что мы все и делали с тех пор, как умерла Камилла.
– У нас проблема с индивидуализацией из-за чего рекламное пространство сокращается. – Он хлопнул по хромированному столу между нами.
– Давай останемся каждый при своем мнении. Точно знаю, кто я: репортер, который каждый вечер получает самые высокие сетевые рейтинги в течение последних двух лет, и сын распутного идиота. Если ты страдаешь от потери памяти, я бы посоветовал «Гинкго билоба», витамины группы В-12 и жирные кислоты, – сказал я, не сводя взгляда с экрана.
– Послушай, сынок…
Он скрестил ноги, и я изо всех сил старалась не рассмеяться.
«Серьезно? Сынок? Это что-то новенькое».
– Я ценю твою работу здесь, но пришло время привлечь новых рекламодателей и получить чистый доход.
– Ты хочешь сказать, что пришло время позволить продавать эфирное время партийной пропаганде и каждому члену с бутылкой алкоголя или сигаретной маркой? – Я откинулся на спинку стула и переплел пальцы. – Потому что рекламные ролики у нас уже из задниц торчат. Мы не запускаем ролики, которые приносят большие деньги, потому что люди, как правило, теряют доверие к новостному каналу, который говорит им, что они должны купить упаковку презервативов и лубрикантов в качестве дополнения к выпивке.
Он закатил глаза, как подросток.
– Il n'est pire sourd que celui qui ne veut pas entendre! – «Никто не глух так, как тот, кто отказывается слушать». – Возможно, достаточно будет нескольких простых упоминаний в эфире. Я иду тебе на встречу, Селиан.
– Я бы предпочел встретиться с тобой в суде, когда подам в иск на твою задницу за то, что она нагадит в скором времени мою сеть, – перебил я его на полуслове. – Этот новостной канал будет сообщать новости. Ничего больше. Ничего меньше. Задача отдела продаж – находить выгодные сделки.
– Précisément. Они просто не могут. Ты сделал эту сеть лакомым кусочком телевидения. Мы не предвзяты, не ошибаемся и не рентабельны. И в этом проблема.
– Не вешай мне лапшу на уши. Я внимательно слежу за цифрами. обираюсь унаследовать это место.
Мы получали чистую прибыль, но не сверхдоходы, как могли бы, если бы продали душу дьяволу. Я предпочитал, чтобы моя душа была цела. Достаточно того, что у меня не было сердца.
– Продолжай в том же духе, и ты ничего не унаследуешь. – Отец покраснел от гнева.
Я с раздражением улыбнулся.
– Это не твое дело, и ты это знаешь. Моя мать дала тебе ключи от этой машины, и ты вернешь их, когда больше не будешь годен для этой работы. Разница между нами в том, что я – репортер, а ты – везучий ублюдок.
– Следи за своим языком. – Он хлопнул себя по бедру, его лицо так покраснело, что стало казаться фиолетовым.
Я знал, что должен отступить, пока у него не случился еще один сердечный приступ. Я страстно ненавидел отца, но не хотел, чтобы его смерть лежала на моей совести. Сцепил пальцы вместе, наклонился вперед и встретился с ним взглядом. Природа, должно быть, знала то, что я понял, когда мне не было и десяти – мы с ним никогда не будем близки. Уверен, что именно поэтому я так похож на свою мать. Светлые глаза, темные волосы. Единственное, что я унаследовал от Матиаса – это его рост и способность вызывать у людей желание совершить убийство.
– Я горжусь тем, что предоставляю беспристрастную, достоверную, надежную информацию. Каждый день подтверждаю неизменно высокую репутацию. Что наши зрители будут делать с этой информацией, зависит только от них. Я не позволю вводить в мое новостное шоу никакой про-республиканской, про-демократической или про-дерьмовой пропаганды. Не позволю показывать рекламу казино, алкоголя или презервативов. Ты не испортишь мое дело.
– Мы должны оставаться рентабельными, Селиан. – Отец поправил свой шелковый красный галстук. – И когда дело доходит до самостоятельного мышления, по крайней мере, имей приличие звучать немного менее непреклонно. Твой послужной список еще не доказал, что ты делаешь то, что проповедуешь.
Я точно знал, что он имел в виду, и мне хотелось прижать его лицо к моей чертовой двери за лицемерие. Он вырыл яму, в которой я сидел, своим собственным членом, и теперь перелопачивал землю, чтобы похоронить меня в ней.
– Если ты не хочешь, чтобы я трогал твое шоу, мне придется сократить ваш штат. Я приму необходимые меры, чтобы отпустить стажеров и резервных репортеров.
«Чертов ублюдок».
Но это лучше, чем утонуть в рекламе казино и экспериментальных лекарств.
– Делай, что должен, – прошипел я. – Еще какие-нибудь мудрые слова от человека, который не знает, где на самом деле находится наша студия?
– Мы должны избавиться от Джеймса Таунли, если он будет и дальше требовать повышения гонорара. – Отец положил ладонь на мой стол.
По какой-то непонятной мне причине отец чертовски ненавидел нашего ведущего новостей последних тридцати пяти лет. Джеймс Таунли пришел на эту станцию, когда ему было двадцать четыре года, и за эти годы чудесным образом получал все, о чем когда-либо просил, включая, но не ограничиваясь тем, что устроил своего сына Феникса на работу здесь. Вышеупомянутый сын поднял столько шума на этом этаже, что моему отцу пришлось стратегически перевести его на другой конец света. Сейчас он находился на сирийско-израильской границе, докладывая обо всем, что происходит на Ближнем Востоке. Моим обоснованным предположением было, что ИГИЛ скорее проспонсирует следующий гей-парад в Дамаске, чем попытается похитить Феникса Таунли. И все же Джеймс был недоволен тем, что Матиас подвергает жизнь его сына опасности.
Таунли был очаровательным, с ним было приятно разговаривать, его уважали и хорошо принимали. Он также был похож на брата-близнеца Харрисона Форда с фальшивым загаром и обесцвеченными волосами, что не сильно вредило нашим рейтингам. Если бы он и мой отец могли убить друг друга без юридических последствий, у меня было бы на две головные боли меньше.
– Ты закончил? – Я откинулся на спинку стула и покатал ручку между пальцами. Мне предстояло съесть двойную порцию этого дерьма примерно через два часа на встрече с Джеймсом и его агентом за ланчем.
– Почти. Я добавил кое-что особенное к вашей команде, и уверен, что ты это оценишь. – Отец поднял руку к стеклянной стене, и я проследил взглядом по направлению к студии новостей.
Джудит Хамфри.
Она стояла там, прижимая к груди картонную коробку, стараясь не выглядеть окаменевшей. С ее поцелованными солнцем волосами и россыпью веснушек на носу, похожем на пуговку, она была из тех красавиц, которые внезапно застают вас врасплох. Чем больше смотришь на нее, тем больше осознаешь, какая она потрясающая. Девушка выглядела так, словно ей самое место на пляже, бегающей босиком. Даже в своем слишком большом платье из картофельного мешка она выглядела как свобода и на вкус была как кусочек неба. Я хотел схватить ее и швырнуть на стол, трахая всеми возможными способами перед всей моей командой новостей.
Проблема была в том, что у Джудит так же был рот. И он говорил в ответ. Всегда. Это раздражало и радовало меня в равной мере. Часть меня хотела трахнуть ее, другая – отшлепать. И эти две половины не обязательно противоречили друг другу. Но я не из тех придурков, которые спят с подчиненными.
Однако мой отец, похоже, не разделял моих моральных норм – да и вообще никакой морали, если уж на то пошло.
– Мы обойдемся без нее, – отрезал я. – Даже после сокращения стажеров.
– Она будет прекрасным украшением в отделе новостей.
Матиас проигнорировал меня, откинувшись назад, разглядывая Джудит. У моего отца был офис выше пятидесятого этажа, на шестидесятом. Однако он часто бывал здесь и не мог уволить собственную секретаршу и заменить ее Джудит. Главным образом потому, что у него уже была дурная репутация.
– Она не ваза, – рявкнул я, отказываясь удостоить девушку еще одним взглядом.
Отец пожал плечами.
– У обоих есть дырки.
У меня дернулся глаз.
«У тебя тоже будет, если ты не заткнешься к чертовой матери».
Я собрал бумаги для утреннего отчета и встал.
– Из любопытства, ты перевел ее сюда, потому что хочешь ее трахнуть или потому что думаешь, что это сделаю я?
Отец вчера, очевидно, заполнил пробелы, когда мы делали объявление о «Кутюр». Матиас с улыбкой развел руками.
– А почему не оба варианта? Это может пойти в очень многих интересных направлениях.
– Нет. Ты не прикоснешься к ней, и я тоже.
– Потому что..?
Мой отец до сих пор не получил извещения о том, что ему далеко за шестьдесят и что единственная причина, по которой молодые женщины не пинают его до потери сознания, заключается в том, что у него больше денег, чем он может потратить за шесть жизней, и имя, которое является синонимом власти.
– Потому что она служащая.
Матиас приподнял бровь, молча напоминая мне, что, когда он смотрит на женщину, она ему нравится маленькой, зависимой и очень безработной. Если бы это зависело от него, он бы прямо сейчас подошел к Джудит и потащил ее в тот же номер, который мы делили в соседнем отеле «Лоран Тауэрс». Если она окажется хороша в постели – а я это знал наверняка, потому что еще месяц назад был в ней по самые яйца, – он запрет ее в золотой клетке и обеспечит роскошной жизнью в заточении: квартира, личный водитель, кредитная карточка с возмутительным лимитом – все для того, чтобы она была счастлива и доступна, пока ему не надоест.
Я ткнул стопкой документов ему в лицо.
– Передвинь ее задницу обратно на пятый этаж до конца дня.
Он ухмыльнулся.
– Могу я напомнить тебе, кто здесь босс?
Я толкнул дверь, бросив на него взгляд, пропитанный отвращением.
– Босс – тот, кто делает шоу стоящим, отец. Ты просто гребаный кошелек.
В конце концов, я перестал обращать внимание на Джудит до конца дня.
Это было не намеренно, но меня это устраивало. Я даже не потрудился проводить ее к столу. Не совсем понимал, что отец хочет, чтобы она делала здесь, но знал, что после утренней стычки лучше оставить ее у себя, иначе он найдет другой способ саботировать мое шоу.
Джудит, вероятно, была подражательницей моды, которая считала, что работать в «Кутюр» – такая же честь, как получить Нобелевскую премию. Мне нужно было проявить творческий подход, дав ей задание, которое она могла бы выполнить хорошо, и которое установило бы некоторую дистанцию между нами.
После ланча с Джеймсом и его агентом мне предстояло сделать последний обзор перед шоу. У Джеймса случился срыв двумя этажами ниже, потому что у визажиста не было его оттенка тонального крема, и он боялся, что будет выглядеть как умпа лумпа, а интервьюируемый попал в автомобильную аварию по дороге на шоу.
Поскольку у Джудит не было ни стола, ни компьютера, ни кого-либо, с кем можно было бы поговорить, она сидела на стуле у двери и яростно писала в толстом блокноте. Я представил, что ее дневник заполнен мыслями о Шоне Мендесе и анальном отбеливании.
Когда у меня, наконец, появилась свободная минутка, было уже семь тридцать. Все уже разъехались до конца дня. Я схватил стул и плюхнулся рядом с ней, скрестив руки на груди. Джудит оторвала взгляд от блокнота, скрестила ноги и сунула ступни под стул. Она выглядела как журналистка, а я – как чертов клоун. Простое признание ее существования здесь было плевком в лицо моему драгоценному времени.
– Это была не моя идея, – пояснил я, устало потирая лицо.
Она расплылась в улыбке – не фальшивой, не расчетливой, а также не конструктивной по отношению к моему подергивающемуся члену.
– Хорошее шоу.
– Я знаю.
– Но думаю, что интервью с генеральным директором «Фэйсворлд» могло бы пройти иначе.
– В следующий раз я прослежу, чтобы он носил «Hermes», когда будет говорить о российских хакерских угрозах.
– Или, может быть, в следующий раз убедишься, что он не пускает дым в задницу твоему ведущему новостей, извини за мой французский. – По крайней мере, ее колкости были довольно забавными. – И примешь во внимание то, что ваш главный конкурент запустил сегодня вечером историю о том, что упомянутый генеральный директор обвиняется в том, что он заядлый пользователь Cotton Way, сайта даркнета, где можно купить героин и оружие по конкурентоспособным ценам. – Она протянула мне свой телефон.
Теперь это было главной новостью на их сайте.
«Твою мать».
– По-твоему, это место похоже на TMZ? – Я обвел комнату пальцем.
– Здесь нет ничего низкопробного, и ты это знаешь. Я пришла сюда, чтобы делать новости. Чтобы держать массы в курсе и служить моей стране.
Девушка удивила меня, взглядом метая в меня кинжалы. Почему ее слова удивили меня? Потому что она была великолепна, молода и чертовски привлекательна. Но разве это не сделало меня женоненавистником, осуждающим ублюдком, таким, как мой отец?
– Твое рабочее место, – сказал я, откашлявшись.
Встав, неторопливо вышел на середину комнаты. Я намеренно поместил ее в такое место, которое было бы плохо видно из моего офиса. Знал свой член лучше, и не доверял ему в присутствии мисс Конверс.
– Видишь это?
Она скользнула в кресло перед монитором.
– «Рейтер» (прим. Рейтер – одно из крупнейших международных агентств новостей).
«Да у нас тут гений».
– Твоя задача – весь день смотреть в этот монитор и сортировать новости на этом сайте. Желтые пункты достаются Стиву, нашему младшему репортеру, – ну, чуть менее младшему, чем ты. Оранжевые – Джессике, нашему штатному репортеру, а красные – Кейт, моему помощнику продюсера.
Я нацарапал их электронные адреса на стикер и шлепнул его на монитор.
– А что делать, когда я вижу желтый цвет, который потенциально может стать красным?
«Твои желтые волосы будут хорошо смотреться на моих бедрах, пока ты будешь отсасывать мне, и я заставлю твою задницу покраснеть от порки, которую ты явно заслуживаешь».
– Призрачный шанс. – Я выпрямился, чтобы не чувствовать ее ванильно-имбирного запаха. Мой член не нуждался в таком негативе в своей жизни.
– Хотя такое возможно.
Я снова повернулся к ней.
– И какой у тебя диплом, чтобы делать такие предположения?
Джудит небрежно взглянула на меня.
– Бакалавр журналистики Колумбийского университета.
Чертовски горячая.
Фанатка «The Smiths».
Хорошо образованная.
И лживая воришка.
Мне нужно было держаться от нее подальше, отправить ее паковать вещи и перевести в наш Чикагский филиал. Но сейчас меня больше всего интересовало, почему выпускница Колумбийского университета украла мою чертову наличку и презервативы.
– Прежде чем ты спросишь, полная стипендия. У меня нет денег.
Еще и умеет читать мысли.
Я погладил подбородок.
– Я не спрашивал, мне все равно. Ты также будешь помощником моей ассистентки.
– У твоей ассистентки есть помощник? – Она повернулась на стуле, широко раскрыв глаза.
– Теперь есть, – ухмыльнулся я.
– Ты мне отвратителен, – сказала она.
– У тебя очень странный способ показать это.
– Разве не ты прочитал мне двадцатиминутную лекцию о том, чтобы никогда больше не упоминать о той ночи? – Она вскочила и топнула ногой, сжав руки в кулаки.
Мне было бы жаль ее, если бы я не помнил, что чувствовал, когда понял, что мой бумажник пропал. Она действительно думала, что мы играем по одним и тем же правилам? Теперь мы стояли лицом к лицу, и хотя в комнате никого не было, кроме нее и меня, я чувствовал, как она распаляется от нашего гнева. Мне нравилось, что она горячая и заведенная, но это не означало, что я собирался снова погрузить в нее свой член. Я ни для кого не нарушал своих правил.
Не говоря уже о сотруднице.
Но это не мешало тому, что мои яйца подтянулись. Мышцы тоже напряглись от разочарования, что я не могу напомнить ей, что она может ненавидеть меня вне постели, но в ней она мурлыкала, как котенок.
– Джудит. – Я сжал ее подбородок между пальцами, наклоняя лицо, чтобы встретиться со мной взглядом.
– Джуд, – поправила она.
Она хотела, чтобы я был таким, как все. Этот чертов корабль отплыл в ту же минуту, как я заметил ее в баре, и все, что тогда мог видеть, это ее ноги в тех розовых кедах, обернутые вокруг меня, пока я трахаю её.
– Позволь мне прояснить одну вещь: хотя сейчас я руководитель отдела новостей, но в ближайшие пять лет стану президентом этой компании. А еще лучше, я буду владельцем каждого этажа в этом шестидесятиэтажном здании, сверху донизу, включая степлеры и кофеварки. Правила на меня не распространяются. У нас есть законы, но я действую в условиях моей маленькой диктатуры. Пока это законно и не пересекается с отношениями между работодателем и работником, я могу говорить тебе все, что захочу. Поскольку у меня отличное юридическое образование – Гарвардская школа права, в случае, если тебе интересно, – я знаю, где проходит грань, и намерен пройти по ней, как по канату, если ты перейдешь мне дорогу.
У нее перехватило дыхание, словно у беспомощного животного в клетке, и мой взгляд остановился на ее распахнутых, карих глазах, понимая, что если он скользнет вниз, к ложбинке, я могу сорвать с нее одежду и оттрахать на этом столе.
– Амбиции, – прошептала она, проводя рукой по моей рубашке спереди.
«Что?»
– На мне черные конверсы, потому что черный цвет символизирует честолюбие. Мотивация. Я хочу работать здесь. Хочу проявить себя. Мне есть что предложить, как в редакции, так и за ее пределами.
Какого хрена она делает? Прикасается ко мне в офисе? Она вроде как пытается меня соблазнить, а вроде и не пытается. Оказалось, что по этой черте могут ходить двое.
– Ты играешь с огнем, – предупредил я.
Девушка рукой скользнула вверх, касаясь моего рта, большим пальцем проследила контур моих губ, напоминая о событиях трехнедельной давности.
– Может быть, я хочу обжечься.
Схватил ее за запястье и опустил руку так осторожно, как только мог, не прижимая ее к своему бушующему стояку.
– Я не гажу там, где ем.
– Дай себе поблажку. – Она облизнула свои розовые губы. – Ты был не так уж плох.
Я усмехнулся, качая головой. Что ни говори об этой девушке, а яйца у нее размером с арбуз.
– Ты можешь присоединиться к моему кораблю, – сказал я, хватая свой новый бумажник и телефон и засовывая в задний карман. – До тех пор, пока ты понимаешь, что я твой капитан, и больше не будешь валять дурака ни в прямом, ни в переносном смысле.
Вместо того чтобы дать ей удовольствие сформулировать ответ, я развернулся и пошел прочь, бормоча себе под нос.
– Только не жди, что я помогу тебе, когда ты утонешь.
В течение недели после моего переезда (Грейсон: «Депортации!») из «Кутюр» в студию новостей все постепенно и методично ухудшалось.
Здесь был настоящий хаос, состоящий из серебристых хромированных столов, расставленных волнообразным узором, окруженных огромными мониторами, транслирующими различные новостные каналы со всего мира.
Комната студии новостей была круглой, со стеклянными стенами. Рядом находился конференц-зал, тоже из стекла, в котором в причудливых корзинках стояли свежие пирожные и фрукты, а изящные стеклянные бутылки с водой были аккуратно выстроены в ряд. Сотни мониторов, коммутаторов, клавиатур и кабелей тянулись из стороны в сторону. Лестница на следующий этаж вела к двери с табличкой: «Здесь творится волшебство».
Это относилось к самой студии, где в прайм-тайм записывалось новостное шоу.
Но я не чувствовала волшебной пыли на своей коже, потому что была слишком занята попытками просто выжить.
Милтон был первым, кто убил мою магию.
Мой изменщик бывший решил, что тот факт, что он трахал своего редактора, на самом деле не является основанием для разрыва. Сначала были цветы и текстовые сообщения. Когда их игнорировали или отдавали одинокой привлекательной соседке наверху (цветы, конечно; сорокалетней с хвостиком вдове миссис Хоторн, после возвращения с изнурительной смены медсестрой, не обязательно было читать извинения придурка за то, что он окунул свою сосиску в другую миску с кетчупом), Милтон начал просить наших общих друзей быть посредниками. Упомянутые друзья, которые целовали его задницу за то, что он получил работу в престижном журнале, растолковывали мне, что Милтон был тем самым. Моим единственным. Что между нами было что-то особенное, и было бы безумием выбросить это из-за одной глупой ошибки.
– Он собирался помочь тебе выплатить долг, – даже добавил один из наших друзей, Джо. – Подумай и об этом.
Я сказала Джо и остальным, что в случае, если они собираются защищать изменщика, решившего выбросить наши пять лет на ветер, то они могут удалить мой номер. Я находилась в тревожном состоянии сознания, состоящем из больного отца, новой работы и пачки счетов, которые оставались впечатляющими даже с моим рабочим статусом. Дипломатические действия не входили в мой список приоритетов.
Потом была работа.
Селиан Лоран был самым большим придурком, когда-либо ходившим по планете Земля, и он носил этот титул как знак чести. Единственным утешением было то, что теперь я знала, что это не относится только ко мне. Он просто был хреном – хреном, который проделал феноменальную работу по созданию новостей и превзошел всех талантливых репортеров, у которых я когда-либо училась, но, тем не менее, хреном. И говоря о пенисах, вопреки моему впечатлению от нашей последней встречи, он всю неделю держал свой плотно засунутым в брюки. Не то чтобы у нас был шанс остаться один на один в оживленном отделе новостей, но когда Селиан признавал мое существование (хотя и неохотно), он оставался холодным, отчужденным и профессиональным.
А я? Я постаралась забыть тот момент слабости, когда дотронулась до него.
Не знаю, почему искала с ним связи. Может быть, я поняла, насколько мы были похожи. Селиан был ожесточен, и я злилась. Он хотел непринужденности, а я… я не думала, что смогу позволить себе что-то еще со всем, что происходило в моей жизни. Но я не могла забыть, что чувствовала, когда мужчина прикасался ко мне.
Когда его рот был на моем.
Когда его руки прижимали меня к стене.
Когда он заставил меня забыть о больном отце, о куче счетов и безработице.
Верный своему слову, Селиан усадил меня курировать агентство «Рейтер». Единственное, что требовалось для этой работы – умение различать желтый, оранжевый и красный. У большинства репортеров – даже у младших вроде меня – дел было невпроворот. Мне же оставалось только одно – гнить перед монитором.
Да, и помогать его личному ассистенту, Брианне Шоу.
Помощница Селиана была определением сладкой конфетки. К сожалению, она также была бомбой замедленного действия. Селиан был таким тираном, что большую часть дня она проводила, бегая за ним, выполняя приказы или тихо рыдая в туалете. Сегодня я в третий раз застала ее за этим занятием – в пятницу, за секунду до того, как все в Нью-Йорке хлынули в модные бары и пабы, чтобы отпраздновать свободу выходного дня – и я молча сунула ей в кабинку коробку салфеток и мини-бутылку виски.
Девушка была слишком напугана, чтобы попросить меня о помощи, и я не знала, как затронуть эту тему, не заставляя ее чувствовать себя слабой. Но этот третий раз в туалете сломал меня. К черту моего босса с его темно-синими глазами, пухлыми губами, грязным ртом и телом Зака Эфрона.
– Эй.
Я присела на корточки, моя задница зависла над полом. Мои конверсы сегодня были серыми. Угрюмость и подавленность.
– Тебе нужно отдохнуть… и выпить. Позволь мне помочь. У меня полно свободного времени. – И это правда. Моя работа была такой же сложной, как завязывание шнурков.
Брианна икнула с другой стороны кабинки, открутила крышку бутылки и сделала глоток.
– Я… – начала она. – Он… – Я напрягла слух, прислушиваясь. – Ему нужно почистить костюмы.
– Я отвезу их через полчаса. Просто дай мне адрес, – сказала я.
– Н-нет. Он требует, чтобы я оставалась в химчистке и смотрела, как чистят его одежду.
«Что?»
– Ты имеешь в виду, не забыть взять квитанцию?
Наверное, у него был определенный любимый человек, который чистил его одежду. Какая дива! У богатых бывают нелепые причуды. В случае с Селианом он был придирчив к тому, кто чистит его костюмы, но вполне довольствовался тем, что трахал незнакомок.
Брианна снова икнула.
– Нет, я имею в виду, что он заставляет меня сидеть там и смотреть, как они это делают.
Я ахнула.
– Потому что они иногда крадут его одежду.
– Почему ты все еще работаешь здесь? – Я бы уже ударила его в лицо силой телепатии, если бы он сделал это со мной.
– Потому что он умный, хорошо платит и… – Она осушила всю бутылочку. Я слышала, как она глотала жидкость. – Он очень красивый. Но, конечно, я знаю, что он никогда не посмотрит на меня. Однажды он сказал, что у меня ужасно короткие ноги, потому что мне приходится бежать, чтобы догнать его. Он, наверное, думает, что я похожа на пекаренка Пиллсбери (прим. Рекламный персонаж компании, производившей мучные изделия).
С меня хватит.
Довольно того, что Селиан обращается с Брианной, как с чумой.
Довольно того, что он позволил всем остальным в редакции не замечать меня. (Меня не представили ни одному человеку. Помощник продюсера, Кейт, однажды спросила меня, не потерялась ли я и где мои родители.)
Хватит пробираться на пятый этаж каждый обеденный перерыв, чтобы проводить время с Грейсоном и Эйвой, потому что Селиан каждый день приглашал всех в отделе новостей в конференц-зал, чтобы пообедать. Всех. Кроме. Меня…
Я выскочила из туалета. Мои взгляд нашел его, как будто глаза были обучены это делать. Селиан сидел в своем кабинете с открытой дверью и что-то печатал, не обращая внимания на шум и суету в коридоре. Громко постучала в его дверь, мой гнев поднялся к горлу и превратился в крик. Я вошла без разрешения.
– Да? – сказал он, не поднимая взгляд.
– Мне нужно поговорить с тобой, – выпалила я и была удивлена тем, как горячо и сердито прозвучал мой голос, как жидкая лава, скользящая между моими губами.
– Я позволю себе, черт возьми, не согласиться. Ты отчитываешься перед Стивом, Джессикой и Кейт. В этом порядке. Думай об этом месте как о церкви, Джудит. Когда ты исповедуешься, то идешь к священнику. У тебя нет прямой связи с Богом.
