Текст книги "Любимый (м)учитель (СИ)"
Автор книги: Ксюша Левина
сообщить о нарушении
Текущая страница: 12 (всего у книги 16 страниц)
=Скорости вокруг бешеные…
Дневник Егора Ивановича был беспорядочен, писался разными ручками и в разное время суток, оттого иногда почерк был устало-размашистым, а иногда собранно убористым. Порой это выглядело, как быстрая заметка, сделанная между делом карандашом. Иногда три страницы были исписаны почти без отступов и красных строк, а в конце след от кружки с кофе и листы надорваны, будто кто-то хотел их с корнем вырвать.
«Пришла мне одна идея. Никогда такой ерундой не занимался и не думал, что попаду в такую ситуацию, но что уж там, не будем отрицать – никто не застрахован.»
«Со мною вот что происходит…»
«Вероника Соболева зачем-то решила перевернуть мой мир, и я бы ни за что не решил, что это что-то значит, если бы всякий раз, как мы оказывались на одной территории – меня не мотало то в одну, то в другую сторону.»
«Вероятно мне стоит вспомнить и почаще себе напоминать, почему я её ненавижу!»
Последнее было подчёркнуто несколькими линиями, так что страничка прорвалась. Вероника погладила эти линии и усмехнулась. От мысли, что вот-вот получится залезть в его голову – становилось по-настоящему страшно. А эти три черты под словом «ненавижу», казались не злобными, а ужасно нежными, как касания пальцев Егора к её спине по утром, когда первые лучи солнца будят их, лежащих в его кровати.
«Я ненавижу её за то, что она живёт на всём готовеньком.
Я ненавижу её за то, что она бегает по любому поводу в деканат.
За то что дружит со всеми преподавателями и получает незаслуженные «автоматы».
За то что ей не интересна учёба и она занимает чьё-то место.
За то, что все так ею восхищены.
За то, что»
Снова зачёркнуто и недописано. Снова эти гневные линии.
«Она застала меня с Ивановой, и не пожаловалась. Нет, меня это не пугало, но мало ли.»
«Она моя соседка. И я её чуть не поцеловал. Обо всё по-порядку, но! Сегодня я чуть было её не поцеловал и это не говорит о моей адекватности, и оказалось, что она моя соседка, которая слушает громко свою сопливую музыку.
Она почему-то уверена, что я ворую её вай-фай. Не стал отнекиваться. Пусть думает что хочет. Пусть кричит. Она орала и била меня кулаками.
Стал замечать, что от звуков её голоса внутри как-то всё скручивается, что-ли. Быть может не стоит всё это писать, но утром перечитаю – пойму какой идиот и станет легче.»
«Она настоящая ведьма, потому что я зомбирован. Это нужно прекращать, и не оттого, что я её ненавижу, просто так не бывает.»
«Не стану называть это ревностью, но сегодня произошло нечто странное. Меня вывел Лев, который как приехал – не пропустил ни одной юбки. Я давно его знаю, он мой друг, настоящий, но почему-то сейчас ахотелось, чтобы он свалил обратно в ЛА. Пол дня он меня изводил расспросами, а я уже несколько дней на грани, потому что Соболева как минимум бесит, как максимум провоцирует.
И последняя капля – она пошла с ним в кафе. Ну технически с нами.
В кафе, стоило Соболевой слинять, Лев начал рассыпаться, как она восхитительна, и что к ней клинья не подбить.
Не знаю, что на меня нашло, но пошёл – и подбил. И если честно это было лучше, чем сидеть вечерами и размышлять, а как же оно будет!? Попробовал – вдруг отрежет. Всё же дело только в том, как нам хочется запретного, ну так уж исторически сложилось. Мне была необходима прививка, чтобы не грохнуть друга детства.
Твою ж мать… я с ней целовался. И описывать это на три страницы не собираюсь.»
Дальше шли вырванные страницы, после которых запись продолжалась. привика… их первый, глупый, спонтанный поцелуй был… прививкой. Ну что ж, не вышло, всё-равно заболел, верно? И как же вовремя появился Лев, как же вовремя он задурил другу голову… Как глупо, что решился Егор вот так резко и неожиданно, но кто бы знал, что это была финальная точка череды мучительных мыслей.
Хорошо, что не сработало. Как же хорошо!
«А потом она мне сказала, что любит.
Я должен от неё избавиться, пока девчонка не наломала дров и не испортила жизнь нам обоим.
Между нами что-то есть – это очевидно. Но никакой «любви» – не будет. Ещё одна чёкнутая студентка мне не нужна. А про «химию» и «физику» можно и наплевать, не впервой.»
«Только что слышал, как она говорит обо мне с братом. У неё это серьёзно. И она не сказала ни одного фальшивого слова, сучка… ну как можно так влипнуть?»
«Он на парах залипает в окно и улыбается. Лучше бы слушала, что я там рассказываю, а не тупила в одну точку!!»
«Мне нужно подумать. Мы снова целовались, и это было настолько странно, что я не могу описать правильными словами. Я не хотел оттащить её домой, я ничего с ней не сделал, но чувствую себя пропавшим. Именно оттого, что всё это какое-то до отвращения „не плотское“ и чересчур „светлое“ – есть желание самовыпилиться нафиг. Мне кажется, меня привязали к ней, и это неправильно, потому что из ненависти что-то противоположное рождается только в кино. Она девочка. Невинная маленькая, жутко талантливая (ровно настолько что я торчу в прохоже концертного зала, пока она танцует, иногда стою очень долго и просто смотрю, и это бесконечно круто, но не для меня она!)»
«Когда я её целую, мне кажется, что выключают свет.»
«Она упала в обморок у доски, и я чуть не сорвался. Мне её не жалко. Мне без неё скучно. И если с ней что-то случается, мне становится одиноко.»
«Это пройдёт, обязательно.»
«Это просто колдовство или гипноз, не более того. Просто она не похожа на других и меня тащит от этих ощущений, но женщин много, а она просто девочка, которой не нужен я, весь такой чёрствый.»
«Меня пугает, какие мы разные. Она вечно трещит, она всю себя выворачивает наружу, а я не могу даже признаться ей, как это красиво, когда она засыпает на моей паре и блики танцуют на её трогательно-пухлых щеках.»
«Зараза спит на моих парах!!»
«Я спал в её комнате. И даже её не трахнул… ну да, есть грешок.
Если честно это самый глупый поступок из возможных, лечь спать с девушкой, к которой не имеешь никакого отношения. Она такая невероятно приятная»
«Уеду. Тетрадь оставлю.
Она точно придёт, она будет тут спать, это ясно. Не удержится. Когда девчонка на меня смотрит, у меня всё внутри переворачивается. Она невероятно нежная и доверчивая, и если однажды, я увижу, как она подстраиваясь под меня портится и черствеет – пойму, что совершил ошибку.
Девчонка! Если ты это читаешь – беги от меня. Я не собираюсь тебя любить! Мы в ответе за тех, кого приручили, а я приручать никого не хочу. И ответственность нести тоже.»
«Я с ней. Был.
Мне кажется я тронулся
Она охренит
Это было неве
Я её
Она – лучшее, что
Мы переспали. Она отдала меня себе и я не знаю, что с этим подарком делать. Я не знаю, как теперь объяснить ей, что всё это вовсе не обязательно наша судьба или вроде того. Я не хочу быть тем, кто её растопчет, но она невероятная. И сейчас, всякий раз как открываю тетрадку, вижу слова о том, что ненавидел её.»
«Я стал понимать её.»
«Она подралась.
Дура.»
«Она со мной играет. Если конспектировать мои чувства, то это какой-то теннис. Она превращается из милашки в стерву и наоборот – за секунду. Она творит что-то невозможное и превращает меня в дурака. Сегодня я за ней – завтра она за мной. И только я делаю шаг назад – она делает один вперёд. И так по кругу, и меня от этого каратит, потому что каждое утро (да ещё и с ней) я чувствую, что не знаю, что будет дальше. А она всё это проворачивает легко, как дышит. Она не притворяется, она не понимает что творит.»
«Я хочу видеть её по ночам в своей постели.»
«Только что она заставила меня признаться, что я её ревную.
Пришло время анализировать:
Я наломал дров.
Я её ревную.
Я хочу видеть её в своей постели.
Она меня заставляет ходить следом, а я как верный пёс иду.
Она даже не осознаёт своей власти надо мной.
Она не понимает, что я в её руках.
Она сейчас стоит и смотрит, как я это пишу, и ей невдомёк, что я давно её обнаружил. Но она не мешает, просто застыла там и всё. Я не скажу ей, что я её люблю. Но её признание, её взгляды и её пальцы, которые минуты через две будут гладить моё лицо – измучают меня. Я принадлежу ей, кажется.
И это хреново.»
Примечание:
Скорости вокруг бешеные
Мы себя едва сдерживаем
Значит надо быть бережнее
Нам не жить друг без друга.
«Прошу стань добрей меня, стань ласковей» – Муслим Магомаев
=Мы разлучаемся со сказками
Вероника убрала тетрадку, закрыла глаза и снова стала наслаждаться сквозняком на щеках. Он прекрасен. Егор – прекрасен, и его слова тоже.
Он боится, он не понимает и она, Вероника теперь умнее. В её руках не только власть над ним и его душой, но и знания. Теперь она его разобрала, как сложный танец и готова довести дело до конца. Она готова сорваться и бежать, искать его и обещать, что плевать на всё, что плевать если закончится, что он может ей доверять, а она ничего не попросит, что всё хорошо, пусть не навсегда.
И сорвавшись с места Вероника и правда побежала, вырвалась из дома, из тепла в осенний вечер, прохладный и промозглый и так и застыла на крыльце.
Егор не сидел на лавочке, не сидел на крыльце. И не было припарковано у забора его машины.
– Где он? – спросила сходу, приближаясь к компании у костра.
– Уехал.
– Куда?
– Не знаем.
– И ничего не сказал?
– Ничего.
Она достала розовую раскладушку, набрала номер и через три гудка услышала голос от которого всё и ликовало, и умирало одинаково.
– Где вы?.. я всё прочитала.
– Я вернусь. Мне нужно было подумать, я недалеко.
– Недалеко?..
– Ты можешь придти, прямо по тропинке, я… навстречу.
– Егор, – ему показалось, что она впервые позвала его по имени.
– Что?
– Всё хорошо?
– Иди ко мне.
Она прошла мимо Льва, мимо Саши и Леры, к калитке, за неё и по тропинке бесконечно долго, а сердце предчувствуя что-то нехорошее, сходило в груди с ума, колотилось безумно и будто голосок в голове шептал: «Беги, беги, беги к нему, девочка!»
Когда его фигура замаячила впереди, Вероника уже неслась так быстро как могла, и в итоге повисла на его шее, и почти сразу его губы, нашли её губы. Долгий, долгий поцелуй, который всё никак не заканчивался, а в горле уже скребло и губы начали шептать что-то глупое и нежное.
– Стой, стой, – остановил он. Сталь в глазах, решимость.
О чём он тут думал?
– О чём вы думали?..
– Вероника, мы больше не можем.
– Нет, – её будто кто-то толкнул в грудь, больно, так что вышибло из лёгких воздух.
Будто она теперь летела спиной вперёд не зная обо что ударится и где этот полёт прекратится. Острые пики ли там, или камни… теперь она одна. Теперь она останется одна.
Она его потеряла.
Но была же готова!
Ты же была к этому готова!
Так почему у тебя слёзы бегут по щекам, и почему ты дрожишь, будто околела, почему у тебя потерянный вид.
Он писал, что привязан к тебе, он писал, что тебе принадлежит.
Так может это просто сон? Может это тебе только снится? Проверь. Ущипни себя.
– Мне это не нужно, Вероника. Я тебе не дам, того, что тебе нужно. Я разрушу всё светлое, что в тебе есть…
Он любит тебя, ты же знаешь.
Ущипни себя, девочка. Он просто тебе снится.
Он просто запутался.
–…я не знаю, что с собой делать, я помешался, я не мыслю здраво и должен понять, что будет дальше.
Он трус? Да он же просто трус.
Он любит тебя, Вероника.
– Вы любите меня, Егор Иванович, – тихо сказала она, глядя ему в глаза.
– Да, – кивнул он. – Это самый вероятный диагноз.
На одну сладкую секунду всё окрасилось и стало цветным, а потом снова ушло во мрак монохромной старой киноплёнки. Он сказал "Да", а потом сказал "Нет". И подозрение, что он лжёт не ушло, понять бы что именно из сказанного не правда.
– И вы уходите?
– Ухожу.
– Потому что не хотите сделать мне больно?
– Потому что чем меньше мой мир, тем сложнее мне дышать. И пока я ничего тебе не пообещал, нужно всё прекратить. Приостановить. Прекратить, – его слова казались пустыми, как яичные скорлупки. ничего не значащими. По крайней мере так считало глупое Вероникино сердце.
– Меньше?.. Мир?..
– Он сужается до… моей комнаты, в которой должна быть ты. Ничего вокруг не вижу, это неправильно, – я не хочу видеть мир, за твоим плечом. – Я перееду, что-то придумаю. Хоть две недели. Три, я не знаю, сколько мне будет нужно!
– Мне вас… ждать?
Это не была надежда, Вероника не была так глупа. Она не верила в пресловутое «Я люблю тебя и потому оставляю!». Она пыталась понять его. И пыталась понять, как далеко он зайдёт в своих экспериментах.
Он эксперементирует со своими чувствами. Он анализирует, он всё записывает, это исследование и она там – подопытная. И чем больше его уничтожала эта история, тем больше он боялся делать следующий шаг.
Она любила долго. Сильно.
А ему кажется, что всё несётся с бешеной скоростью и никак не остановится, и он хочет сойти сейчас, пока не разбился вдребезги.
– Вам страшно, – шепнула она, видя, как дрожат его руки, как он отражает её потерянный вид, как хочет подойти ближе и снова поцеловать.
Он сжимал и разжимал пальцы, он то и дело делал к ней шаг, а потом отступал.
– Очень.
– А если станет хуже?
– То я буду верить в твоё милосердие.
– А если я не буду милосердна?
– Мне уже плохо при мысли об этом. Я не прошу у тебя времени. Время – это надежда, а я давать её не хочу. Я прошу у тебя просто… попытаться… Ты же понимаешь меня?
– Нет.
– Ты презираешь меня?
– Нет.
– Я не хочу сделать тебе больно. И лучше я сделаю это сейчас, чем когда будет…
– Какая глупость!
Вероника отступила и целовать его на прощание не стала. Он уже не казался ей бесстрашным и сильным. Он больше не казался ей самым лучшим. Ей казалось, что всюду теперь обман и горы ложных надежд, наверху которых стоят люди и велят: «Не верь нам», но манят яркими леденцами.
– Значит вы всё решили?
– Да. Мне нужно протрезветь. Я слишком… пьян, чтобы продолжать.
– Я вас поняла. Но мы всё-равно будем видеться… – спокойствие. Абслютное и беспощадное, будто кто-то заморозил тело превратив его в глыбу, и Егору даже страшно на это смотреть, а Веронике проще не дёргаться и не плакать. Всё это она оставит себе.
– Я не прошу тебя держаться от меня подальше. И я не прошу меня ждать, не прошу ни с кем не… Ладно, не буду произносить это вслух.
Вероника шла обратно той же тропинкой, понимая, что не мыслит, как просыпаться утром, зная, что обретённое только что признание и чёртова тетрадка – больше ничего не значат. Это просто исписанные листки, в которых нет никакого смысла.
Он тебя любит. Он признался… А ты его?
– Люблю. Хоть он и дурак!
Примечание:
Мы разлучаемся со сказками
Прошу стань сильней меня, стань ласковей.
Прошу стань сильней меня, стань ласковей.
«Прошу стань добрей меня, стань ласковей» – М. Магомаев
=You can't break that which isn't yours
Когда она ушла, за ней будто стала виться светящаяся верёвочка, держась которой можно было прийти домой.
Когда она ушла стало холодно.
Когда она ушла в голову стали лезть дурацкие мысли, стали мучить жестокие демоны.
Она ушла, оставив его. А он отпустил.
Но Егор и вправду был пьян, и за один вечер он во стольком ей признался и столько ей наговорил, что не был готов отвечать, что завтра не потащит девчонку в ЗАГС.
Её будто для него создали, только… так не бывает.
Это не сказка.
– Мне жаль. Но так будет лучше, – шепнул он, надеясь что она поймёт.
И время пошло иначе, медленно и вязко, с той самой минуты.
Ей. Нужно. Время. Не ему.
Он сидел всё то время, что она читала его тетрадь в машине и думал, о том, что вероятно, она даже не понимает что происходит. Он представил себе, как долгие месяцы, дни, лекции просидела она слушая его, глядя на него, а потом получила, и опьянев от этого – потеряла связь с землёй.
Мысль об этом никак не оставляла. Милая девочка, милая Вероника, у которой так просто сейчас отобрать свободу.
Сколько продлится эта её прихоть? Сколько ещё она проходит со своим влюблённым взглядом? Сколько будет верить в него, как в высшее существо, прежде чем осознает, какие все люди земные?
Ты прав, Егор. Ты во всём прав!
Как долго жить её восхищённой любви?
И видя эти глаза, и чувствуя эти доверчивые объятия он понимал, что превращается для неё в необходимость, заслоняет мир, заменяет мир, перекрывает кислород и не даёт дышать полной грудью.
Две недели.
Я подожду только две недели!
Вдруг она придёт в себя? Вдруг исчезнет этот романтический флёр: “Запретный плод”, “От ненависти до любви”, “Властный герой”, “Разница в возрасте”. Так ли много нужно, чтобы быстро полюбив – быстро разлюбить. И что бы он ей не рассказывал, за себя Егор знал – он влюбился как чёрт последний. И если две недели свободы ей что-то дадут, если только она никуда не денется, пока считает его слабым и трусливым идиотом, не найдёт замену, не заиграется, не переболеет – он придёт и заберёт своё.
Егор смотрел ей вслед и чувствовал эту светящуюся ниточку между ними. Нашёл тоже мне время! Они могли провести сегодня волшебную ночь на природе, он мог любить её, мог не давать ей уснуть ни на минуту, мог отдать столько тепла, что она бы попросту захлебнулась, но честно ли это? Честно ли после этого прощаться? Честно ли оставлять на две недели совершенно счастливого и переполненного абсолютной отдачей человека?
Он даст ей всё позже.
Он даст ей всё что она заслуживает, когда они оба придут в себя.
Ловкий же он обманщик… я и сама ему поверила, если честно!
Егор вернулся в машину и написал Льву, чтобы тот вернул Веронику домой утром.
Завёл машину, включил погромче музыку, чтобы не слышать ни мыслей, ни гудения натягиваемой ниточки, что так и висела между ними, и поехал обратно в город.
* * *
Влад вышел заспанный и помятый, долго смотрел на гостя ничего не соображая, тёр глаза и не понимал, что происходит.
– Надо поговорить. Жду у себя! – Егор кивнул на приоткрытую дверь квартиры, а когда Влад к нему присоединился уже достал пиво, два стакана и каже какой-то невнятный незаправленный салат. – Прости, что разбудил… брозеф, не скули! Она вернётся! – шикнул он на собаку, которая чуть ли не в дверь скреблась и металась по коридору.
И да, скорее всего пёс хотел вернуться на природу, но Егору казалось, что весь мир стремится к Веронике.
– Кто вернётся?.. – Влад сонно посмотрел на пса, потом на Егора.
– Не важно. Есть разговор, держи пивас! – Егор протянул Владу стакан и сел напотив. – Я уеду. Уйду. Меня не станет на две недели.
– И-и? – Влад сделал глоток и поморщился.
– Не пьёшь такое?
– Да я в три утра никакое не пью, но ладно. Продолжай.
– Я уеду, – Егор осушил треть стакана в несколько глотков и запихал в рот ложку салата. – А она будет страдать. Она считает, что я её бросил!
Влад сжал пальцы в кулаки и начал привставать с места, но Егор вытянул руку вперёд, призывая вернуться.
– Она так только думает! Я решил… дать ей время.
– Зачем? Ты не веришь, что она тебя любит? – голос Соболева сочился ядом и казалось он вот вот начнёт бить морду Егору.
– Верю, очень верю. Но даю ей шанс дать заднюю. Она настроила воздушных замков, я хочу дать ей возможность уйти, понимаешь?
– А мне ты всё это зачем говоришь?
– Затем, чтобы ты мне морду не набил, братец.
– А если я ей всё расскажу? – сощурился Влад.
– То всё провалится к чертям! Я хочу, чтобы она поняла… чего хочет.
– Тебя! Она знает! Вероника не из тех, кто… – Влад всё-таки подскочил, но Егор даже договорить не дал.
– Не из тех. Но я хочу, чтобы она хоть немного поняла, что ни жизнь, ни я не идеальны. Не злись. Но я не хочу испортить ей жизнь. Она в розовых очках…
– А ты значит господь бог, который ей их снимет?
– Нет… Я даю ей время. Передохнуть. Спуститься с небес на землю. Подумать. Прийти в себя. Две недели. Я понял, что она во мне видит целый мир, но на этом каши не сваришь, понимаешь? Она должна кроме меня ещё куда-то смотреть!
– А ты? Уверен, значит, во всём?
Егор коротко кивнул, допил пиво и достал новую бутылку.
– Садись… расскажу, в чём я там уверен!
Примечание:
I must go on standing
Я должна выстоять,
You can't break that which isn't yours
Ты не сумеешь разрушить то, что тебе не принадлежит.
I, oh, must go on standing
Я должна выстоять,
I'm not my own, it's not my choice
Я сама не своя, и это не мой выбор...
"Apres Moi" – Regina Spektor
=…знаешь, я так соскучился!…
Костёр догорел давно и все уже ушли спать, а Вероника сидела одна, кутаясь в куртку Льва. Она никак не могла остановить беззвучные рыдания, даже слёз не было. Просто воздух часто и больно выходил из лёгких, а дыхания не хватало. Бил озноб, такой что хотелось кожу с себя снять, чтобы унять это.
Лев не стал задавать вопросы, только дал свою необъятную куртку и сказал, что утром отвезёт домой, Вероника не стала спорить: куртку взяла, уехать с ним домой согласилась.
Несчастливая какая-то дача.
Глупый какой-то день.
По большому счёту она успела за последние двадцать четыре часа больше, чем за всю жизнь. Никогда ещё с ней никто не проделывал такой “шоковой” терапии, чтобы и сделать неимоверно счастливой и уронить с небес на землю и всё это за один несчастный день.
– Ты чего тут? – Ростов подошёл и сел на лавочку рядом. – О-о, да ты околевшая, аж губы посинели!
Он протянул руку и приобнял Роню за плечи. Костя был очень тёплым, только из дома, и от него пахло детским шампунем. Кажется утверждающие, что не хотят и не любят детей Ростовы, снова возились весь вечер с младенцем Игнатовых.
– Я в норме…
– Вижу я в какой ты норме! А это что? – он кивнул на пятна воска на коленках рони, которые она ковыряла.
– Свечи на кухне нашла и мы с Лёшей их топили, пока все не сожгли…
Игры с детьми немного скрасили остаток вечера, потому когда всех разогнали спать, стало до отвращения тихо и гулко, будто отключили звук.
– Поссорились?
– Не знаю…
– Расстались?
– Вроде бы.
– Одумается! – со знанием дела "успокоил" Ростов, только его слова, как мёртвому припарка. Толку то от них? Будь Костя всесильным, будь хоть что-то в его власти и то не стало бы лучше.
– Вы хорошо знаете Егора Ивановича? – спросила Вероника, всё так же ковыряя пятно воска на коленке.
– Как сказать… цепочка длинная. Он друг детства, друга моего самого близкого врага, который по совместительству отец моей жены.
Голос Ростова был тихим и почти убаюкивал. Этот привлекательный мужчина, явно очень хорошо умел успокаивать, и мог бы записывать ASMR-видео, хотя с учётом как часто он мотался по разным Youtube шоу – вероятно и такое можно было найти.
– Сложно как, – усмехнулась она.
– Он тут не частый гость, – продолжил Ростов. – Но его уважают. И все понимают, конечно, что между вами всё не просто, но… если честно очень интересно!
– Мне жаль, что так вышло. Практически при всех.
– Да не парься.
– Он уехал. Оставил меня тут одну. И вообще оставил, – Вероника ниже опустила голову, а потом ощутила шевеление за спиной и с другой стороны от неё села Лера, тоже приобняв, и положив на плечо голову.
– Боишься, что не вернётся? – спросила Лера.
– Нет… Не боюсь. Потому что я вообще не понимаю, что без него будет что-то существовать. Он и я… это понятно. А просто я или просто он – нет.
– Вы сколько вместе-то пробыли? – спросил Ростов.
– Он со мной недели две, а я с ним… третий год.
– Не смейся, старик, – шепнула Лера мужу. – Мы выкидывали всякое.
– Ну не, у меня была цель тебя от всякой херни вылечить, а тут вон… трагедия. Да и как-то другая у нас цель была. Без вот этих вот страстей.
– Не могу не согласиться, – кивнула она. – Идём в дом, рыжик. Спать пора. Утро вечера мудренее и всё такое! Советов давать не буду, они у меня идиотские, сама во всём разберёшься. И ты ей советов не давай, у тебя они ещё хуже. У нас и правда всё было иначе… Я хотела новой зависимости, потому что не знала, как без них вообще жить, это не здоровая фигня.
– Ты вся в целом – нездоровая фигня, – рассмеялся Ростов и встал с лавочки. – Но Лера права, если ты знаешь, что хочешь его и дело не в твоих загонах и прочем – потерпи, он вернётся.
– Я знаю, – шепнула Роня в ответ.
И прежде чем присоединиться к Ростовым, ещё немного посидела у тлеющих углей, в надежде, что он вернётся прямо сейчас. Не вернулся.
Но уверенность никуда не делась. Веронике казалось, что всё это несерьёзные, глупые шутки, а она сама попала в параллельный мир из которого скоро выберется.
* * *
День первый
Перегородка на месте, соседский балкон тоже, двери в комнаты закрыты, увы.
Он никогда так не делал.
Она этого совсем не ожидала.
Он ушёл. Совсем.
А от тишины спасти должны мюзиклы, но не хочется. Самое лучшее – лечь спать. Сон – время пока за тебя всё делает воображение и минус часы ожидания.
И Вероника спала, долго-долго, до тошноты. Пока не заболела голова, пока незатекли спина и шея. И пусть каждый сон был об одном и том же, она не хотела из них выбираться.
Проснувшись под вечер достала конспекты и учебник по истории и села за стол, чтобы уже начать готвиться, но в голову не шло ничего. И никакая пощёчина не помогала.
было попросту жизненно необходимо собраться с силами и сделать это, иначе – никак.
День второй
Его нет и собака не стучит ногтями по паркету. Тишина, нет привычного бытового шума. Ничего, пустота, вакуум. И понедельник отвратителен, потому что забит профильными предметами, зато есть танцы.
Раньше по понедельникам его можно было увидеть в концертном зале. Как бы случайно он появлялся и стоял в тени, будто бы никто не заметит, но как его не заметить?
Потому репетиция, а потом и несколько часов в одиночестве с музыкой, но он не пришёл.
Лев
Ты в норме?
Да, конечно.
Как себя чувствуешь?
Нормально, спасибо.
Если хочешь, можем выпить кофе?
Спасибо, ты хороший, правда.
Это “да”?
Это “без разницы”. Если ты хочешь
пить кофе с безучастным телом – валяй.
Они со Львом перешли на “ты” пока ехали в воскресенье утром с дачи. он просто завёл этот разговор и спросил можно ли, а она пожала плечами и сказала “можно”. Говорить кому-то “вы” Веронике больше не хотелось, тем более Льву, будто Егор забрал это себе.
Потому она побрела пить кофе со Львом который на “ты” и почему-то расстроилась увидев его за столиком одного.
– Привет, – Лев, огромный сильный человечище, улыбнулся и стал, чтобы Веронику обнять.
– Ты за мной шпионишь?
– Нет, честно! Просто решил, что тебе стоит развеяться. Скучаешь по нему?
– Ты хочешь говорить о нём? – ядовитая усмешка Вероники уколола Льва, будто это он виноват в чём-то.
Это он забрал Егора и внушил ему всякое.
– А ты?
– Нет. И знать ничего не хочу. Не от других, это точно. Поговорим о другом. о тебе, о погоде, о искусстве.
И Лев покорно кивнув, говорил о себе, о погоде и искусстве, в тайне радуясь, что они не трещат без умолку о Егоре.
День третий
– Соболева! – окликнула Веронику староста. – У тебя пересдача по истории, в деканате передали! Кабинет триста пятый, там все наши. Готова?
Вероника кивнула и пошла в триста пятый. Сегодня она даже не повторяла и не держалась за учебник, как за спасательный круг.
Примечание:
Дайте мне белые крылья, – я утопаю в омуте,
Через тернии, провода, – в небо, только б не мучаться.
Тучкой маленькой обернусь и над твоим крохотным домиком
Разрыдаюсь косым дождем; знаешь, я так соскучился!
Я так соскучился – Порнофильмы
