Текст книги "Грязные новости (ЛП)"

Автор книги: Л. Дж. Шен

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 18 страниц)

И я точно знала, где его искать.

…Или, нет.

Когда добралась до нашей квартиры, она была пуста. Я поднялась к миссис Хоторн, но она сказала, что Селиан и мой отец уехали на такси пару часов назад. Она спросила, не хочу ли я зайти к ней на чай. Я ответила, что хочу, но не сейчас, и увидела разочарование на лице женщины. Я дернула ее за рукав платья и без предупреждения обняла прямо на пороге. Она вскрикнула от неожиданного жеста, но через секунду расслабилась в моих объятиях и похлопала меня по спине.

– Мне бы очень хотелось узнать тебя получше, Джуд. Я вижу, как хорошо ты заботишься о своем отце, и восхищаюсь этим.

– Обязательно, – пообещала я, и это было правдой, несмотря на то, что мои мысли были далеко – с горячими новостями, которые мне не терпелось сообщить. – Обещаю. Я тоже не принимаю как само собой разумеющимся то, что вы делаете для папы. Мы обязательно проведем время вместе.

Затем я понеслась вниз по лестнице, перепрыгивая через три ступеньки, отчаянно нажимая на кнопку вызова. Телефон Селиана сразу же переключился на голосовую почту. Я бы не впадала в панику, если бы не знала, что он был с моим отцом.

Папа.

«О, боже, папа».

Я бросила рюкзак на пол и начала звонить отцу. До того, как сегодня я вышла из дома, он казался нормальным. В последнее время он в целом казался нормальным. Врачи сказали, что опухоль уменьшается, но насколько это было многообещающим? Это было экспериментальное лечение, и папа все еще был слаб. Он никогда не выходил из здания. Никогда. Сейчас он был с Селианом, бог знает где, и я должна была… что именно должна делать? Сидеть и ждать его благополучного возвращения?

Я начала посылать ему и Селиану сообщения одновременно. Для папы это были обычное: перезвони мне/я волнуюсь/ты должен был оставить записку/когда ты вернешься. С Селианом, однако, позволила себе более творческий подход. Может быть, все дело в том, что я сдерживала гнев, который таила в себе последние восемь недель.

Джуд: где мой отец?

Джуд: я убью тебя, Селиан.

Джуд: (не буквально, на случай, если это сообщение дойдет до властей)

Джуд: я очень волнуюсь. Пожалуйста, пусть он позвонит мне.

Джуд: куда ты его повез? Зачем? Ты же знаешь, он никогда не выходит из дома.

Я расхаживала по квартире взад и вперед, не зная, что мне делать, и это пугало меня до смерти. Схватив рюкзак, вытащила документы, которые дал мне Феникс, стала изучать их, держа дрожащими руками.

Киплинг выскользнул из моей сумки и распахнулся, выплевывая как конфетти визитные карточки и сложенные записки, которые Селиан оставил мне. Я достала их из ящика, прежде чем уйти из офиса в пятницу, потому что он был переполнен, и у меня не было места для моих собственных вещей.

«Почему я просто не выбросила их? Зачем он вообще их послал?»

Я задавала себе этот вопрос миллион раз. Почему Селиан пытался объясниться со мной при помощи записок? Он был самым словоохотливым человеком из всех, кого я знала, и, казалось, обладал магнетической властью надо мной каждый раз, когда мы были вместе. Но, может быть, в этом все и дело.

Он не хотел обладать властью надо мной.

Он хотел, чтобы мы поговорили.

Или просто сказать мне, что он чувствует.

Теперь, когда я ждала ответа от него или от отца, у меня не было другого выбора, кроме как попытаться отвлечься, узнав, что говорится в записках. Я опустилась на пол, прислонившись спиной к стене, и развернула первую желтую записку.

Слово «музыка» происходит от «муза» – богиня искусств в греческой мифологии.

Я никогда не говорил этого раньше, потому что думал, что это безвкусно, но ты моя богиня (особенно твоя задница).

Селиан.

Джон Леннон начал свою музыкальную карьеру хористом в церкви.

Я никогда не говорил этого раньше, потому что мне было страшно в этом признаться, но ты – моя церковь (хотя я планирую быть внутри тебя гораздо больше, чем просто по воскресеньям).

Селиан.

Наше сердце имитирует ритм музыки, которую мы слушаем.

Я даже не знал, что оно у меня есть, пока не появилась ты, а теперь знаю, и это чертовски больно (спасибо за это).

Селиан.

Я украл твой айпод до того, как ты украла мой бумажник. Он был спрятан у меня под курткой еще до того, как снял с тебя трусики. Я хотел знать, что ты слушаешь. (И я был очень разочарован, что в нем не было песен Бритни Спирс и Джастина Тимберлейка, потому что из-за этого не влюбиться в тебя стало намного труднее, черт возьми).

Селиан.

Я пытался убедить себя, что порвал с Лили, потому что был лучше отца. Чушь. Я порвал с ней, потому что не мог не быть с тобой (и я потратил приличное количество времени, отрицая все это самому себе).

Селиан.

В тот день, когда я отправился к Дэвисам, то хотел, чтобы ты об этом узнала. Я хотел, чтобы ты показала мне свою неприглядную сторону. Хотел, чтобы ты хоть раз в жизни стала отталкивающей, чтобы я мог избавиться от тебя. (В тот день ты такой не стала. Я стал).

Селиан.

Последняя, которая на самом деле представляла собой множество склеенных вместе стикеров, была засунута в мой ящик в пятницу, и в ней было написано:

Я люблю тебя и, возможно, не смогу сказать тебе этого лично, потому что ты явно не хочешь этого слышать, и потому что я скоро уеду. Но это так, и я чертовски ненавижу это. Ни на минуту не думай, что я хотел влюбиться в тебя, Джуд. Но это делает мою любовь к тебе намного сильнее. Так что в следующий раз, когда ты ошибочно предположишь, что ты единственный пострадавший человек во всей этой истории, просто вспомни первое правило журналистики. У каждой истории есть две стороны. (И если ты вообще готова выслушать меня, то это, вероятно, мой последний шанс).

Селиан.

В двери квартиры щелкнул замок. Я быстро вытерла слезы с лица, но поняла, что в этом нет особого смысла. Моя одежда была пропитана ими. Так же, как и записки. Я судорожно вздохнула и обернулась. Вошел папа в бейсболке «Янки», размахивая бейсбольным мячом.

– Угадай, что поймал твой старик? – Его улыбка исчезла, как только он увидел меня, сидящую на полу, окруженную морем желтых бумаг.

Он бросился ко мне.

– Все в порядке, Жожо?

Я встала, не желая терять ни минуты.

– Где ты был?

– На игре «Янки». Селиан подумал, что это хороший способ попрощаться. Потом мы пошли за хот-догами. Я решил, что вернусь домой раньше тебя.

– Я сократила свое библиотечное время. Где Селиан? – Я шмыгнула носом.

– Ты в порядке? – снова спросил папа, потирая мне спину.

В порядке ли я? Часть меня казалась таковой. Часть меня была более чем в порядке, зная, что я собираюсь помочь человеку, который заслуживает моей помощи больше, чем кто-либо из моих знакомых, после всего, что дал мне и моему отцу. Другая часть меня была выпотрошена и разорвана – дать ему шанс и рискнуть полностью разрушить мое сердце, или попытаться двигаться дальше без него?

– Я в порядке, папа. Где Селиан?

– Он сказал, что ему нужно забрать из офиса…

«Конечно».

Я выскочила за дверь прежде, чем успела услышать, что именно.

Картонные коробки так и остались нетронутыми и пустыми в углу моего кабинета. Все, что мне действительно нужно было взять, это мой ноутбук.

Я редко привязывался к людям, не говоря уже о вещах.

У меня не было фотографий моей семьи и никаких дурацких смешных кружек на моем столе. Каждая награда, которую я получил, была выброшена в мусорную корзину в ту ночь, когда была мне вручена – я делал новости не для того, чтобы получить похлопывание по спине; я занимался этим, потому что хотел изменить жизнь, мнения и мир и доказать, что заслуживаю всего, что мне было дано. Единственное, к чему я привязался на этом этаже, ко взглядам, желающим, чтобы меня кастрировал мясник, так что не было никакой необходимости затягивать мой отъезд. Я настоял на том, чтобы не устраивать прощальную вечеринку, объяснив, что в моем уходе нет ничего радостного. После недопонимания с руководством я не собирался переходить к чему-то большему и лучшему. Я сбегал с тонущего корабля, оставляя своих сотрудников тонуть.

Так что вечеринка была все равно, что планировать собственные похороны.

Закрыв ноутбук, запихнул его в мусорное ведро, решив, что не хочу ничего брать с собой из этого места. На хрен.

CSP, конкурирующий канал, открывал новый новостной отдел в Лос-Анджелесе, и мне показалось хорошей идеей проложить несколько тысяч миль между мной и Матиасом. Но я бросил работу не из-за этого.

Я не хотел видеть лицо Джудит каждый день, зная, что заставлю ее хмуриться.

Я уступал ей дорогу, потому что никогда не уволил бы ее, и потому что на самом деле Джуд заслужила свое место в отделе новостей, возможно, даже больше, чем я.

Не было никакого нервного срыва с её стороны, чтобы воздать должное моему разбитому сердцу. Лишь тишина, что почему-то в тысячу раз хуже, чем я когда-либо испытывал. Каждый день, уходя из офиса, она что-то забирала с собой.

Еще один кусочек моего гребаного сердца.

Еще одну песню из ее плейлиста, которую я никогда не смогу слушать, не думая о ней.

Мой телефон был выключен весь день – я не хотел, чтобы меня отвлекали, – и, наконец, снова включил его и сунул в карман. Схватив свою куртку, бросил последний взгляд на место, которое когда-то было моим королевством, место, где я думал, у меня будет моя гребаная пенсионная вечеринка, и покачал головой.

Повернулся, закрыл дверь и наткнулся на что-то маленькое и горячее.

Джудит.

Она прижала папку к моей груди, указывая на меня.

– Прежде всего, в следующий раз, когда заберешь моего отца из дома, дай мне знать по СМС или по телефону. Хорошо?

Я быстро заморгал. У меня что, галлюцинации? Потому что такое дерьмо нужно лечить. Я выгнул бровь.

– Ты ведь понимаешь, что Лос-Анджелес не в этом квартале? В ближайшее время я его почти не увижу.

Все еще мудак. Но, черт возьми, если ей это не нравится.

– В аду для тебя припасено особое место. – Она ткнула своим тонким пальчиком мне в лицо.

Будет ли это слишком, если я прикушу кончик? Возможно.

Я ухмыльнулся.

– Не удивлен. Мой знакомый риэлтор просто рок-звезда. Что ты здесь делаешь в воскресенье, Конверс?

– Спасаю твою задницу. – Джуд оторвала папку от моей груди и направилась к своему месту в редакции новостей.

Я последовал за ней. Ее задница выглядела фантастически, как всегда, но не это заставило меня улыбнуться от уха до уха.

Джуд положила все документы на стол, но не позволила мне заглянуть в папку. Я с любопытством посмотрел на девушку, не совсем понимая, в чем дело, но, тем не менее, заинтригованный. Больше всего я в восторге от того, что она снова со мной разговаривает, и не собирался облажаться.

– Приготовься к тому, что твой мозг взорвется, – сказала Джудит.

– Это приглашение на перепихон? Потому что мне трудно поверить, что что-то, кроме твоей киски, может вызвать во мне такие или подобные эмоции.

Я оставил романтические вещи для записок, которые написал ей. Я все еще не мог заставить себя произнести такие вещи вслух, но мне хотелось. Очень.

Девушка покачала головой и улыбнулась, пододвигая ко мне полароидные снимки. На них мой отец обедал в ресторане с шишками канала.

Я поднял бровь.

– Откуда они у тебя?

– Джеймс Таунли.

– А откуда они у него?

– Он нанял Дэна, который работает здесь, чтобы тот провел расследование в отношении Матиаса.

– Я тоже, – огрызнулся я. – И что?

Джуд пожала плечами.

– Таунли заплатил вдвое больше.

– Ублюдок Дэн. – Я сделал глубокий вдох.

Джуд положила свою руку на мою и сжала.

– Вовсе нет. Он гений. Он взял вас обоих в качестве клиентов, потому что у вас была одна и та же цель: уничтожить Матиаса.

Я прислонился бедром к ее столу и просмотрел снимки. Возможно в ее досье было еще кое-что, но это никуда не годилось.

– Все это мило и классно, но на что, черт возьми, я смотрю? Мой отец обедает с инвесторами без меня? Я не могу использовать это ни для чего, кроме, может быть, исследований по изготовлению кукол вуду.

Джуд пододвинула ко мне стопку документов из папки.

– Прочти выделенные области. Там много чуши, ненормативной лексики и шовинизма, но, в конце концов, ты найдешь разговор довольно интересным. Особенно откровения в этой расшифровке оригинальной записи.

– Это все записано? – Я поднял бумаги, глядя на нее.

Джудит кивнула.

– Да.

– Я все равно не смогу использовать запись в суде.

Я испытывал ее, осторожно переступая через свою собственную тайну – тайну, которую пока не хотел раскрывать, чтобы Джудит не чувствовала давления. Мое сердце билось так быстро, что я думал, оно прожжет дыру в моей груди.

Она махнула рукой в сторону документов.

– Просто прочти, Селиан.

Я начал бегло просматривать текст, уделяя внимание выделенным частям:

М.Л.: «…до смешного просто. Я знал, что он там, поэтому достал записи камер видеонаблюдения и нашел девушку – Джудит как-то-там. Я убедился, что все было сделано правильно, и, конечно же, эту девушку, Джудит, пригласили на собеседование в LBC, хотя произошла путаница, и она каким-то образом оказалась в другом отделе. Но я тут же исправил ситуацию».

М. Л.: «…Это был большой риск, но мой сын не так расчетлив, как я. Я решил, что стоит попробовать. И это сработало. Он так легко привязался к ней и полностью отказался от своей невесты. Теперь нам нужно решить, что мы будем делать с LBC…»

М.Л.: «…Я медленно убираю рекламу, хотя нам нужно будет подумать о том, как полностью расторгнуть контракт. Мои адвокаты работают над поиском юридической лазейки».

Я отложил бумаги, сел на край ее стола и небрежно переплел пальцы. Значит, Матиас все спланировал заранее. Моя встреча с Джуд, моя влюбленность в нее, отказ от семьи Дэвис – все до единого. И я попал прямо в его ловушку. Ну, почти.

Я не совершил ошибку, спросив Джуд, знала ли она об этом. Конечно же, она не знала. Вместо этого сосредоточился на том, как справиться с этим дерьмом.

– Нас обоих подставили, – сказал я.

Девушка положила руку мне на плечо, и я подавил желание притянуть ее к себе и зарыться лицом в ее волосы. У Джудит было такое прикосновение, которое заставляло все плохое испариться. Она, должно быть, знала, что я так думаю – может быть, даже произнес это вслух, – потому что девушка сделала несколько шагов назад и сглотнула. Что говорило о том, что есть что-то еще, и мне это не обязательно понравится.

– Я читала записки, – сказала она.

– Я думал, ты давным-давно это сделала. – Было приятно сознавать, что она просто не читала их, а, не прочитав, решила игнорировать меня.

Джуд покачала головой.

– Это было слишком больно.

– А теперь?

– Все равно больно, но немного меньше. К тому же сейчас меня больше заботит твое благополучие, чем мое. Джеймс хочет поговорить с тобой.

Мне сразу же захотелось сказать, что мне это неинтересно, но я знал, что лучше все не портить. В конце концов, Джуд заговорила со мной. Мне нужно вести себя хорошо, если я хотел заполучить назад свою девушку.

Черт. Да. Вот что это было. Я хотел, чтобы Джуд была моей девушкой – не фальшивой и не временной.

– У меня мало времени, – сказал я вместо этого, задаваясь вопросом, было ли это все еще правдой, теперь, когда она и я снова разговаривали. – Но думаю, что смогу втиснуть встречу сегодня вечером, если ты пойдешь со мной.

– Это ваше семейное и личное дело. Не думаю, что мне там место.

– Не думаю, что мне есть до этого дело. Подожди, это только что пришло… – Я притворился, что слушаю что-то в невидимом наушнике. – Мне плевать. Собирай свои манатки, Конверс.

– Это ничего не значит, – сказала Джуд, когда я потянул ее за руку.

Конечно, значит, черт возьми. Она хотела помочь мне и проделала весь путь до работы в воскресенье днем, чтобы дать мне что-то, что, по ее мнению, может быть полезно. Это значило все и даже больше, и я собирался выжать из этого как можно больше.

Зайдя в свой кабинет, достал ноутбук из мусорного ведра и аккуратно положил его обратно на стол. Джуд не спросила, что он вообще там делал.

Она знала.

Я никогда не был дома у Джеймса Таунли и был удовлетворен мыслью, что никогда не буду. Он жил в другом пентхаусе, в другом небоскребе Нью-Йорка, и было удивительно, как в одном из самых великолепных архитектурных городов мира удалось разместить столько идентичных и безликих пентхаусов. Джеймс открыл дверь в халате (придурок) и сказал, что рад меня видеть. А когда заметил Джуд рядом со мной, то сделал такое лицо, будто я помочился в его стакан.

– Смирись с этим, – ответил я на его невербальное раздражение, входя в гостиную.

Его «двенадцатилетняя» жена, на восемьдесят пять процентов состоящая из пластических операций, встала с дивана, и простучала каблуками по коридору, как я догадался, направляясь в их спальню. Джеймс пошел на кухню, чтобы принести нам выпить. Я никак не мог понять, почему его жена ходит дома на каблуках. Легонько толкнул локтем Джудит, когда мы сели на тот же диван, который секунду назад освободила грудастая ведущая утреннего шоу.

– Ты носишь обувь в помещении?

Взгляд Джуд метнулся ко мне, и она тут же нахмурилась.

– Дома я не ношу даже нижнее белье и лифчик. Папе повезет, если моя одежда прикрывает интимные места. Я свободна духом.

– Я чертовски люблю тебя, – выпалил я, и у меня перехватило дыхание.

Не то чтобы она уже не знала, но все же.

Джудит усмехнулась.

– Кажется, я начинаю тебе верить.

– И, чтобы ты знала, я решил уйти на другую работу только для того, чтобы ты могла сохранить свою в LBC, – сказал я ей, прежде чем мог себя остановить. – Быть вдали от тебя – все равно что жить без конечностей. А я очень люблю все свои конечности.

Выражение ее лица было бесценным. Похожие эмоции испытываешь через секунду после того, как развернул самый фантастический рождественский подарок. Я уже собирался наклониться и запечатлеть поцелуй на ее губах, когда Джеймс неторопливо вернулся с подносом и чем-то алкогольным на нем.

Ублюдок.

Я не мог притвориться, что не заметил его, поэтому выпрямился на диване и попытался думать о грустных вещах, таких как глобальное потепление и теория «большого взрыва», чтобы позаботиться о моем неуместно набухшем члене. Джеймс подтащил кресло и сел прямо передо мной, наклонившись вперед. Напитки на серебряном подносе стояли между нами на кофейном столике, но никто к ним не притрагивался.

– Уверен, что хочешь, чтобы Новобранец была здесь? То, что я собираюсь рассказать, очень личное.

– Перестань ее так называть, и да, я уверен, что она должна быть здесь. Моя жизнь – это ее жизнь.

Я не упустил, что они оба замерли на своих местах. У меня был рейс из аэропорта Кеннеди в Лос-Анджелес через пять часов, и я не собирался на нем лететь. И от этого чувствовал себя до жути спокойным и счастливым. Джудит была здесь, со мной. Значит все в порядке.

– Ну что ж… – Джеймс покачал головой и провел рукой по волосам.

Он настолько тщеславен, что я иногда задумывался, полностью ли он бреет свои яйца или обесцвечивает их, чтобы они соответствовали его фальшивому цвету волос.

– Нет никакого правильного способа произнести это. Позволь сказать для протокола, что я уже давно хотел сказать тебе об этом, но Айрис всегда останавливала меня. Но не Матиаса, сынок. Я его не боюсь.

– Перестань меня так… – начал я, но он оборвал меня:

– Но это так, – сказал Джеймс, прочищая горло и быстро моргая. – Ты мой сын, Селиан, и никто и ничто не может этого изменить. Тридцать три года назад я вошел в бар напротив LBC после неудачного собеседования…

Нет.

Нет.

Просто нет.

Не мог слушать эту чушь. Мне определенно было невыносимо слышать, как все это было похоже на нашу историю с Джудит. На автопилоте я покачал головой и вскочил на ноги. Я ненавидел своего отца, но отказывался верить, что из меня делали дурака в течение тридцати двух лет. Маленькая, горячая рука – немного потная, но в хорошем смысле – потянула меня вниз.

– Пожалуйста, – прошептала Джуд. – Я знаю, что это тяжело.

Я обнаружил, что снова сижу, хотя каждая косточка в моем теле кричала, чтобы сделал что-то другое. Я остался не ради этого мудака. А ради Джудит.

– Продолжай, – прошипел я.

Джеймс посмотрел на меня глазами, полными жалости и сожаления, двух чувств, которые я презирал – особенно от человека, которого знал как своего сотрудника в течение последних нескольких лет, независимо от того, сколько власти он имел в моем отделе новостей.

– Я хотел стать актером, – сказал он. – На самом деле это было прослушивание, а не собеседование, и я провалился. Спустя три стакана мы с твоей матерью уже были в постели. Я не знал, что она замужем. Но это не единственное, что она решила исключить из уравнения. Несколько недель спустя узнал, что именно в тот день она впервые узнала, что твой отец ей изменяет, и именно поэтому на ней не было кольца. Она думала, что никогда не наденет его снова.

Е*ать. Мою. Жизнь.

Сходство было бесконечным. Невероятным. И все же я молился Богу, чтобы исход наших с Джуд отношений был совсем другим. Потому что, насколько мне было известно, моя мать и Джеймс разговаривали лишь друг с другом раз в год во время ежегодной сетевой рождественской вечеринки, и ничего больше. Джуд потянулась рукой к моей – не робко, нет, на этот раз решительно – и сжала.

– Ты тоже был женат, – выплюнул я.

Феникс был всего на три года моложе меня.

Джеймс покачал головой.

– Нет. Я встретил свою бывшую жену только следующей осенью.

Мы с Фениксом были сводными братьями.

Меня чуть не стошнило. Моя девушка погладила меня по бедру, пытаясь успокоить. Джеймс поспешил налить нам всем выпить – думаю, просто чтобы чем-то занять руки. Неловкость обволакивала нас, и, возможно, именно так ощущался сердечный приступ.

– После секса я рассказал ей о своем прослушивании. Она сказала, что в LBC есть вакансия. Им нужен был кто-то для утреннего шоу – вести ежедневный десятиминутный блок с новостями. Ничего особенного, но я знал, что это может оплатить счета и…

– Дай угадаю, – оборвал я его. – Тебе нужны были деньги, потому что заболел один из членов семьи.

Лицо Джеймса исказилось от шока, все выражение его лица разблокировалось и открылось, как сейф.

– Моей матери потребовалась операция на бедре. Откуда ты знаешь?

Мы с Джудит обменялись взглядами.

«Искупление».

Я – её, а она – моё.

Джуд думала, что никогда не сможет полюбить.

Я думал, что не заслуживаю любви, а даже если и заслуживаю, то никогда не найду кого-то хоть наполовину сносного, чтобы разжечь во мне это чувство.

– Просто дикое предположение. – Я провел рукой по лицу.

Джудит прикусила нижнюю губу, и мой член снова напрягся.

«Серьезно? Прямо сейчас?»

Джеймс посмотрел на нас обоих.

– На следующий день я получил работу и не мог поверить своей удаче. Вскоре после этого я узнал, что твоя мать замужем, и она вела себя так, будто меня больше не существует, за что, оглядываясь назад, я ее не виню. Она была в очень уязвимом состоянии…

Я не был сыном Матиаса.

Все это время считал, что из-за него я по своей природе сволочь, но на самом деле был скорее социопатом, как мама.

К моему ужасу, сходство было поразительным.

– Когда ты узнал обо мне? – оборвал я болтовню Джеймса.

Я пришел сюда не для того, чтобы услышать о его карьере в качестве младшего ведущего в LBC.

Джеймс потянулся за бокалом, залпом выпил содержимое и, покачав головой, стукнул стаканом о серебряный поднос. Затем вытер рот рукавом халата.

– Твоя мать пришла ко мне через десять недель. Она знала, что ребенок мой, потому что они с Матиасом не были вместе… – Джеймс покачал головой. – Он изменил ей, и она не хотела быть с ним.

Я оценил то, что он прямо не сказал о том, что кто-то трахает мою мать. Это был единственный мысленный образ, который я был счастлив держать подальше от своего мозга.

– Я сказал ей, что хотел бы быть частью твоей жизни. Селиан, ты должен знать, что для нас никогда не было вариантом избавиться от тебя. Но в то же время твоя мать решила дать своим отношениям с Матиасом еще один шанс, и она знала, что они никогда не смогут объяснить такую договоренность между нами прессе…

– Значит, Матиас знает? – Я чуть не рассмеялся, хотя в моем положении не было ничего смешного.

Я сидел перед своим биологическим отцом, человеком, которого знал всю свою жизнь и ненавидел в течение десяти лет, поскольку работал бок о бок с ним большую часть своих взрослых лет. Он всегда называл меня сыном, и я всегда ругал его за это. Он пытался подобраться ко мне поближе, но я постоянно его останавливал. Он пытался поговорить со мной, но я продолжал посылать его прочь.

Джеймс склонил голову.

– Знает. Мы были откровенны с ним с самого начала. Он, конечно, был в ярости – попытался меня уволить. Но к тому времени я стал популярен, а LBC все еще продвигался вверх. Они нуждались во мне, а я в них. Но да, Матиас знал о тебе. Вот почему он никогда не мог смириться с твоим присутствием.

Я горько улыбнулся, хотя было что-то освобождающее в том, что враждебность Матиаса не была личной. Она было не совсем из-за того, что я сделал. Я рос, думая, что гнилой насквозь, и стал гнилым. Это все изменило. В основном поменяло то, как я смотрел на себя в зеркало.

Джудит прижалась ко мне, поглаживая мою руку.

– Ненависть Матиаса к тебе всегда была в центре моих разногласий с ним. Каждое Рождество на нашей корпоративной вечеринке я умолял твою мать рассказать тебе обо мне. И с каждым Рождеством слой безопасности и фальшивых друзей, окружавших ее и преграждавших мне путь, становился все толще. Я не мог сказать тебе этого по собственной воле. Но я наблюдал за тобой издалека, и каждую ночь, укладывая Феникса в постель, молился, чтобы однажды смог загладить свою вину перед тобой.

Я не мог сформулировать ответ на это. Понял, почему Джеймс не смог сказать мне, что он мой отец. В то же время я подумал, что он, вероятно, преувеличивает уровень угрызений совести, которые испытал. Он все еще был недавно женат на женщине вдвое моложе себя и бросил свою предыдущую жену, потому что хотел ввязаться в авантюру достойную шоу «Большой брат: знаменитости». Джеймс был погружен в себя и эгоистичен, но он не был чертовым ублюдком, как Матиас.

Я моргнул, глядя на часы.

– Можно с уверенностью сказать, что уже слишком поздно укладывать меня в постель. Ты же понимаешь, что с этим я пойду прямо к маме, верно?

В этот момент я был предан только Джудит и себе. И от меня не ускользнуло, что я только что поставил имя Джуд выше своего собственного.

Джеймс потер лицо.

– Она не может причинить мне больше боли, чем скрывая правду.

Туше.

Я дернул подбородком в его сторону.

– Ты нанял Дэна. Расскажи мне все о том, как это произошло.

Джеймс не пожалел ни одной детали.

Он рассказал, что у него было чувство, что Матиас начал гадить на наше качество в попытке навредить сети за секунду до того, как сам исчезнет с радаров. Ему нужно было позаботиться о своем здоровье, и он, казалось, знал, что ему недолго осталось сидеть на президентском троне. Надеясь противодействовать этому, Джеймс испытывал то же чувство, что и я – что Дэн мотивирован деньгами и может быть хорошим свободным агентом. Джеймс также признался, что теперь, когда Феникс вернулся в город, и моя помолвка рухнула, он хотел убедиться, что я защищен от Матиаса.

– Понятно, – сказал я. – Но все, что обнаружил Дэн, все еще не прикрывает мою задницу против Матиаса. Ты не дал мне ничего, кроме слухов.

Глаза Джеймса потемнели, и он вдруг стал выглядеть намного старше своих лет.

– Мы можем позволить другим делать работу за нас. Просто разошли информацию по разным сетям, – предложил он. – Пусть проблема решится сама собой. Ему придется уйти.

Я был благодарен за то, что Джеймс пытался помочь. Но это не вариант.

Я покачал головой.

– Если мы это сделаем, LBC получит еще больший удар.

– Но мы не можем позволить, чтобы Матиасу все сошло с рук. – Джуд сжала мою руку. Нежный жест для моего величайшего греха.

Я повернулся к ней с ухмылкой на лице.

– И не сойдет.

А потом я стал бездомным.

Я расторг договор аренды с воскресенья, с того дня, когда должен был вылететь в Лос-Анджелес. Только формально сейчас было утро понедельника, а я и близко не подходил к западному побережью. Это означало, что мне пришлось где-то переночевать, и, к счастью, это была квартира Джудит в Бруклине.

К разочарованию моего члена, я спал на диване. Но все же это было лучше, чем ночевать в отеле на миллион звезд или в «Лоран Тауэрс», на который я даже смотреть не мог после того, как узнал, что Матиас мне не отец.

Не я ему изменил.

И все же именно я принял на себя большую часть его гнева.

Утром Джудит приготовила для отца что-то, похожее на канализационную воду, блевотину и страдание, и подвинула ко мне миску хлопьев. На них даже не было бренда. Их вывалили прямо из шестифунтовой коробки с логотипом «Костко».

– Кариес и диабет. Завтрак чемпионов, – пробормотал я в миску, набирая ложку.

– Мои извинения. По понедельникам обслуживание номеров не работает. – Джуд села рядом с отцом и похлопала его по жилистой руке.

Я чертовски любил эту девушку. Недостаток средств она восполняла любовью.

– Все в порядке. – Я отмахнулся от нее. – Я буду отвечать за завтрак, когда мы будем жить вместе.

Ложка стукнула о тарелку, а позабавленный взгляд Роба метался между нами.

Джуд внимательно посмотрела на меня, пытаясь понять, шучу я или нет.

Я не шутил.

– Я не люблю завтракать, – сказала она. – И да, я знаю, что это самый важный прием пищи за день.

Мои взгляд скользнул вниз по ее животу и остановился там, где ее скрыл стол. Я улыбнулся.

– Нет, это не так.

– Ты ужасен. – Она спрятала улыбку за кофейной кружкой.

– И сегодня ты позволишь мне выбрать твои конверсы, – парировал я.

Роберт рассмеялся.

– Ты слышишь это?

– Что слышу? – Ее щеки раздулись, как у хомяка, когда Джуд пыталась подавить смех и выглядела при этом слишком мило.

То, что я чувствовал к ней, было тошнотворным. Я бы счел слово «неловким» уместным, если бы не признался в этом дерьме.

– Музыку в своем сердце. Ты счастлива, малышка. – Роб сделал глоток коктейля и поморщился. – Ты никогда не была так счастлива.

Немного погодя мы сели в поезд метро, чтобы ехать на работу, и оба уставились на ее белые конверсы. Мой выбор. Я хотел начать с чистого листа. Новое начало.

– Знаешь, ты все еще можешь устроиться на работу в Лос-Анджелесе. – Она рассеянно вертела Киплинга в руках, глядя на него, пока говорила. – LBC разваливается, и я не ожидаю, что эти откровения изменят твою приверженность к новой работе.

– Моя единственная приверженность – это компания, которую я должен унаследовать, и единственная девушка, которая не мирится с моими закидонами. Только в обратном порядке.

Джуд подняла взгляд.

– И кто бы это мог быть?

Я схватил воротник ее рубашки и рывком притянул ее к себе для поцелуя, не обращая внимания на то, что все смотрят. Или что мы стоим, зажатые между десятками потных, раздраженных людей, начинающих свой понедельник. Не заботясь ни о чем, кроме нее. Наши губы соприкоснулись, и мой член был в секунде от крика «Аллилуйя!». Ее губы были мягкими и теплыми, как и мои, и ее тело таяло рядом с моим, что могло означать только одно.