Текст книги "Любимый (м)учитель (СИ)"

Автор книги: Ксюша Левина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 16 страниц)

=Lay a whisper on my pillow…*

Он ловил Соболеву, как наркоман ускользающую Зелёную Фею. Алкоголик и его Белочка. Шизофреник и его Гагарин. Волков и его Соболева.

К концу первого дня в институте в качестве любовников, несчастный историк уже не верил, что когда-то эта испуганная девочка, сказала, что любит. Он не верил, что сидела эта рыжая стерва под его дверью, вытянув ноги. Что кричала на него из-за вай-фая, что падала от ужаса в обморок у доски.

Сейчас Соболева ходила мимо, нося свои синяки как погоны, будто они её закалили, а Егор превращался в параноика. И каждая его попытка выловить Веронику и по крайней мере поцеловать – заканчивалась полным провалом.

– Ничего не понимаю, она же меня там… любит. Или типа того. Что за ерунда? – спрашивал он у Льва на обеде.

– Первый раз такое вижу! Почему она ещё не тут?? – спрашивал он у Николая, придя домой, и выглядывал на балкон. Музыка в комнате соседки играла, значит – она дома.

– Какого черта? Уже второй час ночи! – шипел он сам себе и доставал телефон.

ТЫ ГДЕ??

сплю… а что?

Где спишь?

У себя.

Почему??

Потому что устала и хочу спать.

Это что за игры??

Это что за бредни??

Иди сюда!

Быстро!

Он сунул телефон под подушку и стал ждать. Ждать и отчаянно себя отчитывать. Ну что за шутки? К чему всё это… К чему эти терзания? Раз в неделю, максимум два, вот чего он хотел всегда от той же Ивановой. Иногда она была назойлива, но только по своей прихоти. Чаще всего они оставались спать в гостиной, очень часто не спали вообще, потому что Иванова уезжала на такси.

До неё была другая… та же схема. Никаки привязанностей. Никакой наркомании. Никакого адреналина. И хорошо же было, приятно. Приходишь домой, ложишься спать, спишь, а тут – уставился в потолок и ждёшь, ждёшь, ждёшь!

Да где её носит??

Ты где???

блин, уснула. Ща.

Шорохи, шорохи… и лунный свет загородила рыжая макушка. Вероника заглянула в комнату и осторожно стукнула дважды в стекло.

– Чего стоишь? Тебя пока дождёшься состаришься! – заявил Егор задирая голову, чтобы видеть её.

– Эм… не знала, что вы ждёте, – она пожала плечами и с теплотой на него посмотрела. Умиляясь.

– Почему нет?

– Мы не договаривались о встрече.

– Ты не хочешь? – он сел и спустил ноги на пол, но только пятки коснулись ковра – расслабился.

Егор понял что реагирует странно и бурно, нет уж. Так не пойдёт. Это всё сумасшествие, мир в котором собаки стали ходить на работу, а люди их ждать дома – и тот был менее странным и трешовым.

– Можешь идти спать, прости, – спокойно произнёс Егор и кивнул на выход.

И стерва… пожала плечами. Развернулась и пошла к себе. Егор бы отпустил, если хочешь идти – иди! Что уж тут. Но двигатель внутреннего зажигания в груди (очевидно работающий на «Белом русском») заставил двигать поршнями.

Егор подорвался и схватил Веронику, когда она уже перелезла через бортик, поднял над ним и затащил на руках в комнату, а потом и в кровать.

– Но сон… – протестующе вздохнула она.

– Подождет.

Они лежали рядом, и снова за окном разливался по небу рассвет. Красивой алой рекой, он чертил горизонт над чёрными девятиэтажками и тусклыми городскими огнями. Рассвет был тут главным, будто авангардный художник, решил, что стоит забубенить поверх пейзажа алую полосу, а потом посвятил этому целую выставку.

Егор снова не спал, и снова смотрел, как спит Вероника. Он уже четверть часа гладил ее лицо по одной и той же линии, от подбородка – до пробора волос. Лоб, нос, губы.

– Вы протрете во мне дыру, – не открывая глаз пробормотала Роня. – Разрежете напополам.

– Зачем опять дралась сегодня? – тихо спросил Егор, не давая никаких ответов, но гладить продолжил, только теперь пришлось уворачиваться от острых зубов одной акулы.

– Иванова сказала что мне надо к врачу, потому что в этой постели проходной двор, – Вероника открыла глаза и приподнялась на локтях. – Уже рассвет?

– Рассвет, опять… третья ночь без сна.

– Вы сами не дали мне спать у себя, – рассмеялась она. – Я давала шанс. Вы его упустили.

– Не жалуйся, Соболева. Хотела бы – ушла. Скажи, слова Ивановой тебя беспокоят?

– Нет, – она пожала плечами и упала обратно на подушку. – Понимаете… это ваша проблема, сколько вы наггетсов с сырным соусом съели. Не моя. Каждый должен следить за собой, и Иванова в том числе! Я прекрасно знаю вашу репутацию, и знала всегда. Оправдаете ожидания – ок! Окажетесь лапушкой – круто! Хуже? Но хуже некуда.

– Я так ужасен? Ах, ты стерва! – он навалился на Роню, оказавшись между ее ног и тут же уткнулся в сгиб ее шеи, больно прикусив кожу.

– Я вас не считаю ужасным, – она покачала головой, в попытке уйти от укуса. – Но вы же… ай! Вы же совершенно… не… ай! Эталон!

– А кто я? – Егор прекратил нападение, навис над Роней, чуть наклонился и коснулся кончиком языка ее шеи.

– Вы мужчина… – она застыла, медленно выдыхая. – Который… понравился мне именно таким… и большего я не жду.

– Но почему? – он стал спускаться ниже, пока не дошёл до живота, и не замер уткнувшись в него лбом. – Как можно влюбиться в неидеального человека?..

– Разве идеальный не скучен?

– Разве не идеальный не раздражает?

– Разве без раздражения я вам была бы интересна?

– С чего ты взяла, что ты мне интересна?

– Вы у моих ног… – засмеялась она и тут же выгнулась, ловя ртом воздух.

– Не «у», а «между» – тупица, – шепнул он.

Примечание:

Lay a whisper on my pillow,

 Прошепчи мне сон в подушку,

Leave the winter on the ground.

 Застели все ковром зимы.

I wake up lonely,

 Просыпаюсь в одиночестве,

A stare of silence.

 Под пристальным взглядом тишины.

In the bedroom,

 Она в моей спальне

And all around (All around)

 И везде (Она везде).

Touch me now

 Прикоснись ко мне.

I close my eyes and dream away.

 Я закрываю глаза, и мечты уносят меня.

«It Must Have Been Love» – Roxette



=…Превращать жизнь в войну…*

В тот вечер Вероника страшно боялась показаться братьям, но прятаться больше не имело смысла. Она стояла в тёмном коридоре и мяла край футболки, понимая, что сейчас она к ним выйдет. Они на кухне, сидят за столом все вместе и играют в «Билет на поезд». Они знают про драку, но не видели её лица. Вероника их избегала. Они решили, что всё только выглядело страшно и Вероника это подтвердила. Она братьев впервые в жизни боялась.

– Ты выйдешь уже к нам? – голос Влада отвлёк от диалога, который проигрывала в голове Вероника. – Если хочешь знать, мы в курсе, что ты там стоишь.

Голос напряжённый и сердце Вероники сжалось, ужас охватил и желание сбежать, спрятаться. лишь бы не смотреть им в глаза. отчего-то сейчас, перед родными за драку стало стыдно.

– Пр-простите…

В первую секунду все трое молчали. Она опустила голову, прикрываясь волосами, а потом выстроенные рядами вагончики из набора, полетели на пол и Влад подорвался с места. Подлетел, убрал волосы с её лица и потащил несчастную на свет.

Валера ударил по столу кулаком, а Константин откинулся на спинку стула.

– Что это? – голос Влада очень спокойный.

– Прости…

– За что? – Влад смотрел ей прямо в глаза. Они очень с ним похожи, и теперь, когда стояли вот так друг в друга вцепившись, он сжимал ладонями её лицо, а она в ответ его руки, казалось будто и вовсе одно целое.

Близнецы замолкли.

Связь между Владом и Вероникой очень напоминала ту, что была у Валеры с Константином, и никто никогда не любил и не ругал Соболеву так – как брат.

– Это из-за него?

– Нет.

– Да. Ты думаешь, мы не понимаем где ты пряталась эти дни? Мы по-твоему слепые?

– Нет, – из глаз Вероники покатились крупные слёзы и она хотела было вырваться, но Влад не дал. Он продолжал крепко держать, пока не уткнулся лбом в её лоб и не шепнул:

– Я его убью.

– Нет! Нет… Это всё Иванова… Я гуляла с его собакой, а она… он её бросил. Нет, Влад. Он ни при чём, его там даже не было.

– От него одни проблемы, – прошептал Влад, обнимая Веронику за плечи и притягивая к себе, так что она теперь всхлипывала уткнувшись ему в грудь.

– Ты всё время из-за него плачешь, ты всё время несчастна. Ты всё время в беде! Это больше не может продолжаться! Ты меня слышишь?

– Да, – она кивнула, а потом протестующе помотала головой. – Нет. Это просто стечение обстоятельств.

– Что он про это всё говорит?

– Он… Я сама разберусь… Я и его просила не вмешиваться, ясно?

– А он и рад, да?

– Нет.

– Я с ним поговорю.

– НЕТ! – Вероника отступила, глядя на брата покрасневшими полными страха и отчаяния глазами.

Всё-таки, какой бы интриганкой и уверенной в себе кокеткой она не была, слишком уж долго она терпела свою безответную любовь. Теперь, даже чувствуя потребность Егора в их совместно проведённом времени, она действительно страдала от мысли, что он уйдёт. Что сорвётся с крючка, что испугается, сбежит, решит не связываться.

И играя с ним, изводя его и заманивая, она при этом как опытный стратег ловила каждый его жест и взгляд. Она ликовала. И вечно молилась: «Только бы не совершить ошибку!»

– Он тебя трахает, – голос Влада был холоден и противен. – И мне это не нравится!

А потом брат ушёл и Вероника даже не сразу поняла, что куда бы из кухни он не свернул, хоть направо, хоть налево, так или иначе к Егору можно попасть.

А Егор ничего и не подозревал.

Последние несколько дней его день очень причудливо стал делиться на фазы «ожидания», «покоя» и «потребления». Утром он «потреблял» в больших количествах то, что про себя называл уютом. Его ему предоставляло ООО «Вероника», прижимавшееся к его телу. Смотреть на неё, обнимать её и видеть, как от малейшей смены позы она тут же подстраивается и откликается – было сущим удовольствием.

Потом Вероника уходила и Егор переходил в режим «ожидания», и думал о том, что скоро ехать на работу. Соболева в этом учавствовала, а значит ожидание было недолгим. Они ехали вместе и он её вёз на машине в состоянии «покоя», потому что сидеть с ней рядом было хорошо и приятно. Вероника не настаивала на конкретной музыке и вообще была очень покладистым пассажиром. Она протирала тряпочкой его солнцезащитные очки, открывала минералку, чтобы он попил и даже могла сходить в кассу на заправке, пока Егор ставил в бак пистолет.

Потом снова «ожидание», либо очередной пары её группы, либо окончания рабочего дня вообще. Потом «потребление». Потому что стоило им встретиться на обеде или перерыве, а такое бывало, и Соболева начинала изводить, заманивать, флиртовать и делать всевозможные авансы. Это было ужасно мило и смешно, а Егор это «милое» с радостью «потреблял», понимая правила игры. Смотри, но не трогай! И… крепко подсаживался.

Стоило прийти домой, приходил «покой». Где-то до шести вечера было хорошо в одиночестве, потому что в голове начинали роиться мысли.

– Ты привязываешься к ней, чувак…

– Неправда!

– Правда!

– Я никогда ни к кому не привязывался!

– А это что? Ты зависимый!

– Мы с ней просто трахаемся! Причём всего-то несколько дней!

– Ну поживём-увидим…

А в шесть вечера… лютое «ожидание», максимально ужасное и выворачивающее. Даже сердце Егора начинало колотиться сумасшедше всякий раз когда на часах переваливало за восемнадцать ноль-ноль. Он с ужасом ждал этого момента, но избавиться от этого никак не мог. Кошмарное время, кошмарное состояние.

После шести вечера Егор ходил гулять с Николаем, но делал это быстро и мчался домой. После шести он убивал время походами в душ, уборкой, отжиманиями, да чем угодно, лишь бы оно быстрее бежало.

А оно тянулось ме-едленно, как резиновое.

Но наступал час, когда приходила она. Она заглядывала в его комнату, и вечерний желтоватый свет фонарей, проникая комнату, подсвечивал её рыжую копну шикарных волос. Она стояла какое-то время на пороге, смотрела на него. И где бы не застала, за уборкой, отжиманиями или только что вышедшего из душа – улыбалась. А он растерянно ждал, смотрел на неё в ответ судорожно дыша. И она не подходила первой, она стояла на пороге, а он сам шёл и сжав её талию заносил в комнату. Дышал сначала очень долго уткнувшись в её волосы, до ужаса смешной вредный, ядовитый, колкий дурак который рассыпался в такой безумной неждости перед ненавистной девчонкой. Потом он отступал, касался кончиком своего носа – её носа, ждал, пока она не всхлипнет коротко от нетерпения, и только после прижимался к её губам. И это всегда было очень по-разному. Ярко, нежно, судорожно, страстно или трепетно – они целовались долго.

И вот ради этого он по три часа в день, с шести до девяти вечера, не находил себе места. И если она не приходила, а никакой договорённости или выработавшейся привычки не было, то Егор чувствовал себя обворованным и обманутым. И это было ужасно. И он себя за это ругал.

В тот день время уже близилось к девяти и Егор был в режиме «лютого ожидания». Он переделал все дела, он закончил с работой, снова была пятница, а значит можно увезти девчонку на выходные, почему-то страшно хотелось её украсть и куда-то подальше утащить, чтобы не могла прошмыгнуть через перегородку к себе в комнату.

Вино остывало в холодильнике.

Имелась палка «Романо» и какой-то приличный сыр.

И руки уже ныли, хотелось, чтобы… пришла.

Стук в дверь подрезал две из трёх ниточки, держащие сердце в грудной клетке, а оно повисло, опасно раскачиваясь и ударяясь о рёбра.

Вероника Соболева не приходит через дверь, она всегда идёт через балкон. А ещё она не шумит и не просит: «Не надо!».

Егор Иванович бросился к двери и не глядя в глазок её распахнул.

Вероника Соболева, ужасно расстроенная и её брат рядом, ужасно злой. Девчонка не то плакала, не то только-только прекратила, она была трогательно-испуганной и почти воинственной при этом. И при всей ненависти к женским слезам, Егор никак не мог оставаться спокойным.

Он протянул руку и прежде чем кто-то что-то понял, как котёнка за шкирку, подтянул к себе Веронику и крепко обняв, скрыл от Влада. Теперь из захвата его рук была видна только рыжая копна волос.

– Это всё из-за тебя! – прорычал Влад, не глядя на сестру. Он будто и не обратил внимания на этот собственнический жест и даже не стал ему противиться.

– Что из-за меня?

– Она постоянно страдает! Она, блин, подралась!

– Да, – просто ответил Егор, не сопротивляясь Владу, который изо всех давил своей негативной яростной энергией.

Егор только уткнулся в волосы Вероники, как опиумный наркоман, видящий цель и не видящий препятствий. Он хотел сейчас обнимать Соболеву и вдыхать запах её волос, кайфовать от этого и не обращать ни на что внимания. Он хотел «потреблять», и если для этого нужно её жалеть, а брата её слушать – хорошо. Пусть так.

Эта метаморфоза, эта новая сторона натуры Егора пугала, и он пока анализировать её не хотел.

– Мне нечего тебе сказать. Я постараюсь не допускать больше таких глупостей. Но она со мной. И я с ней честен – это я обещаю и за это ручаюсь.

– Честен? – Влад нахмурился и уставился на мужчину, держащего его сестру.

– Что-то не так? Я планирую быть честным. Вероника согласна на это. Иванова – это проблема, да, но твоя сестра захотела решить её самостоятельно. Она… не маленькая.

– И ты этим пользуешься? – Влад нападал.

– Не слушайте, – тихий голос Вероники отвлёк двух громкоголосых мужчин. Она подняла голову и посмотрела Егору в глаза. Облизнула сухие губы и улыбнулась.

– Вы же знаете…

Она не успела договорить, а он почему-то кивнул.

– Знаю. Не парься… Меня не напугать разъярённым Тибальтом.



Примечание:

Почему им двоим,

 Тем, кто мною любим,

 Превращать жизнь в войну

 Почему, почему?

«Как жаль» – Мюзикл «Ромео и Джульетта» – ария Джульетты

=А на меньшее я не согласен.*

Когда Влад ушёл – стало тихо. Он уходил с шумным хлопком двери, выставив руку и заявив, что Вероника всё будет расхлёбывать сама.

– Переживаешь? Или настолько сумасшедшая, что считаешь, это нормальным? – Егор убрал волосы с её лица и погладил круглые милые щёки.

Синяки почти сошли и казались только тенью прошедшей беды, и лицо будто становилось всё более прекрасным с каждым днём. С каждым утром оно свежело и светлело, оттого привязанность к этому образу становилась всё сильнее. Егор будто каждый день влипал всё сильнее, пока Вероника на его глазах расцветала.

– Он меня поймёт. Когда пройдёт всё это… Когда синяки заживут, когда… Иванова успокоится.

– Или я её грохну, – смех Егора заставил Роню поднять голову. – Не обольщайся, милая. Не от огромной любви. Просто… бесят такие… комары, как Иванова.

Не от огромной любви.

Роня засмеялась и уткнулась лбом в его грудь. Ну неужели можно быть таким ослом? Отрицать раз за разом что-то, а потом всё равно быть вот таким пушистым.

Он предложил ей поехать куда-то на выходные, но добавил, что это просто потому что скучно в городе. Он налил ей вина, он смотрел на неё не отрываясь, подперев щёку кулаком. Он слушал её, не отвлекаясь, улыбаясь. Как получивший еду и тень хищник, наслаждался бы долгожданным отдыхом.

– Егор, а вы… были женаты? – спросила Вероника.

Они всё так же сидели за столом, даже не держались за руки. Почему-то хотелось не трахаться, а любоваться. И любовались же, до странного долго и вдумчиво. Егор отмечал всякие глупые мелочи, как она нос чешет, как волосы за ухо убирает, какие у неё губы и какая кожа, и какие глаза, хоть ни за что бы и не назвал их цвет и даже не обрисовал бы её портрет. Вероника же и так его хорошо знала, она ловила его реакцию на себя. И это было интересно, это было необычно, видеть как предмет твоей любви – клюёт на тебя.

– Нет, – он пожал плечами, расслабленно откинулся на стуле и сделал глоток вина.

– Почему?

– А должен?

– Вы… привлекательны, – тихо сказала она. Без стеснения, просто факты и он даже не чувствовал лести.

Он казался Роне самым красивым и в голову ей прийти не могло, что кто-то думал бы иначе. Егор был классически хорош, симметричен. И всё что было в нём плохого, всё что могло у другого показаться минусом – тут было ужасно к месту. Он не был мускулист, но крепкое тело не было отвратительным или красивым, и в этой не раздражающей обычности, таилось что-то жутко привлекательное. У Егора были неопределённого цвета волосы, не то рыжеватые, не то каштановые, не то совсем тёмные. Но они были мягкими и так красиво падали на лоб, что казалось будто кто-то его такого милого нарисовал подчиняясь собственной прекрасной фантазии.

И его глаза, и его чёткие красивые брови, и подбородок и скулы – всё Роне казалось не идеальным, но таким привлекательно-родным. И она понимала, что его наглый уверенный взгляд и острый язык – работают хлеще сексуальной щетины.

Она влюбилась с первого его колкого слова.

Ему потребуется время, родная.

– Этого достаточно?

– Вы хороший куш! – она засмеялась, а он расхохотался.

– Куш? Ну да… историк! Тоже мне.

– Ну все знают, что вы супер-звезда. Ну так что?

– Да не хотелось. Зачем? Нет, было, не спорю. Были какие-то девчонки… как-то всё вертелось, но всегда случалось что-то…

– Измены?

– Нет, – он взъерошил волосы и подлил в оба бокала вина. – Друзья женились. И всякий раз после – я расставался. Смешно было, только твой друг женится, ты на это смотришь и… как отрезает. Или вижу, что девчонка рядом со мной недостаточно хороша для брака, или понимаю, что так как у друга не хочу. Жёны друзей были или стервы или супер-крутые девчонки. Смотрел я на это и понимал, что с первыми ничего общего иметь не хочу, а вторые… таких ещё найти надо, а на меньшее я не согласен. В общем! А потом стал старше. Появилась квартира, собака, работа, быт. И стало много возможностей, и стало много каких-то странных подруг… как Иванова. Я к ним как-то сразу не прикипал. Не скучал. Зачем тогда всё это? Если с ними неспокойно. И уже «как у друзей» не хотелось. Просто понял, что мне и так хорошо.

– От сессии до сессии?

– Смешно… Я ответил на твой вопрос?

– Наверное да, – она пожала плечами.

– И все хотят стать «той самой»…

У Вероники сковало горло, она боялась, что входит в это число.

– А вы что об этом думаете?

– Что если однажды приду со свадьбы своего друга, – он вдруг подался вперёд и приблизился в Роне. – И девушка с которой пьяным завалюсь в квартиру, покажется мне настолько восхитительной, чтобы подать заявление в ЗАГС… вот она и будет той самой.

– У вас остались неженатые друзья для проверки? – нервно хихикнула Роня, чувствуя, что Егор так близко, что его запах мучительно въедается в лёгкие. И ей почти больно думать, что и она «не та».

– Есть парочка… Вот вышла бы за Льва, – его лёгкая, наглая улыбка режет ножом. – Пришёл бы к вам на свадьбу…

Вероника изменилась в лице и Егор продолжать не стал.

Почему-то стало так горько и обидно, что несчастная Соболева подорвалась с места и замерла посреди кухни.

– Я… и Лев? – язык как онемевший, почти не слушался.

Зачем он это говорит?

Проверяет?

Или хочет уколоть?

Или ревнует?..

– И что? Пришли бы? Ко мне на свадьбу! Со Львом или ещё кем! – зло спросила она.

– Чего злишься-то?

– Если я сейчас пойду и лягу в своей спальне, – Вероника приблизилась и смело села к Егору на колени, и от этого почему-то у него перехватило дыхание.

Он думал о ней, в белом платье и фате, о Льве в костюме. Этот был бы хорош. Носился бы с цветами и кольцами, радовался и носил дурочку на руках. И был бы самым лучшим женихом.

– И?.. – пересохшие губы горели, Роня слишком уж близко наклонилась почти касаясь их.

– Вы за мной не придёте?

– Нет. Зачем?

– Проверим?

– Зачем? Что ты хочешь доказать? – он нервно дёрнул плечом и склонившись коснулся её ключицы губами. не хотелось отпускать, было слишком хорошо, и вино вскружило, расслабил. Не должна она уходить сейчас.

– Ничего. Я лишь хочу… – она отвернулась, собираясь с силами. – Не продавайте меня. Я тут… и заменять вас не хочу. Это не признание. Но ни Лев ни кто-то ещё, мне не нужен. По крайней мере не с вашей подачи. Это неприятно.

– Почему?

– Почему вы режете по больному? Я же знаю, что вы ревнуете.

– С чего ты это взяла? – он хотел расхохотаться, но… не смог. И оттого, в тишине, язвительный тон так и канул без толку.

– Неужели я так похожа на дуру?..

– Ты тут. Это уже о многом говорит…

– Не должна?..

– Милая, – он прижался губами к её лбу, почти целомудренно, только руки скользнули под майку. – Неужели тебя ничему не научила Иванова… Я – не герой. От меня нечего ждать.

– Я и не жду.

Примечание:

Я однажды проснусь, а вокруг мир другой

 – Светел, чист, бесконечно прекрасен.

 А на троне высоком Царица-любовь,

 А на меньшее я не согласен.

«На меньшее я не согласен» – Николай Носков

