Текст книги "Любимый (м)учитель (СИ)"

Автор книги: Ксюша Левина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 16 страниц)

=…Сухой пунктир! Бездушный интеграл?!

День одиннадцатый

Он пропал. Отменил пересдачу в четверг, и в среду утром просто на работу не пришёл. А утро было мягче пуха, и Вероника летела на пары счастливая, а он не пришёл.

На прощание, во вторник он сказал: “Мы неправильно себя ведём!”

Собрал вещи и вышел.

И пусть! Главное, что вечером Вероника снова слышала его шаги, значит – вернулся, а к утру всё совсем стихло.

– Историю будет вести Суворов, – вздохнула Вера, прочитав СМС от старосты. – Опять слушать про то что девочки в джинсах – это позор нации.

– О-о, матерь божья, – заныла Ника и принялась плести из своих длинных белых волос косички. – Есть что-то чем завязать? У меня с Суворовым по-другому точно не выйдет.

Вера кивнула и нашла в сумке две канцелярские резинки. А Роня так и осталась стоять поражённая. Его не будет.

Ну и пусть, не уволился же!

А точно?

Точно.

День двенадцатый

– Вы слышали?? Нет, вы слышали?? Уволился! Заколебали его наши дамы! Ору, подумать только! – вопил Тёма, стоя на стуле и возвышаясь над остальными.

– Уверен? – Саня Аполлонов хмуро посмотрел на друга, а девчонки всем составом вздохнули.

– Да, с чего ты взял? – Вера тоже встала со своего места и подошла к Тёме.

– Я в деканате был, там услышал.

Хлопнула дверь и все обернулись, но никто не вошел… это Роня сбежала.

В деканат? Нет, для начала к Глебу Игнатову.

Он нашёлся на кафедре и приветливо улыбнулся.

– Ты чего?

– Он уволился? – хрипло прошипела Роня, ещё не отдышавшаяся от бега.

– Егор? Да. Ну, насколько я знаю, даже отработал две недели… И пару дней взял за свой счёт.

– Почему? – в кабинете никого не было кроме Глеба, потому Роня не стесняясь упала на продавленный кожаный диванчик и откинулась на спинку, уставившись в потолок.

– Он давно хотел. Ему тут нечего делать. Я просто всё это люблю, но и не трачу много времени, у меня есть книги и сценарии, а ему работа только мешала. Выше берёт… – Глеб сел рядом и сжал пальцы Рони. – Это должно было произойти. Спокойнее, окей?

– Куда уж…

День тринадцатый

В квартире шуршали новые жильцы.

День четырнадцатый

– Вероника? – Влад постучал трижды в дверь, но в ответ тишина.

И вот тут бы спросить: ну что за детский сад? Ну зачем тебе это, Егор? Неужели иначе нельзя?

Ну зачем тебе это, Вероника? Взяла бы, да сбежала давно!

И дальше что? Ты поймёшь, то должна быть сильной, независимой и любить себя? Как смешно…

– Нет, я люблю его, – ответила бы нам Вероника, роняя слёзы на подушку.

А ты, Егор, может тебе нужны две недели, чтобы разобраться в себе?

– Нет, – ответил бы нам Егор, лежащий на неудобном диване друзей. – Я просто хочу дать ей время сбежать от меня…

Когда наступил пятнадцатый день “карантина”, Вероника проснулась с явными признаками помешательства. Всю ночь ей снились кошмары, да такие яркие, что после пробуждения остался неприятный привкус, грозивший не выветриться до конца дня. От каждого звука за стенкой, бедолажка к тому же просыпалась, и это при том, что теперь смежная комната пустовала и доноситься могли только далёкие слабые звуки с балкона.

Вероника побледнела, похудела и выглядела, как сумасшедший призрак. Банши охваченная яростью по отношению к своему убийце!

Она нервничала, и даже пыталась позвонить Егору Ивановичу, но абонент был не абонент. И теперь, проснувшись после такой неспокойной ночи, уже не в силах даже плакать, она разозлилась.

– Я что, подопытная?! – прошипела, оделась едва ли по погоде и выбежала из дома.

Даже не расчесав волосы, не взяв сумку и ключи, с одним только телефоном, она бросилась по аллее, а потом всё-таки вызвала такси. Почему-то ей казалось, что он не может быть в каком-то другом месте, кроме Генеральской дачи Игнатовых.

И когда такси выезжало за город, а с карточки исчезли последние деньги, снятые приложением, Роня поняла, что злость не стихает, а только растёт. Не успокаивало то, что скоро Егору Ивановичу от неё некуда будет бежать. Всё больше и больше для неё становилось очевидно, что так быть не должно. Что нельзя уходить. Нельзя увольняться. Нельзя заселять в квартиру других жильцов. Нельзя трезветь насильно, если уже опьянел, а вино не закончилось. Ну кто так поступает?

Машина остановилась, а Вероника не вышла. Она смотрела на старый дом, знакомый и так редко виденный днём. По двору бродили близнецы Игнатовых в одинаковых курточках. Спали под деревом Тоня и Николай.

– Выходите? – поторопил таксист.

– Да, – кивнула Роня.

Она всё думала, что он делает. Как он выглядит. Спал ли, ел ли, худел или веселился, скучал или был занят и не думал ни о чём. А Егор Иванович в это время сидел в крошечной комнатке на чердаке и согнувшись в три погибели, писал научную работу.

Ну ка-ак писал…

На деле давно уже спал, уперевшись в клавиатуру лбом. А на экране бесконечно набиралась буква “р”, до того, как компьютер сел и вырубился.

Когда дверь в комнатку распахнулась, а семейство Игнатовых покинуло дачу, чтобы сходить в магазин, Егор не сразу понял что происходит. Он даже успел потянуться, размять шею и протереть глаза, прежде чем получил первую оплеуху.

– Я вам что, подопытная?? Я на лечении у вас?? Вы может теперь психолог??

Оплеуха.

– Вам три годика или четыре?? Это что за дела?

Оплеуха.

– Да как вы задолбали! Да-да, нет-нет! Что ещё надо? Какие подумать? Какие разобраться? Какие “я пьян”?

Оплеуха.

– Зла не хватает! Уволился он!

Оплеуха.

– Надоели! Заколебали! Что за ерунда?

Оплеуха.

Оплеуха.

Роня била его собственным шарфом по голове, а он громко хохотал и уворачивался. Носился по комнате, пригибался, а она за ним.

Пока не скрутил ей руки и не прижал покрепче к себе.

– Не буянь, ябеда! – рассмеялся ей в самое ухо, и уткнулся лбом в её взмокший от беготни висок. – Чего пришла? Поорать?

Примечание:

Он все поймет? А если он плевал,

Что в чьем-то сердце то огонь, то дрожь?

 А если он не человек – чертеж?!

 Сухой пунктир! Бездушный интеграл?!

«Гостья» – Э. Асадов



=…Тогда мне совсем никакой не надо!"

Вероника сдула с лица прядь волос и с рычанием стала отбиваться.

– К чёрту вас… устала.

– От чего же? – Егор не отпуская рук “звезды” перехватил её за талию и оттащил к древнему дивану, который ему был выделен Игнатовыми.

– Без вас устала. От расставания этого вашего идиотского устала! Вообще-то… кто-то говорил, что мы и не встречаемся, чтобы расставаться! – ядовито выплюнула она, с ногами забираясь на диван.

– М-м, – протянул он. – Понятно.

Всё ещё смеясь и поглядывая на Соболеву светящимися восторгом глазами, Егор повернулся к ней и стал касаться: то кончиками пальцев гладил щёку, то плечо, то шею, то колено.

– Эх, Звезда, Звезда… – его голос был тихим и ласковым, ласкал как пушинка по коже, невесомо и трепетно.

И она не дурочка, понимала, что то как он на неё смотрит – больше чем всё, чего она когда либо хотела. И пусть хоть мир рухнет, но даже теперь она счастливее чем когда-либо.

– И что делать… – вздохнула она. – Вы мне скажите, долго ещё мне ждать?

– А что изменилось? – он будто не мог остановить себя и теперь накручивал на палец прядь её волос, и даже уложил подбородок на её согнутое колено, оказавшись так близко, что её тяжелое от долгого крика дыхание касалось его растрепавшейся чёлки.

– Ничего! – Вероника возмущённо пожала плечами. – Ну что? Что могло вообще случиться? Я вас три года! – она выставила вперёд три оттопыренных пальца и ткнула прямо ему в лицо, а Егор их перехватил и стал целовать. – Три года любила! Что вы дурью маетесь?! Да что с вами!?

Она не смогла не рассмеяться, а Егор взялся за её вторую руку.

– Вы с ума сошли… Как есть говорю, честное слово, вы не в себе… – шепнула она, откидываясь на спинку дивана и больше не наблюдая за безумцем, что никак не хотел становиться серьёзным.

– Легко тебе с таким стажем, – ответил, наконец, Егор. – А я как же? Я же до сих пор уверен, что ты не выдержала и что-то мне подмешала…

– Слишком долго сопротивлялись в таком случае, – Вероника будто беседовала не с ним, а с потолком. – Вы же не знаете, что делать дальше, да?

– Почему ты так думаешь? – он тоже перестал смеяться.

Егор разогнул её ноги и лёг на диван, устроив голову на коленях Вероники. Теперь они оба смотрели в потолок. И говорили тихо, точно боялись потревожить спящую в уголке тишину, что так долго не могли успокоить и уложить.

– Я пытаюсь залезть в вашу голову. Вы дурите… потому что я появилась внезапно. Пришла и взбаламутила вашу жизнь. Вы были в одиночестве и спокойствии. У вас были такие как Иванова и всё было хорошо… А что делать со мной? Что дальше? Знакомиться с родителями. Жениться. Увозить в свой замок. Катать на вертолёте. На море бы желательно. И чтобы все завидовали… Да?

– Ну как же без всего этого.

– И вот что сейчас у вас есть: двухкомнатная квартира, собака… комната “Мастера” с древним столом и…

– Дача! – он сделал серьёзное лицо и поднял обе руки, доказывая, что всё серьёзно. – Не эта… подальше. Там грязь и разруха. У Льва купил лет пять назад и так и не наведался туда. Но в такие места принцесс не возят…

– Вернёмся к теме разговора, – шепнула Вероника, не привыкшая к тому, что любимый мучитель такой активный, болтливый и весёлый. – Несостыковочка по планам вышла. Жизнь-то холостяцкая. И вот вы не знаете что дальше… И думаете: а может если уйти она соскочет и всё решится? Но она не соскочила… напротив. Она даже не поняла, что что-то изменилось, потому что ничего от вас особенного и не ждала. Она стала метаться из крайности в крайность в своём тупике. И как то в стороне держаться не вышло… И всё равно хочется быть с ней, но что дальше. И вы уволились. Сбежали из дома. И вот она вернулась. И вы рады, ужасно. У вас сносит башню, вы её целуете, носите на руках, не выпускаете, – Егор слушал закрыв глаза и понимал, что его не хвалят, но и не называют козлом. Опять всё не по сценарию. От слов “звезды” ему и плохо и невероятно хорошо.

Она его поняла так, как никогда бы не поняла ни одну главу в учебники по истории. Разобрала по полочкам, как ни один учёный бы не разобрал, но при этом будто бы ничего ценного внутри не нарыла.

Если она сейчас скажет, что устала и уходит, я её грохну… потом себя!

Как много вы, Егор Иванович, понимаете в Истории и как мало в Веронике Соболевой. Уж ни это ли вас так в ней торкает?

– Но при этом… – продолжала она. – При этом всё ещё не знаете что дальше. И боитесь.

– Тебя очень беспокоит то, какой я ужасный трус? – шепнул Егор, снова целуя подушечки её пальцев.

– Как же вы ничего не поймёте… – она оттолкнулась, будто желала встать, но на самом деле просто склонилась к нему и нежно, невесомо, коснулась губами лба Егора. – Меня в вас ничего не беспокоит. Я вас всего видела насквозь… всегда…

– Но ты же думала, что я сильный. Ты за это меня полюбила, – такой смешной большой мужчина, на коленях маленькой прекрасной танцовщицы, говорит милые невинные вещи.

– А вы и сильный. А боитесь вы не кого-то, а себя. Вы боитесь, что я… уйду. Вы боитесь, что будучи для всех и каждой “Большим кушем”, для меня станете ненужным. Что я от вашего характера сбегу, что из вашей квартиры сбегу, что от того какой вы мрачный нелюдимый вредный молчун сбегу… приду в ужас, устану… Я права?

Он перебирал её мягкие тонкие пальцы и даже не открывал глаз, просто лежал и молчал.

– Но что будет, если я сейчас исполню ваше желание? – шепнула Вероника.

– Не надо, – шепнул он.

– Почему?

– Потому что всё верно, но ты же никуда не денешься… ты останешься, да? Ты очень хочешь, чтобы я стал тем о ком ты мечтала… твой стеной, защитой, скалой и всё прочее.

– А вы не такой? Я ошиблась? – она обнимала его плечи, прижималась к его лбу щекой, и видела кончики его ресниц, его брови и хмурые морщинки на лбу.

Он ответил не сразу.

– Ну откуда же я знаю… Дам ли я тебя в обиду? Нет. Превращусь ли в сторожевого пса? Может и такое случиться. Буду ли изменять? Нет. Прогоню ли? Уже не уверен. Позволю ли тебе уйти или изменить? Нет и уж это-то точно. Но мы же не в каменном веке, верно? И вот тут появляется целый женский список: что ты мне должен….

– Стойте, – она закрыла ему рот рукой. – Стойте… Я боюсь всего на свете, когда вас нет. Но когда вы хотя бы в зоне досягаемости – мне ничего не страшно. Это всё.

– Что ж ты тогда на парах у меня тряслась? – рассмеялся он.

– Потому что вы были не в зоне досягаемости.

– Когда ты говоришь такие умные вещи, хочется тебя придушить, “звезда”…

Примечание:

Какой же любви она ждет, какой?

 Ей хочется крикнуть: "Любви-звездопада!

 Красивой-красивой! Большой-большой!

 А если я в жизни не встречу такой,

 Тогда мне совсем никакой не надо!"

«Чудачка» – Э. Асадов



=Ты – мое дыхание…

Город засыпал, долго прятался в комнате остывающими лучиками. Терялся в ковре и занавесках, таял и превращался в промозглую серую мглу. За окном город каменел и гас, а в комнатке на чердаке “Генеральской дачи” было тепло, почти по-летнему. Вероника ждала, когда Егор расставит точки над “И”, а Егор ждал, когда же она уже скажет, что устала и всё за эти дни передумала.

Но у них не выходило закончить бесконечный вязкий разговор. Он прерывался снова и снова, потому что они так и не разомкнули рук.

Как всё было понятно, когда была ярость. Когда Егор Иванович не мог себя держать в руках, а Вероника Соболева от его агрессии рассыпалась на частицы и боялась спросить, что же дальше.

Как всё было понятно тогда, в закутке кафешки, в парке на лавочке, в его тёмной спальне, в его кровати. Сколько раз в его кровати она молчала и не задавала вопросов, просто жила секундой.

И вот они говорят, а толку нет. Слышат друг друга как никогда хорошо, а ясности никакой.

И Веронике казалось, что даже целовать его теперь не стоит.

А Егору казалось, что с их последнего поцелуя прошла целая вечность, и мечтал его украсть.

Потому они ходили по кругу, где она почти была готова сдаться, а он боролся за то, что ему принадлежало с остервенением и жадностью.

– Можем ли мы с вами остаться наедине?

– Я сдал квартиру, – Егор поймал Веронику, которая наблюдала за закатом из маленького чердачного окошка, и крепко обнял, оставляя на её тонкой шее невесомые поцелуи.

Он впервые был зависим от нежностей, которые хотел раздавать сам и без ограничений.

– Зачем? А как же ваша комната…

– Сдал квартиру – повесив замок на комнату. Выручил друзей. За это они мне оказали услугу. Как-то всё удачно сложилось.

– Вы хотели быть подальше от меня?

– Да, – честно ответил Егор. – Я до последнего надеялся, что дело только в том, что ты за стенкой. И я за стенкой. Что и тебе и мне нужно просто ненадолго остыть. Что всё это флёр “от ненависти до любви”. Не важно, ладно. Когда твой брат приходил ко мне разбираться за твою драку, я хотел тебя увести и побыть наедине. А привёз сюда… По дороге решил, что нельзя и дальше тебя ко мне привязывать, когда понял, что даже неодобрение брата тебя не волнует. А теперь вот что. Я тебя сейчас увезу. Хорошо?

– Как?.. Ночь же уже.

– Не страшно. Пошли.

* * *

Веронике казалось, что Егор её похитил.

Как принц на белом коне, которого обещают сказки. Или даже дракон, на которого остаётся только возлагать надежды, что он на самом деле принц. Он же должен прийти, протянуть руку и позвать за собой. И будь ты хоть кем. Хоть принцессой, хоть простой девушкой.

Веронике казалось, что её похитили, и ночью везут далеко-далеко, обещая хижину, а не дворец. И она, принцесса, едет одурманенная и заколдованная. Уверенная, что стоит только поцеловать дракона и вот он принц! Как заказывали. И конь тут же, прилагается.

Веронике казалось, что это похищение – самое романтичное, что с ней происходило, и она даже отказалась от музыки, чтобы сохранить момент чистым и правильным, не создавать якорей и не вздрагивать потом всякий раз от удачно подошедших друг другу нот.

– Зачем вы увозите меня? – спросила она, когда пригород остался далеко позади.

– Ты же хотела, – улыбнулся он. – Но вообще мне просто не сиделось на месте. Не ищи скрытых смыслов.

– Мы… вместе? – честный вопрос требовал честного ответа.

Егор недолго думал, но всё-таки эти несколько секунд провисели в машине, и их будто кто-то отсчитывал метрономом.

– Ты хочешь это как-то назвать? – наконец проговорил он. В машину будто прорвался ледяной ветер.

– Это выше ваших сил?

– Нет. Я просто не знаю как. У меня никогда не поворачивался язык говорить кому-то “девушка”, а для тебя мне это кажется и вообще неподходящим. Говорить, что ты моя… – он покачал головой. – Давай пока говорить просто, что ты – моя. А там будет видно.

Вероника кивнула.

Примечание:

Ты – мое дыхание,

 Утро мое ты раннее.

 Ты и солнце жгучее

 И дожди.

 Всю себя измучаю,

 Стану я самой лучшею,

 По такому случаю

 Ты подожди.

 По такому случаю

 Ты подожди.

«Ты моё дыхание» – А. Якушева

=Закрыв глаза, счастливо улыбался…

Они добрались до места минут через пятнадцать, после того, как стали ясны их роли, и всё это время оба не могли перестать слышать эти слова. “Ты – моя!”

Простая фраза, но она волной о камень, билась о их уши. Снова и снова накатывала, отступая лишь ненадолго ради краткого отдыха.

Ночь была гуще за городом, воздух как черничное варенье, насыщенно-чёрный. Дачный посёлок совершенно пуст. Беден и непривлекателен.

Это было то самое место, которое представляешь себе, когда видишь уставшую грязную женщину в маршрутке, или нагруженную вилами и лопатами “Шестёрку”, которая мчит за город в субботу в шесть утра.

Дача не от слова шашлыки, а от слова “прополка”.

– И это дача Льва?.. – шепнула Роня, глядя по сторонам. – Вы вообще видели, что покупали?..

– Я мало того что видел, я её с руками и ногами отрывал.

– Зачем?..

– Не нравится? – удивился Егор и пошёл прямиком к остаткам калитки.

И несмотря на то, что забора ни справа, ни слева не имелось, всё равно распахнул перед Вероникой косую деревянную дверцу.

На участке явно когда-то кто-то что-то садил. Имелись и три ветвистые яблони, сейчас облысевшие. Землю под ними устилал плотный ковёр промёрзшей листвы. Вдоль практически полностью отсутствующего забора кусты малины, всюду высохшая трава. И покосившиеся сараи, и основа недостроенной бани, и маленький серый домик, обветшавший настолько, что страшно смотреть.

Это видим мы, а для Вероники всё было просто серым, замороженно-искрящимся и таинственным, как древний сад из старинного фильма.

Она смело шла по тропинкам, которые практически не угадывались в темноте и запустении, смотрела по сторонам и глубоко дышала, наслаждаясь остро-пряным запахом не городской осени.

– Не знаю. Не понимаю. У меня не было дачи, но так я себе это представляла в страшных снах о поездках “на картошку”. А что в доме?

– Да я бы знал… надеюсь не бомжи.

Они нашли под половицей ключ и открыли навесной бесполезный замок. Изнутри домик выглядел не так плохо, особенно в свете телефонных фонариков. Его даже поделили на комнаты, используя вместо перегородок старые двери. Стёкла в них запылились, закоптились, но смотрелось весьма неплохо.

– Покрасить бы всё тут и отмыть. Представьте как бы стало симпатично.

Стены в домике были ровные, а потолки на удивление высокие. Будто когда-то планировалось соорудить второй этаж, но планы так и остались планами. Зато под потолком теперь имелся обрубок перекрытия, на который даже вела хилая лестница. По центру гордо высилась на свои полтора метра крохотная печка.

– Ты когда-нибудь таким занималась? Это же кошмар!

– Что вы… это интересно. Представьте – этот домик может быть живым. В нём может быть уютно… Он такой маленький и странный.

– Это дача, Вероника. Она и должна быть мательной и странной! Тут вёдра хранят и лопаты…

Егор открыл дверку печки и скептически туда заглянул.

– Такое ощущение, что кто-то очень культурный всё-таки ходит сюда и потом возвращает на место замок… потому что печку, явно, топят.

Он вышел, оставив Веронику одну, в компании фонарика. Не будучи трусихой, она смело прошла по пыльному полу, чтобы достать из угла веник и начать подметать. К тому моменту, как Егор вернулся с охапкой веток и тремя поленьями, она смела всю грязь к выходу, а телефон закрепила так, что он освещал приличный участок комнаты.

– Держи, – Егор протянул пакет. – Я всё-таки готовился к поездке. Там заряженный фонарь и несколько свечей. Всё что нашёл у Игнатовых.

– Откуда вы знали, что тут света нет?

– Осенью садоводства его отключают, дурында…

Нашлись и спички, и несколько старых стопок в стенном шкафчике, из которых вышли прекрасные подсвечники. А когда в печке затрещали дрова и немного проветрилось от открытых форточек помещение, стало даже уютно.

– Блин… это так круто, что если начну говорить, вы решите, что притворяюсь, – шепнула Роня, опасаясь говорить громко и спугнуть магию “дачных духов”.

– Говори, – Егор подтащил к печке два стула, которые они в четыре руки хорошенько протёрли от жуткой грязи, и накрыли двумя старыми одеялами, которые пожертвовали Игнатовы.

– Да я всё… здорово тут. Меня от заброшек всяких просто… торкает!

– Прямо-таки торкает? – Егор протянул к ней руки и усадил рядом с собой на стул.

– А что мы будем есть? – спросила она, пряча нос в вороте его рубашки и глубоко вдыхая знакомый запах.

– Ничего.

– А пить?

– Ничего, – он отвечал буднично, будто в этом нет ничего странного.

– Мы же тогда умрём?

– А ты хочешь тут остаться навсегда? – он засмеялся и Вероника поёжилась. Ей от этого звука захотелось слишком уж во многом признаться и многое потом сделать.

– Хочу… это как будто ваша комната, которую выстригли из квартиры и поместили в лес. Выйдем отсюда – и там будет лес волшебный. С эльфами и всё такое…

– Вот вроде кажется, что ты взрослый человек, способный послать куда угодно Иванову, и тут же выдаёшь чепуху про лес и эльфов, – руки Егора сжались сильнее.

А Вероника задумалась… ещё утром она проснулась уверенная, что всё плохо, а теперь всё…

– Слишком хорошо. Вы… мы ещё утром были друг другу… – она отстранилась и заглянула ему в глаза. – Вы уверены?

– Тебе страшно? – он склонил голову на бок и даже нахмурился.

Сейчас уйдёт. Скажет, что устала и уйдёт.

Ей некуда идти, дурак!

Пешком пойдёт… от меня уйдёт. Заставит отвезти домой.

Ну зря ты, чтоли завёз её в глушь? Скажи ей всё! Давай же!

И Егор не дал ей договорить. Жестом попросил подождать, и стал собираться с силами. Он до сих пор ещё её не смог поцеловать. Она так и осталась для него недосягаемой. А ещё, он до сих пор не успел ей сказать в лицо, что чувствует. И казалось, что сейчас самый нужный момент, но сил не хватало.

– Я тебя поцелую, окей? Не дёргайся только! – предупредил он, приблизился и очень легко коснулся её губ.

Очень медленно, очень осторожно. Так что она не отпрянула и не испугалась, это было естественно, как дышать… целоваться с ним. Целоваться с ней.

И оба не знали о том, что другой жмурится и дольно сжимает руки в кулаки, чуть не прокалывая кожу ногтями, так сильно хотелось вцепиться друг в друга и до мяса растерзать.

Оторвавшись на секунду он перевёл дыхание, снова попросил тишины, а потом с новой силой прижался к её губам.

И ещё раз, и ещё раз.

Отрывисто и поверхностно, будто боясь зайти дальше, он целовал её пока не набросился по-волчьи, так как обожал это делать, выбивая дух и заодно лишая голову мыслей. А когда Вероника всё-таки застонала в ответ, придвигаясь ближе, протрезвел и отстранился.

– Так. Это подождёт, а то мы не остановимся! – предупредил он и самолично пересадил перебравшуюся к нему на колени Соболеву, обратно на стул.

– Ч-что? – пьяно спросила она.

– Ничего! Молчи и слушай, – он даже шею размял, выигрывая себе пару секунд времени, а потом кивнул и начал.

– Так. Я должен признаться, – она на это кивнула, немного даже испугавшись серьёзного тона. – Я… блин, фраза такая идиотская, её будто миллион человек обсосало. В общем, я тебя… ну как бы да. Любовь… – растеряв всю серьёзность он мотнул головой и уставился на Веронику так, что она отпрянула.

– Вы меня пугаете, – честно призналась она.

– М-м… ага… – кивнул Егор. – Короче ты поняла?

– Ну… вы пытались мне в любви признаться? – с осторожностью сапёра уточнила она.

– А на что это похоже? – съязвил он в ответ.

– На “чё попало”…

– Сама ты “чё попало”! Слово-то какое… – он встал с места и сделал пару решительных шагов.

А Вероника, испугавшись, что он уйдёт всочила следом и спикировала на него со стула, повиснув на шее.

Она прижималась грудью к его спине и крепко обнимала, обхватив и руками и ногами. А он стоял опустив голову и не мог не улыбаться. И знал, что она не увидит, а всё равно прятался.

Эта его улыбка… улыбка дурака и бездушного интеграла, который признаёт своё поражение.

И никаким Вероникам это видеть не положено.

Примечание:

Весенний ветер в форточку ворвался

 Гудел, кружил, бумагами шуршал…

 А у стола «бездушный интеграл»,

 Закрыв глаза, счастливо улыбался…

«Гостья» – Э.Асадов

