Текст книги "Любимый (м)учитель (СИ)"

Автор книги: Ксюша Левина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 16 страниц)

=Самое главное – сказку не спугнуть*

– Не болтаю обычно, но тут мысль одна пришла…

– Говорите.

– Знаешь, на что это похоже?

– На что?

– Есть такая штука… когда ешь что-то с чем-то, и считаешь это идеальным сочетанием.

– М-м… как наггетсы и сырный соус!?

– Блин, именно! Ешь их и считаешь, что ну всё, блин. Это – лучшее, что есть. А потом приходишь домой и сырного соуса нет, или кто-то советует попробовать не с ним… И делаешь чесночный. Только не покупной, а просто домашний. И пробуешь, и понимаешь, что блин… был слеп! И что лучше этого просто нет ничего!

– М-м… да. У меня так было со стейками из говядины… И с сибримом.

– Круто, что ты сечёшь в кулинарных метафорах, – и Егор прочертил большим пальцем линию от основания рониной шеи до копчика. – Круто…

И он же даже не понял, что только что признался, как она хороша. Какими не вкусными сырными соусами были другие, и как он слеп был избегая этого открытия. А Роня затаилась, уткнувшись в его плечо и молча переваривала всё новое, что с ней стряслось за последние часы.

За окном уже занимался рассвет. Яркий, сочный, как спелый грейпфрут. Он был немного морозным, что свойственно октябрьским рассветам и оттого теплее было нежиться в мягких простынях, не отрывая друг от друга тел.

– Рассвет, – шепнула Роня, поднимая голову. У неё скатались в колтун волосы, лицо помимо того, что было побито, ещё и изрядно выдавало бессонную ночь, а Егор вздыхал и всё равно смотрел на неё.

– Пошли, посмотрим!

Он встал с кровати и потянул её за собой, едва успев прихватить простынь, чтобы хоть немного прикрыться.

Покидать постель оказалось отвратительно неприятно, зато смотреть, как заливает алым светом чёрные деревья, как всё расцвечивается и оживает – волшебно.

– Утро такое сочное, – шепнула Роня, прижимаясь лбом к холодному стеклу, балконного окна.

– И людей нет, – кивнул Егор. – Обожаю утро…

– Обожаю утро, – с отставанием в одну милисекунду произнесла Роня и они засмеялись. – Правда… я в школу в общем приходила… ну в семь ноль пять примерно. Просто приходила и спала на лавочке в холле. Чтобы идти одной.

– Круто… А я обожал, когда олимпиады, домой возвращаться. Решал всё до одиннадцати, самый первый вылетал и шёл домой. Осенью.

– Да-а… хрустящее утро…

– И эклеры покупал в магазине на остановке.

– А я трубочки с кремом.

– М-м, такие посыпанные сверху пудрой?

– Ага. Давно таких не ела.

– Почему?

– Да найти нигде не могу. Они какие-то сухие все!

– Поищем…

И Роне стало хорошо.

Что произошло минувшей ночью? М-м-м… минувшей ночью было волшебно.

Она это сделала.

Он это сделал.

И в тот момент, когда оба были уже обнажены, в тот момент когда уже так мало понимали, что кожа гудела от мурашек, он задал странный, но нужный вопрос: “Уверена?”, а она трижды мелко кивнула и предупредила: “Я вам доверяю. Вы – первый. Как Пётр!”

Вероника не пожалела ни на секунду. Ни единого раза не усомнилась в том, что не совершает ошибку.

Он целовал её так же нежно, обнимал так же осторожно, и до самого утра не позволил разочароваться, а важнее этого, пожалуй, и не могло ничего быть. Как же она в тот момент сильно любила…

Всё то, что с первого курса копилось в душе, вызревало, трепетно хранилось – обрело жизнь. Переполненное нежностью и любовье сердце отказывалось биться ровно, оно сходило с ума и торопилось как можно больше ударов сделать в дуэте с ещё одним неспокойным сердцем.

Это не стало пошлым и постыдным. Не стало отвратительно-пьяным. Не было злым и эмоциональным. О чём бы не мечтала несчастная Вероника всё это время, никогда она не думала, что это будет волшебная спальня обставленная красивой деревянной мебелью, осенняя ночь – ранняя для лета, но ещё не по-зимнему тёмная. Что она будет чувствовать себя такой раскрепощённой, будто выграла Егора Ивановича как приз в равном бою с соперником. Что не станет стыдиться и прятаться, или думать будто на что-то напросилась, или будто ей кто-то воспользовался. Ничего такого, ничего особенного. Вероника была полностью погружена в это чувство принадлежности другому человеку, который вот в эту конкретную ночь – страшно боится всё испортить.

Страх потерять Веронику, Егор транслировать не хотел, но так уж вышло, так уж случилось, что именно об этом он и думал.

Он впервые боялся девушку испугать, прогнать, разочаровать, надломить. И так ему понравилась эта странная игра, так понравилась быть первым, так понравилось чувствовать себя всесильным для одного конкретного человека – что даже мысль о неизбежно наступающем утре – пугала.

Они досмотрели рассвет и вернулись в кровать, которая не успела остыть, и не веря тому, что делает это – Егор ещё долго лежал на боку подперев голову рукой, и смотрел на прикрывшую глаза Веронику.

– Ты вся побитая, – шепнул он, касаясь подушечкой указательного пальца её нижней губы.

– Это ужасно, – она попаталась спрятаться, но он остановил и только покачал головой.

– Не ужасно… Нет, просто мне очень жаль, – его рука легла на её живот и он стал наблюдать за собственными пальцами, поглаживающими её мягкую кожу. – Ну и я убью Иванову.

– Не нужно… Не убивайте никого, – Вероника перевернулась на бок и прижалась лбом к его груди. – Не хочу, чтобы вы с ней…

– Разговаривал? – рассмеялся Егор, уткнувшись в Ронины волосы. Ему нравилось какие они волнистые и как пахнут, хоть в сущности ничего в них особенного и не было.

– Ну вроде того, – тихо ответила она, заливаясь румянцем так, что даже кожа на щеках будто раскалилась. – Простите, я не могу о таком просить… Просто, мне кажется, она этого и хочет.

– Хорошо, хорошо, – кивнул он, наклоняясь и касаясь губами её плеча. – Я не буду “раговаривать”, но что-нибудь придумаю. Я зол и кто-то обязан выхватить по первое число…

– Только можно это буду не я, – жалобно прохныкала Роня, изображая измученную жертву. Она ликовала и сходила с ума от того, что Егор никак не прекращал её касаться, будто зависимый от этого.

– Ты, как мне кажется, уже своё получила, – пробормотал он, заваливаясь на спину.

– Ответите на мой вопрос? – спросила она.

– Отвечу.

– Вы всё ещё ненавидите меня?

– Да, – кивнул он и пожал плечами, будто это что-то само собой разумеющееся.

Примечание:

*Самое главное-

 Сказку не спугнуть.

 Миру бескрайнему

 Окна распахнуть.

«Маленький принц» – песня из фильма "Пассажир с «Экватора»



=…I'm wondering why I got out of bed at all…*

Мир остановился. За окном комнаты в которой они пили вино средь бела дня, сидя на полу – могла случиться настоящая катастрофа, а двое этого бы и не знали.

В тот момент, когда та самая катастрофа к ним пришла, за три секунды до того, чтобы открыть дверь, Егор прижался ко лбу Вероники своим и заглянул в глаза. И мир остановился, потонув в этом взгляде.

Остро захотелось никогда не открывать дверь никому, целовать эти дурацкие губы, которые так часто начинали улыбаться просто от одного, даже хмурого, взгляда. Трогать это гибкое красивое тело, обнимать его, сжимать, просто кости ломать. Быть нежным, злым, каким угодно – потому что эта девушка, что смотрела теперь на него с такой нежностью, будто чувствовала тоже, что и он, а главное хотела ровно того же и так же.

– Нужно открыть, – шепнула она. – Но так не хочется…

– Согласен.

– Но мы не можем навсегда остаться жить в этом бункере…

– Почему? – он коснулся её губ, щёк, скул, век и следом стал всюду целовать, а она хохотать. – А-р, Соболева! Достала, всё, я пошёл.

– Сидеть тут? – спросила она, глядя на него снизу вверх.

– Я тебя не прячу, – усмехнулся он, сделал два шага к двери, а потом вернулся, наклонился и запустив обе руки в её волосы, сжав её голову, ужасно крепко поцеловал. Так, что у неё закровоточила губа.

Вероника запищала и отчаянно забилась в его руках.

– Больно-больно, – промычала она.

– М-м… ну я не врач, ничем не могу помочь, – рассмеялся Егор, поправил домашние джинсы, подмигнул ей и вышел из комнаты. – Займись завтраком, лентяйка!

Вероника натянула майку-алкоголичку, найденную под упавшим с кровати одеялом, и оценив, что это почти платье, пошла вслед за Егором, да там и застыла.

В прихожей, она же гостиная, она же кухня – стояла гробовая тишина, а тот факт, что Вероника успела подключить телефон и включить мюзикл “Злая” да ещё на немецком, сделал происходящее просто смешным. Пока Вильгельмина Веркаик читала своё заклинание: “ELEKA NAHMEN NAHMEN ATUM ATUM ELEKA NAHMEN” – а это прямо-таки зловеще, Иванова вполне ощутимо зеленела.

– Ещё немного и тут материализуется сам Сатана, – хмыкнул Егор. – Чего пришла?

Иванова стояла посреди прихожей, до которой успела дорваться, желая проводить инспекцию в квартире, и смотрела только на Роню.

– Значит НЕ ТРАХАЕШЬСЯ с ним? ДА? – прорычала “Злая”, вторя вокалу Вельгельмины.

– Ну… – протянула Роня, сохраняя спокойствие под стать Егору, который будто давал ей дополнительных сил. – Теперь, видимо, трахаюсь. Мне нужно было послать тебе СМС-ку?

Егор оторвал недобрый взгляд от гостьи и перевёл его на Веронику. Его приоткрытые губы изогнулись в улыбке, глаза чуть сощурились. Он был восхищён.

– Ты… тебе было мало? – Иванова сложила руки на груди. – Мм?..

Она хорошенько замаскировала все следы драки на лице, а вот Вероника предстала во всей красе. Ссадины, синяки и царапины ярко выделялись на белой коже, а обзору было предоставлено практически всё тело.

– Мало чего?.. – задумалась Вероника, доставая из холодильника всё что под руку попадалось. Егор ждал, что она ответит и пока на подмогу не спешил. – М-м… секса? Ну да, ты нас прервала. Стоит сказать… не то чтобы это помешает. В конце концов есть тоже нужно…

– Ты же в курсе, что он бросит тебя так же как меня? – прошипела Соня. – Ты в курсе, – она сделала несколько шагов и приблизилась к столу, разделяющему комнату на зоны. – Что он вытрет об тебя ноги и вышвырнет из своей жизни, как только ты ему надоешь?

– А ты этого не знала? – спокойно спросила Роня, разбивая в миску яйца, чуть более нервно, чем планировала.

– Ч-чего?..

– Ну до того, как между вами произошли “отношения”, назовём это так, ты не знала, что так будет?

– Я…

– Ты рассчитывала, что станешь “той самой”, Соня, – подсказала Роня, наливая в яйца молока. – Ты не слышала слухов, сплетен? Он тебя не предупреждал, прежде чем это случится?

– Ты вообще в своём уме? – голос Сони надломился, она всё-таки пересекла комнату и упала на стул, уставившись на Роню. – В какой вселенной это нормально?

– У любой игры есть правила, – понизила тон Вероника, поставила миску на стол и села напротив.

Создалось ощущение, будто свет в комнате померк и яркий прожектор отсветил две женские фигуры. Егор закрыл дверь, но так и остался в прихожей, наблюдая за происходящим.

– Тебе их озвучили?

– Да. А тебе? – соня навалилась грудью на стол, она ждала, что Вероника признает поражение, что поймёт какие они обе дуры или по крайней мере разревётся, оставив бывших любовников наедине.

Это смешно, но Соня и теперь верила: одна минута наедине с Егором и всё вернётся. Один украденный поцелуй – и он не сдержится. А где поцелуй, там секс. А где секс – там "прощай соперница"!

– Мне? Тебе какое дело? Это моя история.

– Может я хочу…

– Помочь? Но я не прошу у тебя помощи.

– Вы оба больные, – прошипела Иванова срываясь с места и ринулась на Егора. – Я тебя не прощу!

– Не прощай, – спокойно произнёс он, а потом сделал шаг к Соне. – но если ещё раз ты поднимешь руку…

А потом посмотрел на Веронику и замолчал. Иванова терпеливо ждала, а Роня встала и продолжила готовить. Егор не сказал больше ни слова, почему-то он почувствовал, что тут помощь храброй дурочке не нужна. что она сама за него разорвёт все вражеские глотки, а ему останется только невероятно ей гордиться. И это безумное восхищение, что зародилось в его груди наравне с тем, что поселилось там ещё ночью, не на шутку испугало.

К горлу подступил, будто ком, иссушающий страх, потому что слишком много эмоций вызывала девчонка, спокойно взбивающая в миске смесь для омлета. егор ею гордился, он её хотел, он испытывал по отношению к ней нежность и как бы иррационально это ни было, чем больше она доказывала, как самостоятельна и сильна, тем больше он жаждал стать ей полезным, защитить и спасти. ровно то, что он ненавидел в женщинах, да впрочем во всех людях вообще – слезливость и слабость, не обнаружилось в самой зашуганной и жалкой "звезде" курса.

Но как? Не понимаешь, Егор иванович? И нет идей? Совсем? Ну ладно… подумай ещё, пока – троечка авансом.

И только когда за Ивановой закрылась дверь, Вероника отставила всё в сторону и уставилась в одну точку, будто робот с выключенным питанием.

Тишина повисла, всё такая же гробовая, всё с той же музыкой. И вмешательство мерзкой Ивановой, точно сквозняк в тёплой комнате, неприятно пощекотало оголённую кожу. Хотелось отмотать назад, нажать ctrl+Z, чтобы всё вернулось, но вместо этого оставалось только стоять молча и сверлить гневным взглядом стол.

– И что ты думаешь? – холодно поинтересовался Егор, чуя женские слёзы и страшась, что лопнет магия "силы", которая накрыла, кажется, всю квартиру.

– Не знаю… Наверное, я хочу, чтобы вы сделали это, – и она неопределённо махнула рукой в сторону входной двери, за которой исчезла соперница.

– Это…

– Условия. Давайте. Она меня спросила, а я ничего не ответила, потому что у меня не было условий. Давайте, перечисляйте, сейчас самое время.

– Ты… – начал было Егор, но не стал продолжать, так ничего и не выдумав.

Его просили о том, чего обычно все как одна боялись. Но её правда, никогда он не переступал черту, до того, как всё озвучит. Никогда никому не давал времени настроить воздушных замков, а признавался во всём сразу. Вот такая история вышла, теперь же казалось странным произнести привычную речь.

– Тогда я первая, – шепнула Вероника и Егор её не узнал. Тихая испуганная девочка, будто стала храбрейшим львом.

– Стой! – он подошёл к ней и взял за руки. – Что ты хочешь?

– Ну как же. Это не отношения… Это секс. Он закончится, когда кто-то один этого захочет. Никто ничего никому не должен. Верно?..

Ей будто резали ножом сердце, и Вероника почти чувствовала, как в груди ворочается противный страх, но сказать всё первой – будто сразу резко отрезать.

Она шла и дёргала зуб как только он начинал болеть, при первых признаках простуды принимала меры, не умела долго мучиться и терпеть во всём, кроме Егора Ивановича несколько долгих семестров, что страдала от его безразличия. Стоя в его квартире с навалившейся в один миг “правдой” она подумала, что страдать и ждать больше не хочет.

Определённость нужна.

И она её получит.

– Говорите. Хочу стандартный список для плотских утех. Это же справедливо.

И она даже не могла сказать со стопроцентной уверенностью, что обижена или разозлена. Да, Егору казалось, что это необычная форма отчаянной истерики, но на деле всё было сложнее и глубже.

Вероника была… готова. Ко всему. Она не хотела обещаний и пустых слов, она даже ушла бы сейчас, получив одну маленькую каплю любви и жила бы потом, лелея эти воспоминания. Только честно бы…

– Честно бы. Всё как есть. Можно?

– Это никак не поможет в уч… – начал он, но не смог продолжить.

Слова показались какими-то ненастоящими, картонными. Будто написанный кем-то не очень качественный сценарий.

– Всё закончится… когда…

И снова не то.

– Не идут слова.

– Почему? – она привстала на цыпочки и сжала его плечи.

– Не знаю, не идут.

– Вы ненавидите меня?

– Ты уже спрашивала.

– Что с вами? Что в вашей голове? Чего вы хотите?

– Вернуться в комнату, – тихо произнёс он, прижавшись губами к её лбу. – Допить вино. Обнять тебя и долго лежать без дела на кровати.

Вероника покачала головой и принялась жевать губу.

– Я вас попрошу… не давайте мне надежду. Я этого не хочу. Не обманывайте меня. Не обещайте. Если вы заставите меня… ещё больше влюбиться, а потом уйдёте – будет плохо. Я не хочу стать… Ивановой. Не водите меня на свидания, если не хотите отношений. Не позволяйте оставлять вещи в вашей квартире. Не дайте мне к вам привязаться. Я вам доверяю. Я верю, что вы так же, как сегодня ночью не дали мне повод пожалеть о случившемся, не дадите повода решить, будто вы влюблены. Обещайте.



– Это… бред…

– Нет! Обещайте! Я хочу честности! Вы же не собираетесь влюбляться?

– Это смешно, – спокойно возразил Егор, сжимая её талию.

– Нет. Не смешно. Вы сами всегда так делаете! Чем я хуже?

– Хуже… лучше… какая разница?

– Обещайте!

– Обещаю.

– Я могу доверять вам?

– Можешь!

И договор с самим Дьяволом не был бы так страшен, как то, что происходило теперь. Потому что Вероника вдруг расслабилась и поверила, что такое может быть. Что вкусив всё прекрасное от этих отношений, она сможет оставаться счастливой без разбитого сердца.

– Но помогите выучить историю. Умоляю! Я скоро кукушкой поеду!

Примечание:

My tea's gone cold

 Мой чай уже давно остыл,

I'm wondering why I got out of bed at all

 И я спрашиваю себя: «Зачем я вообще сегодня вылезла из постели?»

The morning rain clouds up my window

 Утренние тучи заволокли небо,

And I can't see at all

 И я ничего не вижу.

And even if I could, it'd all be grey

 Но даже если бы я что-то и видела, все было бы серым,

But your picture on my wall

 Кроме твоего портрета на стене,

It reminds me that it's not so bad

 Который напоминает мне, что не все так плохо,

It's not so bad

 Не все уж так и плохо.

 «Thank You» – Dido



=…я оглянулся посмотреть, не оглянулась ли она…*

Иванова сверлила дырку в спине Рони и это ощущалось так ярко, что становилось страшно неуютно. И мало того что в целом обстановка была напряжённой, этот взгляд напрягал ужасно. Плечо уже чесалось от фантомной щекотки.

Помимо этого, за преподавательским столом восседал ещё один раздражающий фактор. Пока все в аудитории сидели вперившись в экран и смотрели видео-презентацию, Егор Иванович, расслабленно развалившись на стуле, не отрывался от Соболевой. Он крутил в руке ручку, прогоняя её меж длинных пальцев туда-обратно, и очень внимательно наблюдал за тем, как Роня ёрзает на месте, оказавшись под прицелом сразу двух револьверов.

Вообще внимание к бедняжке было исключительно повышенным, со стороны совершенно всех! Даже её тренер по танцам Олежка прибежал перед первой парой, охал-ахал, осматривая “масштаб трагедии”. Все преподаватели печально качали головой, а студенты не отлипали со своими вопросами.

И вот пара по Истории. Здравствуйте! И Иванова чуть не в слезах, потому что на глазах у всех! В переполненной аудитории и будто бы наедине!

Цитируя мюзикл “Анна Каренина”… жопа полная. Или там не так было?

Роня уже почти сползла под парту, так что плечо оказавшееся под прицелом Ивановой почти скрылось из виду, но зачесался затылок.

– Да у нас с ней просто ментальная связь! – прошипела Вероника и сидящая рядом Вера с хмурым видом обернулась.

– Чего?

– Ничего, смотри фильм!

Егор Иванович опустил взгляд и слабо улыбнулся.

Очаровательно… какой же он очаровательный! – пропело что-то в груди Соболевой. Что-то… тонкое и чувственное. Оно помнило и его длинные пальцы, и его горячие губы и всего-всего его, такого прекрасного. И шепот под утро, и поцелуй под лопатку, и щекотку от его смеха. Роня покраснела, вспоминая всё, что было буквально часов шесть назад, а Егор Иванович увидев это не сдержал широченную такую улыбку.

Громкий стон Ивановой заставил весь поток к ней обернуться, и Егору Ивановичу бы прекратить лыбиться, а он не смог, а потому шикнув, чтобы не отрывали глаз от экрана вышел из аудитории.

– Ненавижу тебя! – прошипела Соня, перегнувшаяся через парту, и следом Роня почувствовала ощутимый пинок в поясницу.

Парты в лекционной – амфитеатром, и если хорошенько изогнуться, да иметь длинные ноги… в общем Иванова преуспела.

– Вер, она мне спину запачкала? – спокойно спросила Роня.

– Запачкала, – кивнула Вера.

– Как жаль… это моя любимая рубашка… из “Манго”… Я за неё в трёх роликах с парнями танцевала, – печально, наигранно, с сожалением, вздохнула Роня, а потом встала со своего места и засучила рукава. – Ты что-то меня пугаешь… тебе бы к психологу, милая.

– А тебе бы к венирологу, через эту койку толпами ходят!

– М-м… а ты ходила? – Роня наклонилась, упираясь обеими руками в парту Сони. – Просто если у тебя всё “ок”, то и у меня всё “ок”!

А Иванова долго не думала, с силой шибанула по локтям Рони и та не удержавшись рухнула на парту, ударившись об неё лбом.

Тут же кто-то подхватил Веронику поперёк талии и оттащил в сторону.

– Ну я тебя разве не предупреждал? – устало спросил у Ивановой Егор, успевший вернуться как раз вовремя, стоило услышать шум из коридора, где он стоял прислонясь спиной к стене и пытался прийти в себя.

– Да ладно, мне не больно, – фыркнула Роня. – Прошу прощения за переполох.

– Да-да-а, проси! – пропела Иванова. – Подлизывайся дальше! Глядишь и не выгонят взашей!

– Тебе ли не знать, что это не помогает, – пожала плечами Роня, всё ещё висящая на руках Егора, и сдула с лица прядь волос.

– Ты сумасшедшая, – пробурчал ей в шею Егор, и передёрнувшись от совершенно ненужных сейчас мурашек, Вероника высвободилась и села обратно на своё место.

Егор поймал её подбородок и присмотрелся:

– Синяк будет на лбу.

И это так странно и волнующе выглядело, что девчонки чуть не взвыли от умиления. Да, виды на историка имели все, но вот эта парочка им по крайней мере нравилась.

– Плевать, – самодовольно ответила Роня и стряхнула его пальцы.

Егор. Был. Оглушен.

Куда бы не делась зайчишка-Вероничка, она прямо-таки переродилась и нужно было быть дураком, чтобы не восхититься.

Он снова, как утром минувшего дня, ощутил этот ком страха в горле, стало неуютно и в то же время волнительно. Но новый побег… Егор и так только что сбежал успокаиваться в коридор, а это – не норма! Вообще всё что в нём с такой силой сейчас бушует, подобно микровзрывам в двигателе внутреннего сгорания, и такого быть не должно, а есть.

Бах-бах-бах.

Прекрасная болезнь поражала орган за органом, как метастазы в теле умирающего.

Бах-бах-бах.

Он смотрел на Веронику сверху вниз, она на него. Он растерян, она – нагло улыбается и это при том, что её губа ещё ранена, ссадина на виске не замазана, синяк виднеется и на лбу теперь красный след от удара, а она капец как прекрасна. И её расстёгнулая белая рубашка на одно плечо… только волосы прикрывают искусанную им шею.

Они при всех будто одни.

Цитируя, уж точно неправильно, “Анну Каренину” – жопа полная!

Егор спустился к своему столу, сел за него и перемотал презентацию до того места, на котором ушёл. И уставился в тетрадку, лежащую перед ним на столе. И у него чесалась макушка, потому-что одна особа прожигала его самоуверенным жарким взглядом. В ней проснулся азарт и она хотела ещё.

И когда Егор поймал Соболеву после пары, она лишь засмеялась и надменно вздёрнула бровь.

– Но позвольте, мы же на учёбе. Не буду же я скакать по партам, как какая-то дурочка, – она провела подушечкой пальца по его нижней губе и заглянула ему в глаза, изображая святую невинность. – Не сейчас.

Это был не шепот даже, а будто из самой груди исходящий звук, низкий, не принадлежащий ей.

Она не пообещала “когда”, она не назвала место.

Просто: “Не сейчас”.

И ушла, оставив Егора одного в кабинете, сжимать край парты и по-идиотски улыбаться. Вытирать несуществующий пот со лба и стоять у окна, глупо пялясь на скучный осенний пейзаж жёлтого города.

И пройди сейчас мимо него голая Иванова, он бы не заметил.

Полностью одетая Соболева, с этим её “Не сейчас!”… вывернула мясом наружу и оставила умирать в луже собственной крови.

Примечание:

Словом… песня про ПЕРЕВОД СТРЕЛОК!