Текст книги "Любимый (м)учитель (СИ)"
Автор книги: Ксюша Левина
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 16 страниц)
=… и он напоролся на мой нож. Он напоролся на мой нож 10 раз, милая!
Влад
Ты где? Тут Николай твой в дверь поскрёбся.
Да подружку встретила у подъезда. Впусти
его и отправь в квартиру.
– Ответила? – прошипела сквозь зубы Иванова. Роня тяжело вздохнула.
Удар сумкой по макушке оказался неприятным делом.
– Что тебе нужно, Иванова?
– Молчи! – взвизгнула она.
– Ты сама задала вопрос. Я отв…
– Ты с ним трахаешься? – выдохнула Иванова подходя ближе.
Стояли они на улице, в парке, у той самой лавочки, где некогда Роня с Егором Ивановичем целовалась. И вот, пожалуйста, пришла пора в этом же месте уничтожить свои светлые воспоминания, отвратительной детсадовской разборкой.
– Нет. Я с ним…
– Псина! – ткнула пальцем в подъездную дверь Иванова, а Роня устало плюхнулась на лавочку.
– И что? Кислотой мне лицо обольёшь? Ну что я должна сейчас сделать?
– Ты – мерзкая… идиотка! – визг Ивановой показался особенно громким в темноте.
– И что? Устроим разборку? Иванова, я ему не нужна. Он меня ненавидит! Мы просто с ним соседи и пока его нет я слежу за Николаем. Всё!
– Что за… сказки? – выдавила из себя бедолага. – Он свою псину даже погладить не даёт!
– Объясни чего ты от меня хочешь?..
– Не позволю пудрить ему мозги, вот что, – закивала она.
И помотала перед Вероникиным носом её же телефоном.
– И? Разобьёшь? – почему-то очень спокойно спросила Роня.
Ей в сущности было очень сильно всё равно на то, что может сделать Иванова. Никаких особенных шансов у противной выскочки не было, Егор вряд ли был из тех, кто возвращается к бывшим.
Всё равно Веронике было, ровно до того момента, пока Иванова многозначительно не посмотрела куда-то вглубь парка… а на плечи Рони не надавили чьи-то руки.
– Не переживай, мне нужен только твой пальчик, – пропела Иванова, выворачивая руку Вероники и прижимая к датчику, чтобы разблокировать телефон.
– Мне нужен… только… отпечаток… Спасибо! – Иванова аж подпрыгнула от радости и тут же пришлось уворачиваться от ноги Рони, которая прицельно летела в руку врагини. – Ну-ну, не лягайся! та-ак… сообщения…
Иванова просто светилась от счастья, а Роню крепко кто-то держал, прижимая к лавочке.
– Что ты собираешься делать?
– Ничего особенного, – пожала плечами противная девица. – Я только собираюсь спасти Егора… он не заслужил такую как ты… И ты же с ним не по любви, признай.
– Я ничего не собираюсь признавать и Я не с НИМ.
– А-ха, ну да, соседушка… что-то… как же? Нет контакта такого? Совсем с ним не переписывалась? Хотя… зачем? Вы же живёте вместе считай. Н-да, ну не страшно. Забьём! – хихикнула противная и отошла ещё дальше.
Вот теперь сердце Рони сходило с ума. Она билась, но “некто” держал крепко. И пока Соня вышагивала из стороны в сторонц несчастная впечатлительная рыжая девочка, медленно умирала. С каждым шагом противной, на одну маленькую жизнь.
– Привет. Тут такое дело… но терпеть больше не могу. Я всё это устроила… из-за долбаных… нет, эта поэтесса так бы не написала. Я всё это придумала из-за зачётов. Но поняла, что пора завязывать. Я к тебе ничего не испытываю. И не испытывала. Чао! Даже смешно, что ты повёлся… От…
– Нет! – какой-же отчаянный крик, аж сердце холодеет.
–…пра…
– Не надо! Пожалуйста! Между нами ничего нет!..
–…ви…
– СОНЯ!
–…ть! Ушло! Прочитано…
Теперь похолодело сердце Рони, а не наше с вами. Ушло. Ушло…
И удерживающие её руки отпустили, только мир уже успел рассыпаться по кусочкам. Мелким, как крошка “небьющихся” китайских чашек.
– Выпускайте истери-ичку! – объявила Иванова, завизжала как ведьма, и бросив телефон Рони на землю стала прыгать по нему каблуками.
– Что ты творишь… – одними губами прошептала Роня, делая шаг вперёд. Потом ещё один и ещё. Пока не оказалась вплотную к идиотке-Ивановой и не почувствовала резкий запах спиртного. – Ты пьяна?
– А тебе то что, а?
– Ты просто пьяная дура. Ты ничего не понимаешь… – прошептала Вероника, опуская галову, и тут же получила удар в плечо.
– Я дура? Я? Ну я тебе сейчас покажу дуру… Я буду максимально ДУРОЙ!
И пока у лавочки в парке, оставшиеся наедине, дрались две студентки ХГТУ, где-то в своей старой детской комнате сидел, сжимая в руке телефон, Егор Иванович. И не то, чтобы он поверил. Не то, чтобы был зол или разочарован. Скорее… он не до конца понимал, что произошло. Но самое обидное было в том, что сил думать у него не осталось.
Соболева только-только заслужила доверия. Она только-только убедила в том, что на деле не злая, не наглая и не эгоистичная.
И вот… сообщение.
Напилась ли она, пошутила ли… вариантов почему-то оказалось не так много.
Шутит. Она с ним шутит.
А он думал, что она взрослая. Что ей можно доверять.
– У тебя всё есть? – спросила мама, заходя в комнату.
– Да, да… Мам, я завтра назад. По работе написали. С утра поеду, к ночи буду дома.
– Хорошо, сынок. Конечно.
Мама вышла, Егор остался в одиночестве. Упал на кровать и стал смотреть на сообщение.
О том, что Вероника отключила телефон – он уже знал. И в том, что сделала это специально – не сомневался.
Примечание:
*Я стою на кухне, режу курицу на ужин. Занимаюсь своими делами. Тут врывается мой муж Вилбург в припадке ревности! «Ты трахалась с молочником!» – стал орать! Он словно спятил, орал, как бешеный: «Ты трахалась с молочником!!» И он напоролся на мой нож… Он напоролся на мой нож десять раз, милая!
"Тюремное танго" – мюзикл «Чикаго»
=…Дай нам, во имя всех влюбленных, немного счастья.
Братья уже давно спали, пока она лежала на лавочке в парке, в ста метрах от дома, и пыталась прийти в себя. На виске алая ссадина, сочащаяся кровью – это Иванова приложила головой об асфальт. Локти стёсаны, от падения. На живате царапина не то от ногтей, не то от кустов, на которые обе завалились в пылу драки.
Под глазом наливается синяк.
И губа рассечена.
– Ронь?
– А? – ответила она на голос Влад и отступила подальше в тень, но шаги не послышались, брат остался в спальне.
– У тебя телефон, что ли сел?
– Не, я его уронила и он вырубился… Кажется, каюк. Я спать, ладно?
– Как чувствуешь себя? Ты уехала не долечившись.
– Ага, ну так… наверное завтра отлежусь, – Роня сделала ещё шаг в темноту.
– Хорошо, мы уйдём утром, не будем будить.
– Ага, спасибо.
И она поспешила скрыться у себя.
Всего пару минут назад Вероника Соболева лежала на лавочке и старалась не разрыдаться. Она ждала, когда станет не так больно и отступит немного тревога.
А сейчас Вероника Соболева, даже не стала включать свет в комнате. Сразу пошла на балкон, перелезла через ограждение и вошла в комнату “Мастера” с одной только мыслью: лечь спать, и успокоиться. И чтобы всё пахло им. И пусть послезавтра он вернётся и навсегда выгонит.
Пока братья проводят выходные у мамы, пока Егора Ивановича нет в городе, пока Иванова зализывает раны, Роня – спокойна.
Она разделась, вытерла лицо, и грязь с кровью, текли в сток, а на губах почему-то расцвела улыбка.
Справилась.
Дала отпор…
Плевать, что он подумает. Разобраться не трудно, когда у обоих есть рты и уши.
А потом легла на его кровать, прислушалась к цокоту ногтей об пол, к тому, как пёс устроился на лежанке, и закрыла глаза.
– Спокойной ночи, Николя.
Так уж вышло, что было утро Вероники поздним. Она кое как открыла глаза и почувствовала ломоту в теле, сухость в глазах и горле. А ещё, что наволочка присохла к окровавленному виску.
Егор сейчас ненавидел ее, по крайней мере так Вероника думала. Она комкала покрывало, вдыхала его запах и думала, что ей хорошо. Лучше, чем было бы на даче или даже в собственной комнате.
И отрывая от подушки голову, она чувствовала себя слишком долго спавшей, и в то же время совсем разбитой, точно глаза ни на минуту не закрыла.
Прошлась медленно по квартире, по пустым, пахнущим штукатуркой комнатам. Голые, чистые стены. Гулко, мебели минимум. И оттого спальня кажется настоящим чудом, а дверь туда – порталом в другой мир.
Роня осмотрела кухню, точно верила, что скоро так просто сюда не попадёт. Покрутила в руках кружки, стоящие на столе, все именные, яркие и громоздкие. На одной написано «Егор», на другой «Лев», на третьей «Мама». Рыться в шкафу не стала.
Холодильник пустой.
Цветов в горшках нет, даже магнитиков на двери не имеется. Страшно подумать, как человек без магнитиков живет.
Все так аскетично, будто ждёт своего часа, чтобы пришёл кто-то и вдохнул в эти комнаты жизнь.
В ванной только стеклянная перегородка отделяющая половину комнаты под душ. Ни раковины, ни зеркала.
Как он умывается? Куда смотрится? Где бритвы, губки, гели для душа?
Братья завалили полочки и шкафчики своим барахлом, будто и не мужики вовсе. Вечно Вероника натыкалась на их вещи, а тут точно жизнь остановилась. Будто кто-то не хотел слишком уж ко всему этому привязываться.
Странно было Веронике. И холодно в этих комнатах одной, а в спальне “Мастера” – тепло.
Она уверенно вернулась к себе в квартиру, сунув Николаю еды и пообещав выгулять. Сходила в душ, переоделась и оценила масштабы трагедии на лице.
Н-да, чёрные очки и распущенные волосы не повредят… и капюшон, чтоб наверняка. А лучше лыжную маску, чтоб всю морду лица прикрыть.
Выйдя из дома с Николя на поводке, Роня первым делом осмотрелась по сторонам, как жертва маньяка, а потом решительно направилась в сторону парка. Знакомые тропинки стали почти ненавистны, а лавочка на которой она целовалась с мужчиной мечты, точно окрасилась в алый кровавый цвет.
Разбитый телефон всё ещё валялся под кустами, и собрав помятые останки, Вероника смотрела на них какое-то время. Жалеет ли?
Нет. Хоть и копила на айфон долго, работая в группе поддержки местных футболистов. А вот остаться без связи неприятно, потому нашла симку среди всего этого безобразия, кое как извлекла и сунула в карман.
Найдётся дома старая розовая раскладушка, которую ей когда-то давно подарил Влад. И которую Вероника очень любила, даже в эпоху современных смартфонов, считая настоящим совершенством.
– Николя, идёмте в дом? – позвала она пса, который виляя хвостом исследовал кусты. – Вы что там застряли?
А пёс вытащил из-под ветвей лысого декоративного “бортика”, призванного облагородить и озеленить парк, Вероникин шейный платок.
– Спасибо, Николя…
Шарф порван, безбожно измят и запачкан. Им Вероника минувшим вечером, вытирала руки и куртку, прежде чем пойти домой, да так, видимо, и забыла.
Неприятно засвербило в горле, снова подступила тошнота. Противное ощущение, что меньше двенадцати часов назад произошла… трагедия.
Самая настоящая.
Дома нашлась розовая раскладушка. Нашёлся и антисептик в аптечке Влада, и лейкопластырь для разбитого виска. Чуть не плача изучала Вероника свои ссадины и синяки, дожидаясь включения телефона. А он ожил минут через пять, почти убедив хозяйку, что батарея в нём всё-таки сдохла.
И тут же звонок.
– Вера? – удивлённо спросила Роня, опознав подругу по последним цифрам номера.
– Ты как?? Ты где?
– Дома… А что? Что-то стряслось?
– Ты бес связи, блин!!
– И?.. Такое бывает, телефон разбила!
– Видели мы, как ты его разбивала! – в голосе Веры такая тревога, что сердце только от этого тона, забилось быстро-быстро. До ужаса противно.
– Чего вы видели?..
– Инста! Сторис Ивановой! Треш, блин, Ронь, как так?? Чего вы сцепились? Видео уже в всех обсуждениях. Его даже стащили в аккаунт ХГТУ. Твою мать, Ронь, какая нахрен драка?
– Д… рака… Самая настоящая…
Телефон запикал, сообщая, что на второй линии ещё один желающий поболтать.
– Вер, я в порядке. Драка была, но драться не запрещено, верно? Меня же никто не исключит или типа того. Всё ок, пропущу пару дней. Никакой катастрофы.
– Ронь, я рада, что ты в порядке, – Вера сделала паузу, в течение которой Роня чуть не умерла от напряжения. – Правда… Но Иванова своими комментариями немного портит картину, утверждая, что ты её избила, а она тебя победила. И что ты так мстишь сопернице, которую и так нейтрализовала. И что всё это из-за Егора ивановича. Шумиха поднимается… Егора Ивановича, блин, столько народу знает. Он почти… в общем теперь про него раструбили, что студентки сходят с ума и машутся из-за красавчика-препода. Мне кажется, что у него будут проблемы.
– Стоп! – Роня подавила желание скинуть звонок.
О том как видео было снято, ей знать не хотелось. В том, что помощники ивановой далеко не ушли, она не сомневалась. Но слушать дальше… не хотела. Тишина и спокойствие без сети – более чем устраивало.
– Вер, пообещай, что вы больше и слова мне не скажете? Мне пофиг. Пусть Иванова подавится своим хайпом. А я отсижусь несколько дней. Всё равно на грани отчисления, так что пофиг. Егор иванович приедет и…
Всё решит. повисло у неё на языке, но так и не сорвалось.
Решит ли?
Да что он, в сущности, сделает?
Вероятно она больше не может рассчитывать на его протекцию, всё как было раньше. Снова ледяная война, где на его стороне артиллерия из презрения, а у неё томный, влюблённый тыл, полный уверенности, что: он нас заметит и всё изменится.
Сейчас Роне казалось, что надежда на любовь была лучше, чем не до конца, но всё-таки начавшая исполняться мечта…
– Пока, Вер. Я отключусь.
Роня написала братьям, что жива-здорова, и вырубила раскладушку.
Примечание:
* Боже,
В твоей мы власти.
Можно ль
Бежать от страсти?
Дай нам,
Во имя всех влюбленных,
Немного счастья.
«Благословение» – мюзикл «Ромео и Джульетта»
=…Рядом с ним в седле Беда ухмылялася…*
Егору прожужжали уши и разорвали телефон.
И он мчал под сто пятьдесят по трассе, гневно сминая в руке фантик от конфеты, будто это могло кому-то помочь.
Иванова должна… умереть, как минимум.
И он всё ещё ничего не понимал в этой истории.
Ни СМСки от Рони, ни странного видео, разлетевшегося по всем чатам, всем институтским аккаунтам, и даже среди преподавателей стало популярно.
А самое поганое… это превратили в новость какие-то паршивые паблики, решив историю сделать достоянием общественности. Казалось бы… кому какое дело? Но нет, слишком красивые кадры. Рыжая и блондинка дерутся в грязи. Жестоко дерутся.
За чертой города, скорость в восемьдесят стала казаться катастрофической, но нарваться на пост было не лучше, чем долго тащиться, и всё равно нет-нет, а давил Егор на газ, чтобы преодолеть последние километры и убедиться… в чём?
Он предпочитал не задавать себе лишних вопросов.
Въезд во двор показался пыткой, потому что… как же, блин, медленно и сколько кочек. Потому что парковочных мест нет. Потому что можно разве что на бордюр заехать в самом неудачном месте, и светить всем желающим бампером, как мишенью. Машину было жалко, но перепарковываться – не вариант.
Он сорвался с места, едва вынув ключи из зажигания, и стал рыться по карманам на ходу.
Лифт медленный, да что там, даже домофон реагировал на магнитный ключ долго. И двери открывались долго, и оборотов слишком много: два на нижнем замке, два на верхнем.
Будь Егор более внимателен, он бы обнаружил, что его не встречает его верный друг Николай, который в отсутствие хозяина самолично перетаскивал лежанку чуть ли не к порогу, и терпеливо ждал его возвращение.
Тишина. Хотя собачий храп из спальни слышен.
Туда-то Егору и нужно.
Он сорвался с места, едва скинув обувь, пересёк комнату, вышел на балкон, а там замер. Что-то не так… что-то в комнате не так. Запах, свет, вещи…
На кровати лежал посторонний предмет. Килограммов пятьдесят весом, может меньше. Рыжий. Лицо скрыто рассыпавшимися всюду волосами.
Егор сел на корточки напротив гостьи и выдохнул, спрятав лицо в ладонях, потерев глаза и откинув со лба волосы.
Она была ужасно помятой, эта гостья. Синяк под глазом и запёкшаяся кровь на губе. На полу у кровати оторванный лейкопластырь и хорошо видна ужасная ссадина на виске. Стёсаны руки, локти, костяшки пальцев.
Егор осторожно потянулся к ней и коснулся было лица, но из угла послышалось тихое рычаиние.
– Ты чего, брат? – шепнул, оборачиваясь Егор. – Кого к кому возревновал?
– Ему стыдно, что он меня бросил одну и ушёл домой позавчера, – тихо ответила гостья и открыла глаза.
– Тетрадку читала? – зачем-то спросил Егор, вставая.
– Нет, я могла бы, но посчитала, что прочитай вы мои записи – я бы ощутила, что меня предали. Вероятно… я бы не простила.
Вероника не поднималась с кровати, и даже не откинула одеяла, будто ей тут и место. А ещё выглядела обречённой, уверенной, что вот-вот всё закончится, так чего мелочиться и жеманничать? Если скоро прогонят – пусть хоть напоследок порадует себя!
– Ох уж эти женщины… никакой им веры. Но, мне кажется, что ты не лжёшь.
Егор пересёк комнату, взял кожаное кресло, что стояло у письменного стола и перетащил его к кровати. Сел напротив Вероники, уперев локти в колени, а подбородок в переплетённые пальцы. И в полумраке его лицо показалось Веронике таким красивым, а поза эта такой совершенной, что она шумно выдохнула, прикрыв глаза.
Терпи, немного осталось, милая.
– Ну что? Расскажешь?
– Что рассказать?
– Про драку. Иванову, СМСку?
Он тут, в комнате, рядом. Можно протянуть руку и коснуться его кожи, можно не напрягаясь даже, глубоко дышать и наполнять лёгкие его запахом. Потому Вероника взяла минутку на размышления, а потом тихонько кивнула.
– Что в…
– Не юли! – он строго посмотрел, так что у Рони в горле пересохло от страха. – Говори прямо. СМС?
– Не понимаю о чём вы, – не хотелось Роне сдавать Иванову. Не хотелось жаловаться и доказывать, что она не верблюд.
– Где твой телефон? – спросил Егор Иванович, оглядываясь по сторонам.
Роня достала из-под подушки розовую раскладушку и протянула. Егор нахмурился.
– Не думаю, что это он.
– Он.
– Я видел у тебя смартфон.
– Больше нет смартфона.
– И конечно, я не найду СМС от тебя мне?
– Проверьте, если хотите, – пожала плечами Роня, зная, что бояться нечего.
Но жалуются и позорят соперниц – только слабачки.
– Окей, сделаем вид, что оправданий у тебя нет, а СМС ты написала, но забыла про это. Значит… тебе от меня нужны только зачёты. Ну что? Дашь мне за три зачёта и два экзамена? Как низко, Соболева… как Низко. Ну я отказываться не стану, всё-таки “звезда”, – он брызжет ядом, просто излучает заразу, как радиоактивный элемент. – Давай! Раз всё это ради зачётов, снимай трусы – переходим к практике и прощаемся!
Егор, к ужасу Вероники встал и пересел на край кровати, навис над ней, глядя прямо в глаза, и от ярости, что читалась во взгляде стало жутко. Особенно из-за окружающей их темноты. Особенно от того, что на помощь позвать некого. Особенно потому, что спала она только в майке и трусах, не самый скромный видок.
– Ну что? – требовательно уточнил Егор, а потом стянул с Вероники одеяло. От одного того факта, что спала она в его кровати и была почти голая, стало особенно удушливо.
Она тут, развалилась практически в чём мать родила, вся исцарапанная, в синяках, жар от тела лихорадочный, температурный. Щёки болезненно горят, и злит Егора неимоверно. Вся! Вся её беззащитная фигура злит. Волосы, губы, глаза, и то как она молча принимает его несправедливые слова.
Скажи уже что-нибудь! Скажи! Оправдайся. Дай понять, что не виновата!
Но она молчала и не собиралась оправдываться. Только смотрела своими огромными глазами, сверкающими в темноте от подступивших слёз и даже не дёргалась. Даже не намекала, что пора бы остановить игру.
– Что? – тихо спросила она, наконец.
– Почему ты не оправдываешься, “звезда”? – прошептал Егор.
Он наклонился к ней, совсем близко. Коснулся носом её ключицы и от этого оба ощутили в груди острые уколы, будто кто-то в попытке оживить и без того бьющиеся сердца бахнул в них адреналина.
Висеть над ней так низко было сложно, Егору пришлось упереться локтями в кровать по обе стороны от её лица, и Роня в этом живом капкане тут же стала задыхаться. Она страшно боялась, что это глупый жуткий сон. Она так боялась, что это отвратительная шутка разума или злого человека.
– А почему я должна оправдываться? – тихо ответила Вероника, вжимая голову в подушку, чтобы оказаться как можно… дальше?
Чтобы не чувствовать его запаха так ярко, так остро не ощущать тепло, хотя он весь сейчас на ней, как тут не ощущать что-то? Глупо… Как же глупо всё что происходит. Как же он жесток и отвратителен в своих подозрениях, как низко выводить из себя вот таким образом.
– Зачем с Ивановой дралась? – его голос касался ключиц, его голос касался шеи, и кажется что это даже не дыхание, это сами звуковые волны. Они врезались под кожу, проникали прямо внутрь, щекотали.
– Что? Так жалко Иванову? Ну ей тоже неслабо дост…
Вероника не успела договорить фразу до конца, потому что Егор её останавил. Его губы очень мягкие и медленные, он будто хотел быть ужасно осторожным, чувствовал каждую морщинку, мог в точности сказать где рубец от удара. Он был невероятно нежен и даже его язык не тревожил её, не нервировал. Впервые у неё действительно было время привыкнуть к нему, а не спешно подстроиться.
Она не дышала от этой нежности, ей было невероятно хорошо и уютно. Под спиной не лавочка и не стена кафешки, а кровать, нагретая телом простынь, не нужно ничего бояться, не нужно торопиться, а Егор Иванович не пьян. Он зол, да, но трезв и чётко понимает, что перед ним его ненавистная студентка, “звезда” которую проще убить, чем чему-то научить.
Когда его рука нервно, но очень осторожно ккоснулась её плеча, прониклапод спину, сжала тонкую ткань майки, Веронике не стало страшно, потому что губы оставались неизменно осторожны. Это так сладко, медово, что хочется вечность не заходить дальше, а растворяться в происходящем, и когда поцелуй закончился на тягучей приторной ноте – она застонала. От разочарования и мгновенного приступа лихорадки, стало холодно и пусто.
– Дура, Соболева, – прошептал Егор, осматривая её лицо, будто врач перед перевязкой. – Дура… слабоумная, отважная дура. Больно?
Он склонился и поцеловал её висок, совсем рядом с раной, а потом на него подул.
– Больно, – честно ответила Роня, подставляя его губам лоб, щёку, подбородок. И он послушно целовал.
– Соболева?
– Что?
– Ты мне сообщение писала? Только честно.
– Нет.
– Отлично. Отлично… – дважды кивнул он, снова прижавшись к её губам. – Целоваться больно?
– Не знаю, не пробовала. А мы будем?
– Ещё как. Иначе зачем ты тут спишь? – он просто недоумевал, глядя на Веронику, или хорошо изображал недоумение.
– Имейте ввиду! – строго начала она. – Я не хочу от вас…
– Чего не хочешь? Ребёнка? Взаимности? Денег? Зачётов? А я тебе что-то обещаю? Замолчи уже, и получай удовольствие, как взрослый человек. Если есть вопросы – задай их сразу. Я сейчас хочу с тобой целоваться, обниматься, радоваться, что ты не подохла под лавочкой и всё такое. Есть вопросы?
Вероника будто взглянула в лицо своим страхам в этот момент. Он тут… рядом и хочет целоваться.
И если бы могла отказать – наверное бы отказала. Но даже много позже, когда поняла что значили его слова, твердила себе, что всё-равно бы осталась, чтобы заново ту ночь пережить.
Он хотел целоваться. Обниматься. Радоваться.
Она тоже
Примечание:
*Кто ж из них сказал ему,
Господину моему, —
Только выдали меня, проболталися.
И от страсти сам не свой,
Он отправился за мной,
А за ним – Беда с Молвой увязалися.
Он настиг меня, догнал,
Обнял, на руки поднял,
Рядом с ним в седле Беда ухмылялася…
Но остаться он не мог -
Был всего один денек,
А Беда на вечный срок задержалася.
«Я несла свою Беду…» – песня Владимира Высоцкого. Исполнялась Мариной Влади, Аллой Пугачёвой
