Текст книги "Закрой глаза (СИ)"

Автор книги: Ксения Кононова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 35 страниц)

– Макс…

– Я сказал, что не хочу говорить на эту тему, что не ясно? – Агрессивно. – Я вообще не хочу разговаривать.

– Твое право. – Холодно замечает Женя, усаживаясь обратно на свое место за столом и возвращаясь к бумагам по работе.

Он буквально каждым миллиметром кожи чувствует эту напряженную атмосферу, скапливающуюся между ними в какое-то мегаторнадо, ожидая взрыва Макса в любую секунду… но взрыва не происходит. Тот забирает свою чашку и выходит из кухни, оставив Евгения одного. Женя делает глубокий вдох и он не приносит облегчения. Трет глаза, на миг сжав челюсть, и вновь принимается изучать документы, хотя мысли в голове не дают сосредоточиться. Поговорить с Максом в таком состоянии все равно, что попытаться сдвинуть скалу. И угораздило же Женю столкнуться с ним в тот вечер. Репей! Форменный репей. Дикий, колючий, но цепляющийся где-то внутри так, что отодрать невозможно. Намертво. И Женя чувствует, что либо он попытается сделать это прямо сейчас, пусть и с неимоверным трудом, либо дальше будет только хуже. В первую очередь для него. Костя все-таки был прав, нужно выбросить это из головы. Евгений смотрит на наручные часы – десять вечера, несколько секунд думает. Наконец, тянется к мобильному телефону на столе. Несколько нажатий, долгие гудки, жизнерадостное «Пронто!» на том конце.

– Привет, Олег. Какие планы на вечер?

Макс слышит, как хлопает входная дверь и автоматически отрывает глаза от книжки. Свалил. Просто зашибись. Может, теперь вообще кого-то домой начнет водить? Какая уже разница, когда все в курсе. Хотя какое Максу дело до того, с кем Женя трахается, не с ним же. Максим яростно мотает головой, пресекая на корню все возможные размышления в этом направлении и не давая себе задумываться над внезапной агрессивностью, которая сопровождает подобные мысли. Ему нет никакой разницы. Его это никак не касается. Он вообще тут на птичьих правах. Осталось перекантоваться еще немного и вся эта непонятная хренотень в его жизни закончится. Макс идет чистить зубы, застилает диван и, выключив свет, ложится спать. Он просыпается за всю ночь только один раз – в половине третьего – когда входная дверь повторно хлопает, знаменуя возвращение хозяина квартиры.

Утром долго лежит, накрывшись с головой одеялом и дожидаясь пока Женя уйдет на работу. Ну и пусть это выглядит по-детски, тот опять захочет поговорить, а Макс пока ни разговаривать, ни думать на эту тему не собирается. Когда встает, на кухне его ждет завтрак в виде запеканки с мясом, картофелем и сыром. Вчера ее точно не было, значит, готовил ее Женя с утра. Максим отделяет себе порцию, садясь за стол. Этого, конечно, не отнять, готовит тот охренительно вкусно. Геи все, наверное, так готовят. Макс мрачно жует, снова пытаясь переключить свое внимание на что-то другое и ни в коем случае не думать, что сам он тоже готовить умеет. Это совершенно другое. Если бы не умел, с голоду сдох бы, после того, как матери не стало. Мысль эта не ахти как, но возвращает слабое душевное равновесие.

Все воскресенье Макс не может придумать, куда себя приткнуть, поэтому в квартире закручены все возможные шурупы во всех возможных местах, смазаны все петли, и прочищены стоки каким-то «Кротом», который ему посоветовали в химическом отделе супермаркета. Дочитана последняя книжка матери Жени и выкурено полторы пачки сигарет. Макс слишком много курит в последнее время, он и сам замечает, но это его успокаивает. Он рано ложится спать, потому что на завтра у него внезапно появились планы. Женя возвращается в час ночи.

Утро понедельника ничем не отличается от утра воскресенья и протекает по той же схеме. С тем лишь различием, что после завтрака Макс собирается и около девяти утра уже заходит в свою автомастерскую. Как же ему этого не хватает. Колич приветственно улыбается, как и ребята. Перебросившись парой фраз с каждым, Максим подходит к своей «Машке» в конце мастерской, сдергивает с нее ткань и делает глубокий вдох. Колич категорически запретил ему выходить на работу, пока он окончательно не поправится, но Максу удалось его упросить приходить каждый день, чтобы попытаться восстановить свой мотоцикл. Это точно успокоит его расшатанные нервы.

В таком режиме проходит вся неделя и с Женей он практически не пересекается. Иногда кажется, что он один живет, а не с кем-то. Встает либо слишком рано, либо когда Женя уже уходит, ложится тоже рано, когда Женя еще не вернулся и так проще. Так ему не приходится думать о том, о чем он не хочет думать. Вообще ни о чем не думать, кроме фильтров, колодок, свечей, клапанов, подвесок и других запчастей. Они не общаются и не видятся. В четверг Женя не ночует дома. И Макс знает это наверняка, потому что всю ночь вертится не в состоянии уснуть.

Незаметно наступает март и погода, совсем не характерная для начала весны, балует непривычным теплом, чистым небом и солнечными бликами, отражающимися от обилия стеклянных одежд мегаполиса. Макс несколько раз был в суде и у юриста, но дело действительно сдвинулось, и появилась вполне осязаемая надежда, что это скоро закончится. На очередном приеме у травматолога тоже обнадежили, еще самое большее две недели и про костыли можно будет забыть. Макс находит во всем этом успокоение. Жизнь начинает понемногу налаживаться, возвращаясь в нормальное русло.

Но когда к двум прошедшим неделям разменивается третья, Макс просыпается перед рассветом в поту, с бешено колотящимся сердцем и каменным стояком. И снились ему отнюдь не обнаженные модели Плейбоя. Сука! Макс с отчаянием утыкается в подушку и впервые ему кажется, что все его спокойствие было не более чем еще одной формой апатии, и совсем не признаком обретенного душевного покоя и гармонии с самим собой. Он не прикасался к себе с тех самых пор, как они с Женей замерли в состоянии необъявленной холодной войны или проще сказать избегания друг друга. Хотя если взглянуть правде в глаза – избегает именно Макс. Он с отчаянием ерзает, все в паху болит от перевозбуждения и требует разрядки, но он не может. Не может, потому что знает, чем это все закончится. Нельзя. Все то, что казалось похороненным глубоко в подсознании, вдруг вываливается наружу, как вещи из забитого шкафа, стоит только приоткрыть дверцу. А вместе с этим вновь рождается злость. Да сколько же вся эта херня продолжаться еще будет?! Он думал, что уже все прошло. Он так устал… Невыносимо.

Максим тяжело дышит, чувствуя, как замер на пороге какого-то совсем жуткого состояния и он не может найти выхода. Он не знает где его искать. Проворочавшись еще какое-то время, поднимается и идет на кухню. Пьет теплую воду, растворив в ней чайную ложку меда. В детстве мать всегда делала так, когда он просыпался после детских кошмаров. Только теперь эти кошмары чересчур взрослые и не факт, что подобное средство против них сработает. Макс злится. На Женю, сам на себя, на Полину, на Фокса, на отца, на всех сразу, на всю свою жизнь. Все внутри вибрирует. Он будто барахтается в каком-то болоте, в которое превратилась его жизнь, лишившись смысла после того, как у него пропала возможность садиться на мотоцикл. Всполоснув чашку и спрятав ее, возвращается в комнату, но вдруг останавливается у дверей и делает еще несколько шагов вперед по коридору, замечая приоткрытую дверь в спальню Жени. Дыхание учащается. Еще шаг. Пульс едва заметно ускоряется. Макс замирает в нерешительности. Тишина спящей квартиры усиливает звук его сердцебиения. Мотает головой и вновь делает несколько шагов назад. Напряжение ощутимо спадает. Что за бред?! Максим сглатывает, несколько секунд думает и все-таки подходит к спальне Жени. Сердце гулко и растерянно бьется о грудную клетку.

Повернуть ключ… Нажать на сцепление…

Рука ложится на холодную металлическую дверную ручку и, сжав ее, Макс открывает дверь шире. Тусклый свет просыпающегося утра просачивается из не зашторенного окна и Макс четко различает очертания спящего Евгения. Нервно облизывает губы, не отдавая себе отчета в том, что уже переступил порог его спальни.

Включить первую передачу…

Делает несколько шагов и замирает в метре от кровати Жени в тот момент, когда срабатывает будильник. Ноги врастают в пол, и Макс даже боится шевельнуться. По телу проходит обдирающая дрожь, пока он наблюдает, как Женя тянется и выключает его… поворачивается… натыкается на него сонным взглядом…

Чека сорвана… Еще немного до взрыва… Еще немного до жизненно-необходимой адреналиновой дозы…

– Макс? Что ты здесь делаешь? – Недоуменно. Женя чуть привстает в кровати, голос после сна мягкий и слегка сиплый.

Что? Сейчас было бы весьма кстати иметь ответ. Хоть какой-нибудь альтернативный, кроме очевидного, но что-то Максу подсказывает, что он не хочет его знать. И даже наступи сейчас сам Судный день, и ему задали бы этот вопрос, он все равно бы не ответил. Он не знает, что он здесь делает. Но уже не может заставить себя уйти. Не может заставить себя остановиться. И он хочет знать, каково это на самом деле. Хочет убедиться, что в реальности все совсем не так, как он уже несколько месяцев видит во сне. Хочет почувствовать то же отвращение, какое было с Фоксом, чтобы, наконец, успокоиться и убедиться, что он не…

– Я не гей. – Напряженно. Это единственное, что срывается с языка.

Женя всего на секунду застывает. Больше двух недель они практически не общались, хотя продолжают жить под одной крышей и проснуться с утра, застав Макса в комнате, он точно не ожидал и уж чего он никак вообще не ожидал – это того, что их общение возобновится с этой фразы. Женя вдруг ощущает, как с него слетают последние остатки сна, и появляется другое не уместное состояние.

– Я знаю. – Спокойно произносит он. Во всяком случае, он очень надеется, что это звучит спокойно, а не хрипло и возбужденно. – Поэтому и спрашиваю. Чего ты хочешь?

Хочет? Макс не знает, чего он хочет. Как он вообще может хотеть того, чего не знает? О чем даже понятия не имеет? Но зато он очень хорошо знает это ощущение, которое сейчас начинает отчетливо струиться под его кожей и липнуть к мыслям. Доза. Доля риска, которой достаточно как искры для зажигания. Он, наконец, нашел внутри себя соответствие тому страху, который испытывает рядом с Женей. Это страх, из которого рождается восхитительный адреналин. То, что он чувствует сейчас сродни тому, что он испытывал, заводя свой байк. Возбуждение от предвкушения взрыва после того, как чека сорвана. С единственным малюсеньким отличием, сейчас у него настоящий стояк. И что это, Макс не может себе объяснить. И почему так, он тоже не знает. Или знает? Чертов адреналиновый голод, вот что это такое. И сейчас Женя единственное, что в состоянии этот голод утолить. Осталось отпустить сцепление. Да?

Женя потрясенно наблюдает, как Макс подходит ближе и забирается на кровать, перебрасывая через него ногу. Упираясь ладонями в матрас, нависает над ним. Внимательно смотрит в его лицо, будто видит впервые. По-новому. С вызовом. Как уже давно не смотрел и каким Женя его уже давно не видел. Все понятно, у Жени слишком реалистичный сон, который можно отнести к категории «желаемое за действительное»…

– Я не гей. – Четко повторяет Макс, садясь на его бедра. Для себя? Для Жени? Кому это интересно, когда он уже сидит на нем, ощущая пахом взаимность всей складывающейся за доли секунды ситуации?

Пусть сон, пусть альтернативная реальность, пусть у него галлюцинации, Жене все равно. Он ни секунды не думает. Никаких сомнений. Никакой нерешительности. Не сейчас.

– Договорились. – Ладони Жени проскальзывают под трикотаж майки и поглаживающе поднимаются вдоль спины Макса, задирая ее вверх. Впервые он делает то, что так давно хотел. Осторожно, будто решил погладить дикое животное, не зная до конца и не будучи уверенным в его реакции на свои прикосновения. Убежит или укусит? Макс выбирает третье. Нетерпеливо поддевает майку за спиной и стягивает, одним движением выскальзывая из ткани и отбрасывая ее в сторону.

Отпустить сцепление?..

Женя привстает и, упираясь одной рукой в матрас позади себя, пытается коснуться губ Макса, но того на миг заклинивает, будто кто-то забыл снять его с ручника. Он вспоминает о своем не богатом опыте с Фоксом и чуть отшатывается, избегая поцелуя и делая рваный вдох, потому что одновременно с этим Женя осторожно и мягко начинает поглаживать его ладонью другой руки сквозь тонкую ткань боксеров.

Вдруг Женя не выдерживает, сжимает Макса за бедра и тот не успевает отметить, в какой момент он оказывается под ним. Дыхание Максима сбивается, прячась где-то в легких, а затем отчетливо напоминая сигнал SOS, посылаемый в тишину короткими выдохами и невнятным мычанием, снова сменяющимся выдохами, когда Женя начинает настойчиво покачивать бедрами, вжимая его в матрас и трясь об него тем, чем не следовало бы. Совершенно. Ни в коем случае. Никогда. Макс трезвеет и замирает, все еще безрезультатно пытаясь подобрать какие-то оправдания себе, своему стояку, непозволительно приятным ощущениям, вызванным этим трением и ситуацией в целом, но терпит провалы одно за другим, когда горячее дыхание Жени растекается по его шее, забивая собой поры. Пиздец, что же они делают?!

Женя улавливает этот момент замешательства, но не отстраняется. Для него уже слишком поздно останавливаться и он не даст это сделать Максу. Пусть тот потом опять будет орать, материться или не разговаривать с ним до конца жизни – не важно. Он хочет его. Сейчас. Касаться. Сжимать. Целовать. В реальности, а не в своем богатом воображении. И Макс пришел к нему сам, он возбужден и он под ним. Неважно почему. Женя не собирается разбираться в причинах. Все чего он хочет – сейчас в его руках. Он пропускает ладонь под широкую резинку боксеров, на короткую секунду чуть сжимая ягодицы и высвобождая плоть Макса, достигшую впечатляющей степени возбуждения, поспешно стягивает с себя белье и, придавливая Максима тяжестью своего тела, пропускает руку между их телами, сжимает ладонью стояки. Первое уверенное движение и Макс дергается, чувствуя это прикосновение, его накрывает внутренняя паника. Он это хотел узнать? Ради этого пришел?

Максим, все еще судорожно цепляясь за свою «натуральность», вдруг пытается вывернуться, столкнуть Женю с себя, выползти из-под него, но это оказывается практически невозможно. Железная хватка, будто у хищника, которому, наконец, удалось одолеть свою жертву после длительного преследования, намертво удерживает его, и все движения тела Макса только усугубляют ситуацию, больше походя на предсмертные конвульсии, чем на желание бороться.

– Ох, бля… ммм… – То, что изначально должно было быть возмущением, звучит очень не убедительно и Макс сам это прекрасно понимает. Вместо желаемого сопротивления, он лишь еще сильнее трется пахом, еще ближе прижимается к обнаженной коже, еще отчетливей чувствует сиплое дыхание на своей шее и ритмичные скользяще-сжимающие движения на своем стояке. – Ммм…

– Макс… – шипяще выдыхает Женя, целуя его в скулу и спускаясь к шее, – пожалуйста… просто расслабься… – Но попытки Макса сопротивляться сводят его с ума. Заводят еще больше, лишая любой микроскопической возможности найти в себе силы остановиться. В мозгу одна за другой начинают взрываться тротиловые бомбы.

Макс будто в бреду, ему нечем дышать, либо нет воздуха, либо его мозг в ступоре забыл дать легким такую важную команду. Он отворачивается, пытаясь вдохнуть, но в этот момент Женя прикусывает ему шею под линией волос, не сильно, но властно, будто метит оттиском своих зубов и Макс дергается, как от удара электрошоком. Дикость. Но она неожиданно заводит, посылая мощный импульс дрожи по коже вниз к возбужденной плоти в чужих руках. Женя чуть улыбается, обнаружив чувствительное место на теле Максима, и проводит кончиком языка по коже.

В какой-то момент, не отложившийся в сознании, Макс теряется в ощущениях, отпуская себя и забывая о том, что собирался оттолкнуть. Не замечает, как переступает эту грань – еще. Его утягивает на глубину, на дно и уже все равно. Он не контролирует собственное желание. Уступает чему-то животному, растекающемуся по венам, несущему нечто новое, заразное, дикое, агрессивное. И ему хочется еще. Ближе. Сильнее. Быстрее. Еще немного. Совсем чуть-чуть. Пара секунд. С Женей. Именно так. Да!

Отпустить сцепление… Разгон от нуля до ста километров за две с половиной секунды…

Еще несколько ритмичных движений и они кончают практически одновременно. У Макса подгибаются пальцы на ногах, на руках, встают волоски на всем теле, а глаза, кажется, закатились так, что он способен рассмотреть каждую самую мелкую извилину собственного мозга. Его чуть выгибает. Он тяжело и рвано дышит, сквозь сцепленную челюсть и нос, не замечая, как пальцами одной руки с силой впился в предплечье Жени, и понимает, что только сейчас начал дышать, а все время до этого ему было не до такого глупого инстинкта. Тело Макса еще раз вздрагивает, придавленное к смятым простыням телом Жени, и, наконец, расслабляется. Он сглатывает и открывает глаза, облизывая пересохшие и обожженные дыханием губы. Блядь, что же он сделал?

Слабые отсветы встающего солнца из окна падают на его лицо и Женя на доли секунды замирает, глядя на застывшее на нем выражение. Изумленное и такое по-детски беззащитное. Растерянный и мутный взгляд. Будто он не понимает, как здесь оказался и что вообще произошло. Этот взгляд длиною в долю секунды – когда не в состоянии спрятаться от себя же самого, когда негде скрыть свою секундную уязвимость и слабость – самое удивительное, что Жене приходилось видеть в своей жизни. В своей постели. Потрясающе. И Женя на короткий миг чувствует чистый восторг, который давно не ощущал, от того, что, наконец, сжимает то желанное тело, которое столько времени хотел. А еще чувствует, что только что сделал огромную ошибку.

Они дышат в унисон, лежат крепко прижавшись друг к другу меньше минуты. Ровно столько, сколько достаточно Максу, чтобы в полной мере осознать, что же только что произошло. И когда это осознание, наконец, продирается сквозь дебри спутавшихся мыслей и последних едва уловимых сокращений мышц во всем теле, ему вдруг хочется провалиться сквозь землю. То, что несколько минут назад казалось таким единственно необходимым, вдруг превратилось в парализующий стыд. И страх. Это не должно было быть так… Не должно было нравиться… настолько сильно. Он несколько секунд набирается смелости и все-таки осторожно выползает из-под Жени.

– Мне нужно в душ… – Абсолютно безэмоционально. Поднимается с кровати и выходит из комнаты.

Евгений не удерживает его. Не проронив ни слова, он следит за Максом, а когда за ним закрывается дверь комнаты, беспомощно утыкается в подушку лицом. А на что он собственно еще рассчитывал? На нежные объятия и ласковые прозвища? Не стоило этого делать. И хотя Женя не привык сомневаться в себе и своих решениях, сейчас он впервые чувствует нечто сродни запоздалого сожаления, что не смог сдержать себя и поддался на провокацию Макса. Но, черт! Как же он этого хотел! Хотел его. Хочет. Единственное, что Женя сейчас со всей отчетливостью понимает – одно дело знать, что твои мысли и фантазии принадлежат только тебе и никто их не прочтет в твоей голове и совсем другое переступить черту, обнажив их перед другим человеком. А они ее только что переступили. И судя по всему, теперь об этом пожалеют оба. Уже жалеют.

Глава 18

You can blow off all your dark desires,

You can tell yourself you tried.

Fortune cookies will always take your side,

But you will crumble from the lie.

Desire won't die…^[11] Sacha Sacket – Desire

Как только за спиной Макса захлопывается дверь в ванную, он упирается в нее затылком, закрывая глаза и накрывая лицо ладонями. Количество адреналина в крови резко уменьшается и, как и всегда, его начинает потряхивать. Макс дрожит, а вскоре его уже просто трясет. Он сжимает виски, начиная тяжело и с трудом дышать. Резко подходит к ванне и дергаными движениями открывает горячую воду. Отвлечься. Не думать. Забирается под душ, пытаясь так согреться, чтобы унять эту дрожь. Бесполезно, его трясет не от холода. Максим подставляет лицо под струи, надеясь, что они смоют все мысли и воспоминания. Отплевываясь от попадающей в рот воды, упирается ладонями в кафельную стену перед собой и опускает голову вниз. Наблюдает, как вода уходит в слив у его ног и только когда начинает слегка вздрагивать, понимает, что плачет. Блядь, он с детства ни разу не плакал. Никогда. Макс впервые чувствует себя абсолютно беспомощным и слабым, не в состоянии найти хоть какой-нибудь смысл в своей жизни. Будто все существующее в мире отчаяние вдруг обрушилось на него.

Он разваливается на части. Сходит с ума. Что-то, чего он не знает, как паразит поселилось в нем и убивает изнутри. Вода продолжает сбегать по его голове, спине и ногам, а облегчение так и не приходит. Макс садится в пустую ванну, скрестив ноги и обнимая себя за колени, неосознанно кусает подушечку большого пальца на правой руке, но даже не чувствует боли. Плачет. Скупо и бесшумно. Не захлебываясь, не заикаясь… Только слегка вздрагивая, часто моргает, трет ладонями глаза и шмыгает носом, пока горячая вода продолжает литься на него сверху. Перед глазами почему-то похорон матери, потом Антона, потом отца… Слезы продолжают течь по щекам, и он судорожно сглатывает, вновь вытирая их. Семья, друзья, скорость, свобода, мотоциклы… Ничего этого уже нет. И никого нет. И никогда не будет. Он остался один. Вся его жизнь полетела к чертям, и чем дальше, тем только хуже. Он не знает, что с ним сейчас происходит. Он не знает, что с ним будет дальше. Растерян и не может найти выход. Что он только что сделал? Что же он сделал? Зачем?! Внутри будто что-то разрывает на куски, и он не может остановить это. Стыд и страх. Макс не знает, сколько он так сидит. Приходит в себя только когда чувствует, что потоки горячей воды пропадают, а его кто-то ощутимо встряхивает.

– Макс, что с тобой?!

Он поднимает голову спустя несколько секунд, понимая, что это Женя. На нем лишь джинсы, а в светло-ореховых глазах застыла тревога. Максим не хочет его сейчас видеть. Не хочет слышать. Не хочет, чтобы он к нему прикасался. Хватит! Отравляющая злость и желание обвинить во всех своих бедах хоть кого-то, внезапно выплескиваются наружу.

– Не трогай меня! – Агрессивно и резко вырывает локоть из сжатой руки Жени, не в состоянии остановить слезы и в ярости, что тот стал свидетелем его проявления слабости. Нервно стирает слезы с лица. – Выйди нахрен отсюда!

– Макс… – Евгений пытается вновь его встряхнуть, но Максим отталкивает его руки.

– Блядь, не прикасайся, я сказал! – Срывается на крик. – Ты за*бал меня уже просто, понял?! Отвали на хер! Оставь меня в покое! Какого хрена тебе еще нужно?! – Его опять начинает трясти и он уже на грани истерики.

Так, все ясно. Женя хватает его за плечи и поднимает на ноги, не обращая внимания на сопротивление, словесный поток ругательств и возмущение. Дотягивается до полотенца и быстро обматывает его вокруг бедер Макса. Тянет на себя, заставляя выбраться из ванны на пол.

– Отпусти, блядь! Вали на хер, я сказал! На хер!!! – Орет Максим, не в состоянии остановиться и взять себя в руки. Яростно толкает Женю и тот по инерции отшатывается, больно ударяясь спиной и затылком о кафельную стену позади, но в глупую драку Женя не даст себя втянуть, хотя врезал бы ему сейчас с огромным удовольствием, чтобы отрезвить и осадить. Только судя по всему, ситуации это не поможет.

– Успокойся! – Он резко делает шаг вперед, с силой хватает за плечи и прижимает его к стене, перехватывая руки и не давая возможности наносить удары. Макс тяжело дышит и пытается вырваться из захвата, продолжая покрывать матами и его конкретно, и свою жизнь вообще. – Ничего не было, слышишь?! – Повышая голос, жестко произносит Женя, чтобы Макс его услышал и понял. Пару раз сильно встряхивает, пытаясь привести в себя. – Ничего не было! Все нормально! Ничего не изменилось!

– Сука… – Беспомощно и с отчаянием. Макс еще несколько раз дергается и вдруг затихает. Его плечи тут же никнут, и Женя ослабляет свою хватку, отпуская его. Макс сползает по кафельной стене, накрывая голову руками и вздрагивая от беззвучных слез.

Женя приседает рядом.

– Сейчас ты успокоишься, и мы просто обо всем забудем, понял? Макс! Ты понял меня?! – Жестко.

Спустя несколько секунд тот слабо кивает, не поднимая головы. Максим вдруг чувствует себя опустошенным и измотанным. До смерти уставшим.

– Отлично. – Уже тише. Женя едва уловимо вздыхает. У него самого слегка начинают дрожать руки, а дыхание становится тяжелым и частым.

Черт! Он даже предположить не мог, насколько с Максом не все в порядке. Очевидно, тот успел накрутить себя, а после всего, что произошло с ним за последнее время совсем не удивительно, что нервная система, наконец, просто не выдержала. Он столько времени держал все в себе, на пределе своих возможностей, что рано или поздно оно должно было дойти до критической точки и то, что было между ними сегодня, стало этой критической точкой. Женя винит себя. Он должен был остановить его. Должен был понять, что это совсем не то, чем могло на миг показаться его больной фантазии.

– Все хорошо, Макс. – Уже спокойно произносит Евгений, видя, как Максим обмякает окончательно. – Да?

Макс снова кивает, его начинает морозить, и он обхватывает себя за плечи. Женя поднимается и тянет Максима на себя, чувствуя, как буквально на глазах у того поднимается температура, и кожа становится обжигающе горячей под его пальцами. Только этого не хватало.

– Тебе нужно лечь.

Он вытягивает его из ванной в гостиную. Макс уже не сопротивляется. Женя наблюдает, как он ложится на диван, отворачиваясь спиной и натягивая на себя одеяло. Тяжело дышит, сжимаясь в комок, будто от боли. Его трясет и на это невозможно смотреть спокойно. Народными методами в виде валерьянки тут уже не обойдешься. Евгений вызывает врача, потом звонит на работу, предупреждая, что немного задержится. За это время ему удалось добиться того, что пока все работает как часы, если не учитывать форс-мажорных обстоятельств, без которых, конечно, не обходится практически ни один день.

Спустя полчаса Евгений открывает дверь невысокой женщине среднего возраста. Провожает ее в гостиную, а сам замирает на пороге, привалившись плечом к дверному косяку и сложив руки на груди. Напряженно наблюдает, пока она меряет температуру, давление, о чем-то тихо спрашивает Макса. Затем делает ему укол и, поднявшись со стула, слегка кивает головой Жене в сторону коридора. Они выходят, и врач бесшумно прикрывает за собой дверь.

– Он сейчас уснет, и скорее всего до конца дня будет либо спать, либо слабо и чуть заторможено реагировать на все. Вы родственники? – Мягко и не громко.

– Нет, друзья. Максим временно живет у меня.

– Вы не замечали никакого неадекватного поведения в последнее время? Излишней раздражительности? Депрессии? Перепадов настроения? – Серьезно интересуется она.

Женя кивает. Точное описание Макса за последние месяцы.

– У него сильный нервный срыв. Это первый или уже были прецеденты?

– Первый. – Уверено произносит Женя. – У него сейчас сложный период в жизни…

– Тогда можно обойтись курсом не сильного успокоительного, я напишу название. – Достает ручку и небольшой блокнот. – И если вы знаете, что могло послужить причиной срыва, было бы хорошо как-то оградить Максима от этого во избежание рецидива.

Женя знает, что послужило причиной – он. Все внутренности будто сдавливает тисками, и Евгений крепче сжимая челюсть, согласно кивает. Доктор записывает название препарата, отрывает листок и протягивает Жене.

– Обязательно проследите, чтобы он принял весь курс – пятнадцать дней. Это должно его немного восстановить. Главное, не допустить повторения, особенно в ближайшее время. Иначе тогда уже придется показаться психотерапевту.

Евгений благодарит ее и провожает. Приоткрывает дверь в гостиную и, остановившись на пороге, какое-то время наблюдает, как спит Макс, замотавшись в одеяло и уже спокойно дыша. Вновь закрывает ее и идет собираться на работу. Он не помнит, когда в последний раз в своей жизни чувствовал себя так же подавлено и отвратительно, как сейчас. Все то, что было между ними, смешалось со срывом Макса, отравляя каждую мысль и воспоминание, заполняя горечью, и Женя окончательно осознает, что это было первый и последний раз. У него больше не будет такой возможности, иначе снова придется вытаскивать Максима из ванной и вызывать скорую. Самое время смириться и не питать даже самых слабых надежд.

Женя машинально принимает душ, бреется, приводит себя в порядок, одевается. «Оградить во избежание рецидива». Он хорошо запомнил эти слова. Он просто забудет о случившемся и никогда и никак не напомнит об этом Максу. Но по каким-то только ему известным издевательским причинам мозг до сих пор продолжает проецировать перед глазами лицо Максима после их синхронно оргазма. Ни эротических стонов, ни страстных поцелуев, ни тем более самого секса… ничего не было. Был просто он. Шумно дышащий сквозь стиснутые зубы, впившийся пальцами в его руку, перешагнувший какую-то свою собственную грань, искренний в своей растерянности и открытый в осознании этой слабости. Настоящий. И больше всего Жене хотелось бы вновь довести его до оргазма, чтобы опять увидеть это выражение лица хотя бы на секунду. Он хотел бы показать Максу еще массу различных способов насладиться подобной близостью, после которых тот и думать забыл бы о женщинах.

Но, к сожалению, фантастические превращения встречаются один на тысячу, и их случай никак не попадает в этот смехотворный процент. Костя был тысячу раз прав. Нужно просто выбросить это из головы. Натурал всегда останется натуралом, даже если позволил себе вольность поэкспериментировать. И то, что между ними было, ничего не значит. А уж переход Макса в ряды геев и подавно, особенно учитывая его реакцию на собственный поступок. Это было ошибкой, о которой им обоим стоит навсегда забыть. Осталось только самому хотя бы попытаться сделать это.

Еще раз заглянув в гостиную, Женя прикрывает дверь и выходит из квартиры. Он уже на час опоздал на работу.

***

Макс с трудом открывает глаза, когда комнату уже успевают заполнить весенние сумерки. Он несколько раз медленно моргает, пытаясь понять, что с ним. Лежит, глядя в темно-серое окно, но в голове ни одной мысли, будто кто-то стер их или спрятал очень глубоко, а искать лень. Полная инертность. На короткие секунды в памяти оживает обрывочное воспоминание о сегодняшнем утре, но сейчас оно кажется не более чем еще одним из его ночных кошмаров – мутным, нереальным и бессмысленным. Внутри пустота. Но не болезненная, а уютная и спокойная. Не рвет на части, не саднит и не мучает. Просто вакуум.