Текст книги "Нежеланная императрица, или Постоялый двор попаданки (СИ)"

Автор книги: Ксения Мэо

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 17 страниц)

49

Эдвард

Ночь. Лишь единичные огоньки в редких деревеньках или городках проносятся подо мной и остаются далеко позади. Свистящий в ушах ветер. Ледяной воздух обтекает меня плотным потоком. Но драконы не боятся холода. Тем более, когда в груди у них пожар.

Я погружен в мысли и не замечаю, когда мои когти уже вгрызаются в перила балкона. Я пролетел полстраны туда и обратно и должен быть совершенно вымотанным, но во мне опять просыпается неуёмная жажда действия.

Но надо действовать осторожнее, чтобы не спугнуть подлинного преступника. Он должен пребывать в полной уверенности, что я всё еще подозреваю жену в измене.

Мне срочно надо переговорить с Фарквалом, но так, чтобы о беседе не прознали заговорщики. Я слишком расслабился за последние годы, потерял бдительность. Моя самоуверенность позволила прорасти семенам заговора у меня под боком.

За свою жизнь я не боюсь, но Аделина… Как бы она ни хорохорилась и не огрызалась – она человек, а значит, злодеям избавиться от нее не составит труда. Черт побери! Да если бы меня сегодня какое-то предчувствие не привело в Зеленую, то…

Отгоняю страшные мысли. Тут надо мыслить холодно и трезво. Собираюсь.

Кому из соратников я могу доверять? Пожалуй, лишь Фарквалу. Достаю из секретного ящика стола шкатулку с заряженными драгоценными и полудрагоценными камнями в оправе. Это переговорные артефакты.

Таких сейчас не делают. У меня в шкатулке то, что осталось. Они уже совсем слабые. Заряда хватит на полминуты, поэтому надо четко сформулировать запрос. Беру черный опал в серебряной оправе-паутинке, согреваю в ладони и представляю Джозефа Фарквала.

Внутри камешка вспыхивает красный огонек. Сигнал услышан. Где-то там Джозеф держит заряженный камень. Даю ему пару минут, чтобы уединиться, и бросаю в камень короткое сообщение-приказ:

– Встретимся в нашем месте через полчаса. Избегай слежки.

Тресь! Камень разваливается на несколько обжигающих руку частей. Послание доставлено. Прячу шкатулку в стол, бесполезные теперь осколки бросаю в камин. Выхожу на балкон и снова принимаю форму дракона.

* * *

Через полчаса я сижу в секретной комнате в таверне «Коготь дракона». Таверна расположена в не самом благополучном районе столицы, и это неплохое прикрытие для ведения секретных дел. Например, для общения с тайными агентами.

Мы не раз с Фарквалом встречались здесь с разведчиками. Хозяин, который многим мне обязан, предлагает вина и угощений, но я так напряжен, что и подумать не могу о питье или закуске.

Вскоре появляется начальник тайной канцелярии. Он садится напротив и ждет, прекрасно понимая, что просто так, без каких-то вестей, я бы не вытащил его в это место.

Кратко излагаю суть произошедшего сегодня и мои догадки. Фарквал слушает внимательно и обеспокоенно хмурится. Потом какое-то время молчит. Наконец делится тем, что сам успел выяснить:

– Ваше Величество, все ниточки, какие были, ни к чему не привели. Но недавно кое-что интересное всё же произошло. Ко мне попало ходатайство вдовы Шервуда о назначении пенсии по потере кормильца.

– И что в этом такого? – не сразу понимаю, к чему он клонит. – Она имеет право на пенсию.

– Вы абсолютно правы. Но. Госпожа Шервуд затребовала повышенную пенсию, на какую могла бы рассчитывать разве что вдова сенешаля.

– Может, она просто жадная? – предполагаю холодно.

– Новый секретарь так и подумал и не придал значения ходатайству, – тут же отвечает на это Фарквал. – Но госпожа Шервуд не унималась. И буквально сегодня, то есть уже вчера, днем заявилась в канцелярию с твердым намерением выбить повышенную пенсию. В качестве аргумента она приволокла орден.

– Если это орден с полосатой лентой, то она вправе требовать такую пенсию. Одно но: я бы точно знал, что Шервуд получил эту награду, ибо вручать ее могу только я.

Две недели не прошли даром. За это время я проштудировал все кодексы и сборники правил, разобрался в хитросплетении государственной бюрократии, изучил законы. Так что про ордена и награды, пенсии и прочие пособия знал теперь наверняка.

Фарквал молчит и с улыбкой смотрит на меня. И я понимаю, что дело нечисто.

– Вот именно, Ваше Величество! Она предоставила орден с полосатой лентой! Но приказа, даже тайного, о присуждении награды господину Шервуду нет. Вы понимаете?

Я понимаю. И в душе начинает клубиться черная ярость. Этот несчастный орден – взятка. В обмен на незаслуженную награду Шервуд отправил Аделину в Зеленую. Вот только что мне это дает? Я и так уже осознал, что она ни при чем. Теперь у меня иная цель – найти настоящего преступника. И вывести Аделину из-под удара.

Хотя нет. Кое-что мне эта информация дает.

– Отправляйся к вдове Шервуда и внимательно изучи орден. Надо удостовериться, что это не подделка, – бросаю Фарквалу и поднимаюсь из-за стола. – Если награда настоящая, то в деле замешан кто-то из тех, кто имеет доступ в сокровищницу, где хранятся ордена и медали.

Мой глава тайной канцелярии с пониманием кивает:

– Сенешаль Брейдерн, советник Винтерборн и я.

– Вот именно! По сути – два человека, – сам слышу, что в голосе звучит предвкушение скорой развязки. – Как только выяснишь, кто из них взял орден – задержи. Только тихо. А я полетел.

– Во дворец?

– В Зеленую… – мрачно говорю, приближаясь к выходу.

– Но зачем? Вы ж только что оттуда!

Перед тем, как выйти из комнаты, бросаю:

– Затем, что все, кто причастен к этой истории, подозрительно преждевременно уходят из жизни. Заговорщик скоро узнает, что его план по избавлению от Аделины провалился, и придумает что-то новенькое. Я должен защитить ее.

В пути я провожу больше времени чем надеялся. Всё же третий перелет без передышки через всю страну дался мне не так легко. К полудню приземляюсь у таверны. Врываюсь без стука и сталкиваюсь с заплаканной Бетти. Ужасное предчувствие толкает в грудь. Не успел!

Увидев меня, служанка дрожащими губами произносит:

– В-в-ваше Величество… Госпожа…

50

Эдвард

– Ай! – вскрикивает Бетти и дергается.

И я понимаю, что неосознанно вцепился в плечи девчонки каменной хваткой. Разжимаю пальцы и смотрю в перепуганные опухшие от слез глаза.

– Что с ней? – спрашиваю внезапно охрипшим голосом.

Бетти начинает всхлипывать:

– Мы с Джейкобом вернулись и нашли ее… В кухне у стола.

На меня накатывает раздражение. Девчонка говорит слишком медленно.

– Что с ней? – повторяю вопрос, скрипя зубами.

Эффект прямо противоположный желаемому: Бетти испуганно смотрит на меня и замирает, слова застревают у нее в горле.

В груди нарастает ярость, которая вот-вот выплеснется огненным штормом.

Тут сбоку раздается спокойный мужской голос:

– Ее Величество жива, но не уверен, что здорова, – поворачиваю голову и вижу здоровяка Джейкоба, который топчется у двери. Вид у него виноватый и потерянный. – Она без сознания, бледная, холодная… Мы сначала испугались, что она того… Но дыхание есть. Слабое. И сердце бьется. Я как раз собрался идти к травнице на болота – кроме нее, помочь некому.

Жива. Это главное. Теперь надо разобраться, что с ней, и искать выход.

– Приведи травницу, – киваю Джейкобу и снова обращаюсь к Бетти, которая, кажется, начала приходить в себя: – Где Аделина?

Бетти молча разворачивается и ведет меня в их спальню.

Аделина лежит на кровати в том же платье, в котором была вчера. Обмякшая, с закрытыми глазами, как восковая фигура. Веки подрагивают, брови иногда хмурятся, словно от боли. Она бледна, как фарфоровая статуэтка. Под белой нежной кожей выступают синие веточки вен.

В этой комнате душно, мало воздуха и света. В такой Аделина точно не выздоровеет. Беру жену на руки, аккуратно поднимаю. Она, кажется, легче воздуха. Направляюсь к самому лучшему номеру, который заприметил еще в один из прошлых визитов.

Ногой открываю дверь. Она ударяется о стену с оглушительным стуком, от которого Эгберт, дремавший в приятном полумраке на широкой и удобной кровати, испуганно подскакивает чуть не до потолка.

– Освободи кровать! – приказываю ему.

Родственник Фарквала мгновенно подчиняется. Молодец. Умеет контролировать себя. Полезный навык – пригодится на службе. Мальчишка после вчерашнего проступка будет только рад выслужиться.

Аккуратно укладываю Аделину на кровать. Коротко приказываю:

– Нужны свет и воздух!

Бетти без единого слова бросается к шторам и впускает в комнату тусклое северное солнце. Открывает окно.

Я присаживаюсь рядом с женой и беру ее за руку. Ладошка едва теплая, по ней волнами прокатывается судорога. Сердце сжимается от жалости. Если Аделина впала в такое состояние из-за меня, я себя не прощу.

Сейчас я подожду травницу. Может, она знает, в чем дело. А если не знает, то… Придется Эгберту на всех парах слетать к моему лекарю и принести его. Правда, переживет ли старик такое путешествие – вопрос… Как же нескладно получается!

Где же этот чертов Джейкоб⁈ Он уже давно должен был вернуться. Время словно замирает. Я должен что-то сделать, но не знаю, что. Могу лишь сидеть рядом, словно верный пес, и охранять свою королеву. Ощущение бессилия ядом разливается по венам.

Но вот улавливаю обостренным драконьим слухом шаркающие медленные шаги. Кто-то с трудом, преодолевая одышку, поднимается по лестнице. Дверь открывается, и на пороге показывается немолодая ссутулившаяся женщина с седыми волосами.

Она бросает на меня тревожный взгляд и подходит к кровати. Я нехотя отпускаю ладонь жены и отхожу. Это ощущается прямо физически, точно утрата. Мне кажется, если я не буду держать Аделину за руку, она улетит в мир, откуда нет возврата.

Травница наклоняется к лицу Аделины и принюхивается. Потом обращается к застывшей у входа Бетти:

– Она что-нибудь пила? – голос слабый и скрипучий.

– Ко-огда я нашла Её Величество, рядом с ней валялась пустая кружка, – едва не заикаясь блеет служанка.

– Принеси! – бросает травница.

Заполучив кружку, она долго ее изучает, нюхает, смотрит на свет, даже облизывает. Потом поднимает вопросительный взгляд на Бетти:

– Зелье мое, – я слышу сомнения в голосе. – Но эффект… Неправильный.

У меня по коже мурашки бегут. Эта старуха отравила мою жену⁈

– Что ещё за эффект? – рявкаю, не в силах сдержать гнев.

– А дело… может быть в воде? – пищит Бетти, не обращая внимания на меня.

– Воде? – тянет травница.

Она спокойная как вековой дуб.

– Она придумала воду… серебром очищать, – поясняет служанка тоном, будто сама не верит собственным словам.

На меня тут вообще внимания не обращают, и внутри начинает клокотать ярость. Но я утихомириваю её. Пусть разбираются, если это поможет спасти мою любимую. Мою императрицу.

– Серебро⁈ – Глаза у травницы расширяются, и она глотает ртом воздух. – О, нет! Ионы… Эффект усилился!

Вот теперь она выглядит по-настоящему обеспокоенной, и это вселяет в меня липкий страх.

– Какой к дьяволу эффект? – с рыком врываюсь в разговор я. – Что можно сделать, чтобы помочь? Говори!

– Ничего, – травница пожимает плечами, голос становится безучастным. – Теперь только ждать.

Миг – и я уже рядом с ней. Нависаю над сгорбленной старухой:

– Что за отраву ты ей дала? Немедленно отвечай!

Она с немного снисходительной улыбкой смотрит на меня снизу вверх и произносит:

– Всего лишь средство для восстановления оборванных нейронных связей. То есть для возвращения утраченной памяти.

Я отступаю на шаг, ошеломленно осознавая произошедшее. Аделина пыталась что-то вспомнить? Зачем⁈

В этот момент по телу Аделины вновь пробегает болезненная судорога.

– Если… если она не поправится, я сожгу тебя заживо, – скрежещу в бешенстве.

Хотя головой понимаю, что вряд ли причиню вред этой старухе. Просто бесит собственная беспомощность. Хочется крушить и уничтожать. И сейчас весь мой гнев сосредоточен на этой сухой, как прошлогодний букет, травнице.

– Ей очевидно больно! – рычу я на женщину. – Она страдает. Ты сейчас же сделаешь так, чтобы она перестала мучиться.

Травница поднимает ко мне бесстрастное лицо.

– Её страдания куда сильнее по вашей милости, Ваше Величество, – бросает она мне в лицо. – Не вы ли обвинили её в предательстве и сослали сюда умирать? – Она смотрит на меня как-то по-особенному, будто что-то знает обо мне, чего не знаю я. – Успокоительное вам дать, Император? Для вас у меня есть отличное средство!

Точно такая же дерзость вдруг появилась в Аделине в последний месяц. Что-то неуловимое иное, чужое, несвойственное окружавшим меня ранее женщинам. Это остужает пыл. Отрезвляет. Неожиданно для себя успокаиваюсь.

– Хорошо, – мрачно смотрю на травницу, – а теперь поподробнее о том, зачем моей жене понадобилось твое зелье для воспоминаний.

* * *

Несколько дней я не отхожу от постели жены. Ей то лучше, то хуже. Меняю компрессы, укутываю ледяные ноги одеялом, грею остывающие руки своим дыханием. Редкие стоны сквозь стиснутые зубы всякий раз терзают мне сердце.

Я не сплю, ем по инерции то, что приносит Бетти. Даже не смотрю, что.

Буравлю взглядом лицо Аделины, а сам прокручиваю в голове всё, услышанное от Элизы и фрейлины моей жены. О потере памяти и о многом другом.

На третьи сутки моего бдения Аделину вдруг начинает трясти. Я подбегаю, пытаюсь успокоить ее, но жена вдруг издает нечеловеческий крик и обмякает. Я хватаю ее за руку и пытаюсь нащупать пульс.

Неужели это была агония?

51

Чернота так и не рассеивается, но сознание проясняется. Я осознаю, что у меня нет тела.

Я не вижу картинки, но я слышу звуки, чувствую запахи. Чувствую, что я блуждаю по воспоминаниям, вдруг вклиниваясь в сцены, которые случались раньше.

Ушей касается мягкий низкий смех. Голос мужа – чуть хрипловатый, звучит будто над ухом.

– Ты боишься наступить мне на ногу? – спрашивает он.

– Я боюсь, что ты будешь смеяться, – тихо звучит мой голос.

– Смирись, – в голосе Эдварда улыбка. – Я всегда смеюсь, когда ты нервничаешь.

Шелест ткани – похоже, мое платье. Короткие легкие шаги издают стук по паркету. Кажется, мы с Эдвардом танцуем! В воздухе – тонкий аромат жасмина.

– Так намного лучше, – шепчет Эдвард совсем близко, и мне кажется, я ощущаю его тепло. – Не так страшно, да?

– С тобой ничего не страшно, – отвечает мой голос тоже шепотом.

Меня окутывает запах жасмина и слабый аромат дубового дерева от его камзола.

Потом это воспоминание сменяется другим, третьим. Иногда мне кажется, они сливаются в один большой кусок ощущений – обонятельно-слуховых, но таких четких, что трудно отделить одну сцену от другой.

И во всех этих воспоминаниях Эдвард предстает заботливым и любящим. Настолько, что никогда, даже в прошлой жизни в счастливом браке не ощущала к себе такой любви.

Слух в очередной раз улавливает шелест ткани, но не платья. Через какое-то время доходит, что это простыни. И сбоку доносится голос Эдварда:

– Ещё рано, побудь со мной, – хрипло и с мурлыкающей интонацией.

– У меня занятие, каллиграфия, – мой голос шепчет, но в нем улавливается улыбка. – Джина снова расстроится, если я не приду!

– Я просто тебя не отпущу, Адель, – тихо и горячо рычит совсем близко муж. – Считай, что у тебя сегодня нет занятия. И вообще, надо его перенести на более позднее время.

Я слышу, как он тянет носом воздух совсем рядом, и почему-то знаю, что он наслаждается моим ароматом. А потом ушей касается звук поцелуя, и сцена сменяется.

В какой-то момент тьма начинает проясняться. Две светлых точки, расположенных по разным сторонам сгустка, которым является мое сознание, начинают равномерно разрастаться и заниматься свечением. Одна приобретает темно-бордовую окраску, вторая – нежно-голубую. Как порталы, только я не знаю, какой выбрать.

Две силы притяжения от обеих точек начинают одновременно действовать на меня, будто каждый из миров за ними хочет забрать мое сознание себе. Бордовый пучок света тянет сильнее, и я почти поддаюсь, но в какой-то момент неизвестное шестое чувство заставляет меня передумать.

Но у меня нет тела, как я могу сопротивляться силе притяжения? Как я могу двигаться? Паника затапливает все мое здешнее существо. Почему-то я уверена, что в бордовый мир попадать не стоит.

Я мысленно сопротивляюсь притяжению и начинаю ощущать, что сила голубого сгустка становится мощнее, и я приближаюсь к нему. С каждым мгновением все увереннее, пока вдруг не ускоряюсь до скорости света и…

Ощущаю свое настоящее тело. Тяжесть рук, ног, сухость воздуха кожей, слух улавливает приглушенный разговор. Мужские голоса. Один, нет, я узнаю оба! Это мой муж и Эгберт. Не разбираю слов, для меня все это – равномерное бубнение.

Мне хочется двинуться, но в теле такая слабость, что я даже не могу открыть веки, хотя и стараюсь.

Вдруг слух улавливает несколько порывистых шагов, а потом руки касаются горячие пальцы.

– Любимая? Адель? Ты меня слышишь? – голос Эдварда звучит обеспокоенно, но в нем слышна надежда.

Я с огромным трудом разлепляю губы, но не могу произнести ни звука. Пересохшей кожи внезапно касается что-то влажное и холодное. В рот проникает вода, и я жадно проглатываю эти несколько капель. Потом кто-то – наверное, Эдвард – повторяет операцию, и мне становится все легче шевелить слипшимся языком.

– Слышу, – наконец выговариваю я. – Пить хочется.

Мягкие аккуратные мужские руки помогают мне подняться, приставляют кружку к губам, наклоняют. Чувствую себя овощем, но рук поднять не могу. Едва вода касается губ, я присасываюсь к ней точно пиявка. Делаю несколько жадных глотков.

Это вдыхает в тело силы, и я открываю глаза. Зрение медленно проясняется. Эдвард укладывает меня обратно на подушки и склоняется надо мной. Во взгляде, кажется, вся Вселенная оттенков от радости и облегчения до лютой тревоги и гнева.

– Я… я так рад, что ты пришла в себя, Адель, – выдыхает он и, наклонившись, касается моего лба своим. Тяжело дышит. Чувство, что он только что пережил самое страшное в жизни.

Силы постепенно возвращаются, и я накрываю ледяными пальцами его ладонь.

– Я все вспомнила, – произношу на грани слышимости. – Они меня убили.

52

Я произношу эти слова машинально и только потом понимаю, что сказала это вслух. И заявление это – мягко говоря, странное.

– Выйди, – бросает муж застывшему Эгберту и поворачивается ко мне.

Тот поспешно оставляет нас наедине.

Тишина повисает между нами. Она такая плотная, что её можно потрогать.

Эдвард не двигается. Его ладонь всё ещё накрывает мою, но теперь он держит её крепче, будто боится, что я исчезну. У него на лице отражается мыслительный процесс. Он пытается осмыслить мои слова, сдвигает брови, чуть приоткрывает губы, но пока молчит.

Я тоже молчу. Жду. Я не знаю, как он отреагирует. Вокруг всё так же тихо, только за окном шумит ветер.

– Они… тебя… убили, – наконец утвердительно повторяет он, словно пробуя слова на вкус.

– Да, – медленно киваю.

– Кто? – лицо мужа темнеет, в глазах появляется ярость, но я ощущаю, что не на меня.

– Альфред, – отвечаю честно, но не уверена, что это правильно.

Мышцы на челюсти Эдварда напрягаются, а тепло ладони сменяется жаром, почти обжигающим.

– Как? – его голос звучит вдруг тихо, но в этом спокойствии клокочет буря.

– Я подслушала заговор, – говорю я и, чувствуя нарастающую силу в голосе, начинаю рассказывать всё.

О том, как вошла в библиотеку, как пряталась за стеллажами, как слышала их голоса. О письмах, которые Джина собирала в шкатулку, о заговоре, о том, что они собирались отравить его.

С каждым словом я вижу, как его лицо мрачнеет все сильнее, как взгляд ожесточается, а губы сжимаются в тонкую линию.

– И ты побежала ко мне? – спрашивает он, и я замечаю, как едва заметно дрогнули его пальцы на моей руке.

– Да. Но он догнал меня.

Я зажмуриваюсь, когда в памяти всплывает тот миг – холодный голос Альфреда, железная хватка на моём запястье, хруст шеи, а потом – полёт в пустоту.

Когда я открываю глаза, Эдвард уже не сидит. Он стоит, тяжело дышит, кулаки сжаты.

– Ублюдок, – выдыхает он, и воздух в комнате становится плотным.

Он закрывает глаза, и я вижу, как он пытается взять себя в руки, как борется с инстинктами дракона, как его плечи вздымаются от глубокого вдоха.

– Он думал, что ты мертва, – произносит он, сдержанно, почти спокойно, но я знаю, какой гнев скрывается за этим. – А потом ты очнулась.

Я киваю.

– И я была уже не той Аделиной.

Он резко поворачивает голову ко мне, взгляд пронзительный.

– Что ты имеешь в виду?

Я сглатываю. Всё это время я боялась сказать. Но теперь… Я больше не могу молчать.

– Я не она, – произношу тихо-тихо. Вот сейчас мне становится страшно за реакцию Эдварда. Он правда любил жену. А я – узурпировала её тело.

Тишина. Он не отрывает от меня взгляда.

– Повтори, – требует он глухо.

Я глубоко вздыхаю, собираясь с силами.

– Я не Аделина, – говорю чётко, отчётливо.

Он не моргает.

– Кто ты? – голос становится резче.

– Я… из другого мира, – роняю на выдохе.

Я вижу, как он это переваривает. Несколько долгих секунд. Я жду гнева, обвинений, но он только смотрит. Потом медленно садится обратно.

– Продолжай.

Я едва не поперхиваюсь воздухом от удивления. Моргаю.

– Ты мне веришь? – спрашиваю, сама себе не доверяя.

Он прикрывает глаза, как будто хочет сосредоточиться.

– Ты только что сказала мне, что Альфред пытался тебя убить, что его дочь собиралась отравить меня, и что вся эта чёртова история с письмами – фикция. А теперь ты говоришь, что ты не Аделина. – Он открывает глаза, в них пламя, но не ярость. – Ты правда думаешь, что я отмахнусь от этого?

Я сглатываю.

– Я… не знаю, как это объяснить, – признаюсь я.

Он изучает меня.

– Попробуй, – голос вкрадчивый.

Я глубоко вдыхаю.

– Я очнулась в этом теле, в этом мире. До этого я была другой. Жила другой жизнью. В другом времени. Я не знаю, как я здесь оказалась. Не знаю, почему. Я просто… пришла в себя и всё. Как раз в тот момент, когда вы с Альфредом обсуждали мою казнь.

– И ты помнишь свою прежнюю жизнь? – спрашивает Эдвард сосредоточенно.

– Да. – Я киваю.

Он медленно выдыхает, сцепляет пальцы.

– Значит, я никогда не был твоим мужем, – в его голосе звучит грусть.

Я не сразу нахожу, что сказать.

– В твоём мире я существовал? – Эдвард говорит чуть громче. Похоже, мое признание причинило ему боль.

– Нет. – Это честно. Я не буду ему лгать.

– Значит, ты не любила меня? – Что и требовалось доказать. Ему больно.

В его голосе нет осуждения. Но этот вопрос делает меня беспомощной. Я не знаю, что сказать. Я не могу лгать.

– Я… не знаю, – выдыхаю я. – Я…

Он хмурится.

– Это сложно, – не выдерживаю я, растопыриваю пальцы, ощущая, что мне не хватает слов или знаний, или такта, чтобы передать то, что на самом деле я испытываю. Я прикрываю глаза. – Я помню свою жизнь. Но… всё, что случилось после того, как я очнулась в этом теле, – это тоже я. И это не просто сон, не просто чужая память. Это мои эмоции. Мои решения.

Эдвард продолжает молча смотреть на меня.

– Ты не представляешь, как я должен был бы реагировать на это, – наконец говорит он.

Я улыбаюсь грустно.

– Представляю, – отвечаю твердо.

– Но сейчас это не важно. – Он прищуривается.

Я вздрагиваю.

– Что?

Он подаётся вперёд, глаза горят собственническим пламенем.

– Это не имеет значения. Ты моя жена, – чеканит безапелляционно. – Что бы это ни значило для тебя.

Сердце гулко стучит в груди

– Но… – зачем-то пытаюсь возразить я, но не нахожу веских доводов.

– Мы разберёмся с этим позже, – твердо отрезает Эдвард тоном не допускающим возражений. – Сейчас ты вернешься со мной в столицу.

Я моргаю.

– Что? – сама слышу возмущение в голосе.

– Я должен вернуться, чтобы арестовать предателя, – говорит он ровно. – И я не оставлю тебя здесь.

– Но… – я открываю и закрываю рот. – Эдвард, я не могу уехать! Это мой дом. Здесь мои люди. Они…

– И что ты сделаешь, если он пошлёт убийц снова? – перебивает он. Я замираю. Эдвард продолжает тихо и проникновенно: – Ты нужна мне живой. Здесь ты в опасности.

– Но Зеленая… – пытаюсь вставить я.

– Потом решим, что с ней делать, – требовательно произносит он.

– Эдвард… – говорю я, но уже понимаю, что бесполезно спорить.

Он встаёт.

– Ты летишь со мной, – добавляет с опасным рокотом в голосе.

– Лечу⁈ – восклицаю, ощущая, как глаза лезут на лоб от удивления, потому что вспоминаю, что мой муж – дракон.