Текст книги "Нежеланная императрица, или Постоялый двор попаданки (СИ)"

Автор книги: Ксения Мэо

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 17 страниц)

29

В очаге нашей кухни потрескивают дрова. Но стук моих зубов перекрывает этот уютный звук. Я дьявольски замерзла под тем дождём. Сижу на табуретке в совсем не монаршей позе: колени подтянула к груди и обняла руками, синеватые пальцы подрагивают.

Верная Бетти греет воду для моего остывшего и задеревеневшего тела. Виктор с Джейкобом, которому непогода, кажется, нипочем, таскают ведра и наполняют для меня медную круглую ванну в лучшей комнате. На часок этот люкс станет моим.

Когда ванна готова, Джейкоб переносит меня в номер и перепоручает Бетти. Она стягивает с меня мокрую и холодную одежду, помогает погрузиться в теплую воду. А потом приносит пахнущую ароматными травами кружку с горячим питьем.

Взвар чуток горчит, запах у него терпковатый, точно в составе что-то пряное, но после нескольких глотков усталость как рукой снимает. Дрожь проходит, тело расслабляется.

– Пока вы к Винсенту ходили, – рассказывает Бетти, – одна из крестьянок принесла мешочек с лечебным сбором. Быстро же он пригодился.

– Ты заплатила за него? – спрашиваю, прикрывая глаза.

– Попыталась, но она отказалась от платы.

Я постепенно прихожу в норму. Бетти поднимает с пола мокрую одежду и по моей просьбе относит в кухню. Там есть огонь. С ним сушить платье и плащ проще.

Вода начинает остывать. Бетти уговаривает меня понежиться еще. Но я вылезаю и обтираюсь до красноты домотканным полотенцем. Дела не ждут. Кроме ремонта таверны, есть множество нерешенных вопросов.

Закупка зерна, просушка одежды, очистка колодца, разбор бурелома и приведение в порядок родника. Но самое главное в данный момент – мокрая одежда. Её надо просушить, иначе мне не в чем будет осуществлять мои планы.

Облачаюсь в подготовленное Бетти голубое шелковое платье с довольно откровенным декольте. Такой наряд к месту во дворце. А здесь… Да куриная Молли с ее пернатыми подопечными меня на смех поднимут!

Спускаюсь на кухню с остатками найденных ранее в одной из комнат жердей и тканевых лент. На глаз отмеряю необходимую длину и показываю Виктору, где распилить.

Уже привычно быстро связываю их концы. Теперь у меня есть две треугольные пирамиды с ребрами из жердей. Устанавливаю их недалеко от очага и соединяю вершины длинной жердью. На нее вешаю платье и шерстяные чулки. Плащ расправляю на одной из пирамид. На второй вешаю нижнюю сорочку и панталончики.

Одежда замызгана так, словно в ней играли в болотный футбол. Что, впрочем, не так уж и далеко от истины. Меня уже не смущает, что на мое платье попадут зола и копоть из очага или брызги из горшка. Лишь бы высохли поскорее.

Подогреваю свою порцию обеда. Остальные поели раньше. Время бежит катастрофически быстро. Смеркается. Отправляю Джейкоба, чтобы он позвал на вечер старосту, а потом пошел к Винсенту за зерном. С Вильямом надо обсудить мою задумку по ремонту таверны.

Вместе с Бетти привожу в порядок номер люкс после моих омовений. Самое сложное – вычерпать воду. Мы вдвоем таскаем полные ведра вниз и выливаем за таверной. Ветер жалит и кусает мокрые руки и нос.

Виктор кормит жену. Джейкоб еще не вернулся. В таверне тишина. Лишь мы с Бетти разгоряченные носимся вверх-вниз с ведрами и громко пыхтим.

И вот спустившись в один из разов, замечаю на входе стройного молодого мужчину в дорожной одежде. На голове шапка, под беленой свободной рубашкой перекатываются мышцы. За спиной объемный мешок. Посетитель стоит скрестив руки на груди и осматривается.

Услышав наше пыхтение, гость поворачивается и упирает в нас цепкий взгляд холодных насмешливых глаз. Он приятный, даже красивый. Но что-то в нем есть незаметно-пугающее. Чувствую едва уловимое беспокойство. Умом же понимаю, что это потенциальный постоялец. Поэтому в душе заметаю тревогу под коврик, останавливаюсь и вежливо, пытаясь успокоить дыхание, интересуюсь:

– Чем… фух… могу быть полезна?

Он смеривает меня любопытным взглядом, учтиво кланяется и отвечает вопросом на вопрос:

– Вы хозяйка?

Устало киваю. Незнакомец продолжает:

– Мне нужна комната, – еще раз осматривается. По его лицу пробегает тень едва уловимой брезгливости, и молодой человек добавляет: – Лучшая из тех, что есть.

– Подождите немного, там как раз уборка номера. Скоро вас заселим.

Он холодно улыбается и усаживается за одним из столов. Откидывается на спинку и добавляет, буравя меня взглядом:

– Тогда, будьте добры, ужин. Раз заселиться сразу не выходит, то хотя бы поем.

Что-то в нем не то. По виду тот еще пройдоха, наёмный работник, а манеры вполне себе аристогадские. Но как ни крути, это клиент. И его надо уважить.

– Бетти, – бросаю служанке, – подготовь, пожалуйста, комнату. Я пойду займусь ужином.

Нехорошо оставлять ее одну на уборке, но и сидеть без денег тоже нехорошо. Спешу на кухню. Быстро чищу несколько крупных картофелин, нарезаю их соломкой и бросаю на сковородку. Строгаю вяленое мясо.

Тонко нарезанный и засыпанный в один слой на сковороду картофель готовится быстро. Добавляю соль. Затем найденный на дальних полках сушеный молотый чеснок. Он делает аромат простого блюда сногсшибательно аппетитным.

Складываю все на щербатую тарелку. Ее ставлю на поднос. Рядом с ней кружку с чистой водой. Беру поднос в руки и собираюсь идти в зал. Поднимаю глаза и… К лицу приливает кровь – не то от смущения, не то от досады. Сердце начинает колотиться и вот-вот выпрыгнет.

30

Молодой гость стоит в кухне рядом с сооруженной мною сушилкой. И, немного склонив голову набок, изучает взглядом оставленные на ней сорочку и панталончики. Я на секунду дар речи теряю от такой наглости. Но быстро его нахожу и холодным тоном спрашиваю:

– Вы, вероятно, заблудились?

– Да нет, – задумчиво тянет нахал и продолжает рассматривать мое белье, – кажется, я попал куда надо! Это ваше? Вывесили в качестве рекламы? Тут еще и ТАКИЕ, – он выделяет это слово голосом, – услуги оказывают?

Кажется, я понимаю, что он имеет в виду. И от этих слов щеки горят, словно от пощечины. Сначала муж обвиняет в измене и не очень тяжелом поведении. Теперь этот отпускает грязные намеки.

Есть огромное желание надеть молодому человеку на голову поднос с картошкой. Она – просто огонь. В смысле не блюдо высокой кухни, а просто горячая. Может, ожог третьей степени остудит его?

Но я неимоверными усилиями заставляю себя успокоиться и не наделать глупостей. Поэтому ледяным тоном сообщаю:

– Здесь кухня, а не доска объявлений. И уж точно тут не место посторонним. А что касается этого, – киваю на инсталляцию с моим бельем, – так я попала под дождь, промокла под ним и замерзла. Но мои злоключения вряд ли будут вам интересны.

Он еще раз окидывает взглядом мою одежду, затем молча разворачивается и возвращается в зал. Идет спокойно, как ни в чем не бывало. Я следую за ним и ставлю поднос на стол. Гость набрасывается на еду, словно и не демонстрировал до этого какие-никакие манеры.

Бетти спускается и сообщает, что комната готова для заселения. Она бледновата, видимо, намаялась. Благодарю и веду ее на кухню, где отпаиваю теплыми травяным настоем.

Вскоре возвращается Джейкоб с зерном и отчетом, который он озвучивает мне тут же с порога. Винсент действительно снизил цены до нормальных. Так что сегодня у него весь вечер в суете: жители деревни оккупировали его участок.

Новость заставляет меня улыбаться. Это маленькая, но победа. Я провожаю Джейкоба на кухню, возвращаюсь в зал и чувствую на себе взгляд. Поднимаю глаза и вижу, что новый постоялец стоит наверху лестницы и внимательно рассматривает меня.

Становится неуютно. Дурацкая улыбка тут же слетает с моего лица. Выпрямляю спину, отворачиваюсь и принимаюсь убирать со стола.

Вскоре приходит староста, и я переключаюсь на него. Периодически поднимаю голову, но больше не нахожу глазами вежливого, однако таящего в себе опасность постояльца.

– Ваше Величество, – начинает, усевшись за стол, Вильям, – какие-то вопросы?

– Скажите, пожалуйста, как местные воспримут, если я попрошу разобрать несколько заброшенных домов, а полученные доски пущу на ремонт таверны?

Староста молча почесывает макушку. Затем отвечает:

– Хм… Ежели разобрать дома, на которые точно никто не заявит прав, то нормально. Ну то есть, померли хозяевы, а детей и других нас… нас… наседников нетуть.

– Тогда составьте список таких домов.

Вильям кивает. Я задаю следующий вопрос:

– А если я попрошу мужчин помочь, они согласятся?

Староста лукаво улыбается:

– Приказать бы сподручней было. Вы ж инператрица! Потому как, ежели попросите, то могут и оплату попросить.

Задумываюсь. Не о том, чтобы приказать. Нет. Я такой вариант даже не рассматриваю. Я пытаюсь придумать, где взять деньги на оплату труда.

Ведь местные влачат полунищенское существование. Их и так все бросили в беде.

– А что, – спрашиваю, нащупав спасительную идею, – если оплатить труд разрешением взять из разобранных домов мебель или какие-нибудь вещи?

– Хм… – староста на этот раз поглаживает подбородок. – Могут не согласиться… Ежели хозяева домов померли, вещи-то наверняка прокляты. Есть, конечно, те, кто плевать хотел на устои. Но таких мало.

– А если я эти вещи продам, вырученными деньгами оплачу труд, а остаток отдам в общинную казну?

Вильям даже не задумывается и сразу выдает:

– Вот это дело! Только где вы, Ваше Величество, вещички-то продадите? И жителям Зеленой деревни, и товарам нашим путь на ближайшие ярмарки заказан. Не пустют нас. И вас. То есть вас пустют, а покупать ничего у вас не станут. Тот стеклодур уже, поди, растрезвонил о вас на всю округу.

– А если не на ближайших ярмарках, то где я смогу продать товары из Зеленой деревни?

– А тут только один вариант, Ваше Величество. Инкервиль, что в соседней стране. Только ж дорогу размыло. Чтобы ее осушить, надо бурелом разобрать для начала, который родник перекрыл. Тут люди надобны.

Я уже сыта этими танцами с трудностями по горло. Поэтому просто бросаю:

– А мы им прикажем. Это уже не для меня или таверны, а для всех жителей. В интересах всей деревни. Так что завтра собирай мужиков на работу. Займемся и домами, и расчисткой дороги. Сейчас все равно ни в поле, ни в огороде делать нечего, так что пусть не отговариваются.

Вильям хмурится. Кажется, сомневается. Но всё же обещает организовать на следующий день работников. Мы еще какое-то время обсуждаем детали. К ночи староста уходит.

Я обнаруживаю, что мои сотрудники уже поужинали и оставили мне порцию тушеных овощей. Быстро закидываю ее в рот, всё проверяю и отправляюсь спать.

Бетти уже спит. Она беспокойно ворочается. С тихим стоном поворачивает голову то в одну сторону, то в другую. Одеяло сбилось. Волосы растрепались. Я аккуратно укрываю девушку и убираю пряди волос со лба.

О нет. Только этого сейчас не хватало…

31

Я прикладываю ладонь ко лбу Бетти, и сразу чувствую жар. Это ужасно. Этого я боялась! Это может быть банальной простудой, или хуже – грипп. Или ещё хуже – ангина. В эту проклятую эпоху не изобрели ничего, что могло бы действительно помочь. Ни таблеток, ни антибиотиков, ни жаропонижающих. Всё, что я могу – это бороться с этим собственными силами.

С досадой вздыхаю и иду вниз. Мочу тряпку в прохладной чистой воде, скручиваю её в комок и возвращаюсь к Бетти. Кладу влажный компресс на лоб служанке, надеясь, что хоть немного уменьшит жар. Она даже не проснулась, глаза закрыты, а дыхание тревожное, частое. Нет, одного компресса мало.

Я снова спускаюсь вниз и готовлю отвар из местных трав. Пахнет он горько-пряно, но как-то чересчур сильно, может, переборщила с количеством травы? Наливаю отвар в плошку и несу Бетти.

Войдя в комнату, застываю на пороге. Бетти проснулась, но, похоже, не в себе. От лихорадки смотрит на меня дикими глазами и бормочет что-то бессвязное.

– Бетти, тебе нужно выпить отвар, – подхожу и сажусь на кровать рядом.

– А? Что? – спрашивает она, будто только что очнувшись.

Бедная девочка. Я подношу плошку к её лицу и прошу выпить. Она не слушает.

– Пей, Бетти! – приказываю строго.

Служанка наконец подчиняется. Когда она выпивает всю целебную жидкость, я отставляю плошку на подоконник, от неё все ещё распространяется приятный пряный аромат, и возвращаюсь к Бетти. Она уже более осмысленно смотрит на меня, хотя по бледности кожи ясно, что ей все ещё очень плохо.

Хочу уложить и укрыть её одеялом, но ощущаю, что её ночная сорочка мокрая насквозь.

– Тебе нужно переодеться, – произношу деловито и иду к шкафу искать ей новую одежду.

– Госпожа, не стоит, я сама… – Бетти пытается встать, но едва держит равновесие и заваливается на кровать.

– Я помогу. Не спорь, – урезониваю её я.

Головой понимаю, что выглядит это странновато в её глазах. Но мне совесть не позволит играть тут в вельможу, когда близкому человеку плохо.

Я помогаю Бетти снять мокрую сорочку и надеть сухую, переворачиваю её одеяло, чтобы влажной стороной оно было наверх, а к ней сухой, укрываю.

Она засыпает почти мгновенно. А я спускаюсь вниз вернуть на кухню плошку и сделать новый влажный компресс.

Вернувшись в комнату, снова сажусь рядом с Бетти. Нельзя мне сейчас ложиться. Вдруг ей хуже станет?

Заворачиваюсь в свое одеяло и погружаюсь в дрему, сидя прямо рядом с ней.

Сплю, конечно, плохо. Просыпаюсь, щупаю лоб служанки и меняю компресс. Лучше Бетти не становится. Бесполезен этот сбор, похоже.

С пением петухов я даже рада, что ночь наконец закончилась. Я вымотана вусмерть, но днем хотя бы дела есть, которые помогут разгуляться. Бетти тоже просыпается вместе со мной.

– Доброе утро, госпожа, – произносит она гнусавым сиплым голосом.

Пытается подняться на локти и падает обратно на подушку. Слабость, заложена носоглотка, насморк, на лицо все признаки ОРВИ.

Я спускаюсь готовить завтрак одна. Быстро выпекаю на сковороде без масла постные лепешки и, пока они мягкие, оставляю их остывать повесив на уложенную мостиком поверх двух стаканов длинную скалку. К тому времени, как они приняли форму такос, успеваю нашинковать лук и прочие овощи и настрогать вяленое мясо и сыр. Масло, чеснок, соль и остатки пряных трав – и острый соус-заправка готов. Красиво раскладываю секторами на большом блюде нарезку, чтобы каждый сам выбрал начинку для лепешки.

Мы садимся за стол, когда нет ещё и восьми, едим молча. Кажется, мои домочадцы начали привыкать к разнообразной кухне. Розе такос наполняю по рекомендациям Виктора, а постояльцу подготавливаю отдельное блюдо с нарезкой, соусом и несколькими лепешками.

Судя по раздающимся шагам, гость спускается аккурат к моменту, когда я уже доела, и я ощущаю его присутствие раньше, чем он появляется у меня в поле зрения.

– Доброе утро. Завтракать желаете? – спрашиваю я.

– Отчего ж нет? Давайте! – отзывается мужчина. – Я Эгберт, будем знакомы, раз уж я тут живу.

Облагодетельствовал, блин.

– Аделина, будем. – Разворачиваюсь и иду в кухню за едой.

Вскоре возвращаюсь в зал с блюдом и тарелкой и ставлю

её

их перед гостем вместе с вилкой для накладывания начинки.

Он сухо благодарит, презрительно оглядывая мое творение, и все-таки берется за вилку.

А я иду мыть посуду. Без Бетти все-таки сложновато. Я могла бы потратить время с бо́льшей пользой, если бы она сняла с меня эту работу.

В кухню вдруг заходит Джейкоб.

– Ваше Величество, какие планы на сегодня?

Я только вздыхаю. Видимо, планы по обслуживанию гостя.

– Пока Бетти болеет… – начинаю, пытаясь скрыть от него тревогу, но Джейкоб перебивает:

– Бетти болеет⁈ – он выглядит искренне обеспокоенным. – Простите, Ваше Величество, что прервал вас. Простите. Что с ней?

– У бедняжки лихорадка, – отвечаю я.

Он молчит несколько мгновений, потом так же молча порывисто покидает кухню и, судя по стуку входной двери, таверну.

Я не успеваю закончить с посудой, как Джейкоб возвращается. Все ещё обеспокоенный, но во взгляде мелькает надежда.

– Я знаю, где раздобыть лекарство, – говорит он, пытаясь отдышаться. – Но вам придется пойти со мной.

Я пристально смотрю на него. Кажется, он и вправду уверен, что сможет помочь.

– Далеко? – спрашиваю, не зная, как далеко я могу уйти, не хочу надолго оставлять Бетти одну. – Сколько идти туда?

– Четверть часа в одну сторону, Ваше Величество, – взволнованно говорит он. – Это того стоит. Не будем терять времени.

Я оставляю Виктора за главного, и мы с Джейкобом выходим на улицу. Ловлю на себе подозрительно-неодобрительный взгляд постояльца, который всё ещё занят завтраком. Пусть думает что хочет. Джейкоб ведет меня к леску, в котором расположен родник, который засыпало буреломом, и безошибочно находит едва заметную в траве тропинку.

По ощущениям, мы идем дольше, чем пятнадцать минут. И чем дальше, тем мрачнее становится лес и у́же тропинка. Но вскоре мы все-таки выходим на некое подобие опушки, где стоит небольшая лесная хижина. От трубы поднимается почти прозрачный дым. Позади строения, несмотря на темень чащи, заметны грядки.

– Я подожду тут, – уверенно произносит Джейкоб и встает у дверей.

А я стучу и не дожидаясь ответа прохожу в дом.

Внутри пахнет травами и чем-то старым и очень уютным, ещё более приятным, чем запах прелых листьев. На полке у двери лежат амулеты и сашетки с травами. Делаю пару шагов по сеням и оказываюсь в жилой части хижины, где нахожу женщину.

Она стоит ко мне спиной вполоборота, но даже так я вижу её старческую морщинистую кожу, больше напоминающую древесную кору. Хозяйка дома поворачивается ко мне и смотрит тусклыми глазами человека, который навидался за свою жизнь всякого.

– Зачем пожаловала? – скрипит она, как старый паркет.

Чувство, что она мне очень не рада. Только не понимаю, за что.

– Здравствуйте, мадам, – произношу с почтением. Лекарей надо уважать. – Моя служанка заболела, мне сказали, что у вас есть лекарство.

Она кривится в усмешке.

– Да какая я тебе мадам, девочка? – она улыбается, и выражение лица становится немного извиняющимся. – Прости, что я сразу так… негативно. Я Элиза. Местные частенько захаживают, но ещё чаще обвиняют в колдовстве. То я им родник загадила, то бурелома набросала, то посевы не взошли из-за меня. А я всего лишь изучала химию.

От её последней фразы по коже словно пробегает разряд тока. Химии в эту эпоху не было, значит она… как я⁈ Тоже не по своей воле тут оказалась?

– Так вы… – начинаю я с недоумением в голосе.

– Да-да, как и ты, я же вижу. – Снова усмехается Элиза, наклонившись ко мне, и её глаза сверкают огоньком. – Только ты об этом молчи, никому ни слова!

Я киваю, немного удивлённая её откровенностью.

– Так лекарство-то дадите? – спрашиваю я с нетерпением.

Она улыбается загадочной улыбкой и сдвигает руки.

– О, девочка, я тебе ещё не то дам… Но ты мне вот что скажи, вспомнить ничего не хочешь?

32

– Вспомнить? – переспрашиваю я, ощущая, как от подозрительного вопроса по позвоночнику многоножкой ползет судорога.

Элиза смотрит на меня пронзительно, будто пытается угадать, чего я хочу. Она немного поднимает старческую бровь, как бы в раздумьях, и её губы вытягиваются в тонкую полоску.

– Ну, девочка, расскажи мне, что ты знаешь о своём теле? Ты ведь внезапно оказалась в нем? – её голос становится мягче, но всё равно с нотками скепсиса. – И не помнишь, что с ним было до твоего появления?

Я зажмуриваю глаза, пытаясь вспомнить хоть что-то.

– Я не помню, что было с телом, только свою прошлую жизнь, – отвечаю я, хотя даже сама не уверена, что эти слова отражают всю правду.

Элиза внимательно меня слушает и кивает.

– Я попала сюда много лет назад, – наконец, говорит она. – Даже сама не помню, сколько прошло времени с тех пор. В нашем мире у меня была жизнь. Но я умерла и оказалась здесь. В этом мире.

Меня охватывает такое беспокойство, что я закрываю рот руками, чтобы не закричать.

– И как… – начинаю и не могу договорить вопрос.

– Кое-как приспособилась, конечно. Научилась врачевать, чтобы хоть как-то крутиться, но с местными так и не сдружилась. По их мнению, я ведьма. Ну это я уже говорила.

Она делает несколько шагов по комнате, что-то вынимает из простенького, сколоченного из досок шкафа, поворачивается ко мне и продолжает.

– Я научилась лечить, но самое главное – я выяснила способ вспомнить, что было с телом до того, как сюда попала. Если хочешь, я могу тебе помочь с этим.

Я киваю. Возможно, это прольет свет на туманные часы перед обвинением Аделины?

Элиза смотрит на меня со вздохом, и её глаза становятся темнее.

– Но это не совсем безопасно, – говорит она, показывая зажатый в руке мешочек, сплетенный из тонких травинок. – Вот отвар, который может помочь вернуть воспоминания. Но предупреждаю, он может вызвать неприятные побочки.

Я настораживаюсь. Как-то слишком подозрительно.

– Насколько всё плохо? – спрашиваю я, не скрывая волнения.

Элиза без колебаний отвечает, её голос твердый, будто она не переживает из-за этого.

– Не могу точно сказать, каждый раз по-разному, – она пожимает плечами. – Попробуешь – сама узнаешь.

Я сразу понимаю, что она не собирается открывать все карты, но мне нужно хоть что-то.

– Но я не умру, да? – задаю, наверное, глупый вопрос, но ведь страшно!

Элиза кивает.

– Точно не умрёшь, – говорит она, но её взгляд не слишком убедителен. – Может, животом помучаешься. Может, головой. Говорю же, не знаю.

Похоже, это правда.

– Так что, нужно? – спрашивает Элиза.

Я киваю и протягиваю руку. Она вкладывает мешочек мне в ладонь.

– Тут на одну порцию. Завари и выпей, – напутствует она.

– А для моей служанки… – робко заикаюсь я.

Удивительно, но при общении с этой женщиной из моего мира с меня вся напускная императорская спесь слетела, как жухлая листва.

– Дам, конечно, – Элиза снова делает несколько шагов до шкафа. Вынимает пряно пахнущий плетеный сундучок величиной с ладонь и протягивает мне. – Этот заваривать щепоть на кружку воды, пить четыре раза в день.

– Что я должна вам за доброту? – аккуратно спрашиваю я, чтобы ненароком не задеть Элизу.

– Пусть твой мо́лодец мне сухостоя наколет, топиться чем-то надо, – скрипит она голосом, который вдруг снова становится старческим. Будто пока она была не в роли этой себя, она даже чувствовала себя моложе.

– Отправлю его к вам сегодня же, – отвечаю и, прижав к груди ценный груз, откланиваюсь.

Выхожу, и мы с Джейкобом идем в таверну.

– Когда проводишь меня, сходи к Элизе, она просила наколоть ей дров, – велю ему.

– Она же ведьма, Ваше Величество, – с сомнением тянет здоровяк. – Заколдует ещё!

– Вздор и бабкины сказки, – улыбаюсь ободряюще. – Не беспокойся, ты под моей защитой. Тебя не тронет.

Едва зайдя в таверну, сразу иду на кухню и готовлю отвар для Бетти. Он пахнет мятой, мелиссой, ромашкой, малиной и, кажется, цветками липы. Надеюсь, это поможет бедной девушке.

Пока остывает отвар, готовлю обед на всех. Суп с вяленым мясом получается на удивление ароматным и насыщенным, крупа добавляет сытности. Затем поднимаюсь к Бетти. Бужу и велю ей выпить немного отвара. Как же она слаба! Сердце кровью обливается.

Она засыпает, а я спускаюсь вниз и принимаюсь за работу по таверне. Прибираюсь, мою посуду, перебираю продукты. Я одна, не могу позволить себе отлучиться, если дело не требует безотлагательного решения.

Наступает вечер. К этому времени я дважды давала Бетти выпить отвара, и она начинает чувствовать себя лучше.

Накормив всех ужином, в том числе и неприятного гостя, который на этот раз вел себя тихо – поел и сразу ушел в номер – я даже не мою посуду, сразу отправляюсь в наш с Бетти номер, чтобы выпить чудо-зелья от Элизы, которое уже успела заварить.

– Госпожа, а вы-то что принимаете? Тоже заболели? – обеспокоенно спрашивает Бетти, фокусируя на мне мутный взгляд.

– Не совсем, – начинаю я, но тут же осекаюсь. – Это профилактика. Чтобы не заболеть.

Она успокаивается, хотя все равно выглядит напряженной. А я в несколько больших глотков осушаю небольшую плошку.

Действие, похоже, начинается мгновенно.

Картинка плывет, очертания Бетти размываются и превращаются в одно светлое пятно, которое сидит на ещё одном светлом пятне побольше. А затем я вдруг отчетливо вижу перед глазами другую картинку.

Дубовая дверь немного приоткрыта, через неё я слышу голоса. Гладкий, уверенный голос возрастного мужчины и нежный голос молодой женщины. Я не могу разобрать всех слов, но отчетливо выхватываю «Захватить власть»

Затем картинка снова меняется. Перед глазами возникают мраморные ступени и подол платья. Моего платья. Я судорожно сжимаю юбки в побелевших кулаках, силясь повыше поднять подол, чтобы не путался в ногах, и бегу куда-то. Сердце дубасит в ушах набатом. А потом вдруг все темнеет.

И в этот момент я выныриваю из видения. Вся в поту, со лба течет. Меня трясет от жуткого озноба, и суставы крутит как при гриппе. Свет тусклой свечи свербит в глазах.

Ушей касается голос Бетти.

– Госпожа, вы в порядке? – спрашивает она обеспокоенно.

Что-то не так. Я прикасаюсь пальцами к лицу, на подушечках остается мокрое и теплое. Густое. Опускаю глаза и вижу, что платье густо залито кровью, которая, похоже, несколько минут обильно текла из носа.

– Со мной все отлично, Бетти, – стараюсь дышать как можно реже. – Надо только кровь остановить. А так… я только что узнала что-то очень важное.