Текст книги "Любимый (м)учитель (СИ)"
Автор книги: Ксюша Левина
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 16 страниц)
=…в нашем доме поселился замечательный сосед!*
Иванова всё-таки заявилась. Разыграла пьяную, покорчилась на пороге, что никуда не уйдёт и сердце Егора дрогнуло. Хотя был готов оставить бедолагу за дверью. Утром он твёрдо решил с Ивановой порвать, а когда она проснулась, долго смотрел на псевдо-невинное личико и думал. Представлял, как сейчас сорвётся Соня с цепи, как начнёт психовать, рыдать, молить, угрожать.
Она не уйдёт гордо, не уйдёт задрав нос. Вся эта свистопляска затянется надолго.
Но больше просыпаться рядом с ней Егор не хотел.
– Доброе утро, Соня, – вздохнул он, намеренный рвать резко.
– Привет! – она не разыгрывала стыд, не делала вид, что не понимает, как тут оказалась. Она даже не смутилась, что спит на диване, а не в спальне на кровати.
– Соня. Я предлагаю нам…
– Нет! – она резко перестала притворяться и села. Покрывало скатилось и обнажило грудь, очевидно, Соня перед сном предпочла оголиться, чтобы потом красиво проснуться.
– Да, и вот почем…
– Нет! Пожалуйста… – она запаниковала. Неприятно так, истерично, а самое главное… бессмысленно. Ну вот о чём тут говорить вообще?
– Мы договаривались…
– До сессии! Она ещё не наступила!
– Соня. Помимо сессии был ещё один уговор. Что всё закончится, как только второму станет некомфортно. Мне – некомфортно.
– Это из-за Соболевой? – голос задрожал, Иванова выходила из себя.
Егор вздрогнул и искренне задумался: Соболева? Эта сумасшедшая считает, что у него что-то есть с Соболевой?
– Ты боишься, что она что-то…
А, нет, она не про то…
– Ты боишься, что…
– Соня, я ничего не боюсь, – терпеливо произнёс Егор и даже чуть натянул уголки губ, чтобы казаться добрее. – Но я устал и хочу одиночества. И я бы назвал это паузой, но все знают, что пауза – это бред, чтобы успокоить совесть и нервы. Назову это честно: разрыв. Мы с тобой – больше не трахаемся. Ладно?
– Но… что я сделала не так? – по кругленьким красивым щекам Сони катились крупные искренние слёзы. Тушь, не смытая с вечера, сыпалась кусочками. И всё равно это было почти миленько. Но вот беда, не дёргалось ни в груди, ни между ног. А это первый признак скорейшего расставания.
– Что? – она схватила руку Егора и прижала к груди. Он ощутил её очень быстро бьющееся сердце, но опять-таки испытал… теоретическую жалось.
Это когда умом понимаешь, что впринципе человек достоин жалости, а пожалеть никак не можешь. Ну, сорян, я бездушное животное, вот так вот говоришь – и идёшь дальше.
– Да ничего не сделала. Просто больше я тебя не хочу. Никак.
– СКАЖИ! Скажи! Скажи… – вопила Соня, капая слезами, как ядом.
Егор чуть не пошутил на эту тему, но сдержался.
– Не ори. Я пытаюсь из последних сил, быть добрым к тебе.
– Скажи! ХВАТИТ меня жалеть…
– О-кей… уверена, что хочешь это услышать? Предупреждаю, ты обидишься.
– Нет! ГОВОРИ! – и так она орала, что выбора не оставила…
Егор собрал всё что было в голове в один концентрированный мякиш искренности, и преподнёс его на блюдечке.
– Ты, Соня… как пельмень, – вздохнул он и пожал плечами.
– Чего? – она тут же перестала плакать и отпрянула. Решила, что Егор шутит, хоть он никогда и не шутил особо, и хихикнула.
– Ну как тебе объяснить… Пока свежий – он хорош, прям самое то. А с утра… из холодильника… ни о чём. Разве что жарить. Понятно?
– Нет.
– Ну и что мне делать, если ты меня не понимаешь? – и Егор пожал плечами снова, а у Ивановой глаза даже не закрывались. Она не моргала, так и сидела, смотрела на своего любовника, иногда икала.
– У тебя так глаза высохнут. Моргни, – подсказал Волков.
Соня моргнула.
Потом ещё раз. Ещё и ещё.
И от души заревела.
Когда Иванова ушла, остановившись на пороге пару раз, чтобы уточнить, а точно ли нужно валить, Егор выдохнул. Стало хорошо. В тишине и спокойствии, в одиночестве. Никого не хочется ни убить, ни трахнуть.
Квартира была новой, полупустой, и хотелось просто наслаждаться спокойствием и запахом свежей штукатурки.
По линолеуму процокал ногтями двортерьер семи месяцев от роду, по имени Николай.
Таких двортерьеров с приличной частотой поставляли друзья Егора. У семьи Волковых (не родственники Егора) – была породистая собака по имени Тоня. А у семьи Ростовых был двортерьер по имени Луи. Эти двое мутили детей, которые выходили… ну когда-как. Когда откровенное “чё попало”, а когда и что-то вполне сносное.
Егор забрал самое “чё попало” и назвал его Николаем. У пса был совершенно неприятный дворовый окрас, не то серый, не то рыжий. Хвост крючком, огромные бока. В общем – не в форме пацан. Но Егор ему ошейник выдал, именной. Помыл Николая, расчесал. Привёл в божеский вид. И всё равно, от батюшки Луи, чертяка взял больше, чем от благородной матушки Тони.
Николай прослушал всю ругань с Ивановой и теперь зевал и кое-как продирал глаза. Не дали выспаться пареньку.
– Что? Пошли завтракать, Николай?
О, как хорош ты на коне
Герой из лучших первый,
Мой благородный шевалье,
Жених и рыцарь верный!
– Та-ак… а это что за слышимость у нас такая хорошая? Как думаешь? – Егор прислушался. Откуда-то очень чётко доносилась странная песня. А ещё всё это сопровождалось… топотом?
Но отчего, мой шевалье,
Такая слабость духа,
Что так легко тебя к себе
В постель втащила шлюха?
– Если тут живут малолетки… я им обрежу уши, – Егор искал, пока не понял, что очень вероятно, слышит это с балкона.
И правда. У него был балкон открыт, у соседей сбоку – тоже.
Я всё прощу тебе герой,
Я брошусь в этот омут:
Я под венец пойду с тобой -
Но поклянись мне головой,
Но поклянись мне головой,
Что эту ведьму вздёрнут!
Егор усмехнулся. Ну и музычка… “Нотр Дам” что ли?
Он пожал плечами и пошёл мутить обед своему братану Николаю.
– Э, брозеф, пошли хавать… под такую музыку не стыдно. Но если только включат современный русский рэп – я обрежу им уши!
Николай хрюкнул, как свинка, считай, что согласился.
Примечание:
*Как теперь не веселиться,
Как грустить от разных бед
– В нашем доме поселился
Замечательный сосед.
Мы с соседями не знали
И не верили себе,
Что у нас сосед играе
На кларнете и трубе
«В нашем доме поселился замечательный сосед» – Э.Пьеха
=…предчувствие любви, какой-то смутный страх… *
Я всё прощу тебе герой,
Я брошусь в этот омут:
Я под венец пойду с тобой -
Но поклянись мне головой,
Но поклянись мне головой,
Что эту ведьму вздёрнут!
Роня попыталась балансировать на одной ноге, но не смогла удержаться и плюхнулась на пол. На часах уже давно не утро, в общем-то она собиралась в универ вместе с Верой, у которой сто пятьсот репетиций на тему “Мистер и Мисс ХГТУ”, но потоптавшись на пороге танцкласса, решила, что и дома хорошо репетируется.
И спится.
И естся.
И моется.
Приняла душ, размялась, поела, врубила “Нотр Дам”.
Вообще Роня предпочитала исключительно французскую версию, но конкретно арию Флёр де Лис предпочитала на русском, уж больно сочно пели словечки эти все. Ей нравились даже не строчки, а конкретные слова…
…шевалье
…шлюха
…вздёрнут
…тварь повесят.
Прям огненная дамочка!
– РОНЯ! – голос брата испортил всю малину.
– Что? – вздохнула она, выключая трек.
– Я, кажется, вычислил кто ворует вай-фай!
Экшн начинался. Вероника, Влад, Валера и… Константин, уже месяц искали, кто же блин, ворует их интернет. Дом сдался всего-то пару месяцев назад, и заехали в него только самые неприхотливые. Четверо Соболевых, как раз были из “этих”, и обосновались в новенькой четырёхкомнатной квартире, как только там физически можно было обосноваться. То-есть после установки дверей.
Жили первые две недели даже без межкомнатных, с одеялом в проёмах. В туалет сходить – целая история, но выбора не оставалось.
Семья большая, валить нужно. И четверо старших Соболевых продали старую квартиру бабули, взяли маленькую ипотеку поделив по-братски платёж, и переехали в просторную новостройку.
Вероника – младшая сестра.
Влад – самый старший из братьев, студент-хирург.
Виталя и Константин – близнецы, танцоры.
Все рыжие, в общем – Уизли. Кому говорят – никто не верит.
И дома ещё две маленькие сестрёнки, которым стало после отъезда старших, ой, как проще жить в отдельных комнатах.
Одна беда… кто-то воровал интернет.
– Это! Сосед! Сбоку! – орал Константин. – Я, блин, из-за этого осла не могу видео залить уже вечность! Он что там, порнуху день и ночь качает?
– Чего сразу порнуху? Верь в людей, – Влад миролюбиво похлопал брата по плечу.
– Твоя зарплата от интернета не зависит, – съязвил в свою очередь Валера.
– Зато зависит от благородных дел, – Влада задеть нереально, можно не стараться даже. Он всегда на расслабоне. – Ну и меня в отличии от некоторых не назвали в честь Меладзе.
Ор выше гор. Про Меладзе близнецам лучше не напоминать.
– И что делать будем? Пойдём? – Вероника скрестила руки на груди и смерила братьев усталым взглядом. С учётом, что они почти всегда интернет воровали друг у друга, ей не оставалось ничего. Так что лишний рот пора заткнуть.
– А там кто живёт? – спросил Влад.
– Не знаю, я их не видела…
– Ребята?
– Не-а…
Все четверо собрались в кружочек. И начали раскидывать кто пойдёт на разборки через “Камень-ножницы-бумага-ящерица-спок”.
– Предлагаю переиграть, – вздохнула Роня, но вердикт был однозначен: идёт именно она.
Вот так и вышло, что именно Вероника, с мокрыми после душа волосами, в супер-коротких шортах и тренировочном коротком топе, потопала к соседям долбить дверь, за неимением звонка.
В ответ раздался топот. Цокот. Шебуршание. Кто-то начал скрестись с обратной стороны, и когда дверь открылась, первым делом на Роню прыгнула огромная, лохматая, пахнущая… солью для ванны? собака!
Собака сбила Веронику с ног, повалила на бетонный пол, начала облизывать лицо. А Вероника бы и завизжала, при виде этого “лютоволка”, если бы не была перепугана насмерть… настоящим "волком".
Дело в том, что прежде чем упасть и понять, что ей предстоит встреча с собакой, Вероника успела проорать:
– Хватит! Тырить! Наш! Интернет!
Может потому Егор Иванович Волков не помогал ей подняться, а просто стоял и… смотрел?
Пристально так, внимательно.
Без улыбки, без ненависти. Скорее с крайней досадой.
– Ты и тут меня достала, ябеда? – прорычал он.
– Уберите собаку, пожалуйста, – тихо попросила Роня. Ей не было страшно. Она не боялась собак, а эта на самом деле просто лезла ей в лицо, развалилась у неё на груди, уткнувшись мокрым носом в её щёку. Но лежать было неудобно. И страшно… из-за Волкова.
– О… может сама её попросишь? Посмотрим вспомнишь ли имя последнего… царя Польского? Собаку я в его честь назвал.
– Я… – Вероника откинула голову, будто под ней была подушка, и стукнулась головой о бетон. Пёс заскулил, лизнул ей подбородок и забрался повыше. – Хрен бы знал, как их блин, всех звали! Милый, пёсик, – попросила она, почесала щенка между ушей. – Свали, мне больно тут лежать. И холодно. И страшно.
Пёс стал ловить Ронину руку, чтобы облизать. Ненасытный…
– Николай, пошли домой, нечего валяться, – безэмоционально произнёс Егор Иванович, открыл пошире дверь и двортерьер Николай со всех ног кинулся в квартиру.
Вероника тут же вскочила на ноги, отряхиваясь от строительной пыли, которая поселилась в подъезде.
– Я запомню! – заявила она, подходя к историку вплотную.
Чем чаще они сталкивались, тем… смелее она становилась.
И хоть сердце безумно колотилось, а вид “домашнего Волкова” приводил в состояние истерики и трепета одновременно, Роня смогла говорить спокойно.
– И хватиттыритьнашинтернет, – а вот тут сдалась, конечно.
Смяла все слова в одну кучу, зажмурилась и убежала, как от погони, чтобы спрятаться в квартире.
– О-о-о-о-ой, о-о-о-о-о-й, там истори-и-и-ик! – завыла она, бросаясь на шею первому попавшемуся брату.
– Да ладно! Парни, сюда скорее! Сам историк за стенкой живёт! – позвал остальных, первый попавшийся брат.
Примечание:
*Предчувствие любви -
Какой-то смутный страх
И новый тайный смысл
В обыденных словах
И слезы без причин,
И глупые мечты.
Предчувствие любви,
Что где-то рядом ты…
«Предчувствие любви» – мюзикл «Ромео и Джульетта» (русская версия)
=… и эта музыка твоя, меня пьянит, Париж!
Они сидят друг напротив друга.
Она по одну сторону стены, он по другую. Можно подумать, будто это романтично, если не включать звук.
Роня смотрит туда, где по её мнению должен находиться Егор и с каждой минутой делает всё громче “Нотр Дам”. Петкун надрывается, клянётся в любви Эсмеральде…
Егор смотрит туда, где по его мнению сидит Вероника… и делает всё громче порно-ролик, в надежде, что она заткнёт уже свою шарманку.
Переодически он кидает в стену игрушку, за которой со всех ног несётся Николай, ударяется о стену лобешником и возвращает игрушку хозяину.
Вот с этого начался добрый воскресный денёк…
Роня сидела на стуле, потому что устала стоять в ожидании, когда шум за стенкой закончится, она собиралась оставаться непреклонной, но сердце её просто ныло от ужаса и осознания что там происходит… ну в самом деле! Ахи-охи-вздохи, потом БАХ о стену, так что всё в квартире содрогается.
Егор сидел на стуле, потому что устал стоять, а с дивана не было удобно переключать треки в ноутбуке, подключенном к стерео-системе. Он умело мотал всю речь, чтобы иностранные словечки не смущали нежные ушки невинной студентки. А ещё с этого положения, Николай особенно потешно бросался на поиски игрушки. В его распоряжении была вся гостиная под разбор на кирпичики.
– Нет! Это невыносимо! – прошептала Вероника, встала и постучала по стене. Раз, второй, третий, а потом стала колотить без остановки.
Её сердце разрывалось, а нервы натянулись хуже некуда, вот-вот лопнут нафиг.
– Задрала со своим Петкуном! – прорычал Егор, встал со стула и швырнул игрушку Николая в спальню.
Царь Польский (по совместительству с Российской Империей) остался раскладом доволен, и удалился, а Егор пошёл на выход.
Роня шла, стуча по стене, уверенная, что вот-вот взорвётся и перегорит, но этого не происходило. И вот уже дверь! Вот сейчас, БАХ и всё, можно расслабиться, но напряжение росло, а злость не проходила.
Егор рычал, двигался на выход уверенно, с дьявольской улыбкой. Сжимая пальцы. Он даже не оделся, пошёл как есть в одних только спортивных штанах.
Дверь распахнулась…
Дверь распахнулась…
– КАКОЙ ВЫ ПРИДУРОК! – взвизгнула Роня и шлёпнула Егора по голой груди.
– Вы… вы просто… Я ДАЖЕ ПРИДУМАТЬ НЕ МОГУ! – продолжала она, а Егор смотрел на всю эту возню сверху вниз и пока орать не спешил, хоть и собирался. Но как-то отпустило пока, он ждал, чем же эта гражданка закончит истерику.
– Потому что мозгов не хватает? – поинтересовался он, пряча улыбку, задрав голову к потолку. Отчего-то всё это сильно смешило, и внутри клокотало не бешенство а восторг победителя, чтоли. Со своим мини-ростом Роня увидеть его лицо точно не смогла бы.
– Знаете что?
– Что?
– Вы как… вы как… соевое мороженое! На вид ничего, а в целом… разочарование!
Егор остолбенел. Пищевые метафоры – его история, а не этого рыжего чудовища.
– А ты, как Халапеньо. Распиарена, жуть, а толку – ноль!
– О-о, – Роня язвительно всплеснула руками. – Ну а в квартире вашей, видимо, Каролина Риппер?!
Егор снова осталбенел. Девчонка не случайно брякнула про мороженку, она продолжала игру. Сама! Сознательно! Отдавая себе полный отчёт!
– Уж поверь! – прорычал он.
– Что ж вы тут делаете с Халапеньо? А?
– Вырубай! Свою! Говно-музыку!
– Харе! ВОРОВАТЬ! МОЙ! ИНТЕРНЕТ! – взвизгнула она и оказалась прямо вот в миллиметре от Егора Ивановича.
Буквально носом упиралась в его грудь, и от тяжёлого дыхания, совсем потеряла голову, потому что лёгкие просто разъедало от его запаха.
И только в эту секунду пришло в голову, на кого она орёт, кто пред ней стоит полуголый.
И совершенно точно… не трахался он только что ни с кем.
Из квартиры ничей любопытный нос не торчал, а вот стоны… продолжались.
Егор пялился на тонкий нос, на рыжую макушку и огромные переполненные откровенным восторгом глаза. Роня была счастлива от того, что только что поняла и скрыть это было уже никак не возможно.
И Егор отчётливо осознавал, что проиграл ей один балл.
– Пищевые метафоры – мои, – глухо произнёс он, а потом… посмотрел на собственные руки.
А потом понял, что вообще-то Роня уже и не очень-то рада, и глаза её в одну секунду перестали излучать счастье.
И если смотреть со стороны… Кулак Егора просто напросто врезался в стену над головой Рони, а она оказалась снова прижата спиной к стене, она оказалась снова какой-то загнанной мышкой, которая уже жалела, что подала голос.
Из одной квартиры доносились стоны. Из другой ария Гренгуара – “Париж”.
…страна неистовых желаний.
Здесь, мелькнул в толпе,
прекрасный ангел, свет небес.
Всю эту ночь я шёл за ним во тьме…
но он исчез!
Вероника дрожала, и чувствуя это – Егор злился.
Одна его рука так и застыла над её головой, вжатая в стену, а вторая… к его ужасу, сжала тонкую талию. И пока в одной квартире переключались ролики, а во второй треки, эти двое стояли вот так.
Вероника не понимающая, млеть или дрожать от страха.
Егор – окаменевший. Его эта сцена пугала. Его это рыжее чудовище пугало.
Он отпустил Роню, смерил презрительным взглядом и ушёл к себе, хлопнув дверью, а она так и осталась, пока не сползла по стеночке и не села прямо на бетонный пол.
* * *
Егор Иванович сидел на полу в прихожей, прижавшись спиной к стене, уперевшись к неё затылком. Вероника сидела прижавшись к той же стене с обратной стороны, в подъезде.
Они молчали. И “Аве Мария” из пустой квартиры, создавала ощущение траура.
Егор очень долго не мог подняться, ему казалось, что он чувствует себя немного пьяным, потому заземлился у стеночки. Его будто примагнитило к месту.
Подошёл Николай, уткнулся носом в ногу хозяина и Егор стал на автомате гладить пушистую неблагородную морду.
– Тише, не стучи, – почему-то попросил он, будто боялся кому-то помешать.
Колонки, наконец, перестали исторгать пахабщину, а вот в соседней квартире всё ещё звучала музыка.
Тошно как-то было.
Не справившись с интересом, Егор поднялся на ноги и посмотрел в глазок, но ничего не увидел, кроме обнаженной розовой пятки.
Она ещё там, сидит на холодном бетонном полу…
А Вероника и правда сидела, изогнувшись, как-то неестественно сложив ноги, уткнувшись лбом в тонкие изящные пальцы. Она не плакала, но думала. Ей было невероятно тошно от того, что он такой нужный, так рядом. Какая глупость, как это противоречиво.
Роня встала и поплелась к себе, не обернувшись на его дверь.
Судьба с ней как-то неприятно шутила.
Примечание:
* Париж!..
Какая ночь!..
Какая тишь!..
Но это лишь
Обман,
И слышу я
И стоны страсти, и слёзы, и смех – в этой тьме.
И эта музыка твоя
Меня пьянит, Париж!
Край неистовых желаний
«Париж» – ария Гренгуара из мюзикла «Нотр Дам Де Пари» (русская версия)
=Когда бы знать, что завтра ждёт!…*
Егор стоял в проходе концертного зала ХГТУ и смотрел на сцену.
Он был невероятно взбешён, потому что прямо сейчас декан в очередной раз… лил ему в уши дичь.
Для понимания, стоит пояснить.
Егор Иванович Волков – был невероятно нужен ВУЗу. Почему? Потому что он успешно светился отовсюду. Симпатичный профессор был любимцем шоу на телевидении в качестве консультанта, его приглашали на такой ныне популярный ютуб, у Волкова был, прости господи, “инстаграм”…
Декан никак не мог уследить за успехами своего преподавателя, только и успевал разбираться, слушая секретаршу, которая возглавляла фан-клуб историка. “ИНСТАГРАМ!” – это вам не шутки…
А там блог, посты всякие, что-то по истории, что-то про жизнь вообще. Подписчиков – тьма. Директ – завален. Книгу в скором времени сулят. И вообще… ну на слуху человек. А сколько премий, конференций и прочего? Уйма!
А самое обидное, что Егору Ивановичу от ВУЗа нужна только докторская… ещё годик на насиженном месте, и прощайте профессор, только вас и видели. И снова начнёт выть несчастный Леонид Николаевич, что ВУЗ большой, а он – один.
Так вот Егор был ВУЗу страшно нужен, но и от Егора требовались ответные услуги… а он их упорно не оказывал.
Эти двое стояли в проходе и каждый думал о своём. Декан – о Егоре Ивановиче, Егор Иванович… о Веронике Соболевой, которая танцевала под супер-медленную арию “Поклянись мне головой”, которую он уже знал наизусть.
… Всё будет чудно милый мой…
Да уж чудно!
… Всегда послушная во всём…
Ага, послушная, как же!
… Но поклянись мне головой, что эту тварь повесят!
Какую? – как будто немедля готов идти и вешать.
Стоп!
Волков тряхнул головой и обратил внимание на декана, который будто чего-то ждал.
– Хороша? – спросил декан.
– Кто?
– Ну как же… Соболева! Мы же за этим пришли!
– Зачем? Попялиться на Соболеву? – поинтересовался Волков, смерив декана таким взглядом, что тот прокашлялся и отвернулся.
– Егор Иванович… Вы ж ей так и не закрыли долг…
– Не заслужила, – холодно ответил Егор и потянулся к горловине футболки, будто там был плотный галстук. Ослабить было нечего, потому просто потёр шею и попытался отвлечься.
Соболева теперь танцевала под что-то столь же медленное и очень французское, но ноты знакомые. Волков уже, блин, все её тупорылые песни знал.
Рыжее чудовище кружилось на месте, и её зелёное платье развевалось, разлеталось в разные стороны, а ноги будто вообще забыли про гравитацию… так. Декан!
– Нет, я ничего ей… – начал было Егор.
– Нет, нужно! – надавил декан. – Это просьба самого-о…
Декан ткнул пальцем в потолок, видимо, намекая на ректора.
– И что? Пусть сдаёт! Я поставлю. Или пусть у неё экзамен принимает Леонид Николаевич.
– Он не может, он в больнице.
– Он всегда в больнице, – пожал плечами Волков.
– Ну Его-ор… Иванович, – декан тяжко вздохнул. – Ну тогда я вынужден…
Дальше шло бормотание, из которого ничего толком не было ясно, потому что Волков снова отвлёкся, чтоб его.
– А мы можем отсюда выйти? – попросил он, вытирая пот со лба, и снова протирая шею, в попытке избавиться от мифического галстука.
– Зачем?
– Ш…умно, – кивнул и бросился на выход Егор, а стоило покинуть концертный зал, понял, что уже не может терпеть дальше этот разговор, ну слишком уж много внимания чёртовой дурище, которая и дома! его умудрилась достать. Всё из-за неё наперекосяк. И снова! Снова за неё просят, будто нет других студентов в ХГТУ! Одна только Соболева!
– Хорошо, – прошипел он, распрямился и разминая на ходу шею, повернулся к декану. – Хорошо. Я даю ей последний шанс.
– Ах, как замечательно! – расплылся в улыбке декан.
– Но она сдаст мне… всё! Всё что я ей ставил “за так” – ясно? Список выдам старосте их группы.
* * *
Оно догнало Егора, когда он почти скрылся в кабинете.
– Спасибо, – шепнуло оно.
Голос разлетелся по коридору, умножившись эхом.
– За что? – пальцы сжали ручку так, что побелели костяшки. Ручку, а не руку чудовища – уже хорошо.
– За шанс… – шепнуло оно.
– Если ты ещё не поняла, ябеда, это наказание, а не награда. Четыре зачёта и два экзамена… ты не сдашь. Не мни о себе бог весть что.
Он вошёл в кабинет и захлопнул за собой дверь. А Веронике показалось, что пропасть между ними стала такой огромной, что с одного её обрыва, она не видит другой стороны, за пеленой из облаков.
– Но я хоть попытаюсь… это ваш последний шанс, – одними губами шепнула она.
Примечание:
* Когда бы знать, что завтра ждёт!
И угадать событий ход?
Какой Судьба готовит бал?
Поминки или карнавал?
«Судьба» – мюзикл «Ромео и Джульетта» (русская версия)
